Как вы объясните тот факт, что все остальные монастыри растут, словно сады виноградные, а ваша община не только не прибавляет в числе, но и истаивает на глазах, подобно снегу весеннему ? Поверьте, в отношении вас никто не осмеливается злословить и не ехидничает вовсе по поводу степени упадка ранее сиявшего на весь мир монастыря. Беды Люксейль не связаны с вашим неумением руководить и вы никак не виновны в его разорении. Наоборот, все повсеместно прославляют качества вашей души и считают, что только вам по силам укротить свирепствующего демона и пресечь несчастья, которыми вы ныне заклеймены. Признаться, из соболезнования к вам - нашему верному стороннику - и чтобы поддержать вас, зная как тяжело сейчас приходится, наметил я путь через этот монастырь. Но остаться здесь, тем более на ночь, когда хозяйничает дух злобы ? Нет, я не могу рисковать своими людьми." ;"Дражайший отец, - вторя приглушенным интонациям епископа, сказал пораженный Одо, - то, что вы сказали безгранично изумило мой ум. Я ещё в силах понять многих монахов, чей разум, не получив должного воспитания и от того не расположенный к здравым рассуждениям, является пристанищем самых возмутительных предрассудков. Эти люди не образованы, и сердца их открыты ко всякого рода страхам и суевериям. Но как В ы можете об этом говорить ? Неужто вы всерьез верите в птицу, нападающую на людей и на столько большую, что она способна похищать их ?" ;"Дорого Одо, слишком много фактов свидетельствует об этом. Ваши люди бесследно исчезают, и не находится ни их тел, ни жалких останков, которые можно было бы предать погребению, и которые указали бы либо на злодеяния разбойника, либо на вылазки лесного хищника. Какое объяснение этому находите вы сами ? Затрудняетесь, не так ли ? Я буду с вами откровенен: как бы ни исхитрялись вы, не предавая события огласке, все они давно сделались общеизвестными фактами, и нет аббата, который для своих монахов не сделал бы жупела из вашего монастыря. Вы прекрасно знаете, что явления подобных монстров предсказано в книгах Священного Писания. Иеремия сначала говорит о льве из леса, о волке пустынном, о барсе, подстерегающем у городов; затем он добавляет ещё и змеев, уязвлениям которых не воспрепятствует никакая ворожба. Но потом Бог говорит через него о граде своем избранном - а что мешает нам предположить, что Люксейль, светоч всей Европы, был возлюбленнейшим Его детищем во всей Галлии - И пошлю на них четыре рода казней: меч, чтобы убивать, и псов, чтобы терзать, и птиц небесных, чтобы пожирать и истреблять. Если меч - это знак войн и внутренних усобиц, а псы являют диких варваров с головами косматыми, как у собак, то птицы небесные - это весьма недвусмысленнейший образ. Иезекиль обетует, что не останется втуне никакое видение пророческое, и не одно предвещание не будет ложным. При этом через него глаголет Господь : Ты упадешь на открытом поле и отдам тебя на съедение птицам небесным. И речь здесь идет отнюдь не о шакальничании над трупом, а о преследовании живых. Но эмоциональнее всех о небесном чудовище высказался Исайя. Ведь что он имеет в виду, когда говорит: И придет на тебя бедствие: ты не знаешь откуда оно поднимется; и нападет на тебя беда, которую ты не в силах будешь отвратить; и внезапно придет на тебя пагуба, о которой ты и не думаешь. Это пророчество и есть разъяснение тех странных слов, которые он изрек чуть выше : Я воззвал орла от востока, из дальней страны, исполнителя определения Моего. Я сказал, и приведу это в исполнение; предначертал и сделаю.
      Так записал Исайя слова, сообщенные ему Богом, и что может быть красноречивее и очевиднее этих слов ? Мой друг, появление в качестве воздаяния небесных чудищ предсказано в Откровении, и мы не должны скрывать это от себя и придумывать утешающие нас предположения, которые увлекли бы нас от истинного характера вещей. Наша Галлия по испорченности нравов и величине забвения христианских истин достойна этого глумления над собой, и потому, как всегда, слова пророков сбываются... Однако же, вы прекрасно держитесь и просто на зависть холоднокровны. Примите ещё раз комплименты в ваш адрес и я вам искренне желаю устоять против жестокости этого хищника. Вам ведь известна и другая библейская истина: против Голиафа всегда находится свой Давид." С этими словами Бовон вернулся к делегации, не оставляя Одо возможности переубедить его. Аббат был очень сильно сокрушен и объят печалью, в которую его повергла не только категоричность епископа, с которой тот отвергал все просьбы остаться здесь на ночлег - в запасе у Одо были уловки, использовав которые он рассчитывал добиться все же своей цели - но прежде всего нарисованная Бовоном картина тех зловещих представлений о Люксейль, которые господствовали, оказывается во всей Франции. Погруженный в столь неприятные раздумья, он призвал к себе Сульпициуса, в руках которого было нечто большое и прямоугольное, завернутое в светлую ткань с изображениями четырех животных Апокалипсиса. ;"Готовясь к приезду досточтимых гостей, - начал он, преодолевая дух своего смятения, - искал я подношение, хоть отчасти могущее выразить величину моего почтения к ним и то восхищение, которого я исполнен. Много подарков перебрал я в своем уме, но все они оказывались не в достаточной степени подобающими. Так бы и не смог я в должной мере вам угодить, если бы наш библиотекарь Вергилий не подсказал мне, что в фонде монастыря имеется книга, написанная известным Седулием Суассонским. Как все знают, этот блестящий по своей многоталантливости монах, ирландец по происхождению, долгое время подвизался в стенах суассонской обители, где он совершил большую часть своих прославленных дел, как воспламеняя собратьев к алканию бесконечной благости, научая их примером собственного опыта, так и, являясь переписчиком, вдохновляя всех на неустанные труды в деле приумножения того богатства, которое содержат в себе многие из сочинений. За долгие годы его работы не счесть рукописей, удвоенных его усердием, не измерить того рвения и ту одаренность, которую он вложил в каждую из них. На закате же своей жизни он трудился в Люксейль, превозмогая бремя старости и неустанно являя пример воплощенного долга перед вековой письменной культурой, а прежде всего - перед скрижалями Господних откровений. И вот сегодня я счастлив поднести вам его жемчужину многоценную, велепрекрасное Евангелие, превосходящее многие другие своей красотою и тщательностью. Посмотрите, как каждая буква здесь по своему роскошному убранству пытается уподобиться богатству смысла, реченному чрез нее. Аббон, любимый мной пастырь славнейшего Суассона, не премини принять от меня в дар этот поистине бесценный труд, подписанный именем Седулия. Я считаю, что достойно будет придти сей работе в монастырь, где живы до сих пор благодарения в честь этого человека. Прими эту книгу в знак признания твоих заслуг и не презри общую просьбу почтить нас своим присутствием до завтрашнего утра". ;"Боже мой, какая немыслимая щедрость с вашей стороны, Одо ! расчувствовался Аббон, говоря не без замирания в голосе. - Это дар, за который потомки не раз ещё воздадут вам свою хвалу. Посмотрите-ка, - продолжал он, рассматривая книгу и обращаясь к своей свите, - в каком единстве этот стиль находится с нашим Сакраментарием и Лексионарием, только он все же превосходит их своей монументальностью. Рука Седулия, нет сомнений. Те же орнаменты из переплетающихся рыб, змеек, гиппокамфов; птичьи головки с глазками, мелькающими среди затейливой плетенки из прутьев и ремней..." Пока Аббон любовался Евангелием, я успел краешком глаза увидеть восхитительные страницы рукописи, в которых из-за чрезмерной нарядности и праздничности стиля я не мог ничего разобрать, ибо все буквы, виртуозно-вычурные, торжественно-величавые, создавались здесь не из каллиграфических образцов, а из живого воображения Седулия, напоминающего скорее художника, задумавшего создать мерило радости от лицезрения Господнего. Так все буквы здесь замысловато переплетались друг с другом и через это изъяснялось всеобщее взаимопроникновение, отсутствие вещественных и душевных границ, полагаемых в преходящем мире самости; перед Богом каждый мог принять в себя душу другого, испытать ощущения другого, зажить его впечатлениями, и это создавало бесконечные оттенки духовного насыщения, о неисчислимости которых давала свое предвосхищение также и тонкая, столь богатая нюансами, палитра, которой раскрашивались все изысканные извивы букв. Буквы же сами никогда не повторяли себя, являясь во все новых формах , через которые ирландец хотел показать безграничное многообразие духа, оживленного и напоенного Богом. Очертания их были гладкими и неизломанными, в то же время изобилуя изгибами, которые были всегда изящны; стебли букв утолщались к краям, украшенными усиками, которые напоминали почки деревьев или бутоны цветков, и , таким образом, казалось, будто из одной буквы вот-вот произойдет другая, что вновь олицетворяло всеобщую динамичность и пластику в области духовной жизни, где душа, пресыщаясь радостью боговидения, каждый миг оплодотворяется новыми оттенками радости, находя неповторимые выражения для славословия во имя Господа. Аббон был настолько растроган, что немедленно заявил о своем желании вдоволь насладится обществом Одо и водвориться в Люксейль до завтрашнего утра. ;"Хоть до полуночи ещё далеко, - говорил он, - и предполагали мы остановиться в иных стенах, но - я думаю, все меня поддержат мы вряд ли найдем более приветливый ночлег, где нас до такой же степени рады были бы видеть". Этому, как следовало ожидать, энергично воспротивился Бовон : ;"Аббон, одумайтесь ! Мы не только не думали здесь задерживаться, но лишь по моему настоянию уклонились от пути, чтобы посетить обитель достойного Одо". ;"Прекрасно, - невозмутимо отвечал Аббон, продолжая услаждать свой взор красотами Евангелия. - Я очень рад, что вам пришла в голову такая замечательная идея. Я и не знал, что здесь с такой любовью встречают гостей. По-моему, будет превосходно, если мы передохнем здесь". ;"А как же, - злился Бовон, - все разговоры о чудищах и ужасных отродьях, блуждающих вкруг стен этого монастыря ? Ведь о них вы сами мне не раз твердили по дороге ! Неужто они перестали устрашать вас ?" ;"Ну так они же в о к р у г стен. Судя же по миролюбию, которыми все исходит в н у т р и их, нас вряд ли что-либо потревожит ночью и, я думаю, во всем окруженные благожелательностью, мы поднимемся с утра в самом хорошем расположении духа". Аббону вторил и епископ Труа, никогда бы не осмелившийся возразить Бовону без поддержки епископа Суассона. Несмотря на все старания разубедить их со стороны шалонского иерарха, прилюдно теперь извлекавшего на свет свои страхи, которыми до этого он лишь наедине делился с Одо, остальные настаивали на отдыхе, особенно кстати приходившемуся грузному епископу Труа, полноте которого необходим был покой. Таким образом большинство прелатов, впечатленных гостеприимством монастыря, высказывалось за то, чтобы провести ночь в этих стенах : пусть здесь и не так уютно, но нигде ещё известие об их приезде не вызывало подобного воодушевления. Бовон заскрипел зубами, но вынужден был согласиться. В ответ на это Одо кивнул Кизе, Киза дал условный знак звонарям, и те, уже не так нервничая, забили в колокола, под согласную песнь которых праздничная процессия, беспрерывно молитвословя и сопровождаясь псалмодией, вошла в церковь. Так, тонко сыграв на том, что великолепная книга в те времена, да ещё и до сих пор, оказывается ценнее многих алмазов и золотых побрякушек, пожертвовав подлинным достоянием своей библиотечной сокровищницы, Одо заманил их всех в свою с Рожером ловушку. Я вернулся к Вирдо, будучи, с одной стороны, довольным уловкой аббата, с другой же объятый волнением, проистекавшим от того, что ночь неумолимо приближалась, а, значит, становился все ближе и час, когда я должен был либо помочь своему благодетелю и его брату, либо, если мне не повезет, провалить блестяще задуманный план и поставить этим под угрозу жизнь короля Карла, находящегося в заточении. Я пытался вернуть себе собранность , возвратившись к изучению трав, чьи названия я перебирал словно четки: пиретрум и тмин, зедоар и бриония, змей-трава, бузина и цикута. Жабрица, жеруха, шарлот. Какое изобилие! Это что ? Шпажник. Это ? Гелио...Гелиотроп. Господи ! Какое-то медвежий корень, богородичная трава, дубровник, паслен, чемерица. Сколько же их здесь ? Калган и иссоп, козлиный рог и колуфер, переступень и эстрагон. Да... Что болезнь ? Сама смерть перед лицом такого множества трав уже не казалась неизбежной. Что если она вот-вот отступит перед армией этих трав, получивших свою силу у природы, всегда сохраняющей способность к перерождению ?
      Наступила ночь. Я лежал на кровати, сложив руки под головой, не замечая непривычной жесткости одра, твердости набитой соломой подушки и тонкости прохудившегося суконного одеяла, под которым в такой холод можно было спать только одетым. Я думал о том, что сумбурные, во многом противоречивые впечатления истекающих суток значительно притупили во мне те ощущения, с которыми я въезжал сюда прошлой ночью, и которые усилились при расставании с отцом, надламывая мою душу, нещадно надрывая её. Несмотря на тяжесть обстоятельств, приведших меня сюда, несмотря на их исключительную трагичность, все вчерашнее каким-то образом уже отошло на второй план, а перед глазами теперь сменяли друг друга картины монашеского быта и калейдоскоп ярких личностей с их идеями, надеждами и удивительным образом мыслей, подчас ничтожным и бренным, подчас - пафосно целеустремленным. Монашество казалось мне сейчас смесью глубочайшего невежества и каждодневного страха, к которому, кроме естественного ужаса перед набегами язычников, примешивался ещё и трепет перед дикими созданиями собственного, погрязшего в заблуждениях ума. Из монахов кроме Одо и Вирдо я пока не встретил никого, кто бы восхитил меня, не оттолкнув либо самолюбием, либо двуличием, либо низостью побуждений, либо непроходимой глупостью. Не может быть, чтобы иночество существовало для того, чтобы быть пристанищем пороков и скопищем злоупотреблений, уподабливая обители зоопаркам, в которых животные в перерывах между справлением надобностей и поглощением пищи гримасничают, являя неразвитость пустопорожнего ума. Но для чего тогда оно было придумано, все расширяясь и плодя повсюду один монастырь за другим ? Я где-то слышал, что обители должны быть "lumen lucernae super statuam candelabri", светочем в мире нравственных изъязвлений, и - странное совпадение - в названии "Luxovius" присутсвовало слово "lux", то есть "свет". Они должны одарять мир знанием, возводить к духовности, очищать и преображать его косность светом своего несотворенного сияния, становясь краеугольным камнем пресуществленного духовностью царства. Получается же наоборот: они лишь культивируют все людские недостатки, содержа притоны всяческих несовершенств, оказываясь самым полным сводом того, что препятствует прогрессу человечества. Получалось, что прорыв к жизни, в которой осуществились бы евангельские чаяния, должен был наступить не отсюда, где новозаветный свет почти потух, и сознание, погрязшее в извращениях духа, лишь отягощает собою бытие, а из другой, может даже противоположной среды. Откуда ? Я ещё слишком мал, чтобы это понимать, но из головы не выходили идеи Рожера. Некий монарх, достаточно влиятельный, чтобы сплотить общество вокруг себя и достаточно прогрессивный, чтобы вынашивать самые возвышенные идеалы - он может быть способен объединить под своим скипетром территорию всего мира, восстановив Империю, а затем, господствуя над ней вседержавно, из присущего ему благодатного духа возвести на земле царство незыблемого благочестия, в котором бы уже не было места ничему кроме совершенства. Но где отыскать такого правителя ? Рожер с уверенностью говорит о Карле, наследнике Карла Великого, и, значит, следовало сделать все, чтобы возвратить его к власти. Возможно это и так.
      Отзвучали гимны и уроки полунощницы, и, точно также, как Вирдо, кряхтя, возлег на свою постель, все монахи разошлись по кельям, чтобы продолжить прерванный сон. Наступало время действовать. Как я заметил, дверь у нас была слишком скрипучая и, не желая привлечь к своим действиям внимание садовника, я выбрался через окно. Идя на всякий случай в тенях строений, выросших от полной луны, я, перебегая от кельи к келье, стремился незаметно проскользнуть к дому аббата. Один раз, проходя вблизи кладбища и оскальзываясь в грязище, я оступился и уже хотел расчертыхаться, но увидел заворожившую меня картину: под ярким лунным светом, вытягивавшим все тени так, что они вот-вот разорвутся, склонившись над свежевырытой могилой, недвижно, походя на собственное надгробье, стоял ризничий Киза, избывая наложенную епитимью. Он едва слышно бормотал время от времени, глубоко и горестно вздыхал и подбрасывал иногда в яму комочки земли, словно репетируя прощанье с самим собой. Пригнувшись, я обошел его и, миновав ещё пару келий, добрался, наконец, до резиденции Одо. Он и его брат нетерпеливо ждали меня и, дав ещё раз необходимые наставления, подсадили меня к дымоходу, проведенному под самым потолком. Кроме того, что он был чрезвычайно узким, походя на кротовью нору, меня постоянно пробирало на то, чтобы чихнуть что есть силы - так я навдыхался поднявшейся копоти - и я с трудом удерживался, стараясь дышать ртом, словно рыба. Наконец, разобравшись в сплетении дымоходов, я протиснулся к той комнате, которая отведена была аббатом для размещения вещей делегации. Я слышал храп, прерываемый бессвязным лепетом, вызванным ночными наваждениями, но едва только собрался выбраться из своего дупла, как лестница заскрипела под чьими-то шагами и в дверь тихо, но требовательно постучали. Потом ещё и ещё раз до тех пор, пока храп не прекратился, и, спавший как младенец человек, не поднялся и не пошел встречать
      полночного гостя. Наконец, засов открылся, дверь распахнулась, и какая-то тень прошмыгнула в комнату. "Ты откуда взялся ?" - раздался удивленный голос разбуженного, в котором я сразу узнал Бовона Шалонского. "Тс-с-с. Ты один ? Наверное, я здесь не случайно и не появился б не будь на то оснований, заставивших меня мчаться за вами посреди ночи. Те известия, которые я получил, заставили меня срочно броситься вскачь". "Что опять случилось ?" ;"Пока, слава Богу, ничего, но могло бы, когда некто, не посоветовавшись, начал принимать скоропалительные решения. Скажи, кто придумал ехать через Люксейль ?" ;"Я. Но что в конце концов происходит ?" ;"А ты громче не можешь говорить ? Аббат этого монастыря является сообщником наших врагов, быть может даже их вдохновителем. Я узнал об этом сегодня благодаря чистой случайности". ;"Одо ? Не может быть ! Он всегда нам помогал и его голос никогда не звучал против наших намерений". ;"Так думал и я, но он оказался хитрой лисицей, только по видимости сочувствуя нам, на поверку же строя козни вместе со своим братцем". "Но я только сегодня беседовал с ним и поведал ему все наши планы..." "Как ?!" "...и он не возражал мне, никаким образом не выказывая себя несогласным". ;"Ты ему все рассказал ! Черт тебя возьми, ты просто тупица, Бовон. Теперь нам нужно землю грызть, чтобы выбраться от сюда. Сегодня днем мне здорово повезло - удалось расправиться с мерзавцем Сегобертом. Это тот, который отнял у меня недавно замок Роснай. Вчера он поплатился за это жизнью собственной семьи, а сегодня и сам отправился к праотцам. У него остался ещё один малец, но я и его обязательно найду, чтобы растерзать в клочья, ведь ты не представляешь, как сильно Сегоберт вывел меня из себя ! Так вот, у этого пса при себе было занимательное письмецо. На-ка, почитай. Да не зажигай свет ! Прочти у окна". Мое сердце лихорадочно забилось, словно птица в силках, и мне показалось, что его громкий стук сейчас станет слышен в комнате : ночной гость оказался Гилдуином ! С самого начала в голосе незнакомца я улавливал, пусть и безотчетно, знакомые тона, и теперь было ясно, где я мог их слышать. После упоминания имени моего отца я ужаснулся догадке о том, что сам изверг был сейчас рядом со мной. Он убил мою мать и братьев, а теперь меня потрясла весть о смерти ещё и отца. Мой папа, на которого обратилась теперь вся моя сыновья любовь и который ещё вчера был рядом со мной, теперь был так же мертв, а его убийца, не угомонившийся и на этом, этот непримиримый палач был сейчас так близко, да ещё и похвалялся своим преступлением. Я тихо заплакал...Бовон стоял у окна, подставляя письмо лунному свету, едва читая спросонья. "Это ужасно ! вымолвил он наконец, сворачивая его в глубокой задумчивости. - Сегоберт просит аббата простить ему смерть своей жены. Видимо, Одо был сильно влюблен в нее. Ты что ли её убил ?" "При чем здесь это, какая там ещё жена. Мне наплевать, ты дочитай до конца". "Да дочитал я. Рожер - брат Одо от конкубины. Это весьма неожиданная новость". ;"Теперь ты понимаешь, какой опасности ты здесь подвергаешься ? Они вдвоем наверняка задумали убить тебя или взять в заложники или что-либо еще, лишь бы не допустить делегацию к Папе". ;"Не думай о людях по себе, - не без брезгливости проговорил Бовон. - Одо не из тех, кто считает оружие сильнее слова Божьего". "Как ты можешь так думать ? Теперь ! Когда ты все знаешь! Одо и граф Лана - в сговоре. Тебе письмо разве не открыло глаза ? Одо принял пострижение не потому, что он безупречен, а от того, что подлец Сегоберт отбил у него девку. Внутренне же он нисколько не изменился и, я тебя уверяю, действует сейчас заодно с Рожером, который теперь тоже наверняка здесь, вместе с ним. Вы все здесь в ловушке. Вас приманили, завлекли как крысу в мышеловку". "Все-таки ты в словах будь поосторожнее, Гилдуин, ведь если я крыса, то ты - настоящая випера". "Да...да как ты смеешь ? Ух ты какой, Бовон, оказывается. Я вижу, что ты забыл, как ты стал епископом. Так я напомню, сколько людей полегло тогда у твоей кафедры". ;"Но все, все. Все. Хватит. Говори, зачем ты приехал и чего хочешь". ;"Значит так, делегация должна немедленно уезжать отсюда. Все, что вы везете, должно быть в целостности и сохранности. Папа должен получить свои дары, а Хугон - взять взамен архиепископство. И вам следует поторопиться, ибо весьма дрянные новости доходят из Италии. Говорят, Мароция захватила Папу в плен и измывается теперь над ним, требуя титула для своего муженька. Какова Мегера ! Нужно успеть воспользоваться лояльностью Иоанна, а его тяжелое положение - как раз нам подмога, ибо он выполнит все, чтобы мы его вызволили. Поэтому езжайте немедля, если не хотите, чтобы шайка Рожера отправила вас сейчас в объятья к Феодоре. А это осиное гнездо...Я его беру на себя". Тут Гилдуин снял огромный рог, висевший у него на груди, высунулся в выходящее на задворки окно и тихо протрубил - звучание у рога было очень низким и гулким - давая условный знак. Через некоторое время в комнату поднялся ещё один сорвиголова из его окружения. "Это Бенвенуто, - представил Гилдуин. - Мы с ним проникли сюда, дабы изучить ситуацию. У меня много людей, которые ждут сейчас у леса. Бенвенуто, скачи немедленно к ним и скажи, что можно начинать. Держи давай мой рог, и когда подъедите к монастырю обязательно дай мне знать, дважды протрубив в него. Если что-то будет не в порядке - труби один раз. Ты, Бовон, скажешь всем своим, чтобы оставались на местах и не попали случаем под горячую руку моих молодцов, которые быстро очистят монастырь от заговорщиков. Они устроили ловушку для нас, а мы выкопаем могилу для них. Хитрость всегда сильнее. Давай, Бенвенуто, живо". Разбойник вновь скрылся за дверью, а Гилдуин с Бовоном остались в комнате, собирая вещи на вынос.
      Представьте же мои чувства, которые я испытывал, становясь свидетелем этого разговора ! Я не только не был в силах выполнить возложенное на меня поручение, не только был поглощен страшным известием о гибели отца, но и узнавал вдобавок, что орда не знающих меры человекоубийцев вот-вот ворвется в монастырь, чтобы сеять повсюду смерть и разрушение. Я уже начал тужиться, чтобы пропихнуться обратно, желая предупредить Одо об опасности, но тут началось такое...Дело в том, что бедняга Киза, в стенании созерцавший собственную могилу, стал невольным соглядатаем приезда Гилдуина в монастырь. Тот, конечно, и предположить не мог, что кто-то будет бодрствовать в столь поздний час, да ещё и выстаивать при этом на кладбище. Поэтому, спешившись и привязав своего коня к одному из надгробий, Гилдуин смело направился к кельям, дабы рыскать там в поисках Бовона. Киза видел и его и Бенвенуто, оставшегося в стороне и все ещё не слезавшего с лошади. Ризничий проследил путь подозрительного незнакомца и, чуя, что дело неладное, немедленно пробрался к аббату и сообщил ему обо всем. Далее и Одо и Рожер мыслили с молниеносной быстротой. Сами отпетые интриганы, они учуяли нависшую над ними угрозу и выскользнули к амбару, стоявшему позади кладбища, чтобы следить оттуда за вторым из непрошеных гостей. Когда в ответ на позывной Гилдуина Бенвенуто отправился к резиденции, Одо уже хотел задержать его, но Рожер сделал знак повременить, ибо он смекнул, что если они остановят его сейчас, то тогда ничего не узнают, а если же они не тронут юношу, то он скорее всего возвратится с ценными сведениями. Так и случилось. И, когда, позванивая шпорами, Бенвенуто поспешил обратно, на него внезапно обрушились два здоровенных детины, которых представляли собой мой благодетель и его брат. Они буквально выбили из него признания и, подивившись чудовищности задуманного злодеяния, решили, что действовать надо немедленно, ибо, хотя им и удалось прервать сообщение Гилдуина со своей сворой, Бовон уже начинал готовиться к отъезду и вот-вот должен был покинуть дом аббата вместе со шкатулкой, содержавшей заветное послание Папе. Не долго думая, Рожер схватил под уздцы коня Бенвенуто и приказал брату запалить его попону. Лошадь неистово заржала и в безумной скачке бросилась во двор, так как она постепенно умирала и пыталась убежать от охватившего её огня. В этот момент Гилдуин и епископ как раз готовились к сборам. Услышав очумелое ржание, в одно мгновение поднявшее на ноги весь монастырь, они бросили все и выбежали во двор, думая, что на обитель напали люди Рожера, которым теперь нужно было противостоять. "Быстро собери всех воинов и приготовь их к отпору. Одо все-таки оказался первее нас. Смотри, они убили Бенвенуто!" Какая паника началась в монастыре ! Особенно больший ужас испытывали монахи. Они босиком, с подвернувшимися полами ряс, шлепали по двору, без толку причитали и хватались за головы, словно их волосы сейчас тоже начнут гореть, как огонь с попоны перешел на лошадиную гриву. Окруженная огненным ореолом, погибавшая в страшных мучениях лошадь, ничего не видя перед собой, кидалась на ограду, сшибала и переламывала кости любому, кто попадался ей на пути. Солдаты, сопутствовавшие делегации, проявляли меньше суматохи, нежели монахи, и, увещеваемые призывами Бовона и Гилдуина, которого они знать не знали, но, почему-то, слушались, выстраивались и вооружались, готовые противостоять невидимому врагу. В это время лошадь издохла и с тяжким вздохом рухнула посреди двора, на глазах у всех обугливаясь огнем и исходя зловонием. Я же, едва придя в себя, воспользовался ситуацией, спрыгнул в комнату, нашел ларец, который я хорошо представлял по описанию Рожера и поменял одно письмо на другое. Потом я подбежал к окну, к которое трубил Гилдуин и, не задумываясь, полетел вниз. Через некоторое время Бовон и его спутники выяснили, что никто на них не нападает и следует, не теряя, однако, бдительности, попытаться разобраться в происшедшем. Гилдуин втянул в сговор Шалонского епископа, ведь у того теперь были все основания для обвинения Одо в убийстве. Труп Бенвенуто они найти не смогли, так как Рожер спихнул его в отхожую яму, но само преступление налицо. Итак, Одо должен был быть пленен и взят ими с собою в Рим, где он предстанет перед папским судом и будет приговорен к смерти - отличный способ спокойно устранить своего противника. Через полчаса все было готово для того, чтобы предъявить аббату обвинения. За этот срок все делегаты успели успокоиться и собраться в дорогу, чтобы прежде времени покинуть этот монастырь, от которого они ожидали все-таки большего уюта. Теперь они жалели, что остановились здесь, а не в каком-нибудь ином монастыре, где никакие кошмары, никакие горящие лошади не поднимают людей среди ночи. Краткое заседание проводилось прямо во дворе возле лошадиного трупа. Разочарованный Аббон переменил милость к аббату на гнев, и теперь все три епископа чинно и с суровейшим видом воссели на принесенным из скриптория стульях. Позади толпились чертыхавшиеся сеньоры и солдаты, не прекращавшие нервно озираться. Секретари ловко орудовали стилями, занося в епископские церы протоколы этого знаменитого суда. Была ещё глубокая ночь, которая, несмотря на полнолуние, создавала впечатление, будто действо происходит в зале, где погасший свет свидетельствует о запрещенности собрания. "Итак, - начал чрезвычайно гневный Бовон, - я знал, что нам не следует здесь оставаться на ночь. Этот монастырь поистине пристанище бесов, где воплощаются видения больного рассудка. Ну как, Аббон, неужто ты хорошо отдохнул нынешней ночью ? Я тебя уверяю, теперь эта ночь сама будет сниться по ночам. Итак, к глубочайшему прискорбию, среди нас есть волк, на пагубу души поставленный во главе смиренного стада Христова, - он обратил свой взгляд на Одо, стоявшего перед судом со связанными руками, - убийца и клятвопреступник. Человеконенавистник. Каждый из нас знает, что зло должно быть наказано, но этот человек - это просто воплощение зла. Он нарушил все законы, установленные и Богом и людьми. Сегодня, когда каждый из нас придавался сну, он, исходя из цели запугать нас и не дать продолжить свой путь, убил нашего верного воина и позорнейшим образом умертвил его лошадь В виду неслыханности содеянного им, считаю, что нет необходимости ждать решения епископа Безансона и, заключив Одо под стражу, мы должны привлечь его к папскому суду для проведения показательного процесса по искоренению зла среди прелатов и очистке садов, возделываемых духовенством, от пагубных сорняков. Все согласны ?" ;"Все ! - выкрикнул Одо прежде всех. - Я за то, чтобы в церкви не было места никакого рода нечестию, но прежде, чем вы повезете меня в Рим, я осмелился бы спросить, какие доказательства моей вины вы видите в случившемся происшествии ?" ;"Все доказательства я оставляю при себе и намерен предъявить их лично Папе". ;"А, ну что ж, придется...Киза, где ты ? Придется тебе отправляться в Рим вместе с Бовоном. Монастырю, конечно, будет тебя не хватать, но..." Лицо Бовона выразило недоумение : "Для чего нам этот монах, запуганный как мышь ?" ;"Дело в том, почтенный епископ, что он видел, как именно все произошло.