История Энн Ширли - Энн в Саммерсайде
ModernLib.Net / Монтгомери Люси / Энн в Саммерсайде - Чтение
(стр. 10)
Автор:
|
Монтгомери Люси |
Жанр:
|
|
Серия:
|
История Энн Ширли
|
-
Читать книгу полностью
(394 Кб)
- Скачать в формате fb2
(2,00 Мб)
- Скачать в формате doc
(165 Кб)
- Скачать в формате txt
(158 Кб)
- Скачать в формате html
(2,00 Мб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14
|
|
— Тира и Нед — такая приятная пара, — улыбнулась тетя Кэт, видимо, решив спасти хоть что-нибудь из развалин Вселенной. Но кузина Эрнестина отказалась признать наличие бальзама в Галааде, не говоря уж о Лоуэлле. — Она была ужасно рада его заполучить. Какое-то время она совсем отчаялась и думала, что он не вернется с запада. «Вот увидишь, — сказала я ей, — он тебе еще натянет нос. Он этим знаменит. Когда он родился, все думали, что он умрет, не дожив до года, а он натянул всем нос и до сих пор жив». А когда они купили дом у Джозефа Холли, я опять ее предупредила: «Этот ваш колодец заражен брюшным тифом. Пять лет назад его работник умер от брюшного тифа». Так что пусть пеняют на себя, если что-нибудь случится. У Джозефа Холли все время болит спина. Он говорит, что это прострел, а я боюсь, у него начинается спинно-мозговой менингит. — Джозеф Холли — прекрасный человек, — вступилась Ребекка Дью, входя с чайником. — Да-да, — уныло подтвердила кузина Эрнестина. — Он даже чересчур хороший человек. Боюсь, все его сыновья собьются с пути. Так часто бывает. Нет, спасибо, Кэт. Больше чаю не надо… Может, еще одно миндальное печенье. Они такие воздушные. Но я уже и так слишком много съела. Пора мне идти, а то придется возвращаться домой в темноте. Мне не хочется промочить ноги: я опасаюсь воспаления легких. Всю зиму у меня какое-то странное чувство, словно что-то ползает у меня по рукам и ногам. Сколько ночей я провела без сна! Никто не знает, как я страдала, но я не привыкла жаловаться. Я потому и решила навестить вас сегодня, так как боюсь, к следующей весне меня уже не будет. Но вы обе тоже сильно сдали, так что, может, уйдете в лучший мир еще раньше меня. Что ж, лучше умереть, пока у тебя еще остались родные, которые могут тебя прилично похоронить. Боже, какой ветер поднялся! Не дай Бог будет гроза — тогда у нас обязательно снесет крышу с амбара. Этой весной дуют такие сильные ветры, — по-моему, у нас меняется климат… Спасибо, мисс Ширли, — сказала кузина Эрнестина, когда Энн помогла ей надеть пальто. — Берегите себя. У вас ужасно бледный вид. Я слышала, что люди с рыжими волосами не отличаются сильным здоровьем. — Да нет, со здоровьем у меня все в порядке, — улыбнулась Энн, подавая кузине Эрнестине ее невообразимую шляпку с тощим страусовым пером, которое свешивалось ей на лоб. — Сегодня, правда, горло немного побаливает. — Вот как? — Кузина Эрнестина напоследок выдала еще одно зловещее предсказание: — Полоскайте его как следует. У ангины и дифтерита до третьего дня совершенно одинаковые симптомы. Одно утешение — если умрешь молодой, то избежишь многих несчастий.
Глава девятая
20 апреля
Звонкие Тополя
Башенная комната
Мой бедный Джильберт!
«О смехе сказал я — глупость! А о веселии — что оно делает?» Я боюсь, что рано поседею… Боюсь, что закончу свою жизнь в богадельне… Боюсь, что ни один из моих учеников не сдаст выпускных экзаменов… Вчера меня облаяла собака мистера Гамильтона, и я боюсь заболеть бешенством… Боюсь, что когда пойду сегодня к Кэтрин, мой зонтик вывернется наизнанку… Боюсь, что Кэтрин так меня полюбила, что долго это продолжаться не может и она скоро меня разлюбит… Боюсь, что волосы у меня вовсе не каштановые, а рыжие… Боюсь, что к пятидесяти годам у меня вырастет бородавка на кончике носа… Боюсь, что в школе случится пожар и мы не сможем спастись через единственную дверь… Боюсь, что сегодня ночью я найду у себя в постели мышь… Боюсь, что ты обручился со мной просто потому, что я не давала тебе проходу… Боюсь, что скоро я слягу и умру…
Нет, милый, я не сошла с ума, а просто заразилась от кузины Эрнестины.
Теперь я понимаю, почему Ребекка Дью прозвала мисс Ох-боюсь!
А ведь на свете очень много таких нытиков — может быть, и не в такой запущенной стадии, как кузина Эрнестина, — которые вечно ожидают несчастья завтра и потому не смеют радоваться нынешнему дню.
Джильберт, дорогой, давай не будем жить в страхе перед будущим, не будем рабами Судьбы! Будем смелыми, предприимчивыми, будем всегда надеяться на успех! Давай весело идти навстречу Судьбе, не задумываясь, что она нам несет, даже если нас ждут кучи огорчений, брюшной тиф и двойняшки.
Кстати, нынешний день, кажется, случайно затесался из июня в апрель. Снег уже весь растаял, и светло-коричневые луга и золотистые холмы поют гимн весне. Мой Царь Бурь поднял нежно-сиреневые знамена. Всю эту неделю у нас часто шел дождь, но мне нравилось сидеть в свой башенной комнатке и слушать тихую мокрую тишину весенних сумерек. Но сегодня дует сильный ветер, и все как будто куда-то спешит — облака бегут по небу в страшной спешке, а луна, прорываясь между ними, спешит залить своим светом весь мир.
Если бы мы могли идти сейчас рука об руку по дороге в Эвонли!
Джильберт, боюсь, что я обожаю тебя до неприличия. Ты не думаешь, что в этом есть какое-то неуважение к церкви? Нет? Так ты же и не пастор.
Глава десятая
Энн поехала домой на каникулы, огорченная, что этим летом в Эвонли не будет Джильберта. Он нанялся работать на строительстве новой железной дороги на западе страны. Но Грингейбл остался все тем же Грингей-блом, а Эвонли — все тем же Эвонли. Лучезарное озеро все так же блестело под солнцем. Возле Дриадиного ключа по-прежнему густо росли папоротники, а бревенчатый мостик, хотя он с каждым годом все больше дряхлел и обрастал мхом, все еще вел в лес, полный молчаливых теней и певучих ветерков. К тому же Энн сумела уговорить миссис Кемпбелл отпустить с ней на две недели Элизабет — хотя бы только на две недели. Но Элизабет, которую ожидали целых четырнадцать дней счастья и свободы, большего от судьбы и не просила. — Сегодня я мисс Элизабет, — сообщила она Энн со счастливым вздохом, когда они сели в коляску и отправились в дорогу. — Пожалуйста, когда будете представлять меня своим друзьям в Грингейбле, называйте меня мисс Элизабет. Я буду чувствовать себя совсем взрослой. — Хорошо, — без тени улыбки пообещала Энн, вспомнив рыженькую девочку, когда-то просившую, чтобы ее звали Корделия. Поездка от станции до Эвонли привела Элизабет почти в такой же экстаз, который испытала Энн в тот памятный вечер, сидя в коляске рядом с Мэтью. Их окружал прекрасный мир: по обе стороны дороги лежали волнующиеся под ветерком нивы, и почти за каждым поворотом их ожидало новое чудо. Элизабет была на верху блаженства: она едет со своей любимой мисс Ширли, она на целых две недели освободилась от Марты, на ней новое розовое платье и очаровательные новые туфельки. Можно подумать, что уже наступило Завтра… за которым последуют еще четырнадцать прекрасных Завтра. Глаза девочки сияли. В Грингейбле Элизабет провела две волшебно-прекрасные недели. Стоило только выйти за порог, как ее взору открывалось какое-нибудь чудо. Она понимала, что еще не попала в свое сказочное Завтра, но чувствовала, что оно близко. Ей казалось, что она давно знакома с Грингейблом всегда жила в этих комнатах и всегда любила их. Даже Мариллин драгоценный чайный сервиз с розочками показался Элизабет старым другом. Сама трава в Эвонли выглядела ярче, чем где-нибудь еще, а люди, живущие в Грингейбле, были такими, каких она надеялась встретить в своем Завтра. Она всех их полюбила, а они полюбили ее. Дэви и Дора просто обожали Элизабет и немилосердно ее баловали; Марилла и миссис Линд не могли ею нахвалиться: она всегда такая чистенькая, у нее прекрасные манеры, она вежлива со старшими. Может, Энн и не одобряет методы воспитания миссис Кемпбелл, но нельзя отрицать, что она сделала из своей внучки маленькую леди. — Ой, мне совсем не хочется спать, мисс Ширли, — прошептала Элизабет, когда после чудного радостного вечера они с Энн улеглись в маленькой комнате. — Мне жалко проспать хотя бы минуту из этих замечательных двух недель. В Грингейбле я могла бы совсем обходиться без сна! Было так уютно лежать в постели и слушать, как вдалеке рокочет море. Элизабет полюбила этот рокот и свист ветра в карнизах крыши. Раньше она всегда со страхом ждала приближения ночи — мало ли какое чудище может выскочить из темноты! Но теперь, впервые в жизни, ночь стала ей другом. Завтра они пойдут с мисс Ширли на берег залива — Энн ей обещала — и искупаются в пенистых волнах, которые она видела с холма, подъезжая к Эвонли. Элизабет представила, как они одна за другой набегают на берег. Вон надвигается высокая зеленая волна… волна сна… вот она перекатилась через нее… и Элизабет с блаженным вздохом погрузилась в сон. И все-таки она каждую ночь засыпала гораздо позже Энн и думала, думала… Почему жизнь в доме бабушки не может быть такой же, как в Грингейбле? Там ей никогда не разрешали производить даже малейший шум. Там все тихо ступают… тихо разговаривают… даже, кажется, тихо думают. А Элизабет порой хочется назло им долго и громко кричать. — Ты можешь тут кричать и смеяться сколько тебе угодно, — сказала ей Энн, когда они приехали в Грингейбл. Но странное дело, здесь Элизабет кричать совсем не хотелось. Ей больше нравилось тихонько ходить по этому волшебному дому и саду. Но смеяться в Грингейбле она научилась. И вернулась в Саммерсайд со счастливыми воспоминаниями, оставив по себе хорошую память. Несколько месяцев после ее отъезда Марилла, миссис Линд и Дэви с Дорой при любом удобном случае добрым словом поминали крошку Элизабет. Они упорно называли ее крошкой, хотя Энн с самым серьезным видом представила ее как мисс Элизабет. Она была такая маленькая, такая золотистая, так похожа на эльфа, что иначе называть ее они просто не могли. Они вспоминали, как она танцевала в сумерках среди нарциссов… как читала сказки, удобно устроившись в развилке ветвей большой яблони, которую Марилла называла Герцогиней… как она чуть не утонула в поле лютиков, и ее головка казалась тоже лютиком, только побольше… как гонялась за серебристыми ночными бабочками или пыталась сосчитать светлячков на лесной дорожке… как она слушала жужжанье шмелей в каллах… как Дора кормила ее в кладовке клубникой со сливками и как они вместе ели во Дворе красную смородину. «Правда, смородинки ужасно красивые, Дора? — спросила она. — Кажется, что ешь жемчужины». Они вспоминали, как Элизабет тихонько напевала про себя в тени елок… как она долго завороженно смотрела на огромную луну и сказала наконец: «Мне кажется, что у луны озабоченное лицо, миссис Линд»… как она горько плакала, потому что герой приключенческой повести, которую читал Дэви, в последнем номере журнала оказался в отчаянном положении-«О мисс Ширли, мне кажется, что ему не удастся спастись!» Они вспоминали, как Элизабет заснула после обеда на диване в кухне, обнимая Дориных котят… как она хохотала, глядя на подгоняемых ветром солидных старых кур с задранными хвостами — неужели Элизабет могла так хохотать? Она помогала Энн печь глазированные пирожные, а миссис Линд — подбирать лоскутки для нового стеганого одеяла, Доре — натирать до блеска медные подсвечники, а Марилле — вырезать наперстком крошечные кружочки теста для печенья. Жители Грингейбла вспоминали девочку буквально на каждом шагу. Уезжая обратно в Саммерсайд, Элизабет подумала, что таких счастливых дней у нее в жизни, наверное, больше не будет. Дорога до станции была такой же красивой, как и две недели назад, но девочка этого не видела: ее глаза были полны слез. — Вот уж не думала, что могу так привязаться к ребенку, — призналась миссис Линд. — Мне ее постоянно не хватает. Вскоре после отъезда Элизабет в Грингейбл приехала на все лето со своей собачкой Кэтрин Брук. Она ушла из Саммерсайдской школы и собиралась поступать на секретарский курс в Редмонде. — Вот увидишь, эта работа тебе понравится, — сказала ей Энн как-то вечером, когда они сидели в заросшем папоротниками углу клеверного поля и смотрели на пылающий закат. — Жизнь мне многого недодала, и я собираюсь сполна получить с нее долги, — решительно заявила Кэтрин. — Я сейчас чувствую себя гораздо моложе, чем в это же время в прошлом году. — Да, ты сделала правильно, но мне грустно думать, что следующей зимой тебя не будет в Саммерсайде, — вздохнула Энн. — С кем же я буду болтать, спорить и дурачиться по вечерам в своей башенной комнатке?
ГОД ТРЕТИЙ
Глава первая
8 сентября
Аллея Оборотней
Звонкие Тополя
Любимый!
Вот и кончилось лето… лето, в котором я видела тебя всего один раз — в мае. А я вернулась в Звонкие Тополя. Начинается мой третий, и последний, год в Саммерсайде. Мы с Кэтрин чудно провели время в Грингейбле, и мне будет ужасно не хватать ее в школе. В средней группе теперь станет преподавать коротенькая, толстенькая и веселая, как щенок, учительница. Больше о ней сказать нечего. Видно, что она ни разу в жизни не задумывалась. Она мне нравится… и всегда будет нравиться — но открывать в ней нечего. А в Кэтрин оказалось так много всего — надо было только пробиться сквозь стену, которую она вокруг себя воздвигла.
У нас в доме ничего не изменилось… а впрочем, неправда — кое-что изменилось. Наша старая корова отправилась пастись в райские кущи — как известила меня Ребекка Дью, когда я в понедельник утром спустилась завтракать. Вдовы решили не заводить новую, а просто покупать молоко у мистера Черри. Из этого следует, что Элизабет больше не будет приходить по вечерам к калитке за стаканом парного молока. Но миссис Кемпбелл как будто смирилась с тем, что она постоянно бегает ко мне в гости, так что отсутствие молока не будет играть большой роли.
Назревает и еще одна перемена. Тетя Кэт грустно сказала мне, что они решили отдать Мукомола и ищут, кто бы его взял. «Но почему?!» — воскликнула я. Она объяснила, что они это делают ради сохранения мира в доме. Ребекка Дью все лето твердила, что он ей осточертел, и, видимо, не успокоится, пока они от него не избавятся. Бедный котик! Он такой милый, мягкий и забавный!
Завтра суббота, и я обещала миссис Реймонд присмотреть за ее близнецами: ей надо поехать в Шарлот-таун на похороны кого-то из родственников. Миссис Реймонд вдова. Она поселилась в Саммерсайде прошлой зимой. Ребекка Дью и вдовы — честное слово, Саммерсайд просто кишит вдовами! — считают, что миссис Реймонд слишком заносится, но она очень помогла мне и Кэтрин ставить пьесу, и я чувствую, что должна отплатить за добро добром.
Ее детей зовут Джеральд и Джеральдина, им по восемь лет и на вид они просто ангелочки. Но когда я сказала Ребекке Дью, что собираюсь приглядывать за ними в субботу, она поджала губы.
— Но я люблю детей, Ребекка!
— Дети детям рознь, мисс Ширли. Таких сорванцов, как у миссис Реймонд, свет не видывал. Она считает, детей нельзя наказывать — что бы они ни вытворяли. Хочет, видите ли, чтобы они вели себя естественно. Поглядеть на них — тихони, но я слышала от соседей, что на них просто управы нет. Как-то к миссис Реймонд зашла жена пастора, и, когда она, поговорив с хозяйкой, собралась уходить, с площадки лестницы ее обстреляли луковицами, сбив при этом шляпку с ее головы. А миссис Реймонд только и сказала: «Дети всегда плохо себя ведут, когда хочешь, чтобы они показали себя с лучшей стороны». Она вроде бы гордится, что они такие сорвиголовы. Да что с них взять — они из Штатов приехали, — закончила Ребекка Дью, словно этим все объяснялось. Ребекка столь же мало расположена к янки, как и миссис Линд.
Глава вторая
В субботу, часов в одиннадцать, Энн отправилась к миссис Реймонд. Она жила в хорошеньком старомодном коттедже на окраине Саммерсайда. Миссис Реймонд была уже готова к отъезду… пожалуй, только слишком нарядно одета для похорон. Особенно это касалось украшенной цветами шляпки, из-под которой волнами спускались на плечи красивые темно-русые волосы. Выглядела она прекрасно. Восьмилетние близнецы, унаследовавшие красоту матери, сидели на ступеньках лестницы — ни дать ни взять два маленьких херувима. У обоих были розовые щечки, большие голубые глаза и ореол пушистых белокурых волос. Когда миссис Реймонд представила им Энн, сказав, что она согласилась прийти и побыть с ними, пока мама будет на похоронах дорогой тети Эллы, они одарили ее нежной улыбкой. — Вы ведь будете хорошо себя вести и не доставите хлопот мисс Ширли, правда, мои малютки? Малютки кивнули головами с серьезным видом и каким-то образом ухитрились, хотя это казалось невозможным, принять еще более ангелоподобный вид. Миссис Реймонд попросила Энн проводить ее до калитки. — Эти дети — все, что у меня осталось, — со слезами в голосе сказала она. — Может быть, я их немного избаловала… я знаю, многие так считают… Но вы заметили, мисс Ширли, посторонние всегда уверены, что они лучше вас знают, как надо воспитывать ваших детей? А я считаю, главное в воспитании — любовь, а не шлепки. Разве вы не согласны, мисс Ширли? Я убеждена, что у вас с ними никаких проблем не будет. Дети всегда знают, с кем можно позволить себе вольности, а с кем нет. Я как-то попросила побыть с ними эту бедную старушку мисс Праути, но детям она не понравилась. Ну и конечно, они ужасно баловались — вы ведь знаете, что от детей этого следует ожидать. В отместку она распустила о них по городу самые нелепые слухи. А вы им непременно понравитесь, и они будут вас слушаться. Разумеется, они резвые дети… но дети и должны быть такими, правда? Очень грустно видеть детей, у которых запуганный вид. Я хочу, чтобы они вели себя естественно, а слишком послушные дети это абсурд. Вы согласны? Только не разрешайте им пускать кораблики в ванне и залезать в пруд. Я так боюсь, что они простудятся… их отец умер от воспаления легких. — Из глаз миссис Реймонд, казалось, вот-вот польются слезы, но она мужественно их сдержала. — Если они будут ссориться, не обращайте на это внимания — вы заметили, что дети всегда ссорятся? Но если на кого-нибудь из них нападает чужой… тут они забывают все свои распри. На самом-то деле они обожают друг друга. Я могла бы взять с собой на похороны одного из них, но они об этом и слышать не хотели. Они еще ни разу в жизни не расставались. А за двумя детьми я бы на похоронах не уследила. Так что вы понимаете… — Не беспокойтесь, миссис Реймонд, — сказала Энн. — Я уверена, мы втроем прекрасно проведем время. Я люблю детей. — Я так и знала! Я с первого взгляда почувствовала, что вы любите детей. Это всегда видно. У человека, который любит детей, есть что-то такое в лице. Бедная мисс Праути терпеть их не может. Она в них ищет только плохое — и, конечно, находит. Вы не представляете, как легко у меня на душе от сознания, что мои малютки будут под присмотром человека, который любит и понимает детей. Я еду на похороны со спокойным сердцем. — Могла бы и нас взять! — вдруг завопил Джеральд, высовывая голову из окна на втором этаже. — Как что интересное, так ты едешь без нас! — Ой, это они в ванной! — трагическим голосом воскликнула миссис Реймонд. — Мисс Ширли, дорогая, пожалуйста, выставите их оттуда. Джеральд, миленький, ты же знаешь, что мама не может взять на похороны вас обоих. Ой, мисс Ширли, он опять надел шкуру койота, которая лежит на полу в гостиной, и завязал лапы у себя под подбородком. Он ее испортит. Пожалуйста, заставьте его сейчас же ее снять. Мне надо спешить, а то я опоздаю на поезд. И миссис Реймонд поспешно удалилась, а Энн побежала наверх. Там она обнаружила, что ангелоподобная Джеральдина ухватила брата за ноги и пытается вытолкнуть его в окно головой вниз. — Мисс Ширли, скажите Джеральду, чтобы он не смел показывать мне язык! — А тебе что, больно от этого? — улыбаясь, спросила Энн. — Больно не больно, но я не позволю ему дразниться, — отрезала Джеральдина, бросая на брата свирепый взгляд. — Мой язык — что хочу с ним, то и делаю, — огрызнулся тот. — А ты мне не указ. Правда, мисс Ширли? Энн не стала отвечать на провокационный вопрос. — Дети, до обеда остался всего час. Может, пойдем в сад и там поиграем? А ты, Джеральд, положи шкуру койота на место. — Но я хочу играть в волка! — Он хочет играть в волка, — подтвердила Джеральдина, вдруг переметнувшись на сторону брата. — Мы хотим играть в волка, — хором закричали они. Тут раздался звонок в дверь, который спас Энн от необходимости решать эту дилемму. — Пошли посмотрим, кто там! — закричала Джеральдина. Они бросились к лестнице, скатились вниз по перилам и таким образом оказались у входной двери гораздо раньше, чем Энн. Лапы койота развязались в процессе спуска и шкура упала на пол. — Мы ничего не покупаем у бродячих продавцов! — заявил Джеральд даме, стоявшей на крыльце. — Я хотела бы поговорить с вашей матерью, — сказала та. — Не получится. Мама уехала на похороны тети Эллы, а за нами присматривает мисс Ширли. Вон она спускается по лестнице. Она живо вас выставит. Когда Энн разглядела посетительницу, у нее и вправду появилось желание ее выставить. Это была мисс Памела Дрейк, которую в Саммерсайде никто не жаловал. Она обычно что-нибудь распространяла, и от нее практически невозможно было отделаться, поскольку на нее не действовали ни намеки, ни резкости, и она не жалела времени на уговоры — видимо, ей некуда было его девать. На сей раз она предлагала подписку на энциклопедию: — Это же просто настольная книга для учительницы. Энн тщетно убеждала ее, что ей вовсе не нужна энциклопедия, потому что она может пользоваться той, которая есть у них в школе. — Она устарела, — возразила мисс Памела. — Давайте присядем на эту скамейку, мисс Ширли, и я покажу вам свои проспекты. — Боюсь, у меня нет на это времени, мисс Дрейк. Мне надо заниматься детьми. — На это много времени не нужно — хватит десяти минут. Я все равно собиралась к вам зайти, мисс Ширли, и мне просто повезло, что я застала вас здесь. Идите, дети, играйте, а мы с мисс Ширли поглядим на эти прекрасные проспекты. — Мама наняла мисс Ширли смотреть за нами, — заявила Джеральдина, тряхнув белокурыми кудрями. Но Джеральд потянул ее в дом и захлопнул дверь. — Посмотрите, какое это превосходное издание, мисс Ширли. Какая бумага — вы только ее пощупайте. Какие замечательные гравюры… ни в одной энциклопедии вы не найдете столько иллюстраций… А печать — слепой может читать! И всего за каких-то восемьдесят долларов… восемь долларов задаток, и потом будете платить по восемь долларов в месяц, пока все не выплатите. У вас никогда не будет подобной возможности… мы для начала предлагаем льготные условия… в следующем году она будет стоить сто двадцать долларов. — Но мне не нужна энциклопедия, мисс Дрейк! — с отчаянием в голосе воскликнула Энн. — Как это не нужна? Энциклопедия нужна всем — тем более наша национальная энциклопедия. Я просто не знаю, как я жила, пока не познакомилась с Канадской национальной энциклопедией. Да я и не жила — просто существовала! Вы только взгляните на это изображение казуара, мисс Ширли. Как живой! — Но, мисс Дрейк, мне… — Если вам это не совсем по средствам, я могу добиться для вас как учительницы некоторой скидки. Скажем, вы будете платить не восемь, а шесть долларов в месяц. Неужели вы откажетесь от такого предложения, мисс Ширли? Еще минута, и Энн сдалась бы. Пожалуй, стоит платить по шесть долларов в месяц — лишь бы избавиться от этой несносной женщины. Все равно она не уйдет, пока не добьется своего… А что это близнецы подозрительно затихли? Вдруг они пускают кораблики в ванне? Или выбрались из дома через заднюю дверь и залезли в пруд? Энн сделала последнюю жалкую попытку вырваться из когтей мисс Дрейк: — Я подумаю, мисс Дрейк, и сообщу вам свое решение… — Зачем тянуть? — спросила мисс Дрейк, доставая ручку. — Вы же все равно подпишетесь на энциклопедию, так лучше уж сделать это сразу. Какой смысл откладывать решение? Вдруг цена возрастет, и вам придется платить сто двадцать долларов. Распишитесь вот здесь, мисс Ширли. Она сунула Энн ручку… Еще мгновение… и вдруг мисс Дрейк издала душераздирающий вопль, а Энн, выронив ручку, с изумлением и ужасом воззрилась на свою мучительницу. Неужели это мисс Дрейк — это неописуемо безобразное существо без шляпы, без очков и почти без волос? Шляпа, парик и очки парили в воздухе где-то на полпути к окну в ванную, откуда торчали две белокурые головки. Джеральд держал в руках удочку, к которой были привязаны две тесемки с крючками на концах. Как ему удалось захватить двумя крючками сразу три предмета — одному Богу было известно. Наверное, ему просто повезло. Энн бросилась в дом и взбежала по лестнице. Но ни близнецов, ни удочки в ванной уже не было. Осторожно выглянув в окно, она увидела, как мисс Дрейк, отцепив от крючков свою шляпку и прочее, подобрала с земли авторучку и негодующе направилась к калитке. Раз в жизни мисс Памела Дрейк упустила свою жертву. Энн обнаружила близнецов на заднем крыльце. С видом воплощенной невинности они беззаботно хрумкали яблоки. Как же их наказать? Нельзя же спустить такое! С другой стороны, Джеральд ее выручил, а мисс Дрейк давно следовало проучить. Энн была в нерешительности. И вдруг Джеральд закричал: — Ты съела огромного жирного червяка. Я видел, как ты его проглотила! Джеральдина положила яблоко, и ее тут же вырвало. Потом еще раз, и Энн уже некогда было думать об их проделке с мисс Дрейк. А когда Джеральдине стало лучше, наступило время обеда, и Энн решила, что ограничит наказание мягким выговором. В конце концов никакого телесного повреждения Джеральд мисс Дрейк не нанес, а та, надо полагать, никому не обмолвится об этом смехотворном инциденте. — Как ты считаешь, Джеральд, — мягко спросила она, — настоящие джентльмены так поступают? — Нет, — ответил Джеральд, — но зато как было смешно. Правда, я ловко управляюсь с удочкой? Обед оказался очень вкусным. Миссис Реймонд приготовила его перед отъездом, и, каковы бы ни были ее недостатки как воспитательницы, готовить она, несомненно, умела. Джеральд и Джеральдина с жадностью поглощали пищу и вели себя за столом не хуже прочих детей. После обеда Энн вымыла посуду и заставила Джеральдину ее вытирать, а Джеральда — аккуратно ставить в шкаф. Оба этим явно занимались не в первый раз, и Энн благодушно подумала, что не такие уж они плохие дети — надо только быть с ними построже.
Глава третья
В два часа к Энн пришел мистер Джеймс Гренд. Он был председателем совета попечителей Саммерсайдской Школы. Ему понадобилось обсудить с Энн важные вопросы перед конференцией деятелей народного образования в Кингспорте, куда он уезжал в понедельник. Энн спросила его, нельзя ли будет сделать это вечером у нее дома. Нет, к сожалению, вечером он будет занят. Мистер Гренд был неплохой человек, но не любил чтобы с ним спорили. А Энн очень хотелось заручиться его поддержкой в грядущей битве из-за школьного оборудования. И она пошла к близнецам: — Миленькие, мне надо поговорить с мистером Грендом. Вы можете обещать, что часок тихо поиграете в саду? А потом мы устроим пикник на берегу пруда, и я покажу вам, как пускать подкрашенные мыльные пузыри… вы не представляете, как это красиво. — А вы дадите нам по двадцатипятицентовику, если мы будем себя хорошо вести? — спросил Джеральд. — Нет, Джеральд, не дам, — твердо сказала Энн. — Я не намерена вас подкупать. Я знаю, что ты как настоящий джентльмен будешь себя хорошо вести просто потому, что я тебя об этом прошу. — Договорились, мисс Ширли, — с серьезным видом пообещал Джеральд. — Мы будем паиньками, — так же серьезно подтвердила Джеральдина. Может, они и сдержали бы свое слово, если бы, как только Энн удалилась с мистером Грендом в гостиную, на сцене не появилась Айви Трент — та самая безупречная Айви Трент, которая никогда не баловалась, у которой всегда был такой нарядный и чистенький вид и которую близнецы ненавидели всеми фибрами своей души. Было совершенно очевидно, что на этот раз Айви Трент явилась, чтобы похвастаться своими новыми красивыми туфельками, новым поясом и красными бантиками. Миссис Реймонд если и баловала близнецов, то не в вопросах одежды. Ее соседи сплетничали, что она тратит все деньги на свои собственные наряды, а на детей у нее уже ничего не остается. Так что Джеральдине никогда не выпадал случай пройтись по улице разряженной, как Айви Трент, у которой было специальное платье на каждый день недели. Миссис Трент всегда одевала дочку в белое. Во всяком случае, Айви выходила из дома в белом, без единого пятнышка, платье, а если по возвращении домой на нем обнаруживались пятна, то виноваты в этом были завистливые дети, которыми кишел квартал. Джеральдина действительно завидовала Айви. Ей тоже хотелось щеголять в белых с вышивкой платьях, повязанных красным поясом, и с красными бантами в волосах. А чего бы она не отдала за такие вот туфельки с пуговками! — Ну и как вам нравятся мой новый пояс и бантики? — гордо спросила близнецов Айви. — «И ка-а-ак вам нра-а-а-вятся мой новый пояс и ба-а-а-нтики?» — передразнила ее Джеральдина. — Но у тебя нет бантиков, — пренебрежительно сказала Айви. — «Но у тебя нет ба-а-а-нтиков», — провизжала Джеральдина. Айви посмотрела на нее с недоумением: — Ну как же нет? Разве ты не видишь? — «Ну ка-а-а-к же нет? Ра-а-а-зве ты не видишь?» — опять передразнила ее Джеральдина, радуясь, что придумала такой отличный способ дразнить Айви — повторять каждую ее фразу. — За них не заплачено, — заявил Джеральд. Айви тоже умела сердиться. Ее лицо стало таким же красным, как ее банты. — Нет, заплачено. Моя мама всегда оплачивает счета. — «Моя ма-а-а-ма всегда оплачивает счета-а-а!» — пропела Джеральдина. Айви растерялась. Она не знала, как бороться с Джеральдиной. И она обратилась к Джеральду, который был самым красивым мальчиком на их улице и на которого у нее были определенные виды.
— Я пришла сказать, что решила взять тебя себе в кавалеры, — сообщила она, бросая на Джеральда выразительный взгляд, под действием которого, как уже выяснила семилетняя кокетка, краснели и теряли дар речи все ее знакомые мальчишки.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14
|
|