ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

На всю подготовку Крюиксхэнк с Хансеном потратили около часа.

Хэнд настаивал, чтобы мандрагоровский маячок трижды прогнали через системный тест. В итоге, убедившись, что буй способен выполнить свою миссию, наш командир был почти доволен.

– Видите, – нетерпеливо пояснял Хансен, в третий раз запуская процессор локатора, – он фиксирует положение звезд и в случае приближения любого тела немедленно определяет его как новый объект. Проблем не возникнет. Если, конечно, оно непрозрачное.

– Мы не должны этого исключать, – возражал Хэнд. – Включите в работу детектор масс.

В ответ Хансен издал тяжелый вздох. По другую сторону двухметрового буя на них ехидно скалилась Крюиксхэнк.

Через несколько минут я помог Иветте спустить с борта «Нагини» пусковую раму, и вдвоем мы уложили буй на ярко-желтые направляющие. Хансен закончил последние проверки, закрыл разбросанные по коническому корпусу лючки доступа к переключателям и с чувством похлопал наш маяк по округлому боку:

– Мы готовы к «Большому скачку».

Потом мы выслушали наставления Сян Сянпина и осторожно поместили буй с пусковой рамой на место. Изначально конструкция буя предусматривала запуск через торпедный аппарат. На раме его конический корпус смотрелся откровенно нелепо, готовый в любой момент перевернуться через нос. Хансен подергал направляющие взад-вперед, провернул их, проверяя ход, и наконец снял пульт дистанционного управления. Спрятав пульт в карман куртки, он зевнул.

– Никто не скажет, мы можем поймать канал с Лапинией? – спросил он.

Проверив наручный дисплей, я засек время, синхронизировав его с предварительно запущенным в раскопе таймером. До запуска оставалось чуть больше четырех часов. Не отрывая глаз от зеленоватых цифр, я успел краем глаза заметить, как нос буя дернулся, а затем он пошел вперед, перекувыркнувшись через лишенный стопора перед пусковой рамы. Буй тяжело грохнулся на песок, и, взглянув на опешившего Хансена, я рассмеялся.

– О, мой Сэмеди, – сказала Крюиксхэнк, видевшая всю картину. Она встала с места, направляясь к пусковой раме. – Ну и что стоите, как два идиота, помогайте мне…

И тут ее распороло на части.

Я стоял ближе всех, уже поворачиваясь, готовый прийти на помощь. Потом, вспоминая эту секунду в бесполезных попытках проанализировать случившееся, я смог полуувидеть-полувспомнить удар, пришедшийся ей чуть выше бедренной кости и рассекший тело снизу вверх безжалостным и небрежным, направленным в разные стороны колеблющимся движением, взметнувшим вверх фрагменты тела. Это был зрелищный, но крайне неудачный гимнастический трюк. Я успел заметить, как над моей головой пролетела ее рука и часть туловища. Нога упала сзади, волоча за собой обрубок ступни, ударивший меня по лицу. Я чувствовал вкус крови. Голова еще поднималась в небо, отдельно от всего, замедленно вращаясь и растрепывая волосы вместе с рваным остатком шеи и похожим на платок лоскутом кожи, сорванным с плеч. Я чувствовал, как ее кровь падает на мое лицо словно дождь.

Слышал свой крик как бы со стороны и издалека. Половину от слова «нет», уже потерявшего весь свой смысл.

Позади меня нырнул за «Санджетом» Хансен.

Я видел

Крики со стороны «Нагини». то,

Кто-то выстрелил из лазера. что это сделало.

Песок вокруг пусковой установки шевелился. Тонкая, покрытая шипами ветвь, распоровшая Крюиксхэнк, была одной из полудюжины ей подобных – серых и поблескивавших на солнце. Как показалось, они негромко жужжали, неприятно раздражая слуховой нерв.

Ветви легли на раму, а одна из них с силой ударила по металлу, пробив навылет. Мимо точно пуля просвистел вырванный из резьбы болт.

Лазер хлопнул во второй раз, и вслед за ним тут же заговорили другие, сопровождая сцену какофонией шипящих звуков. Я отчетливо видел, как импульсы проходят сквозь жужжащие ветви и тают в песке, не причиняя никакого вреда. Сзади медленно подступал Хансен, не прекращая бить из прижатого к плечу «Санджета». Наконец что-то встало на свои места. Я заорал, обращаясь к Хансену:

– НАЗАД! Назад, мать твою!

«Калашниковы» сами упали в ладони. Поздно.

Скорее всего Хансену показалось, что он воюет с особо стойким противником или с врагом, который успевает уклоняться. Сделав луч пошире, он собрался было увеличить и мощность. Да, «Санджет» общего назначения, одиннадцатой модели, мог легко пробить титановый сплав. Навылет, как нож проходит через мякоть. А на малой дистанции он испарял вообще все.

Но серые жужжащие ветви только покраснели, и то местами. Затем песок под ногами Хансена зашевелился, и снизу появился свежий отросток. Я поднял автоматы всего на пятьдесят процентов от уровня стрельбы, когда росток уже резал ноги Хансена по коленям. Взрывник закричал – отчаянно, как гибнущий зверь. Осев на обрубки, он продолжил стрелять. От лазера песок плавился, гнездами спекаясь вокруг Хансена. Из песка появился еще отросток, короткий и тонкий, упав на Оле поперек торса, как молотильный цеп. Крик оборвался. Из обрубленного тела хлынул поток крови, будто лава из жерла вулкана.

Уже стреляя, я двинулся вперед. Автоматы, еще и с интерфейсом, они были сама ярость, зажатая в руках. К тому же на моей стороне работали биопластины, обеспечивая четкую обратную связь и детализацию. Усиленный патрон, автомат заряжен разрывными, магазины полные. Зрение позволяло хорошо выделять структуру того, что было передо мной, а «Калашниковы» сами концентрировали огонь где нужно. Позиционирование биопластин работало с микронной точностью. Теперь я стрелял только на поражение.

Ветви падали на песок, подпрыгивая и переворачиваясь вываленными из сети рыбами.

Оба автомата опустели.

Сбросив магазины, умное оружие оставило затворы в открытом положении, жадно требуя новой порции. Подняв «Калашниковы» на уровень груди, я приложил их к своей сбруе казенной частью. Загрузчики лязгнули одновременно – на счет «раз». В каждый автомат мгновенно вошло по магазину, напоследок прихлопнутому магнитной защелкой. Оружие потяжелело, а руки… Руки будто сами встали на уровень прицельной стрельбы. Автоматы включили поиск, опять захаркав огнем – левый, правый…

Убийственные ветви, срезанные пулями… Они падали на песок одна за одной. Другие лезли на меня и тоже умирали, как овощи под острым поварским ножом.

Снова пусто.

Перезарядка.

Пусто.

Перезарядка.

Пусто.

Перезарядка.

Пусто.

Перезарядка.

Пусто…

И периодические удары в грудь, неощутимые до тех пор, пока не опустели магазины. Вокруг валялись превращенные в извивающиеся обрубки ветви. Отбросив в стороны пустые автоматы, я оторвал от покореженной пусковой рамы стальную полосу и начал рубить. Ближайшая куча зашевелилась. Сталь пошла вверх, вниз… Полетели куски… Снова подняв стальную полосу, я вдруг увидел голову Крюиксхэнк. Она смотрела на меня.

Голова лежала на песке лицом вверх, и длинные, запутанные волосы почти закрывали ее широко распахнутые глаза. Рот открыт – так, словно в последний момент ей хотелось что-то сказать. В чертах мертвого лица застыла боль.

Жужжание, сверлившее уши, наконец исчезло. Я опустил оружие.

Обычную сталь.

И увидел валявшиеся вокруг остатки серых, похожих на металл стеблей.

Ко мне с неожиданно спокойным лицом подошел Сян.

– У тебя химическая граната есть? – спросил я и не узнал собственного голоса.

«Нагини» держала позицию, находясь над пляжем в трех метрах. У обоих бортов в открытых погрузочных люках стояли турели с тяжелыми пулеметами. За пультами гнули спины Депре с Сяном, и на их лица падал бледный свет от совсем небольших прицельных экранов. У нас не хватило времени на программирование автоматики.

За стрелками громоздился огромный вал имущества из эвакуированного в спешке лагеря. Вооружение, провизия в контейнерах, одежда… Все, что удалось перетащить бегом, под прикрытием пулеметов. В конце лежал буй, и когда Амели Вонгсават корректировала положение «Нагини», его округлый корпус немного покачивался из стороны в сторону.

По настоянию Матиаса Хэнда первым из предметов, спасенных с неожиданно оказавшегося опасным бирюзового песка, стал именно буй. Все подчинились – молча и угрюмо.

По всей видимости, буй был неработоспособен. Его конический корпус покрывали рубцы, а герметичность оказалась нарушена по всей длине. Панели мониторов сошли со своих мест. То, что находилось внутри, выставило к нам срезанные изгибы электрических кишок, напоминая останки…

Хватит!

Оставалось всего два часа, и цифры горели прямо перед глазами.

Иветта Крюиксхэнк и Оле Хансен находились на борту. Это сделала особая система для сохранения человеческих останков, ССЧО. По сути – робот-антигравитатор. Робот прошел над самым песком, аккуратно собирая все, что мог обнаружить, вакуумировал и одновременно брал пробы ДНК. Затем распределял найденное по двум синим упаковкам приятного для глаз дизайна, постепенно выходившим из прикрепленного сбоку контейнера. Упаковок было всего полдюжины.

Сепарация и упаковка сопровождались утробными звуками, напоминавшими рвоту. По окончании процесса упаковки разделили, заварили лазером и прилепили штриховой код там, где должна была находиться шея. С каменным лицом Сутъяди отнес оба мешка в конец кабины к люку, за которым находился отсек для трупов, и сгрузил их туда. Ни один из мешков даже отдаленно не походил на контуры человеческого тела.

Нам не удалось подобрать ни одного стека. Амели Вонгсават пыталась отследить местоположение, но версия оказалась следующей: нанобы поглощают все неорганические составляющие, чтобы достраивать новые поколения. Никто не сумел найти оружия или снаряжения Хансена и Крюиксхэнк.

Отвернувшись от окошка, за которым лежали мешки, я поднялся в кабину.

В отсеке для экипажа, находившемся в корме штурмовика, на полулежали образцы. Серые ветви были упакованы в пермапластик, и Сунь Липин внимательно рассматривала их, засунув прямо под микроскоп. В углу, закрыв голову руками, лежала Таня Вордени. Я присел, держась в стороне от всех.

– Взгляни-ка сюда. – Найдя меня глазами, Сунь закашлялась. – Именно то, о чем ты говорил.

– Тогда и смотреть нечего.

– Говоришь, это и есть нанобы? – недоверчиво переспросил Сутъяди. – И что…

– Сутъяди, ворота ни хрена не открыты, – бросил я, не скрывая раздражения.

Сунь принялась вглядываться в экран микроскопа. По-видимому, ей хотелось определить неясную форму, лежавшую под стеклом.

– Сама конфигурация наноба напоминает замок. Но в сборе компоненты вообще не касаются друг друга. Вероятно, в динамике их связывает поле. Это похоже… даже не знаю, как сказать… напоминает мощную электромагнитную мышцу на мозаичном скелете. Поле генерируется каждым нанобом, и всю конструкцию держит их сеть. Тепловое излучение лазера проходит в зазоры, почти не рассеиваясь, так что выгореть могут лишь отдельные нанобы. Но они способны выдерживать высокую температуру, а в целом конструкция вообще очень устойчива и может регенерировать любые повреждения. Кстати, это органика.

Хэнд с удивлением посмотрел в мою сторону.

– Ты знал?

Я посмотрел на свои руки. Они еще дрожали, и вживленные под кожей биопластины непрерывно двигались. Дрожь я попытался убрать, а потом взглянул на Хэнда.

– Я сделал свои выводы. После лазерного выстрела.

Периферийное зрение подсказало: Вордени тоже смотрит на меня из своего угла.

– Назови это интуицией Посланника. Бесполезность «Санджетов» объяснялась прошлым воздействием: мы уже обрабатывали колонии высокотемпературной плазмой. Они эволюционировали, научившись с ней справляться, а теперь получили бонус в виде устойчивости к лучевому оружию.

– Что, к ультравибраторам тоже? – спросил Сутъяди, обращаясь к Сунь. В ответ она покачала головой.

– Я провела тестирование – совершенно безрезультатное. Нанобы резонируют, но в целом – никакого эффекта. Еще меньше, чем от лазера.

– Итак, на них действует лишь серьезное оружие, – глубокомысленно заметил Хэнд.

– Да, но только до поры, – сказал я, собираясь на выход. – Дайте срок, и эволюция сделает свое дело. То же касается и химических гранат. Думаю, гранаты лучше оставить на крайний случай.

– Ковач, а куда ты собрался?

– Хэнд, на твоем месте я приказал бы Амели держаться повыше. Поняв, что их убивают и с земли, и с воздуха, нанобы станут отращивать длинные руки.

Я вышел, волоча за собой свои советы как ненужную одежду, чтобы повалиться в кровать и забыться наконец долгим сном. С трудом найдя дорогу вниз, я обнаружил, что пулеметы уже работают в режиме автоматического наведения. Люк Депре стоял у комингса люка с противоположной от своего пулемета стороны и дымил одной из сигар из Индиго-Сити, доставшихся в наследство от Крюиксхэнк.

В дальнем конце отсека со скрещенными ногами сидел Сян Сянпин рядом с люком, за которым лежали погибшие. В воздухе зависло тяжелое молчание, служащее мужчинам для выражения скорби.

Привалившись к возвышению на палубе, я едва сумел закрыть глаза. За прикрытыми веками продолжали гореть цифры отсчета. Один час и пятьдесят три минуты. Все меньше и меньше.

Перед глазами снова появилась Крюиксхэнк. Весело скалящая зубы, сосредоточенная на боевой задаче, курящая, дрожащая от оргазма, летящая по небу…

Стоп.

Послышался шелест чьей-то одежды, и глаза тут же открылись. Передо мной стоял Сян.

– Ковач, – наклонившись, он повторил еще раз, – Ковач, я сочувствую. Она была хорошим сол…

В ладонь правой лег интерфейсный автомат. Я приставил ствол к голове Сяна.

– Заткнись. – Вздохнув, я не сразу смог продолжить. – Скажешь еще слово – и раскрашу люк твоими мозгами.

Я замер, держа в руке казавшийся свинцовым автомат. Вместо меня его держали биопластины.

Наконец Сян выпрямился и отошел, оставив меня одного.

В голове пульсировали цифры. Один час и пятьдесят минут…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Хэнд начал собрание за час и семнадцать минут до контрольного срока.

Вовремя, ничего не скажешь. С другой стороны, он дал людям возможность пообщаться в неформальной обстановке. С момента, когда я ушел с верхней палубы, оттуда не раз доносились возбужденные крики. Находясь в грузовом отсеке, я улавливал лишь тональность, однако без усиленного нейрохимией слуха не мог разобрать смысла. Так продолжалось довольно долго.

Время от временя я слышал, как кто-то спускался на грузовую палубу, а затем возвращался обратно, однако мимо меня они не проходили, а сил или желания к пробуждению у меня пока не было. Единственным, кто не хотел давать мне передышку, оказался Семетайр.

– Разве я не сказал, что здесь появилась работа?

Мои глаза закрылись.

– Где же мой круг, работавший против военных? А, волк из «Клина»? И где теперь твоя ярость – теперь, когда она так нужна?

– Я не…

– Теперь ты ищешь меня?

– Я не занимаюсь этим дерьмом. Теперь.

Смех – словно грохот падающих корковых стеков.

– Ковач?

Я открыл глаза. Это был Люк Депре.

– Думаю, тебе стоит подняться к нам, – сказал он. Казалось, шум над моей головой немного утих.

– Мы ни в коем случае, – тихо говорил Хэнд, оглядывая всех присутствовавших, – повторяю, ни при каких обстоятельствах не уйдем отсюда, не оставив на той стороне ворот заявочный буй «Мандрагоры». Прочитайте свой контракт еще раз. Фраза «все возможные средства» есть его главная и наиболее существенная формула. Что бы ни приказывал капитан Сутьяди, вы в любом случае будете казнены, а ваши стеки – выброшены на свалку, если мы вернемся отсюда, не использовав «все возможные средства». Вам все понятно?

– Нет, далеко не все. – С противоположной стороны кабины послышался голос Амели Вонгсават. – Видите ли, единственным из возможных средств в нашем случае остается взять ваш гребаный буй и физически переместить его на другую сторону. То есть на руках. При том, что маяк вообще не работает. Такая возможность не представляется ничем, кроме самоубийства. Никто не найдет наших стеков.

– Мы способны просканировать нанобы…

Слова Хэнда потонули в гуле возмущенных голосов. Он протестующее поднял вверх обе руки. В этот момент тишины потребовал капитан Сутъяди, сразу получив то, что хотел. Однако первым заговорил Сян.

– Мы – солдаты, – сказал он в наступившую тишину. – Не камикадзе, воюющие за Кемпа. Это не выбор воина.

Он посмотрел вокруг, и показалось, что Сян удивлен своему порыву больше, чем кто-либо. Настала очередь Хэнда.

– А на плато Дананг, жертвуя собой ради остальных, ты сделал не «выбор воина»? Тогда ты отдал свою жизнь. Сейчас я покупаю у вас то же самое.

Сян взглянул на Хэнда с открытым презрением.

– Я отдал жизнь за солдат, воевавших под моим началом. Там не воняло коммерцией.

– О-о, Дамбалла… – Хэнд поднял глаза к небу. – За что, как вы полагаете, идет эта война? Вы, гребаная серая скотинка! Кто, в конце концов, оплачивал атаку на Дананг? Покопайтесь у себя в душах. Вы воюете за меня! За корпорации и за их долбаных марионеток!

Выйдя вперед, я прошел в самый центр спора.

– Хэнд, по-моему, как менеджер по продажам ты немного староват. Отдохни.

– Ковач, я вовсе не…

– Сядь на место.

Я произнес это без всякой аффектации, но, судя по всему, слова имели вес. Хэнд подчинился.

Все лица с надеждой обратились на меня. Нет, только не это. Опять.

– Мы никуда не уйдем. Не можем. Я хочу оставить этот лагерь так же, как и вы, но мы не можем уйти. До момента, пока не сбросим буй.

Замолчав, я переждал шквал возмущенных вопросов, не пытаясь никого утихомирить. Это сделал Сутъяди. Наступила зыбкая тишина.

Для начала я обратился к Хэнду:

– Почему не рассказать, кто и зачем подбросил нам систему МАНОП? Давай, пусть знают.

Сотрудник «Мандрагоры» молча смотрел на меня.

– Ладно. Тогда скажу я.

Напряженная, хрупкая тишина. Я ощутил это, оглядев лица сидевших вокруг. И показал на Хэнда.

– У нашего доброго спонсора есть враги в его корпоративном доме, в Лэндфолле. Враги, которые желают оставить его здесь. Нанобы – способ обеспечения этого желания. Пока план не сработал, но в Лэндфолле об этом не знают. Как только мы стартуем, они сразу поймут, в чем дело, и я сомневаюсь, что мы сумеем преодолеть незамеченными хотя бы половину параболы. Правильно, Матиас?

Хэнд кивнул.

– А как же коды «Клина»? – спросил Сутъяди. – Они разве ничего не стоят?

Послышались реплики с мест:

– Что может «Клин»…

– Это просто позывной, не более…

– Как же так, почему не…

– Заткнитесь, все.

К моему изумлению, они послушались.

– Командир «Клина» дал уникальный код, чтобы мы могли послать сообщение о чрезвычайной ситуации. Мы не информировали вас более обстоятельно, поскольку не считали нужным. – По моим губам поползла ухмылка. – В этом не было смысла. Теперь вы все знаете и думаете, что код гарантирует безопасный проход по параболе. Хэнд, не могли бы вы пролить свет на эту нехитрую уловку?

Секунду Хэнд смотрел в пол, потом откинулся назад. Его глаза твердо смотрели на слушателей. Хэнд будто прочитал нам лекцию:

– Командир «Клина» подчиняется приказам из Картеля. Кто бы ни сбросил нам подарок в виде нанобов, он должен был согласовать это с Картелем по своим каналам. Теперь мы знаем, что у него есть канал для обеспечения принятия решений. По тому же каналу к нашему недоброжелателю попадет код авторизации Исаака Кареры. Что касается подразделения «Клин» – вероятно, ему поручат нас уничтожить.

Со своего места спокойно отозвался Люк Депре:

– Ковач, ты из «Клина». Я не верю, что они могут стрелять по своим. Такого за «Клином» не водилось.

Ненароком посмотрев на Сутъяди, я заметил, что капитан явно напрягся.

– К несчастью, – заметил я, – Сутъяди разыскивают за убийство офицера из «Клина». Наш контакт вполне можно расценивать как предательство. Все, что требуется сделать врагам Хэнда – предоставить Карере список нашей экспедиции. Я не могу ни на что повлиять.

– Неужели не умеешь блефовать?

Я знал, что Посланников уважают за это умение, и кивнул.

– Попробовать можно. Но ситуация весьма невыгодная. Учитывая, что есть путь более прямой.

По комнате пронесся шум. Депре с интересом наклонил голову:

– Что за путь?

– Единственное, что даст нам уйти отсюда в целом виде, это сброс буя или что-то в таком роде. Если на марсианском корабле будет поднят флаг «Мандрагоры» – все, ставки сделаны. Возвращаемся домой как свободные люди. Любой иной исход будут расценивать как блеф. Или если поверят, что мы действительно обнаружили нечто, приятели Хэнда сами высадятся здесь и сбросят свой буй. После нашей смерти, разумеется. Избежать такого развития можно, если мы раньше всех сообщим о своей заявке.

Это был момент настолько критический, что воздух стал плотным на ощупь. Все с надеждой смотрели на меня. С охренительной надеждой все смотрели на меня.

Нет, только не это. Опять.

– Ворота откроются через час. Мы уберем скалы ультравибраторами, пройдем на штурмовике сквозь ворота и сбросим гребаный буй. Потом уберемся домой.

Напряжение продолжало нарастать. Стоя посреди хаоса голосов, я ждал. Ждал, заранее зная, как успокаивается прибой. Волны откатываются назад. И они тоже успокоятся. Потому что увидят – это знаю я и это знает Хэнд. Они поймут: нужно откатиться назад, и это единственный выход. Для всех нас. А если найдется тот, кто этого не поймет…

Я ощутил, как задрожали ладони, а внутри зарычали волчьи гены.

Кто не поймет, кто не откатится назад, того я просто застрелю.

Для человека, специализацией которого были компьютеры, их системы и сети, Сунь обнаружила весьма неплохое знание тяжелой артиллерии. Пристреляв батарею ультравибраторов по скалам, стоявшим наверху и внизу обрыва, она заставила Амели Вонгсават подвести «Нагини» на дистанцию менее пятидесяти метров от входа в выработку. Активизировав передние отражатели для защиты от обломков, она прямой наводкой открыла огонь по скале.

Звук напоминал царапанье оголенного провода по пластику или жужжание низко летящих осенних огненных жуков. А еще – звук, с которым Таня Вордени отчищала от кости стек памяти Дэн Цзяо Юна в Лэндфолле, в чертовом отеле. В нем слышались сразу все скворчащие, кричащие и царапающие звуки, перемешанные и усиленные до умопомрачительных уровней.

Это был звук, с каким мир должен разорваться на части.

Я следил за экранами на грузовой палубе, находясь в приятной компании двух пулеметов и двух спрятанных за окошком тел. В пилотской кабине в любом случае мало места, а оставаться с экипажем мне уже не хотелось. Сев на пол, я с отсутствующим видом наблюдал происходившие со скалой изменения: скалы ужасающе реалистично меняли свой цвет и ломались, не выдерживая давления лежащих над ними пластов, затем обваливались вниз, превращаясь в облака клубящейся пыли. По обломкам туда и сюда ходили волны от ультравибраторов, разбивай то, что еще осталось целым. Я чувствовал, как внутренности отзывались тупой болью. Сунь работала на малой мощности, и от летящих обломков штурмовик защищали экраны. Тем не менее визг самих ультравибраторов и скрежет ломавшихся скал легко достигал открытых люков «Нагини», штопором ввинчиваясь в уши. Перед глазами взлетала вверх гибнущая Крюиксхэнк. Двадцать три минуты. Ультравибраторы затихли.

Сквозь оседавшую пыль и груды мелких обломков, как сквозь пургу, я увидел контуры ворот. Вордени считала, что ворота невозможно повредить ни одним видом имеющегося у людей вооружения. Тем не менее Сунь запрограммировала наведение ультравибраторов так, чтобы снять мощность сразу, как только покажутся ворота.

Наконец, когда облака пыли отнесло немного в сторону, я заметил разбросанные у ворот части оборудования нашего археолога, разбитого и сметенного в сторону за последние секунды работы ультравибраторов. Трудно поверить, но артефакт стоял перед нами совершенно целый.