– Я соврала, – сказала она. – Я не думаю, что нам следует его отпустить.
Голос второй женщины прозвучал в этот раз мягче:
– А я бы отпустила его.
– Ты бы отпустила?
– Я бы отпустила его, если бы он рассказал нам, зачем он сюда пришел и что собирался делать. Подробно, в деталях. Ты не против?
– Пожалуй, если он все расскажет. – Обе волчьи маски повернулись к нему. Из-под масок сверкали глаза, поблескивали нарисованные белые клыки. – Пожалуй…
Бен застыл, подумав: «Если я не буду двигаться, может, со мной все будет в порядке. И если потом они меня отпустят…»
Он прочистил горло и чуть придушенным голосом пробормотал:
– Водные процедуры. Я пришел сюда заняться водными процедурами.
Высокая женщина поднялась со стула и направилась к дальней стене, к шторам. В ужасе он подумал: «Неужели она откроет окно?» Прежде чем он успел сказать хоть слово, она отдернула штору.
Это не было окно. За шторой скрывалось зеркало в рост человека.
Бен Брайт уставился в него. В зеркале отразилась все та же мансарда, освещенная ярким светом электрической лампочки. Единственная разница была в том, что теперь он мог видеть фигуру в светлом костюме в центре комнаты. Он перевел взгляд с закованной щиколотки на руки, которые не мог вытащить из-за спины. Заглянул в свои собственные, широко раскрытые, испуганные глаза. Мужчина лет тридцати, элегантный, в хорошо сшитом костюме, все при нем. И, как собака, прикован к деревянной балке.
– Водными процедурами? Вам придется объяснить нам поточнее, – сказала «волчица» с видеокамерой.
Бен не мог оторвать глаз от человека в зеркале, стоявшего недвижимо с напрягшимися мускулами. Сейчас он медленно заливался яркой малиновой краской.
– Отпустите меня!
– Так зачем все же вы сюда пришли?
– Если я скажу, вы отпустите меня? – взмолился он.
– Да, конечно. – Весь облик сидящей «волчицы» выдавал в ней деловую женщину. – Ну, скажем, это наше первое интервью. И вы здесь для того, чтобы рассказать мне, что бы вам хотелось. Так скажите же.
Он склонил голову.
– Мне… нравится, когда на меня писают.
– И?..
И еще мне нравится… когда меня воспитывают. – Сейчас он больше не мог видеть выражение ее глаз. – Ну, когда я написаю в штанишки, а меня за это отшлепают.
В комнате царила тишина, нарушаемая лишь жужжанием видеокамеры.
– Ну теперь-то вы мне позволите уйти? – Он напряг мышцы бедер, ягодиц, сделал все, чтобы облегчить давление в мочевом пузыре.
Одна из женщин внезапно разразилась смехом. Бен поднял глаза.
– Что ж, ты пописаешь в штанишки, – сказала высокая. – Но сначала ты попросишь разрешения. Ты ведь не хочешь узнать, что тебе будет, если ты сделаешь это без позволения?
– Но мне нужно выйти! – Он мог видеть в зеркале свою собственную полубезумную физиономию. Одновременно с желанием срочно помочиться подсознательно возникло и другое возбуждение. Где-то в закоулках его сознания появилась предательская мыслишка: «У них это так хорошо получается… Тебе может больше никогда не представиться другого такого шанса».
Он подергал кистями рук. Бесполезно. Тогда, глядя в зеркало, он медленно, почти по слогам произнес вдруг охрипшим голосом:
– Пожалуйста… можно мне пописать?
– Этого мало.
Бен сглотнул, пытаясь преодолеть сухость во рту.
– Выключите камеру!
– Нет.
От отчаяния он совсем осип:
– Ну пожалуйста… можно я пописаю в штанишки?
У него все задрожало внизу. Против его воли тоненькая струйка вырвалась из члена. Человек в зеркале внимательно рассматривал, как вокруг ширинки его брюк расплывается темное пятно.
– О Боже! – вырвалось у высокой женщины. – О Боже…
– Я больше не могу, – застонал Бен и с этими словами прекратил бесполезную борьбу.
Мощная теплая струя вырвалась у него между ног. В зеркале было видно, как у него из-под брюк заструился желтоватый поток. Обширное влажное пятно распространилось вокруг ширинки и по штанинам его светлого костюма. Он зажмурился, чтобы не видеть всего этого. Казалось, в течение долгих нескольких минут горячая едкая жидкость струилась у него по ногам.
Наконец поток иссяк.
Бен осторожно переступил с ноги на ногу. Глаза были по-прежнему плотно закрыты. Ноги захлюпали в туфлях. Мокрые брюки стали быстро остывать, прилипая в промежности при малейшем движении. Его член шевельнулся и начал затвердевать. Краска стыда залила его лицо. «Я больше так не могу, – подумал он. – Это не может происходить со мной!»
Бен открыл глаза и увидел в зеркале, что женщина с камерой, по-видимому, все это время записывала, как он стоит, заложив руки за спину, ширинка и штанины исходят влагой, а на мокром материале быстро вырастает бугор начинающейся эрекции.
– Боже всемогущий! – пробормотал он жалобно. Высокая женщина сказала:
– Он не соврал. Ему действительно это нравится.
– Пожалуйста, – произнес он униженно, – я сделаю все, что вы пожелаете, только отдайте мне эту пленку. Делайте со мной все, что вам вздумается, но только не…
Бен Брайт перестал умолять. С каждым словом его член становился все тверже. Он еще раз переступил в луже с ноги на ногу и огляделся, как будто надеясь, что все вокруг исчезнет и все это произошло не с ним.
Увы, этого не случилось. «Я сейчас в тележке на американских горках», – подумал он. Детские воспоминания ясно всплыли перед глазами. Впервые он написал в штаны в вагончике на американских горках, а мать хладнокровно при всех высмеяла его и приказала няне отвести его обратно в вагончик, сквозь толпу зевак. И все смотрели на его мокрые штанишки. «Это научит его, – произнесла она ледяным тоном, – не делать так в будущем».
Бен открыл глаза. Он уже не обращал внимания на камеру, мысленно пожав плечами. «Дело уже все равно сделано. У них достаточно материала для шантажа. Я могу хотя бы получить удовольствие».
– У меня мокрые штанишки, – захныкал он. И тут же заметил, как обе женщины вновь переглянулись, облегченно вздохнув. Та, что с камерой в руках, обошла вокруг него. – Я намочил их как раз в тот момент, когда вы запретили мне.
– Значит, ты плохой мальчик, – заявила высокая.
Внизу живота появилось ощущение блаженства, а член совсем распрямился в промокших брюках.
– Для начала ты можешь сесть прямо в них на пол.
– Но пожалуйста…
– Маленького мальчика следует проучить! – Она обошла его сзади. Через мгновение со звонким щелчком расстегнулся левый наручник, затем и правый. Кольцо на ноге стало свободнее.
Какое-то время он стоял с опущенными по бокам руками, а затем медленно опустился на колени и сел прямо в образовавшуюся на голых досках лужицу. Мокрый материал облепил его промежность. По всему телу пробежала судорога.
– Я сел в мою лужицу, прямо в моих мокрых штанишках, – сказал он. -! Мамочка, что мне теперь делать?
Высокая «волчица» опять устроилась на деревянном стуле.
– Подойди и встань здесь, напротив меня.
Он пересек комнату на негнущихся ногах. Восхитительное чувство стыда окрасило его щеки. Он прямо-таки купался в нем, наслаждаясь полной свободой.
– А теперь наклонись.
Слезы побежали по его щекам, из носа потекли сопли. Он не стал вытирать их.
– Не надо, мамочка, ну пожалуйста!
– Ты здесь стоишь в мокрых штанишках. Ты только посмотри на это! – Она шлепнула его между ног. Его восставший член затрепетал. Едва не кончив, он закусил губу. – И эту крошечную штучку ты называешь пиписькой? Ты очень плохой маленький мальчик и должен быть наказан.
– Не бей меня, мамочка, пожалуйста, не надо! – Он распустил нюни, полностью войдя в роль и наслаждаясь ею.
Она схватила его за руку и дернула вниз, а затем ухватила его за ремень на спине. Он уткнулся носом в ее колени и на мгновение весь съежился в предвкушении.
Ее ладонь с силой опустилась на его ягодицы. Раз, другой, третий.
Беспомощно и блаженно раскорячившись у нее на коленях, сознавая, что видеокамера фиксирует каждую деталь его унижения, он наконец кончил прямо себе в мокрые штаны.
Когда последние судорожные дерганья прекратились, он свалился на пол. Его сперма стекала с влажного члена прямо на загубленный костюм. Грудь тяжело вздымалась. От духоты и нехватки воздуха по его гладко выбритым щекам бежал пот, так что, когда он утерся рукавом своего дорогого пиджака, тот моментально стал похож на грязную тряпку.
Он приподнял голову ровно настолько, чтобы поцеловать носок туфельки высокой женщины.
И тут она подняла руку и сбросила с лица волчью маску из латекса.
Черные влажные волосы были густо посыпаны белым порошком. Ее щеки, также покрытые слоем талька из маски, тем не менее разрумянились от жары. В глазах плясали веселые огоньки, а рот кривился в широкой, лукавой, почти щенячьей ухмылке.
– О мой Бог! – У него перехватило дыхание. Он рухнул спиной на пол и затих. Мокрый кремовый костюм от Армани облепил его бедра и промежность. – Господи!.. – Бен схватился за голову и, не сознавая ничего вокруг, свернулся клубком подобно зародышу во чреве матери.
Наконец чья-то рука – ее рука – тронула его за плечо.
Он еще больше втянул голову в плечи, как бы пытаясь спрятаться, и тихо заскулил.
– Бен!
– Я не могу поверить в это. – По его щекам текли слезы. Он чуть приподнял голову. Волна жара обдала его с головы до кончиков пальцев ног.
Героическим усилием воли, пытаясь сохранить достоинство, он поднялся на ноги и встал посреди голой мансарды. Беспомощно одернул смятый рукав пиджака. Его член безнадежно повис: унижение оказалось сильнее даже такого стимула. Он не отважился посмотреть в сторону своей бывшей жены.
Она произнесла вдруг неожиданно мягким тоном:
– Привет, Бен.
Он вскрикнул со страдальческим видом:
– Как ты могла так поступить со мной?
– И ты еще мне скажешь, что тебе это не понравилось?
– Конечно же, нет! Впрочем, ладно – да, понравилось. Но я же не знал, что это была ты!
Она прыснула со смеху. Но когда он поднял голову, ее улыбка стала грустной.
– Можешь взять себе копию на память, раз тебе это нравится.
– Что ты от меня хочешь, Кори? – Его лицо залилось краской. – Я согласен, что раздел имущества и все остальное после развода было улажено самым позорным образом. Но ведь не все от меня зависело, ты же знаешь. И я никак не мог подумать, что ты унизишься до шантажа.
– Мне не нужны деньги, – произнесла она холодно. Но затем она расслабилась, и он вдруг вспомнил, глядя на ее свежее, дышащее юностью лицо, что ей не больше двадцати двух лет.
Он попытался шагнуть ближе, но мокрые брюки напомнили о себе.
– Позволь мне пойти переодеться! – взмолился он. – Чего ты хочешь, Кори?
– Ничего! – Ее голос стал жестким. – Я прекрасно обхожусь без тебя в моей жизни. И буду жить еще лучше, если твоя мать перестанет совать нос в мою жизнь. Я полагаю, тебе придется порекомендовать ей не звонить мне и не приходить сюда, Бен. И ты должен порекомендовать ей это очень и очень строго. Понятно тебе?
Несколько часов спустя Надя закрыла свой магазинчик и вернулась в квартиру Кори. У входа она встретила Шеннон, и они вошли вместе.
– Монтаж из лучших моментов, – сказала Кори, положив на стол видеокассету без наклейки. – Здесь минут десять действительно забойного материала.
– Уже смонтировано? – усомнилась Шеннон. Она размяла пальцы, затекшие от долгого держания камеры.
– Ну, знаешь… – Кори выглядела слегка смущенной. – Я вымарала его лицо на этой кассете, ладно?
Надя удивленно подняла темно-рыжую бровь.
– Понимаешь, с Беном у меня больше не будет проблем. Я думаю, он и без того достаточно натерпелся. – Лицо Кори стало жестким. – А вот эта кассета не для Бена. Она – для Патриции.
И подруги понимающе переглянулись. Шеннон сказала:
– Ты права, эта кассета лучше подходит для наших целей. Надя, теперь дело за тобой.
***
– Алло? Это «Конвей-холл»? Простите, вы не можете мне помочь? Я слышала, что миссис Патриция Брайт будет читать лекцию… Да, в Обществе женской благотворительности, так, все верно, видеопрезентация. Не подскажете, когда она будет? Двадцать четвертого, значит, в этот вторник, правильно? В семь тридцать. Большое вам спасибо.
Надя Кей пересекла Ред-Лайон-сквер, залитый лучами заходящего солнца, и подошла к главному входу в «Конвей-холл». На ней было легкое платье из хлопка от Лоры Эшли и босоножки на плоской подошве, в руках сумочка зеленой кожи, на лице – скромный и элегантный макияж.
Женщина в дверях главного зала автоматически улыбнулась ей, но потом даже не взглянула на нее. Надя стерла улыбку с лица. Ряды деревянных стульев быстро заполнялись. Патриция Брайт и еще две женщины сидели на сцене. Звуки спора на пониженных тонах насчет того, куда поставить цветной широкоэкранный монитор, доносились до собравшихся.
Надя, выглядевшая как типичная представительница среднего класса и одетая достаточно хорошо, чтобы быть главой какой-нибудь благотворительной организации, прошла вперед вдоль ряда стульев мимо видеомагнитофона, установленного рядом со сценой.
Не оглядываясь по сторонам, она вынула предназначенную для показа видеокассету из картонной коробки, стоящей на стуле, сунула ее в свою сумочку, а на ее место положила такую же кассету без наклейки. А затем села в сторонке через пять стульев дальше по ряду. Никто не сказал ей ни слова и даже не взглянул в ее сторону.
Часы отсчитывали минуты до семи тридцати.
Подошла какая-то женщина в бледно-розовой кофте, поколдовала над аппаратурой и снова отошла. Затем она вернулась с моложавой шатенкой. Обе склонились над видеомагнитофоном. Одна из них достала кассету и вставила в аппарат, который со скрипом заглотнул ее. Молодая кивнула, и затем обе ушли.
Семь тридцать. Двери зала закрылись. Надя на глазок прикинула количество присутствующих. Примерно сто – сто двадцать женщин среднего класса, некоторые были одеты даже лучше самой Патриции Брайт.
Надя сидела, даже не пытаясь заставить себя слушать нескончаемые введения, представления и вступительное слово Патриции о бедняках Мехико.
Наконец свет был притушен.
– А сейчас, – объявила Патриция Брайт, – мое маленькое видеошоу.
– Я замерила время по часам в зале, – докладывала в телефонной будке Надя, едва держась на ногах от смеха. – Полнейшая паника. Она не смогла найти пульт дистанционного управления, чтобы выключить магнитофон или хотя бы сделать звук потише. Девять минут!
Глава 12
Они встретились с Надей Кей в маленьком пабе в супермаркете за «Конвей-холлом», пробираясь сквозь толпу в высшей степени прилично одетых дам, разговор которых вертелся (как Шеннон слышала, пока они проталкивались к бару) в приглушенных и шокированных тонах вокруг недавнего вечернего инцидента.
Шеннон потирала переносицу и шумно шмыгала носом, с трудом удерживаясь от смеха.
Надя помахала им рукой, сидя за столиком позади бара. В руке у нее была тонкая черная сигарета, на столике рюмка бренди, лоб блестел от пота. Смеясь, она схватила Кори за руку, пока Шеннон отодвигала себе стул.
– Милочка, никогда больше не заставляй меня делать подобные вещи! Я думала, что уписаюсь! Ты бы только видела их лица!
Хотела бы я увидеть лицо Патриции, – поправила Кори, вытаскивая из кармана пятифунтовую банкноту. – Я бы хотела, чтобы она знала, что это все устроила я! Ладно, кто что будет пить?
Пока Кори ходила к бару, Шеннон откинулась на спинку стула, прислушиваясь к тому, что говорили бывшие слушательницы Патриции.
– «Надо ж так скандально опозориться!» – повторила она слова нескольких женщин. – Надя, а тебя никто не видел, не останавливал?
Надя отрицательно покачала головой. Ее прическа растрепалась, и она рукой откинула с глаз пряди волос.
– Нет, что ты! Это было невероятно! Я думаю, эти люди никого не видят вокруг себя, вот в чем дело. Они не видят ничего, кроме того, что они хотят увидеть. – Она откинула голову назад и рассмеялась. – Но это было совершенно прелестно! Хотела бы я, чтобы Кори это видела!
Тут Кори аккуратно поставила перед ними три стакана.
– Главное, что теперь она отстанет от меня.
– Да и о Бене ты вряд ли скоро что-либо услышишь, – скромно добавила Шеннон. – А вот у меня есть пара стоящих идей.
Кори с усмешкой скинула свою кожаную куртку и повесила ее на спинку стула. Двери паба позади нее были открыты, впуская вечернюю прохладу.
– До чего же хорошо! – сказала Надя.
На несколько минут установилась тишина. Шеннон молча потягивала виски с содовой и уже начала чувствовать приятное головокружение. Шум паба остался в стороне. Из колонок звучала музыка.
– Я придумала хороший вызов, – вдруг заговорила Кори.
Шеннон выпрямилась на стуле и с испугом посмотрела на нее.
Но Кори обратилась к Наде:
– Я хочу, чтобы ты посчиталась с тем парнем. Надя вся вспыхнула:
– С каким парнем?
– С тем, из-за которого ты плакала с тех пор, как вернулась из Уилшира! Что ты на это скажешь, Шеннон? Это хороший вызов?
Шеннон довольно усмехнулась:
– Мы обе бросаем тебе вызов.
«Но я в общем-то не жажду мстить ему, – думала Надя. – Мне просто хочется доказать себе, что я еще на что-то гожусь».
Субботнее утро. Она возвращалась на машине из отцовского дома в Орпингтоне. Впереди собирались грозовые тучи, сверкали сполохи молний. Солнечные лучи отражались от красных кирпичей и белой штукатурки стен мелькавших мимо домов. Но вот тяжелые капли летнего дождя застучали по блестящему ярко-красному капоту ее «эм-джи».
Почти всю дорогу она ехала с поднятыми стеклами. Шоссе привело ее к Брикстону. Она смотрела на людей в легкой летней одежде, толпившихся под козырьками дверей магазинов. Две чернокожие девушки хихикали, держа над головами пластиковый пакет, одна из них помахала рукой спортивному автомобилю и послала Наде воздушный поцелуй. Надя, смеясь, ответила ей тем же.
Когда она выехала на Патни– Бридж, стекла домов уже блестели под очищающимся от облаков небом, над зданиями Сити появились голубые разрывы между облаками. Она подъехала к дому.
Войдя в квартиру, она включила автоответчик. В голосе Оскара звучала претензия:
– «Я полагаю, ты могла бы поприсутствовать на моем выступлении в клубе на прошлой неделе, Надя. Я понимаю, я больше не твой муж, но все равно это выглядело некрасиво. Мне пришлось добрый час вдалбливать это его превосходительству. Да, Диана вернулась из Калифорнии и передает тебе приветы». – Б-и-и-п!
Она протянула руку, чтобы включить перемотку, но тут снова раздался гудок.
– «Прости, я совсем забыл. Помнишь того парня из таможни, ты еще хотела спросить его об импорте антиквариата из Америки? Его зовут Стивен Ансон. Я достал его адрес, записывай…»
Надя записала адрес на листочке бумаги у телефона. Она улыбнулась, когда автоответчик после короткого гудка отключился и наступила тишина. Бедняга Оскар. Наверняка он думает, что адрес и телефон Стивена Ансона ей нужен для бизнеса.
Плохо же он ее знает…
Рыжие волосы Нади блестели, слегка растрепанные ветром. В утреннем свете стали видны тонкие морщинки у глаз. Она провела пальцем вдоль фотографий в серебряных рамках на серванте.
Палец замер на месте.
На этой фотографии ей вручали вымпел за то, что она собрала какие-то деньги для благотворительного фонда незадолго до того, как они с Оскаром развелись.
Надя вздрогнула от внезапно промелькнувшей в мозгу картинки.
«Нет. Я не смогу. Это невозможно сделать!»
Невозможно? А вдруг?
«Это было бы здорово…»
Да!
Она набрала номер телефона.
При звуке глуховатого голоса, раздавшегося в трубке, у нее екнуло сердце.
– Стивен, – сказала она, – или просто Стив? Да. Это я. Я буду у тебя через двадцать минут. Что? О… я покажу тебе, кто из нас настоящий авантюрист. – Она выслушала ответ в трубке. – Это все, что я могу пока сказать. Нет. Сейчас. Или ты идешь на работу, или звонишь, сказываешься больным и идешь со мной. Выбирай.
Через мгновение она улыбалась сама себе.
– Хорошо. Через двадцать минут. О да. Надень спортивный костюм.
– Я справилась по телефону о погоде на сегодня, – сказала Надя, замедляя бег своего «эм-джи». – К счастью, весь день будет ясно.
Солнечные лучи отражались от красного капота «эм-джи», пока она с черепашьей скоростью переваливала через «лежачего полицейского» в воротах проволочной ограды. Она покосилась на Стива Ансона. На нем была поношенная, но чистая майка, синие брюки и кроссовки. Мускулистые руки блестели от пота.
– Что это здесь? Ты не ошиблась, ты меня сюда хотела привезти?
По обе стороны узкой, покрытой гудроном дороги простирался обширный зеленый газон. Машина тихо катила сквозь неподвижную жаркую тишину, с которой у Нади всегда ассоциировалось летное поле. Ливсдонский аэродром, расположенный почти в центре Уотфорда, а может, даже в центре всего Дартмура, предназначался для полетов частных самолетов и прыжков парашютистов-любителей.
– Глянь! – Она указала пальцем. Справа от них сверкал в лучах солнца похожий на воздушный шар тренировочный вертолет, с осторожностью идущий на учебную посадку. Она заметила пару маленьких самолетиков «сессна», ожидающих своей очереди для взлета. Надя направила свой спортивный автомобиль на парковку, видневшуюся вдали за тонкой линией кустарника. За ней можно было разглядеть одноэтажные строения и мастерские, а также высокую башню слежения за полетами.
– Ты что, смеешься, что ли? – Он осмотрелся вокруг, а затем взглянул на нее. – Ты думаешь, мы займемся этим в самолете?
– Нет! – коротко бросила Надя.
Она вышла из машины и захлопнула за собой дверь. На ней был спортивный костюм оливкового цвета, а в ушах сверкали маленькие золотые клипсы. Ветер донес до нее аромат полевых цветов и авиационного горючего.
– У меня здесь есть знакомый инструктор, – заметила она. А затем, опершись рукой на свой «эм-джи», вдруг издала радостный вопль.
– Чему ты так радуешься? – спросил Стивен.
– Да просто так. – Надя смотрела, как он обошел машину и встал рядом. От него исходил запах пота, смешанного с одеколоном. Она положила руку на его плоский живот, затем скользнула под майку по волосатой груди. – Ты выглядишь несколько… озадаченным.
– Хм-м-м…
Ее рука из-под нагревшейся от солнца майки скользнула ниже, к талии. Она воровато оглянулась и тут же быстро сунула руку в брюки и сжала его член. Затем вынула руку и вдохнула мужской запах с ладони. Ее плоть набухла и затрепетала между ног, стала вдруг влажной и липкой.
Стивен взял ее голову обеими руками. Грубые ладони притянули лицо, он чуть коснулся губами ее губ. Она ощутила сладость его дыхания. Их губы сомкнулись. Она всосала в себя его язык, прикусила нижнюю губу, прижавшись всем телом, чувствуя, как сквозь тонкую ткань его твердый член упирается ей в живот.
– Ты собираешься, – произнес он, прерывисто дыша, – показать мне здесь что-нибудь такое, что можешь сделать ты, а я не смогу?
– Скоро мы это увидим. – Надя слегка сжала его яйца сквозь ткань. – А пока лучше разомнись. У тебя есть пара часов для тренировки перед испытанием.
– Для тренировки? – воскликнул он изумленно. – Тренировки?!
***
– Ну и ну! – Стив Ансон окинул взглядом девяностофутовую вышку для прыжков. – Прямо как…
– Как будто прыгаешь на мат, почти никакой разницы, – ухмыльнулась Надя. – Верно ведь, Фрэнк?
Бородатый инструктор хмыкнул:
– Разве что на восемьдесят шесть футов повыше, а так все то же самое. Помните, как вас учили падать? С помощью каната и ремней полностью воспроизводится свободный прыжок. Именно то, что вам предстоит выполнить позднее.
– Давай иди первым, – благородно уступила Надя. – А я посмотрю. Я это уже проделывала.
«Это раз, – мысленно начала складывать Надя. – А ведь, помнится, я всегда боялась высоты… Что же все-таки толкнуло меня сделать это раньше? Ведь были же гораздо более легкие способы собрать деньги, чем прыжок с парашютом в благотворительных целях».
Стив Ансон что-то недовольно проворчал, но пошел следом за бородатым инструктором к подножию вышки, а затем полез за ним по стальной лестнице. Потянулись долгие минуты, прежде чем они добрались до верхней площадки. Там случилась задержка. «Ты внизу и не догадываешься, – вдруг вспомнила она, – что верхушка раскачивается от ветра». Потом она увидела, как Стив поднимает лебедкой канат после предыдущего прыжка и как Фрэнк защелкивает на его теле крепления. Канат с соответствующими блоками должен был имитировать раскрывшийся парашют.
Теплый ветерок ласкал ее обнаженные руки. Она расстелила спортивную куртку на траве и устроилась на ней.
«На верхушке вышки должно быть холоднее, но еще холоднее во время полета в воздухе».
Она сознательно не смотрела в сторону вышки.
– Эй! – Стив Ансон тяжело опустился на траву рядом с ней несколько минут спустя. – Знаешь, такое ощущение, будто прыгаешь на гимнастический мат!
Его густые темные волосы растрепались на ветру, и солнце высветило первые признаки серебра на его висках. От него исходил сейчас терпкий мужской запах, от которого Наде захотелось тут же наклониться и зарыться лицом у него в коленях.
– Пошли, мисс Кей, – позвал Фрэнк, пряча в бороде улыбку. – Похоже, что вы ничего не забыли с тех пор. Это было… ну да, года два назад? Посмотрим, как вы справитесь с вышкой.
Карабкаясь вверх по лестнице, она на время забыла о Стиве Ансоне. Она смотрела на маты внизу и думала: «Вспомни, как надо подобраться, сложиться и падать. Я все смогу. Я ведь уже делала это, и Марсия делала, а ведь она старше меня на десять лет. Значит, помни: глаза не закрывать…»
– Фрэнк! – прокричала она, стараясь перекрыть шум ветра. – А мы сможем сегодня подняться в воздух?
Он искоса посмотрел на небо.
– М-м-м… Часа в три, пожалуй.
Одноэтажное здание с плоской крышей выглядело так, будто оно осталось здесь со времен Второй мировой войны. Надя прошла мимо офисов прямо в буфет. Кирпичные стены были окрашены в белый цвет, в каждой стене были окна. Было светло, чисто и пахло горячим кофе.
Она взяла сандвичи и разговорилась с другими посетителями, в основном молодыми людьми, хотя одной паре было за пятьдесят. Стив Ансон подошел к ней и аккуратно уселся на стул с высокой спинкой.
– Этот твой приятель Фрэнк… – сказал он, когда разговор переместился в сторону от них – две девушки активно обсуждали детали полета ночью на винтовом самолете.
– Ну?
– Он же совершенно сумасшедший, да?
– Не в большей степени, чем любой другой, кто любит летать. – Надя улыбнулась. – У них есть какой-то особый блеск в глазах. Я это давно заметила. У них у всех такой взгляд. Это очень осторожные и ответственные люди.
Их бедра соприкоснулись под столом.
– Не только у них одних такой взгляд! – взвился он. – Посмотри на себя в зеркало! Да ты же сама чокнутая!
– Да не чокнутая я, – сказала Надя. – Просто чуть раздражена.
– Значит, ты хочешь испытать меня на прочность, посмотрев, смогу ли я прыгнуть с самолета?
Она ехидно пробормотала:
– Считай, что тебе повезло, я договорилась насчет парашюта.
Стив откинулся назад и расхохотался так громко, что все разговоры вокруг на мгновение прекратились. Она тоже не смогла сдержать улыбки, поудобнее устроившись на стуле, слегка уставшая после тренировочных прыжков, но уже расслабившаяся. Все ее тело ожило, мускулы разогрелись достаточно, чтобы развеять преждевременную нервозность, но быть готовой ко всему.
– Стив… – Она коснулась его руки.
Он сидел, облокотившись на старый стол, глядя на нее поверх кружки кофе. Его нос украшала молочная пенка.
– Что еще? – спросил он, усмехнувшись.
– Дело вовсе не в том, прыгнешь ты с самолета или нет, – сказала Надя. – Меня интересует совсем не это. Я тут поговорила с Фрэнком, и, похоже, он разрешил мне пойти чуть дальше.
Ее рука скользнула по теплому бедру Стива, добравшись до самой промежности.
– Скажи мне, – спросила она, – ты когда-нибудь слышал о прыжке тандемом?
– Да ты с ума сошла!
– Да, а что? – пожала плечами она.
Они стояли на краю асфальтированной дорожки, опоясывающей здание, глядя на убегающую вдаль взлетную полосу. Зеленый газон сливался с голубизной неба на горизонте. Слышалось пение одинокой птицы.
– Прыжок в тандеме совершается в двойном мягком креплении. – Она коснулась его рукой. Он стоял прислонившись к верхней перекладине деревянных ворот. – Чаще всего это бывают инструктор и ученик. Таким образом даже инвалид может прыгнуть с парашютом. Вот я и убедила Фрэнка, что мы можем прыгнуть тандемом.
Стив Ансон взглянул на нее с ошарашенным видом:
– Но…
Сохраняя полное самообладание и уверенность в себе, Надя объяснила ему:
– Ты прыгаешь с высоты десять тысяч футов. Фиксирующий трос, квадратный парашют. Сначала тридцать секунд свободного падения. А затем у тебя будет восемь – десять минут до того, как придется заботиться о приземлении.
Надя улыбнулась про себя.
– У тренировочных костюмов, – добавила она, – нет ни ремней, ни молний. Их можно просто сдернуть с себя.
– Нет, ты все же совершенно чокнутая!
Воздух вокруг них оставался недвижим. Стоял жаркий безветренный летний день. Надина тень падала на гудрон прямо у ног. Со стороны ангара доносился шум винтов вертолета. Она стояла молча, пока вертолет не взлетел и шум его винтов не затерялся вдали.
– Вообще-то тебя никто не заставляет, – сказала она.