8. …так писание гласит

Если человек обладает Вторым Телом, если оно переживает то, что мы называем смертью, если личность и характер продолжают существовать в новой-старой форме – что тогда? Перед нами все тот же, старый, как мир, вопрос, требующий ответа.

За двадцать лет своих внетелесных опытов я так до сих пор и не нашел подтверждений библейским представлениям о Боге и посмертной жизни в месте, именуемом небесами. Впрочем, может быть, я нашел их, да просто не понял. Это вполне возможно. А может быть, я просто не готов. В то же время многое из того, с чем я столкнулся, можно рассматривать как основу такого рода представлений, подвергшуюся с течением времени искажениям.

Возьмем для примера молитву. Ее принято считать средством прямого общения с Богом. Однако молиться, как нас этому учат сегодня, примерно то же самое, что твердить химическую формулу, не имея понятия о смысле и значении составляющих ее элементов. Так ребятишки распевают песенку Рушится, рушится Лондонский мост, не догадываясь, какие события лежат в ее основе. Наша цивилизация полным-полна подобных иррациональностей. По-видимому, молитва – одна из них.

Когда-то кто-то знал, как нужно молиться, и пытался научить этому других. Суть постигли немногие. Остальные усвоили только те слова, которые, в свою очередь, менялись с течением времени. Постепенно техника оказалась утраченной, но на протяжении веков время от времени ее случайно (?) открывали вновь. При этом лишь изредка вновь открывшему удавалось убедить остальных в том, что Старый Испытанный Способ не вполне верен.

Вот и все, что я могу сказать. Старый Испытанный Способ недостаточен. Или, как уже говорилось, я просто плохо подготовлен. А то и того хуже: мой опыт молитвы недостаточен, а может, и неверен в основе. Как бы то ни было, мне она не помогает.

Проиллюстрирую сказанное… Как-то раз во время одной из своих нефизических экскурсий я на большой скорости мчался сквозь пустоту назад в физическое. Все как будто было в порядке. Вдруг совершенно неожиданно я врезался в какую-то прочную стену из непроницаемого материала. Я не ушибся, но испытал сильнейшее потрясение.

Стена была твердой и прочной, из чего-то похожего на листы стали, краями слегка заходящими друг за друга и сваренными между собой. Судя по небольшой кривизне, передо мной была часть сферы.

Я попробовал проникнуть через стену, но ничего не получилось. Я метался вверх, вниз, вправо, влево. Я был совершенно уверен, что мое физическое тело лежит за этой преградой.

Спустя примерно час, в течение которого я скребся, царапался и толкался в стену, я начал молиться. Я перепробовал все молитвы, какие знал, и сочинил несколько новых. В каждое слово я вкладывал столько искреннего чувства, как никогда в жизни. Настолько я был перепуган.

Не помогло. Распластавшись на стене, я был по-прежнему не в состоянии проникнуть через нее и попасть назад в свое физическое тело.

Тут я запаниковал. Я царапался, кричал и рыдал. Все было тщетно. Наконец я успокоился, но только из-за эмоционального изнеможения. Чувствуя, что пропал, я просто лежал, припав к холодной твердой стене. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем ко мне вернулась способность мыслить разумно. Но в конце концов я осознал, что нельзя же торчать здесь бесконечно, по крайней мере, мне этого совсем не хотелось. Ситуация казалась безвыходной. Я стал вспоминать все безвыходные ситуации, выпадавшие на мою долю.

И вспомнил. Несколько лет назад мы с другом купили самолет, летные характеристики которого нам были незнакомы. Приобрели мы его только потому, что он был дешев и в хорошем состоянии.

После нескольких испытательных полетов над аэродромом мы решили попробовать на нем фигуры пилотажа. Запасшись парашютами, мы поднялись на высоту примерно десять тысяч футов (3 км).

Сделали несколько восьмерок, мертвых петель, штопоров – все как будто в порядке.

Вновь набрав высоту, направили самолет носом вниз, повернули рычаг и штурвал, чтобы сделать бочку.

И тут мы оказались в штопоре. Чтобы выйти из него, перевели рычаг в центральное положение, затем вперед, что обычно делается в таких случаях. До сих пор это прекрасно срабатывало, а тут – отказ. Штопор пошел по касательной и стал быстрее, самолет начало швырять. Штурвал – в направление, противоположное штопору, форсирование тяги – ничего не помогло. Штопор становился все опаснее, а земля все ближе и ближе.

Билл с побледневшим лицом обернулся из передней кабины и сквозь рев ветра прокричал мне: Кажется, пора сматываться отсюда! Я тоже был уже готов покинуть самолет и задержался на несколько секунд только потому, что жаль было бросать машину, на покупку которой я долго собирал деньги.

Я рассудил так: Мы перепробовали все, кроме одного. Правда, это идет вразрез со всеми правилами и в штопоре этого делать нельзя. Попробую-ка я дать рычаг назад.

Ведь я ничего не теряю.

Я потянул рычаг на себя. Самолет тут же вышел из штопора и стал набирать скорость. Я выровнял его, и он наконец полетел параллельно земле. Мы благополучно приземлились. Пошатываясь, выбрались из машины и сели на землю. Это был внешний штопор. Никто из нас не только никогда прежде не имел с ним дела, но и не слышал о нем.

Припомнив этот случай я, в изнеможении лежа у преграды, попытался применить тот давний опыт. Вперед, вверх, вниз, вправо, влево – без толку.

В запасе осталось одно направление, хотя я был совершенно уверен, что оно неверно. Впрочем, хуже быть уже не могло, и я попробовал. Спустя несколько мгновений я был в физическом теле, измотанный, но целый и невредимый.

Что меня спасло? Теперь, задним числом мне ясно: я выбрал путь прочь от препятствия, назад, в направлении, противоположном тому, откуда я прибыл. Почему это сработало, я не знаю. Не знаю и того, что это было за препятствие.

Можно, конечно, предположить, что молитва подействовала – ведь вернулся в свое тело. Но даже если и так, то выглядело это совсем иначе, чем учит религия, – никакого ангела-спасителя, спешащего помочь и утешить.

Еще один случай. Как-то раз я заночевал в доме своего брата. Оставшись один в комнате для гостей, я разделся и лег в постель, так как очень устал.

Едва я прилег в темной комнате, как нахлынула привычная волна вибраций, и я решил на минутку выбраться из тела, просто чтобы попробовать, как это получится в незнакомой обстановке.

Не знаю, имеет ли какое-нибудь значение то обстоятельство, что изголовьем моя кровать стояла к стене, за которой находилась комната моей четырехлетней племянницы. Ее кровать располагалась у той же самой стены.

Выйдя из физического, я тут же ощутил присутствие в комнате трех существ.

Насторожившись, я решил не отходить далеко от физического тела. Они приблизились и принялись дергать меня, не то чтобы сильно, а скорее, с намерением посмотреть, что я буду делать. Видимо, им хотелось поразвлечься. Я попробовал сохранять спокойствие, но ведь их было трое, у меня появилось опасение, что они могут утянуть меня куда-нибудь, прежде чем я успею вернуться в физическое.

Тогда я стал молиться. Я снова перепробовал все известные мне молитвы. Я молил Бога помочь мне, я умолял о помощи Иисуса Христа, я вспомнил нескольких святых, о которых слышал от своей жены-католички.

Результат? Мои мучители громко расхохотались и принялись за меня с новой силой.

Слышите, он молится своим богам! – с презрением захихикал один из них.

Тут я слегка рассердился, принялся расталкивать их, и наконец, подобравшись к своему физическому телу, нырнул в него. Нельзя сказать, чтобы я в буквальном смысле отбивался, но и не оставался пассивным, это уж точно.

Я физически сел, испытывая глубокое облегчение от того, что удалось вернуться.

Тут я услышал детский плач, доносившийся из-за стены. Несколько минут я прислушивался, ожидая, когда придет невестка, чтобы успокоить девочку.

Прошло минут десять, но Дж. по-прежнему плакала. Я встал и зашел в спальню.

Невестка держала громко всхлипывавшую девочку на руках и пыталась успокоить ее.

Я спросил, надо ли чем-нибудь помочь.

– Сейчас, наверное, все пройдет, – ответила она. – Ей или кошмар, или сон плохой приснился, никак не могу ее разбудить.

Я спросил, давно ли она плачет.

– Нет, расплакалась за несколько минут до того, как ты вошел. Это на нее не похоже. Обычно она спит очень крепко.

На всякий случай еще раз предложив свою помощь, я вернулся к себе в комнату.

Немного погодя малышка Дж. успокоилась и, кажется, заснула.

Совпадение ли кошмар и транс моей племянницы? Или же мне надо молиться как-то по-другому?

Подобных примеров можно было бы привести гораздо больше. И всякий раз, когда я пробовал молиться общепринятым, обычным способом, результат был примерно тот же.

Что касается рая и ада, то с ними дело обстоит несколько иначе. Если они существуют, то находятся где-то в Локале II.

Как уже говорилось, во время нефизических путешествий в Локал II часто приходится миновать некий слой, или область, составляющую ту часть Локала II, которая ближе всего примыкает к Здесь-Теперь и в каком-то смысле теснее прочих связана с ним. Это – черно-серый океан, где при малейшем движении на тебя тут же набрасываются и начинают терзать и мучить какие-то голодные существа.

Попав туда, оказываешься в положении приманки, болтающейся в бескрайнем море.

Если перемещаться медленно и не реагировать на странных рыб, с любопытством изучающих тебя, то можно миновать эту область без особых происшествий. Если же двигаться резко и отбиваться, то к тебе сразу же устремляются все новые и новые возбужденные обитатели, чтобы кусать, дергать, толкать, пихать.

Может быть, это и есть граница ада? Вполне допускаю, что у человека, на короткое время очутившегося в этом близлежащем слое, его обитатели могут ассоциироваться с демонами и чертями. Это – недочеловеки, но они явно обладают способностью самостоятельно мыслить и действовать.

Кто и что они такое? Не знаю. У меня не было никакого желания находиться там лишнее время, чтобы выяснить это. Только путем проб и ошибок, натерпевшись ужасов, мне удалось найти способ миновать эту область более или менее спокойно.

В этих мирах, где мысль не просто вещна, но все есть мысль, включая и тебя самого, ты сам творишь и свое благо, и свою погибель. Беспощадный убийца может завершить свой путь в той части Локала II, где все подобны ему. Для таких людей это и будет адом, ведь слабых, беззащитных жертв там нет.

Если экстраполировать, вариаций, возможно, будет великое множество. Место человека в раю или в аду Локала II, похоже, целиком определяется его самыми глубокими (возможно, неосознанными) мотивациями, эмоциями и влечениями. Наиболее устойчивые и сильные из них, когда человек попадает в этот мир, выступают в роли навигационного прибора.

Я совершенно уверен в этом, потому что во время путешествии в Локале II это правило срабатывает всегда. Оно действует независимо от того, хочу я этого или нет. Малейшее постороннее желание, мелькнувшее в ненадлежащий момент, или глубинная эмоция, о которой я и не подозревал, отклоняет меня от курса в соответствующем направлении. В ряде случаев я попадал в такие места, которые во всех отношениях были для меня адом. Другие, пожалуй, можно сравнить с раем.

Третьи по характеру занятий в них практически не отличаются от Здесь-Теперь.

Итак, как понимать, что Локал II не вполне отвечает нашим представлениям о рае и лишь частично включает в себя ад? Где ориентиры? Где Бог и Небеса, чтимые нами?

Или я что-то пропустил?

Правда, во время посещений Локала II периодически случается одно и то же удивительное событие. При этом не имеет значения, в какой части Локала II находишься, – везде оно протекает одинаково.

Посреди обычного течения дел вдалеке вдруг раздается Сигнал, очень похожий на фанфары герольдов. Все реагируют на него спокойно, но как только он прозвучал, всякие разговоры и всякое действие прекращаются. Сигнал извещает о том, что Он (или Они) проходит через Свое Царство.

Никто не простирается благоговейно ниц и не падает на колени. Отношение к событию, скорее, самое обыденное. К нему все привыкли, но не подчиниться ему абсолютно немыслимо. Исключений не бывает.

При звуках Сигнала каждое живое существо ложится – так мне показалось – на спину, выгибая тело и подставляя живот (не половые органы), отвернув голову вбок, чтобы не видеть Его, когда Он проходит мимо. Смысл этого, по-видимому, в том, чтобы образовать живой путь для Его шествия. Мне удалось заметить, что время от времени Он забирает кого-нибудь из этого живого моста, и этот человек исчезает навсегда. Подставление живота служит выражением веры и полной покорности, поскольку это самая уязвимая часть тела, которую легче всего повредить. Когда Он шествует, замирает все, даже мысли. На мгновение все стихает целиком и полностью, когда Он проходит мимо. Те несколько раз, что мне довелось пережить это событие, я ложился вместе со всеми. О том, чтобы поступить иначе, в тот момент нельзя даже помыслить. Когда Он проходит, раздается оглушающий музыкальный звук и тебя охватывает ощущение лучащейся неодолимой живой силы – абсолютной мощи, достигающей высшего накала вверху и затухающей вдали. Помню, как-то раз мне пришла в голову мысль: А что если Он обнаружит мое присутствие там в качестве временного посетителя? Энтузиазма такая перспектива у меня не вызвала.

После того как Он прошел, все встают и вновь берутся за свои дела. Никаких замечаний, упоминаний, ни даже мысли о происшествии. Событие безоговорочно принимается как оно есть, как привычная часть их жизни. Это такое же обычное дело, как остановка перед светофором на оживленном перекрестке или ожидание приближающегося поезда на железнодорожном переезде. Поезд вам безразличен, но вы чувствуете внутреннее уважение к заключенной в нем мощи. Данное событие тоже безлично.

Что это? Бог? Или Сын Божий? Или Его представитель?

Трижды я оказывался в месте, для точного описания которого у меня нет слов.

Именно такие видения, такие интерпретации, такие кратковременные посещения этого места или состояния бытия служили источником благой вести, которую мы так часто слышали на протяжении всей истории человечества. Я уверен, что это, по всей видимости, часть тех самых Небес, о которых учат наши религии. Это, должно быть, то, что называют нирваной, самадхи, высшим переживанием, о которых вещают нам мистики всех эпох. Разные люди интерпретируют это состояние бытия по-разному.

Для меня это – место или состояние полнейшей умиротворенности и вместе с тем утонченных эмоций. Это похоже на то, как будто паришь в теплых мягких облаках, где нет ни верха, ни низа и где ничто не существует в виде отдельного материального фрагмента. Тепло не просто окружает тебя, оно – твое и пронизывает тебя. Ты ослеплен и ошеломлен Совершенством Окружающего.

Облако, в котором паришь, залито лучами света, постоянно меняющего цвета и оттенки. Каждый из них, когда погружаешься в него и он пронизывает тебя, прекрасен. Вокруг рубиново-красные лучи света или чего-то, что можно назвать так лишь условно, ибо в отличие от известного нам света он полон смысла. Сменяя друг друга, мягко переливаются все цвета радуги, каждый излучает свой оттенок мирного, безмятежного счастья. Ощущение такое, будто находишься внутри и являешься частью облаков, окружающих вечно рдеющий закат, с каждым переливом которого меняешься ты сам. Впитываешь в себя и отзываешься на бесконечные переливы голубых, желтых, зеленых, красных тонов. Все они знакомы тебе. Это то место, где тебе надлежит быть. Это – Дом.

Медленно и легко перемещаясь в облаке, слышишь вокруг Музыку. Она не имеет начала, она вечна, и ты вибрируешь ей в такт. Это нечто гораздо большее, чем та музыка, которую ты слышал там, на земле. Все в ней – гармония, нежные мелодичные переходы, многоголосый контрапункт, щемящие обертоны – то, что там, на земле вызывает у человека самые глубокие и возвышенные переживания. В ней нет ничего преходящего. Раздается пение без слов хоров человечески звучащих голосов.

Бесконечные по разнообразию оттенков и тончайшей гармоничности звуки сплетаются в повторяющиеся, но при этом плавно переходящие одна в другую мелодии, на которые отзывается все твое существо. Источника, откуда исходит музыка, нет. Она просто есть: вокруг, в тебе, ты сам – часть ее, и она – это ты.

Это – чистота истины, о которой до сих пор ты лишь догадывался. Это – пиршество, крохи с которого, перепадавшие тебе там, на земле, давали тебе надежду на существование Целого. Безотчетные чувства, стремления, ностальгия, ощущение судьбы, посещавшие тебя там, на земле, когда ты любовался заходящим в облака солнцем на Гавайях, когда, замерев, стоял среди высоких качающихся деревьев в безмолвном лесу, когда случайно услышанная музыка или песня будили память о прошлом, когда ты тосковал о дорогом и близком: городе, поселке, стране, народе или семье – все теперь сбылось. Ты – Дома. Ты там, где тебе надлежит быть.

Всегда.

Самое важное – то, что ты не один. С тобой, рядом, в неразрывном единстве – другие. Они безымянны и не воспринимаются как формы, но ты знаешь их и связан с ними единым великим знанием. Они в точности подобны тебе, они – ты, и, подобно тебе, они – Дом. Вместе с ними ощущаешь – словно теплые волны электричества пробегают между вами – такую полноту любви, что все ее проявления, испытанные ранее, кажутся всего лишь частичками и слабыми отблесками. При этом здесь не требуется нарочито обнаруживать и демонстрировать свое чувство. Отдаешь и получаешь совершенно автоматически, без всякого преднамеренного усилия.

Происходит это не потому, что тебе что-то нужно или ты для чего-то нужен.

Понятие добиваться здесь теряет смысл. Взаимообмен протекает естественно.

Представление о различии полов отсутствует. В качестве части целого ты сам – и мужчина, и женщина, и положительное, и отрицательное, и электрон, и протон одновременно. Любовь мужчины к женщине пронизывает тебя и исходит из тебя самого. Любовь родительская и детская, любовь братская, любовь к кумиру, любовь идиллическая и идеальная, сливаясь воедино, мягкими волнами накатывают на тебя, проникают внутрь, проходят через тебя. Охватывает чувство абсолютной гармонии, ибо ты на своем месте. Ты – Дома.

Внутри этого, но не в качестве его части, ощущается существование источника всего данного переживания, источника тебя самого, источника той беспредельности, которую невозможно ни постичь, ни представить. Здесь легко верится в существование Отца. Твоего подлинного Отца, Творца всего, что есть или было. Ты – одно из его бесчисленных творений. Как и почему – тебе неизвестно. Да это и неважно. Ты счастлив от одного того, что находишься на Своем Месте, где тебе и надлежит быть.

Каждый из трех раз, когда я попадал Туда, я возвращался назад не по своей воле, с грустью и большой неохотой. Кто-то помогал мне вернуться. И каждый раз после возвращения я в течение многих дней страдал от глубокого одиночества и ностальгии. Я чувствовал себя чужеземцем, оказавшимся в незнакомой стране, где все не так, все по-иному и все плохо по сравнению с родиной. Острое одиночество, ностальгия и что-то похожее на тоску по дому были так сильны, что я не мог решиться отправиться Туда вновь.