– Это ты говоришь к чему?
– Ты не можешь сражаться сразу за обе стороны, Кэти.
– Я…
– Я не кляну тебя ни за что. Черт, я горд за тебя, за то, чего ты достигла. Но через несколько дней здесь высадятся войска ООН. И они будут стрелять в нас. Поэтому не требуй, чтобы я доверял тебе только потому, что когда-то знал одну маленькую девочку. Она давно уже умерла. Ты убила ее в тот день, когда поступила на службу.
Эти слова заставили ее задуматься. Она взглянула на незнакомую женщину и увидела ледяной взгляд голубых глаз, направленный на нее. Она посмотрела на Дааля и увидела такие же светлые глаза и недоверчивый взгляд. «Он презирает тебя», – подумала она. Слова всплывали в сознании раньше, чем она успевала подавить их: «Он презирает тебя и имеет на это право. Когда ты стала такой лицемерной?»
Она беспощадно оттолкнула от себя эту мысль.
– То, о чем ты говоришь, походит на войну, – сказала она.
– Это и есть война. И ты выбрала тех, за кого ты, пятнадцать лет назад.
Она посмотрела на вертолетную площадку и увидела, как группа охранников окружила ее по периметру.
Нет. Не группа. Строй. За строем стояли техники компании в бело-оранжевых комбинезонах и руководство шахты – в синих. По эту сторону строя была волнующаяся толпа шахтеров и жителей Шэнтитауна.
Они стояли, склонив головы, согнув плечи, стараясь не глядеть в упор на людей компании, и гудели на низких тонах, словно осиный рой, который неосторожно потревожили.
Ли знала этот звук. Это был гул толпы, готовой разорвать кого-то. Началась забастовка.
– Уходи! – сказал Дааль.
Она пошла, чувствуя спиной буравивший ее взгляд двух пар светлых глаз. Как будто эти глаза могли разглядеть все насквозь, через кожу и сталекерамику, и понять, что она все-таки струсила.
Должно быть, она заснула в челноке, поскольку не помнила дорогу на станцию.
Когда они причалили, она еле добралась до своего жилища, не обращая внимания на замусоренные коридоры, открытые двери и спасателей, прибывавших со всех других станций, управлявших горными работами в системе. Она едва могла сконцентрировать взгляд, а глаза и горло горели, словно их ободрали.
Она прижала ладонь к датчику на двери и подождала немного в коридоре, пока он читал ее имплантат. Она вошла внутрь до того, как почувствовала легкое ощущение необъяснимой тревоги, предупреждавшее об опасности.
Прежде чем она смогла отреагировать, чья-то жесткая рука закрыла ей рот.
– Оставь ведьму в покое, – прошептал ей в ухо мужской голос, – и не задавай вопросов, на которые ты не хочешь получить ответов.
Она просканировала и убедилась, что у напавшего на нее нет оружия. Это была хорошая новость. Плохой новостью было то, что у него стоял защитный экран, что означало наличие внутреннего оборудования.
Он развернул ее и стукнул головой о стенку так сильно, что у нее выступили слезы.
– Несчастные случаи происходят и на станции, – прошептал он, – а не только под землей.
А затем он исчез – как раз в тот момент, когда Ли поняла, что запах, который она уловила, исходил от дешевого лосьона, которым пользовался Кинц.
СТАНЦИЯ АМК: 25.10.48
Ей постучали в дверь, когда было уже далеко за два часа ночи по станционному времени.
– Кто там? – спросила Ли, находясь в полусне. Она попыталась вспомнить, была ли она одета, когда легла, чтобы не оказаться в неприличной ситуации. Прозвучавший шепотом ответ заставил ее полностью проснуться и поспешить к двери.
Как только дверь со свистящим звуком отворилась, стоявшая за дверью Белла чуть не упала Ли на руки. Ли, поддерживая ее, проводила Беллу к постели. Белла уцепилась за нее, словно тонула. Ли откинула волосы с ее лица и увидела новый синяк, ярким цветом выступивший на фоне старого, уже поблекшего до оттенка слоновой кости.
Сначала она подумала, что это сделал Хаас. Но вспомнила, что Белла никогда и ни в чем его не обвиняла. И Ли не слышала от нее ничего, кроме намеков. Хааса уже несколько дней не было на станции, сначала он был в Хелене, затем руководил спасательными операциями с поверхности планеты. Значило ли это, что он вернулся? Или это сделал кто-нибудь другой? И что, в конце концов, она знает о Белле?
– Хаас не знает, что я здесь, – сказала Белла, дрожа всем телом. – Он… заснул.
– Пошли, спустимся в службу безопасности. Ты сможешь там написать заявление.
– Нет, – прошептала Белла. – Ты рано или поздно улетишь отсюда. И не останется никого, чтобы защитить меня.
Ли смотрела на нее, понимая, что все сказанное Беллой – правда. Ей было противно от этого, противно потому, что она ничего не могла сделать, чтобы изменить положение вещей.
Белла вздрогнула и высвободилась из рук Ли.
– Где ты взяла это? – спросила она, подняв с пола книгу «Ксенограф», принадлежавшую Шарифи. – Это книга Ханны.
– Я взяла у нее в комнате.
Белла посмотрела на Ли с уже знакомым оценивающим выражением на лице.
– Почитай мне, – сказала она. – Как Ханна.
Ли задумалась.
– Пожалуйста, я хочу послушать твой голос.
Ли полистала книгу, раздумывая, какие места Ханна стала бы читать Белле. Она вспомнила свои скрытные детские привычки, приобретенные во время чтения библиотечных книг: перегибать книгу так, чтобы следующий читатель не догадался, что ей понравилось, не подглядел бы ее чувства во время чтения. Была ли Шарифи похожей на нее скрытной хранительницей секретов? Ли сомневалась в этом. Той Шарифи, которую она наблюдала, той Шарифи, о которой рассказывали Белла, Шарп и Коэн, неинтересно было хранить какие-нибудь секреты.
Она подняла книгу и уронила ее так, чтобы та раскрылась. Она увидела на полях пометку, сделанную аккуратным почерком Шарифи, и прочитала подчеркнутые фразы.
«Я пишу эти слова, сидя в нашем полевом лагере. За мной высятся восьмитысячники Йоганнесбургского массива – ни на один из них еще никто не поднимался. Слева от меня соленые мелководья древнего океана, по берегам которого я бродил в течение двух лет. Справа от меня поднимаются горы, нанесенные на карты Картрайтом и Даширом. Полностью нетронутые, чужие и совершенные, как и в первый день, когда мы увидели их.
Но по дороге к лагерю я прошел мимо терраформирующей фабрики. Я видел бассейны, где разводили водоросли, и фермерские поля. Теперь у меня есть колосок пшеницы. Он – на листе бумаги, на котором я сейчас пишу. Я поднял его с межи. Жизнь в травинке.
Жизнь для другой планеты. Для этой – смерть и медленное неотвратимое гниение вслед за лучшими намерениями.
Мы творили эти планы, мы занимались картографией. Монахи и верующие. Мы пришли в этот край подобно святым, приходящим в пустыню. Мы пришли, чтобы измениться.
Но ничто не меняется. Все, до чего дотронутся люди, меняется».
А на полях были слова, написанные рукой Шарифи: «Но ты все же указал им путь, не так ли?»
Их Ли не стала читать Белле.
Ли оторвала глаза от книги и обнаружила, что Белла пристально смотрит на нее. Ли закрыла книгу и заговорила. Белла приложила палец к губам.
– Тише, – прошептала она, прижавшись к Ли и наклонив свою голову так, что волосы касались рта Ли и щекотали ее ноздри.
– Как мне помочь тебе, Белла? Скажи. Что мне сделать?
– Просто обними меня.
И Ли обняла ее. От запаха и ощущения тела Беллы у нее участился пульс, а в животе появилось томление от желания, от которого, к стыду своему, она не могла удержаться.
Они сидели так очень долго, и Ли уже начала думать, что Белла заснула, когда она наконец вновь заговорила.
– Насколько ты сильна? – спросила Белла.
Ли вздрогнула от такого неожиданного вопроса.
– Сильна.
– Сильнее мужчины?
Теплой рукой она залезла под майку Ли и провела по ее бокам и животу.
– Намного сильнее, – сказала Ли.
Рука остановилась. Белла подняла голову и внимательно посмотрела на нее.
– Тебе приходилось убивать?
Ли вздрогнула. Она сразу же вспомнила о Корчове, почти ожидая насмешки или обвинения.
– Конечно приходилось, – прошептала она.
– На что это похоже?
– Ничего приятного.
– Чувствовала ли ты когда-нибудь вину за это?
– Иногда. – Она вспомнила сверкающий восход солнца на Гилеаде, горы, до снежных вершин которых оставались уже доли секунды, не раскройся ее запасной парашют. – В некоторых случаях.
– Но потом ты совершала скачки к новой звезде, к новой планете и забывала обо всем этом. Это – дар. Быть способной оставить какое-то место навсегда. Забыть ту личность, какой ты стала там. Некоторые все бы отдали за это.
– Но это совсем не так, – запротестовала Ли, но Белла уже не слушала ее.
– Поцелуй меня, – сказала она. Ли сдержалась.
– Разве ты не хочешь?
– Послушай, – начала Ли, но все, что она хотела сказать, исчезло в затаившемся вздохе, когда пальцы Беллы круговым движением погладили ее сосок.
– Твой взгляд говорит, что ты хочешь меня, – прошептала ей на ухо Белла.
Ее шепот был уже сам по себе лаской.
– Смотреть не значит делать, – сказала Ли, теряя волю и способность думать рационально.
Но это были всего лишь слова, и Белла знала об этом так же, как и она.
Вместо ответа она опустилась на колени перед Ли и поцеловала ее живот, ее талию, уголок бедра.
Книга упала на пол и осталась лежать там, забытая. «Я смогу через минуту остановиться, – подумала Ли, притягивая к себе Беллу. – Если захочу. Я смогу остановиться в любое время, когда захочу».
Затем она прижалась ртом к бледному лицу Беллы, утопила руки в черном потоке ее волос, и их губы нашли друг друга.
Потом Белла плакала и рассказывала о Шарифи.
Ли спрашивала себя: чего еще она ожидала, когда увидела Беллу на своем пороге? Что еще могла Белла увидеть в ней, кроме эха другой женщины? Ни вопросы, ни очевидные ответы не успокоили ее.
– Ханна сама была генетической конструкцией, – рассказывала Белла. – Не частичной конструкцией, как ты, а полной.
Ли кивнула, пытаясь представить себе, достаточно ли Белла знакома с политикой ООН, чтобы понимать разницу между двумя этими понятиями и представлять, что такое обязательная регистрация и красная полоса на обложке паспорта Шарифи.
– Она была первой, кто заговорил со мной, кто понял, как тяжело быть здесь одной. Не имея никого рядом. Она сама прошла через все это. Она оставила своих сестер, друзей, свою планету. Все. Ты не можешь себе представить, как это тяжело.
Ли ничего не сказала. Она просто лежала, гладя волосы Беллы, стараясь перебороть в себе чувство стыда. Слушая воспоминания Беллы о Шарифи, она поняла, что все это время обманывала себя. Белла не помнила ничего, кроме тех обычных мелочей, которые всегда помнят любовники. И ни одна из них не значила сегодня ничего. Ни для Нгуен, ни для Корчова. Ни для самой Ли. Белла была единственной, для кого Шарифи была все еще жива. И вот в такой чрезвычайно странный момент Ли вспомнила о Коэне и почувствовала себя еще хуже.
– Это не от знания делается так больно, – сказала Белла таким голосом, что казалось, она вот-вот снова расплачется. – Если бы я только знала, что с ней случилось. Если бы я знала, почему это произошло. Была ли там политика. Или деньги. Или что-то еще.
– А что бы изменилось, если бы ты знала почему?
– Просто, – сказала Белла, неожиданно разразившись рыданиями. – Просто мне не хотелось бы, чтобы она погибла, пытаясь помочь мне.
После этого они больше не говорили ничего. Белла уснула в слезах. Ли долго не спала, обнимая ее хрупкие плечи, слушая, как она звала мертвую женщину во сне.
СТАНЦИЯ АМК: 25.10.48
– Привет, Кэтрин.
Ли сразу проснулась и увидела Беллу, сидевшую в другом конце комнаты на ее единственном стуле, полностью одетую, с подогнутыми под себя ногами. Дым от закуренной сигареты из пачки Ли лениво вился над ее головой.
– Извините за фамильярность, майор. Но я полагаю, что знаю вас достаточно хорошо, чтобы обойтись без званий. Вы ведь не возражаете, если я буду называть вас Кэтрин? Или, может быть, лучше Кэйтлин?
В голосе отсутствовала нервная нотка, свойственная голосу Беллы, а рука с сигаретой двигалась слабыми рывками, словно ею кто-то управлял, дергая за веревочку. Белла была оборудована для шунтирования, и кто-то сейчас пользовался этим. Похититель тел.
Ли не стоило так волноваться из-за этого. Конечно, Белла была специально оборудована. Вероятно, более искусно, чем сама Ли. Но все же это было далеко от сцены завтрака в постели на следующее за ночью любви утро, какую она себе представляла. Ли села и потянулась за одеждой, скомканной в клубок в ногах кровати. Кто бы ни завладел Беллой, она хотела разговаривать с ним одетой.
– Красивая татуировка, – сказал этот кто-то, когда она натягивала майку на голову.
– Отвали.
– Нужно быть очень осторожной. В этих татуировочных салонах можно всякое подхватить.
– Это угроза?
– Но ведь вы не очень боитесь заразиться, не так ли?
– А это к чему?
– Только к тому, что всегда приятно встретиться с конструкцией компании «КсеноГен». Я ощущаю по отношению к вам определенное чувство семейной близости. Возьмем, например, геном Беллы, – при этих словах рука Беллы указала на свое тело, – его набор по крайней мере на сорок процентов относится к периоду до Исхода. Без вас ее создание было бы невозможным. Так плохо, что в ООН не сумели предвидеть развитие событий и не довели начатое дело до логического завершения.
Ли смотрела на лицо Беллы, стараясь найти в нем какую-нибудь подсказку, чтобы подтвердить свое собственное подозрение.
– Корчов?
Он улыбнулся холодной улыбкой, в которой не было ничего от Беллы.
– Умница.
– Не вмешивайте сюда Беллу, Корчов. Она здесь ни при чем.
– Она как раз и при чем. Тот выбор, который вы должны сделать, повлияет на последующее существование каждой генетической конструкции, как в пространстве ООН, так и за его пределами. Если вы цените себя – а я очень надеюсь, что это так, – все изменится. Если отвернетесь и пройдете мимо, ничего не произойдет.
– Прекратите говорить загадками, Корчов. Что вы хотите?
– А вы не догадываетесь? – Глаза Беллы расширились от изумления. – И даже не подозреваете?
– Я не могу дать вам записи данных Шарифи, – процедила Ли сквозь зубы, – насколько мне известно, она порвала их и запустила на орбиту.
– Речь идет не о данных, майор. Все гораздо сложнее. – Губы Беллы растянулись в сжатую улыбку. – Нгуен так ничего вам и не рассказала, не так ли? Она что, в вас сомневается? Или у нее есть сомнения в отношении AI? Интересно. Хорошо. То, что я хочу, очень просто. Я хочу провести эксперимент Шарифи заново. Или, выражаясь прямо, я хочу, чтобы вы провели его для меня. Ли пристально смотрела на него.
– Это не так уж и сложно. Мне необходимы три вещи, чтобы приступить к нему.
Он начал загибать тонкие пальцы Беллы, называя их.
– Первое – сияющая воронка. Второе – интрафейс. Третье – пара AI-человек, чтобы опробовать интрафейс.
Он посмотрел на Ли, словно ожидал ответа, но ей нечего было сказать.
– Шарифи понадобились годы и множество действий, законность которых остается под вопросом, чтобы собрать эти три необходимых компонента воедино. Однако серия случайных совпадений предоставила мне возможность, если можно так выразиться, следовать за ней по пятам. У меня в руках уже половина интрафейса – невропродукт, который фактически вы так любезно добыли для меня.
Ли поперхнулась.
– Конечно, тут вы заподозрили нашу маленькую красавицу, – сказал Корчов. – Белла была полезна нам во многих отношениях. Спасибо ее Синдикату. Как бы то ни было, невропродукт – в моих руках. А также сияющая воронка, найденная Шарифи… по крайней мере до того, как этот идиот Хаас начал влезать не в свое дело. И… – он торжествующе улыбнулся, – у меня есть вы.
– Значит, я оказалась в ненужном месте в ненужное время?
– Совсем не так. Вы сами в этом убедитесь, и убедились бы уже давно, если бы не лгали людям так долго, что сами запутались, кто вы есть на самом деле. Оборудование, которое у нас есть, вырастили для Шарифи. Потребуются месяцы, возможно годы, чтобы переделать его под кого-то другого. Но нам не следует делать это, не так ли? Поскольку у нас есть Шарифи. – Он показал рукой на Ли. – Она сидит передо мной.
– Я – не Шарифи, – ответила Ли.
– Для интрафейса вы – именно она. Никакая косметическая хирургия и маскировка, ничего из того, что сделал вам подпольный доктор, не скроет, кем вы были.
У Ли все внутри перевернулось.
– Я не знаю, о чем вы говорите.
– Мы вернемся к этому позже, – уклончиво сказал Корчов. – А пока вам предстоит выкрасть операционную программу для интрафейса – ту, которую вы уже однажды выкрали с Метца по приказу Нгуен. Вы удивлены? А зачем вас посылали на Метц, как вы думаете? После чего мы вновь закончим полевые испытания, которыми занималась Шарифи. Просто чтобы ответить на несколько еще не решенных вопросов.
Пальцы Беллы достали сигарету из пачки, оставленную Ли на столе, и зажгли ее. Для возбужденных адреналином нервов Ли треск горящего табака прозвучал пушечным выстрелом.
– Конечно, вам придется перенести небольшую хирургическую операцию, – сказал Корчов. – Но мы не должны волноваться по пустякам.
– Я не буду этого делать, – сказала Ли.
– Ну, все-таки будете. Позвольте сказать вам кое-что еще, майор. – Корчов с доверительным видом нагнулся к ней. – Я продолжаю верить вам. Я думаю, вы поможете нам по своей собственной воле. Поскольку это то, что от вас требует история. И хотя вы можете отказать мне прямо сейчас, вы будете потом благодарны за то, что я помог вам понять это. Я вполне, вполне уверен в этом.
– Вы с ума сошли. Он улыбнулся.
– Я – просто идеалист. Вы читали что-нибудь по синдикалистской политической философии? «Состояние отчужденности»? «Упадок и закат видов»?
– Я видела этот фильм. И не теряйте времени на ерунду вроде «зова генов», «брешей в строю» и «определения моей роли». Я в эти игры не играю.
– Жалко. Хотя, должен признаться, вовсе не неожиданно.
Корчов поднял руку Беллы, и под изгибом ее ладони появилась бледная видеограмма. Она вращалась, раскладывалась и превратилась в клочок пожелтевшей бумаги с написанными на нем строчками цифр.
– Что это? – спросила Ли и почувствовала, как дрожит ее голос.
– Я уверен, вы догадываетесь, – сказал он, передавая ей эту бумажку.
Клочок ощущался на ощупь так реально, что у нее мелькнула мысль порвать его, сжечь, любым способом отделаться от него. Но она знала, что и грубая поверхность бумаги в ее пальцах, и даже едва уловимый запах плесени, исходивший от нее, – все было иллюзией. Оригинал находился где-то далеко. Там, внизу, на Компсоне, у Корчова. А может быть, даже на Гилеаде.
– Я не знаю, что это такое, – сказала она. Хотя, конечно, она знала.
– Прочтите ее, – предложил Корчов.
Сверху страницы прописными буквами было напечатано:
«РЕПРОДАКШН ТЕКНОЛОДЖИЗ, С. А., ДЖ. М. ДЖОСС, ДОКТОР МЕДИЦИНЫ ОБЩЕЙ ПРАКТИКИ, БАКАЛАВР ЕСТЕСТВЕННЫХ НАУК, СПЕЦИАЛИСТ ПО ТЕХНОЛОГИИ ИСКУССТВЕННОГО РЕПРОДУЦИРОВАНИЯ И КОРРЕКТИВНОЙ ГЕНОИНЖЕНЕРИИ».
Под этой надписью шло несколько групп чисел: медицинские коды – слева, цены – справа. Цены были даны как в валюте ООН, так и в дензнаках АМК.
Ли не нужно было спрашивать у своего «оракула» о значении этих кодов – она их знала. А если бы даже и не знала, то под четко напечатанным медицинским заключением стояла ее подпись, или, точнее, подпись Кэйтлин Перкинс.
– Где вы взяли это? – прошептала она.
– А где, по-вашему, майор?
– Я сама видела, как Джосс сжег мою карточку. Он сделал это в раковине. Я бы не ушла, пока он не сделал этого.
– Очевидно, – сказал Корчов, – он сжег не все. В человеческом пространстве людям так трудно верить.
Она села, понурив голову, упершись глазами в эту бумажку. Когда Корчов подошел, чтобы забрать ее, она не сделала никакого усилия, чтобы остановить его.
– Хорошо, – сказал он, складывая этот клочок бумаги и удаляя его из реального пространства. – Мы все ошибаемся. Главное сейчас – оставить сожаления позади и двигаться вперед.
– Что вы хотите?
– Я хочу, чтобы эта маленькая затея удалась с пользой для всех нас. Но сейчас, в данный момент, я хотел бы, чтобы вы сделали выбор. Если вы решитесь помочь мне, то через двенадцать часов вы отправитесь в Шэнтитаун и повстречаетесь там с человеком, который снабдит вас информацией, необходимой для первого этапа операции. И захватите с собой AI. Или, по крайней мере, свидетельство того, что он примет участие.
Ли потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить, что Корчов имеет в виду Коэна.
– У него нет контракта с нами, – попыталась возразить она. – Он – сам по себе. Я не могу заставить его и пальцем шевельнуть.
– Думаю, что вы можете заставить его делать многое на самом деле.
– Вы думаете неправильно.
– Неужели? А почему нам не спросить его самого?
– Ну, конечно, – с сарказмом сказала Ли. – Мне сейчас нарисовать пентаграмму и трижды произнести его имя?
Корчов улыбнулся.
– Замечательная идея. Но думаю, хватит простой и искренней просьбы о помощи. Попытайтесь.
Она еще раз пристально посмотрела на Корчова. И попыталась. И Коэн появился, реальный, как государственный платежный чек.
Он был в летнем костюме гранатового цвета. Где бы он ни находился, когда бы она ни звала его, он всегда был в процессе переодевания. Он наклонился, все еще глядя в зеркало, которого здесь уже не было, и повязывал шелковый галстук грибного коричневого цвета вокруг своей шеи.
– О Боже, – сказал он.
У него был определенно смущенный вид, когда он поднял голову, чтобы оглядеться, но, увидев Ли, он прищурился и улыбнулся.
– Какой сюрприз!
Затем он понял, что она раздета, увидел смятую кровать и Беллу, сидевшую в противоположной стороне комнаты, и его улыбка исчезла.
– Корчов, – сказал он вежливым голосом, в котором чувствовалась угроза. – Я не могу сказать, что мне приятно, поэтому я не скажу ничего.
– Мне кажется, мы уже говорили об этом, Коэн, – сказала Ли. – Я думала, что ты прекратил шпионить за мной.
Он повернулся к ней снова.
– Какое противное словечко. Конечно, я никогда не осмелился бы шпионить за тобой. И если я нанимаю самостоятельно действующего агента или двух, чтобы наблюдать за тобой, так только ради того, чтобы неприятные люди, – он посмотрел на Корчова, – не сделали тебе плохо.
Белла со значением кашлянула, и Коэн снова обратился к ней.
– Итак, – замурлыкал он, – Корчов, я почти не признал тебя в этом дешевом шунте. Тебе действительно нужно попросить у Синдикатов прибавки к жалованью. Ты все еще работаешь на них, да? Или твой знаменитый идеализм иссяк и ты теперь получаешь деньги и от ООН?
– Коэн, – сказала Ли. – Проваливай.
Коэн бросил на нее обиженный и невинный взгляд.
– Я сказала, можешь идти.
– Ты уверена, что это хорошая идея? – спросил он, глядя на Корчова.
– Да, уверена. Я сама разберусь. И не подслушивай!
Он в последний раз взглянул на Корчова, сдвинув брови.
– Тебе не стоит с ним связываться, Кэтрин. Он… ну, он – нехороший.
– Отправляйся домой, Коэн.
– Уже иду, – сказал он.
И он исчез, оставив за собой легкий запах свернутых вручную сигар и туалетной воды «ExtraVielle».
– Хорошо, – сказал Корчов. – Я думаю, мы поняли друг друга.
– А что будет, если я не приду сегодня вечером?
В ответ Корчов только медленно повел пальцами Беллы, и оборванный пожелтевший счет появился вновь, дрожа, словно на сильном ветру.
– Тогда это будет прискорбно.
Ли поежилась от вида того, что он держал в руке. Если этот счет каким-то образом попадет к ее командованию, его проверят. Они обязаны будут сделать это. А когда они проверят, все будет кончено.
Она вспомнила, с какой уверенностью она сделала это пятнадцать лет назад. Подпольный генетик не был светилом, но он был лучшим вариантом за те жалкие деньги, полученные по отцовской страховке. И его работа если и не воодушевляла, то, по крайней мере, была профессиональной. Теперь она понимала, какие последствия несла за собой дешевизна. Поняла самым нутром. Она видела генетические операции в лучших лабораториях зоны Кольца, видела, на что были способны техи из Космической пехоты на Альбе. Ей удалось не попасть впросак только потому, что не было никаких доказательств – никакого повода, чтобы ее проверять. А эта бумажонка пятнадцатилетней давности могла все изменить. И если так случится, то она попадет под пресс всей бюрократической машины Совета Безопасности, как под обвал в шахте. Самое малое, что ей грозит, – это увольнение. Ей повезет, если удастся избежать тюрьмы благодаря дорогим адвокатам
Коэна.
И что? У нее есть другие шансы, другие возможности. У нее нет выбора – все или ничего. У нее есть варианты.
Но так ли это на самом деле? Что в действительности ожидало ее? Она любила свою работу. И не могла представить себе иной жизни. Она подумала о частной охранной службе, о хорошо оплачиваемых телохранителях Коэна. Она помнила нашпигованных по последнему слову техники громил с Калле Мехико.
Ни за что. Это не для нее.
Она сидела на своей измятой кровати, глядя на счет в руках женщины, с которой она совсем недавно занималась любовью, и понимала, что сделает все, убьет кого угодно, только бы заполучить его.
НЕСЕНСОРНАЯ ТОПОЛОГИЯ
Все миры существуют, даже те, где все устроено по-другому, и законы статистики не выполняются. Ситуация ничем не отличается от той, с которой мы сталкиваемся в обычной статистической механике. Если начальные условия были бы правильны, то в воспринимаемой нами Вселенной нашлось бы место, где теплота иногда переходила бы от холодных тел горячим. Мы, вероятно, можем утверждать, что в тех направлениях, где Вселенная ведет себя «неправильно», жизнь не эволюционирует. Поэтому вокруг нет никаких мыслящих автоматов.
Брюс Де Витт
ШЭНТИТАУН: 25.10.48
Ли пришла к месту встречи пораньше и осмотрела все вокруг, что было весьма не лишним, поскольку место выбирал Корчов. Оно находилось в сомнительном районе на окраине и ради приличия называлось районом развлечений Шэнтитауна. Хотя в вечернее время этот район выглядел соответственно своему названию. Все выглядело не таким убогим, когда рядом не видно мусорных куч, гипсовых настилов или поблекшей и не прошедшей терраформирование стены Йоганнесбургского массива, выглядывающей из-за горизонта.
В Шэнтитауне не было дождя. Вода, капавшая с крыш и арок дверных проемов, в основном конденсировалась на водорослях. Влага пахла остро и кисло, она забиралась под воротник Ли и стекала по шее, щекоча ее.
Сегодня вечером она была одна. Она с трудом отделалась от Маккуина, но это было необходимо. Он легко и быстро мог все сопоставить, и Бог знает, как он поступил бы, заподозрив, что она работала на Синдикаты. Кроме того, если она собиралась играть в игру, в которую ее втянула Нгуен, и подыграть Корчову, чтобы получить счет, ей нужно было серьезное пространство для маневра.
Она посмотрела на часы. До встречи оставалось еще около часа. Человек Корчова, конечно, придет раньше. Но она намеревалась опередить его.
Бар назывался «Штрек», но единственной вывеской в окне была мигающая и засиженная мухами галогенная надпись «Игорные аппараты» с погасшей буквой И.
И все же это был именно тот бар, о котором говорил Корчов: узкий фасад в строительных лесах; вход, зажатый между входом в пип-шоу и приемом платежей «КомСата»; шаткая лестница в ночлежку на втором этаже, куда неуверенной походкой поднимались пьяницы. Ли прошла мимо, перешла на другую сторону улицы через полквартала от этого места, обогнула лужу, полную ядовитой грязи, и нырнула в галерею, накрытую временной крышей из парусины, создававшей тень для находившихся там магазинов. Потрескавшаяся плитка стучала под ногами. Конденсированная влага стекала по балкам, покрытым плесенью, и скапливалась на пешеходной дорожке. Она скользнула в какой-то темный подъезд, вытряхнула из пачки сигарету и зажгла ее, закрывая горящий конец сложенной лодочкой ладонью.
Человек Корчова прибыл за двадцать минут до назначенного времени. Его трудно было не узнать. В родильных лабораториях Синдикатов выращивали идеальный генетический тип периода до начала Исхода, и Ли думала, что никто, так похожий на настоящего человека, не переступал порог «Штрека» со времени Мятежа.
Она выругалась, раздраженная этим непрофессиональным подходом. Но сразу увидела холодное расчетливое лицо Корчова в своем сознании: кем бы ни был Корчов – он не любитель. Он так страстно желал получить данные Шарифи, что готов был раскрыть своего оперативного работника серии «А». И ему было наплевать, что Ли могла попасться после того, как он получил бы от нее все, что хотел. Она выкинула окурок, услышала, как он зашипел в луже, и вышла на свет.
Внутри «Штрек» представлял собой случайную последовательность непрочно соединенных друг с другом коридоров. Ли бочком пробралась через узкую прихожую и чуть не упала на единственной, никак не помеченной ступеньке, ведущей в помещение, которое завсегдатаи, возможно, называли залом.
Человек Корчова сидел на полпути к стойке бара, задумчиво склонившись над пивом. Когда Ли подошла ближе, он поднял голову, и их глаза встретились в зеркале за стойкой. Они что-то сделали с его лицом: сломали длинный узкий нос, размыли линии подбородка и скулы, но не смогли замаскировать неестественное совершенство его черт. Он мог быть братом Беллы.