Грешная и святая

Стены гостиной увешаны множеством картин. Рич присмотрелся повнимательней и был поражен, узнав работы знаменитых современных живописцев. Он был в некотором смысле специалистом по искусству двадцатого века: темой своей дипломной работы он выбрал творчество художников, работавших в Европе после Первой мировой войны.

Картины, конечно, могли быть и копиями, но это казалось маловероятным, учитывая роскошный интерьер, в котором они висели. Если же это оригиналы, то владелец виллы либо очень богат, либо обладает незаурядным художественным чутьем и способен угадать талант в малоизвестном художнике до того, как тот становится знаменитостью. Но тут его мысли приняли другой оборот.

Какого черта родителей Сьюзен не беспокоит ее болезнь? Неужели она им безразлична? Или она умудряется скрывать от них свое состояние?

Девушка пошевелилась, черные ресницы отбросили тень на бледные щеки, раздался еле слышный вздох.

Рич быстро подошел к ней.

– Лежите спокойно, – тихо проговорил Ричард.

Ресницы поднялись, и он увидел зеленые, чуть с раскосинкой глаза. Он обхватил ее запястье и стал считать пульс. Пульс был слабым и редким, рука казалась ледяной.

– Где Шадия? – прошептала Сью, рассеянным взглядом обводя комнату.

– Она пошла звонить врачу.

– Нет! – Девушка попыталась сесть, но он уложил ее обратно на подушки и придержал за плечи.

– Будьте умницей. Бога ради, девочка, неужели ты хочешь умереть?

В это трудно было поверить, но она побледнела еще больше, ее губы задрожали, хотя она попыталась рассмеяться.

– Звучит очень мелодраматично! Почему бы вам не перестать вмешиваться не в свои дела? Возможно, вы хотите помочь мне, но от вашей помощи мне становится во много раз хуже.

– Вы не знаете, что для вас хорошо, а что плохо, – твердо возразил Рич.

Она ответила ему саркастическим взглядом.

– А вы, разумеется, это знаете! Все вы, мужчины, одинаковы. Шадия вышла замуж за человека, который обращается с ней как с чем-то средним между куклой и рабыней. Не могу поверить, что ей это доставляет удовольствие, похоже, у нее просто временное помешательство. Я не позволю вам учить меня, как мне жить, так что покиньте мой дом и займитесь своими собственными проблемами!

Рич не мог остановить смерть и страдания, которые несла с собой междоусобная война, но сейчас он не имел права оставаться в стороне и позволять этой девушке заниматься саморазрушением, не сделав ни малейшей попытки образумить ее.

– Врач обязательно осмотрит вас, даже если ради этого мне придется привязать вас к кровати, – заявил он.

В комнату вошла Шадия со стаканом воды в руке. Рич приподнял голову Сью, и она начала пить очень мелкими глотками.

– Доктор Джоберти будет здесь с минуты на минуту, – сказала Шадия.

Сьюзен зло посмотрела на нее.

– Ты не должна была звонить ему. Сама знаешь, что он скажет. Опять начнет уговаривать меня лечь в эту дурацкую больницу, а я не собираюсь этого делать, так что вы оба понапрасну тратите свое драгоценное время. Приступ кончился, понятно? Я чувствую себя хорошо. Я немного икаю, только и всего.

– А мне кажется, что все далеко не так благополучно! – взорвался Ричард. – Ваша кухня выглядит так, будто в нее попала бомба! Вам нужна помощь врача!

Она вздрогнула как от боли, вновь сердито посмотрела на него и повернулась к подруге.

– Что он здесь делает? И почему бы тебе не пойти домой к Камалю? Как вы оба здесь очутились?

– Мне позвонил Бенни, – смущенно отозвалась Шадия. – Он очень беспокоится о тебе.

– Бенни! – Зеленые глаза засверкали. – Я могла бы и сама догадаться! Подождите, я до него доберусь!

– Он хочет тебе только добра. – Шадия умоляюще посмотрела на подругу. – И я тоже! Мне очень жаль, что ты потеряла работу…

– У меня нет ни малейшего желания раз говаривать на эту тему! – Она бросила на Ричарда враждебный взгляд. – И ты все еще не объяснила мне, почему он здесь? Что заставило тебя втянуть его в это дело?

– Я не могла попасть к тебе, хотя знала, что ты дома, – было слышно, как ты стонешь. Я впала в отчаяние, и тут мне пришло в голову, что его ключ может подойти к твоему замку…

– Да ты просто рехнулась, – хмуро пробор мотала Сьюзен.

– Извини, – мягко сказала Шадия. – Но я была сильно напугана. А Ричард очень помог мне, сообразив, что ключ можно взять у жилищного агента. Мне это и в голову не пришло, я слишком волновалась, чтобы рассуждать здраво. А когда вернулась, он уже был рядом с тобой.

Сью перевела взгляд на Рича.

– Каким образом?

– Открыл замок с помощью своей кредит ной карточки, – холодно объяснил он.

Она пришла в ярость.

– Я могу позвонить в полицию, и вас арестуют! Это просто-напросто взлом!

– А я считал, что спасаю вам жизнь! Ваша подруга уверила меня, что вы умираете.

Снизу послышался мужской голос, и Шадия с облегчением воскликнула:

– Доктор Джоберти! – Она вышла из комнаты и позвала: – Поднимайтесь к нам, док тор!

Сьюзен зло посмотрела на Ричарда.

– Спасибо вам за помощь! – саркастически произнесла она. – Прощайте! Не забудьте поплотнее закрыть за собой входную дверь, и, если вы еще когда-нибудь вздумаете забраться в мой дом без приглашения, я обязательно вызову полицию, даже если вы изобретете самый что ни на есть убедительный предлог!

– Хорошо же вы отвечаете на заботу! Когда вы в следующий раз соберетесь отдать концы, я не буду вам мешать, не беспокойтесь! – Он был явно возмущен и не намеревался скрывать это. – Желаю удачи – она вам пригодится, – произнес он, проходя мимо доктора, и тот наградил его озадаченным взглядом, а затем вдруг широко улыбнулся.

– Все будет хорошо. Я знаю, чего от нее ждать. Это очень упрямая молодая леди.

Спустя десять минут Ричард уже направлялся на работу, чтобы поговорить с редактором, но, лавируя в потоке машин, он не мог выбросить из головы образ своей соседки – копна спутанных рыжих волос вокруг нежного белого лица, похожие на бутоны соски и длинные, длинные ноги. Это видение преследовало его весь день.

2

Сьюзен тоже все время думала о нем и едва слушала осматривавшего ее врача.

– Вы перестали набирать вес, – вздохнул врач. – И даже сбросили пару килограммов. А все шло так хорошо… – Его тихий голос звучал печально.

Пытается пробудить во мне чувство вины, подумала Сью. И это ему часто удается! Доктор Джоберти – тонкий знаток человеческой души.

– Приступ случился ни с того ни с сего, – выдавила она из себя, чувствуя себя отвратительно и понимая, что выглядит еще ужаснее. Ей показалось, что она вспомнила отвращение во взгляде Ричарда Харриса, и от этого ей стало совсем плохо. Он был последним человеком на земле, перед которым она согласилась бы предстать в столь жалком виде. Глядеть в его глаза было для нее невыносимой мукой. Когда она его увидела, то решила, что у нее просто-напросто разыгралось воображение, а поняв, что воображение здесь ни при чем, была потрясена до глубины души.

– Ни с того ни с сего? – переспросил доктор, недоверчиво качая головой. – Сьюзен, ради всего святого, это же неправда!

Она беспомощно посмотрела на него.

– Вы правы! Но что же мне было делать? Когда я узнала, что потеряла работу, то пришла в ужас. Очутившись дома, почувствовала невыносимый голод и начала есть все подряд, и…

– Это вызвало приступ, – кивнул доктор Джоберти. – Ваша болезнь очень коварна. Вы чувствуете себя несчастной, у вас возникает потребность в пище, вы начинаете есть и не можете остановиться, но, боясь испортить фигуру, вызываете у себя рвоту. И попадаете в замкнутый круг. Единственный выход из него – понять, почему с вами такое происходит. И остановиться, как только почувствуете, что начинаете терять над собой контроль, выйти на свежий воздух, отправиться в кино, позвонить друзьям, сходить к кому-нибудь в гости, то есть любым способом отвлечь себя от печальных мыслей и от еды.

– Весь этот год я старалась вести себя именно так; у меня уже давно не было приступов. Я держала себя в руках и даже поправилась.

– Вам это просто необходимо, – быстро отозвался доктор. – Только не надо опять говорить, что вы толстая! Вы знаете, что это еще один фактор, вызывающий у вас приступы. На самом деле вы слишком худы для своего роста.

Он заметил, что на ее лице мелькнуло выражение недоверия.

– Послушайте меня, страдающие булимией не верят своему отражению в зеркале. Вернее, они видят там не то, что есть на самом деле, и не прислушиваются к словам других людей. Это превращается у них почти что в манию, они глубоко страдают и нуждаются в любви и поддержке окружающих. Сьюзи, Сьюзи! – Доктор покачал головой. – Моя жена очень привлекательная, стройная женщина, просто красавица, а из нее можно сделать двух таких худышек, как вы!

Сью рассмеялась, мышцы ее лица немного расслабились.

– Хорошо, что она не слышит, – ваши слова ей вряд ли бы польстили!

В глазах врача появились озорные искорки.

– Еще как бы польстили. Люди моей национальности не так высоко ценят худобу, как англичане. Мне нравится, когда у женщины круглые бедра и груди как арбузы. Я не желаю ложиться в постель с бесполым существом – не то девушкой, не то мальчиком. Это меня не возбуждает. – Он улыбнулся. – Простите меня, Сьюзи, но я не смогу считать вас красавицей, пока вы не пополнеете.

Она хихикнула, но тут же вновь помрачнела и уныло проговорила:

– Но я же модель, доктор. Я должна оставаться худой, иначе потеряю работу. На фотографиях люди кажутся гораздо толще, чем в жизни. Вот почему «Голд лайн» не возобновила со мной контракт – они решили, что я слишком поправилась.

Доктор нахмурился.

– Значит, они очень глупые люди. Сейчас вы выглядите гораздо лучше, чем год назад.

– Скажите это в рекламном отделе фирмы, – горько отозвалась Сьюзен.

Доктор посмотрел на ее вытянувшееся лицо и вздохнул.

– Да будь у меня такая возможность, я бы им все уши прожужжал. Поверьте мне, в последнее время вы очень похорошели, и было бы глупо все портить. Вы ведь не хотите опять лечь в больницу, правильно?

Она отрицательно покачала головой и скорчила гримасу, вспомнив частную клинику, в которую поместил ее отчим, когда она так резко сбросила вес, что мать, увидев ее после восемнадцати месяцев разлуки, пришла в ужас.

Сьюзен согласилась лечь туда только из-за матери – сама она не верила, что больна. Первый месяц в клинике прошел в упорной борьбе с медицинским персоналом. Потребовалось значительное время, чтобы она начала прислушиваться к советам врачей, стала понимать, что сама над собой вытворяет. Ей с большим трудом удалось привыкнуть к новому образу жизни, и теперь она злилась на себя за то, что сорвалась.

– Этого мне хочется меньше всего! Я не в силах пройти через это еще раз! – запальчиво воскликнула Сью, и доктор улыбнулся ей в ответ.

– Умная девочка! Тогда все, что от вас требуется, – это не дать болезни взять над вами верх. Советую поменять обстановку – поезжайте куда-нибудь, отдохните от проблем, которые вызвали у вас приступ.

– Но теперь, раз я потеряла работу в «Голд лайн», мне придется искать другое место, а для этого нужно оставаться в городе.

– Работа может подождать, поверьте мне, моя хорошая. Самое для вас сейчас важное – это вновь обрести ту форму, в какой вы были год назад, почувствовать уверенность в себе. Отъезд из Лондона поможет вам взглянуть на все как бы со стороны. Отправляйтесь туда, где светит солнышко. Расслабьтесь и наслаждайтесь жизнью, забудьте обо всех своих неприятностях. Ешьте три раза в день, ничего не берите в рот в перерывах, а если вдруг почувствуете приближение приступа, срочно что-нибудь придумайте. Возьмите с собой подругу – пусть держит вас подальше от всего съестного. Как ее зовут? Шадия? Поезжайте вместе с ней. Побольше гуляйте, выдумайте себе кучу дел, окружите себя людьми. – Он улыбнулся. – Однажды вам уже удалось вырваться из замкнутого круга. Не позволяйте себе вновь очутиться в нем.

– Этого не произойдет. Спасибо вам, доктор Джоберти. – Сьюзен с благодарностью посмотрела на него, его ласковый голос успокоил ее.

Когда он ушел, Шадия вошла в спальню и села на кровать.

– Что он говорит?

Сьюзен рассказала, и подруга кивнула в ответ.

– Мне кажется, это очень хороший совет. Ты целую вечность не отдыхала, а работы у тебя было по горло.

– «Голд лайн» не давала мне расслабиться, – ответила Сьюзен и, вспомнив о несостоявшемся контракте, опять расстроилась.

Она возлагала на него большие надежды – благодаря телевизионным рекламам ее узнавали везде, где бы она ни появлялась. Фотографии в журналах, даже на обложках, не дают такой популярности. Разумеется, она понимала, что это не будет длиться вечно, но надеялась хотя бы еще один год проработать в этой фирме.

Шадия с сочувствием посмотрела на нее.

– Мне очень жаль, Сью, для тебя это оказалось сильным ударом. Но, по крайней мере, ты теперь будешь не так сильно занята, а работа на телевидении сделала тебя известной, и тебя завалят всевозможными предложениями.

– Возможно, но это ненадолго. Я становлюсь старше, а ты сама знаешь, что в нашем деле отдают предпочтение совсем молоденьким. Еще пара лет, и моей карьере придет конец. И я буду счастлива сниматься для каталогов, рекламирующих одежду.

– У тебя просто депрессия. Ты еще долго будешь на вершине карьеры – тебе только двадцать два года.

– Я чувствую себя гораздо старше. – Сьюзен состроила унылую гримасу, а затем бросила на подругу суровый взгляд. – Кстати, у меня есть на тебя зуб.

– Зуб? – недоуменно переспросила Шадия.

– Ричард Харрис!

– О! – Подруга поднесла ладонь ко рту и понимающе усмехнулась.

– В этом нет ничего смешного! Ты же знаешь, что я его ненавижу. И мне вовсе не хотелось, чтобы он лицезрел меня в таком ужасном виде! Я чуть тебя не убила!

Шадия виновато посмотрела на нее.

– Прости, я была в настоящей панике. Мне был нужен…

– …Мужчина, который сказал бы тебе, что делать! – закончила Сью за подругу, глядя на нее с явным неодобрением. – Когда у тебя возникают проблемы, ты всегда обращаешься к мужчинам.

– И они мне очень даже помогают! Меня не учили вышибать двери. Представь только, как долго я царапала бы ее своими ногтями!

Сьюзен посмотрела на длинные, ухоженные ногти подруги и рассмеялась. Шадия была умной, живой, проницательной и практичной девушкой, но только в присутствии лиц своего пола. Стоило же на горизонте показаться какому-нибудь мужчине, как она моментально менялась – начинала хлопать ресницами, говорить тихим сладким голоском, словом, изображала из себя беспомощную дурочку. И самое ужасное, все эти приемчики срабатывали безотказно: мужчины приходили в полный восторг и были готовы для нее на все. Интересно, а какое впечатление она произвела на Ричарда Харриса?

Шадия добавила торжествующе:

– И я оказалась права: он же смог сюда войти! И ему даже не пришлось ломать дверь. Он такой умный… – Она мечтательно улыбнулась. – И такой привлекательный…

Сьюзен очень бы хотелось возразить, но, нравился ей Харрис или нет, она не могла не признать, что Шадия права. При первой же встрече с Харрисом на нее произвели сильное впечатление его черные волосы, серьезные серые глаза, стройное и сильное тело. Он казался воплощением мужественности и пробуждал в ней осознание собственной женственности.

– Я его ненавижу!

Шадия лукаво улыбнулась в ответ.

– Я это уже слышала.

Сьюзен почувствовала, что краснеет, и пришла в ярость. В этот момент зазвонил телефон. Испытав огромное облегчение от того, что можно сменить тему разговора, она спросила:

– Можешь подойти? Спроси, кто это. Пусть оставят свой номер, я перезвоню.

– О’кей. – Подруга взмахнула длинными ресницами и добавила со смешком: – Телефон тебя спас.

Сьюзен не стала выяснять, что та имеет в виду. К сожалению, подруга обладала незаурядной интуицией, угадывая чувства и мысли Сью, которые та хотела бы оставить при себе.

Шадия оказалась в Англии и начала работать моделью по чистой случайности. Ее родители-арабы приехали в Лондон, когда ей было четыре года, потому что ее отец получил работу в Арабском банке. Ей исполнилось всего шесть, когда он умер. Ее еще совсем молодая красавица-мать отказалась возвратиться на родину, потому что ее брат работал в том же самом банке и мог позаботиться о сестре и племяннице.

Спустя год мать Шадии вышла замуж вторично за клиента банка, владевшего огромным состоянием. И с тех пор Шадия постоянно жила в Англии. С семнадцати лет она стала работать моделью и очень в этом преуспела. Ее семья поставила условие, чтобы она никогда не позировала обнаженной, не рекламировала белье и купальники, но этот запрет не нанес ущерба ее карьере. Она работала у одного молодого талантливого дизайнера, создававшего одежду с учетом внешних данных Шадии: навеянные арабскими мотивами легкие пальто и вечерние платья, плащи с капюшонами, при ходьбе обвивающиеся вокруг фигуры, шаровары из белого газа, доходящие до лодыжек. Эти модели, романтичные, волнующие взор, помогли девушке приобрести известность, ее фотографии стали появляться на обложках журналов, она оказалась заваленной предложениями. Когда в возрасте двадцати одного года она вышла замуж и оставила свою профессию, это вызвало бурю сожалений у фотографов и дизайнеров, обожавших работать с ней.

Но Шадия пошла на это с легкостью. Да, ей очень нравилось быть моделью, но теперь она мечтала стать хорошей женой и матерью. Она всегда полностью отдавалась тому, что делала, но ей надоедало изо дня в день заниматься одним и тем же. Она постоянно жаждала перемен.

Сьюзен хмуро уставилась в потолок. В отличие от подруги, любые перемены в работе или личной жизни нервировали ее, и она никак не могла избавиться от негативной реакции на все новое.

В клинике она прошла курс лечения, во время которого психотерапевт попытался объяснить ей, что все ее проблемы восходят к тому моменту ее детства, когда брак ее родителей распался. И это потрясение пришлось на самый уязвимый возраст, когда девочка превращается в девушку. Но одно дело понять, в чем твоя проблема, а другое – справиться с ней. Можно в чем угодно убеждать себя, но когда дело касается подсознания, то все разумные доводы оказываются бессильными.

Она услышала, что Шадия возвращается. Подруга вошла в комнату раскрасневшаяся и улыбающаяся.

– Звонила твоя мама.

– Надеюсь, ты не сказала ей, что у меня был приступ? – заволновалась Сью.

– Нет. Хотя я понимаю, что она придет в ярость, если узнает, что я скрыла это от нее.

– Она бы обо всем рассказала Питеру, а он бы воспользовался этим известием как предлогом для очередной ссоры.

Шадия с любопытством посмотрела на подругу.

– Ты его ненавидишь, да?

– Он не похож на мужчину моей мечты, это уж точно.

– Я сказала твоей маме, что ты вышла и перезвонишь ей, как только вернешься. Не забудь сделать это, когда сможешь сойти вниз. – Шадия взглянула на часы. – Мне надо идти: мы сегодня даем обед. Я позвоню тебе, чтобы узнать, как ты. Если я понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти.

– Да, – отозвалась Сьюзи и тихо добавила: – Спасибо тебе за то, что ты сразу же сюда примчалась и… – Она слабо взмахнула рукой, и Шадия в ответ укоризненно покачала головой.

– А на что же тогда друзья? Ну, до скорой встречи!

В отделе новостей телевизионной компании Ричард яростно спорил со своим редактором, крупным мужчиной с лохматой шевелюрой, широкими бровями и вечно беспокойным взглядом.

– Я в сотый раз говорю тебе, что со мной все в порядке, я чувствую себя не хуже, чем ты! – Он оглядел собеседника с головы до ног. – Даже гораздо лучше, если уж на то пошло!

Редактор, обладающий избыточным весом, изрядно выпивающий и дымящий сигаретами как паровоз, рассмеялся.

– Кто же в этом сомневается? Но я не международный корреспондент, а штабная крыса, и мне не нужна справка о состоянии здоровья, чтобы приступить к работе. Я должен считаться с мнением врача, а он говорит, что тебе пока еще следует избегать нервного и физического напряжения, потому что ты все еще пребываешь… – Он переворошил лежащие у него на столе бумажки, вытащил одну из них, сдвинул очки на лоб и уставился на нее. – Ага, вот оно… в посттравматическом состоянии. Так-то вот, Рич, сынок! И мы не можем послать тебя туда, куда ты так рвешься. Компании не хватит денег, чтобы оплатить твое лечение, если ты вдруг сломаешься.

– Чертовы идиоты! – прорычал Ричард, поняв, что не в силах что-либо изменить. Поступки руководства диктуются зачастую материальными соображениями.

– Послушай, ведь у тебя диплом по искусствоведению. Гибсон работает сейчас над одним очень любопытным материалом. Его может хватить на целую программу, а если нет, то дадим сюжет в вечернем выпуске новостей. Почему бы тебе не поработать с ним недельку, а потом пройти еще одно обследование у врача?

Рич дернул плечом.

– Ну что ж, прекрасно! Где я могу его найти?

– Он работает в другом здании. Тебе потребуется пропуск – охрана лютует. Я сообщу, что ты на пути к нему, и он предупредит охранника.

Фрэнк Гибсон был невысоким шатеном тридцати с небольшим лет. Он числился специалистом в области изобразительного искусства, но, если дело того требовало, занимался и связанными с предметами старины криминальными историями.

Он радостно приветствовал Ричарда.

– Рад очутиться с тобой в одной команде, дружище! Мне очень нужна твоя помощь. Я по уши в уликах, но не могу понять, куда они ведут. Так что тебя послал мне сам Господь.

Рич улыбнулся Фрэнку и взял предложенную ему чашку кофе.

– Хорошо для разнообразия быть кому-то полезным. Так в чем дело?

– Подпольная торговля произведениями искусства и антиквариатом. – Фрэнк жестом указал на стену, увешанную фотографиями и рисунками. – Все это исчезло за последние два года. Многие вещи оцениваются шестизначными цифрами. На аукционах они не появлялись. Спрашивается, где они? Кто их украл и кому продал?

Ричард нахмурился, прошелся вдоль стены, изучая фотоснимки.

– Это работа для полиции. У них есть специальное подразделение, которое занимается такими делами.

– Разумеется, но мне хочется сделать на этом материале телепередачу. Я считаю, что существует международная преступная организация, куда входят коллекционеры – самые отъявленные мерзавцы, являющиеся к тому же тонкими знатоками искусства. Они наводят на конкретные произведения искусства и оплачивают услуги по их краже.

Ричард присвистнул.

– Интересный может получиться материал! Эй, да я знаю эту картину. Это же композиция Пита Мондриана. Если не ошибаюсь, она висит в Галерее современного искусства в Гааге.

– Правильнее сказать, висела, она исчезла оттуда год назад, и с тех пор ее никто не видел. Есть один след, который ведет в Марсель. Я подумываю о том, чтобы отправиться туда и посмотреть, что можно выяснить на месте.

– Можешь на меня рассчитывать: несколько дней на Средиземном море – заманчивая перспектива. Работа с тобой уже начинает доставлять мне удовольствие, – улыбнулся Рич.

Сьюзен, продремав несколько часов, встала с кровати, приняла душ и оделась. Начало смеркаться. Она заставила себя подумать об ужине. Ее желудок еще не вполне успокоился, но Сью знала, что нужно начинать понемногу есть.

Она спустилась вниз и чуть не подпрыгнула от испуга, когда вдруг раздался громкий стук в дверь.

– Кто там? – встревоженно спросила она.

– Ричард Харрис, – ответил знакомый низкий голос, и девушка закрыла глаза. Это он или она все еще спит и видит сон?

– Что вам нужно?

– Поговорить с вами. Откройте, пожалуйста. Мне не хочется кричать… Но если вы не возражаете против того, чтобы соседи знали содержание нашей беседы… – Ричард сделал многозначительную паузу. Он прекрасно понимал, что девушка не захочет, чтобы их подслушивали, особенно если разговор зайдет о том, что произошло днем.

Сью неохотно щелкнула замком, открыла дверь и устремила на непрошеного гостя напряженный взгляд. Тот, в свою очередь, осмотрел ее с ног до головы – скользнул глазами по рыжим волосам, перехваченным черной лентой, перевел взгляд на тонкую, стройную фигуру в черном свитере и джинсах, затем на босые ступни. На лице девушки не было косметики. Она похожа на мальчика-подростка, подумал Ричард. И в то же время у нее очень чувственные губы, пухлые и розовые, бархатистые, как цветок шиповника. Он стоял и гадал, что бы он ощутил, поцелуй он ее. Затем снова перевел взгляд на непокорные рыжие волосы – она попыталась укротить их, собрав на затылке. Неизвестно откуда появилось искушение стянуть с них ленту и запустить в них свои пальцы, спрятать свое лицо среди вьющихся прядей.

– Ну? – Сьюзен вызывающе вздернула подбородок.

– Вам лучше? – спросил он самым что ни на есть обычным тоном.

Она кивнула без тени улыбки. Если бы он знал ее дольше, то понял бы, что она чувствует себя не в своей тарелке и отчаянно пытается это скрыть.

– У меня все хорошо. Вы сказали, что хотите о чем-то поговорить со мной. Нельзя ли побыстрее? Я очень занята.

Он прищурил глаза и посмотрел на нее немного насмешливо.

– Собрались выходить?

Она помедлила с ответом.

– Может быть…

– Это в таком-то виде? – Рич опять окинул ее взглядом, в котором сквозили удивление и насмешка, но внутренняя реакция у него была совсем иной. Он говорил себе, что она, на его вкус, слишком уж костлява, но ее высокие маленькие груди казались ему очень привлекательными, и свитер отнюдь не скрывал их. Он вспомнил, как нес ее сегодня на руках и ее тело казалось ему легким, как у ребенка, в то же время вызвало в нем бурю чувств.

– Если я буду выходить, то переоденусь, – холодно ответила она. – Вы так и не сказали мне, что вам от меня нужно.

Он пожал плечами.

– Просто хотел удостовериться, что с вами все в порядке.

– Спасибо, у меня все хорошо, я повторяю еще раз. – Она говорила отрывисто, явно не поощряя его к продолжению разговора.

Но его было трудно смутить: все свое рабочее время Ричард Харрис посвящал тому, чтобы преодолеть нежелание собеседников отвечать на его вопросы.

– А что сказал доктор?

Она сердито посмотрела на него, ее зеленые глаза вспыхнули.

– А вам какое дело? Я знаю, что вы журналист, но это не дает вам права вмешиваться в чужую личную жизнь! Если я вам отвечу, то завтра прочитаю о том, что со мной произошло, в рубрике светских сплетен!

– Я корреспондент телевидения и не имею никакого отношения к желтой прессе, – возразил он. – И у меня нет желания рассказывать о вас ни в газете, ни по телевизору. Я подъехал к дому и увидел, что у вас горит свет. Вот и решил вас проведать. Извините, что побеспокоил.

Он повернулся на каблуках и так яростно захлопнул за собой дверь, что Сьюзен вздрогнула. Она понимала, что вела себя с ним грубо и враждебно, а он провинился только в том, что по-соседски пришел ее навестить. Ей следовало бы догнать его и извиниться, но девушка не могла сдвинуться с места. Ей нужно сохранить дистанцию – она почувствовала это в ту самую минуту, когда впервые увидела Ричарда Харриса.

Сьюзен с кристальной ясностью помнила тот день. Была холодная ноябрьская суббота, ветер срывал с деревьев последние бронзовые листья, и они неслись вдоль улицы.

И у нее и у Шадии был выходной. Обычно по субботам они занимались уборкой и ездили за продуктами. Они только привели в порядок свой домик, как вдруг у соседней двери остановился фургон.

– Это, должно быть, наш новый сосед, – сказала Шадия, высунувшись из окна.

Из фургона выскочили рабочие. И тут на большой скорости к дому подъехал красный спортивный автомобиль.

– Симпатичная машинка! – одобрительно кивнула Шадия, а когда водитель вышел из нее и стал отпирать входную дверь, чтобы рабочие смогли внести внутрь мебель, присвистнула от восхищения: – Ты только посмотри на его ноги! Обожаю мужчин с длинными-предлинными ногами.

– Ты обожаешь мужчин независимо от длинных ног, – сухо отозвалась Сьюзен.

– Что правда, то правда! – И Шадия поудобнее устроилась в стоящем у окна кресле и стала наблюдать за тем, что происходит у соседней двери. – Уверена, что я его где-то уже видела, только не могу вспомнить где.

Сьюзен пошла приготовить кофе. Когда она вернулась, подруга взволнованно сказала ей:

– Вспомнила! Я видела его в программе новостей по телевизору… но он не диктор, а репортер – совсем недавно вел репортаж из Иордании. А теперь, значит, он вернулся. Я никак не могу вспомнить его имя… Рудольф? Радклиф?

– Ричард, – ответила Сьюзи, которая сразу его узнала. – Ричард Харрис.

– Точно! – Шадия следила за ним, когда он шел вдоль домиков, и восхищалась его стройной сильной фигурой, полной грации дикого зверя – леопарда или ягуара. Казалось, он излучает опасность, какая обычно исходит от хищника.

– Он великолепен, ты согласна? – вздохнула Шадия. – Если бы я не была смертельно влюблена в Камаля, я бы им занялась.

Сьюзен промолчала, но по телу у нее пробежали мурашки, а все внутри как будто сжалось – казалось, каждая клеточка ее тела реагирует на стоящего на улице мужчину в джинсах и кожаной куртке. Ричард Харрис всегда нравился ей. Но в жизни он выглядел гораздо привлекательнее, чем на экране. Только сейчас Сьюзен обратила внимание на то, какой он высокий, как великолепно сложен. Его волосы оказались абсолютно черными, как вороново крыло, кожу покрывал золотистый загар, а глаза были темно-серыми, пронзительными. И, глядя на него в то утро, она почувствовала, что ее неодолимо тянет к нему. Сьюзен пришла в ужас.

Она была влюблена всего раз в жизни, и ей не хотелось, чтобы это повторилось. Чувство, охватившее ее тогда, оказалось слишком сильным и больше походило на безумие, что напугало ее избранника.