– Не кипятитесь так. Я не хотел вас оскорбить.
Мягко подтолкнув, он заставил ее сесть на стул, а сам встал перед ней на колени.
– А что же это было, если не оскорбление? – спросила она, укрывая больную ногу в складках юбки.
Он сдвинул шляпу на затылок и посмотрел ей в глаза.
– Я только хотел сказать, что вы упрямы. Иногда это приносит пользу.
Она не поверила, что упрямство в чем-то может быть полезным, особенно, если это касается ее.
– Дайте мне осмотреть вашу лодыжку. Он наклонился вперед и протянул руку.
– Нет, – сказала она. Если он хочет упрямства, он его получит.
Он вернул свою руку на колено.
– Говорю вам, я чувствую себя хорошо. Придется поверить мне на слово.
Она улыбнулась с легким оттенком самодовольства. Ему пришлось бы хватать ее ногу насильно, а она была твердо уверена, что он не станет этого делать.
Мэт продолжал пристально смотреть на нее, меж его темных бровей пролегла морщинка.
– Хорошо, – сказал он, отодвигаясь в сторону и освобождая для Джонси место. – Но я хочу посмотреть, как вы пройдете по комнате.
– Я не пойду!
Жар залил ее щеки при мысли выставить себя напоказ.
– Я хочу лишь осмотреть вашу ногу.
Его улыбка была чуть кривой, что создавало впечатление насмешки – над ней. Невозможный человек, решила Джонси.
– И тогда вы уйдете? – спросила она, поднимаясь.
Она посидела, лодыжка отдохнула, так что, пожалуй, она пройдет, не хромая.
– Да, – ответил он, садясь на корточки. Джонси сделала четыре шага, потом повернулась.
– Удовлетворены? – спросила она, подняв бровь.
– Вы притворяетесь.
– Ничуть! Она не болит. А теперь, простите, у меня еще много работы. – Джонси встала у двери, ожидая, когда он уйдет.
Он медленно поднялся и остановился рядом с ней. Сердце Джонси застучало чаще, пока он стоял и смотрел на нее. В продолжение нескольких мгновений они молчали.
– Вы попусту тратите время на этот дом, – тихо сказал он. – Почему бы вам не продать его?
– Это вас не касается.
Она посмотрела на него. Он очень похож на во все вмешивавшуюся старую миссис Ланг, соседку тети Иды. Но на нее было трудно сердиться, а ему она запросто посоветует не совать нос не в свое дело.
– Привет, Мэт, – окликнула его Милочка, внезапно появившись в дверях кухни, глаза у нее сияли. – Совершаешь врачебный обход?
– Что-то вроде этого, – сказал он, улыбнувшись в ответ. – Но, боюсь, она не очень хорошая пациентка.
– А вы вовсе не врач, – вставила Джонси. – Я могу сама о себе позаботиться, благодарю вас.
– Что ж, поживем увидим, – сказал Мэт, глядя ей в глаза. Она почувствовала, что говорит он не о лодыжке. Затем он продолжил: – Я, пожалуй, пойду. Чарли будет меня искать.
Он коснулся шляпы, кивнул Джонси и Милочке и вышел.
Джонси взглядом проследила, как он удаляется по улице, отмеряя широкие, уверенные шаги.
– Он чем-то тебе досадил? – спросила Милочка. – На Мэта это не похоже. С ним обычно легко, он спокойный.
– В самом деле? Я бы сказала, что он ценит свое мнение на вес золота, а я позволила себе не согласиться. – Джонси дохромала до стула, на котором сидела. – И так ему и сказала.
– Ясно. Так как же чувствует себя больная? – спросила Милочка.
Джонси искоса глянула на нее, пытаясь определить, что стоит за этими словами, но Милочка только улыбнулась.
– Боюсь, не так хорошо, как хотелось бы. – Джонси скорчила гримаску, садясь на стул. – Я собиралась сходить в редакцию газеты и дать объявление. Полагаю, с этим придется подождать до утра.
– По меньшей мере до утра, я бы сказала. Может, ты пойдешь к себе? Мэт прав, ты дала ноге мало отдыха.
Милочка помогла Джонси подняться наверх и устроиться на кровати.
– У мистера Доусона большое ранчо? Он, похоже, все время проводит в городе, а не там, – заметила Джонси, осторожно укладывая ногу на покрывало.
– Земли у него много, но сам дом всего в десяти милях от города. Поэтому, думаю, ему не трудно приезжать сюда.
– Ты хорошо его знаешь?
Джонси сняла с ноги туфлю и столкнула ее на пол. От нее не укрылась пауза, сделанная Милочкой, прежде чем та заговорила.
– Не слишком. – Милочка собралась уходить. – Я принесу тебе что-нибудь поесть, чтобы ты не спускалась вниз.
Сожалея, что спросила о Мэте Доусоне, Джонси сделала вид, что не очень-то им интересуется.
– Спасибо за помощь. Я уверена, что завтра мне будет намного лучше.
Лучше или нет, завтра ей придется пойти в город, решила она. Важно как можно скорее поместить объявление, но больше всего ей необходимо повидаться с мистером Коллинзом, юристом. Вывих сильно напортил ей во всех отношениях. Она не только плохо продвигалась с приготовлениями по открытию пансиона, но и впала из-за визита Джей Ти в панику, которую не может подавить. И если хоть что-нибудь не разрешится в скором времени, она сойдет с ума.
Ей предстояла еще одна бессонная ночь.
Рано утром следующего дня Джонси откинула одеяло и осмотрела лодыжку. Опухоль спала. Да она и вчера уже была совсем небольшая. Джонси осторожно спустила ноги с кровати и встала. Настроение у нее поднялось. Ничего, ни малейшей боли! Может, сегодня дела пойдут как надо. По крайней мере, начало хорошее, подумала она.
Джонси уделила особое внимание своему наряду, постаравшись придать себе вид деловой женщины. Сражаясь с несколькими непокорными локонами, Джонси продумала, что она скажет мистеру Коллинзу. Он явно был неправ, скрыв, что ее дом был публичным домом, и умолчав, что она вся в долгах.
Втыкая в густой узел волос лишнюю шпильку, она задумалась, что стала бы делать, если бы знала правду. И замерла, не донеся рук до прически. Она не могла сказать.
Наконец, удовлетворенная, Джонси спустилась вниз, где ее встретил запах жареного бекона и оладий.
– Сегодня ты ступаешь гораздо свободнее, – сказала накрывавшая на стол Милочка.
– Если я буду осторожна, а я собираюсь, лодыжка больше не доставит мне хлопот, – отозвалась Джонси.
После завтрака Милочка вернулась к уборке дома, а Джонси сидела за длинным столом и наблюдала за Мэгги. Та бесшумно передвигалась от плиты к столу и обратно.
– Давай, я приберу, – сказала Джонси. – Нехорошо, что ты все время и готовишь, и убираешь.
Джонси собрала тарелки и серебряные приборы.
– Нет. Спасибо. Это моя работа, и она мне нравится.
Мэгги украдкой глянула на Джонси и вернулась к плите.
– Тебе не придется все время выполнять эту работу, Мэгги. Я никогда не хотела, чтобы кто-то из нас постоянно делал одно и то же.
Джонси говорила мягко, искренне.
– Я знаю. Это Спайси дала мне эту работу. Она сказала, что я буду отвечать за все на кухне.
– Ты хочешь сказать, что именно ты поддерживаешь здесь все в такой идеальной чистоте? – Джонси обвела рукой окна, буфеты и деревянные полы.
– Да, – застенчиво улыбнулась Мэгги.
– Ты хочешь сказать, что не… – Джонси вспыхнула, удивившись готовым сорваться у нее с языка словам.
– Нет.
Мэгги стояла лицом к Джонси, прислонившись к огромной плите. Она немного расправила плечи, золотистая прядь волос упала на лоб. Джонси почувствовала, как наливаются жаром щеки, но не отвела взгляда.
– Извини, мне не следовало спрашивать.
– Ничего. Большинство так думает, раз я здесь. – Мэгги на мгновенье замолчала, потом торопливо продолжила: – Но так было не всегда.
Она отвернулась, снова отгородившись от Джонси.
Джонси хотела было дотронуться до Мэгги, ободрить ее – зачем, она не совсем понимала. Но знала, что никакой ее шаг не встретит радости. Поэтому она сказала:
– Завтрак был изумительный, Мэгги. – Потом бодро добавила: – Пожалуй, мне пора идти в редакцию газеты.
Мэгги продолжала скрести сковороды, не обращая на нее внимания.
Оставив Мэгги в ее вотчине, Джонси ломала голову над ее словами. Что она имела в виду, когда сказала: “Так было не всегда”? И почему Мэгги так старательно сдерживает свои чувства, словно охраняет какую-то потайную дверцу? Понимая, что эта дверца заперта – в особенности для нее, – Джонси заставила себя сосредоточиться на своем деле, предоставив Мэгги заботам Милочки.
Она прошла небольшое расстояние до “Ларами Сентинел” и помедлила перед дверью, прежде чем открыть ее. Первый шаг, очень важный к тому же. Раз и навсегда она объявит, что ее дом – это действительно пансион.
В помещении ее сразу же окутал резкий, но в целом терпимый запах типографской краски и машинного масла. Несколько посетителей образовали очередь, другие собрались, чтобы обсудить необычайно теплую погоду. Растерянность охватила Джонси: все они были мужчины.
– Лето наверняка будет сухим, – обратился к остальным один из старожилов, а сам чуть шею не свернул, глядя на Джонси. – Ну а это, черт… простите, мэм… значит, что зима будет ранняя и вьюжная.
Джонси неловко переступила с ноги на ногу под взглядом старика.
– Нет, – возразил другой джентльмен, одетый в сшитый на заказ костюм, – я не согласен. Тяжелая зима была в прошлом году. Другая такая же предстоит нам не так скоро.
Он вежливо улыбнулся Джонси. Старожил фыркнул:
– Черт… простите, мэм. – Он, извиняясь, снова глянул на Джонси. – Зима была не такая уж суровая. Если говорить о настоящих морозах, так это была зима семьдесят первого – семьдесят второго года. – Старик метнул плевок в ближайшую плевательницу, и она зазвенела. Джонси сжала зубы и сглотнула. – Одна из тяжелейших зим, и нам предстоит еще одна такая же.
Это прозвучало как вызов присутствующим, на который они не смогли не ответить. Спор продолжался, пока Джонси почти не оставила надежду, что на нее обратят внимание.
Наконец заговорил мужчина за конторкой.
– Джентльмены, не согласитесь ли подождать, – он посмотрел на них, – пока я обслужу эту молодую женщину?
Все отступили в сторону, а старожил сказал:
– Конечно, Харви. Мы не возражаем.
– Чем могу служить? – Харви улыбнулся, и у наружных уголков его карих глаз собрались морщинки.
– Я хотела бы дать в вашей газете объявление о своем пансионе, – сказала Джонси.
Она ощутила, как несколько пар глаз обратились в ее сторону. В помещении вдруг стало тихо.
– Ну разумеется. Пожалуйста, название вашего пансиона и адрес.
– “У мисс Тейлор”, Си-стрит.
Джонси рисовалась картина: стоящие позади мужчины открывают рты и взглядами прожигают у нее в спине дыры. Она почти чувствовала жар.
– Си-стрит, – повторил он. Плевательница зазвенела, как церковный колокол.
– Вы сдаете комнаты. – Перо Харви царапало по бумаге. – А какого размера будет объявление?
Он вытащил из-под кипы газет номер “Сентинела” и указал на несколько образцов.
– Вот такого, – сказала она, выбрав объявление среднего размера. Она должна быть уверена, что ей хватит денег, пока не появится хотя бы один постоялец. – А сколько это будет стоить?
Харви назвал цену, и Джонси попросила помещать его в течение месяца. Уплатив, она повернулась и увидела, что мужчины стоят и слушают, как она занимается своими делами.
“Что ж, Джонси, – сказала она себе, – тебе лучше привыкнуть ко взглядам, по крайней мере, поначалу”. Невозможно изменить репутацию дома за один день. И хотя она понимала это, не могла не оправдываться перед собой. Высоко держа голову и не глядя по сторонам, она прошла сквозь небольшую группу.
– Всего доброго, джентльмены, – сказала она, закрывая за собой дверь.
Она вышла из здания и перешла на другую сторону улицы, каждый шаг отдавался в ней унижением. Ей не нравится, когда ее вот так разглядывают, неважно, по какой причине. Это унизительно. И несправедливо. Винить в этом она могла свою тетю и мистера Коллинза. Почему эта женщина не могла содержать приличный пансион? Но нет, у нее был публичный дом, и она оставила его полным проституток!
Джонси подошла к двери, на стекле которой крупными черными буквами было написано: “Эндрю Б. Коллинз, адвокат”, и распахнула ее. Большой стол, два кресла с прямыми спинками и книги на полках, занимавших всю стену, составляли убранство комнаты. В воздухе витал запах кожи.
– Мистер Коллинз, – обратилась Джонси к вздрогнувшему маленькому человеку, изучавшему книжные полки.
– М-м-мисс Тейлор, какая неожиданность.
Даже сейчас, как и тогда, когда он примостился на диване тети Иды, Джонси отметила, что он очень похож на ощипанную родайлендскую красную курицу. Невозможно было смотреть на него, не задаваясь вопросом, куда он дел свои перья. Глаза у него были выпуклые, а голову венчал клок рыжих волос. Большой кадык нервно ходил вверх-вниз.
– Чем м-м-могу служить? – Он отошел от книг и встал у стола. – Пожалуйста, садитесь.
Джонси проигнорировала предложение.
– Какие еще сведения вы скрыли от меня, мистер Коллинз, помимо того факта, что я владею борделем и девицами?
Она обошла стол и стала надвигаться на адвоката, пока он не упал в кресло.
– Больше ничего. Я хочу сказать, что ничего и нет. – Он глотнул, и кадык судорожно дернулся. – Правда, – пролепетал он.
– Вы уверены, мистер Коллинз? – Джонси жгла его взглядом. – А как насчет мистера Джея Ти Лоуренса?
Мистер Коллинз вжался в мягкие глубины кресла.
– А что н-н-насчет н-н-него?
– Я должна ему долг своей тети?
– Дайте мне взглянуть на бумаги. Если вы чуть посторонитесь…
Джонси отступила назад, дав ему возможность поискать в аккуратно заполненном ящике.
– Да, действительно… должны.
Он виновато посмотрел на нее, кадык все еще дергался.
– Это дает ему право указывать мне, как вести дела? – Непрошеная нотка отчаяния прозвучала в ее голосе.
– На самом деле нет. Джей Ти может захотеть, чтобы вы так думали, но до тех пор, пока вы будете аккуратно вносить платежи, он ничего не сможет сделать. Законным путем.
Волна облегчения захлестнула Джонси, она даже ослабла.
– Пожалуйста, садитесь, мисс Тейлор. – Мистер Коллинз приглашающе улыбнулся ей. – Пожалуйста. Мне бы хотелось попытаться объяснить.
Джонси резко взглянула на него. Интересно, можно ли доверять тому, что он скажет? Ведь он не упомянул о вещах, которые беспокоят ее больше всего. Но решив, что особого выбора у нее нет, как только выслушать его, она, держась напряженно, уселась в кресло напротив. Их разделял стол.
– Я знаю, что не был до конца честен с вами, и приношу свои извинения, – начал адвокат. – Поверьте, я провел много бессонных ночей, думая о вас и вашем положении. – Он потрогал кончиком пальца лист бумаги.
– Не больше, чем я, мистер Коллинз, – сказала Джонси, не желая принимать его извинений и успокаивать его нечистую совесть.
– Я понимаю ваше неприятие всего, что я могу сказать. Но со всей искренностью заявляю, что не мог заставить себя сказать вам правду, когда наконец увидел вас в доме вашей тети Иды. – Он неловко поерзал на сиденье, потом продолжил: – Я с-с-сразу же понял, что передо мной благовоспитанная леди, и просто не знал, как сообщить вам о публичном доме… – Он отвел глаза. – Или о Спайси. – Уши у него побагровели.
– Сочувствую вам, мистер Коллинз, – произнесла Джонси, заставляя себя немного смягчиться в надежде получить еще какие-нибудь сведения. – Но то, каким образом я узнала правду о доме и своей тете, повергло меня в шок. Вы, без сомнения, знали, что произойдет. Вам следовало действовать более профессионально и открыто.
– Вы, конечно, правы. Просто это настолько нелепо, что у вас была тетя, которая оказалась… мадам.
Он проговорил это слово шепотом.
– Мне тоже так кажется. – Теперь настал черед Джонси ощутить, как разливается по щекам тепло. – Я открою в этом доме пансион.
– Да, я слышал. Вас можно поблагодарить за такую услугу нашему обществу. Не обращайте внимания на то, что говорят люди, – сказал он, улыбаясь, и на его лице отразилось уважение и восхищение и даже легкая влюбленность.
– Какие люди?
Значит, о ней все-таки говорят.
– Не беспокойтесь. Узнав о ваших намерениях, они всем сердцем одобрят их.
– Просто скажите, что говорят и кто. Она не знала, почему так разозлилась. В конце концов, она никого в Ларами не знает, кроме Мэгги и Милочки. И Мэта Доусона. Мистер Коллинз молчал, но Джонси заметила, как он сжал зубы, выказывая сильную антипатию.
– Джей Ти Лоуренс! – почти прошипела Джонси. – Я ничего не позволю забрать у себя этому самодовольному человеку! Ни дом, ни мое дело! – Она вскочила и принялась ходить перед столом. – Сколько я должна его банку?
Джонси обеими руками оперлась о стол и затаила дыханье.
– Вы должны не банку. Это был личный заем. – Адвокат посмотрел в бумаги, потом тихо сказал: – Пять тысяч долларов.
Джонси почти упала в кресло.
– Пять тысяч? – прошептала она. – Почему не миллион?
– Ежемесячный взнос составляет двести долларов. В течение четырех лет.
Слова мистера Коллинза доходили до нее словно сквозь туман.
– Как же я смогу выплатить его? Почему она согласилась на это? – Джонси смотрела на адвоката, надеясь услышать ответ.
– У Спайси не возникло бы трудностей с погашением. Ее доход был достаточно высок, поскольку ее… э-э-э… клиенты были люди состоятельные. Джей Ти помогал ей с этим.
– Ради всего святого, на что она тратила деньги? На золотые ночные горшки? – Она заметила, что уши адвоката снова покраснели.
– Нет. Во всяком случае, я так не думаю. – Он оттянул пальцем высокий воротничок. – Она покупала заграничные вещи. Хрустальные люстры, например, обои, ковры.
– И оставила мне счет! Почему мне? Почему не одной из своих “ночных красавиц”? То, что я ее родственница, еще не означает, что я захочу его оплатить!
Но дом, он был нужен ей.
– Мисс Тейлор, не изводите себя. Пожалуйста, успокойтесь. – Мистер Коллинз приподнялся из кресла и потянулся через стол, намереваясь как-то утешить ее. – Вы должны обдумать план действий, а в таком состоянии вы будете к этому неспособны.
Она сцепила пальцы:
– Вы правы. Основное то, что я влипла во все это. Как – уже не имеет значения.
Но выберется ли она когда-нибудь?
– Я хочу предложить вам свои профессиональные услуги, бесплатно.
Джонси смогла только уставиться на адвоката.
– Это самое меньшее, что я могу сделать. И это поможет мне уснуть сегодня ночью.
Он улыбнулся ей, и она почувствовала, что, вроде бы, обрела друга. Она улыбнулась в ответ и подумала, что мистер Коллинз вовсе и не похож на курицу.
– Я принимаю ваше предложение.
– Первое, что мы должны сделать, это предотвратить дальнейшие визиты Джея Ти в ваш дом. Я сам буду относить ему ваши взносы, если вы не захотите лично иметь с ним дело.
– Когда срок первого платежа?
Она молилась, чтобы у нее оказалось время заполучить нескольких постояльцев.
– Около месяца.
Нужно отправиться домой, сделать подсчеты и наметить бюджет. Она протянула руку, и мистер Коллинз тепло пожал ее.
– Еще рано сдаваться, мисс Тейлор. Джонси лишь улыбнулась. Она не хотела сдаваться, но как ей выиграть? Всё против нее, и ничто не говорит в ее пользу.
ГЛАВА 6
Несколько дней Джонси раздумывала, сказать или нет Милочке о своем финансовом положении, а скромная сумма, оставленная ей матерью, тем временем таяла. Даже если она не возьмет оттуда и десятипенсовика, этих денег едва ли хватит хотя бы на первый взнос. Но что толку перекладывать свою подавленность на кого-то другого? Надо справиться самой. А поскольку одна лишь работа помогала забыться, она ушла в нее с головой.
– Думаю, самое время наведаться в комнату моей тети, – сказала Джонси, допив утренний кофе. – Что скажете?
Отставив свою чашку, Милочка поднялась и кивнула.
Идя через переднюю, Джонси огляделась, довольная тем, как сверкает все вокруг. Поднявшись наверх, Джонси вошла в большую комнату и осмотрела обстановку. Очевидно, здесь ничего не трогали с момента смерти Спайси. Даже постель не была заправлена.
Милочка подошла к кровати и осторожно расправила белое кружевное покрывало, комком лежавшее в ногах.
– Спайси всегда была аккуратной. Я понимаю, что вид дома опровергает мои слова, но это правда. Когда она заболела, мы с Мэгги проводили большую часть времени или здесь, или на кухне. – Милочка сняла простыни. – Вот почему Руби верховодила в доме. – Милочка сложила постельное белье стопкой у двери. – Спайси была хорошей женщиной. Она понимала людей и нравилась им.
Джонси почувствовала Милочкину потребность защитить Спайси, поэтому оставила свои мысли при себе. За то время, что Джонси находилась здесь, они очень мало вспоминали о ее тете, не говоря уж о ее образе жизни, что как нельзя больше устраивало Джонси.
А вот в отношении Милочки ее любопытство неуклонно росло. Она смотрела, как Милочка выдвигает ящики и вынимает белье и маленькие коробочки с драгоценностями, и внезапно на нее нахлынули мысли о других женщинах, живших здесь.
Собрав все свое мужество, она спросила:
– А как твое настоящее имя?
Джонси приготовилась к… чему? Холодному отпору? Возможно, спокойному неприятию? Она пожалела, что задала этот вопрос.
Милочка долго смотрела на Джонси, потом тихо ответила:
– Вирджиния. Мои родители называли меня Джинни.
И отвернулась раньше, чем Джонси успела разглядеть что-нибудь, помимо обычной сдержанности Милочки.
– Я могу называть тебя Джинни? По-моему, это имя очень тебе подходит.
Та повернулась, и впервые на ее лице отразилось такое множество чувств.
– Я была бы рада.
Движение за дверью привлекло их внимание.
– Что здесь происходит? – В комнату вошла Мэгги, голос у нее звенел от напряжения. – Что вы делаете?
– Мы с Джинни приводим в порядок комнату, чтобы подготовить ее для постояльцев, – сказала Джонси, глядя, как Мэгги подбегает к Джинни.
– Милочка, о ком это она говорит и что делает?
– Она говорит обо мне. Ты забыла? Я говорила тебе, что мое настоящее имя Джинни. Она похлопала Мэгги по руке и, доведя до кровати, усадила.
– Милочка, ты не можешь позволить ей забрать отсюда эти вещи, – прошептала Мэгги, но недостаточно тихо, чтобы Джонси не услышала.
– Нам придется убрать их, – мягко ответила Джинни. – Если не хочешь помогать, не надо. Сделай себе чаю и посиди на заднем крыльце.
– Мэгги? – обратилась к ней Джонси. – Может, возьмешь что-нибудь на память из тетиных вещей? Выбирай, что хочешь.
Большие голубые глаза остановились на Джонси.
– Что хочешь, – повторила она.
Мэгги поднялась с кровати, подошла к туалетному столику и открыла маленькую музыкальную шкатулку. Джонси смотрела, как она вставляет ключ и поворачивает его. Знакомый припев колыбельной наполнил тихую комнату позвякиванием колокольчиков. Из недр шкатулки Мэгги извлекла золотое ожерелье с аметистом и приложила его к шее. Посмотрела в зеркало над столиком, потом на Джонси.
– Прекрасно, – одобрила Джонси. – Хочешь его взять?
– И музыкальную шкатулку? – спросила Мэгги.
– Конечно. Они твои. Давай, я застегну ожерелье, – осторожно предложила она.
– Нет. Я не хочу его носить. Не сейчас. – Мэгги направилась к двери, потом повернулась. – Спасибо.
– Я уверена, тетя хотела бы, чтоб они остались у тебя, – сказала Джонси.
После ухода Мэгги Джонси поняла, что Джинни не станет объяснять, что происходит с девушкой, поэтому не стала спрашивать и вернулась к неотложным делам.
– Не представляю, что со всем этим делать, – сказала Джонси, обозревая столики и комоды с личными вещами.
– Я знаю, что некоторые свои вещи Спайси держала на чердаке, – ответила Джинни. – Лестница туда – за дверью в конце коридора, рядом с твоей комнатой.
– Что ж, мы, видимо, так и поступим. Кроме меня родственников нет, и я не думаю, что кто-нибудь захочет… – Джонси резко замолчала, взглянув на Джинни. – Я только хотела сказать, что она была…
Голос ее оборвался, она не знала, что еще сказать. Она говорила правду. Она действительно не считала тетку леди, такой же, как ее мать. Невероятно, что они были сестрами.
– Извини, Джинни, я знаю, что она была тебе не безразлична.
Джонси на самом деле не хотела ее обидеть.
– Ничего. Ты не знала ее. Еще месяц назад она даже не существовала для тебя.
Джинни принялась выкладывать на кровать платья из гардероба. Да, подумала Джонси, мама очень хорошо хранила эту тайну. Она повернулась к тетиному туалетному столику и собрала в подол щетку для волос, маленькую стеклянную баночку со шпильками, зеркало в оправе из слоновой кости и два хрустальных флакончика духов. Джонси посмотрела на все это. Вещи, без сомнения, были заграничные и очень дорогие. И такие личные. Она безуспешно попыталась побороть неловкость, охватившую ее от одного даже пребывания в этой комнате. На самом деле она чувствовала себя не в своей тарелке во всех спальнях. И снова она заставила себя вернуться к делу.
– Джинни, возьми, пожалуйста, шкатулку с драгоценностями и пойдем наверх – сначала посмотрим. Не стоит брать сразу много вещей, может, их и положить некуда.
Джинни согласилась и пошла впереди, показывая дорогу. Джонси прошла следом за ней по коридору, завернула за угол, осторожно держа юбки, чтобы не выпал ни один из предметов. Оконце над верхними ступеньками освещало лестницу. Хлопья пыли легко понеслись по полу и закружились в воздухе, когда Джинни повернулась на верху лестницы и вошла на чердак. Потолок здесь нависал низко, перегородок не было, только слуховые окна как-то делили пространство.
Одно из окон располагалось над передним крыльцом, и свет просачивался сквозь маленькие цветные стекла и отбрасывал мириады разноцветных искорок на вытертый ковер. К одной из стен было прислонено большое треснувшее зеркало, а рядом стоял сундук.
Джонси выложила тетины вещи из юбки на пол. Подняла тяжелую крышку и обнаружила, что сундук почти до отказа заполнен платьями, сверху лежали маленькая деревянная шкатулка и альбом с фотографиями.
– То, что я принесла, сюда поместится, – сказала она Джинни, – но больше места не останется.
Она упрятала в складки одежды гребень, щетку и зеркало, а духи и баночку со шпильками рассовала по углам.
– Здесь еще один сундук, почти пустой, – через плечо отозвалась от другого слухового окошка Джинни. – Одежду можно сложить в него.
Джонси не ответила, она встала на колени на ковер рядом с открытым сундуком и вынула альбом. Под ним она увидела обрамленную фотографию размером не больше своей ладони, а запечатлены на ней были две улыбающиеся юные девушки. Она долго смотрела на них. Не узнать свою мать она не могла: ей, должно быть, здесь лет семнадцать-восемнадцать. Но вторая девушка походила на мать как две капли воды. Джонси передвинулась поближе к окну. Близнецы! Это ее мать и тетя.
Какой обескураживающей оказалась мысль о том, что жившая в этом доме женщина выглядела точно так же, как Мейбл Тейлор. Мысли тут же вернулись к ее первому появлению в этом доме и картине с обнаженной женщиной. Она не соотнесла сходство изображения с матерью, возможно, из-за неприличной позы. Что ж, подумала она, эта фотография объясняет, почему Джонси так похожа на тетку. Она убрала фотографию туда, где та так долго покоилась. Без интереса взглянув на альбом, Джонси положила его поверх фотографии и наконец закрыла сундук. Она не хотела знать женщину, которую столько лет избегала ее мать.
– Ты что-то нашла? – спросила Джинни, идя к ней.
– Ничего особенно, – ответила Джонси. – Думаю, здесь хватит места для вещей из тетиной комнаты и всего, что нам будет не нужно. – Она хотела говорить твердо, но удалось ей это плохо.
Оглядев чердак, Джонси спросила:
– А что стало с большой картиной, которая висела в передней?
– Где нарисована Спайси? – уточнила Джинни.
Джонси кивнула, не глядя ей в глаза.
– Мы с Мэгги принесли ее сюда. По-моему, она не подходит для твоего пансиона.
Джонси посмотрела на Джинни.
– Спасибо.
Она была благодарна за то, что портрет убрали, но еще больше – за понимание. Джинни ни разу не вступилась за публичный дом и не заставила Джонси чувствовать себя неловко, как это были при разговоре с Руби.
Спускаясь вниз следом за Джинни, она думала о том, что толкнуло эту женщину на столь недостойный путь. Чем ближе она узнавала Джинни, тем больше убеждалась, что она совсем не похожа на Руби.
Остаток дня они провели в бесчисленных восхождениях на чердак. Жара стояла нестерпимая. Пот стекал у Джонси по спине и груди, насквозь пропитав ее рабочее хлопчатобумажное платье. Ноги болели, и казалось, она не сможет больше сделать ни шага.
Наконец все было закончено, и они с Джинни сели рядом на кровать Спайси. Джонси убрала со лба прилипшую прядь.
– Этот чердак меня вымотал! Но худшее уже позади. – Она рукавом отерла щеку.
– Это уж точно! – согласилась Джинни, проводя по лбу грязной рукой. Выглядела она совсем измученной. – Если бы мое тело могло говорить, уверена, оно бы громко пожаловалось.
Низкий звук, какой бывает, когда стиральная доска дребезжит о край пустой жестяной ванны, эхом отозвался из глубин живота Джинни. Они забыли об обеде. Девушки удивленно переглянулись.
– Проголодалась? – улыбаясь, спросила Джонси.
– Мне достаточно понюхать приготовленную Мэгги курицу, и я голодна, даже и аппетит нагуливать не надо. – Джинни потянула носом воздух: – М-м-м.
– Так чего же мы ждем?
Мэгги была необыкновенной поварихой, и Джонси с особым удовольствием уселась за еду.
– Ты просто превзошла себя, Мэгги. – Джонси смотрела на золотисто-коричневую курицу, картофельное пюре с густой подливкой и миску дымящихся зеленых бобов. – Мы все скоро так растолстеем, что не сможем ходить, не то что работать.