— Это для миссис Проктор из Глена, — объявила она. — Ее восьмой ребенок вот-вот появится на свет, а у нее для него ни чепчика, ни распашонки. Другие семеро сносили все, что она сшила для первого, а теперь у нее нет ни времени, ни сил, ни энергии, чтобы сшить что-нибудь еще. Эта женщина — настоящая мученица, миссис Блайт, поверьте мне!Когда они с Фредом поженились, уж я-то знала, что из этого выйдет. Он был одним из этих ваших пресловутых «порочных и обольстительных» мужчин. Женившись, он перестал быть обольстительным и остался лишь порочным. Пьет и не заботится о семье. Но чего же еще ожидать от мужчины? Не знаю, как миссис Проктор могла бы прилично одевать своих детей, если бы ей не помогали соседи.
      Как Ане предстояло впоследствии узнать, мисс Корнелия была единственной соседкой, заметно беспокоившейся о приличном виде юных Прокторов.
      — Когда я услышала, что будет восьмой, тут же решила сшить для него кое-какие вещички, — продолжила мисс Корнелия. — Это платьице последнее, и я хочу закончить его сегодня.
      — Очень красивое платьице, — сказала Аня. — Я достану мое рукоделие, и мы с вами приятно проведем время за шитьем. Вы отличная швея, мисс Брайент.
      — Да, лучшая в здешних местах, — сказала мисс Корнелия, сухо констатируя факт. — Иначе и быть не могло! Я сшила куда больше одежды для новорожденных, чем даже если бы имела сотню собственных детей, поверьте мне!Наверное, это глупо — делать вышивку на платьице для восьмого ребенка. Но, миссис Блайт, душенька, не его вина, что он восьмой, и мне захотелось, чтобы у него было красивое платьице, как если бы он был желанным. Никто не рад бедной крошке — именно по этой причине я потратила столько времени на отделку его маленьких вещичек.
      — Любой малыш мог бы гордиться таким платьицем, — сказала Аня, чувствуя еще сильнее, что мисс Корнелия ей понравится.
      — Вы, наверное, думали, что я так никогда и не зайду к вам, — продолжила мисс Корнелия. — Но надо было убрать урожай, и я была занята… и так много сезонных рабочих околачивается на ферме — едят больше, чем работают! А чего же еще ждать от мужчин? Конечно, можно было бы зайти вчера, но я была на похоронах миссис Мак-Алистер, вдовы Родерика Мак-Алистера. С утра у меня ужасно болела голова, и я боялась, что если и пойду, то все равно не получу никакого удовольствия. Но ей было сто лет, и я всегда обещала себе, что непременно схожу на ее похороны.
      — Церемония прошла успешно? — спросила Аня, отмечая про себя, что дверь приемной приоткрыта.
      — Что? А, ну да, похороны были великолепные. У нее очень много родни. Процессия состояла из более чем ста двадцати экипажей. Были два-три забавных эпизода. Я думала, умру от смеха, когда увидела старого Джо Бредшоу, — он неверующий и в церковь ни ногой, а тут распевал «Спасен в объятьях Иисуса» с глубоким чувством и огромным наслаждением. Он прямо-таки упивается своим пением — поэтому-то никогда и не пропускает ничьих похорон. А вот его жене явно было не до пения — бедняжка вконец измучена работой по дому. Старый Джо время от времени выражает намерение купить ей подарок, но каждый раз привозит домой какую-нибудь сельскохозяйственную машину. Но чего же еще ожидать от мужчины? Да еще такого, который никогда не ходит ни в какую церковь — даже методистскую?! Я была чрезвычайно рада, когда увидела вас и молодого доктора в пресвитерианской церкви в первое воскресенье после вашего приезда. Доктор для меня не доктор, если он не пресвитерианин.
      — Мы были в методической церкви в прошлое воскресенье, — сообщила коварная Аня.
      — О, разумеется, доктору Блайту придется изредка появляться в методистской церкви, иначе к нему не будут обращаться пациенты-методисты.
      — Нам очень понравилась проповедь, —смело объявила Аня. — И я нашла, что молитва методистского священника была одной из самых красивых, какие я только слышала.
      — О, я не сомневаюсь, что он умеет молиться. Я не слышала никого, кто произносил бы более красивые молитвы, чем старый Саймон Бентли, который всегда или был пьян, или надеялся напиться, и чем пьянее он был, тем лучше молился.
      — У методистского священника прекрасная внешность, — продолжила Аня, чтобы дверь приемной стояла приоткрытой не напрасно.
      — Да, он, пожалуй, хорош как декоративный элемент, — согласилась мисс Корнелия. — Такой субтильный и изнеженный. И думает, что каждая девушка как посмотрит на него, так сразу влюбляется! Если вы и молодой доктор примете мойсовет, вы не будете особенно тесно общаться с методистами. Мой девиз — если ты пресвитерианин, будьпресвитерианином.
      — Вы не думаете, что методисты попадут на небеса так же, как просвитериане? — спросила Аня без тени улыбки.
      — Не намрешать. Все в руках Всевышнего, — торжественно заявила мисс Корнелия. — Но я не собираюсь общаться с ними на земле, вне зависимости от того, что мне, возможно, придется делать на небесах. Этотметодистский священник холост. У прежнего была жена — глупейшее, ветренейшее создание, какое я только видела. Я сказала однажды ее мужу, что ему следовало подождать, пока она вырастет, прежде чем жениться на ней. Он ответил, что хотел воспитать ее сам. Но чего же еще ожидать от мужчины?
      — Довольно трудно определить, когда именно люди становятся взрослыми, — засмеялась Аня.
      — Сущая правда, душенька. Некоторые родятся взрослыми, а другие остаются детьми и тогда, когда им все восемьдесят, поверьте мне!Та самая миссис Мак-Алистер, о которой я говорила, так никогда и не выросла. Она была так же глупа в сто лет, как и в десять.
      — Может быть, поэтому-то она и прожила так долго, — предположила Аня.
      — Может быть. Яохотнее прожила бы пятьдесят разумных лет, чем сто глупых.
      — Но только подумайте, как скучен был бы этот мир, если бы его населяли только разумные люди, — выдвинула свой излюбленный довод Аня.
      Мисс Корнелия сочла ниже своего достоинства вступать в легкомысленную словесную стычку.
      — Миссис Мак-Алистер была урожденная Милгрейв, а Милгрейвы никогда особым умом не отличались. Ее племянник, Эбинизер Милгрейв, был безумен много лет. Он считал, что умер, и злился на свою жену за то, что она его не хоронит. Яна ее месте сделала бы это.
      Вид у мисс Корнелии был такой беспощадный и решительный, что Аня почти представила ее с лопатой в руке.
      — Неужели вы не знали никакиххороших мужей, мисс Брайент?
      — О да, их много — вон там… — И мисс Корнелия махнула рукой за открытое окно в направлении маленького кладбища при церкви, по другую сторону гавани.
      — А живых — ходящих по земле во плоти? — настаивала Аня.
      — Есть несколько таких — только для того, чтобы показать, что для Бога нет невозможного, — неохотно признала мисс Корнелия. — Я не отрицаю, что можно изредка встретить отдельного мужчину, из которого — если захватить его, пока он молод, и школить надлежащим образом, и если мать хорошо шлепала его в детстве — может выйти приличное существо. Вашмуж, как мужчина, не так уж плох, судя по всему, что я о нем слышала. Я полагаю, — мисс Корнелия быстро и внимательно взглянула на Аню поверх очков, — вы думаете, что второго такого нет на свете.
      — Нет, — с готовностью подтвердила Аня.
      — Что ж, — вздохнула мисс Корнелия, — то же самое я слышала от другой новобрачной. Дженни Дин тоже думала, когда выходила замуж, что второго такого, как еемуж, нет на свете. И она была права — второго такого не было! И очень хорошо, что не было, поверьте мне!Он устроил ей ужасную жизнь, и уже заигрывал со своей будущей второй женой, когда Дженни умирала. Но чего же еще ожидать от мужчины? Однако я надеюсь, душенька, что ваша уверенность оправдается лучше. Молодой доктор имеет успех. А сначала я боялась, что будет иначе, так как народ тут всегда считал, что старому доктору Дейву нет равных. Хотя, конечно, доктор Дейв не отличался особым тактом — всегда говорил о веревках в домах повесившихся. Но люди забывали о своих оскорбленных чувствах, когда у них болели животы. Будь он священником, а не доктором, дни никогда бы его не простили. Душевная боль тревожит людей далеко не так сильно, как боль в животе… Учитывая, что мы обе пресвитерианки и поблизости нет никаких методистов, скажите мне, пожалуйста, откровенно ваше мнение о нашемсвященнике.
      — О… право же… я… э-э… — колебалась Аня.
      Мисс Корнелия кивнула.
      — Совершенно верно. Я согласна с вами, душенька. Мы совершили ошибку, когда пригласили его на нашу кафедру. Лицо у него — точь-в-точь одна из длинных, узких надгробных плит, не правда ли? «Памяти такого-то», — следовало бы написать у него на лбу. Никогда не забуду первую проповедь, которую он прочел вскоре после своего приезда. Она была на тему о том, что каждый должен делать то, к чему он лучше всего приспособлен. Тема, конечно, очень хорошая, но что за примеры он приводил! Он сказал: «Если у вас есть корова и яблоня, и если вы привяжите яблоню на своем скотном дворе и посадите корову в своем саду с задранными кверху копытами, то много ли молока вы получите от яблони и много ли яблок от коровы?» Вы хоть раз в жизни слышали что-нибудь подобное, душенька? Я была так рада, что никаких методистов не оказалось в тот день в нашей церкви — они никогда не перестали бы хохотать над этой проповедью. Но что мне больше всего не нравится в нем — это его привычка соглашаться с каждым, что бы тот ни сказал. Если бы вы сказали ему: «Вы негодяй», он ответил бы с этой своей сладенькой улыбочкой: «Да, именно так». Священник должен выказывать большую твердость характера. Короче говоря, я считаю его преподобным ослом! Но, разумеется, это только между нами. Когда меня могут слышать методисты, я превозношу его до небес… Некоторые находят, что его жена слишком наряжается, но я говорю, что, поскольку ей приходится жить, вечно имея перед собой лицо ее супруга, ей просто необходимо что-то, чтобы приободриться. Чтобы я осудила женщину за то, как она одета? Никогда! Я только радуюсь, если ее муж не слишком скареден, чтобы позволить ей купить хорошее платье. Хотя саму меня мало заботят мои наряды. Женщины наряжаются только для того, чтобы нравиться мужчинам, а я никогда не унизилась бы до этого.Я веду по-настоящему безмятежную, приятную жизнь, душенька, и это именно потому, что мне всегда совершенно безразлично, что думают мужчины.
      — Почему вы так ненавидите мужчин, мисс Брайент?
      — Что вы, дорогая, у меня нет к ним никакой ненависти. Они не стоят того, чтобы их ненавидеть. Я просто испытываю к ним нечто вроде презрения. Но, думаю, мне понравится вашмуж, если он продолжит, как начал. Ну а помимо него, почти единственные мужчины, о которых я высокого мнения, — это старый доктор и капитан Джим.
      — Капитан Джим, бесспорно, чудо, — от всей души согласилась Аня.
      — Капитан Джим — хороший человек, только одно в нем раздражает: его невозможно разозлить. Я вот уже двадцать лет пытаюсь это сделать, но он продолжает сохранять полнейшую безмятежность духа. Это вызывает у меня что-то вроде досады. Я полагаю, что женщина, на которой ему следовало бы жениться, получила в супруги мужчину, впадающего в ярость два раза на дню.
      — Кто она была, эта женщина?
      — Не знаю, душенька. Не помню, чтобы капитан Джим за кем-нибудь ухаживал. Впрочем, я не знала его, когда он был молод. Сейчас ему уже семьдесят шесть. Но я никогда ничего не слышала о причине, по которой он остался холостяком, а она должна существовать, поверьте мне!Он плавал всю жизнь — если не считать последних пяти лет, — и нет такого уголка на земле, куда бы он не совался со своим носом. Он и Элизабет Рассел всегда были большими друзьями, но никогда не имели ни малейшей склонности амурничать. Элизабет так никогда и не вышла замуж, хотя возможностей вступить в брак у нее было предостаточно. В молодости она славилась красотой. В тот год, когда принц Уэльский приезжал к нам на остров, она гостила у своего дяди в Шарлоттауне. Дядя служил правительственным чиновником, и поэтому она была приглашена на большой бал. Там она оказалась самой красивой девушкой из всех присутствовавших, и принц пригласил ее на танец. Другие дамы, с которыми он не танцевал, были в негодовании — они занимали более высокое положение в обществе по сравнению с Элизабет и считали, что принц не должен был обойти их своим вниманием. Элизабет всегда очень гордилась тем, что танцевала с принцем. Злые языки утверждали, что именно поэтому она так никогда и не вышла замуж — не могла принять предложение обыкновенного мужчины, после того как танцевала с принцем. Но дело было вовсе не в этом. Она сама однажды открыла мне причину: у нее был вспыльчивый характер, и она боялась, что не уживется ни с каким супругом. Она действительно была ужасно вспыльчива — иногда, чтобы успокоиться, ей приходилось бежать наверх в спальню, хватать какую-нибудь вещь из комода и изо всех сил сжимать ее зубами. Но я сказала ей, что это не причина для того, чтобы не выходить замуж, если ей этого хочется. Нет абсолютно никаких причин, по которым мы должны позволять мужчинам иметь монополию на вспыльчивость, не правда ли, душенька?
      — Я сама немного вспыльчива, — вздохнула Аня.
      — Это хорошо, душенька. Гораздо меньше вероятность того, что ваши права будут попирать, поверьте мне!..Ах, как у вас цветет эта «золотая осень»! Ваш сад выглядит просто великолепно. Бедная Элизабет всегда так ухаживала за ним.
      — Я уже полюбила его, — сказала Аня, — и так рада, что в нем столько старомодных цветов. Кстати, раз уж мы заговорили о садоводстве, нам с мужем хотелось бы нанять человека, который вскопал бы небольшой участок за еловым леском и посадил там для нас землянику. Гилберт так занят, что у него, вероятно, не будет на это времени нынешней осенью. Вы не знаете кого-нибудь, кого мы могли бы нанять?
      — Мм… Генри Хаммонд из Глена выполняет иногда такие работы для других. Возможно, он вам подойдет. Правда, его всегда гораздо большие интересует плата, чем работа. Но чего же еще ожидать от мужчины? И он так медленно соображает, что стоит как вкопанный минут пять, прежде чем до него дойдет, что он остановился. Когда он был маленький, его отец швырнул в него поленом. Хорошенький метательный снаряд, не правда ли? Но чего же еще ожидать от мужчины? Разумеется, мальчик так и не оправился от того удара. Но он единственный, кого я вообще могу рекомендовать. Это он красил мой дом прошлой весной… Теперь дом выглядит просто замечательно, вы не находите?
      Аню спасли часы, пробившие пять.
      — Боже мой! Уже так поздно?! — воскликнула мисс Корнелия. — Как летит время за приятной беседой! Ну что ж, мне пора отправляться домой
      — Нет-нет! Останьтесь и выпейте с нами чаю, — принялась горячо уговаривать Аня.
      — Вы предлагаете мне остаться к чаю, так как считаете, что должныэто сделать, или потому, что действительно этого хотите? —поинтересовалась мисс Корнелия.
      — Потому что действительно этого хочу.
      — Тогда я останусь. Вы принадлежите к племени, знающих Иосифа.
      — О, я уверена, что мы будем друзьями, — сказала Аня с той улыбкой, которую видели у нее лишь близкие.
      — Несомненно, душенька. Слава Богу, мы можем сами выбирать себе друзей. Родственников нам приходится принимать такими, какие они есть, и радоваться, если среди них нет закоренелых преступников. Не то чтобы у меня было много родни — никого ближе троюродных. Я одинокая душа, миссис Блайт.
      В голосе мисс Корнелии была нотка грусти.
      — Я хотела бы, чтобы вы называли меня просто Аней, — воскликнула Аня, повинуясь неожиданному порыву. — Это было бы так по-домашнему.Здесь все, кроме моего мужа, зовут меня миссис Блайт, и от этого я чувствую себя чужой… Между прочим, ваше имя почти то самое, о каком я мечтала в детстве. Мне ужасно не нравилось мое имя, и в воображении я называла себя Корделией.
      — Мне нравится имя Анна. Так звали мою мать. Старомодные имена, по моему мнению, самые красивые и благозвучные… Если вы будете готовить чай, то, может быть, пришлете молодого доктора поговорить со мной? Он лежит на диване в этой приемной, с тех пор как я пришла, и давится от смеха, слушая, что я говорю.
      — Как вы узнали? — воскликнула Аня, слишком ошеломленная этим примером сверхъестественной проницательности мисс Корнелии, чтобы отпираться из вежливости.
      — Я видела, что он сидел рядом с вами, когда я шла к дому по дорожке, а я знаю мужские уловки, — снисходительно объяснила мисс Корнелия. — Ну вот, я кончила это платьице, душенька, и восьмой ребенок может явиться на этот свет, как только пожелает.

Глава 9
Вечер на мысе Четырех Ветров