Прошло несколько секунд, прежде чем смысл сказанного дошел до собравшихся вокруг костра двенадцати выживших Защитников.

— Где?! — резко вскинулся Страж Мара.

— Так сразу не скажу, — покачал головой Пасол. — Надо свериться с картами. Помню, что долина в горах. Координаты то ли восемьсот четыре, то ли восемьсот пять. Вершина «горы-восемь», но к югу или к северу, не уверен.

Пару минут спустя, оторвавшись от изучения карт, Дван заметил:

— Все это хорошо, но Индо наверняка вас узнал. Сейчас его, должно быть, уже и след простыл.

Хотя уцелевшие Защитники облачались теперь в такие же одеяния из шкур, как примитивные аборигены, покрой и выделка сразу выдавали наметанному глазу их истинную принадлежность. Спутник Пасола по прошлогоднему рейду Со утвердительно закивал после нескольких минут раздумья:

— Это был Индо, друзья, я тоже вспомнил. Лысый, дряхлый, весь в морщинах, но это был он, без всякого сомнения.

— Индо, конечно, смылся, — задумчиво протянул Мара, — но отнюдь не исключено, что их убежище где-то поблизости. В любом случае, проверить не помешает. Сегодня вечером отдохнем, а поутру отправимся по их души.

Защитники согласно закивали и принялись за прерванную трапезу.

В долине с координатами «804» они обнаружили то самое племя, что дало приют изгнаннику Индо. Последний, разумеется, исчез в тот же день, когда опознал Защитников. Пару дней они провели в пещерах, допрашивая аборигенов. Те вопили и корчились под воздействием болеизлучателей, но ни один не выдал, куда подевался Танцор. Они что-то лепетали, но их язык не походил ни на шиата, ни на что-либо другое. Невзирая на интенсивность пыток, от них так и не удалось добиться чего-либо вразумительного.

Покончив с допросом и перебив остальных, они собрали останки в одну кучу и обложили стволами деревьев, не разбирая между сухими и свежесрубленными. Неприятное занятие, но необходимое. Дван лично возглавил похоронную команду. Вместе с Со и Тенселом он резал и отволакивал охапки веток и стволы деревьев к месту сожжения, но мертвецов оказалось больше двух сотен, и, когда они закончили, мускулы Двана болели от непредвиденных физических усилий. Сам Дван предпочел бы оставить убитых дикарей на съедение трупоядным хищникам, но Наставник Мара изрек запомнившуюся и с тех пор навсегда въевшуюся ему в плоть и кровь фразу:

— Мы Защитники, Дван, и должны вести себя подобающе. Мы ответственны за любую живую тварь, которую лишаем жизни. Подумай хотя бы о том, кем посчитают нас Танцоры, явившиеся после нас на поле смерти? Варварами? Они существа гордые, но и мы тоже. Негоже давать им повод презирать нас.

— А так ли уж это плохо, Мара? — наивно спросил тогда Дван. — Пусть лучше враги недооценивают нас, чем наоборот. Мара всего лишь покосился на Двана, но так, что у того язык к зубам прилип.

— Нет. Мы сжигали их и будем сжигать. Все. Дальнейшие дискуссии на эту тему запрещаю.

Отступив на пару десятков шагов, Дван включил единственный оставшийся в рабочем состоянии лазер на минимальную интенсивность излучения и направил луч в сторону огромной пирамиды из древесных стволов и мертвых тел. Задымились зеленые ветки, а потом все сооружение разом вспыхнуло. В ноздри потянуло запахом горелого мяса.

Выйдя на берег реки, Мара направил сенсоры датчиков на ближайшую долину. Один был настроен на поиск металла, другой — на частотные характеристики включенной хронокапсулы. Задача сама по себе сложная, даже при благоприятных условиях. Залежи железной руды встречались на этой планете повсеместно, вследствие чего показания датчика зачастую нельзя было считать достоверными. Близилась ночь. Двенадцать оставшихся в живых Защитников собрались на ужин. Мара свернул аппаратуру и с досадой сообщил, что металл в долине имеется, но в каком виде, понять невозможно.

— Завтра утром подберемся поближе и попробуем еще разок, — пообещал он.

Танцоры атаковали лагерь за час до рассвета.

Дван пробудился в полной тишине. Он лежал спиной к стволу толстого дерева в обнимку — так было теплее — с Защитником Со. Несколько мгновений он приходил в себя, пытаясь сообразить, что же его разбудило. И внезапно понял: тишина. Дван похолодел, остатки дремы мигом слетели с него. Абсолютная тишина. Не слышалось ни криков ночных птиц, ни кваканья маленьких земноводных, ни шороха насекомых. Дван осторожно поднял голову, вглядываясь в темноту, и потянулся свободной рукой к китжану, закрепленному ремешком на бедре. Луна уже зашла, а звездный свет едва рассеивал беспросветный мрак. Инфракрасное зрение позволило ему различить пару смутных фигур на грани видимости, но были то люди, волки или гиены, определить он не мог.

Куда же подевалисъ часовые?

Тмариу и кто там еще с ним? Ах да, Эддил! Дван поискал их взглядом. Вот чья-то неподвижная фигура на берегу ручья. Часовой? Но почему он не шевелится?

Дван набрал в легкие воздуха, чтобы поднять тревогу, и в этот момент ночную тишь прорезал зловещий свист стрел. Они летели словно из ниоткуда; миг — и оперенное жало вонзилось в шею Со. Тело его в объятиях Двана выгнулось дугой, он страшно захрипел и умер, так и не успев проснуться. Гигант Защитник не стал тратить времени на поиски цели. Он просто вскинул китжан и наугад резанул по ближайшим кустам. Тактика оказалась удачной: шагах в двадцати истошно заверещал пораженный импульсом Танцор. Не теряя ни секунды, Дван с места подпрыгнул вверх, уцепился за нижнюю ветвь дерева метрах в двух над головой, подтянулся, забрался повыше, перебрался на соседнее, а оттуда на третье, на ходу соображая и подсчитывая расклад сил. Один Танцор ранен или убит, а вот трое Защитников точно мертвы — оба часовых и Со. Возможно, кто-то еще пострадал. С другой стороны, вопль раненого Танцора мог оказаться военной хитростью. Если он все же попал, соотношение девять к четырем. Если нет, девять к пяти. Паршиво в любом случае.

Сигнал вызова прозвучал так тихо, что даже Дван едва услышал его. Радиопередатчик был вмонтирован в ворот его туники. Собственно говоря, ворот — это единственное, что осталось от оригинала; за истекшие тысячелетия Защитникам поневоле пришлось шить себе одежду из подручного материала. Дван приблизил губы к отвороту и чуть слышно прошептал:

— Дван.

— Плохие дела, Дван, — раздался в ухе голос Мары. — Мы потеряли Тмариу, Эддила и Бареста. И еще Элса. Я понюхал его кожу. Она пахнет Танцором Лориеном.

МэйАрад'Элс — последний из родичей Мары на этой планете. Дван прекрасно понимал скорбь Стража. Он тоже потерял всех земляков: четверо Защитников из клана Джи'Тбад погибли при взрыве корабля, а из оставшихся не было никого даже из родственных кланов Эа'Тбад и Леа'Тбад.

Впрочем, Танцор Лориен тоже происходил из клана Джи'Тбад, но его Дван поклялся убить и родичем более не считал.

После паузы Мара заговорил снова:

— Я убил Элемира и отрезал ему голову. Аты, похоже, зацепил Трегу. Я сам видел, как его уносили с поля боя.

Если Мара не ошибается, Танцоров осталось всего трое: Седон, Индо и Лориен. Дван снова приблизил губы к передатчику.

— А что наши? — осторожно спросил он.

После долгого, тяжелого молчания Мара признался:

— Ты единственный, кто откликнулся на мой вызов, Дван.

Дван даже не задумался о том, что подвергает себя опасности. Подняв голову к небесам, он закричал во всю мощь своих необъятных легких:

— Седон! Ты слышишь меня?! Я убью тебя, Седон! Его крик еще долго отдавался эхом в безмолвных, равнодушных зарослях.

На рассвете они прочесали окрестности лагеря. Нашли десятерых мертвых Защитников и Танцоров Элемира и Трегу. Тела последних оказались неестественно холодными. Дван догадался, что они специально понизили температуру наружных покровов, прежде чем залечь в засаду. С одной стороны, полезная уловка, позволяющая обмануть инфракрасные сенсоры; с другой — непростительная глупость, стоившая жизни тому же Треге. Если бы кровь у него в жилах циркулировала нормально, вполне возможно, он выжил бы после попадания импульса китжана, задевшего его, как выяснилось, по касательной.

Они отрезали Треге голову и вырвали сердце из груди — на тот случай, если Танцор остановил его и притворился мертвым с целью ввести в заблуждение противника. Потом свернули лагерь и — пустились в погоню.

Они преследовали беглецов четверо суток. Далекие горы вырастали перед ними день за днем, заслоняя горизонт своими остроконечными пиками, покрытыми вечными снегами. Помимо скудного запаса продовольствия Дван и Мара несли китжаны, гранатомет и последний лазерный карабин. Все остальное оружие и оборудование они уничтожили.

Двану казалось, что жизнь его достигла очередного радикального перелома. Сначала гибель корабля и колонии, а теперь вот потеря в один день сразу десяти товарищей. Они бежали сквозь заросли неутомимой волчьей рысью, а ему все вспоминалось, как забился в предсмертных судорогах у него на руках бедняга Со, сраженный примитивным куском дерева. Размеренность бега, сопряженная с необходимостью поддерживать ровный ритм дыхания, немного отвлекала от тяжких воспоминаний. Шел четвертый день, а они все бежали и бежали, не задерживаясь практически ни на минуту, сквозь смешанный хвойно-лиственный лес последнего ледникового периода в истории Земли.

Конечно, им приходилось делать остановки — ни одно живое существо не в состоянии выдержать столь убийственный темп, — но они позволяли себе не более двух-трех часов сна в обнимку, чтобы не замерзнуть под порывами пронизывающего, холодного ветра с гор, после чего вновь продолжали погоню. Для Мары, несомненно, это было куда более тяжким испытанием, чем для длинноногого Двана, но коротышка Страж ничем не проявлял слабости, поспевая вслед за напарником и ни разу не отстав от него.

Беглецы опережали их теперь на какой-нибудь час. Об этом свидетельствовали свежеобломанные ветки кустарника, не успевшая выпрямиться трава и еще тысяча мелких примет. Давно прошли те времена, когда Защитники понятия не имели о том, что такое выслеживать добычу. Ныне они сделались самыми искусными следопытами за всю историю человечества, а также научились охотиться и питаться плотью животных. Впрочем, тринадцать тысяч лет борьбы за выживание и не такому научат.

Утром на четвертый день они вышли на опушку леса. Впереди простиралась широкая равнина, отделяющая их от другого лесного массива. В высокой траве отчетливо виднелся проход, вытоптанный убегающими Танцорами. Здесь же беглецы разделились. Анализ следов показал, что Индо с Седоном повернули на север, а Лориен направился на запад.

— Лориен Джи'Тбад, — угрюмо пробормотал Дван. — Убей его очень медленно, Мара, если представится такая возможность.

— Хорошо, Дван, я постараюсь, — кивнул Страж.

— Убей его в любом случае.

— Убью.

Дван еще несколько секунд позволил себе понежиться под теплыми лучами утреннего солнца, потом сказал:

— Прощай. Если я выживу, встретимся в пещере, где мы спрятали боты.

— Если мы выживем, — поправил Мара и неожиданно обнял напарника с такой силой, как будто не надеялся больше с ним увидеться. Дван ответил тем же. Когда объятия разжались, они направились каждый своим путем, даже не оглянувшись друг на Друга.

Дван ожидал подобной подлянки, но, когда это все-таки произошло, был тем не менее изрядно раздосадован.

След вновь разделился.

Сначала он не заметил раздвоения в полумраке лесных зарослей, а когда обнаружил свою ошибку, вернулся назад к тому месту, где Танцоры бежали еще точно вдвоем. Второй след он нашел шагах в шестидесяти — кто-то из беглецов переместился довольно далеко в сторону. Будь Дван не столь внимателен, тому, наверное, удалось бы ускользнуть.

Первоначальный след повернул на северо-восток; отделившийся от напарника Танцор продолжал двигаться строго на север, в направлении узкой долины, уходящей в горы.

Дван задержался на распутье, глубоко и часто дыша и обдумывая план действий. Смежив веки, он попытался проанализировать ситуацию — впервые за последнюю тысячу лет. Если бы юный Защитник, каким он был когда-то, смог сейчас проникнуть в ход его мыслей, он наверняка бы ужаснулся тому, насколько атрофировалось логическое мышление постаревшего на тринадцать тысячелетий Двана. С другой стороны, тому не с кем было общаться, кроме коллег Защитников, чьи мыслительные процессы претерпели еще более серьезные изменения к худшему.

«Седон и Индо изначально шли на север. Седон главный, и это он выбирал направление, равно как и место назначения. Седон упрям и горд. Он не позволит себе унизиться до заячьего петляния, кто бы его ни преследовал. Значит, на север ушел именно Седон».

Северный след вел в длинный каньон, вонзающийся в подножие горного хребта и полого уходящий вверх, к перевалу. Второй — северо-восточный — упирался в скалистый склон, такой крутой, что беглецу местами пришлось бы просто карабкаться.

«И мы пойдем на север», — подумал Дван и открыл глаза.

Волк стоял в тени кустарника, в упор глядя на него неподвижными красными глазами. Крупная зверюга, весом со среднего человека. Грязно-рыжая шерсть на загривке вздыблена, пасть оскалена. Клыки и морда в свежей крови. Дван шагнул к нему. Волк в тот же миг поджал хвост, повернулся и большими скачками понесся вверх по крутому северо-восточному склону.

Дван, не раздумывая, последовал за ним.

Он гнался за зверем с утра до полудня. Где-то на задворках мозга маячила неотступная мысль, что волк — это вовсе не волк, а путеводный дух, ниспосланный в этот мир Безымянным, дабы помочь Двану найти и покарать еретика.

Ближе к закату волк куда-то пропал, а через несколько минут Дван увидел Танцора. Увидел воочию, во плоти, впервые за тринадцать тысяч лет.

Седон!

Он показался всего на миг, далеко впереди, на фоне редеющих деревьев. Беглый Танцор упорно взбирался вверх, зачем-то стремясь достичь пустынной зоны между альпийскими лесами и границей вечных снегов. Дван навскидку выстрелил из китжана, но промахнулся. Тогда он прибавил скорость. Последняя полоса зарослей, и хвойные деревья кончились, уступив место кустарнику и каким-то редким и скрюченным, низкорослым уродцам с белесыми остроконечными листьями. Дван снова заметил Се-дона и послал ему вдогонку еще один импульс. Опять мимо!

Дван зарычал и бросился вслед врагу. Колючие ветки кустарника хлестали его по лицу, цеплялись за одежду, но он ничего не замечал. Благодаря своей силе и весу, он обладал заметным преимуществом: там, где хрупкому Танцору приходилось огибать препятствие, более массивный Защитник шел напролом, оставляя за собой широкую полосу изломанных веток и вывороченной с корнями поросли.

Есть! Слабый намек на движение справа и чуть выше по склону. Дван выстрелил не целясь, полагаясь на слепую удачу. Замер на мгновение и выстрелил снова. Солнечный диск почти скрылся за горизонтом. Горы заволокли сумерки, и сразу потемнело. Он послал еще один импульс в направлении предполагаемого движения беглеца и прислушался. Никакой реакции. Можно было попробовать лазер, но Дван не стал этого делать. Если уж китжан с его достаточно широким радиусом поражения не сработал, нечего и рассчитывать на лазерный луч. Огорченно вздохнув, он вернул китжан на прежнее место и возобновил преследование.

Склон сделался еще круче — до такой степени, что Дван уже даже не карабкался, а буквально полз по нему, вжимаясь всем телом в усеянный острыми обломками грунт и цепляясь руками и ногами за холодные как лед скальные уступы. Небо приобрело ту же окраску, что и окружающие его утесы. Поневоле пришлось снизить темп. Кровь бешено стучала в висках, сердце колотилось так, будто готово было выскочить из груди. Из глубоких царапин и ссадин на лице и руках сочилась кровь. Но все это не шло ни в какое сравнение с охватившим Двана отчаянием, когда он понял, что упускает Седона. И один Безымянный знает, когда ему снова представится случай разделаться со своим злейшим врагом.

Он поднял голову и бросил взгляд наверх.

Бог оказался милостив и сжалился над ним.

Танцор стоял, выпрямившись во весь рост, как Защитник на посту. По его неестественной позе Дван сразу понял, что один из импульсов китжана все-таки задел Седона. Его стройная, высокая фигура вырисовывалась на фоне звездного неба так же четко, как днем. Их разделяло не больше сотни шагов. Дван сорвал с бедра китжан, проклиная сквозь зубы запутавшийся ремешок, но, когда снова поднял глаза, Седон опять исчез.

Сжав оружие в правой руке, Дван вскочил на ноги и помчался вверх по склону, перепрыгивая через трещины и каменистые осыпи и уже не заботясь о том, что каждый последующий шаг может оказаться для него смертельным. Глубокая расщелина привела его к узкому горизонтальному выступу, тянущемуся параллельно гребню в обе стороны. Дван не столько услышал, сколько почувствовал справа от себя торопливые движения удирающего Танцора.

За спиной словно развернулись крылья. Невыносимая усталость разом слетела с плеч, и Дван пустился в погоню, испытывая невыразимую радость и благодарность божеству, не обманувшему его надежд и ожиданий. За поворотом внезапно открылась зияющая мраком пещера. Седон стоял на коленях спиной к нему, запустив правую руку в щель под козырьком и что-то лихорадочно нашаривая там.

Дван застыл на мгновение — столь краткое И одновременно долгое, что определить его истинную протяженность впоследствии так и не смог. Странная пустота возникла внутри него; казалось, его собственная сущность уступила место сущности бога, избравшего его бренную оболочку в качестве инструмента реализации своей божественной воли. Он словно со стороны наблюдал, как бог Дван вскинул китжан и нажал на спуск, тихо прошептав напоследок:

— Прощай, Седон.

Болезненный крик смертельно раненного Танцора прорезал ночную тишину...

И в следующее мгновение на том месте, где он только что находился, возникла мерцающая серебром сфера поля замедления времени.

Бог покинул Двана, и он вновь сделался самим собой.

Защитник едва устоял на ногах, отказываясь верить собственным глазам. Китжан в руке внезапно отяжелел, как будто налился свинцом. Хронокапсула высилась перед ним равнодушной глыбой, отражая зеркальной поверхностью сияние далеких звезд. Дван уронил оружие, с трудом доковылял до нее и без сил опустился на холодный пол пещеры, привалившись спиной к нижней части шара.

И стал дожидаться рассвета.

Еще ни разу за всю свою невероятно долгую жизнь он не чувствовал себя таким уставшим и таким одиноким.

Утро выдалось хмурым и морозным. Стряхнув оцепенение, Дван выбрался наружу и огляделся, фиксируя в памяти расположение окружающих горных вершин по отношению к пещере.

Прошло немало времени, прежде чем он окончательно уверился в том, что найдет это место, сколько бы тысячелетий ни протекло с этого момента до следующего визита.

Сделав несколько упражнений, чтобы разогнать застывшую в жилах кровь, он поднял китжан, прицепил его к поясу и начал медленно спускаться в долину.