Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Избранные произведения о духе законов

ModernLib.Net / История / Монтескье Шарль / Избранные произведения о духе законов - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 9)
Автор: Монтескье Шарль
Жанр: История

 

 


Республика ликийцев была ассоциацией 23 городов. Большие города имели в общем совете по три голоса каждый; средние - по два, а малые - по одному. Голландская республика состоит из семи провинций, различных по величине, каждая из которых имеет по одному голосу. Налоги, уплачиваемые городами Ликии, были пропорциональны количеству голосов. Провинции Голландии не могут следовать этой пропорции: они должны платить пропорционально своему могуществу. В Ликии судьи и городские власти избирались общим советом по указанной выше пропорции. В голландской республике они не избираются общим советом, но каждый город сам назначает своих должностных лиц. Если бы надо было привести образец прекрасной федеративной республики, я указал бы на республику Ликии.
      ГЛАВА IV Как обеспечивают свою безопасность деспотические государства
      Республики охраняют себя, соединяясь друг с другом. а деспотические государства ради той же цели отделяются и, так сказать, изолируются друг от друга. Они жертвуют частью своей страны, опустошают ее окраины и обращают их в пустыню, вследствие чего ядро государства становится недоступным неприятелю. По закону геометрии - чем больше объем тела, тем относительно меньше его поверхность. Поэтому практика опустошения окраин более выгодна для больших государств, чем для средних. Такое государство само причиняет себе все то зло, которое мог бы причинить ему жестокий и неотразимый враг. Деспотическое государство, охраняя себя, использует еще и другой вид отделения; оно передает свои отдаленные провинции в управление вассальным государям. Могол, Персия, императоры Китая имеют вассалов; турки с большими для себя выгодами поместили между собою и своими неприятелями татар, молдаван, валахов и некогда - трансильванцев.
      ГЛАВА V Как обеспечивает свою безопасность монархия
      Монархия не разрушает сама себя, как деспотическое государство, Но государство средних размеров может подвергнуться нашествию. Поэтому у монархии есть крепости для защиты границ и армии для защиты этих крепостей. Малейший клочок земли обороняется там с большим искусством, упорством и мужеством. Деспотические государства совершают друг против друга нашествия; войны ведутся только между монархиями. Крепости составляют принадлежность монархии; деспотические государства боятся заводить их у себя. Они никому не решаются доверить их, так как там никто не любит ни государства, ни государя.
      ГЛАВА VI Об оборонительной силе государств вообще
      Чтобы государство было сильным, оно должно иметь такие размеры, чтобы быть в состоянии отразить любое нападение с такой же быстротой, с какой оно будет предпринято. Так как нападения можно ожидать, то и защита должна быть готова явиться повсюду, что возможно только при ограниченных размерах государства. Размеры государства должны соответствовать степени скорости, которую природа дала человеку для его передвижений с места на место. Испания и Франция имеют именно такие размеры. Связь между их военными силами налажена так хорошо, что они легко могут быть переброшены в любую сторону; их войска быстро соединяются и переходят от одной границы к другой, и никакое дело, требующее известного времени для своего выполнения, не внушает там опасений. Во Франции по счастливому совпадению близость столицы государства к его различным границам находится в прямом отношении к их слабости; таким образом, государь из своей столицы видит все части страны и лучше всего те, которые наиболее беззащитны. Другое дело, когда приходится защищаться от нападения такому обширному государству, как Персия. Ему понадобится несколько месяцев, чтобы собрать рассеянные войска; и оно не может заставить их идти столько времени таким ускоренным маршем, который возможен в продолжение каких-нибудь двух недель. Если находящаяся на границе армия разбита, она непременно рассеется, ибо пункты ее отступления находятся слишком далеко. Победоносное войско, не встречая сопротивления, подвигается большими переходами, подходит к столице и осаждает ее, в то время как государь едва успевает уведомить правителей провинций о необходимости присылки помощи. Те. кто думает, что переворот близок, ускоряют его, отказывая государю в повиновении, так как люди, верность которых основана только на страхе близкой кары, изменяют. когда угроза кары отдаляется. Они действуют только в своих личных интересах. Империя распадается, столица переходит в руки врага, и победитель начинает борьбу с правителями областей из-за провинций. Истинное могущество государя состоит не столько в том, что он легко завоевывает, сколько в том, что на него трудно нападать; оно заключается, если можно так выразиться, в неизменности его положения. Но с увеличением государства открываются новые пункты для нападения на него. Итак, если государи нуждаются в мудрости для того. чтобы увеличивать свое могущество, то не менее нуждаются они в благоразумии для того, чтобы предписать этому могуществу надлежащие границы. Устранив неудобства, связанные с малыми размерами государства, они никогда не должны упускать из виду тех неудобств, которые связаны с чрезмерной его обширностью.
      ГЛАВА VII Размышления
      Недруги великого государя, столь долго царствовавшегоб7, тысячу раз обвиняли его (как я полагаю, более вследствие своих опасений, чем на основании серьезных рассуждений) в том, что он составил проект всемирной монархии и стремился его осуществить. Ничто не могло бы быть пагубнее для Европы, для его подданных, для него самого и его семейства, чем успех такого намерения. Небо, которому лучше известно истинное благо, устроило так, что он более выиграл от своих поражений, чем мог бы выиграть от своих побед. Вместо того чтобы сделать его единственным государем Европы, оно сделало его самым могущественным изо всех ее государей, что было для него гораздо лучше. Народ этого государя, который в чужих странах думает только о том, что он оставил в своей; который, покидая родину, считает славу верховным благом, а попав в далекие края, смотрит на славу лишь как на препятствие к своему возвращению домой; народ, в котором даже хорошие качества кажутся отталкивающими, так как к ним примешивается пренебрежение; который может выносить рапы, опасности и всякие лишения, за исключением лишения своих удовольствий, который больше всего любит свою веселость и мирится с проигранным сражением, если ему удается высмеять своего военачальника, такой народ, говорю я, никогда не был бы в состоянии довести до конца предприятие, которое не может потерпеть неудачи в одной стране и в один определенный момент, чтобы не потерпеть се во всех странах и навсегда.
      ГЛАВА VIII Случай, когда оборонительная сила государства слабее его
      наступательной силы
      Сир Куси сказал королю Карлу V, что "англичане всего слабее у себя дома и легче всего могут быть побеждены именно там". То же говорилось о римлянах, то же самое испытали карфагеняне, и то же самое случится со всяким государством, которое посылает в далекие страны армии, чтобы силой военной власти и дисциплины объединить людей, разъединенных у себя дома политическими и гражданскими интересами. Государство, ослабленное своей постоянной болезнью, ослабляется к тому же и лекарством от этой болезни. Замечание сира Куси есть исключение из общего правила, запрещающего предпринимать отдаленные войны. Но это исключение отлично подтверждает правило, так как оно применяется лишь к тем, которые сами нарушили правило.
      ГЛАВА IX Об относительной силе государств
      Всякое величие, всякая сила, всякое могущество - явления относительные. Стремясь увеличить действительное величие. следует всегда остерегаться, чтобы при этом не уменьшилось величие относительное. Около середины царствования Людовика XIV Франция была на высшей точке своего относительного величия. Германия еще не имела тех великих государей, которые явились там впоследствии. Италия была в таком же положении. Шотландия еще не составляла единой монархии с Англией, а Арагония с Кастилией, части, отделенные от Испании, были слабы и в свою очередь ослабляли Испанию. Москва была в Европе столь же мало известна, как Крым.
      ГЛАВА Х О слабости соседнего государства
      Имея по соседству государство, находящееся в упадке, государь отнюдь не должен ускорять его гибель, так как в таком случае он находится в самом счастливом из всех возможных положений. Ничто не может быть для него выгоднее, чем иметь у себя под боком государя, который получает за него все удары и оскорбления фортуны. И очень редко бывает, чтобы в результате завоевания такого государства действительная сила завоевавшего увеличилась настолько же, насколько при этом уменьшилась его относительная сила.
      КНИГА ДЕСЯТАЯ
      О законах в их отношении к наступательной силе
      ГЛАВА I.
      О наступательной силе
      Наступательная сила регулируется международным правом, которое есть политический закон наций, рассматриваемых с точки зрения отношений, в которых они состоят друг к другу.
      ГЛАВА II.
      О войне
      Жизнь государства подобна жизни человека. Люди имеют право убивать в случае естественной самообороны; государства имеют право вести войну в целях самосохранения. В случае естественной самообороны я имею право убить, потому что моя жизнь принадлежит мне, так же как жизнь того, кто на меня нападает, принадлежит ему; и государство вправе вести войну, потому что его самозащита равна всякой другой самозащите. Между гражданами право естественной самообороны не заключает в себе необходимости нападения. Вместо того чтобы нападать, человек должен обратиться к судебным органам. Поэтому человек может осуществлять это право самообороны лишь в краткие моменты такого положения, когда он погиб бы, если бы стал дожидаться, пока ему помогут законы. Но что касается общества, то тут право естественной обороны иногда влечет за собою и необходимость нападения, в том, например, случае, когда народ видит, что более продолжительный мир даст другому государству возможность его уничтожить и что в данный момент нападение является для него единственным средством предотвратить это уничтожение. Отсюда следует, что небольшие общества чаще, чем крупные, имеют право прибегать к войне, так как им чаще приходится опасаться за свое существование. Поэтому право войны вытекает из необходимости и строгой справедливости. Если люди, которые управляют совестью государя или являются его советниками, превышают свои права, то все погибло; если в основу будут положены произвольные принципы славы, приличия и пользы, то земля будет залита потоками крови. И главное - пусть не говорят нам о славе государя. Его властолюбие и гордость - вот что будет его славой; но это страсти, а не законное право. Правда, престиж его могущества может увеличить силы его государства; но престиж его справедливости может привести к тому же.
      ГЛАВА III О праве завоевания
      Из права войны вытекает право завоевания; оно - его следствие, и потому должно следовать его духу. Права завоевателя по отношению к завоеванному им народу определяются четырьмя родами законов: законом природы, по которому все существующее стремится к сохранению своего вида; законом естественного разума, который требует, чтобы мы поступали с другими так, как хотели бы, чтобы они поступали с нами; законом образования политических обществ, по которому природа не ограничила продолжительности их существования, и, наконец, законом, который вытекает из самой сути дела. Завоевание есть приобретение; но дух приобретения связан с духом сохранения и пользования, а не с духом разрушения. Государство, завоевавшее другое государство, поступает с ним по одному из следующих четырех способов: или оно продолжает управлять им по его собственным законам, взяв на себя лишь дело политического и гражданского управления, или оно дает ему новое политическое и гражданское управление. или оно разрушает это общество и растворяет его в Других обществах, или, наконец, истребляет всех граждан. Первый способ согласен с международным правом, которым мы руководствуемся ныне; четвертый - более согласуется с международным правом римлян, из чего можно судить, до какой степени мы стали лучше их в этом отношении. Воздадим здесь должное новейшему времени, современному разуму, нашей религии, нашей философии, нашим нравам. Наши авторы, занимавшиеся публичным правом, основываясь на данных древней истории, исходя из требования строгой справедливости, впали в большие заблуждения. Они увлеклись произвольными суждениями и признали за завоевателями какое-то неведомое право убивать, что привело их к заключениям, столь же ужасным, как и самый этот принцип, и побудило установить такие правила, которым никогда не следовали и сами завоеватели, если у них оставалась хоть капля здравого смысла. Ясно, что раз завоевание совершено, завоеватель уже не имеет права убивать, потому что он уже не находится в положении естественной обороны и действует не в целях самосохранения. Думали же эти авторы так потому, что, признав за завоевателем право уничтожить общество, они заключили отсюда, что это дает ему и право уничтожить людей, из которых общество состоит. Но это не более как ложный вывод из ложного принципа, так как из того, что нужно уничтожить общество, вовсе не следует, что необходимо для этого уничтожить и людей, его составляющих. Общество есть союз людей, а не сами люди. Гражданин может погибнуть, а человек остаться. Из права убивать при завоевании политики вывели право обращать в рабство; но это заключение столь же мало основательно, как и исходное положение. Завоеватель имеет право обращать в рабство лишь тогда, когда это необходимо для сохранения результатов завоевания. Цель завоевания сохранение завоеванного, а отнюдь не порабощение; может, однако, случиться, что порабощение явится необходимым средством сохранения завоеванного. В таком случае было бы противно природе вещей устанавливать это рабство на вечные времена. Надо, чтобы порабощенный народ мог обратиться в подданного. Порабощение есть случайное последствие завоевания. Когда по истечении некоторого времени все части государства-завоевателя объединятся с частями завоеванного государства, посредством обычаев, браков, законов, сообществ и некоторого единомыслия рабство должно прекратиться. Права завоевателя основываются лишь на отсутствии такого объединения и на наличии отчуждения между обоими народами, при котором между ними не может быть взаимного доверия. Итак, завоеватель, обращающий народ в состояние рабства, должен всегда иметь в запасе средства, чтобы вывести его из этого состояния. То, что я говорю здесь, - это не плод досужей фантазии. Так поступали наши отцы, завоевавшие Римскую империю. Законы, которые они, опьяненные гордостью по поводу своих побед, создали в пылу битв, в разгаре действия, были ими впоследствии смягчены: их законы были суровы, они же сделали их беспристрастными. Бургунды, готы и лангобарды всегда хотели держать римлян в положении побежденного народа, а законы Эврика, Гундобада и Ротаря сделали из варваров и римлян сограждан. Карл Великий, чтобы укротить саксов, лишил их наивной простоты быта и права собственности на имущество, Людовик Благочестивый освободил их; это было самым лучшим делом его царствования. Время и рабство смягчили нравы саксов, и они всегда оставались верны ему.
      ГЛАВА IV Некоторые выгоды, приносимые покоренному народу завоеванием
      Политики сделали бы лучше, если бы, вместо того чтобы выводить из права завоевания столь роковые последствия, они указали на те выгоды, которые это право может иной раз принести покоренному народу. Эти выгоды были бы для них ощутительнее, если бы наше международное право соблюдалось более строго и было бы установлено по всей земле. Внутренние порядки государств, подвергшихся завоеванию, обыкновенно ослабляются: в учреждениях распространяется продажность, законы не соблюдаются, и правительство становится притеснителем. Можно ли сомневаться, что такое государство выиграло бы, извлекло бы для себя какие-нибудь выгоды даже из своего завоевания, если бы оно не было столь разрушительным! Что потеряет от преобразования правление, дошедшее до такого расстройства, при котором оно уже не в силах само себя преобразовать? Завоеватель, явившийся среди народа, где богач с помощью тысячи уловок и ухищрений незаметно обеспечил себе бесчисленные средства ко всякого рода захватам; где бедняк видит, как все, что он считал злоупотреблением, становится законом, и, терпя угнетение, не смеет на него жаловаться, - завоеватель, говорю я, может все это разрушить, и слепая тирания первая пострадает от насилия. Были, например, случаи, когда государства, угнетенные откупщиками, получали облегчение от завоевателя, свободного от обязательств и нужд, которые имел их законный государь, Злоупотребления исчезали сами собою, даже без содействия завоевателя. Иногда завоеватели нации в силу своей умеренности не лишали побежденных необходимых средств существования. которых они не имели при законном государе. Завоевание может разрушить вредные предрассудки и. если смею так выразиться, дать в руководители народу лучшего гения. Сколько добра могли бы сделать испанцы мексиканцам! Они должны были даровать мексиканцам кроткую религию, а они принесли с собой свирепые предрассудки. Они должны были сделать рабов свободными, - вместо того они свободных сделали рабами. Они могли разъяснить мексиканцам зло человеческих жертвоприношений, - а вместо этого они истребили их. Я бы никогда не кончил, если бы стал перечислять все добро, которого они не сделали, и все причиненное ими зло. Завоеватель должен исправить часть сделанных им зол. Право завоевания я определяю так: это необходимое, законное и злосчастное право, которое всегда налагает на завоевателя громадные обязательства, чтобы он мог расквитаться с человеческой природой.
      ГЛАВА V Гелон, царь Сиракузскин
      Мирный договор, который Гелон заключил с карфагенянами, является, как я полагаю, самым прекрасным из всех известных истории договоров этого рода. Он потребовал от них отмены жертвоприношения детей. Это поистине великолепно! Одержав победу над 300 тысячами карфагенян, он предъявил им требование, которое было полезно только для них же самих, или, вернее, явился перед ними заступником за человеческий род. Бактриане отдавали своих престарелых родителей на съедение большим собакам, Александр запретил им это, и это запрещение было победой, которую он одержал над предрассудками.
      ГЛАВА VI О завоеваниях республики
      Противно природе вещей, чтобы в федеративном государстве один из членов союза делал завоевание за счет другого члена его, как это мы видели в наши дни у швейцарцев. Но в смешанных федеративных республиках, состоящих из небольших республик и небольших монархий, это менее неуместно. Несогласно также с природою вещей, чтобы демократическая республика завоевывала города, которые не могут войти а сферу демократии. Надо, чтобы завоеванный народ мог пользоваться привилегиями верховной власти, как это было вначале установлено римлянами. Размер завоевания должен быть ограничен для демократии определенным количеством граждан. Если демократия покорит народ, чтобы управлять им как своим подданным, то этим она подвергнет опасности свою собственную свободу, так как ей придется доверять слишком большую власть лицам, которых она пошлет управлять завоеванным государством. Какая опасность угрожала бы республике Карфагена, если бы Ганнибал овладел Римом! Чего бы не мог сделать в своем городе после победы тот. кто произвел в нем столько переворотов после своего поражения! Ганнон никогда не смог бы убедить сенат не посылать помощи Ганнибалу, если бы в нем говорила только одна зависть. Этот сенат, благоразумие которого хвалит Аристотель (оно доказывается и цветущим состоянием карфагенской республики), мог принять такое решение лишь на основании разумных доводов. Было бы уже слишком нелепо не понимать, что армия, удаленная на 300 миль от своей страны, должна неизбежно нести потери, которые необходимо пополнять. Партия Ганнона хотела, чтобы Ганнибал был предан римлянам. Римлян тогда еще не боялись, значит боялись Ганнибала. Говорят, что карфагеняне не могли поверить победам Ганнибала. Но возможно ли было такое сомнение? Могли ли рассеянные по всей земле карфагеняне не знать того, что происходило в Италии? Нет. именно потому, что они знали это, они и не хотели посылать помощи Ганнибалу. После битв при Тре-бии, Тразименском озере и при Каннах Ганнон все более и более утверждался в своем решении: в нем усиливалось не недоверие, а страх.
      ГЛАВА VII Продолжение той же темы
      Завоевания, совершаемые демократиями, имеют еще следующую отрицательную сторону: правление их всегда ненавистно покоренным государствам. Оно кажется монархическим, но на деле оно более сурово, чем монархическое, как об этом свидетельствует опыт всех времен и стран. Положение покоренных народов под этим правлением очень печально; они не могут пользоваться ни преимуществами республики, ни преимуществами монархии. Сказанное мною о народном государстве может быть применено и к аристократическому государству.
      ГЛАВА VIII Продолжение той же темы
      Итак, республика, которая держит в подчинении какой-нибудь народ, должна стараться исправить неудобства, естественно вытекающие из такого порядка вещей, и с этой целью даровать этому народу хорошее государственное право и хорошие гражданские законы. Одной итальянской республике были подчинены островитяне б8, но ее политическое устройство и гражданское право были по отношению к ним очень дурны. Все помнят дарованную ею амнистию, в которой сказано, что жителей не будут более присуждать к телесным наказаниям по усмотрению губернатора. Нередко народы требуют себе привилегий; здесь же властитель дарует народу как привилегию право, общее для всех народов.
      ГЛАВА IX О монархии, покоряющей соседние страны
      Если монархия может существовать долгое время, прежде чем ослабит себя чрезмерным расширением своих границ, то она достигнет грозного могущества и не утратит своей силы. пока ее будут теснить соседние монархии. Но ее завоевания должны продолжаться только до тех пор, пока они не выйдут из границ, свойственных природе ее правления. Благоразумие предписывает ей остановиться, как только она переступила эти границы. При завоеваниях такого рода надо, чтобы в завоеванной стране все осталось в прежнем положения: те же суды, те же законы, те же обычаи, те же привилегии; ничто не должно быть изменено, кроме армии и имени государя. Когда монархия расширит свои пределы путем завоевания нескольких соседних провинций, она должна управлять ими с величайшей кротостью. Если монархия долгое время вела завоевательную политику, то области, составляющие ее исконное владение, обыкновенно бывают очень истощены. Им приходится терпеть и от новых, и от старинных злоупотреблений, и часто обширная столица, которая все поглощает, отнимает у них значительную часть населения. Если же монархия, завоевав провинции, окружающие ее исконные владения, станет обращаться с покоренными народами так же, как со своими исконными подданными, то государство погибнет. Покоренные провинции ничего не получат за те подати, которые они будут посылать в столицу; пограничные области будут разорены и, следовательно, ослаблены; их население исполнено неприязни; в результате станет труднее содержать армии, которые должны там оставаться и действовать, Таково неизбежное положение монархии, которая ведет завоевательную политику; чудовищная роскошь в столице, нищета в отдаленных от нее провинциях и изобилие на окраинах - совсем как на нашей планете: огонь в центре, зелень на поверхности, сухая, бесплодная и холодная земля посредине,
      ГЛАВА X О монархии, которая завоевывает другую монархию
      Иногда монархия завоевывает другую монархию. Чем последняя меньше, тем легче удерживать ее в подчинении посредством крепостей; чем она больше, тем удобнее сохранять ее в своем владении посредством колоний.
      ГЛАВА XI Об обычаях побежденного народа
      При такого рода завоеваниях недостаточно оставить побежденному народу его законы; быть может, еще более важно сохранить его обычаи, потому что народ всегда лучше знает, сильнее любит и ревностнее защищает свои обычаи, чем свои законы. Французов девять раз изгоняли из Италии по причине, как говорят историки, их наглого обращения с женщинами. Народ, страдающий от высокомерия победителя, отказывается терпеть еще и его невоздержанность, и эту беззастенчивость, которая хуже всего, потому что порождает бесчисленные оскорбления.
      ГЛАВА XII Об одном законе Кира
      Я не считаю хорошим закон Кира, по которому лидянам разрешалось заниматься одними только низкими и постыдными профессиями. Спешат предупредить ближайшую беду и, опасаясь восстаний, не помышляют о нашествиях. Но вскоре последуют и нашествия; завоеватели и завоеванные смешиваются и развращают друг друга. Я считаю, что законы должны скорее поддерживать суровые нравы победителя, чем поощрять изнеженность побежденного. Аристодем, тиран Кум, старался подорвать мужество молодежи. Он хотел, чтобы юноши, также как и девушки, отпускали длинные волосы, украшали их цветами и одевались в разноцветные платья длиною до пят; чтобы женщины носили за ними зонтики, ароматы и опахала, когда они отправлялись к своим учителям танцев или музыки, и подавали им гребни и зеркала, когда они находились в банях. Такое воспитание продолжалось до двадцатилетнего возраста. Все это прилично лишь маленькому тирану, который подрывает свою власть ради спасения своей жизни.
      ГЛАВА XIII Карл XII
      Этот государь, опиравшийся только на свои собственные силы, погубил себя потому, что строил замыслы, требовавшие для своего выполнения долгой войны, которая была не по силам его государству. Он задумал сокрушить не государство в период упадка, а империю в период ее зарождения. Для московитов война с ним явилась хорошей школой. После каждого поражения они приближались к победе и, терпя внешний урон, научались внутренней обороне. Блуждая по пустыням Польши, которые как бы стали частью Швеции, он считал себя повелителем мира, между тем как его главный враг укреплялся против него, теснил его, утверждался на берегах Балтийского моря и частью разрушал, частью завоевывал Ливонию. Швеция походила на реку, течению которой дали другое направление, поставив плотину у ее истока. Не Полтава погубила Карла, он все равно погиб бы, если не в этом, так в другом месте. Случайности фортуны можно легко исправить, но нельзя отразить события, постоянно порождаемые природой вещей. Однако главным врагом его была не столько природа или фортуна, сколько он сам. В своей деятельности он не считался с существующим положением вещей, а следовал принятому им известному образцу, которому притом подражал очень дурно. Он не был Александром, но мог бы быть лучшим солдатом Александра. Замыслы Александра увенчались успехом только потому, что они были разумны. Неудачный исход нашествий персов на Грецию, завоевания Агесилая и отступление 10 тысяч ясно обнаружили превосходство военной тактики и вооружения греков; всем было известно, что персы слишком высокомерны, чтобы исправиться. Они не могли уже ослаблять Грецию, производя в ней внутренний раскол. Она была объединена тогда под властью вождя, который знал, что лучшим средством не дать Греции заметить ее подчиненного положения будет ослепить ее уничтожением ее исконного врага и надеждой на покорение Азии. Государство, населенное самым трудолюбивым народом в мире и возделывавшее землю по заповеди религии, плодоносное и изобилующее всеми благами, давало неприятелю удобные возможности удерживать свои позиции. Судя по высокомерию его царей, которые не извлекли никаких уроков из своих поражений, можно было предвидеть, что они ускорят свое падение тем, что постоянно будут давать сражения, и что лесть никогда не позволит им усомниться в своем величии. Предприятие Александра было не только мудро задумано, но и разумно выполнено. При всей стремительности своих действий и даже в самом пылу своих страстей Александр всегда сохранял ту, если можно так выразиться, остроту рассудка, которая всегда руководила им и которую не удалось скрыть от нас тем, кто по внушению своего более слабого рассудка хотел сделать роман из его истории. Поговорим же о нем.
      ГЛАВА XIV Александр
      Он выступил в поход лишь после того. как обезопасил Македонию от соседних варварских народов и закончил покорение греков; он воспользовался покорением этого народа лишь для выполнения своего замысла; он сделал бессильной зависть лакедемонян; он атаковал приморские области; он повел свою сухопутную армию по берегу моря, чтобы не удалять ее от флота; он с необыкновенным искусством ввел строгую дисциплину в своей многочисленной армии; он не терпел нужды в продовольствии; и если победа доставила ему все, чего он желал, то и он тоже сделал все, чтобы доставить себе победу. В начале своего предприятия, т. е. в то время, когда каждая неудача могла его погубить, он очень немногое оставлял на волю случая; когда же счастье вознесло его превыше случайностей, дерзкая отвага бывала иногда одним из средств его успехов. Напав перед выступлением в поход на трибаллов и иллирийцев, он ведет с ними войну, подобную той, которую Цезарь вел против галлов. Возвратившись в Грецию, он как бы нехотя берет и разрушает Фивы. Расположившись лагерем против этого города, он ждет от фиванцев предложения мира; они сами ускоряют свою гибель. Когда дело идет о сражений с персидским флотом, то наиболее отважным является Парменион, а наиболее благоразумным Александр. Он искусно отводит персов от берегов моря, чтобы они сами покинули свой флот, который был могущественнее его флота. Тир был принципиально сторонником персов, которые не могли обходиться без его торговли и его кораблей; Александр разрушил этот город. Он взял Египет, который был оставлен без защиты Дарием, собиравшим в то время бесчисленные армии в другой части света. Переход через Граник доставил Александру господство над греческими колониями; битва при Иссе отдала в его руки Тир и Египет; битва при Арбеллах сделала его господином всей земли. После битвы при Иссе он оставляет без внимания бегущего Дария и заботится только об упрочении и приведении в порядок своих завоеваний; после битвы при Арбеллах он преследует его по пятам, не оставляя ему ни одного убежища во всем его царстве. Дарий вступает в свои города и области только для того, чтобы тотчас же бежать далее; переходы Александра так быстры, что господство над миром как будто стало не столько вопросом борьбы и победы, сколько наградой за состязание в беге, как на играх Греции. Так он совершал свои завоевания; посмотрим, как он сохранял их. Он не внимал тем, кто хотел, чтобы он обращался с греками, как с господами, а с персами, как с рабами.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10