Японца спас полицейский патруль, случайно проезжавший мимо. Юноша только что поступил в университет, но после происшедшего немедленно бросил учебу и вернулся в Японию. Покидая Соединенные Штаты, он сказал: «Мне стало страшно даже не потому, что меня собирались ограбить и убить, а потому, что, когда я позвал на помощь проходивших мимо интеллигентных пожилых супругов, жена велела мужу не связываться и потащила его за рукав. Они убежали. И это показалось мне самым страшным в Америке». С точки зрения Кена, эта история очень точно отражала суть национальной болезни американцев.
      Пусть кого-то убивают - тебе нет до этого дела. Тебе уютно и спокойно - это главное. А потому никогда не следует подставлять себя под удар. Начинать борьбу за справедливость можно лишь после того, как обеспечишь собственную безопасность. Быть свидетелем преступления и сделать вид, что ничего не происходит,- такое поведение разумных членов общества есть в конечном счете результат деятельности гигантской машинной цивилизации, заглушившей в людях человеческое.
      Как ни странно, желание отгородиться от чужих бед обнаруживается и у полицейских. Они охраняют человека и заботятся о поддержании порядка только на службе. А в остальное время они обыкновенные обыватели. Человек может попасть в беду у них на глазах, но они и пальцем не пошевельнут, если это будет хоть немного угрожать их собственной безопасности.
      Кен не был в этом смысле исключением. В служебные часы он смело шел навстречу убийце, но, если по дороге домой после долгого дежурства видел, что к кому-то пристает шпана, спокойно проходил мимо. Полицейские тоже люди. После работы они имеют право отдохнуть.
      И все-таки порой Кену становилось не по себе оттого, что он так легко поддавался этим настроениям. «Вот и меня отравил Нью-Йорк»,- думал он в такие минуты.
      Япония представлялась Кену в его смутных воспоминаниях «страной, где живут люди». Потому и волновал его остававшийся без ответа вопрос: чем была для Уилла Хэйворда Япония, если он послал туда своего сына, пожертвовав собой?
 

2

 
      Когда Кен, решив еще раз наведаться в квартиру Xэй-вордов, появился опять в царстве мусора, вони и пьяниц, там все выглядело в точности так же, как в прошлый рез: те же люди в тех же позах подпирали те же стены. Еще недавно Уилл Хэйворд был одним из них.
      Неподалеку от дома Хэйвордов на тротуаре стояла кучка оборванцев, явно чем-то удрученных. Их испитые лица блестели. Они плакали.
      Что тут такое? - спросил Кен у одного из них, подойдя поближе.
      Да вот, посмотрите, беда какая.
      Один из бродяг сидел, прислонившись к стене и уткнувшись лицом в колени. Перед ним стояло несколько бутылок дешевого виски. Все недопитые. Кен сразу понял, что произошло. Ему и раньше приходилось видеть подобные сцены.
      Когда?
      Сегодня утром. Приходим, а Сарди, бедняга, на своем обычном месте, ужи совсем холодный. Эх, Сарди, дружище, как же мы теперь без тебя?
      Уже сообщили?
      Да, сейчас за ним приедут.
      Пьяные бродяги провожали в последний путь одного из своих собратьев. Люди, искалеченные жизнью, ищут утешения в алкоголе, и рано или поздно алкоголь убивает их. Они утратили все желания. Все страсти угасли в них, все, кроме одной - страсти к спиртному. Они превратились в живые трупы и топят себя в вине, купленном на подаяние прохожих, тупо ожидая настоящей смерти.
      Но даже этим, почти мертвым людям больно, когда умирает их товарищ. Он жил тяжело и бессмысленно и вот, словно зверь, почуявший смерть, приплелся к этой стене умирать.
      Ему еще повезло: у его смертного «ложа» хоть кто-то стоит. Собутыльники, словно придя на панихиду, расставили вокруг него бутылки с виски вместо поминальных свечей.
      Сарди перед смертью так хотел попасть на родину!
      А откуда он?
      Вроде бы из Италии, с острова Сардиния. Я толком и не знаю, где это.
      Видно, потому его и прозвали Сарди… Должно быть, он при жизни так привык к этому прозвищу, что забыл свое настоящее имя. А может, они и не знают своих настоящих имен. Во всяком случае, некоторые из mix не знают, откуда они родом.
      Все эти бродяги, пришедшие хоронить товарища, понимают, что их ждет такая же судьба. Они только нз хотели бы умереть последними. Ведь тогда некому будет проводить их.
      Приехала машина из морга. На улицах Нью-Йорка ежедневно находят такие трупы. Кто умирает на тротуаре, кто в метро или на скамейке парка, кто в общественной уборной, а кто и в телефонной будке. Трупы подбирают специальные машины.
      Когда машина уехала, пьяницы как ни в чем не бывало разбрелись по своим обычным местам и погрузились в созерцание бутылки.
      - Пропустим по глоточку, а? - протянул Кену виски один из них, почему-то оставшийся на тротуаре.
      Оттолкнув бутылку, Кен вошел в дом и поднялся по лестнице. У Марио, как и в прошлый раз, во всю орал телевизор. Увидев полицейского, она лишь красноречиво пожала плечами - мол, чего пожаловал - и сказала:
      Та квартира стоит пустая, как было велено.
      Да кто ж в этот мусорный ящик жить-то пойдет?
      Э-э, не скажи, крыша над головой всем нужна. У меня тут каждый день очередь на эту квартиру выстраивается. Только потому и не сдаю, что полиция не велит. Вы уж возместите мне потери.
      Какие тут могут быть потери? Даже хозяин от этого дома отказался. Ему ремонт дороже квартплаты станет.
      - Ну ладно, что тебе сегодня-то от меня надо? Я вроде ничего такого не сделала, чтобы полиция за мной ходила,- сбавила тон Марио.
      - Для начала утихомирьте телевизор.
      Туша Марио колыхнулась, телевизор замолк.
      Я опять насчет Хэйвордов. Фотографий их у вас случайно нет?
      Фотографий?
      Да, особенно отец меня интересует.
      Да откуда ж они у меня?
      Эти люди столько лет тут жили. Может, снимались когда.
      Что они, богачи, что ли, были? Да у вас в полиции наверняка их карточки есть, коли они на чем попадались.
      Не попадались.
      Тогда взять негде.
      А вещи у них в комнате никто не трогал?
      Это ты их барахло вещами-то назвал? Хороши вещи - даже украсть нечего.
      Я хочу еще раз на них посмотреть…
      Забрала бы полиция к себе это барахло, и дело с концом…
      Сопровождаемый ворчанием Марио, Кен вошел в жилище Хойвордов, оставляя на пыльном полу следы. Других следов не было видно, значит, со времени его первого посещения сюда действительно никто не входил. Вещи разбросаны так же, как в прошлый раз.
      Повторный обыск ничего не дал. «Уилл Хэйворд,- раздумывал Кен,- служил в армии. Поискать его фотографию у военных? Но на это потребуется официальное разрешение». Кен продолжал заниматься делом Хэйвордов на свой страх и риск, и обращаться с подобной просьбой к О'Брайену ему не хотелось. Он и так доставляет инспектору массу хлопот. Любительское следствие, несомненно, имело свои неудобства.
      В этот момент раздался легкий стук в дверь, и в комнату заглянула Марио.
      - Я ухожу,- сказал Кен, решив, что ей надоело ждать, когда он соблаговолит удалиться.
      Но она, видимо поняв по выражению лица Кена, что обыск желаемого не принес, сказала:
      Я тут припомнила кое-что, кажется, я знаю, у кого может быть фотография дядюшки Уилли.
      Да ну! - обрадовался Кен и грозно добавил: - Имя?
      Нечего на меня кричать, я и так скажу. Фотограф она. Из Японии.
      Из Японии?
      Живет тут неподалеку и все Гарлем снимает. Может, дядюшку Уилли тоже снимала? Чудная такая.
      Женщина?
      Ну да. Уже года два тут живет.
      Где именно?
      На сто тридцать шестой улице, в доме двадцать два. Рядом с больницей. Ее все тут знают, найдешь сразу.
      Кен вылетел от Марио, даже не сказав спасибо. Такого сюрприза он не ожидал. Кен знал, что иностранные туристы любят фотографировать Гарлем - из окон проезжающих мимо туристских автобусов торчат обычно целые батареи фотокамер. Но снимать в самом Гарлеме - на такое отважится не всякий. Самых отчаянных хватает лишь на то, чтобы, замирая от страха, пристроиться с фотоаппаратом где-нибудь на 125-й улице - главной улице района. И вдруг на тебе, японка - женщина! - селится в Гарлеме, чтобы фотографировать ого. И Кен, при всей своей осведомленности в местных делах, ничего об этом не знает!
      Японка жила на самой границе между негритянским и восточным Гарлемом. Обосновавшиеся на тротуарах бродяги сразу объяснили Кену, как ее найти. Наверно, им тоже приходилось попадать к ней в объектив.
      Дом, в котором жила женщина-фотограф, был такой же обшарпанный и грязный, как тот, где только что побывал Кеп. Его красные кирпичные стены, одряхлевшие в ожидании сноса, были расписаны антивоенными лозунгами и похабщиной. У входа валялся опрокинутый мусорный ящик, в нем рылись бродячие псы. Рядом грелся на солнышке старик-пьяница. Только детей почему-то нигде не было видно. Обычно на них натыкаешься на каждом шагу. Послеполуденный Гарлем без шныряющих повсюду детишек в чирьях выглядел зловеще, как после мора.
      Привратницы вроде Марио здесь не было. Вероятно, владелец дома сам приходил за квартплатой.
      Найти квартиру японки оказалось нетрудно: на одной из дверей второго этажа Кен увидел табличку с ее именем. Он постучал.
      - Кто там? - послышалось из-за двери.
      «Наверно, это она и есть»,- подумал Кен и сказал:
      - Полиция.
      При слове «полиция» дверь немедленно отворилась. И перед Кеном появилась невысокая стройная женщина. Кен немного опешил: он ожидал увидеть почти звероподобное существо, а японка оказалась красивой молодой особой - правильные черты лица, на вид не старше тридцати.
      Юкико Мисима? - осведомился Кен.- Меня зовут Кен Шефтен. Между прочим, не следует с такой готовностью открывать дверь, даже если вам скажут «полиция». В Нью-Йорке полно фальшивых полицейских. Да и настоящим не всегда можно доверять.
      Ну что вы. Я уже давно в Гарлеме, и со мной ни разу ничего плохого не случилось. Это со стороны страшновато, а па самом деле люди здесь славные. И что все так боятся Гарлема? Что до меня, так я только тут и чувствую себя в безопасности.
      Вы просто еще не знаете его по-настоящему. Как, впрочем, и сам Нью-Йорк. К счастью, Гарлем принял вас как гостью, вот все страшное и проходит мимо вас.
      А я вполне доверяю и Гарлему, и Нью-Йорку, и Америке.
      Спасибо вам от всех американцев. Но перейдем к делу. Не приходилось ли вам фотографировать некоего старика - Уилла Хэйворда?
      Хэйворда?
      Это негр, который жил на сто двадцать третьей улице. В июне его сбила машина, после чего он умер. Уилл жил с сыном Джонни.
      Я многих снимала в Гарлеме… Нет ли у него каких-нибудь примет?
      Это я как раз и хотел узнать.
      А сколько ему примерно было лет?
      Шестьдесят один год. Он был алкоголик. В молодости проходил военную службу в Японии.
      В Японии? Вы говорите, сто двадцать третья улица… Может, это Джапан-Па?
      Джапан-Па?
      Да, был там один такой старик, просто помешанный на Японии, все вспоминал, как он туда ездил. Потому и прозвище ему дали Джапан-Па.
      Наверняка он: много ли в Гарлеме таких, кто бывал в Японии.
      Если это Джапан-Пa, то я его много снимала, сейчас вам покажу. Заходите, пожалуйста,-пригласила женщина.
      До сих пор весь разговор происходил в дверях. Хоть дом, в котором жила Юкико Мисима, был стандартной гарлемской застройки, квартира ее выглядела совсем не так, как у Марио или у Хэйвордов: нарядная и уютная, она, безусловно, могла принадлежать лить молодой женщине.
      Юкико пригласила Кена в большую комнату, где были красиво расставлены стол, стулья, кровать, ночной столик, диван, гардероб, телевизор и трюмо. Был здесь и книжный шкаф с японскими книгами. Б комнате царил порядок, выдававший характер ее обитательницы. На окне висели уютные ярко-розовые занавески. Похоже было, что Юкико живет здесь уже довольно давно.
      Часть комнаты была отгорожена занавеской, за которой угадывалось фотооборудование. В другой комнате Юкико, очевидно, устроила себе фотолабораторию, потому что спустя минуту опа вышла оттуда с ворохом фотографий.
      - Я выбрала самые характерные,- сказала она.- Вот он, Джапан-Па.
      С фотографий, разложенных на столе, на Кена глядел немолодой толстогубый негр. Глубокие, как шрамы, морщины. Равнодушные глаза, поблескивающие на застывшем старом испитом лице. Из-за пьянства Уилл выглядел старше своих лет. У него было лицо дряхлого человека, растерявшего со старостью все свои желания - одна только память о них еще живот под морщинистой кожей. Снято крупным планом, в нескольких ракурсах.
      Так, значит, это и есть Уилл Хэйворд?
      Имени этого человека я не знаю. Но если вам нужен негр со сто двадцать третьей улицы, который бывал в Японии, то это Джапан-Па, других таких там нет.
      Кен так и ел глазами снимки.
      - Это ваш знакомый? - удивленно спросила Юкико: очень уж явной была заинтересованность Кена.
      Нет… А вы не могли бы дать мне эти фотографии?
      Пожалуйста, возьмите. У меня все равно остаются негативы.
      Большое спасибо. И советую вам обставить комнату поскучнее.
      Зачем?
      Чересчур привлекает.
      И возбуждает?
      Да как вам сказать: просто не забывайте, что это Гарлем.
      Спасибо за предостережение. Но я все-таки оставлю все как есть: пока ведь со мной ничего особенного не случилось.
      И не впускайте в комнату всякого, кто назовется полицейским. Я, конечно, другое дело…- шутливо улыбнулся Кен, покидая квартиру Юкико.
 

3

 
      С первого взгляда, брошенного на фотографии Уилла Хойворда, Кена не покидало удивление. По очень скоро удивление перешло в подозрение.
      Раньше эта мысль не приходила ему в голову. Чтобы проверить ее, Кен еще раз отправился в центральное нотариальное бюро. Там он навел справки о семье Терезы Норвуд, жены Уилла Хэйворда. Дед и бабка Терезы по матери были неграми, они приехали в Нью-Йорк с Юга в начале века. Родители ее - отец Терезы тоже был негр - жили в Гарлеме с 1943 года.
      Чистокровным негром был и Уилл Хэйворд. По данным нотариального бюро, ни белых, ни азиатов среди его ближайших предков не было. Сведения о дальних предках следовало бы искать на Юге, но вряд ли там могли сохраниться какие-либо записи о давно переселившейся на Север семье негров, которых на Юге и за людей-то не считали. В Америке в отличие от Японии учет населения ведется не посемеяно, а индивидуально. При этом указывается, с кем человек состоит в браке; имзна же родителей, как правило, не указываются. Проследить родственные связи при такой системе крайне трудно. Данные о рождении Терезы и Уилла были получены при переписи населения полупринудительным путем. Наверно, они и сами не слитком хорошо разбирались в своей родословной.
      А между тем из предыдущих расспросов Кену было известно, что Джонни Хэйворд был непохож на чистокровного негра. В транспортной конторе, на последнем месте работы Джонни, Кену показали его фотографию. На ней он выглядел необычно светлым, и в чертах его лица было что-то явно азиатское.
      Дети от брака негров с белыми, пуэрториканцами, итальянцами встречаются часто. А вот метисы от браков негров с азиатами - вещь сравнительно редкая. «Отец Джонни служил в Японии. Что, если Джонни…» Это бы многое объяснило. Правда, Джонни родился в октябре 1950 года, примерно через десять месяцев после бракосочетания родителей. Следовательно, отец не мог привезти ого с собой из Японии.
      А если Уилл сообщил ложные сведения о времени рождения ребенка? И такое нельзя было скидывать со счетов. Сейчас свидетельство о рождении выдают на основании справки присутствовавшего при родах врача, но в трущобах, где роды без врача не редкость, частенько обходятся и без справки.
      А двадцать с лишним лет тому назад, сразу после войны, документы и вовсе, наверно, оформлялись кое-как. Указать в них более позднюю дату рождения было не так уж сложно. Во всяком случае, если свидетельство было выдано только на основании заявления родителей, места для сомнений более чем достаточно.
      Предположим, размышлял Кен, что Джонни Хэйворд родился в Японии. По каким-то причинам его отец расстался с его матерью и забрал сына с собой, в Америку. Вернувшись на родину, он женился. И для того, чтобы выдать Джонни за сына от законной жены, указал ложную дату рождения. Что ж, весьма правдоподобно. Ио тогда мать Джонни должна жить в Японии.
      Гипотеза казалась очень заманчивой. Она хорошо объясняла цель приезда Джонни в Японию. Джонни вполне мог отправиться туда для того, чтобы повидать мать. Может быть, никчемный пропойца Уилл, предчувствуя скорый конец, рассказал сыну о его настоящей матери. А может быть, Джонни знал о ней с самого начала. Уиллу все равно оставалось жить недолго. Его здоровье было подточено алкоголем, не нужный никому, он только мешал сыну жить. И он решил «утилизировать» себя самого и обеспечить сыну деньги на поездку в Японию, к матери. Кен был уверен в справедливости своего предположения.
      «Приехал повидаться с матерью, а его там убили. Невеселая история»,- подумал он и впервые почувствовал жалость к безвестному негритянскому парню, погибшему в чужой стране. Впрочем, Япония не была для Джонни чужой. Она была его «родиной-матерью» в буквальном смысле слова. И эта родина его убила.
      Смог ли он встретиться с матерью? Должно быть, он погиб, так и не успев это сделать. Если мать узнает о его смерти, это будет для нее большим потрясением. Но вероятнее всего, она ничего не знала о его приезде.
      И тут, выстроив длинный мост из собственных вопросов и ответов, Кен вздрогнул, словно от удара током,- так чудовищна была мысль, подстерегавшая его в конце моста.
      «Неужели…» - Кен замер и уставился в пустоту.
 

Городок в глуши