– Что за польза от такого участия? Ты живешь в другой стране. Каким отцом смогу я стать нашему ребенку, если нас будут разделять два материка и огромный океан?
– Не знаю. – Она лениво поднялась. Пришла пора собираться на работу. Через два часа ее ждали на другом конце города. – Три месяца тому назад ты безжалостно выгнал меня, отказавшись от ребенка. И я не обременяла себя мыслями о распределении родительских обязанностей, мне не с кем было их делить.
Димитрий встал из-за стола следом за ней.
– Куда ты направляешься?
– Иду собираться. Через два часа мне надо быть на работе.
– Ты должна все время быть рядом со мной.
– Можешь меня сопровождать, – не без сарказма предложила Александра.
Она пожалела, что необдуманно бросила эту нелепую фразу. Он всерьез собрался ехать вместе с ней. Вдобавок ко всему вызвал свой персональный автомобиль с двумя телохранителями, наотрез отказавшись от услуг такси. Давно уже не приходилось ей выезжать в город в сопровождении охраны.
Он категорически отказался ждать ее в машине, вызвавшись лично присутствовать при непродолжительном переводе для небольшой группы прибывших в Америку французских туристов. Александра стояла рядом с гидом-экскурсоводом, переводя на французский ее торопливый рассказ-монолог о главной архитектурной достопримечательности Нью-Йорка – Эмпайр стейт билдинг. А Димитрий и его телохранители стояли на заднем плане, окружая полукольцом группу удивленных европейских гостей.
Если бы Александра не была такой уставшей и раздраженной, сцена вполне сошла бы за комическую. А когда она садилась в его роскошную, просторную машину, чтобы вернуться в гостиницу, то была уже почти признательна ему за избавление от мук томительного ожидания свободного такси.
Александра вышла из спальни в гостиную в том момент, когда Димитрий, зажав в руке несколько листов бумаги, отходил от факса. После их возвращения в гостиницу она старалась всячески избегать его по той простой причине, что чувствовала усталость и хотела немного вздремнуть. Сон был крепким и продолжительным, чего с ней не случалось уже давно.
Димитрий весело замахал перед ней листами бумаги.
– Доказательство! Вот оно!
– Доказательство? – Она медленно приходила в себя и с трудом понимала, о чем он говорил. – А…
Она протянула руку, и Димитрий торжественно передал ей бумаги. Первая была копией официального свидетельства о заключении брака. Написана она была по-гречески, но за год общения с Димитрием Александра так преуспела в греческом языке, что теперь владела им наравне с английским и французским. По крайней мере нетрудно было понять, что мужем Фебы, согласно этому документу, стал Спирос Петронидис, а не Димитрий.
Вторым представленным ей документом оказалась фотография, запечатлевшая Спироса и Фебу в свадебном облачении. Невеста выглядела немного растерянной, а Спирос заносчивым и самодовольным. Типичный представитель клана Петронидисов, благополучно унаследовавший все, что ему досталось по мужской линии.
Третьим документом было письмо от Спироса, написанное по-английски и подтверждающее рассказ Димитрия.
Александра облегченно вздохнула, хотя вроде бы должна была испытывать безразличие.
– Почему тогда Феба была в нашей квартире, когда я звонила? – Она, конечно, оговорилась, назвав парижскую квартиру их общей, но не придала этому никакого значения, пока не увидела довольной, одобряющей улыбки на лице Димитрия. – Я имею в виду – в твоей квартире. Меня к тому времени из нее уже выставили.
– Спирос с Фебой переехали в Париж, чтобы брату было легче управлять местным филиалом нашей фирмы. Я уступил им нашу квартиру. Фактически это было моим свадебным подарком.
– Значит, чтобы загладить свою вину перед Фебой, ты подарил ей квартиру, откуда выгнал после размолвки свою бывшую любовницу?
Ей следовало бы держать рот на замке. Глаза его вспыхнули яростью. Она инстинктивно попятилась назад, но ретироваться было некуда. У нее за спиной была стена.
– Это шутка. Всего лишь шутка, – пролепетала Александра.
– Этим не шутят.
Когда их губы сомкнулись в поцелуе, она сразу забыла данное себе обещание. Она вообще забыла все в его объятиях – просто запустила руки под полы его пиджака, наслаждаясь прикосновением к могучему мужскому телу. Легкая ткань сорочки не мешала ей истосковавшимися пальцами медленно обследовать каждую его мышцу. Он конвульсивно вздрагивал, а Александра ликовала, упиваясь своей властью над этим суровым и самодовольным греком. Он притянул ее ближе к себе, прижимаясь к ней всем телом, насколько позволяла одежда. Хотелось большего.
Она начала медленно расстегивать пуговицы его сорочки, а он стягивал ее свитер, обнажая упругую кожу заметно увеличившегося живота. Рука его остановилась именно здесь, и он неторопливо и ласково, дюйм за дюймом, нежно погладил подушечками пальцев ставшую шарообразной колыбель, в которой жил и рос его сын. Внезапно он почувствовал толчок, младенец шелохнулся внутри утробы. И Димитрий с благоговейным страхом взглянул на свою руку. Удар пришелся прямо по центру его ладони. Он закрыл глаза и задержал дыхание. Затем, открыв глаза, посмотрел на Александру.
– Мой сын.
– Да, – прошептала она в ответ.
Триумф победителя осветил его синие глаза. Он снова начал целовать ее, касаясь губ с такой нежностью и так трепетно, словно делал это впервые, а руки ласкали ее тело, изучая и привыкая к его новым формам.
Его пылкие поцелуи окончательно сломили ее сопротивление, и она безропотно отдалась во власть его ласк.
Александра расстегнула все пуговицы на его сорочке и гладила упругие мышцы груди, когда настойчивый и пронзительный звук, просочившись сквозь благостную пелену дурмана, вернул ее к реальности. Что она делает?
– Телефон.
Страсть искрилась в его глазах. Казалось, он ничего не слышал, жадно ища ее губы, чтобы снова поцеловать, но Александра отвернула голову.
– Телефон, – повторила она.
Он заботливо натянул ей на талию спущенный эластичный пояс брюк и опустил кромку свитера.
– Мы еще не закончили, – предупредил он и отвернулся, чтобы взять трубку.
Она намеренно отошла к противоположной стене гостиной, как можно больше увеличивая свободное пространство между ними.
– Да, дед. – Димитрий замолчал, очевидно внимательно слушая слова собеседника. – Я помню. – Он бросил на Александру оценивающий взгляд. – Все под контролем.
Почему ей показалось, что под контролем была именно она?
Димитрий вставил в разговор несколько греческих слов, поинтересовался здоровьем деда, молча выслушал все, что тот ему сказал, распрощался и, повесив трубку, снова взглянул на нее взглядом хищника.
Она инстинктивно попятилась назад, хотя он не пытался подойти к ней ближе.
– Это было ошибкой.
Он не стал уточнять, что именно она имела в виду под словом «это», а просто улыбнулся.
– Лично я так не думаю. И телу моему это пошло на пользу, так что вряд ли оно ошиблось, дорогая.
– Я никогда больше не лягу с тобой в постель, Димитрий.
– Ты в этом уверена? – лениво протянул Димитрий.
– Абсолютно.
– Посмотрим.
– Закажу чего-нибудь в номер. Я проголодалась. – Аппетит ее за последние два дня нормализовался. Может, и приступы тошноты по утрам скоро пройдут.
– У меня есть идея получше.
– Какая? – спросила она с любопытством.
– Давай-ка выберемся в какой-нибудь ресторан.
Тускло мерцающие свечи придали их ужину совершенно интимный, романтический оттенок. Ему снова удалось ее удивить. Он привел ее в известный ресторан, пользующийся популярностью у искушенных светских львов и львиц.
Александра постаралась сосредоточиться на еде, не обращая внимания на своего неотразимого спутника. На этот раз Димитрий заказал для нее куда более внушительные порции съестного, чем она обычно могла себе позволить. И к своему собственному удивлению, она с ними успешно справилась. То же самое произошло и сегодня за обедом. Если в других областях ощутимых позитивных сдвигов пока не наблюдалось, то пробное, тренировочное воссоединение со своим бывшим любовником благотворно влияло на ее аппетит.
– Ксандра…
– Меня зовут Александра, – поправила она его.
Что-то неуловимое промелькнуло в его глазах – то ли боль, то ли очередное раздражение.
– Ты окончательно решила оставить модельный бизнес? Ты ведь не собиралась возвращаться на подиум после рождения ребенка?
– Нет.
Он смотрел на нее внимательно, пристальным, изучающим взглядом.
– Почему?
– Я хочу уделять ребенку значительно больше времени, чем могла бы позволить, продолжив карьеру манекенщицы.
Он думал над ее словами дольше, чем, по ее мнению, требовалось.
– Объясни мне еще раз, зачем ты придумала эту Ксандру Фочен.
– Мать не одобряла моего решения. Она утверждала, что женщины из семьи Дюпре никогда не опускались до зарабатывания денег. Ее огорчало не столько мое решение, сколько выбор карьеры. Ей и в страшном сне не могло привидеться, что одна из ее дочерей будет ходить, как кукла, по подиуму перед собравшимися людьми. А реклама, где я демонстрирую нижнее белье или модные купальники, вообще доводила ее до истерик.
– И ты все-таки не бросила модельный бизнес, а стала жить под вымышленным именем?
– Выбора у меня практически не было. Либо стать манекенщицей и обеспечивать семью, либо смотреть, как сестру выгоняют из школы-интерната, а мать выставляют на улицу за неуплату счетов.
– Объясни, пожалуйста. Желательно подробнее. Чем занимался ваш отец?
– В то время его уже не было в живых.
– Какая жалость. Прими мои запоздавшие соболезнования. – Слова были формальными, но интонация, с которой он их произнес, не оставляла сомнений в его искренности.
– Спасибо. Он был очень милым, приятным человеком. Коллекционировал разные археологические находки. Кости древних животных и всевозможные окаменелости интересовали его гораздо больше коммерции. Остальным членам семьи было неведомо, что за два года до его смерти мы уже жили в кредит.
– Когда это произошло?
– Шесть лет тому назад. К тому времени я успела закончить женскую католическую школу при монастыре, и по счастливому стечению обстоятельств ко мне проявил интерес двоюродный брат одной моей приятельницы, предложив сняться в качестве модели для его журнала. – Александра вспомнила о еде и отправила в рот немного итальянской пасты с омарами.
– Так ты училась при монастыре?
– Да. Девочки в семье Дюпре всегда получали образование при французских монастырях. По крайней мере представители последних шести поколений.
– Поэтому тебе было так легко перевоплотиться во француженку.
– Да. – Именно по этой причине она и выбрала Францию для своего профессионального дебюта.
– Как разворачивались события дальше?
Она недовольно скривила лицо.
– Да больше и рассказывать нечего. Мать старалась не обращать внимания на многочисленные неоплаченные счета, пока к нам собственной персоной не пожаловал шериф, чтобы опечатать за долги дом и выставить его на продажу. Мэделейн оставалось еще два года учебы в школе, и после смерти отца не хотелось огорчать малышку скверными новостями о полном финансовом крахе семьи.
– И ты пошла работать.
– Под вымышленным именем, чтобы пощадить материны принципы. Брат моей приятельницы помог придумать легенду и создать образ Ксандры Фочен. Я жила словно в авантюрном романе. О моей двойной жизни знали только я, моя семья и кузен подруги.
– Так этот человек знал, что ты Александа Дюпре, а мне, своему возлюбленному, ты открыть эту тайну не решилась? – Димитрий был смертельно оскорблен.
– Я также ничего не знала о существовании Фебы. Так что мы квиты. – Горло ее пересохло от долгого рассказа, и она с удовольствием пригубила холодной минеральной воды.
– Ты оказала своей семье достойную услугу, и твоя мать должна тобой гордиться.
Слова его согревали душу. Но смех, сдержать который было невозможно, комком подкатывал к горлу.
– Гордиться мной? Работающей в сомнительной сфере дочерью, забеременевшей, не удосужившись вступить в брак? Она еще не простила мне продажу дома, нашего родового гнезда. По меркам, с которыми она ко мне подходит, я навсегда останусь паршивой овцой в стаде.
– Матери пришлось продать дом?
– Моих доходов хватало, чтобы гардероб матери состоял из нарядов от Коко Шанель, а сестра получила хорошее образование. Она закончила университет в прошлом году, за месяц до свадьбы с Хантером. – Гордость за успехи младшей сестры сквозила в ее голосе. Вздохнув она продолжала: – А вот на выкуп заложенного под большие проценты дома и на его содержание средств оказалось недостаточно. Мать была вынуждена продать его и переехать в благоустроенную квартиру с прислугой. И хотя она живет теперь в не менее престижном для Нового Орлеана районе, это все-таки не роскошное поместье Дюпре.
– И в этом тоже виновата ты? А не твой безответственный отец, оставивший жену и двух дочерей в долгах?
Особое мнение Димитрия о ее отце ничуть не повлияло на ее собственное. Он никогда не смог бы понять мужчину, не имеющего ни малейшей склонности к коммерции и не знающего цену деньгам.
– Она возлагает на меня вину не за то, что дом пришлось продать, а за то, что я продолжала работать, когда он уже был продан. Ей больше пришлось бы по вкусу, если бы я удачно вышла замуж.
– А ты замуж выходить не хочешь?
– Я хочу вступить в брак с человеком, которого люблю. Состояние его банковского счета меня не волнует.
– Тогда тебе нужен только я. Если слова, которые ты произносила в ресторане «У Рене», были искренними, я смогу дать тебе и любовь, и деньги.
– Но я не люблю тебя больше.
– Я никогда не поверю в то, что такая сильная женщина, как ты, может так легко разлюбить, столкнувшись с неприятностями.
К своему ужасу, Александра начинала сильно подозревать, что именно так оно и есть, но поощрять его самолюбие чистосердечными признаниями не собиралась.
– Я не стала бы называть неприятностями то, что на самом деле произошло. Ты вычеркнул меня из своей жизни и со скоростью ракетоносителя, выводящего на орбиту спутник, помчался жениться на другой.
– Но я не женился.
– Здесь тебе дорогу перешел брат.
Он тяжело вздохнул.
– Если я скажу, что после нашего разговора решил разорвать помолвку с Фебой, ты мне, конечно, не поверишь?
Неужели это правда? Не может быть. Еще одна искусная манипуляция.
– Не торгуй своей личной свободой. Она сейчас не в цене. И мне этот товар не нужен.
– И все же я нанял частных детективов, чтобы они нашли тебя. И сделал это всего через несколько дней после твоего отъезда из Парижа.
– Я ждала тебя. Думала, ты изменишь решение. Я осталась во Франции еще на неделю, Димитрий. Ты даже не позвонил мне. Я ничего для тебя не значила ни тогда, ни теперь. Весь сыр-бор разгорелся вокруг ребенка, и я не настолько глупа, чтобы этого не понимать.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Они вошли в гостиницу, Димитрий вежливо распахнул перед ней двери, ведущие в их апартаменты.
– Послушай, я все-таки должен во всем разобраться, – тяжело вздохнув, начал он. – Последние три месяца я вообще не спал, занимался только твоими поисками. Я думал, что, как только отыщу тебя, все встанет на свои места. Ты согласишься выйти за меня замуж. Первым же самолетом мы вылетим в Грецию. Я представлю тебя своему деду. Я думал, мне удастся укротить твой гнев. А вместо этого я отыскал женщину, которая ненавидит меня всеми фибрами своей души.
– У меня нет к тебе ненависти, – заявила Александра.
– Ты не испытываешь ее ко мне только ради сына. И это понятно. Но ты не соглашаешься выйти за меня замуж. Ты мне больше не веришь. И я в полной растерянности.
Теперь уже она тяжело вздыхала.
– Сочувствую.
– К тому же у меня давно не было секса. – Смех его был грубоватым. – А я не привык без него обходиться.
Настроение у него было странным. Она не знала, как себя вести. Привычнее было видеть его властным, держащим любую ситуацию под контролем. Вялый и беспомощный выглядел он глуповато.
– Уверена, что воздержание было недолгим.
– Ошибаешься. С того самого вечера, когда я сказал тебе, что женюсь на Фебе, любовью я больше не занимался.
Должно быть, по оценкам такого мужчины, как Димитрий, это было вечностью.
Она быстро направилась к своей спальне.
– Думаю, что сегодня мне придется пораньше лечь спать. Пойду приму душ, может, смогу почитать на сон грядущий.
Искушение было большим и опасным. Доказательств не требовалось, Александра и сама знала, что устоять перед ним не смогла бы. Но разгуливать перед его глазами и предлагать себя в качестве основного скоромного блюда после длительного поста она не собиралась.
Она закрыла за собой дверь спальни и для надежности заперла ее на ключ.
Зажмурившись, Александра медленно смывала шампунь с волос. Струи теплой воды, каскадно бьющие из трех душевых леек под разными углами, замечательно расслабляли тело.
Каких бы трудностей это ни стоило, но ей предстояло еще достичь конкретных договоренностей с Димитрием. У него были равные с ней права и обязанности любить сына и заботиться о нем. И, что особо важно, мальчику необходима любовь обоих родителей. Димитрий не отказывался больше от малыша, но он не любил Александру.
Будет ли правильным заставить ребенка с самого рождения расплачиваться за несбывшиеся надежды родной матери? А сын ее вынужден будет страдать, если она не выйдет за Димитрия замуж. Он будет незаконнорожденным. Для многих людей с современными взглядами на окружающую действительность это не имело бы никакого значения. Но для Димитрия, членов его семьи, деловых партнеров это было более чем важно.
Ее родная мать может больше никогда не пустить ее на порог дома. Это приводило Александру в бешенство, но исправить она ничего не могла.
Словно желая окончательно стереть из памяти все неприятности, Александра смахнула капли воды с лица и открыла глаза. Вокруг была кромешная темнота. Она отчаянно заморгала, но со зрением проблем не было. Ни единого проблеска света не просочилось в полную тьму. Веерное отключение электричества? Но все общественные заведения имеют автономный источник питания. Неожиданно и струя воды, омывавшая ей голову, стала иссякать, хотя из двух других душевых леек вода по-прежнему лилась. В полном недоумении она вытянула руку вперед, чтобы нащупать выложенную кафелем стенку и сориентироваться в пространстве. Но вместо скользкого и влажного кафеля под руку попалась обнаженная человеческая плоть.
– Димитрий? – охрипшим голосом прошептала она.
– Да, это я.
– Что ты здесь делаешь?
Его рука крепко обвила ее талию.
– Ничего, – ответил он, дыша ей прямо в губы.
– Нет. Не надо. Я этого не хочу. – Слова ее звучали неубедительно и для Димитрия, и для нее самой.
Опытные, четко знающие свое дело пальцы Димитрия ласкали заметно увеличившуюся в размерах грудь. Соски набухли и заныли от истомы, стоило только телу почувствовать его близость.
– Ты в этом уверена?
– Секс не разрешит всех наших проблем. По сути, он явился причиной конфликта, – сказала Александра, стараясь сохранить ясный ум.
– Нет. Секс был ни при чем. Разговоры способствовали нашему отдалению. Мои слова. Твои слова. Больше говорить не о чем.
Она тихо застонала, выражая свое полное согласие и страстное желание изголодавшейся плоти. Он крепче обнял ее в ответ, всем телом прижимаясь к ней как можно ближе. До боли знакомые губы целовали ей веки, прикрывая глаза, и поцелуи были настолько пылкими, что обжигали кожу. Он нежно покусывал ее пухлую нижнюю губу, пока ее рот не открылся, маня своей нежностью и теплотой. Его неотразимые ласки напоминали ей о той прочной физиологической связи, которая когда-то существовала между ними. Узы, которые не в силах были разорвать ни время, ни расстояния, ни отчужденность, ни раздоры.
Он приложил ладони к ее щекам.
– Я хочу, чтобы и сейчас секс доставлял тебе не меньшее удовольствие, чем прежде, чтобы ты никогда больше не смогла от меня уйти. – Димитрий заговорил с такой горячностью, словно давал торжественное обещание при свидетелях.
Он прислонил ее спиной к влажному кафелю квадратной душевой кабины.
– Прижми руки к стене.
Она послушно повиновалась.
– Не двигай руками.
– Димитрий…
– Прошу тебя, доверься мне.
В постели он был всегда галантен, никогда не причинял ей боли. И она была уверена в том, что и в будущем их секс не станет агрессивным.
– Хорошо.
Мужские руки гладили ее щеки, шею, ласкали плечи, медленно скользили к груди, изучая новую форму, которую придала ей беременность.
– Прошу тебя, Димитрий… – она не смогла больше произнести ни слова.
Да в этом и не было необходимости. Он опустился перед ней на колени и с особой нежностью стал целовать живот.
Удовольствие было на грани мучительного, и она вскрикнула:
– Прошу тебя, перестань! Мне этого не вынести! Нет, Димитрий! – Перед глазами засияли разноцветные всполохи, словно прямо перед ней вспыхнула гроздь праздничного салюта, разорвав чернильно-синюю темноту их маленького укромного пространства.
Очередная тропинка поцелуев прокладывалась по выпуклому животу. Если ранее она определила его тщательное обследование колыбели их будущего младенца как эротическое, то теперь оно не шло ни в какое сравнение с тем благоговейным любопытством, с которым он осматривал каждую новую складочку на ее теле. Он создавал некий культ, дающий ему возможность поклоняться рождению на свет нового человека.
– Малыш мой. – Ребенок уже стал его. Он снова поцеловал ее в живот. – Любимая моя. – Теперь и Александра была причислена к его собственности. Обеими ладонями он прикрыл ей живот, объявляя это зоной его единоличного владения.
Александра витала где-то в облаках. Голова была как в тумане. Она не сразу поняла особое значение нашептанных им слов. Но как только их смысл раскрылся, волна сладостных эмоций охватила все тело. Раньше своей малышкой он называл только ее. А теперь он признавал их сына родным ему созданием. Она тоже была ему не безразлична. Но по-особенному. Он был так нежен и ласков с ней, даже сентиментален, как никогда раньше. Слова эти четко определяли место Александры в его жизни. Она всецело принадлежала ему. Но он заявлял права на нее не только как на свою собственность, но и как на свою жену.
– Я больше никогда не отпущу тебя.
Ей нечего было ответить. Да и что могла она сказать в ответ? Его губы были настолько горячими, дыхание настолько возбужденным, руки такими ласковыми…
Удовольствие переходило в исступленный восторг. Слезы текли по щекам, перемешиваясь с каплями воды, которыми все еще фонтанирующий массажный душ в изобилии усеивал ее лицо. И она снова и снова шептала его имя.
Неожиданно ноги стали слабыми и безвольными, а глаза заволокла чернота, к которой кромешный мрак душевой кабины не имел никакого отношения.
В себя она пришла на огромной кровати в спальне Димитрия. Он бережно и заботливо обтирал ее полотенцами. Ярко светила лампа, стоявшая на прикроватной тумбочке, отбрасывая мягкие отблески на смуглое, цвета бронзы, тело Димитрия.
Он нежно улыбнулся.
– Решила все-таки проснуться.
– Это был обморок. – В это трудно было поверить.
– Такое иногда случается, когда чувства безбрежны и глубоки. – Он накрыл полотенцем ее обнаженное тело, скрывая его красоту от собственных глаз. А сам выпрямился и встал рядом с кроватью. Это создавало иллюзию стыдливости и благопристойности. – Если ты хочешь, я уйду спать в другую комнату.
Она смотрела на него глазами, полными удивления. Сердце бешено колотилось в груди.
– Ты не хочешь со мной остаться?
– Я хочу этого больше жизни, но я не грабитель. Я не собираюсь силой брать то, чего ты не хочешь давать мне добровольно.
Она резко сдернула с себя полотенце, отбросив его на пол возле кровати.
Лицо его было словно высечено из камня, красивое, застывшее изваяние. Но бешеное пламя надежды разгоралось в глубине темно-синих глаз.
– Останься здесь.
Он бросился к ней со скоростью света.
– Это врата рая открылись для меня на земле.
Она не смогла сдержать улыбки.
Движения его были ритмичными, но нежными и сдержанными. Иногда они казались ей мучительно-медлительными.
– Мы не навредим ребенку?
Она неистово замотала головой. Беременность протекала нормально, и наблюдавший ее акушер не видел причин для прекращения половой жизни.
По низу живота разлилась долгожданная истома, напоминавшая всему телу о скором наступлении физического восторга. Она крепко обхватила его за плечи, впиваясь пальцами в кожу так сильно, что ногти оставляли следы. Тела их двигались в едином порыве, синхронно, в ускоренном ритме плавных движений поднимаясь к апогею удовольствия.
Димитрий вскрикнул, возвещая о кульминации эротического наслаждения. И сразу необыкновенное тепло его плоти проникло в нее пульсирующими импульсами, разливаясь по всему телу, отдавая ему потрясающий заряд энергетики, вселяя в нее радость и восторг. Это было самым сокровенным в их отношениях, той тесной, интимной, известной только им двоим связью, которая раньше не была столь прочной.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Димитрий забрался под одеяло и крепко прижал к себе Александру, словно боялся, что с трудом восстановленная интимность внезапно и бесповоротно прервется.
Она так устала за этот день, что, казалось, дышать и то было трудно. Она никуда не собиралась бежать от него.
– Я же закрывала дверь на ключ, – пробормотала она, зевая, разнежившись на его разгоряченной груди.
– Да. Дверь была заперта.
– Тогда как ты вошел?
– Ты думаешь, что я знаю только, как надо делать деньги? Я умею и замки взламывать. Этому меня обучил шеф дедовской охраны, когда мне было еще шестнадцать. Он утверждал, что каждый мужчина должен быть ловким. Клянусь, что я сейчас впервые применил свои навыки.
Она негромко рассмеялась, представляя себе, как младший Петронидис в юношеском возрасте осваивает столь сомнительное мастерство.
– А дедушка твой об этом знал?
– Он и выступил инициатором.
– Ты меня обманываешь. Этого не может быть.
– Чистая правда. Дед всегда считал, что настоящий мужчина обязан многое уметь делать своими руками, даже если у него есть деньги, чтобы вызвать профессионалов и оплатить их труд.
Она сильнее прижалась к нему. Ей было так хорошо.
Они тихо лежали рядом, он ласково и как-то по-особому бережно гладил ее тело, а она положила руку ему на грудь, на самое сердце.
– Ты сказал, что дедушка перенес второй инфаркт? Ты никогда не говорил мне, что у него больное сердце. А когда был первый?
– Во время моей последней поездки в Грецию, перед твоим отъездом из Парижа.
– Почему ты мне ничего не сказал?
– Почему ты не рассказывала мне, кем на самом деле была? – вопросом на вопрос ответил Димитрий.
– В Париже я была Ксандрой Фочен.
– Да, но регулярных командировок, не связанных с долгом службы, у тебя было предостаточно. И ты ни разу не удосужилась поставить меня в известность об их истинной цели. По-видимому, это было своеобразным возвращением к жизни Александры Дюпре.
– Так оно и было, – подтвердила она.
– Я думал, что ты встречаешься с кем-то еще, кроме меня.
Она поднялась и села на кровати, потрясенно смотря ему прямо в лицо.
– Ты думал, что я тебе изменяю? У меня никогда не было мужчин, кроме тебя.
Щеки Димитрия запылали ярким виноватым румянцем, подло выдавая истинные мысли хозяина.
Он что-то недовольно буркнул, а потом добавил:
– Да нет, не верил я этому никогда. Я сразу, без всяких разговоров, разорвал бы с тобой все отношения, будь это так.
Точно. Это было похоже на Димитрия.
– Но ты же думал, что ребенок не твой.
– Да. Мучительные сомнения терзали меня, но неделю, не больше. И оправданий такому поведению нет.
Она взглянула на него.
– Конечно, нет.
– Мой дед натрез отказался лечь на операцию, пока я не дал ему клятву, что женюсь на Фебе, и не определил точного дня свадьбы. Я совсем не был готов оставить тебя навсегда, но в равной степени не мог позволить деду отойти в мир иной по моей вине.
Александра смотрела на него удивленными и недоверчивыми глазами.
– Ты шутишь! Кроме хорошего, я ничего от тебя про деда не слышала. Как мог он так подло шантажировать тебя, чтобы ты меня бросил?
– Он ничего не знал о твоем существовании.
Новое видение событий, произошедших три месяца тому назад, окончательно ее дезориентировало.
– Но все-таки…
– Он хотел лишь быть уверенным в том, что я исполню свой долг перед семьей.
– Он придет в ярость, если ты на мне женишься.
Ее слова позабавили Димитрия.
– Он мечтает стать прадедом и будет очарован такой внучкой, как ты.
– Красивой меня теперь не назовешь. Я похожа на тыкву.
– Хочешь убедить меня, что в таком положении можешь нравиться мне меньше?
Она не ответила, охваченная страстными волнами удовольствия. Вокруг царила тишина, и любовь снова и снова неустанно вела их тела к вершине наслаждения. А после этого у нее уже не было сил, чтобы завести разговор. Глаза смыкались. Свернувшись калачиком и удобно прижавшись к Димитрию боком, она тихо уснула, впервые за всю беременность почувствовав спокойствие.
Димитрий заерзал на кровати, поглаживая своей волосатой ногой ее гладкие, изящные ступни. Процесс ее пробуждения был коротким. И первое, что открылось ее взору, были черные завитки коротких жестких волос на его смуглой мускулистой груди. Димитрий. Одновременно с чувственными восприятиями пришли и воспоминания о проведенной ночи.
– Надумала что-нибудь? – раздался голос Димитрия.