Александра Дюпре сидела на корточках в ванной комнате, упираясь головой в холодную фарфоровую раковину. За последние несколько дней это было уже не первое утро, начинавшееся с приступов тошноты. Измученная неприятными минутами, проведенными в судорожном томлении над раковиной, она старалась теперь глубоко дышать, жадно втягивая воздух в легкие, чтобы хоть как-то облегчить свое состояние.
      Закончив дыхательную гимнастику, Александра поднялась с пола. К горлу подкатила очередная волна тошноты, но с ней можно было справиться. Как ни ужасно было дурное самочувствие по утрам, сейчас ей предстояло заняться делом, заранее вгоняющим ее в дикий страх. Она смотрела на небольшую полоску белой лакмусовой бумаги с тревогой, которую могла ощутить, разве что увидев у ножек своего комода змею, свернувшуюся кольцом.
      Димитрий был просто одержим в вопросе противозачаточных средств. Поэтому она не волновалась из-за задержки месячных, пока три дня тому назад не проснулась утром от ощущения подступавшей к горлу тошноты. Сначала Александра подумала, что простудилась: забеременеть она просто не могла, несмотря на случившуюся недавно неприятность, когда у предусмотрительного Димитрия лопнул презерватив. Месячные в конце концов пришли с опозданием всего лишь на неделю, что окончательно сбило ее с толку.
      Разве такое возможно? Но ряд неопровержимых фактов отрицать было нельзя. Грудь ныла. Она все время чувствовала усталость. Ко всему прочему Димитрий вынужден был задержаться в Греции, а значит, его не будет в Париже еще несколько дней. От всего этого она расплакалась. Раньше ее невозможно было довести до слез.
      А десять минут спустя, когда на лакмусовой бумажке проступила голубая черта, подтверждавшая, что она носит ребенка Димитриуса Петронидиса, Александра чуть не упала в обморок.
 
      Димитрий старался держать себя в руках. Но его пальцы, сжатые в кулаки, побелели.
      – Пришло время. И тебе это известно не хуже меня. Тебе ведь уже тридцать. Так? Тебе нужны жена, дети, дом. – Седовласый мужчина смотрел на Димитрия жестким, властным взглядом, говорившим, что он намерен стоять на своем до конца.
      У Димитрия не было никакого желания спорить с дедом. Пять дней тому назад тот пережил сильный сердечный приступ и чудом остался жив. Внук просто улыбнулся в ответ и тихо сказал:
      – Дед, мой возраст не настолько критичен.
      Дед запыхтел, как паровоз. Воспитанием Димитрия и его брата занимался именно он: родители их умерли рано.
      – Со мной это не пройдет. Ты мой наследник, и я хочу уйти в могилу с уверенностью, что ты исполнишь свой долг перед семьей.
      Сердце Димитрия сжалось.
      – Кто здесь собирается умирать?
      Дед пожал плечами.
      – Никто из нас не знает, когда его призовет Всевышний. Но я стар, Димитрий. И сердце мое уже не так выносливо, как прежде. Неужели я требую от тебя многого? Почему бы тебе не жениться на Фебе? Зачем откладывать свадьбу в долгий ящик? Она прелестная девушка. Она будет тебе хорошей женой, и вы продолжите род Петронидисов.
      Дед медленно закрыл глаза и часто задышал, словно его короткая речь потребовала куда большего физического напряжения, чем могло позволить его слабое тело. Димитрий испугался, но помочь деду был не в состоянии. Врачи настаивали на хирургическом вмешательстве и срочной операции на сердце, считая это единственным способом продлить жизнь старику. Но дед отказался даже обсуждать эту возможность.
      – Почему ты не прислушиваешься к рекомендациям врачей? Шунтирование давно стало обычной операцией.
      – Почему ты не хочешь жениться? – гнул свое дед. – Возможно, если бы я мог надеяться на скорое появление правнуков, то пошел бы на риск. Он бы того стоил.
      Димитрий чувствовал, как кровь отливает от лица.
      – Ты хочешь сказать, что, если я женюсь на Фебе Леонидис, ты ляжешь в клинику и займешься своим здоровьем?
      Веки дрогнули, разомкнулись, и темно-синие глаза, в точности унаследованные и внуком, взглянули на Димитрия с таким упрямством, какое могла выказать только мужская половина семьи Петронидис.
      – Да.

      Александра нервно одернула топик из легчайшего шелка, поглаживая рукой живот, где уже жил ее крохотный ребенок.
      Последние дни уходящей весны подарили несвойственную этому времени года жару. Тепло подняло ей настроение, и она надела легкий и сексуальный наряд. Повернувшись в профиль к стоящему в спальне напольному зеркалу, Александра стала внимательно осматривать свою фигуру. Высокая, стройная, гибкая, как лоза, одетая в модные шелковые брюки с заниженной талией и экстравагантный топик с оголенной спиной, она ничуть не изменилась с тех пор, как Димитрий оставил ее в Париже одну, срочно вылетев в Грецию.
      Известие о ее беременности, может, и читалось в ее настороженных карих глазах, прикрытых зелеными контактными линзами, но фигура оставалась столь же совершенной. Она дополнила наряд поясом из металлических колец, перетянувшим бедра, и браслетом из тоненьких обручей. Затем нервным движением вытянула из аккуратно уложенной прически прядь вьющихся волос, чтобы подчеркнуть мягкий овал лица.
      Упругий, пружинистый локон мелированных в различные оттенки светло-русых волос трепетал. О ее волосах ходили легенды, ее прически достойно представляли марку «Ксандра». Только сейчас она больше не ощущала себя Ксандрой Фочен. И если для всех остальных ее фамилия по-прежнему звучала как «успешная» или «счастливая», ей самой, известной манекенщице и любовнице греческого олигарха Димитриуса Петронидиса, никакой радости в ближайшем будущем это не сулило. Она скорее опять была Александрой Дюпре, девушкой из старинного новоорлеанского рода. Послушной дочерью, воспитанной в классических традициях и получившей образование в монастыре. Быть не замужем и носить под сердцем ребенка своего любовника ни популярной модели, ни воспитаннице монастыря не дозволялось.
      – Выглядишь прекрасно, дорогая.
      Александра оторвалась от зеркала. В дверях спальни стоял Димитрий, в его потрясающей красоты голубых глазах светилось явное одобрение. На мгновение она забыла о своем состоянии, забыла обо всем, что хотела наконец-то рассказать ему. Исчезли все тревоги и опасения, осталось только осознание того, как скучала она по этому человеку долгие три недели.
      Она пролетела по комнате и бросилась в его объятия.
      – Дорогой, я считала минуты до твоего возвращения!
      Его сильные руки судорожно сомкнулись, а тело осталось необычайно напряженным.
      – Мы не виделись всего лишь месяц, и ты была занята работой. С твоей загруженностью трудно так сильно по мне скучать.
      Его слова снова напомнили об их досадной размолвке. Как только они стали любовниками, Димитрий потребовал от Александры оставить модельный бизнес, но она категорически отказалась, не желая быть банальной содержанкой и заложницей мужских прихотей. Вдобавок ее работа давала ей приличные доходы, а ей нужны были деньги, чтобы достойно содержать свою семью, о существовании которой Димитрию ничего не было известно.
      – Ты глубоко ошибаешься. Ничто не сможет меня увлечь настолько, чтобы я не заметила твоего отсутствия.
      Да, она была сентиментальной и очень ранимой. Куда девалась ее загадочная холодность, таинственный имидж профессиональной манекенщицы, который и привлек к ней в свое время Димитрия?
      Димитрий старался не терять самообладания, что в обществе Ксандры осуществить было чрезвычайно трудно. Тем более что сейчас перед ним стояла Ксандра, которую он еще никогда не видел. Беззащитная, ранимая, любящая, нежная. Для него это было немного странно. Они стали любовниками год тому назад, и, хотя она с таким великодушием делила с ним постель, отдавая в его власть свое изумительное тело и щедро награждая его плотскими удовольствиями, сердце ее ему не принадлежало. Равно как и часть ее личной жизни, события которой она тщательно от него скрывала.
      Их отношения были довольно современны и свободны от взаимных обязательств. Долгосрочные планы никогда не обсуждались, и своим поведением Ксандра показывала, что и не ждет от своего партнера никаких обещаний.
      Она прижималась к нему всем телом, обвивала его своими руками, призывая ответить ласками.
      – Ты хотела, наверное, сказать, что тебе не хватало меня в постели? Я прав?
      Он был уверен, что это единственное место, где его отсутствие бывает замечено.
      – Мне не хватало тебя, Димитрий. Без особой радости я готовила себе еду, зная, что ты не разделишь со мной ужин. Без удовольствия смотрела чемпионат Франции по теннису, не слыша твоих комментариев.
      Она улыбалась с таким колдовским обаянием, что, казалось, могла запросто менять по своему желанию его судьбу.
      – У меня есть новости, которыми я обязан с тобой поделиться.
      От непривычной серьезности, звучавшей в его голосе, она замерла.
      – Милый, а не могут они подождать?
      – Мы должны поговорить именно сейчас.
      Говорить Александре не хотелось. Она была совершенно не готова разделить с ним свои новости. Он покорил ее с первого дня знакомства. Она отдала ему свое сердце, свое тело, свою верность. Она была предана ему не хуже любой жены. С одной только разницей: женой ему она не приходилась. И как он воспримет известие о том, что она беременна, Александра не знала.
      Страх, а не любовь заставил ее плотнее прижаться к нему.
      – Нет. – Она поцеловала его в подбородок. – Никаких разговоров. – Грудь, не стесненная жесткими формами бюстгальтера, возбуждающим теплом согревала его сквозь шелковую сорочку. – Сначала будет это.
      – Ксандра, нет.
      – Да, Димитрий.
      Он с упреком смотрел на нее, но не сопротивлялся, когда она стала раздевать его.
      – Поговорить можем и позже. Мы так давно не были вместе.
      Сейчас ей нужно было получить подтверждение тому, что они две половины, составляющие единое целое. Только после этого она сможет рассказать ему о ребенке, которого носит под сердцем, и открыть куда более ужасную тайну – кем она на самом деле является.
      Он обхватил ее руками за талию и приподнял, так что их губы оказались на одном уровне.
      – Боже милостивый, помоги мне. Перед тобой невозможно устоять.
      В его голосе звучали гнев и досада, причину которых она не понимала. Но времени разобраться в этом не было, его жаркие губы уже домогались поцелуя.
      Она нервно распутывала узел его галстука, а он быстро расстегнул два крючка, которые удерживали на шее незамысловатую конструкцию ее топика, затем помог ей справиться с пуговицами собственной сорочки. Одежда бесшумно падала на ворсистый ковер, но ничто не могло отвлечь его от ее обольстительных губ. Он прижал ее к себе, и их обнаженные, пышущие вожделением тела, буквально заискрились.
      Из его груди вырвался тихий стон:
      – Нам не следует этого делать.
      Подсознательно Александра не оставила эту фразу незамеченной, она вызвала в ней смутные подозрения, но крепкие объятия Димитрия, в которых ей становилось трудно дышать, с такой же очевидностью говорили о взаимности… Прошли считанные секунды, а они уже лежали на кровати, освободившись от остатков одежды и сплетясь телами. Жадные, трепещущие руки наслаждались интимностью прикосновений, губы выказывали необузданную страсть пылкими поцелуями. К вершинам блаженства они поднимались вместе с таким исступлением и быстротой, каких никогда ранее не было. А когда небо озарилось звездами и наступило благодатное забвение, их стоны слились в единую мелодию любви.
      Когда все было позади, Александра положила руку Димитрию на грудь.
      – Такие мощные удары, – прошептала она. – Такое сердце может быть только у сильного мужчины. – Интересно, думала она, новость, которой она скоро поделится с ним, направит всю эту энергию на ее поддержку или истребление?
      Тело его напряглось, словно он опасался того, что произойдет далее. Он перекатился с боку на бок и быстро вскочил с кровати.
      – Надо принять душ.
      Она завороженно смотрела на возвышающуюся над ней мужественную и сексуальную фигуру.
      – Я с тобой.
      Он отрицательно покачал головой.
      – Оставайся здесь. Я скоро вернусь.
      Сердце слегка защемило от отказа в такой незначительной женской прихоти, но она мило улыбнулась в ответ и согласно кивнула.
      – Хорошо. Будь по-твоему. – Она еще раз малодушно воспользовалась предоставленной ей отсрочкой, чтобы на неопределенное время отложить серьезную беседу.
      Минут через пятнадцать он вышел из ванной комнаты при полном параде, одетый, как всегда, изысканно, со свойственной ему элегантностью и шиком. Темные волосы были еще влажными. Выбор очередного делового костюма вместо по-домашнему удобной одежды насторожил Александру.
      – У тебя намечена встреча?
      Строгие, словно высеченные из камня, черты его прекрасного лица хранили удивительное бесстрастие.
      – Ксандра, мне надо тебе кое-что сказать.
      Она села на кровати, прикрывая обнаженное тело простыней.
      – Что именно?
      – Я женюсь.
      Внутри у нее все внезапно оборвалось. Нет. Этого просто не может быть.
      – Женишься?
      Пальцы его сжимались в кулаки, физическое напряжение стало таким сильным, что его невозможно было больше не замечать.
      – Да.
      Она не могла в это поверить. Это, должно быть, шутка, простой розыгрыш.
      – Если в твоем понимании так должно звучать предложение руки и сердца, то тебе придется еще многому поучиться.
      Его чувственные губы сложились в подобие гримасы.
      – Не будь смешной.
      – Смешной?
      – Ты деловая женщина и все время, пока мы встречались, доказывала мне, что карьера тебе дороже всего. Женщина с твоими профессиональными амбициями не сможет стать настоящей женой наследника империи Петронидисов.
      Ее охватила волна дрожи, холодок пробирал до самых костей.
      – Что ты хочешь этим сказать?
      – Я женюсь. И вполне естественно, наши отношения должны прекратиться. – Болезненная бледность его лица никак не уменьшила боли, пронзившей ее сердце.
      – Ты уверял меня, что наши отношения уникальны. Говорил, что я могу полностью тебе доверять. Клялся, что никогда не изменишь мне с другой. – Она вскочила с кровати с ощущением, будто ее изваляли в грязи. Любовь, которой она так щедро с ним делилась, была испачкана и вычеркнута из жизни за ненужностью в один миг.
      Димитрий тяжело вздохнул, пригладив черные, с шелковистым отливом волосы.
      – Я не изменял тебе с другими женщинами.
      – Тогда на ком же ты женишься?
      – Ты вряд ли ее знаешь.
      – Вне всяких сомнений! – Она готова была убить его взглядом, ей хотелось кричать. Но больше всего она боялась расплакаться у него на глазах.
      Он снова тяжело вздохнул.
      – Ее зовут Феба Леонидис.
      Гречанка. Ее соперница была гречанкой, возможно кроткой и послушной, достаточно воспитанной, чтобы стать хорошей и надежной женой толстосуму.
      – Когда ты успел с ней познакомиться? – Хоть боль и расчленяла ее тело на куски, сильнее от такого рода подробностей она уже стать не могла.
      – Я знаю ее с детства. Она дочь давнего друга нашей семьи.
      – Ты знаком с ней практически всю свою жизнь, и тебя вдруг осенило, что ты ее любишь?
      Циничный смех вырвался в ответ.
      – Любовь здесь ни при чем.
      Он произнес слово «любовь», словно это было вульгарным ругательством. Никто из них никогда не заводил разговоров о любви, но она обожала Димитрия всеми фибрами своей души и надеялась, что он ответит ей тем же. Пусть его чувства будут не такими сильными, но на взаимность в некоторых аспектах отношений она рассчитывала. Это могло быть надежным основанием для женитьбы и создания семьи. А теперь оказалось, что их отношения привели ее к беременности, а ее партнера не волновали ни ее состояние, ни чувства.
      – Если ты не любишь эту женщину, то зачем женишься?
      – Пришло время обзавестись семьей.
      Она нервно сглатывала, борясь с подступающим к горлу комом.
      – Ты говоришь так, словно это давно входило в твои планы.
      – Ты права.
      Кровь прилила к голове, щеки запылали. Она чувствовала, как лицо заливает румянец, а слабость парализует все тело. Ее качнуло в сторону.
      Димитрий что-то быстро произнес по-гречески, скорее всего выругался, и вовремя поддержал ее.
      – Дорогая, с тобой все в порядке?
      И он еще спрашивает? После того, как объявил, что собирается жениться на другой женщине? Получается, что весь последний год он использовал Александру в качестве своей временной любовницы, предмета для плотских развлечений.
      – Отпусти меня. Убери свои руки, – с ненавистью отчеканила она.
      С оскорбленным видом он послушно опустил руки. С каким удовольствием она наградила бы его хлесткой и увесистой пощечиной, ладонь просто чесалась от соблазна. Но она сдержалась и осмотрительно отошла на шаг назад.
      Она смотрела ему прямо в лицо, ставшее самым желанным и любимым за четырнадцать месяцев их знакомства.
      – Я поставлю вопрос иначе. Ты всегда хотел вступить в законный брак с другой женщиной?
      Глаза цвета индиго прищурились. Он не любил повторяться.
      – Да.
      – И несмотря на это, ты соблазнил меня и уложил в постель? Не намереваясь развивать наши отношения, довольствуясь только их сексуальным содержанием, ты тем самым сделал из меня банальную потаскуху.
      Димитрий зарычал в ответ, как зверь, которого ранили.
      – Ты моя любовница. Никто из тебя ничего не делал.
      – Бывшая, слава богу, любовница.
      Он заскрежетал от злости зубами.
      – Бывшая любовница.
      – Почему… – И снова гнев сдавил горло. Сил не хватало вымолвить то, что требовалось. Но она взяла себя в руки и продолжила: – Почему ты только что занимался со мной любовью? Я хотела сказать «сексом», конечно.
      Он резко отвернулся от нее.
      – Я не смог сдержаться.
      Она поверила его словам. Со дня их первой встречи она также не могла совладать с собой. В свои двадцать два года она все еще была девственницей. Но ее непорочность не стала неприступным барьером для них обоих.
      Димитрий был просто шокирован ее целомудрием и безгрешностью, что, впрочем, не помешало ему сделать ее своей любовницей. Она влюбилась в него и после двух месяцев обороны наконец-то сдалась. Роман был фантастическим. Он потрясающе ухаживал, окружал ее заботой, холил и лелеял, и в определенные моменты ей даже казалось, что он искренне любит ее.
      – Я не верю, что ты хочешь бросить меня.
      – Наше время истекло, – сказал он, будто это что-то объясняло.
      – Ему на смену подошло более удачное, чтобы жениться на женщине, осуществив свои давние планы, – сказала она скорее для себя самой, чтобы раз и навсегда четко сформулировать то, что произошло.
      – Да.
      Совершенно неожиданно она смутилась, чувствуя дикий стыд и брезгливость. Она так неосмотрительно отдавала свое тело мужчине, который все это время мечтал о браке с другой!
      Александра быстро развернулась и, опрометью помчавшись в ванную, схватила махровый халат. А когда, одевшись, снова вернулась в спальню, Димитрия уже не было. Ей стало ясно, что он не просто исчез из спальни, он навсегда исчез из ее жизни, оставив ее в полном одиночестве.
      Она стояла посередине гостиной и впитывала эту звенящую пустоту, постепенно осознавая всю горечь состояния брошенной женщины. Стоять так было невыносимо, и она медленно опустилась на колени. Голова бессильно поникла, к горлу снова подступал ком, грозивший вырваться наружу рыданиями.
      Слезы не заставили себя ждать: едко-соленые, обжигающие кожу капли потекли по щекам и шее, смачивая лацканы толстого турецкого банного халата.
 
      Выбежав из квартиры, Димитрий прислонился к стене вестибюля, не в состоянии сделать ни шагу. Уход стоил ему неимоверных усилий. Но если бы он не решился сбежать, когда Ксандра ушла в ванную, то навсегда бы остался с ней. Даже сейчас соблазн вернуться и броситься в ее объятия, оправдываясь, умоляя простить, убеждая, что это была роковая ошибка, был слишком велик.
      Но это не было ошибкой. Если он не женится на Фебе Леонидис, его дед, которого он любил больше своей жизни, умрет. Дед ясно поставил перед ним ультиматум и категорически отказался идти на уступки.
      Димитрий со злостью ударил кулаком о ладонь. Зачем только Ксандре понадобилось намекать на возможность их женитьбы? Она никогда не хотела обременять их отношения никакими обязательствами. Она принадлежала к совершенно иному типу женщин. Если бы она мечтала о браке, то хоть раз за все время их отношений нашла бы способ показать ему, что ее работа постепенно отходит на второй план, уступая почетное первое и основное место ему. Но этого не случилось.
      Однако чувство вины все усиливалось. Он не собирался сегодня заниматься с ней любовью, но от его сдержанности не осталось и следа, стоило ему взглянуть на нее. Несмотря на всю ее эффектную загадочность, Ксандра никогда не была агрессивной в любви. Она была нежной и отзывчивой, самой уступчивой и покорной женщиной из всех, каких он только знал. Она редко выступала инициатором их любовных игр, а когда и провоцировала его на занятия любовью, то делала это очень деликатно. Но сегодня она соблазняла его довольно настойчиво, коварством сокрушив оборону и завладев им с натиском посягнувшего на чужую территорию врага.
      После такого страстного приема ему было куда сложнее открыть ей все обстоятельства предстоящей женитьбы.
      Он с силой оттолкнулся от стены и направился к лифту. Честный и окончательный разрыв всяческих отношений был единственным выходом из создавшегося положения.
 
      Томительное ожидание, каждый последующий час которого все больше уверял ее в том, что мужчина, которого она самозабвенно любила, отец ее будущего ребенка, обязательно вернется, затянулось. И спустя тридцать шесть часов после ухода Димитрия она набрала номер его мобильного телефона.
      Он занимался с ней любовью. Она отчетливо понимала, что в его планы это не входило, но он пошел на это. Он никогда не делил постель с Фебой. Он сам признался, что не любит свою будущую жену, и, что не менее важно, в течение прошедшего года она ему не нужна была так, как Александра.
      Но он не вернулся, не оставив ей никакого другого выбора, как только набрать его номер телефона. Она была в ярости и оттого вела себя безрассудно. Он причинил ей боль, сильнее которой не доводилось еще испытывать. Но она беременна его ребенком и обязана сказать ему об этом. Известие должно дойти до него раньше, чем он совершит роковую ошибку и вступит в законный брак с другой женщиной.
      Она отгоняла мрачные мысли и наотрез отказывалась рассматривать тот вариант, когда известие о будущем отцовстве не изменит планов Димитрия.
      Трубку сняли после третьего гудка.
      – Димитрий слушает.
      – Это Ксандра.
      Ответа не последовало. Повисла напряженная тишина.
      – Нам надо поговорить.
      – Мне нечего тебе больше сказать.
      – Ты ошибаешься. У меня есть новость, которой я должна с тобой поделиться.
      – Может быть, не надо устраивать долгих проводов и обмениваться соболезнованиями?
      Она резко втянула воздух, но сдержала желание закричать.
      – Боюсь, что придется. Ты в некотором долгу передо мной.
      Наконец-то она услышала нечто похожее на вздох.
      – Хорошо. Встретимся «У Рене» за ужином.
      – Я бы предпочла поговорить в домашней обстановке.
      – Нет.
      Она стиснула зубы, но спорить не стала.
      – Хорошо. В ресторане так в ресторане.
      Димитрий отключил телефон и повернулся к огромному окну своего афинского офиса. Буквально через несколько часов после ухода от Ксандры он вылетел в Афины. Оставаться во Франции было неразумно. Силы воли могло не хватить на окончательный разрыв с Ксандрой. Его тело не подчинялось разуму.
      Но жизнь деда висела на волоске, и Димитрий не мог допустить, чтобы одержимость женщиной помешала ему исполнить свой долг.
      Он стал ее первым мужчиной, но с такой чувственной натурой Ксандре не грозила перспектива надолго остаться в одиночестве. Иногда его посещали мысли, что он не единственный ее любовник. Она часто вылетала за рубеж, и совсем не по долгу службы, но всегда отказывалась обсуждать цели своих поездок с Димитрием.
      Он убедил себя в том, что она его обманывала. В его присутствии она не флиртовала и не строила глазок посторонним мужчинам. В интимной обстановке она всегда была с ним страстной. Но ему так и не удалось избавиться от подозрений, что Ксандра не всецело принадлежала ему одному. И если тело ее было в его власти, то чувства она оставляла при себе.
      Это и убедило его в том, что их разрыв будет воспринят Ксандрой со свойственной ей таинственной бесстрастностью. Так обычно она реагировала на его служебные командировки или ее профессиональные турне, которые разлучали их многократно. Исключением был только врезавшийся в память срывающийся голос, которым она ответила ему, когда он в последний раз позвонил ей из Греции сообщить, что задерживается на неопределенно долгое время.
      А что, если она убедила себя в том, что любит его? От одной этой мысли его пробрала дрожь. Любовь была всего лишь благовидным предлогом или оправданием, придуманным и используемым женщинами, чтобы завуалировать свою похоть. Предположим, что его мать любила отца. Но ей удавалось одновременно любить и своего тренера по теннису, а потом мужа своей деловой партнерши. Это в конечном итоге завело ее в такие дебри, что она сбежала от отца с итальянцем, инструктором по горным лыжам.
      Мать являла собой превосходный пример вероломства, предательства, бесконечных измен, совершенных во имя любви. Димитрий предпочитал откровенное удовлетворение взаимных сексуальных потребностей торжественным и сентиментальным заверениям в любви.
      Но Ксандре понадобилось встретиться еще раз. Его мощный кулак опустился на подоконник. И согласился он только потому, что был перед ней в долгу. Она полностью права, утверждая это.
      Они прожили вместе целый год, она пожертвовала ради него своей невинностью. Она ничего не требовала от него взамен, но, воспитанный в патриархальной греческой семье, он рано усвоил понятия долга и чести. Он был в неоплатном долгу перед ней. Жестокий, бессердечный разрыв отношений вряд ли мог быть адекватной компенсацией за роль его любовницы.
      Он даже ничего не подарил ей на прощание. Она, безусловно, заслуживала большего. Она целый год была его женщиной. Ему следует позаботиться о ее материальной стабильности и в будущем.
      Оставалось надеяться на то, что во время встречи его самоконтроль окажется на более высоком уровне, чем два дня тому назад.

      Сидя за столиком, Александра наблюдала, как Димитрий пробирается к ней, осторожно обходя мебель маленького бистро. Она выбрала место на улице, подальше от входа, надеясь, что яркие солнечные лучи последних дней весны придадут их встрече недостающий оптимизм. Солнцезащитные очки Димитрия скорее походили на модель, специально сконструированную для пилотов, и тщательно скрывали от нее выражение его лица. Губы были сурово сжаты, что не сулило ничего хорошего.
      Она потерла виски, чтобы избавиться от внезапно нахлынувшего волнения.
      Димитрий уселся на стоящий напротив нее стул.
      – Ксандра…
      Какое на редкость холодное приветствие отпущено женщине, с которой прожит целый год… Склонив голову, она тихо произнесла:
      – Димитрий.
      Он снял очки и положил их на стол. Его синие глаза не выдавали никаких чувств.
      – Ты что-то заказала?
      Почему каждое произнесенное им слово отдается такой болью и сердце? Возможно, потому, что явно демонстрирует огромную степень отчужденности. Он не спросил, как идут ее дела, как прошло утро. По-видимому, эти темы его больше не волновали.
      – Да, я заказала тебе бифштекс и салат.
      – Отлично. Полагаю, у тебя был достаточный повод, чтобы настаивать на встрече? – Словно окончание отношений, длившихся целый год, было недостаточной причиной для свидания. – Я тоже по рассеянности забыл кое-что сделать, когда мы виделись в последний раз. – Лицо его исказила гримаса. – Я обставил свой уход не так, как мне бы того хотелось.
      Ксандра думала, что причинить ей большие страдания ему уже не удастся, но она явно ошибалась. Обставил свой уход не так, как ему того хотелось? Сначала они с бешеной страстью занимались любовью, а потом ее просто бросили за ненадобностью. О какой именно части их последней встречи он так сожалел? Что конкретно ему хотелось обставить по-другому?
      – Тебе кое-что необходимо узнать. До нашего… – ей все еще с трудом давались слова об их расставании.
      Бровь его выжидательно поднялась. Он достал из портфеля пачку бумаг, положил их на стол, поставив сверху небольшую коробочку, размерами напоминающую футляр для ювелирных украшений.
      – Ты не можешь на ней жениться! – Слова автоматически сорвались с ее языка. – Ей на тебя наплевать. Никакая женщина не сможет смириться с образом жизни, который ты вел в течение последнего года.
      И снова его насмешливая бровь поползла вверх, словно издеваясь над ней.
      Она ответила на тот не поставленный вслух вопрос, который поняла по выражению его лица.
      – Ты все это время жил со мной.
      – Уверяю тебя, что я не предавал огласке этот факт своей биографии.
 
      Она приложила руку к животу, словно защищаясь от удара.
      Он прав. Он с особой щепетильностью относился к их связи и всегда следил, чтобы ни единого намека на регулярные встречи известной в Европе модели и греческого миллионера не появилось в средствах массовой информации. Его капиталы и ее бдительное поведение сделали свое дело. У Ксандры были причины, по которым ей совершенно не хотелось видеть свое имя на страницах скандальных газетенок.
      Были у нее причины и сохранять в тайне свое настоящее имя – Александра Дюпре. Связано это было с обязательствами, которые вынудили ее поставить работу на первое место в жизни, отодвинув связь с Димитрием соответственно на второе. Теперь, когда приоритеты поменялись и она беременна, отец ее ребенка собирается жениться на другой.
      – Ты ее любишь?
      – Любовь – тема, которая меньше всего занимает мои мысли.
      Это уже начинало действовать ей на нервы. Она прикусила губу, да так сильно, что сразу почувствовала привкус крови.
      Он выругался, смочил свою салфетку в стакане воды и приложил ее к небольшой ранке. Выражение его лица было грозным.
      – Не надо кровавых сцен, Ксандра. Наш роман был обречен на скорую развязку. Возможно, пришли мы к ней несколько раньше, чем сами того хотели, но не надо впадать в истерику. Вряд ли это стало для тебя полной неожиданностью.
      Она замотала головой, молча выражая свое несогласие. Как он мог думать, что, живя с ним, она предвкушала или с нетерпением ждала разрыва? Она никогда не позволяла себе забегать в излишних фантазиях вперед и рисовать счастливые картинки их будущего, это действительно так. Предпочитала вообще не думать о будущем.
      – Я люблю тебя. – Слова просто сорвались с ее губ.
      – Черт побери. Не надо этого делать.
      – Чего не надо делать? Говорить правду?
      – Не надо пытаться воздействовать на меня путем таких заявлений.
      – Я не собираюсь тобой манипулировать.
      Циничная улыбка тронула его лицо.
      – Что мешало тебе говорить о своей большой любви в течение всего прошедшего года?
      – Я боялась…
      Его саркастический смех оборвал начатую Ксандрой фразу.
      Отчасти она понимала, почему он не верит ей. Она действительно никогда не говорила ему о своей любви. И он ничего не знал о существовании ее матери и Мэделейн. И о тех финансовых затруднениях, которые вынудили ее отодвинуть его на второй план и отдавать все силы модельному бизнесу. Возможно, она бы и не открылась ему никогда, но беременность заставила ее переосмыслить всю прожитую жизнь и ту особую роль, которую играл в ней Димитрий.
      Все просто и понятно. Он отвергает ее любовь.
      – Я тебе небезразлична. Не пытайся это отрицать. Не прошло и двух дней с тех пор, как ты занимался со мной любовью.
      – Согласен, что секс при сложившихся обстоятельствах был излишен. Я поступил неправильно.
      – Сексом ты мог заниматься с кем угодно, включая и свою новоиспеченную невесту.
      – Греческая девушка из приличной семьи никогда не позволит себе расстаться с невинностью, не будучи замужем.
      Он отдает себе отчет в том, что сейчас говорит?
      – Куда же по твоей классификации причислить меня? К уличным девкам?
      Его широкие плечи напряглись.
      – Нет. Ты независимая, ориентированная на карьеру женщина. Я хотел иметь такую любовницу. Ты не возражала. Мы не давали друг другу никаких обещаний. У меня не было никаких намерений жениться на тебе, и, надеюсь, ты согласишься, что для тебя это не стало сейчас полным откровением.
      – С какой стати я должна с этим соглашаться? – Возможно, она не думала о браке, но и о таком разрыве отношений тоже. – Наши отношения были уникальными. Особенными.
      – Секс был потрясающий.
      Руки ее задрожали, и ей пришлось поставить на стол стакан сока, который она уже подносила к губам.
      – Я не верю своим ушам. Как ты только мог такое произнести?
      – Это истинная правда.
      – Ладно. У меня тоже есть свои истины, которыми мне хотелось бы поделиться с тобой.
      – Итак? – холодно спросил Димитрий.
      Набраться смелости и заявить мужчине, что она ждет от него ребенка, оказалось непросто. Особенно когда будущий отец только что так красноречиво и убедительно заявил, что она совершила роковую ошибку, приняв чудесный секс за любовь. Но будь что будет.
      – Я в положении.
      Выражение его лица нисколько не изменилось, а затем в глазах появилось некоторое разочарование и сожаление.
      – Ксандра, не стоит так унижаться. Я не оставлю тебя без средств к существованию.
      Как он мог подумать, что она шантажирует его, требуя финансовой поддержки! Она взглянула на кипу бумаг и футляр для ювелирных изделий, лежащие на столе. Жаль, что взглядом нельзя было превратить это в пепел.
      – Я жду от тебя ребенка, Димитрий.
      Он тяжело вздохнул, потирая пальцем переносицу.
      – Ты всегда была честной и откровенной. Так и не надо опускаться до вранья. Неужели ты считаешь, что твоя ложь способна что-то изменить?
      Он не верит ни единому ее слову. Истерический смех чуть не вырвался из ее груди. Он уверен, что сейчас она лжет, а в прошлом говорила только правду. Он искренне верит в то, что перед ним сидит Ксандра Фочен, известная французская манекенщица, сирота, выбившаяся в люди и сделавшая себе карьеру собственными руками. Он видит ее такой, какой видит ее весь мир. И он не верит, что она ждет от него ребенка.
      Трагизм и ироничность ситуации чуть не лишили ее дара речи.
      – Я не лгу.
      Его по-прежнему циничный взгляд заставил ее действовать. Она раскрыла сумочку, запустила в нее руку и вытащила оттуда лакмусовую бумажку, которая была единственным доказательством ее беременности.
      – Полоска говорит о положительном результате теста.
      Она не знала точно, чего хотела от него добиться, но только не ярости.
      Он схватил ее за запястье и тряхнул руку, зажавшую обличительный тест. Голос клокотал от ярости.
      – Как ты смеешь показывать мне эту дрянь?
      Что с ним происходит?
      – Поверь, смею. Я не позволю тебе закрывать глаза на существование твоего ребенка только потому, что ты решил вступить в брак с другой женщиной.
      Его губы судорожно скривились.
      – Ты думаешь, что у меня нет головы на плечах? Ты не могла от меня забеременеть.
      – У тебя лопнул презерватив. Надеюсь, хоть это ты помнишь? – Данный факт должен был остаться в его памяти.
      – Это произошло в безопасный для тебя период, накануне твоих месячных. После этого мы с тобой сексом не занимались, разве что два дня тому назад. – (Запястье ныло от его жесткой, звериной хватки.) – Скажи мне, что ты солгала. Скажи мне сейчас же, что это было мерзким розыгрышем, – яростно говорил он, злобно сжимая ее руку.
      – Мне больно, – прошептала она. Рыдания сдавливали горло, горькие слезы подступали к глазам.
      Внезапная вспышка бешенства миновала, и он резко отпустил ее руку, с отвращением отшвырнув от себя. Совершенно случайно в поле ее зрения попал один из личных охранников Димитрия, который бросился в погоню за фотографом.
      – Это чистая правда. Я в положении.
      Если что-то и менялось в его поведении, так только к худшему. Его просто распирало от ярости.
      – Это не мой ребенок.
      На секунду ее словно парализовало. Как он мог сомневаться в своем отцовстве? У нее никогда не было мужчин, кроме него. И ему это доподлинно известно.
      – Нет, твой.
      Его просто перекосило от отвращения.
      – Ты пыталась упрекать меня за то, что я женюсь на Фебе, а сама затащила какого-то мужика в нашу кровать во время моего отсутствия? Кто он?
      Его резкий, громкий голос заставил ее подскочить на стуле от испуга. Димитрий никогда не терял самообладания. Он ненавидел сцены, а выяснение отношений в общественных местах, на глазах посторонних было для него просто недопустимо. Все, что могло негативно отразиться на его карьере и имидже, было равносильно смерти.
      – Нет и не было никакого другого мужчины.
      – Факты говорят не в твою пользу. – Голос его был холоден как лед.
      – Я сама не знаю, как такое могло случиться, но мне от этого не легче.
      – Я хотел расстаться по-хорошему. Проявить великодушие и оставить тебе квартиру. Я думал, что ты этого заслуживаешь. Но пусть меня покарает Всевышний, если я стану содержать твоего любовника и его ублюдка. Я не настолько глуп, как ты думаешь. – Он схватил со стола бумаги, а маленькую коробочку отшвырнул в сторону Александры. – С тебя хватит и этого. Вполне разумный памятный подарок в благодарность за оказанные услуги.
      Она резко оттолкнула футляр.
      – У меня нет никаких мужчин. Анализы подтвердят, что ребенок твой.
      Он встал.
      – Можешь не сомневаться, что я потребую экспертизы, если ты только попытаешься подать иск на выплату алиментов.
      Александра жадно хватала ртом воздух, удушье предвещало очередной приступ тошноты.
      – У тебя в запасе двадцать четыре часа, чтобы освободить квартиру. – Одарив ее на прощанье еще одним желчно-ядовитым взглядом, он развернулся и ушел.
 
      Александра ходила взад и вперед по гостиной. По меньшей мере раз двенадцать она пыталась дозвониться до Димитрия на его мобильный, но была лишь удостоена возможности оставить сообщение. Она связалась с его парижским и афинским офисами с просьбой соединить ее с Димитрием при первой же возможности. Экономка в доме его деда также была в курсе ее звонков.
      Каждое наговоренное ею сообщение состояло лишь из двух слов: «Пожалуйста, позвони».
      Димитрий так и не позвонил. Ни единого звонка не раздалось ни в предыдущий день, когда мучительные слезы отчаяния перемешивались с рвущейся наружу яростью, ни ночью, которую она провела без сна, переворачиваясь с боку на бок на огромной, ставшей холодной и неуютной кровати. Она пыталась немного отдохнуть, хотя бы ради ребенка. Но всякий раз, стоило ей только закрыть глаза, сон словно рукой снимало.
      Перевалило за полдень, и последний час она снова провела, не отрываясь от телефона, номер за номером набирая все известные ей контактные линии Димитрия.
      В голове все время крутилась одна и та же мысль. Димитрий был убежден, что, кроме него, у нее есть еще кто-то. Как он только мог ей не доверять? За кого он ее принимал?
      Она в изнеможении опустилась на колени, но моментально вскочила и выпрямилась, услышав звук поворачивающегося в замочной скважине ключа. Молнией она подскочила к двери. Он вернулся к ней! Облегчение волной пронизало все ее тело. Он осознал наконец-то, насколько несправедливо и абсурдно было подозревать ее в связях с другими мужчинами.
      Одним рывком она распахнула дверь настежь.
      – Дим… – голос оборвался на полуслове. В дверях стоял совсем не Димитрий. – Кто вы, черт побери, такой? – испуганно закричала Александра по-английски, но, вспомнив, где она находится, быстро перешла на французский и снова повторила свой вопрос.
      Лысый коренастый мужчина резко шагнул за порог и направился в гостиную, ведя за собой серьезную, сосредоточенную даму и еще одного мужчину, долговязого и рыжеволосого. Первой заговорила женщина:
      – Я управляющий делами мистера Петронидиса. В мою компетенцию входят вопросы недвижимости. Сюда я пришла, чтобы проконтролировать, в каком состоянии вы оставляете квартиру.
      Александра еле успела добежать до ванной комнаты, где ее в очередной раз вывернуло наизнанку.
      А когда она вернулась, деловая брюнетка, держа в одной руке блокнот, а в другой ручку, уже лихо отдавала инструкции двум сопровождавшим ее мужчинам, куда и как складывать вещи Александры. Ручка ее, словно учительская указка, плавно направилась в сторону статуэтки, которую Димитрий купил Александре, когда они вместе были в Барселоне.
      Лысый послушно схватил статуэтку и, ловко завернув в оберточную бумагу, отправил в один из многочисленных ящиков, которые бригада по выселению принесла с собой. Александра наблюдала за всем происходящим в полном оцепенении.
      – Он специально уполномочил вас вышвырнуть меня из его квартиры? – наконец шепотом спросила она, но женщина ее услышала и невозмутимо ответила:
      – Меня направили содействовать вашему переезду, это так.
      Александра направилась в спальню, которую в течение года делила с Димитрием, и тупо начала складывать одежду.
      За два часа все было аккуратно упаковано в коробки. Александра вернулась в гостиную и увидела опрятно сложенный багаж. Интересно, они спустят все это вниз и оставят в вестибюле? Или выставят прямо на улицу?
      Эмоции, вызванные столь жестоким и позорным изгнанием, внезапно вырвались наружу, и когда лысый поднял первую из многочисленных коробок, она закричала:
      – Стойте!
      Тот резко остановился.
      – Некоторые предметы, которые вы уже погрузили, не принадлежат мне. Вам придется немного задержаться. Я вынуждена изъять их из своего багажа.
      – У меня имеется достаточно подробный список, которым снабдил меня мистер Петронидис, – начала было возражать деловая брюнетка.
      – Меня это нисколько не интересует. – Александра выпрямилась и со своих пяти футов и девяти дюймов и взглянула на нее сверху вниз. – Мне не нужно имущество вашего босса.
      Грузчики, должно быть, поняли по ее лицу, насколько решительно она настроена, и молча подчинились. Процедура изъятия была длительной, но в конечном итоге Александра вынула из коробок все до единой подаренные ей Димитрием вещи. Она с такой же скрупулезностью навела ревизию и в чемоданах, выбрасывая оттуда предметы одежды, белье и эксклюзивные платья – все, что было в свое время оплачено Димитрием.
      – И еще одна мелочь. – Александра нервно схватила свою сумочку и вытащила оттуда белую лакмусовую бумажку с проступившей на ней яркой полосой, свидетельствующей о ее беременности. Вчера в ресторане она убрала ее в сумочку вместе с футлярчиком для ювелирных изделий, который Димитрий так и оставил на столике в кафе. Бросив все это на стопку сложенного нижнего белья, она поднялась, взяла чемодан и, перебросив через плечо увесистую дорожную сумку, вышла из квартиры.
 
      Еще целую неделю Александра ждала хотя бы телефонного звонка от Димитрия, надеясь, что время благотворно подействует на него, остудит, успокоит и вернет ему здравый рассудок. Но ровно через неделю после ее позорного выдворения из квартиры в колонке светских сплетен она прочитала официальное объявление о его предстоящем бракосочетании с Фебой Леонидис. Невеста выглядела лет на девятнадцать, чистой и непорочной.
      Александра сразу же освободила номер в гостинице, где вынуждена была проживать все это время, грузовым судном отправила весь свой скарб в Соединенные Штаты, расторгла контракт с модельным агентством, в котором все это время работала, закрыла свой банковский счет на имя Ксандры Фочен, аннулировала кредитные карточки, также открытые на это имя, и купила билет в Америку, но уже на имя Александры Дюпре.
      Ксандры Фочен, известной манекенщицы, королевы подиума и бывшей любовницы греческого миллиардера Димитрия Петронидиса, больше не существовало.
 
      Через два месяца, выходя из специализированной женской клиники, Александра остановилась на пороге, вдыхая жаркий и влажный нью-йоркский воздух ранней осени. Она снова взглянула на последний снимок своего ультразвукового обследования. Этот снимок был подтверждением того, что ребенок нормально развивается и растет в ее утробе, и она была очарована этим.
      Она носила мальчика – плод ее свободной любви к Димитрию Петронидису, которого она любила самозабвенно и по доброй воле. Ослабленная непроходящими утренними приступами тошноты и изможденная болезненно протекающей беременностью, она все еще могла найти в себе силы, чтобы радоваться предстоящему материнству.
      Отчаянно стремясь поделиться хоть с кем-то своей новостью, она схватила мобильный и набрала номер сестры. Включился автоответчик, и Александра не решилась доверить магнитной записи столь важную информацию. Расскажет все Мэделейн, когда вернется домой. Она подумала, не позвонить ли матери, но быстро отказалась от этой затеи. Не очень-то хотелось получать еще одну порцию нравоучений и в очередной раз слышать, что она опорочила незапятнанную честь семьи.
      Зато она не удержалась и набрала номер своей бывшей парижской квартиры. Информация о торжественном бракосочетании Димитрия так и не просочилась на страницы нью-йоркской светской хроники. Глупо было даже думать об этом теперь, но она каждый день искала сообщения в газетах и, что было еще глупее, на что-то надеялась. Может, он опомнился? Отложил или вообще отменил свадьбу?
      На другом конце подняли трубку.
      – Алло?
      От удивления Александра чуть не выронила из рук телефон.
      – Добрый день. Могу я переговорить с мистером Петронидисом?
      – К сожалению, сейчас его нет. Это миссис Петронидис. Могу я чем-нибудь помочь в его отсутствие? Или вы оставите для него сообщение?
      Миссис Петронидис. У Александры перехватило дыхание. Этот подонок все же женился. Предпочел связать себя узами законного брака с другой женщиной, когда Александра была уже беременной его ребенком. Ей вдруг стало очевидно, что Димитрий никогда не принимал ее всерьез.
      – Вы меня слушаете?
      – Да.
      – Вы оставите сообщение для моего мужа?
      – Нет, я… – Слова были уже ни к чему, потому что радость, поддерживавшая ее с самого первого дня, как только она точно узнала о своей беременности, мгновенно исчезла.
      – Кто звонит? Представьтесь хотя бы. – Голос молодой женщины, Фебы Леонидис, нет, теперь уже Фебы Петронидис, становился все более нетерпеливым.
      Разбитая и опустошенная, Александра ответила на вопрос, не задумываясь. Думать она просто не могла.
      – Ксандра Фочен.
      – Мисс Фочен, где вы сейчас? Димитриус с ног сбился, разыскивая вас. Он ужасно переживает за ребенка.
      Димитрий рассказал своей супруге о бывшей любовнице и о том, что она ждет от него ребенка? Александра отвела телефон от уха и с недоумением взглянула на него, не понимая, как только такое могло ей послышаться. До нее все еще доносились звуки приятного женского голоса, но слов она больше не различала.
      Без особого сожаления и интереса Александра нажала кнопку отбоя и отключила связь.

      Димитрий отхлебнул неразбавленного виски и вышел на балкон квартиры, расположенной на одном из последних этажей нью-йоркского небоскреба.
      Он с большим опозданием пришел на праздничную вечеринку, уступив настояниям своего делового партнера, советовавшего ему обязательно встретиться с хозяином, известным банкиром, занимающимся инвестициями. За последние четыре месяца интерес к наращиванию капитала у Димитрия заметно угас. Ничто не занимало его мыслей, кроме поисков матери своего будущего ребенка.
      Сейчас Димитрий находился в Нью-Йорке только потому, что, по всем его данным, этот город был последним местопребыванием Ксандры. Из Парижа она отправила свой багаж морем, адресуя его в манхэттенский офис транспортной компании, и получила его в день прибытия груза. За день до этого он дал распоряжение начать ее частный розыск, который, к великому сожалению, не принес пока никаких результатов. Его детективам так и не удалось обнаружить ни единого следа.
      Она расторгла контракт со своим модельным агентством. Она даже закрыла свой банковский счет и аннулировала кредитные карточки. За последние три месяца никто ничего не слышал о Ксандре Фочен.
      Хотя это не совсем соответствовало действительности. Месяц тому назад она звонила ему в их парижскую квартиру и разговаривала с Фебой. Звонок был произведен с мобильного телефона, номер которого установить не удалось.
      Димитрий всякий раз проклинал себя, вспоминая тот злополучный телефонный звонок. Если бы тогда он оказался дома и сам снял телефонную трубку, наверняка удалось бы узнать ее адрес.
      До балкона доносились звуки веселых голосов, и он в который раз задал себе все тот же вопрос: зачем он сюда пришел? Он собрался было уже уйти, но одна из женщин чем-то привлекла его внимание. Она стояла к нему спиной. Длинные вьющиеся светло-русые волосы были ему знакомы. Женщина вышла на балкон, обхватила руками перила, отвела голову назад и глубоко вдохнула свежий морозный воздух.
      – Ксандра!
      Она быстро обернулась, настороженно взглянула на говорящего, и сердце его защемило: хотя внешнее сходство с Ксандрой было очевидным, чтобы, скажем, принять незнакомку за ее родную сестру, но до манекенщицы ей было далеко.
      Женщина улыбнулась, белоснежные зубы сверкнули в полутьме.
      – Добрый вечер. Я думала, что буду здесь в полном одиночестве.
      – Я тоже специально искал уединенного места, – признался Димитрий.
      На ее лице снова вспыхнула улыбка.
      – Понимаю, о чем вы говорите. Я люблю светские рауты, но после длительных бесед так хочется глотка свежего воздуха!
      Впервые за последние несколько месяцев легкая улыбка озарила его лицо.
      – Тогда не буду вам мешать.
      Она замахала рукой.
      – Вы мне вовсе не мешаете. Значит, вы знакомы с Ксандрой?
      – Да. Я ее очень хорошо знаю.
      – Она была изумительной манекенщицей, правда? В ней удивительно сочетались такие несовместимые вещи, как целомудрие и страсть, что подняло ее до вершин суперзвезд модельного бизнеса. Обидно, что она вынуждена была отказаться от нью-йоркских контрактов.
      – Она всегда предпочитала Европу.
      Что-то странное промелькнуло в глазах собеседницы.
      – Да, думаю, вы правы.
      – Вы говорите о ней в прошедшем времени. Неужели Ксандра отказалась от блестящей карьеры в Европе ради проживания на родине?
      – Да, Ксандры Фочен уже нет.
      Все внутри его оборвалось.
      – Что вы имеете в виду? Как так нет?
      Блондинка вздохнула.
      – Если верить моей сестре, то, по ее информации, Ксандра Фочен умерла и давно погребена глубоко под землей.
      Слова били наотмашь, словно грубая физическая сила наносила по нему удары невероятной мощи.
      – Так она умерла?
      Димитрий судорожно втягивал воздух, казалось, легкие отказывались работать. Зажатый в руке стакан с виски треснул, и острая боль пронзила руку.
      – Боже мой, что с вами? – Голос молодой женщины был пронизан неподдельным беспокойством и участием. – Оставайтесь здесь. Я сейчас принесу что-нибудь, чтобы обработать рану и удалить мелкие осколки.
      Димитрий тупо смотрел на текущую по смуглой руке кровь. Он совершенно не чувствовал боли. Тело было словно парализовано. Ксандра умерла, унеся в мир иной и его ребенка. Мысль об их потере яростно пульсировала в его сознании.
      Минуты прошли или часы? Время, казалось, летело с бешеной скоростью. Его светловолосая собеседница, вооружившись аптечкой, вернулась на балкон в сопровождении прислуги, в руках у которой был кувшин с водой и несколько полотенец.
      – Оставьте все это на столике и, уходя, закройте, пожалуйста, за собой дверь, – дала блондинка четкие указания прислуге. Затем посмотрела на Димитрия и улыбнулась. – Не следует омрачать праздничный прием неприятными происшествиями. Хантер, мой муж, не большой любитель таких сцен.
      – Вы сказали, что Ксандры больше нет. – Может быть, он все-таки ослышался?
      – Да. – Она промыла рану и стала заклеивать ее пластырем. – Я не хотела вас расстраивать. Всегда забываю, что эта информация еще не стала всеобщим достоянием…
      – Это было связано… – выговаривать слова становилось все трудней и трудней, – с ребенком?
      Руки женщины на мгновение застыли.
      – Откуда вам известно про ребенка? – Взгляд ее светло-карих глаз пронизывал Димитрия не хуже рентгена, а в дружескую атмосферу разговора мгновенно вмешалось подозрение.
      – Она сама сказала мне об этом.
      – Так вы Димитрий Петронидис? – Женщина с таким презрением произнесла его имя, словно резко выплюнула скверное, омерзительное вещество, случайно попавшее ей на язык.
      – Да.
      Он не понимал, чем, собственно, заслужил такое отношение, но предчувствие сгущающихся над ним грозовых туч было неотвратимым. Рука блондинки вспорхнула вверх и так ловко и сильно залепила ему пощечину, что его голова невольно качнулась, а сам он вынужден был отступить на шаг назад.
      – Грязная свинья! Удавила бы такого собственными руками. Какое же бесстыдство надо иметь, чтобы так нагло заявиться ко мне в дом! И это после того, как вы так обошлись с моей сестрой?
      – Что, черт побери, здесь происходит? – На балконе появился незнакомый мужчина. – Чего такого вы посмели наговорить моей супруге, чтобы вывести ее из себя?
      – Хантер! – Женщина резко бросилась навстречу мужу. – Это Димитрий Петронидис. Тот самый. Тебе придется незаметно вывести его отсюда. Если только Элли увидит его, может снова произойти рецидив. Она еще такая слабенькая, спать ночами по-человечески только начинает. Сделай же что-нибудь!
      Слова и резкие движения блондинки казались Димитрию бессмысленными. Ничего не доходило до сознания, все меркло на фоне известия о смерти его возлюбленной. Что вообще могло иметь хоть малейшее значение в сравнении с такой трагической новостью?
      Он направился к выходу, стремясь как можно скорее оставить этот дом и веселящихся в нем гостей.
 
      Александра мирно беседовала с одним из деловых компаньонов Хантера, комфортно расположившись в гостиной. Изредка до нее доносился взволнованный голос сестры. И, несколько обеспокоившись услышанным, она поднялась, принеся извинения своему собеседнику. Голос Мэделейн стих, и слов Александра уже не разбирала, но интонации по-прежнему оставались встревоженными.
      Она обошла столовую, с изысканным вкусом декорированную в ярких, осенних тонах специально ко Дню благодарения, и вышла на балкон. Мэделейн, цепко схватившись за руку мужа, настойчиво требовала срочно удалить какого-то гостя из дома. На столике, справа от нее, стоял кувшин с порозовевшей от крови водой, а рядом лежало несколько испачканных полотенец. Запах разлитого крепкого виски густо пропитывал воздух. У дальней стенки балкона валялись, поблескивая в тусклых лучах уличного освещения, осколки разбитого хрустального стакана.
      – Мэделейн, дорогая, что случилось?
      Мэделейн быстро оглянулась, лицо ее было искажено ужасом. Она мгновенно подбежала к сестре и, схватив ее за руку, потянула за собой с балкона.
      – Пойдем отсюда, Элли.
      Александра решила все-таки остаться и выяснить, с чем связан испуг Мэделейн. Она огляделась… и замерла. Димитрий Петронидис направлялся к выходу.
      Он замедлил шаг и обернулся.
      – Я не хотел огорчать вашу супругу… – Слова его предназначались Хантеру.
      Взгляд Димитрия скользнул по живописной картине, которую в данную минуту являли собой Александра с уцепившейся за ее руку сестрой. Но глаза его казались безжизненными и слепыми, словно он ничего не мог различать перед собой.
      – Я в состоянии самостоятельно покинуть ваш дом.
      И он ушел.
      Еще раз.
      Второй раз он уходил из ее жизни молча, не простившись и не взглянув на нее напоследок. То, что он ее даже не узнал, не приносило утешения.
      – Прости меня, Элли. Я не знаю, как мог он здесь оказаться. С тобой все в порядке? Как ты? – Голос Мэделейн назойливо дребезжал у самого уха. – Я дала ему пощечину.
      Наконец-то Александра уловила смысл длинной тирады сестры.
      – Что ты сделала?
      – Я ударила его по щеке и назвала грязной свиньей.
      Александра выдавила подобие улыбки.
      – Он этого вполне заслуживает. Как ты его узнала?
      – Я сказала ему, что ты умерла. Я имела в виду, что Ксандры Фочен больше нет. В общем, не важно, он спросил меня, как это случилось. Не произошло ли трагической случайности из-за ребенка. И я сразу поняла, кто он.
      – Ты сказала ему, что Ксандра умерла?
      – Да, именно так она и сказала. Но, похоже, это не вполне соответствует действительности, правда? Ты жива, и я хочу крепко обнять вас обеих. – В их диалог ворвался гневный, ожесточенный голос Димитрия.
      Шокированная его внезапным возвращением, Мэделейн, отпустив руку сестры, закричала:
      – Убирайтесь отсюда немедленно!
      Огромная фигура Димитрия грозно возвышалась над сестрами, кожа его была какого-то неестественно серого оттенка, мрачные глаза бешено сверкали.
      – Я никуда не уйду. Я думаю, что лучше вам и вашему мужу оставить нас с Ксандрой наедине и дать возможность обсудить вопросы, не имеющие к вам обоим никакого отношения.
      Мэделейн открыла было рот, чтобы возразить, но сестра ее опередила. Александра посмотрела на него скучающим, не выражающим никакого интереса взглядом.
      – Меня зовут Александра Дюпре, и я абсолютно уверена, что нам с вами не о чем разговаривать.
      Расставшись навсегда с образом Ксандры Фочен, Александра словно обрела свободу и так сильно изменилась внешне, что ее мало кто узнавал. Она коротко остригла волосы, вернула им их природный каштановый цвет. Она не носила больше ярко-зеленых контактных линз, а ее фигура на пятом месяце беременности никак не напоминала о гибкости плакучей ивы, которая была опознавательным знаком супермодели Ксандры Фочен.
      Она спокойно могла справиться с этой ситуацией, не прибегая к помощи сестры и ее супруга. Более того, существовала особая причина, по которой она сама хотела переговорить с Димитрием. Мысль о том, что он рассказал о ней и об их будущем ребенке своей жене, не давала ей покоя.
      Синие глаза Димитрия угрожающе блеснули.
      – Не стоит играть со мной в прятки.
      – Я не шучу и не играю. Если у тебя есть сомнения в том, кто я на самом деле, можешь посмотреть мои документы. Всю свою жизнь я была Александрой Дюпре. – Она сознательно выговаривала каждое слово с сильным новоорлеанским акцентом, от которого отвыкла еще в возрасте восьми лет, когда родители отправили ее в школу-интернат при одном из монастырей во Франции.
      – Десять минут назад я практически поверил в то, что тебя уже нет в живых.
      – Я могу достоверно подтвердить, что Ксандры Фочен действительно больше не существует. А я жива и невредима, но я Александра Дюпре.
      Он не выглядел ни расстроенным, ни смущенным.
      – Ты можешь называть себя Александрой Дюпре, но ты была и Ксандрой Фочен. Как можно отрицать непреложные факты? Как можно лгать мужчине, который знает тебя лучше многих других? – Его обычно безукоризненная английская речь окрасилась типичными греческими интонациями и резала слух.
      – Уверяю тебя, ты совершенно меня не знаешь. – И это было чистой правдой. Если бы он хоть немного разбирался в ее характере, то никогда бы не смог заподозрить в интимных связях с другими мужчинами и приписать отцовство не себе.
      Глаза его бешено засверкали, он наклонился вперед и, сжав Александру сильными, словно стальные прутья, руками, поднял вверх.
      Мэделейн пронзительно завизжала:
      – Не трожь ее! Поставь ее сейчас же на место!
      Хантер подбежал к Димитрию и опустил ему руку на плечо.
      Димитрий бросил на него злой взгляд, от него исходила волна животной физической агрессии.
      – Убери руку!
      – Я не позволю тебе забрать мою свояченицу, если это будет сделано насильственным путем, против ее воли.
      Разыгравшаяся сцена казалась нереальной. Спокойный, хладнокровный, обычно самодовольный и величественный Димитриус Петронидис пытался совершить что-то из ряда вон выходящее и на глазах у изумленной публики, в разгар светского приема похищал беременную женщину.
      Димитрий смотрел на Александру сверху вниз умоляющими глазами:
      – Скажи ему, что ты хочешь уйти со мной.
      Александра робко взглянула ему в лицо.
      – Не испытываю никакого желания.
      Тело Димитрия напряглось, Хантер принял более угрожающую позу и крепче сжал ему плечо, но в приступе ярости Димитрий сбросил его руку словно пушинку и быстро повернулся к Хантеру.
      – Я не причиню ей зла. Она моя. Она носит моего ребенка, и мы должны поговорить об этом.
      Наступила пауза, ни Димитрий, ни Хантер не проронили больше ни слова. А затем, к неописуемому ужасу Мэделейн и к негодованию Александры, Хантер понимающе кивнул головой.
      – Можешь с ней поговорить, но только здесь и в нашем присутствии.
      Александра судорожно освобождалась от цепких рук Димитрия.
      – Не собираюсь я с ним ни о чем говорить!
      Хватка его стала только более сильной от этих слов.
      – Осторожней, пожалуйста. Можешь оступиться и упасть. Это повредит ребенку.
      – Какое тебе дело до моего ребенка?
      Выражение его лица стало еще более мрачным.
      – Мне это совсем небезразлично.
      Слова эти напугали ее гораздо сильнее, чем в свое время нежданное известие о беременности. Он пытается отнять у нее ребенка. Она поняла это, почувствовала.
      – Я никогда не отдам тебе и твоей образцовой по греческим параметрам жене своего ребенка! Никогда, слышишь?
      Димитрий нервно замотал головой.
      – Нам надо поговорить, Ксандра.
      – У тебя ведь были большие сомнения в отцовстве! – закричала разъяренная Александра.
      Каменное, как изваяние, лицо Димитрия дрогнуло.
      – Теперь их нет.
      – Что же заставило тебя так резко изменить свое мнение? – не могла успокоиться Александра. Попытки высвободиться из его крепких рук оказались тщетными, и физический поединок был окончен.
      – Я разговаривал с врачом. Он сказал, что менструации у женщин не всегда прекращаются сразу с наступлением беременности. И это не аномалия, а очень распространенное явление.
      – Так ты поверил не мне, а совершенно постороннему человеку? Впечатляет! Это, безусловно, показывает, какое место в твоей жизни занимали наши отношения.
      – Он не посторонний человек. Он мой друг.
      Кому интересно, насколько близок ему этот дурацкий врач?
      – Я не отдам тебе своего ребенка! – неустанно повторяла Александра.
      – Если вы сейчас же не отпустите мою сестру и не покинете мой дом, я вынуждена буду вызвать полицию, – прервала их пререкания Мэделейн.
      – Ради бога. – Димитрий повернулся к Хантеру. – Без нее я никуда не уйду.
      Хантер тяжело вздохнул.
      – Поговорить можно и здесь. Мы плотно закроем двери, ведущие в комнаты, и никто вам не помешает.
      Александра вздрогнула. Ей совершенно не хотелось уединяться с Димитрием.
      – Если бы мне надо было с тобой встретиться, я бы выбрала как можно более людное место. Мы можем пойти в «Домосед», если уж ты так настаиваешь. – Это был неплохой французский ресторанчик, располагавшийся неподалеку, на Второй авеню.
      Категорическое «нет» вырвалось одновременно из уст Димитрия и Мэделейн. Сначала Александра решила разобраться со своей сестрой.
      – Мэдди, мне бы хотелось покончить с этим как можно скорее.
      Слезы заволакивали глаза сестры.
      – Я не хочу, чтобы он снова причинял тебе страдания.
      Александра решительно замотала головой.
      – У него это больше не получится. Я его презираю.
      Димитрий вздрогнул.
      Александра, словно ничего не заметила, спросила у него:
      – Так почему ты не хочешь пойти в ресторан?
      – Однажды мы уже пытались поговорить тихо и мирно в общественном месте, но из этого ничего хорошего не вышло. Ты видела фотографии? Через неделю после объявления о моем предстоящем бракосочетании с Фебой ими пестрели все газеты. «Ссора греческого магната со своей тайной любовницей, оказавшейся беременной накануне его свадьбы». Моего деда хватил повторный сердечный приступ, после которого врачи уже без его согласия провели операцию на сердце.
      Александре так хотелось выразить свое сочувствие, но она снова сдержалась. С этого момента и до конца своих дней он ничего хорошего от нее не добьется. Ничего и никогда!
      – Элли, выясни с ним все здесь и сейчас, прошу тебя. Зачем усложнять и без того непростое положение? Сплетни распространяются со скоростью света. Если эти фотографии появятся в Штатах в колонках скандальной хроники, ваша мать, может, и не получит инфаркта, но шипеть будет так, что мало не покажется.
      Мэделейн сурово взглянула на своего супруга, но вынуждена была с ним согласиться.
      – Хантер прав. Если уж ты решилась на беседу с этим подонком, то состояться она должна именно здесь.
      Димитрий с облегчением вздохнул, словно с плеч его свалилась огромная ноша.
      Мэделейн включила на балконе небольшой газовый обогреватель и, бросив на сестру заботливый, полный сочувствия взгляд, позволила мужу увести себя в дом.
      Димитрий стоял, словно боялся шелохнуться, и молчал. Он просто смотрел на Александру и на ее выпуклый, как футбольный мяч, живот, который свидетельствовал о том, что ребенок их жил и рос, мирно приютившись у нее под сердцем.
      – У тебя светло-карие глаза. А были зеленые.
      – Я носила цветные контактные линзы.
      – Не снимая их даже ночью?
      – Освещение по ночам было приглушенным или вовсе отсутствовало.
      – Ты и прическу изменила.
      – Как видишь.
      – И волосы стали темнее. Мне нравится.
      Эти поздние и излишние признания начинали действовать ей на нервы. У него не было больше никаких прав и оснований выискивать в ней что-то специфическое и любить. Он был женатым мужчиной.
      К тому же разговор заходил хоть и в приятное, но тупиковое русло.
      – А я-то думала, что тебя волнуют более важные вещи.
      Димитрий согласно закивал головой в ответ.
      Он осторожно усадил ее в плетеное кресло и сам занял такое же, стоящее по другую сторону низенького журнального столика.
      – О чем именно ты все-таки хотел со мной поговорить? – наконец спросила Александра.
      Он смотрел ей прямо в лицо, взгляд его синих глаз был мрачным.
      – Мне нужен мой ребенок.

      Ему был нужен ребенок.
      Подобные подозрения закрались в ее душу сразу после телефонного звонка в их парижскую квартиру, но в озвученной форме они были куда более страшным оружием. Ее словно в угол загнали, в какое-то темное безвоздушное пространство.
      Александра инстинктивно прикрыла руками живот.
      – Это невозможно. Теперь он принадлежит только мне.
      – Ты сказала – он? У нас будет мальчик?
      – Да.
      – Как ты узнала?
      – Это установило ультразвуковое исследование, которое мне сделали на четвертом месяце беременности.
      Черты его лица становились более мягкими.
      – Так после этого ты позвонила мне в Париж?
      Александра оставила этот вопрос без ответа.
      Его длинные пальцы нервно сжимались в кулаки, теребя превосходную шерсть дорогих итальянских брюк.
      – Ты хотела сказать мне, что у нас будет мальчик. – Он был сражен этим фактом наповал. – А к телефону подошла Феба.
      Александра по-прежнему молчала. Зачем утруждать себя лишними, никому не нужными словами?
      – Ты так и не сказала ей, откуда звонила.
      – Ты пытаешься поставить мне это в вину?
      Он крепко стиснул зубы.
      – Довольно смешно. Но так оно и есть. Феба умоляла тебя сказать, где ты находишься. Но ты отказалась. Долгие месяцы я провел в бесплодных поисках, задействовал по меньшей мере пять лучших международных детективных агентств только для того, чтобы они подтвердили, что Ксандры Фочен больше не существует.
      – Информация исчерпывающая и верная. Они не ошиблись.
      – И тем не менее вот ты. Перед моими глазами.
      – Нет. Прямо перед твоими глазами – Александра Дюпре. И Ксандрой Фочен я больше не стану. – Не стоит снова позволять себе быть слабой и беззащитной, открывать свою душу человеку, которого она когда-то любила, будучи Ксандрой. Никогда!
      – Ты утверждала в свое время, что ты круглая сирота.
      Губы ее непроизвольно скривились в циничной усмешке.
      – Утверждала? Эту информацию предоставило тебе очередное детективное агентство, когда ты хотел проверить мое досье и удостовериться, что я подходящая кандидатура на роль твоей любовницы. Я просто никогда этого не отрицала.
      – Получается, ты полностью поменяла имидж и ради карьеры придумала себе легенду, по которой и жила.
      – Да.
      – Ты лгала мне изо дня в день в течение всего времени, пока не распался наш союз.
      Союз? Так теперь называются любовные отношения, когда от них практически ничего не остается?
      – Я никогда не лгала тебе.
      – Ты позволяла называть тебя Ксандрой.
      – Многие манекенщицы работают под псевдонимами.
      – В отличие от них ты не ограничилась вымышленным именем, ты вела совершенно иной образ жизни, далеко уведший тебя от реальности. А эта женщина, Мэделейн, на самом деле твоя сестра?
      – Да, а Хантер – ее муж.
      Брови его поползли вверх в саркастической ухмылке.
      – Это я уже понял.
      Александра сжала пальцы в кулаки, чтобы не дать волю рукам. В памяти снова всплыли события той встречи, когда она объявила о своей беременности. Неприкрытая враждебность и ярость, граничащие с бешенством, проявленные Димитрием в ответ на это известие, навсегда оставили рану в ее сердце. Она вздрогнула.
      – Я всегда думала, что ты парень хладнокровный, сдержанный. Не большой любитель сцен и сентиментальных разборок. Никаких приступов болезненной раздражительности, полная уравновешенность и деловитость. В общем, утонченный, изысканный грек.
      – Добавь еще – богатый.
      – Наплевать мне на твои грязные капиталы. Мне было абсолютно все равно, богат ты или беден.
      – Теперь придется обратить внимание и на это. Все попытки отстранить меня от ребенка, если ты предпримешь таковые, окажутся тщетными. Тебе не одолеть меня, если в борьбу вступят деньги.
      Страх сковывал ее все больше, но она не сдавалась.
      – Меня не напугать. Не забывай, что мы не в Греции. И если ты мужчина и богат, это еще не достаточное основание, чтобы предъявлять права на моего ребенка. Семейный кодекс Соединенных Штатов в деле воспитания детей главенствующую роль отдает матери. – Александра проштудировала американское законодательство сразу же по прибытии в Нью-Йорк, с особым пристрастием отнесясь к статьям о родительских претензиях в рамках гражданских браков. Хотя она прекрасно понимала, что, если Димитрию когда-нибудь взбредет в голову официально выдвинуть свои требования, у нее будет масса неприятностей.
      – Возможно, так оно и есть. Но выиграть судебный процесс тебе будет сложно. Непомерные судебные издержки, баснословные расходы на высокопрофессиональных адвокатов. Тебе этого просто не потянуть.
      Картина, которую он нарисовал, была унылой и суровой.
      – Чтобы удержать своего сына, я пойду на все, чего бы мне это ни стоило.
      – На все?
      – Да. На все!
      – Тогда возвращайся в мой дом.
      Александра стремительно вскочила с кресла.
      – Самонадеянная гадина! Неужели ты действительно думаешь, что после всего, что между нами произошло, я вновь стану твоей любовницей и безропотно последую за тобой?
      – Мне не нужна любовница.
      – Вот и прекрасно. Эта роль уже не для меня. Все в прошлом. Я вынесла из этого спектакля все, что хотела знать. В следующий раз, когда меня потянет на мужчин, прежде, чем лечь с кем-то из них в постель, обязательно позабочусь, чтобы на пальце у меня было обручальное кольцо, надетое при священнике и в сопровождении клятвы о вечной любви.
      – Кто этот человек? – Низкий голос Димитрия звучал как грозный рев хищного животного.
      – Пока не знаю. Могу только заверить, что он будет полной противоположностью тебе.
      – Пока еще не знаешь? – Он притянул ее ближе к себе за лацканы накинутого на плечи пиджака. – А я подозреваю, что этот мифический персонаж ничем не будет от меня отличаться, потому что им стану именно я. Никто другой никогда не посмеет прикоснуться к матери моего сына.
      Он произносил эти слова прямо ей в лицо, его горячее дыхание обжигало кожу, пока и это незначительное расстояние между ними не исчезло. Его уста жадно впились ей в губы, страсть, словно электрическим разрядом, пронзила все тело, высвободившись откуда-то из глубин томительного ожидания.
      Натиск был таким молниеносным, что некогда было упрекать себя за слабость. Его губы жадно, со страстью законного обладателя, с пылом единоличного собственника покрывали ее поцелуями. И она отвечала ему взаимностью, словно женщина, на протяжении долгих лет лишенная счастья физической близости с возлюбленным.
      Она нежно обвила руками его шею, тело прильнуло к нему, губы разжались. Приглашение было принято, и следующий поцелуй был более продолжительным, руки его ласкали ей спину, крепче прижимая к телу, чтобы дать возможность ощутить его тепло и возбуждение. Несмотря на легкость, с которой Александра поддалась на его ласки, она быстро взяла себя в руки и так резко вывернулась из его объятий, что, неловко попятившись назад, оступилась и упала, приземлившись на пол, правда довольно удачно.
      В считанные секунды Димитрий оказался на коленях возле нее.
      – Глупая женщина! Могла ведь и ушибиться. С тобой все в порядке? – Он быстро поставил ее на ноги.
      Она сердито шлепнула его по рукам, отстраняя от себя.
      – Я не ушиблась.
      – Зачем подвергать себя такому риску? – Он пристально смотрел ей в глаза. – С какими еще неприятностями успел столкнуться наш сын?
      Если бы в руках у нее оказалось ружье, она бы убила Димитрия, не задумываясь, за этот снисходительный взгляд, полный осуждения.
      – Моей вины в падении я не вижу. Ты вел себя как последний распутник, полез целоваться. Что мне оставалось делать? Молчаливо смириться и робко терпеть?
      Вид у него был оскорбленный, мужская гордость задета.
      – С каких это пор мои поцелуи вызывают такое отвращение?
      – Женатым мужчинам не следует приставать с поцелуями к посторонним женщинам, – назидательно сказала она.
      Он недоуменно пожал плечами.
      – Совершенно верно. Именно это тебя беспокоит?
      Этот бесчувственный, аморальный человек, казалось, ничего не понимал. Конечно, ее это беспокоило. Женат он был на Фебе, а целоваться лез к ней.
      – Скажи, кто из нас сумасшедший: я или ты? – отчаявшись, произнесла Александра.
      Губы его дрогнули.
      – Я схожу с ума с тех самых пор, как получил от своих осведомителей первый неутешительный отчет о твоем местонахождении.
      Он обнял ее за плечи, безжалостно сминая свой пиджак, накинутый на хрупкую фигуру Александры. Затем быстро склонился и ловко подхватил ее на руки. Было ли это проявлением отцовства, которое теперь нависло над ней как угроза? За год совместной жизни с Димитрием он всего лишь однажды взял ее на руки, и то когда она, выпив шампанского сверх нормы, уснула в машине по дороге домой.
      – Отпусти меня, пожалуйста, Димитрий. – Слова вылились в вежливую просьбу, а не в настойчивое требование, что было еще одим свидетельством ее слабости. Но будь то просьбой или требованием, удовлетворены они не были.
      – Не думаю, что мне следует это делать. Ты такая слабенькая, еле стоишь на ногах.
      Она недовольно закатила глаза.
      – Со мной ничего не случится, если ты не будешь лезть ко мне с поцелуями.
      – Этого я обещать не могу.
      – Бедная Феба. Она поняла, за какого обманщика ее угораздило выйти замуж?
      – Феба замужем за очень достойным человеком, – ответил Димитрий голосом человека, оскорбленного в лучших чувствах.
      – Да, ты честнейший и благороднейший из мужчин! Не смеши меня, – пренебрежительно бросила Александра. – Порядочный человек никогда бы не бросил забеременевшую любовницу, чтобы сочетаться законным браком с другой.
      Димитрий опустился в кресло, осторожно усаживая Александру на колени. Пристальный взгляд его синих глаз просто обжег ей лицо.
      – Ты думаешь, что я женился на Фебе? Что у меня от совести ничего не осталось? – Последнее предложение было произнесено со злостью.
      – А ты, конечно, хочешь убедить меня в обратном?
      – Так оно и есть. Я холост.
      Александра устало закрыла глаза. Столь откровенной лжи она никак не ждала.
      – Она сама призналась мне в этом, не трудись фантазировать дальше.
      – Ей не в чем было признаваться. – Слова его звучали настолько убедительно, что Александра невольно начала восстанавливать в памяти тот злосчастный телефонный разговор с Фебой.
      – Она сказала, что у телефона миссис Петронидис.
      – А затем объяснила, что замужем за моим родным братом.
      – Что?!
      – Она сказала тебе, что она моя невестка.
      – Ничего она мне больше не говорила! – Хотя, может быть, и говорила. Александра тогда слышала ее голос, просто слов уже не разбирала.
      Обескураженная, она быстро соскочила с колен Димитрия.
      – Так ты говоришь, что не женат на Фебе Петронидис? Но дело в том, что я не верю больше ни единому твоему слову. И тебе придется предъявлять мне доказательства.
      Димитрий гневно сверкнул глазами.
      – Как смеешь ты подвергать сомнению мои слова?
      – Ты никогда не поверишь, с какой легкостью мне это дается, – призналась Александра.
      Такое откровение, как ни странно, укротило Димитрия.
      – Я предоставлю любые требующиеся доказательства, – сердито произнес он.
      – Отлично. И до тех пор советую тебе не попадаться мне на глаза.
      – Нет. Теперь я тебя ни на секунду не выпущу из поля своего зрения. Мы поедем ко мне.
      – Ни за что. Я еще не окончательно сошла с ума, чтобы остаться с тобой на ночь в гостиничном номере.
      – У меня люкс, две отдельные спальни. Хотя совсем недавно ты бы не настаивала ни на отдельной комнате, ни на персональной кровати.
      Она смотрела на него с безграничным возмущением.
      – Даже не мечтай об этом. Никуда я с тобой не пойду.
      – Тогда мне лучше остаться здесь. Квартира просторная. Уверен, что найдется свободная комната, которую твоя сестра без особого ущерба сможет выделить в мое временное пользование.
      Александра пришла в полное замешательство.
      – Здесь ты остаться не можешь. Мэделейн это го не потерпит. Она тебя на дух не переносит.
      Он пожал в ответ своими могучими плечами.
      – Если на то пошло, то, оказывается, это мама твоя не вынесет скандальной хроники насчет дочери.
      Шире от злости и негодования глаза Александры уже стать не могли.
      – Да. – Шесть долгих лет она жила под чужим именем, чтобы только не опорочить в материнских глазах семью. «Женщины в нашем роду никогда не работали», – твердила мать с упреком.
      Только вот младшее поколение семьи Дюпре могло оказаться на улице, если бы одной из дочерей не пришло в голову устроиться на работу, чтобы регулярно и достойно обеспечивать родню. Кузен одной из ее школьных подруг предложил попробовать себя в модельном бизнесе. И Александра согласилась на свой первый контракт только с одной-единственной оговоркой: никто не должен знать ее настоящего имени. Работодателям идея эта понравилась, и они пошли дальше, придумав ей псевдоним и сказочную историю о девочке-сироте из Франции, ставшей манекенщицей.
      Александра не знала, что с ней случится в следующий момент: либо она упадет в обморок, либо закипит от злости. В его умелом передергивании фактов явно звучала угроза, если не откровенный шантаж.
      – Я тебя не отвергала. Это ты меня предательски бросил, чтобы жениться на своей девственной греческой невесте.
      – Но я на ней не женился.
      – Иногда, чтобы стать преступником, не обязательно совершать убийство.
      Вместо того, чтобы ожесточиться, он неожиданно разулыбался.
      – Ты хочешь сказать, что веришь моим словам?
      – Нет!
      – Тебе все еще нужны доказательства?
      – Да!
      – Тогда тебе придется уговорить свою сестру приютить меня на ночлег в вашем доме, потому что я не отойду от тебя ни на шаг.
      – Значит, если тебя не приютят здесь на ночлег, ты позаботишься, чтобы имя мое попало на страницы скандальной светской хроники, так? – сказала она, пытаясь выставить его полным посмешищем.
      Он и глазом не повел.
      – Так.
      – Я тебя презираю.
      – Неважно. Значит, будем уговаривать Мэделейн выделить мне угол на ночлег?
      В конце концов Александра сдалась и решила, что уехать вместе с ним в гостиницу будет единственным разумным решением. Волноваться ей не о чем. Она твердо стоит на своем, и позиции ее крепки. Дозволенный ею поцелуй был лишь свидетельством оживших приятных воспоминаний, но больше этого не повториться.
      Все, что между ними теперь осталось и что надо было скорее обсудить, так это его роль и участие в жизни их будущего ребенка.
 
      Если бы еще дня два тому назад кто-нибудь спросил Александру о шансах, имеющихся у ее бывшего любовника, на совместный завтрак в его гостиничном номере, она бы только рассмеялась. Но вот они сидят за столом друг напротив друга, завтрак был сервирован в номере всего несколько минут назад, и теперь она неторопливо отправляет в рот маленькие кусочки яичницы. Он смотрел на нее с вниманием и интересом, рассчитывая, очевидно, на взаимность.
      Она отчетливо представляла себе, что именно он видел. Сидящую перед ним растрепанную, страшную ведьму. Под глазами синяки, а кожа болезненного землистого цвета. Большинство женщин, в начале беременности страдающие токсикозом, успешно избавляются от него к трем-четырем месяцам своего интересного положения. Александра в их число не входила. Изо дня в день она просыпалась с полным ощущением того, что подхватила грипп. А она ведь уже на пятом месяце.
      Единственным утешением было то, что Димитрий выглядел ничуть не лучше. Теперь она видела, что он здорово похудел, а вокруг глаз появились новые морщинки. Тяжелая болезнь деда, хлопотливые поиски матери его будущего ребенка, очевидно, не лучшим образом сказались на нем.
      – Перестань играть с едой, растаскивая ее по тарелке, лучше съешь это все скорее.
      Она резко подняла голову.
      – Не надо мне давать советов, что и как делать.
      Он откинулся на спинку стула и улыбнулся.
      – Кажется, тебе без полезных советов не обойтись. Я слышал, что беременные женщины светятся от счастья. А ты выглядишь, словно только что переболела тяжелой формой гриппа.
      Дурацкие, набежавшие невзначай слезы заволокли глаза. Она прекрасно знала, что от красавицы манекенщицы, за которой Димитрию пришлось побегать, чтобы уложить в свою кровать, не осталось и следа. Но зачем об этом говорить?
      – Зато теперь мне больше не удастся зарабатывать на жизнь каторжным трудом манекенщицы, правда?
      Он наклонился над столом и взял ее за руку.
      – Я же не сказал, что ты потеряла красоту и привлекательность. Просто выглядишь не совсем здоровой и счастливой.
      Она с силой высвободила свою руку, тепло его ладони жгло кожу.
      – Хочешь сказать, что я не рада ребенку?
      – То, что ты на пятом месяце непростой, по всей видимости, беременности, и является уже достаточным доказательством твоего огромного желания произвести на свет моего ребенка.
      – Я не хочу родить твоего ребенка. Я хочу этого ребенка.
      Губы его сложились в дьявольской усмешке.
      – Это одно и то же.
      – Ты сказал, что хочешь отнять у меня сына.
      – Ты думала, что я женат на Фебе и хочу любой ценой заполучить ребенка, оторвав его от биологической матери? – Руки его в знак возмущения взлетели высоко вверх. Этот яростный жест был ей хорошо знаком. – Разве было у меня на это право?
      Уверенной в своей правоте она уже себя не чувствовала, так что просто пожала плечами.
      – Мнение твое обо мне довольно низкое, – мрачно заключил Димитрий. – Неопровержимые доказательства брака между Фебой и моим братом Спиросом будут у меня в течение ближайшего часа.
      Александра промолчала. Поверить словам она сможет, только увидев документы. Не Спирос давал официальное объявление о предстоящей свадьбе с молоденькой гречанкой.
      Она насильно заставляла себя есть. Яичница была еще теплой. Пышная и аппетитная на вид, она становилась по вкусу похожей на опилки, попадая на язык.
      – Ты сказала, что не вернешься на подиум, чтобы зарабатывать на жизнь.
      Александра кивнула, подозревая, куда далее пойдет разговор. Предоставлять ему более подробную информацию о своем финансовом состоянии она не собиралась.
      – А чем ты занимаешься сейчас?
      – Пользуюсь щедростью и хорошим расположением Хантера.
      Димитрий недоверчиво прищурил глаза.
      – Я авансировал пять лучших сыскных агентств. Теперь, когда мне известно твое настоящее имя, получить всю информацию о тебе будет нетрудно. Один или два телефонных звонка, и твое личное досье окажется у меня на столе.
      – Я зарабатываю на жизнь переводами. Как устным, так и письменным.
      Синие глаза стали еще уже, а суровая челюсть грозно выступила вперед.
      – Ты оказываешь услуги совершенно незнакомым тебе людям? – Его вопрос прозвучал так, словно она была девушкой по вызову.
      – Это мало чем отличается от работы манекенщицы, подписывающей контракты с малоизвестными ей агентствами.
      – В модельном бизнесе ты знала всех фотографов, манекенщицы были твоими подругами.
      Она отодвинула тарелку в сторону и отхлебнула травяного чая.
      – Не вижу никакой разницы.
      – Ты в положении и чувствуешь себя не лучшим образом. – Он внимательно оглядел ее. – Тебе следует оставить работу. Почему ты не вернулась к родителям?
      Грек, получивший традиционное домашнее воспитание в патриархальной семье, вряд ли смог бы разобраться в ее запутанных отношениях с родной матерью.
      – В отчем доме я гость нежелательный. – Это было все, что она могла ему сказать.
      – Этого не может быть. Ты скоро родишь им внука. Очевидно, родители жаждут оказать тебе помощь, окружить заботой в такое непростое для вас обоих время.
      – Отец умер шесть лет назад, а мать будет рада снова принять меня под сень отчего дома лишь в том случае, если я придумаю убедительную для окружающих легенду о муже, который либо скоропостижно скончался, безвременно оставив меня безутешной вдовой, либо живет где-то за морями. Звучит это, безусловно, жестоко, но такова уж моя мать. Она отказывается даже говорить о будущем внуке, перестала навещать Мэделейн с тех пор, как я вернулась и поселилась в их доме.
      – Ты не хочешь потакать матери и придумывать правдоподобную историю о супруге?
      – Да, не хочу. – Легче жить без материнского благословения, чем притворяться тем, кем быть не можешь.
      – У нее с души свалится тяжелый груз, как только живой и вполне реальный отец твоего будущего ребенка станет твоим законным мужем.

      – Если это шутка, то не совсем удачная. Мне не смешно.
      Он сверлил ее непроницаемым взглядом.
      – К разряду анекдотов вряд ли можно это отнести, дорогая моя.
      – Не надо меня так называть. Эти слова призваны выражать нежность, а я совсем не дорога тебе.
      Он резко отставил в сторону свою тарелку.
      – Мое предложение руки и сердца воспринимается за шутку, а любое проявление заботы – за нанесение обиды. Какое из моих действий будет оценено тобой правильно и по достоинству?
      – Если ты оставишь меня в покое.
      Глаза его потемнели.
      – Этого я не сделаю.
      Она нехотя проглотила небольшой кусочек арбуза.
      – Я так и думала.
      – Тогда зачем ты меня провоцируешь?
      – Приятно думать о желаемом как о действительном.
      – Не превращай все в фарс. Вопросы, которые мы здесь обсуждаем, серьезны.
      – А что именно мы здесь обсуждаем? Твои реальные возможности стать двоеженцем?
      Его мощный кулак угрожающе опустился на ореховую столешницу, столовые приборы мелодично зазвенели, взволнованной трелью возвещая об опасности.
      – Я не женат!
      – Это я уже слышала. Доказательства будут через час или раньше… – Она помахала рукой. – Предположим, что я тебе верю. Но с какой стати твоему брату вдруг приспичило жениться на твоей невесте вместо тебя?
      – Как я уже говорил, наши с тобой отношения, а вернее, их интерпретация газетчиками, повергли в шок всю мою семью. – Боль отразилась на его лице. – Брата это тоже привело в ужас. Феба была выставлена на всеобщее осмеяние, что претило его пониманию мужской порядочности.
      – И поэтому он решил на ней жениться? А твои серьезные намерения вступить с ней в брак показались ему неэффективными?
      – Конечно, нет. Я был выставлен гулякой и дамским угодником, застигнутым на месте преступления. Ловелас с прилюдно спущенными штанами.
      Александре с трудом удалось не рассмеяться.
      – Не могу поверить, что твое самолюбие позволило брату беспрепятственно жениться на твоей бывшей невесте.
      – Ему быстро удалось уговорить ее бежать вместе с ним. Честь ее была сохранена. Достоинство нашей семьи в конечном счете не пострадало. И я остался холостым, имея шанс жениться на тебе.
      Александра не верила своим глазам: Димитрий просто светился от радости. По его взгляду было понятно, что и ей следовало бы ликовать. Но ей было бы гораздо приятнее плеснуть остатками кофе в его довольное лицо.
      – Прелестно. У тебя появилась возможность жениться на забеременевшей от тебя любовнице, как только святая, непорочная нареченная сбежала из золоченой клетки. Спасибо, не надо.
      – Ты думаешь, что наш сын будет тебе признателен за лишение его солидного наследства, за пренебрежение его греческой родней по линии отца, за крушение надежд стать моим преемником?
      – Нам не обязательно жениться, чтобы дать ему право стать твоим наследником. Тебя никто не лишает хоть сколько-нибудь значимой роли в судьбе нашего сына. Ты будешь иметь свободный доступ к воспитанию.
      – Что за польза от такого участия? Ты живешь в другой стране. Каким отцом смогу я стать нашему ребенку, если нас будут разделять два материка и огромный океан?
      – Не знаю. – Она лениво поднялась. Пришла пора собираться на работу. Через два часа ее ждали на другом конце города. – Три месяца тому назад ты безжалостно выгнал меня, отказавшись от ребенка. И я не обременяла себя мыслями о распределении родительских обязанностей, мне не с кем было их делить.
      Димитрий встал из-за стола следом за ней.
      – Куда ты направляешься?
      – Иду собираться. Через два часа мне надо быть на работе.
      – Ты должна все время быть рядом со мной.
      – Можешь меня сопровождать, – не без сарказма предложила Александра.
      Она пожалела, что необдуманно бросила эту нелепую фразу. Он всерьез собрался ехать вместе с ней. Вдобавок ко всему вызвал свой персональный автомобиль с двумя телохранителями, наотрез отказавшись от услуг такси. Давно уже не приходилось ей выезжать в город в сопровождении охраны.
      Он категорически отказался ждать ее в машине, вызвавшись лично присутствовать при непродолжительном переводе для небольшой группы прибывших в Америку французских туристов. Александра стояла рядом с гидом-экскурсоводом, переводя на французский ее торопливый рассказ-монолог о главной архитектурной достопримечательности Нью-Йорка – Эмпайр стейт билдинг. А Димитрий и его телохранители стояли на заднем плане, окружая полукольцом группу удивленных европейских гостей.
      Если бы Александра не была такой уставшей и раздраженной, сцена вполне сошла бы за комическую. А когда она садилась в его роскошную, просторную машину, чтобы вернуться в гостиницу, то была уже почти признательна ему за избавление от мук томительного ожидания свободного такси.
      Александра вышла из спальни в гостиную в том момент, когда Димитрий, зажав в руке несколько листов бумаги, отходил от факса. После их возвращения в гостиницу она старалась всячески избегать его по той простой причине, что чувствовала усталость и хотела немного вздремнуть. Сон был крепким и продолжительным, чего с ней не случалось уже давно.
      Димитрий весело замахал перед ней листами бумаги.
      – Доказательство! Вот оно!
      – Доказательство? – Она медленно приходила в себя и с трудом понимала, о чем он говорил. – А…
      Она протянула руку, и Димитрий торжественно передал ей бумаги. Первая была копией официального свидетельства о заключении брака. Написана она была по-гречески, но за год общения с Димитрием Александра так преуспела в греческом языке, что теперь владела им наравне с английским и французским. По крайней мере нетрудно было понять, что мужем Фебы, согласно этому документу, стал Спирос Петронидис, а не Димитрий.
      Вторым представленным ей документом оказалась фотография, запечатлевшая Спироса и Фебу в свадебном облачении. Невеста выглядела немного растерянной, а Спирос заносчивым и самодовольным. Типичный представитель клана Петронидисов, благополучно унаследовавший все, что ему досталось по мужской линии.
      Третьим документом было письмо от Спироса, написанное по-английски и подтверждающее рассказ Димитрия.
      Александра облегченно вздохнула, хотя вроде бы должна была испытывать безразличие.
      – Почему тогда Феба была в нашей квартире, когда я звонила? – Она, конечно, оговорилась, назвав парижскую квартиру их общей, но не придала этому никакого значения, пока не увидела довольной, одобряющей улыбки на лице Димитрия. – Я имею в виду – в твоей квартире. Меня к тому времени из нее уже выставили.
      – Спирос с Фебой переехали в Париж, чтобы брату было легче управлять местным филиалом нашей фирмы. Я уступил им нашу квартиру. Фактически это было моим свадебным подарком.
      – Значит, чтобы загладить свою вину перед Фебой, ты подарил ей квартиру, откуда выгнал после размолвки свою бывшую любовницу?
      Ей следовало бы держать рот на замке. Глаза его вспыхнули яростью. Она инстинктивно попятилась назад, но ретироваться было некуда. У нее за спиной была стена.
      – Это шутка. Всего лишь шутка, – пролепетала Александра.
      – Этим не шутят.
      Когда их губы сомкнулись в поцелуе, она сразу забыла данное себе обещание. Она вообще забыла все в его объятиях – просто запустила руки под полы его пиджака, наслаждаясь прикосновением к могучему мужскому телу. Легкая ткань сорочки не мешала ей истосковавшимися пальцами медленно обследовать каждую его мышцу. Он конвульсивно вздрагивал, а Александра ликовала, упиваясь своей властью над этим суровым и самодовольным греком. Он притянул ее ближе к себе, прижимаясь к ней всем телом, насколько позволяла одежда. Хотелось большего.
      Она начала медленно расстегивать пуговицы его сорочки, а он стягивал ее свитер, обнажая упругую кожу заметно увеличившегося живота. Рука его остановилась именно здесь, и он неторопливо и ласково, дюйм за дюймом, нежно погладил подушечками пальцев ставшую шарообразной колыбель, в которой жил и рос его сын. Внезапно он почувствовал толчок, младенец шелохнулся внутри утробы. И Димитрий с благоговейным страхом взглянул на свою руку. Удар пришелся прямо по центру его ладони. Он закрыл глаза и задержал дыхание. Затем, открыв глаза, посмотрел на Александру.
      – Мой сын.
      – Да, – прошептала она в ответ.
      Триумф победителя осветил его синие глаза. Он снова начал целовать ее, касаясь губ с такой нежностью и так трепетно, словно делал это впервые, а руки ласкали ее тело, изучая и привыкая к его новым формам.
      Его пылкие поцелуи окончательно сломили ее сопротивление, и она безропотно отдалась во власть его ласк.
      Александра расстегнула все пуговицы на его сорочке и гладила упругие мышцы груди, когда настойчивый и пронзительный звук, просочившись сквозь благостную пелену дурмана, вернул ее к реальности. Что она делает?
      – Телефон.
      Страсть искрилась в его глазах. Казалось, он ничего не слышал, жадно ища ее губы, чтобы снова поцеловать, но Александра отвернула голову.
      – Телефон, – повторила она.
      Он заботливо натянул ей на талию спущенный эластичный пояс брюк и опустил кромку свитера.
      – Мы еще не закончили, – предупредил он и отвернулся, чтобы взять трубку.
      Она намеренно отошла к противоположной стене гостиной, как можно больше увеличивая свободное пространство между ними.
      – Да, дед. – Димитрий замолчал, очевидно внимательно слушая слова собеседника. – Я помню. – Он бросил на Александру оценивающий взгляд. – Все под контролем.
      Почему ей показалось, что под контролем была именно она?
      Димитрий вставил в разговор несколько греческих слов, поинтересовался здоровьем деда, молча выслушал все, что тот ему сказал, распрощался и, повесив трубку, снова взглянул на нее взглядом хищника.
      Она инстинктивно попятилась назад, хотя он не пытался подойти к ней ближе.
      – Это было ошибкой.
      Он не стал уточнять, что именно она имела в виду под словом «это», а просто улыбнулся.
      – Лично я так не думаю. И телу моему это пошло на пользу, так что вряд ли оно ошиблось, дорогая.
      – Я никогда больше не лягу с тобой в постель, Димитрий.
      – Ты в этом уверена? – лениво протянул Димитрий.
      – Абсолютно.
      – Посмотрим.
      – Закажу чего-нибудь в номер. Я проголодалась. – Аппетит ее за последние два дня нормализовался. Может, и приступы тошноты по утрам скоро пройдут.
      – У меня есть идея получше.
      – Какая? – спросила она с любопытством.
      – Давай-ка выберемся в какой-нибудь ресторан.
      Тускло мерцающие свечи придали их ужину совершенно интимный, романтический оттенок. Ему снова удалось ее удивить. Он привел ее в известный ресторан, пользующийся популярностью у искушенных светских львов и львиц.
      Александра постаралась сосредоточиться на еде, не обращая внимания на своего неотразимого спутника. На этот раз Димитрий заказал для нее куда более внушительные порции съестного, чем она обычно могла себе позволить. И к своему собственному удивлению, она с ними успешно справилась. То же самое произошло и сегодня за обедом. Если в других областях ощутимых позитивных сдвигов пока не наблюдалось, то пробное, тренировочное воссоединение со своим бывшим любовником благотворно влияло на ее аппетит.
      – Ксандра…
      – Меня зовут Александра, – поправила она его.
      Что-то неуловимое промелькнуло в его глазах – то ли боль, то ли очередное раздражение.
      – Ты окончательно решила оставить модельный бизнес? Ты ведь не собиралась возвращаться на подиум после рождения ребенка?
      – Нет.
      Он смотрел на нее внимательно, пристальным, изучающим взглядом.
      – Почему?
      – Я хочу уделять ребенку значительно больше времени, чем могла бы позволить, продолжив карьеру манекенщицы.
      Он думал над ее словами дольше, чем, по ее мнению, требовалось.
      – Объясни мне еще раз, зачем ты придумала эту Ксандру Фочен.
      – Мать не одобряла моего решения. Она утверждала, что женщины из семьи Дюпре никогда не опускались до зарабатывания денег. Ее огорчало не столько мое решение, сколько выбор карьеры. Ей и в страшном сне не могло привидеться, что одна из ее дочерей будет ходить, как кукла, по подиуму перед собравшимися людьми. А реклама, где я демонстрирую нижнее белье или модные купальники, вообще доводила ее до истерик.
      – И ты все-таки не бросила модельный бизнес, а стала жить под вымышленным именем?
      – Выбора у меня практически не было. Либо стать манекенщицей и обеспечивать семью, либо смотреть, как сестру выгоняют из школы-интерната, а мать выставляют на улицу за неуплату счетов.
      – Объясни, пожалуйста. Желательно подробнее. Чем занимался ваш отец?
      – В то время его уже не было в живых.
      – Какая жалость. Прими мои запоздавшие соболезнования. – Слова были формальными, но интонация, с которой он их произнес, не оставляла сомнений в его искренности.
      – Спасибо. Он был очень милым, приятным человеком. Коллекционировал разные археологические находки. Кости древних животных и всевозможные окаменелости интересовали его гораздо больше коммерции. Остальным членам семьи было неведомо, что за два года до его смерти мы уже жили в кредит.
      – Когда это произошло?
      – Шесть лет тому назад. К тому времени я успела закончить женскую католическую школу при монастыре, и по счастливому стечению обстоятельств ко мне проявил интерес двоюродный брат одной моей приятельницы, предложив сняться в качестве модели для его журнала. – Александра вспомнила о еде и отправила в рот немного итальянской пасты с омарами.
      – Так ты училась при монастыре?
      – Да. Девочки в семье Дюпре всегда получали образование при французских монастырях. По крайней мере представители последних шести поколений.
      – Поэтому тебе было так легко перевоплотиться во француженку.
      – Да. – Именно по этой причине она и выбрала Францию для своего профессионального дебюта.
      – Как разворачивались события дальше?
      Она недовольно скривила лицо.
      – Да больше и рассказывать нечего. Мать старалась не обращать внимания на многочисленные неоплаченные счета, пока к нам собственной персоной не пожаловал шериф, чтобы опечатать за долги дом и выставить его на продажу. Мэделейн оставалось еще два года учебы в школе, и после смерти отца не хотелось огорчать малышку скверными новостями о полном финансовом крахе семьи.
      – И ты пошла работать.
      – Под вымышленным именем, чтобы пощадить материны принципы. Брат моей приятельницы помог придумать легенду и создать образ Ксандры Фочен. Я жила словно в авантюрном романе. О моей двойной жизни знали только я, моя семья и кузен подруги.
      – Так этот человек знал, что ты Александа Дюпре, а мне, своему возлюбленному, ты открыть эту тайну не решилась? – Димитрий был смертельно оскорблен.
      – Я также ничего не знала о существовании Фебы. Так что мы квиты. – Горло ее пересохло от долгого рассказа, и она с удовольствием пригубила холодной минеральной воды.
      – Ты оказала своей семье достойную услугу, и твоя мать должна тобой гордиться.
      Слова его согревали душу. Но смех, сдержать который было невозможно, комком подкатывал к горлу.
      – Гордиться мной? Работающей в сомнительной сфере дочерью, забеременевшей, не удосужившись вступить в брак? Она еще не простила мне продажу дома, нашего родового гнезда. По меркам, с которыми она ко мне подходит, я навсегда останусь паршивой овцой в стаде.
      – Матери пришлось продать дом?
      – Моих доходов хватало, чтобы гардероб матери состоял из нарядов от Коко Шанель, а сестра получила хорошее образование. Она закончила университет в прошлом году, за месяц до свадьбы с Хантером. – Гордость за успехи младшей сестры сквозила в ее голосе. Вздохнув она продолжала: – А вот на выкуп заложенного под большие проценты дома и на его содержание средств оказалось недостаточно. Мать была вынуждена продать его и переехать в благоустроенную квартиру с прислугой. И хотя она живет теперь в не менее престижном для Нового Орлеана районе, это все-таки не роскошное поместье Дюпре.
      – И в этом тоже виновата ты? А не твой безответственный отец, оставивший жену и двух дочерей в долгах?
      Особое мнение Димитрия о ее отце ничуть не повлияло на ее собственное. Он никогда не смог бы понять мужчину, не имеющего ни малейшей склонности к коммерции и не знающего цену деньгам.
      – Она возлагает на меня вину не за то, что дом пришлось продать, а за то, что я продолжала работать, когда он уже был продан. Ей больше пришлось бы по вкусу, если бы я удачно вышла замуж.
      – А ты замуж выходить не хочешь?
      – Я хочу вступить в брак с человеком, которого люблю. Состояние его банковского счета меня не волнует.
      – Тогда тебе нужен только я. Если слова, которые ты произносила в ресторане «У Рене», были искренними, я смогу дать тебе и любовь, и деньги.
      – Но я не люблю тебя больше.
      – Я никогда не поверю в то, что такая сильная женщина, как ты, может так легко разлюбить, столкнувшись с неприятностями.
      К своему ужасу, Александра начинала сильно подозревать, что именно так оно и есть, но поощрять его самолюбие чистосердечными признаниями не собиралась.
      – Я не стала бы называть неприятностями то, что на самом деле произошло. Ты вычеркнул меня из своей жизни и со скоростью ракетоносителя, выводящего на орбиту спутник, помчался жениться на другой.
      – Но я не женился.
      – Здесь тебе дорогу перешел брат.
      Он тяжело вздохнул.
      – Если я скажу, что после нашего разговора решил разорвать помолвку с Фебой, ты мне, конечно, не поверишь?
      Неужели это правда? Не может быть. Еще одна искусная манипуляция.
      – Не торгуй своей личной свободой. Она сейчас не в цене. И мне этот товар не нужен.
      – И все же я нанял частных детективов, чтобы они нашли тебя. И сделал это всего через несколько дней после твоего отъезда из Парижа.
      – Я ждала тебя. Думала, ты изменишь решение. Я осталась во Франции еще на неделю, Димитрий. Ты даже не позвонил мне. Я ничего для тебя не значила ни тогда, ни теперь. Весь сыр-бор разгорелся вокруг ребенка, и я не настолько глупа, чтобы этого не понимать.

      Они вошли в гостиницу, Димитрий вежливо распахнул перед ней двери, ведущие в их апартаменты.
      – Послушай, я все-таки должен во всем разобраться, – тяжело вздохнув, начал он. – Последние три месяца я вообще не спал, занимался только твоими поисками. Я думал, что, как только отыщу тебя, все встанет на свои места. Ты согласишься выйти за меня замуж. Первым же самолетом мы вылетим в Грецию. Я представлю тебя своему деду. Я думал, мне удастся укротить твой гнев. А вместо этого я отыскал женщину, которая ненавидит меня всеми фибрами своей души.
      – У меня нет к тебе ненависти, – заявила Александра.
      – Ты не испытываешь ее ко мне только ради сына. И это понятно. Но ты не соглашаешься выйти за меня замуж. Ты мне больше не веришь. И я в полной растерянности.
      Теперь уже она тяжело вздыхала.
      – Сочувствую.
      – К тому же у меня давно не было секса. – Смех его был грубоватым. – А я не привык без него обходиться.
      Настроение у него было странным. Она не знала, как себя вести. Привычнее было видеть его властным, держащим любую ситуацию под контролем. Вялый и беспомощный выглядел он глуповато.
      – Уверена, что воздержание было недолгим.
      – Ошибаешься. С того самого вечера, когда я сказал тебе, что женюсь на Фебе, любовью я больше не занимался.
      Должно быть, по оценкам такого мужчины, как Димитрий, это было вечностью.
      Она быстро направилась к своей спальне.
      – Думаю, что сегодня мне придется пораньше лечь спать. Пойду приму душ, может, смогу почитать на сон грядущий.
      Искушение было большим и опасным. Доказательств не требовалось, Александра и сама знала, что устоять перед ним не смогла бы. Но разгуливать перед его глазами и предлагать себя в качестве основного скоромного блюда после длительного поста она не собиралась.
      Она закрыла за собой дверь спальни и для надежности заперла ее на ключ.
      Зажмурившись, Александра медленно смывала шампунь с волос. Струи теплой воды, каскадно бьющие из трех душевых леек под разными углами, замечательно расслабляли тело.
      Каких бы трудностей это ни стоило, но ей предстояло еще достичь конкретных договоренностей с Димитрием. У него были равные с ней права и обязанности любить сына и заботиться о нем. И, что особо важно, мальчику необходима любовь обоих родителей. Димитрий не отказывался больше от малыша, но он не любил Александру.
      Будет ли правильным заставить ребенка с самого рождения расплачиваться за несбывшиеся надежды родной матери? А сын ее вынужден будет страдать, если она не выйдет за Димитрия замуж. Он будет незаконнорожденным. Для многих людей с современными взглядами на окружающую действительность это не имело бы никакого значения. Но для Димитрия, членов его семьи, деловых партнеров это было более чем важно.
      Ее родная мать может больше никогда не пустить ее на порог дома. Это приводило Александру в бешенство, но исправить она ничего не могла.
      Словно желая окончательно стереть из памяти все неприятности, Александра смахнула капли воды с лица и открыла глаза. Вокруг была кромешная темнота. Она отчаянно заморгала, но со зрением проблем не было. Ни единого проблеска света не просочилось в полную тьму. Веерное отключение электричества? Но все общественные заведения имеют автономный источник питания. Неожиданно и струя воды, омывавшая ей голову, стала иссякать, хотя из двух других душевых леек вода по-прежнему лилась. В полном недоумении она вытянула руку вперед, чтобы нащупать выложенную кафелем стенку и сориентироваться в пространстве. Но вместо скользкого и влажного кафеля под руку попалась обнаженная человеческая плоть.
      – Димитрий? – охрипшим голосом прошептала она.
      – Да, это я.
      – Что ты здесь делаешь?
      Его рука крепко обвила ее талию.
      – Ничего, – ответил он, дыша ей прямо в губы.
      – Нет. Не надо. Я этого не хочу. – Слова ее звучали неубедительно и для Димитрия, и для нее самой.
      Опытные, четко знающие свое дело пальцы Димитрия ласкали заметно увеличившуюся в размерах грудь. Соски набухли и заныли от истомы, стоило только телу почувствовать его близость.
      – Ты в этом уверена?
      – Секс не разрешит всех наших проблем. По сути, он явился причиной конфликта, – сказала Александра, стараясь сохранить ясный ум.
      – Нет. Секс был ни при чем. Разговоры способствовали нашему отдалению. Мои слова. Твои слова. Больше говорить не о чем.
      Она тихо застонала, выражая свое полное согласие и страстное желание изголодавшейся плоти. Он крепче обнял ее в ответ, всем телом прижимаясь к ней как можно ближе. До боли знакомые губы целовали ей веки, прикрывая глаза, и поцелуи были настолько пылкими, что обжигали кожу. Он нежно покусывал ее пухлую нижнюю губу, пока ее рот не открылся, маня своей нежностью и теплотой. Его неотразимые ласки напоминали ей о той прочной физиологической связи, которая когда-то существовала между ними. Узы, которые не в силах были разорвать ни время, ни расстояния, ни отчужденность, ни раздоры.
      Он приложил ладони к ее щекам.
      – Я хочу, чтобы и сейчас секс доставлял тебе не меньшее удовольствие, чем прежде, чтобы ты никогда больше не смогла от меня уйти. – Димитрий заговорил с такой горячностью, словно давал торжественное обещание при свидетелях.
      Он прислонил ее спиной к влажному кафелю квадратной душевой кабины.
      – Прижми руки к стене.
      Она послушно повиновалась.
      – Не двигай руками.
      – Димитрий…
      – Прошу тебя, доверься мне.
      В постели он был всегда галантен, никогда не причинял ей боли. И она была уверена в том, что и в будущем их секс не станет агрессивным.
      – Хорошо.
      Мужские руки гладили ее щеки, шею, ласкали плечи, медленно скользили к груди, изучая новую форму, которую придала ей беременность.
      – Прошу тебя, Димитрий… – она не смогла больше произнести ни слова.
      Да в этом и не было необходимости. Он опустился перед ней на колени и с особой нежностью стал целовать живот.
      Удовольствие было на грани мучительного, и она вскрикнула:
      – Прошу тебя, перестань! Мне этого не вынести! Нет, Димитрий! – Перед глазами засияли разноцветные всполохи, словно прямо перед ней вспыхнула гроздь праздничного салюта, разорвав чернильно-синюю темноту их маленького укромного пространства.
      Очередная тропинка поцелуев прокладывалась по выпуклому животу. Если ранее она определила его тщательное обследование колыбели их будущего младенца как эротическое, то теперь оно не шло ни в какое сравнение с тем благоговейным любопытством, с которым он осматривал каждую новую складочку на ее теле. Он создавал некий культ, дающий ему возможность поклоняться рождению на свет нового человека.
      – Малыш мой. – Ребенок уже стал его. Он снова поцеловал ее в живот. – Любимая моя. – Теперь и Александра была причислена к его собственности. Обеими ладонями он прикрыл ей живот, объявляя это зоной его единоличного владения.
      Александра витала где-то в облаках. Голова была как в тумане. Она не сразу поняла особое значение нашептанных им слов. Но как только их смысл раскрылся, волна сладостных эмоций охватила все тело. Раньше своей малышкой он называл только ее. А теперь он признавал их сына родным ему созданием. Она тоже была ему не безразлична. Но по-особенному. Он был так нежен и ласков с ней, даже сентиментален, как никогда раньше. Слова эти четко определяли место Александры в его жизни. Она всецело принадлежала ему. Но он заявлял права на нее не только как на свою собственность, но и как на свою жену.
      – Я больше никогда не отпущу тебя.
      Ей нечего было ответить. Да и что могла она сказать в ответ? Его губы были настолько горячими, дыхание настолько возбужденным, руки такими ласковыми…
      Удовольствие переходило в исступленный восторг. Слезы текли по щекам, перемешиваясь с каплями воды, которыми все еще фонтанирующий массажный душ в изобилии усеивал ее лицо. И она снова и снова шептала его имя.
      Неожиданно ноги стали слабыми и безвольными, а глаза заволокла чернота, к которой кромешный мрак душевой кабины не имел никакого отношения.
      В себя она пришла на огромной кровати в спальне Димитрия. Он бережно и заботливо обтирал ее полотенцами. Ярко светила лампа, стоявшая на прикроватной тумбочке, отбрасывая мягкие отблески на смуглое, цвета бронзы, тело Димитрия.
      Он нежно улыбнулся.
      – Решила все-таки проснуться.
      – Это был обморок. – В это трудно было поверить.
      – Такое иногда случается, когда чувства безбрежны и глубоки. – Он накрыл полотенцем ее обнаженное тело, скрывая его красоту от собственных глаз. А сам выпрямился и встал рядом с кроватью. Это создавало иллюзию стыдливости и благопристойности. – Если ты хочешь, я уйду спать в другую комнату.
      Она смотрела на него глазами, полными удивления. Сердце бешено колотилось в груди.
      – Ты не хочешь со мной остаться?
      – Я хочу этого больше жизни, но я не грабитель. Я не собираюсь силой брать то, чего ты не хочешь давать мне добровольно.
      Она резко сдернула с себя полотенце, отбросив его на пол возле кровати.
      Лицо его было словно высечено из камня, красивое, застывшее изваяние. Но бешеное пламя надежды разгоралось в глубине темно-синих глаз.
      – Останься здесь.
      Он бросился к ней со скоростью света.
      – Это врата рая открылись для меня на земле.
      Она не смогла сдержать улыбки.
      Движения его были ритмичными, но нежными и сдержанными. Иногда они казались ей мучительно-медлительными.
      – Мы не навредим ребенку?
      Она неистово замотала головой. Беременность протекала нормально, и наблюдавший ее акушер не видел причин для прекращения половой жизни.
      По низу живота разлилась долгожданная истома, напоминавшая всему телу о скором наступлении физического восторга. Она крепко обхватила его за плечи, впиваясь пальцами в кожу так сильно, что ногти оставляли следы. Тела их двигались в едином порыве, синхронно, в ускоренном ритме плавных движений поднимаясь к апогею удовольствия.
      Димитрий вскрикнул, возвещая о кульминации эротического наслаждения. И сразу необыкновенное тепло его плоти проникло в нее пульсирующими импульсами, разливаясь по всему телу, отдавая ему потрясающий заряд энергетики, вселяя в нее радость и восторг. Это было самым сокровенным в их отношениях, той тесной, интимной, известной только им двоим связью, которая раньше не была столь прочной.

      Димитрий забрался под одеяло и крепко прижал к себе Александру, словно боялся, что с трудом восстановленная интимность внезапно и бесповоротно прервется.
      Она так устала за этот день, что, казалось, дышать и то было трудно. Она никуда не собиралась бежать от него.
      – Я же закрывала дверь на ключ, – пробормотала она, зевая, разнежившись на его разгоряченной груди.
      – Да. Дверь была заперта.
      – Тогда как ты вошел?
      – Ты думаешь, что я знаю только, как надо делать деньги? Я умею и замки взламывать. Этому меня обучил шеф дедовской охраны, когда мне было еще шестнадцать. Он утверждал, что каждый мужчина должен быть ловким. Клянусь, что я сейчас впервые применил свои навыки.
      Она негромко рассмеялась, представляя себе, как младший Петронидис в юношеском возрасте осваивает столь сомнительное мастерство.
      – А дедушка твой об этом знал?
      – Он и выступил инициатором.
      – Ты меня обманываешь. Этого не может быть.
      – Чистая правда. Дед всегда считал, что настоящий мужчина обязан многое уметь делать своими руками, даже если у него есть деньги, чтобы вызвать профессионалов и оплатить их труд.
      Она сильнее прижалась к нему. Ей было так хорошо.
      Они тихо лежали рядом, он ласково и как-то по-особому бережно гладил ее тело, а она положила руку ему на грудь, на самое сердце.
      – Ты сказал, что дедушка перенес второй инфаркт? Ты никогда не говорил мне, что у него больное сердце. А когда был первый?
      – Во время моей последней поездки в Грецию, перед твоим отъездом из Парижа.
      – Почему ты мне ничего не сказал?
      – Почему ты не рассказывала мне, кем на самом деле была? – вопросом на вопрос ответил Димитрий.
      – В Париже я была Ксандрой Фочен.
      – Да, но регулярных командировок, не связанных с долгом службы, у тебя было предостаточно. И ты ни разу не удосужилась поставить меня в известность об их истинной цели. По-видимому, это было своеобразным возвращением к жизни Александры Дюпре.
      – Так оно и было, – подтвердила она.
      – Я думал, что ты встречаешься с кем-то еще, кроме меня.
      Она поднялась и села на кровати, потрясенно смотря ему прямо в лицо.
      – Ты думал, что я тебе изменяю? У меня никогда не было мужчин, кроме тебя.
      Щеки Димитрия запылали ярким виноватым румянцем, подло выдавая истинные мысли хозяина.
      Он что-то недовольно буркнул, а потом добавил:
      – Да нет, не верил я этому никогда. Я сразу, без всяких разговоров, разорвал бы с тобой все отношения, будь это так.
      Точно. Это было похоже на Димитрия.
      – Но ты же думал, что ребенок не твой.
      – Да. Мучительные сомнения терзали меня, но неделю, не больше. И оправданий такому поведению нет.
      Она взглянула на него.
      – Конечно, нет.
      – Мой дед натрез отказался лечь на операцию, пока я не дал ему клятву, что женюсь на Фебе, и не определил точного дня свадьбы. Я совсем не был готов оставить тебя навсегда, но в равной степени не мог позволить деду отойти в мир иной по моей вине.
      Александра смотрела на него удивленными и недоверчивыми глазами.
      – Ты шутишь! Кроме хорошего, я ничего от тебя про деда не слышала. Как мог он так подло шантажировать тебя, чтобы ты меня бросил?
      – Он ничего не знал о твоем существовании.
      Новое видение событий, произошедших три месяца тому назад, окончательно ее дезориентировало.
      – Но все-таки…
      – Он хотел лишь быть уверенным в том, что я исполню свой долг перед семьей.
      – Он придет в ярость, если ты на мне женишься.
      Ее слова позабавили Димитрия.
      – Он мечтает стать прадедом и будет очарован такой внучкой, как ты.
      – Красивой меня теперь не назовешь. Я похожа на тыкву.
      – Хочешь убедить меня, что в таком положении можешь нравиться мне меньше?
      Она не ответила, охваченная страстными волнами удовольствия. Вокруг царила тишина, и любовь снова и снова неустанно вела их тела к вершине наслаждения. А после этого у нее уже не было сил, чтобы завести разговор. Глаза смыкались. Свернувшись калачиком и удобно прижавшись к Димитрию боком, она тихо уснула, впервые за всю беременность почувствовав спокойствие.
      Димитрий заерзал на кровати, поглаживая своей волосатой ногой ее гладкие, изящные ступни. Процесс ее пробуждения был коротким. И первое, что открылось ее взору, были черные завитки коротких жестких волос на его смуглой мускулистой груди. Димитрий. Одновременно с чувственными восприятиями пришли и воспоминания о проведенной ночи.
      – Надумала что-нибудь? – раздался голос Димитрия.
      Она подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо.
      – Надумала что?
      – Что-нибудь про свою жизнь, про мою, про нашу совместную.
      – Почему ты решил, что думала я именно о нас? Или что вообще думала?
      Улыбка на его лице показалась ей печальной.
      – Как бы ты ни пыталась это отрицать, любимая, я неплохо тебя знаю. Ты часто проводишь первые минуты после пробуждения в раздумьях, словно теряешься в своих мыслях. А сейчас самой важной проблемой для тебя является будущее твоего ребенка.
      – И будущее моего малыша должно быть обязательно связано с тобой.
      – Оно и так связано. Поженимся мы или нет, будем любовниками или злейшими врагами на всю оставшуюся жизнь, как бы ни сложились наши дальнейшие отношения, я всегда буду занимать определенное место в жизни своего сына.
      – Какие планы на сегодня?
      – Грандиозные.
      – Тогда пора вставать?
      Димитрий лукаво улыбнулся:
      – Совсем не обязательно.
      – Но…
      Неожиданно зазвонивший телефон прервал их интересную беседу. Димитрий обвел ее сладострастным взглядом, отчего она глупо захихикала, и повернулся к стоящему на прикроватной тумбочке телефону.
      – Александра, это тебя. Сестра звонит.
      Александра подползла поближе и взяла трубку из протянутой Димитрием руки.
      – Мэделейн?
      – Привет. Это я. Как идут переговоры, ну, сама знаешь, с кем? – У Мэделейн был встревоженный голос.
      – Не спрашивай.
      – Неужели все настолько плохо?
      Плохо? Нет. Скорее глупо. То, что она вообще стала любовницей Димитрия, трудно было назвать умным шагом в ее жизни. А лечь с ним в постель теперь, когда их отношения были еще настолько шаткими, будущее неопределенным и она по-прежнему не могла простить ему предательства, было откровенным идиотизмом. – Нам просто многое еще надо обсудить.
      – Он представил тебе официальные доказательства того, что не состоит с этой гречанкой в браке?
      – Да.
      – Это уже хорошо. Хантер уверял меня, что так и будет. Может, он еще не окончательный подонок.
      – Хантер или Димитрий? – шутливо спросила Александра.
      – Оба. Все они одним миром мазаны, – ответ сестры был на удивление выразительным.
      – Дорогая, что-то случилось?
      – Ну, как тебе сказать…
      – Мэделейн… – произнесла Александра тоном, к которому младшая сестра была приучена с раннего детства.
      – Во всем виноват Хантер!
      Хантер? Мужчина, который из кожи вон лез, чтобы его жена была счастлива? Представить себе, что Хантер мог совершить недостойный поступок или причинить Мэделейн страдания, было невозможно.
      – В чем его вина?
      – Он специально попросил одного из своих деловых партнеров пригласить на вечер Димитрия!
      Удар пришелся с той стороны, откуда Александра получить его никак не ожидала.
      – Что?
      – Он сказал, что переживал за тебя. Ему казалось, что без Димитрия ты очень плохо адаптировалась к новому образу жизни, и он решил проверить, возможно ли еще ваше существование вдвоем. Хантер навел справки, правда, сделал это с исключительной осторожностью. И выяснил, что Димитрий, в свою очередь, разыскивает Ксандру Фочен.
      – Храни нас Бог от слишком инициативных мужчин!
      – Сегодня мне пришлось спать в комнате для гостей, – сказала Мэделейн с большой долей удовлетворения.
      Очевидно, Хантеру не под силу было справиться с замком.
      – Прости, сестричка, мне совсем не хотелось, чтобы у тебя с Хантером возникали ссоры из-за меня.
      – Мог бы посвятить меня в свои замыслы! Возможно, я бы поддержала его, если бы знала наверняка, что Димитрий все еще холост.
      – Мэдди!
      – Ладно. Хантер оказался прав только в одном. Без Димитрия ты просто увядала на глазах. Сегодня твой голос звучит куда более оптимистично.
      Александра растерялась, не зная, что ответить на это точное, попавшее прямо в цель замечание. Быстрая смена основной темы разговора показалась лучшим ответом.
      – Надеюсь, это все, что ты хотела мне сказать?
      – Вообще-то нет… – нотки неподдельной тревоги снова послышались в голосе Мэделейн.
      Что еще могло случиться?
      – Мать прилетела первым утренним самолетом. Интересовалась, где ты. Я ничего ей не сказала, но тут снова вмешался Хантер. Он, как все мужчины, даже не понял, что стал причиной начала третьей мировой войны. Конечно, он проговорился и сказал ей, что вы с Димитрием живете в гостинице. Мать упала в обморок, а я так накричала на мужа, что он со мной больше не разговаривает… – на этих словах голос Мэделейн оборвался.
      – Дорогая, мне совсем не хочется взваливать свои личные проблемы на твои плечи.
      Мэделейн рассмеялась, но смех явно прорывался сквозь слезы.
      – Это так на тебя похоже. После смерти отца именно ты заботилась о нас с матерью, молча сносила все ее упреки. А когда самой понадобилась поддержка, то сильного плеча, на которое можно было бы опереться, не нашлось. И ты чувствуешь себя виноватой? Боже праведный, скажи, за что?
      – Я оказалась в такой сложной ситуации по собственной глупости. Никто, кроме меня, не должен расплачиваться за мои неприглядные поступки.
      Димитрий как-то неестественно напрягся, сидя рядом с ней.
      – Мама уже на подъезде к гостинице, чтобы помочь тебе выпутаться из этой скверной истории.
      Ей, должно быть, это послышалось.
      – Но…
      – Она чуть было вторично не лишилась чувств на манер непорочной девицы эпохи королевы Виктории. Если серьезно, то выглядела она ужасно, побледнела как смерть… Ну, я и сказала ей, в какой гостинице остановился Димитрий и в каком номере вы сейчас находитесь.
      Мэделейн громко расплакалась, снова и снова принося извинения.
      – Успокойся, Мэдди. Все будет хорошо. Она же моя мать. Мне и в голову бы не пришло засекречивать от нее место своего проживания, – солгала Александра.
      – Но бульварная пресса… Это же просто чудовищно! Я не знаю, как ты с этим справишься.
      – Газеты? Какие еще газеты? О чем ты говоришь, Мэдди?
      – Ты еще ничего не знаешь? – Мэделейн снова расплакалась. – Это просто напасть какая-то, после всего, что тебе пришлось пережить!
      Зная наперед, что ничего вразумительного от сестры уже не добьешься, Александа постаралась хоть немного успокоить Мэделейн, прежде чем повесить трубку. Закончив разговор, она быстро повернулась к Димитрию:
      – К нам едет моя мать.
      Бровь Димитрия резко поползла вверх.
      – Я догадался.
      – Похоже, она вступила на тропу войны и настроена очень решительно.
      – Она твоя мать. Благополучие родной дочери должно ее волновать, – сказал он уверенным голосом.
      Александра смогла только рассмеяться в ответ.
      – Больше всего на свете ее заботит безупречность добропорядочного имени славной семьи Дюпре. Мое совместное проживание с тобой в одном гостиничном номере противоречит материным взглядам на мораль. И неважно, в какие красочные слова ты будешь облачать свои оправдания и сколь низким будет твой подобострастный поклон.
      Димитрий молчал, внимательно вслушиваясь в каждое слово. К щекам Александры быстро приливала краска, сердце стучало все сильней.
      – Ну так что? – требовательно спросила она Димитрия.
      – Я шокирован своей наивностью. Я купился, как мальчишка. Я до сих пор под влиянием образа Ксандры Фочен. Известная французская манекенщица, девушка-сирота, сделавшая головокружительную карьеру в модельном бизнесе. Женщина мира со своеобразным взглядом на жизнь. Женщина, лишенная чувства семьи и связанных с ней обязательств, поскольку не было у нее никогда этой семьи.
      – И что? Какое отношение это имело к неминуемому приезду матери?
      Он замотал головой.
      – Многие вещи в этот образ просто не вписываются.
      – Ты искал простых, незатейливых отношений с красивой и популярной девушкой. Ты видел только то, что хотел видеть.
      – Ты, как всегда, права. – Он нежно погладил ее по щеке. – Но у этой правды есть еще и другая сторона. Я видел только то, что ты позволяла мне видеть.
      Отрицать это было неразумно. Она много раз порывалась во всем ему честно признаться, но чувство самосохранения всегда мешало ей. Потом родился страх, что Димитрий быстро потеряет интерес к простой девушке по имени Александра Дюпре.
      – В каком-то смысле ты похож на мою мать. Ты всегда видишь только то, что лежит на поверхности. Копать глубже тебе уже незачем, – заявила она.
      Он нежно обнял ее, поглаживая другой рукой отзывчивую на ласки грудь.
      – Ты права, я без ума от этой оболочки. – Его улыбка была обольстительной, но исчезла с лица так же быстро, как и появилась. – Однако этим мои желания не исчерпываются. Ты нужна мне целиком и полностью и станешь моей во всем.
      Его решительность и собственнический инстинкт, пронизывающие каждое слово, не могли не пугать. Александру бросило в дрожь. Возникло ощущение, что женитьба станет для него не просто формальной регистрацией их отношений. Он хотел гораздо большего: завладеть ее чувствами, влиять на ее разум. Это было видно по его глазам. На меньшее он вряд ли согласится.
      – Мэделейн говорила о каких-то статьях в прессе. Деталей она не знает или не посмела их огласить. Просмотри газеты. Кто-то мог видеть нас вместе, а теперь выносит свои гнусные догадки на суд общественности.
      Димитрия, казалось, это не очень встревожило.
      – Сначала приму душ, а потом позвоню кому следует.
      Она одобрительно закивала головой и постаралась высвободиться из его объятий.
      – Мать уже выехала. Полчаса – и она здесь, если, конечно, не попадет в пробку. Нам срочно надо одеваться.
      Он остановил ее, не дав выпорхнуть из постели.
      – Ситуация меняется к лучшему, правда?
      – Потому что мы снова спим вместе?
      Он поцеловал ее в кончик носа.
      – Нет, потому что нам удалось восстановить ту часть наших отношений, которая, возможно, и была самой захватывающей.
      – Тебе вряд ли удастся склонить меня к женитьбе, – с нажимом произнесла Александра.
      – Ты в этом абсолютно уверена? – его жаркие, блуждающие по всему телу руки сбивали дыхание, усиливали сердечный ритм.
      Она промолчала, и он рассмеялся, встал с постели и повел ее за руку в душ.
      – Пошли быстрее, примем душ вместе для экономии времени.

      Александру не на шутку волновало, не вздумает ли Димитрий снова заняться с ней любовью под душем. Но он был верен своим словам. В считанные минуты они оделись и привели себя в божеский вид. Димитрий разговаривал по телефону со своим помощником, когда в дверь позвонили.
      – Это мама, – на выдохе произнесла Александра.
      Димитрий нервно обернулся, мельком взглянул на Александру, положил телефонную трубку и молча прошел к входной двери, чтобы впустить гостью. Стоявшая на пороге Сесилия Дюпре, стройная, изящная, хрупкая женщина, эффектно смотрелась в роскошном бледно-розовом костюме от Москино.
      – Вы, должно быть, мама Ксандры? – ненавязчиво спросил Димитрий, приглашая гостью зайти.
      Александра чуть не вскрикнула, услышав такую непростительную, неумышленно слетевшую с языка Димитрия оговорку. Мать вся сжалась и резко повернулась к дочери, забыв о светских манерах:
      – Хочу напомнить тебе, что сейчас ты находишься в Нью-Йорке, где тебя знают как Александру Дюпре. Что будут говорить о тебе в Новом Орлеане, когда всем станет известно, что ты провела ночь с иностранцем в гостиничном номере? – спросила она грозным голосом. – Подумай о сестре. Скандал может неблагоприятно сказаться и на коммерческих делах Хантера.
      – Сомневаюсь, что деловых партнеров Хантера заботит поведение беременной сестры его супруги. А что касается общественности Нового Орлеана… Если уж я не читаю колонки светских сплетен, то почему эта информация должна обязательно дойти до нашего родного города?
      – Ты из семьи Дюпре, – гордо заявила мать. – Чего по этим фотографиям, – она замахала газетой перед лицом Александры, – увы, не скажешь. Как ты могла позволить, чтобы эта информация стала достоянием общественности?
      Александра протянула к газете руку.
      – Можно посмотреть? Обвиняемые вправе знать, в чем их подозревают.
      Сесилия бросила газету Александре, окончательно потеряв самообладание. Но когда дочь просмотрела иллюстрации и бегло пробежала глазами по заголовкам, она поняла состояние матери.
      На одной из фотографий она была снята с Димитрием на выходе из ресторана, где они вчера имели удовольствие отужинать. Вторая изображала их бурную ссору «У Рене». А заголовок пояснял развитие сюжета – «Примирение греческого магната со своей бывшей любовницей. Признал ли Петронидис свое биологическое отцовство?».
      С возрастающим страхом Александра дочитала статью до конца. Ее называли то известной французской манекенщицей, то ведущей скромный образ жизни Александрой Дюпре. Автор заметки постоянно сбивался, делая ложные предположения относительно причин ее двойной жизни и беременности, губительно отразившейся на планах Димитрия вступить в брак с Фебой Леонидис. Слова Димитрия, отказывающегося от ребенка, были взяты в кавычки как его собственные, что, правда, строго соответствовало действительности. А это значило, что разговор их был подслушан либо чересчур инициативным фотографом, либо кем-то из его помощников.
      Газетчик на этом не успокаивался, а шел в своих предположениях дальше. По его мнению, Димитрий Петронидис смирился со своей ролью будущего отца и любовники наконец-то пришли к согласию. Заканчивалась заметка лаконичным предположением, что скандальное дело имеет все основания перерасти в мирную супружескую жизнь.
      Тошнота подступала к горлу, и Александра со скоростью пули метнулась в сторону ванной. Димитрий подоспел на помощь, держа в руках смоченное холодной водой полотенце и стакан воды. Когда Александра привела себя в порядок и почувствовала некоторое облегчение, он нежно подхватил ее на руки и, внеся обратно в гостиную, бережно усадил на диван.
      – Я закажу чего-нибудь перекусить. Хорошо, дорогая?
      Александра не могла даже поднять глаз, чтобы взглянуть на мать. Как раздражена и разочарована, очевидно, была Сесилия. Александра годы потратила, чтобы скрыть свою двойную жизнь, чтобы не допустить скандала и защитить свою мать и ее уважаемое в Новом Орлеане имя от позора. И вот в один прекрасный день какому-то газетчику удалось разрушить абсолютно все.
      – Димитрий, им все известно… И про нас, и про ребенка, и про Ксандру Фочен.
      Димитрий нежно приложил руку к ее разгоряченным, трепещущим губам.
      – Тсс… Все уладится. Поверь мне. Скажи лучше, что тебе заказать.
      – Тосты и немного фруктов.
      Он категорично замотал головой.
      – Этого будет недостаточно для тебя и ребенка. Я закажу, конечно, тосты и фрукты, но добавлю к этому нормальную пищу.
      – Зачем тогда меня спрашивать, если ты все равно все сделаешь по-своему? – с раздражением отозвалась Александра. Но в глубине души она была рада, что ее отвлекли от омерзительной статьи.
      Димитрий неуместно рассмеялся.
      – Возможно, я просто хотел услышать твой голос.
      Сесилия рьяно запыхтела, напоминая им обоим, что она как-никак находится в их компании.
      – Мадам, вполне понимаю и разделяю вашу озабоченность и сделаю все, что в моих силах, чтобы уменьшить ваши переживания. Но я не позволю вам осуждать вашу дочь. Она слишком слаба сейчас, чтобы выслушивать глупые инсинуации.
      – Как вы смеете? – вспылила Сесилия.
      – Могу я вам что-то заказать? Позавтракаете с нами? – спокойно спросил ее Димитрий, не обращая никакого внимания на ее разъяренный тон.
      Столкнувшись со стальной мужской волей, значительно более сильной, чем ее собственная, Сесилия мгновенно притихла. С суровым видом она опустилась в одно из кресел.
      – Чай всегда действовал на меня успокаивающе.
      – Тогда я незамедлительно прикажу его вам подать.
      Странной походкой, не сводя глаз с присутствующих, словно желая удостовериться в том, что Сесилия не проронит ни слова и ничем не оскорбит дочь, он направился к телефону. Его забота явно тронула Александру. Отдав необходимые распоряжения, Димитрий занял место рядом с Александрой и взял ее за руку.
      – Миссис Дюпре, разрешите мне хотя бы представиться. Я Димитрий Петронидис. – Его улыбка была способна растопить и камень. Он встал и слегка наклонился. – Большая честь познакомиться с матерью женщины, на которой я решил жениться.
      Александра жадно втянула воздух и чуть не поперхнулась, увидев, как кислое лицо матери озарила очаровательная улыбка. Сесилия слегка поправила свои и без того безукоризненно уложенные пепельно-русые волосы и улыбнулась Димитрию.
      – Можете называть меня Сесилия. Брак будет радикальным средством, которое сведет скандал на нет. Я так рада, что вы заранее все продумали. Александра всегда была такой импульсивной. А в последние три месяца особенно.
      Александра крепко стиснула зубы.
      – Я еще не дала своего согласия на брак.
      Сесилия махнула рукой, не желая слушать возражения дочери.
      – Безусловно, ты согласишься, дорогая. Надо обсудить еще массу вопросов. Свадьба должна стать скромным мероприятием во избежание сплетен.
      – Мама, мы не в средние века живем. Ты не сможешь сбыть меня с рук, договорившись с женихом без моего на то согласия. – Александра повернулась к Димитрию. – А ты не сможешь получить меня в жены, имея только огромное желание моей матери.
      – Александра, этот корреспондент написал правду? Этот человек и есть отец твоего ребенка?
      Голосовые связки Александры словно одеревенели. Утвердительный ответ будет означать полное поражение в сражении с матерью.
      – Да, – произнес вместо нее Димитрий, когда понял, что молчание слишком затянулось.
      – Тогда не вижу, в чем, собственно говоря, проблема. Конечно, ты должна выйти за него замуж.
      – Совсем наоборот. – Неослабевающее давление, исходящее и от матери, и от Димитрия, приводило Александру в ярость. – Я справлюсь с воспитанием ребенка одна. Если тебя это огорчает, извини. Я ничего не могу исправить.
      Александра гордилась собой: ей удалось произнести короткую, но содержательную речь. Но радость была недолгой, на глазах матери засверкали слезы.
      – Шесть долгих лет, проведенных в непроходящей тревоге, что кто-нибудь узнает о том образе жизни, который ведет моя дочь, – разве это не тяжелый крест, выпавший на мою долю? Теперь об этом знают все вокруг. – Сесилия зашмыгала носом, чем тронула сердце дочери. – Подумай о ребенке, – было последним аргументом Сесилии.
      Знакомое чувство очередного поражения подбиралось все ближе, и Александра торопливо спросила мать:
      – Как ты оказалась в Нью-Йорке?
      Газета со злосчастной статьей вышла только утром, так что не могла служить достаточным поводом или оставляла слишком мало свободного времени, чтобы собраться и вылететь из Нового Орлеана в Нью-Йорк. Поездка эта была заранее запланированной.
      Мать недовольно шмыгнула носом и, развернувшись к Димитрию, обратила на него взгляд своих трогательных, молящих глаз.
      – Я проделала этот долгий путь с юга на север, чтобы образумить свою дочь, чтобы восстановить былые дружеские отношения и примириться накануне Рождества. Такие праздники семья должна встречать вместе, не правда ли? Но в своем теперешнем незавидном положении она стала еще более упрямой. Теперь она упорно отказывается выйти за вас замуж. Неудивительно, что от бесконечных тревог я все время болею. Она сведет меня в могилу.
      – Не могу с вами согласиться. Появление на свет ребенка не может представляться огорчительным обстоятельством, – ответил Димитрий леденящим кровь голосом. – Я равным образом не понимаю, почему работа Александры манекенщицей под вымышленным именем стала для вас такой трагедией. Из того, что мне известно, я смело могу сделать логический вывод, что эта профессия хорошо поддерживала вас и вашу младшую дочь материально. И в течение многих лет.
      Однако Сесилию трудно было смутить.
      – Но она не только дефилировала по подиуму. Не так ли? Она успешно совмещала профессию манекенщицы с ролью вашей любовницы, дорогой игрушки в руках греческого олигарха, – почти процитировала Сесилия строчку из прочитанной утром статьи. – И вот вам результат. Она беременна вашим ребенком. Люди по фамилии Дюпре никогда не позволяли скандальным историям порочить их гордое имя. Что подумают монашки, воспитывавшие мою дочь в строгости, давшие ей достойное образование!
      – Монашки? – не без удивления переспросил Димитрий.
      – Школа-интернат при монастыре, я же тебе говорила, помнишь? – прошептала Александра.
      – А… этимонашки.
      Нескончаемые и несправедливые упреки матери все больше ожесточали Александру.
      – Димитрий абсолютно прав, называя вещи своими именами. Доходы от этого бизнеса позволили оплатить обучение Мэделейн и пополнили твой гардероб изысканными нарядами от лучших кутюрье. Если бы не было вымышленной Ксандры Фочен, как бы мы все жили? Не думаю, что ты пошла бы работать.
      Сесилия часто и тяжело задышала.
      Кто-то постучал в дверь. В номер доставили завтрак, и Димитрий настоял, чтобы Александра принялась за еду. Сесилия попивала чаек с видом великомученицы.
      Когда завтрак подошел к концу, Димитрий снова занял место рядом с Александрой, обняв ее за талию.
      – Позвольте мне пролить свет на некоторые оставшиеся для вас тайной вопросы. Первое: я намереваюсь жениться на вашей дочери. И второе: свадьба не будет скромным, сокрытым от глаз общественности мероприятием, а станет торжеством, достойным очаровательной невесты представителя древнейшего греческого клана Петронидисов.
      Не обращая внимания на яростные вздохи Александры и ее матери, Димитрий поднялся с места.
      – Очень рад, что вы нашли время навестить нас в Нью-Йорке, – спокойно произнес он, беря Сесилию под руку, медленно поднимая со стула и вежливо выпроваживая ее. – Вы, безусловно, понимаете, сколько дел у нас с Александрой перед предстоящей свадьбой. Может, встретимся сегодня вечером за ужином или завтра, если вам будет угодно. Обсудим все самым подробным образом.
      Речь его лилась стремительным ручейком, словно он заручился поддержкой обеих женщин, пока он выпроваживал из номера удовлетворенную мать будущей супруги.
      Димитрий вызвал свою персональную машину и оставался с Сесилией в холле гостиницы, пока машина не подъехала к парадному входу. Затем с облегчением вошел в пустую кабину лифта и быстро нажал кнопку нужного этажа.
      Будут ли преследовать Александру угрызения совести, если к алтарю она направится с заметно увеличившимся животом? Он постарался вспомнить все, что она рассказывала ему о своем прошлом. Воспитывалась она, по сути, в монастыре. Возможно, устроенное на широкую ногу торжество и смутит ее.
      Но сейчас ее больше всего огорчала статья, появившаяся утром в газете. Нервничать ей было противопоказано, и он терзался мыслью, что не смог уберечь ее от скандала. Он заметил суетливого папарацци, мелькавшего на выходе из ресторана, где они тогда ужинали. Но ничего не предпринял, не послал своих охранников с приказом конфисковать пленку. По прошлому опыту ему было известно, что подобные действия не всегда приводят к успеху.
      Ей надо выйти за него замуж. Ради себя. Ради ребенка.
      Ради Димитрия, потому что она ему нужна.
      И, наконец, ради исполнения обещания, данного им деду. Второго обещания, когда первое было уже аннулировано ввиду невозможности его выполнения.
      Он думал, что уговорить ее не будет трудно, стоит только разыскать. До своего отъезда из Парижа она сама рвалась в брачные узы. И вот теперь замужество представлялось ей кошмаром. Его вина.
      Он не сомневался, что она сохранит малыша. Даже когда через неделю после ее отъезда снова перешагнул порог их парижской квартиры и увидел на полу гостиной своеобразное послание от бывшей возлюбленной.
      Она демонстративно отказалась от всего, что когда-либо было приобретено Димитрием, включая изысканное нижнее белье. Пальцы его сжались в кулаки от воспоминаний об аккуратно сложенных шелковых и кружевных аксессуарах. Ему хватило одного взгляда, чтобы заметить лежащий сверху тест на беременность. От злости и досады он колотил кулаками о стены. Он не мог понять, как это все произошло, но в правоте слов Александры больше не сомневался.
      Этим же вечером он созвонился с детективным агентством, но было поздно. Ее след потерялся.
      Три мучительных, долгих месяца он провел в составлении всевозможных сценариев, по которым могла бы пойти его дальнейшая жизнь. Если бы он рассказал деду правду о своей личной жизни, когда тот выдвинул свой жесткий ультиматум! Но он не смог, и последствия были разрушительными. Он готов был на все, чтобы спасти деда. Так он и сделал, но в стремлении спасти одного человека причинил боль и страдания всем остальным.
      Если бы он сразу поверил Александре и принял известие о ребенке с радостью, поделившись ею с дедом, все могло бы еще наладиться.
      Если бы он только вернулся в их парижскую квартиру днем раньше, ему не пришлось бы лицезреть звенящую пустоту когда-то уютного жилища, столкнуться с картиной погрома и задуматься над состоянием, до которого он своим поведением довел любимую женщину.
      Все, казалось, шло кувырком. Он видел, какими глазами смотрел на Фебу его родной брат, полагая, что никто этого не замечает. От Димитрия не ускользнуло и то, что в обществе Спироса Феба смеялась и светилась от счастья, а с ним ежилась от страха. Но мучительнее всего было вспоминать лицо Александры. А образ ее в тот роковой момент, когда Димитрий отверг ее, неотступно преследовал его повсюду.
      Когда Димитрий вошел в номер, Александра перечитывала статью в оставленной матерью газете.
      Оторвавшись от нее, она взглянула на Димитрия:
      – Это просто ужасно. Предположения о наших давно завязавшихся отношениях, твой отказ от отцовства – все стало достоянием миллионов читателей.
      Димитрий вздрогнул.
      – Статья уже в течение недели появляется в разных газетах во Франции и Греции, ее перекупили даже некоторые лондонские издания. Объявления, разосланные твоим модельным агентством, извещающие о твоем окончательном уходе с подиума и решении вести уединенный образ жизни, только разожгли интерес публики. Они подготовили плодородную почву для слухов о твоей возможной беременности. Я удивлен, что ты ничего об этом не слышала.
      – Как им все-таки удалось докопаться до истины? – рассуждала Александра вслух.
      – К сожалению, за мной толпами ходят репортеры, просто преследуют. И если уж они увидели нас вместе, то выяснить, кто ты такая, было делом времени.
      – Раньше это никому не удавалось, даже тебе, – беспомощно произнесла Александра.
      – Каким именно образом они это сделали, я не знаю. Но это и неважно. – Он снова сел на диван рядом с ней и положил руки на заметно выступающий вперед живот. – У нас есть драгоценное дитя, которое соединяет нас и принадлежит обоим.
      Как хотелось верить всем его словам, но доверие надо завоевать. Быть может, ей неведомы какие-то скрытые причины, по которым он так настойчиво добивается ее руки?
      – Ты боишься, что я буду против твоих встреч с сыном? Или тебе кажется, что слово твое станет для него более весомым, если мы будем состоять в официальном браке?
      – Это не основные причины.
      – Какие же тогда основные? – не отступала Александра.
      – Ты как-то сказала, что в наших отношениях было что-то особенное. Вероятно, это особенное я и хочу вернуть.
      – Это невозможно.
      – Нет ничего невозможного, Александра.
      – Не уверена, – коротко ответила Александра.
      Она хотела выйти за него замуж, но опасалась за последствия, боялась, что сердце ее станет совсем беззащитным и не выдержит новых обид и разочарований. – Жизнь под личиной Ксандры Фочен была куда предпочтительней роли Александры Петронидис. – Она не могла понять причины, по которой осмелилась произнести эти слова. Чтобы отомстить ему за боль и ранить так же сильно? Чувство вины и сожаления за сказанное возникло раньше, чем последнее слово слетело с губ.
      Челюсть его выступила вперед, глаза злобно заблестели.
      – Подумай о ребенке. Жизнь законного наследника семьи Петронидис будет для него гораздо предпочтительней роли незаконнорожденного сына паршивой и никому не нужной овцы из семьи Дюпре. – Ее жестокие слова рикошетом вернулись к ней же.
      Она съежилась от боли, пробудившейся от этих жестоких фраз.
      – Не смей так говорить о нашем сыне!
      На лице его появилось сожаление, быстро сменившееся очередной волной решимости.
      – По отношению к нашему сыну я никогда больше не допущу подобных определений, не смотря на твое окончательное решение. Но остальные молчать не будут.
      – Я знаю. – Она чувствовала, как слезы заволакивают глаза. Она моргнула, стараясь отогнать их или скрыть.
      Он выругался по-гречески и нежно прижал ее к груди.
      – Не плачь, любимая. Я этого не вынесу.
      – Тогда тебе просто повезло, что ты не видел меня так долго. После отъезда из Парижа я только и делала, что плакала, – сказала Александра, заикаясь на каждом слове от обильно потекших слез.
      Он обнял ее еще крепче, пока она не пискнула от боли. Димитрий мгновенно разжал руки.
      – Я не хотел причинить тебе боли.
      – Слушай, расскажи мне о своих родителях, – вдруг предложила она. – Ты никогда мне ничего не говорил о них.
      Его чувствительные губы напряглись.
      – Я никогда в глаза не видела ни твоего дедушки, ни брата.
      – Я приглашу брата на свадьбу. К сожалению, деду не под силу столь длительные путешествия. Но я познакомлю тебя с ним сразу, как только мы окажемся в Греции.
      – Что ты имеешь в виду? Когда это мы окажемся в Греции?
      – Надеюсь, скоро. В Греции мы будем жить.
      – Что, если я захочу жить в Америке?
      – А ты захочешь? – тихо уточнил Димитрий.
      Глаза их встретились, но Александра не выдержала столь пристального взгляда и отвернулась первой.
      – Я не хочу воспитывать малыша в огромном городе, – согласилась она, зная, что своим откровением играет на руку партнеру.
      – Вот и хорошо. – Он нежно повернул ее лицом к себе, и она попала в плен его искусительных синих глаз. – Наш дом расположен на небольшом островке, вблизи от Афин. Кроме поместья семьи Петронидис и крохотной рыбацкой деревни, там больше ничего нет. Для ребенка место просто замечательное. Проверено. Я сам там рос.
      Звучало слишком заманчиво.

      – Если мы оформим наш брак юридически, то при разводе ребенка могут оставить и с тобой, – озвучила Александра свое самое большое опасение, давно не дававшее ей покоя.
      – Ты думаешь, я способен на это?
      – Не уверена. Я не могу больше полагаться только на чувства в том, что каким-то образом касается тебя.
      – Брак заключается навсегда, а не на короткий период времени. – Эти вынужденные объяснения взбесили Димитрия. – У нашего ребенка и у всех, родившихся после него, будет полная семья. Их воспитанием займутся и мать, и отец.
      – Ты хочешь, чтобы у нас было много детей?
      – Да. А ты?
      – Я хочу не меньше двух. Но счастлива буду, если детей будет четверо.
      – Не лучше ли тогда сначала выйти за меня замуж?
      – Опять ради детей? – спросила она с надеждой в голосе, рассчитывая, что ответ будет отрицательным.
      – Что касается этого ребенка, то да. Ради него. Но и ради тебя самой.
      – Ты имеешь в виду, что брак освободит меня от обязанности работать и содержать семью, если я стану твоей женой?
      – Работать тебе будет совсем не обязательно в любом случае. С этого момента и на всю оставшуюся жизнь все, что связано с тобой и моим сыном, становится моей обязанностью.
      – Спасибо. – В области финансов его слова никогда не расходились с делом.
      – Ты будешь счастлива со мной. В значительно большей степени, чем в роли матери-одиночки, – самодовольно заключил он.
      – Ты так думаешь?
      – Чего бы тебе ни хватало для счастья, я в состоянии предоставить тебе это.
      Купить можно все, кроме любви, печально подумала Александра. Но страсть достанется ей в качестве компенсации. Что еще раз подтвердила предыдущая ночь.
      – Это наконец-то успокоит мою мать.
      Глаза его стали лукавыми.
      – Если ты станешь моей женой, я выкуплю поместье, некогда принадлежавшее семье Дюпре, и найму прислугу, помощью которой твоя мать сможет пользоваться до конца своих дней.
      Такое великодушное предложение не могло не поразить Александру. Желание взять на содержание ее и сына было понятным, но чувствовать свою ответственность перед Сесилией было сродни благородству и чертовски подкупало.
      – Ты навсегда станешь материным любимчиком.
      – Я знаю. – Он нахмурил брови. – Она категорически возражает против большого торжества, полагая, что тебя это может смутить. Она права?
      – Смутить? Каким образом меня может смутить церемония бракосочетания с тобой? – недоверчиво спросила Александра, явно не понимая сути вопроса.
      – Она будет проходить открыто, в присутствии многочисленных гостей. Большой срок беременности станет очевидным для всех.
      – А я нисколько не стыжусь ребенка. – Счастливой, что зачала его вне брака, она, конечно, не была. Но ребенок был ей дорог.
      Лицо Димитрия просветлело.
      – Я горжусь, что именно ты носишь под сердцем моего сына.
      Александра представила себе традиционную картину свадьбы. Они с Димитрием облачены в строгие, белого цвета наряды. Голова ее увенчана фатой, шлейф от которой тянется по меньшей мере на три фута.
      – Глазки твои стали добрыми. О чем задумалась, малышка?
      Она почувствовала, как от смущения щеки ее заливает румянец, но решилась все-таки ему сказать:
      – Я знаю, что рискую выглядеть несовременной, но я всегда мечтала о традиционном белом подвенечном платье и пышной фате. – Она печально вздохнула и погладила себя по животу. – Но думаю, что в моем теперешнем состоянии в девственно белом я буду выглядеть глуповато.
      Димитрий снова подошел к дивану, занял свое прежнее место и взял ее за руку.
      – Белый – это цвет непорочного сердца. В моих глазах ты никогда не будешь выглядеть глупо.
      Ей стало вдруг трудно дышать.
      – Не буду?
      Он склонил голову, и она прикрыла глаза, приготовившись к его поцелуям. Почему ей всегда изменяло самообладание, если рядом был Димитрий? Ее веки, щеки, а затем и губы ощутили нежные прикосновения. Такие легкие, словно пушинки ласкали ей лицо.
      – Так ты думаешь, мне следует надеть белое?
      – Да. Определенно. Означает ли это, что ты согласна выйти за меня замуж?
      Неужели в этом кто-то сомневался? Но, чтобы гордость ее снова не изваляли в пыли, она ответила рассудительно:
      – Так будет лучше для ребенка.
      Лицо его посерьезнело.
      – Надо все спланировать. Я хочу, чтобы свадьба состоялась через неделю.
      – Так скоро? А как же подвенечное платье? А церковная служба?
      – Об этом я позабочусь.
      Спорить она не стала. У миллиардеров свои причуды. Им под силу устроить любую свадьбу в любые сроки. Деньги творят чудеса.
      – Я хочу выбрать себе платье сама.
      Он пожал плечами.
      – Как хочешь.
      Димитрий направился к телефону. Все признаки, отдаленно напоминающие проявления любви, мгновенно исчезли и с его лица, и из поведения.
      – Димитрий…
      Он оглянулся.
      – Да?
      – Это все, чего ты хотел?
      Он рассмеялся, снова подошел к ней, взял ее за руки, поднял с дивана и крепко обнял.
      – Все в порядке, дорогая. Я просто решил поскорей заняться делами, за неделю надо успеть многое.
      Объяснение было принято и сомнений не вызывало, пока он крепко обнимал ее своими жаркими руками. Она томно зевнула.
      – Ладно.
      Он ласково развернул ее в сторону спальни и нежно хлопнул по попе.
      – Поспи немного. Беременным женщинам рекомендован дневной сон.
      Она отправилась в спальню умиротворенной. Причем в его спальню, в сторону которой он ее и развернул.
      Димитрий крепко сжимал в руке телефонную трубку, не набирая номера. А чего он, собственно говоря, ждал? Что Александра скажет, что выходит за него замуж по зову сердца?
      Со временем он надеялся вернуть ее доверие. Они могли снова обрести все то, что было между ними в Париже. Привязанность, радость, согласие, близость. И когда она поймет, что он больше никогда ее не бросит, не обойдется с ней жестоко, глаза ее снова заблестят огнем любви.
      По крайней мере ему удалось выполнить обещание, данное деду.
 
      – Ты волнуешься, дорогая? Почему?
      Александра отодвинула ярды ткани, которые пошли на юбку ее подвенечного платья, аккуратно разложив их на сиденье лимузина.
      – На приеме будет так много народу.
      – Ты демонстрировала коллекции купальных костюмов перед толпами зрителей.
      Правильно. Но среди них не было ни брата Димитрия, ни тем более его бывшей невесты.
      – У Спироса не создалось мнения, что я легкомысленная женщина?
      – Почему ты вдруг об этом подумала?
      – Просто я уверена, что вину за унижение и весь позор, вылившийся на голову Фебы, он возлагает на меня.
      Димитрий обнял ее, захватывая руками и бесчисленные ярды белого атласа, неотделимые от его невесты. Он нежно взял ее за подбородок и повернул лицом к себе, чтобы взглянуть в ее глаза.
      – Мой брат никого не винит. Он знает, что ты даже не подозревала о существовании Фебы. Ему известен корень зла. Я навлек на себя неприятности сам и причинил страдания окружающим.
      – Но он твой брат. Тебя-то он простит. – Сколько раз она прощала матери? – А вот меня вряд ли.
      Димитрий от души рассмеялся.
      – Спирос и дед знают, что виноват только я. Не волнуйся, пожалуйста. Спирос счастлив в браке и с нетерпением ждет появления на свет племянника.
      Александра еще долго продолжала бы свои горестные стенания, если бы лимузин не затормозил и не въехал плавно на стоянку, а секундами позже не открылась бы дверца. Димитрий взял ее на руки и вынес из машины.
      Александра яростно запротестовала:
      – На руках ты должен перенести меня через порог нашего дома, а не вносить на торжественный прием!
      Димитрий рассмеялся, и это был заразительный, искренний смех, который она в последний раз слышала еще в Париже до их расставания.
      – Я в состоянии сделать и то, и другое.
      Ей не хотелось огорчать его, улыбка красила его лицо. Она не стала возражать, и он нес ее на руках до парадного входа в гостиницу, а затем до огромного зала, отведенного для торжественного приема в честь новобрачных. Громкими возгласами встретили гости виновников торжества. И в течение последующего часа молодые принимали поздравления от собравшихся.
      Александра села в огромное кресло и улыбнулась сестре, усаживавшейся рядом с ней.
      – Привет, Мэдди! Ну не сказка ли все это? – Она обвела рукой огромное пространство, где танцевали, веселились, беседовали элегантно одетые гости.
      Мэделейн улыбнулась.
      – Конечно! Кареты, запряженные лошадьми, выглядели просто потрясающе. А внутреннее убранство церкви было таким изысканным!
      – Димитрий сделал все от него зависящее, чтобы этот день стал особенным. Всю неделю он только и спрашивал меня, не упустил ли какую-нибудь деталь, стараясь чтобы мои фантастические представления о собственной свадьбе стали реальностью.
      – Им суждено было исполниться! – послышался голос Димитрия. Он подошел сзади и опустил руку на плечо Александры. – В брак вступают один раз в жизни. И свадьба должна стать воплощением мечты.
      Она повернула голову, чтобы улыбнуться ему в ответ:
      – Она стала именно такой.
      Димитрий наклонился и нежно поцеловал Александру в губы.
      – Я очень рад, любимая. Это было моим заветным желанием.
      – Снова строите глазки друг другу? – Подошедший к ним мужчина, которого можно было принять за близнеца Димитрия, если бы не темно-карие глаза и юный вид, по-приятельски похлопал ее мужа по спине. – Времени у вас для этого будет предостаточно, только чуть позже.
      Рука Димитрия на секунду чуть сильнее сдавила ей плечо, словно успокаивая, как будто он почувствовал ее смущение и некоторую неловкость.
      Феба, очаровательная молодая женщина с классическими греческими чертами лица, одухотворенными юношеской невинностью, весело рассмеялась.
      – Не стоит дразнить брата в день свадьбы. Жениху полагается смотреть на свою невесту влюбленными, полными счастья глазами.
      Феба разрумянилась, когда Спирос обнял ее за плечи с довольным видом собственника.
      – Это чистая правда, – произнес он.
      Александра улыбнулась. Как хорошо, что ее беременность не разрушила жизни влюбленных. Было совершенно очевидно, что эти двое купались в счастье, став мужем и женой.
      Димитрий наклонился к жене и тихо спросил:
      – Ты готова поехать домой?
      – Мы же еще не танцевали. – А ей так этого хотелось!
      Он благосклонно улыбнулся.
      – А нам придется это сделать, чтобы соблюсти традиции?
      Она радостно закивала головой. Снисходительный блеск его глаз ей понравился. Она чувствовала себя любимицей, избалованным ребенком.
      Он подал ей руку и повел в центр зала. Появление на сцене виновников торжества послужило сигналом оркестру к началу медленного проигрыша, за которым последовала знакомая мелодия вальса.
      Они приготовились, заняв исходную позицию: длинный шлейф подвенечного платья был закреплен у запястья, словно невеста была дебютанткой, а ее свадьба – первым в жизни балом после достижения совершеннолетия. Димитрий был превосходным партнером, и Александра с упоением двигалась в ритме музыки в крепких и надежных объятиях супруга.
      Постепенно к ним присоединились и другие пары. Мэделейн и Хантер. Феба и Спирос. И конечно, другие приглашенные, которых по именам она, к сожалению, не знала.
      Александра вскинула голову, чтобы посмотреть суженому в глаза.
      – Спасибо тебе.
      – За этот танец? – спросил Димитрий, кокетливая улыбка заиграла в уголках его губ.
      – За все. За такую роскошную свадьбу. За спокойствие матери, с каким она пережила прошедшую неделю. За укрощение Мэделейн, чтобы она не думала, что замуж я выхожу за людоеда. За возвращение нашей семье родового поместья Дюпре. Я не думала, что твои намерения были серьезными, однако тебе в рекордные сроки, меньше чем за неделю, удалось совершить непростую сделку. Я просто ошеломлена.
      – Я хочу, чтобы ты была счастлива, дорогая. Но об этом я тебе уже, кажется, говорил.
      Спустя три часа они сидели на борту персонального самолета Димитрия. Александра переоделась в более удобный и свободный наряд: шикарный, золотисто-желтый, цвета липового меда, вязаный свитер, на размер больше обычного, чтобы прикрыть изменения фигуры, и эластичные брюки цвета миндального ореха. Расположившись на небольшом диванчике, она медленно потягивала фруктовый сок, заботливо предложенный ей стюардом.
      – Мы поднимемся в воздух через полчаса, даже чуть меньше, – сообщил ей Димитрий, выходя из кабины пилота.
      Он тоже сменил свадебную экипировку на сшитые на заказ черные слаксы и серый свитер от Армани. Могучее тело разлеглось на диване рядом с ней, и сладкая дрожь побежала по ее коже.
      – Как долго нам придется добираться до Афин? – поинтересовалась Александра, пытаясь угомонить воображение и ослабить желание запустить руки ему под свитер. Он пожал плечами.
      – Может, управимся часов за восемь.
      Подушечки его пальцев нежно ласкали ей щеки.
      – Я договорился с лучшим в Афинах акушером, он согласился наблюдать тебя. И рекомендовал на последнем месяце беременности перебраться в городскую квартиру, поближе к клинике.
      – Все будет хорошо. Я тебя уверяю. – Она положила поверх его руки свою. – Димитрий, ты будешь присутствовать во время родов?
      – Мне бы хотелось, но окончательное решение можешь принять только ты.
      Это ее очень удивило. Во-первых, он изъявил желание быть вместе с ней в такой трудный момент, что было на него совсем не похоже. Димитрия нельзя было назвать человеком современных взглядов. И, во-вторых, он добровольно оставил ей право выбора.
      – Я хочу, чтобы ты был рядом.
      – Тогда решено. Наверняка в клиниках проводят занятия для супругов, ожидающих прибавления. Можем научиться, как облегчить тебе роды.
      Она молча смотрела на него, не в силах произнести ни слова от радостного волнения.
      – Больше всего на свете я хочу, чтобы моим помощником и инструктором был ты, – произнесла она наконец и разрыдалась.
      Выражение лица Димитрия было таким, словно он попал под колеса грузовика. Можно было бы рассмеяться, если бы она уже не плакала.
      – Александра, милая, что с тобой?
      Она замотала головой, пытаясь остановить слезы.
      – Ты не должна так волноваться.
      – А я и не волнуюсь, – всхлипывала Александра.
      – Иди сюда. – Он взял из ее рук стакан с недопитым соком и, осторожно поставив на стол, бережно обнял ее и усадил к себе на колени. – Скажи мне, почему ты плачешь? – Чувствовалось, что он был на грани отчаяния.
      – Я так долго об этом мечтала. Я просыпалась по ночам, вытягивала руки, думала, что ты рядом. Но постель была пустой и холодной. В первый раз, когда малыш повернулся и я отчетливо почувствовала его движения, я побежала к телефону, чтобы позвонить тебе. Но для меня ты был уже женат. Мне так не хватало тебя все это время…
      Объятия его стали крепче, и он прошептал ей что-то на ухо по-гречески. Шепот был еле слышным, и говорил он так быстро, что разобрать слова было почти невозможно. Но нежность и теплота его голоса запомнятся ей навсегда. Она удобно устроилась у него на руках и еще пуще расплакалась, освобождаясь от разочарования, неуверенности, боли и страдания, которые были ее верными спутниками в последние три месяца.
      Он нежно утирал ей лицо, словно она была маленьким, несмышленым ребенком. Она улыбнулась сквозь слезы.
      – Из тебя получится отличный отец.
      Он не ответил на шутку. Глаза его стали совсем темными, бездонными, словно именно в них и помещались его чувства.
      – Мы никогда больше не расстанемся.

      Димитрий крепче сжал Александру в своих объятиях. Она так удобно прижалась к нему, вписавшись в его формы, а их малыш согревался между телами родителей. Ручьи слез мелели, но не исчезали с ее щек окончательно. Ему был ведом лишь один-единственный метод, способный быстро и окончательно взбодрить супругу.
      – Когда самолет наберет высоту, мы сможем уединиться в спальне. Там относительно спокойно, – сказал он, поглаживая Александре шею.
      Это вызвало улыбку на ее лице. Очень женственную, кокетливую, очаровательную.
      – Хочешь сказать, что мне удастся вздремнуть? Беременным ведь необходим частый и продолжительный отдых.
      – Можешь не сомневаться, времени отдохнуть у тебя будет предостаточно.
      – До или после? – уточнила она, пожирая его глазами, искрящимися лукавым, задиристым огнем, которого он совсем недавно рисковал больше никогда не увидеть.
      Все будет хорошо. Он сделает все, чтобы жизнь их сложилась счастливо.
      – После. Заявляю со всей определенностью, что после.
      Она тяжело вздохнула, проделав это в театральной, гротескной манере, и сложила руки на груди, быстро затрепетав ресницами, как кинозвезда двадцатых годов.
      – Жду с нетерпением.
      Кокетка!
      – Ожидания будут оправданы и вознаграждены с лихвой, – пообещал ей Димитрий.
      Она стояла перед Димитрием обнаженной. Тело все еще трепетало от удовольствия, на которое ее супруг не скупился. Она стонала от блаженства, когда он только начал раздевать ее.
      Глаза его казались почти черными в неярком освещении бортовой спальни.
      – Ты такая красивая.
      Она упивалась его комплиментами, дыхание учащалось, ноги подкашивались.
      – Я понимаю, что красива, а не уродлива, только когда ты смотришь на меня такими восторженными глазами. В другие же минуты мне становится грустно, что мой живот раздулся до размеров футбольного мяча.
      – Уродлива? – возмутился он. – Ты носишь моего ребенка. Очертания твоего тела творят со мной чудеса. Ты вызываешь возбуждение, стоит тебе только повернуться ко мне боком. И я вижу, как мой сын меняет контуры твоей фигуры, преображая их, совершенствуя.
      Она тут же развернулась в профиль, провоцируя его и соблазняя подтвердить слова делом.
      Он принял приглашение без промедлений, не раздумывая. Как ни высока была ее готовность к любовным играм, внезапность и скорость нападения Димитрия были выше, и она взвизгнула от неожиданности, когда он вмиг схватил ее на руки и уложил в постель.
      Две половины единого целого соединились снова, и она упивалась блаженством этого единения. Она открыла глаза, чтобы посмотреть, каковы его ощущения.
      Глаза Димитрия были прищурены, он так крепко держал ее за бедра, что на теле могли остаться синяки. Но она не жаловалась. Ей было важно раскрепостить его. Это давало надежду, что чувства, которые он к ней испытывал, были выше заурядной похоти.
      Что касалось лично ее, то рядом с ним она теряла чувство времени и пространства. А тело ее восторженно трепетало, ритмично покачиваясь на волнах неземного удовольствия.
      Когда все было позади, он притянул ее ближе к себе, успокаивая ее дрожащее от возбуждения тело.
      – Тсс… Все хорошо.
      Так они лежали в полной тишине в течение нескольких минут, после чего Димитрий встал с кровати, взял Александру на руки и понес в небольшую душевую кабину, а затем снова отнес ее на постель, и она мирно уснула, стоило ему удобно прижаться к ней всем телом.
      Она не знала, как долго длился ее сон. Но когда открыла глаза, то освещение было уже ярким, а Димитрий по-прежнему лежал рядом с ней, внимательно за ней наблюдая.
      Она улыбнулась ему.
      – Привет! Ты подсматриваешь!
      – Ты такая красивая, когда спишь.
      Она быстро приподнялась, удобно усаживаясь на постели.
      – Я есть хочу.
      Он спрыгнул с кровати.
      – Сиди здесь. Я закажу чего-нибудь.
      Натянув на себя висевший во встроенном шкафчике халат, Димитрий вышел в салон.
      Минут через пятнадцать он вернулся в спальню, держа в руках поднос, обильно сервированный разнообразной едой. Поставив его на кровать перед ней, он сбросил с плеч халат и шмыгнул под одеяло. Канадский рис, грибной суп, хрустящая булочка и шоколадно-овсяное пирожное были съедены, и только после этого, полностью насытившись, Александра прижалась к Димитрию.
      Он отстранился, предусмотрительно убирая поднос с кровати, а затем, вернувшись в исходную позицию, положил руку Александре на живот. Их сын вовсю орудовал руками и ногами, заставляя родителей смеяться от удовольствия.
      – Он ведет себя чрезвычайно активно. Будет футболистом и обязательно чемпионом.
      – Похоже, что своими шалостями он лишит родителей покоя.
      – Если пойдет в мать, то точно заставит меня стоять по стойке смирно до самой старости.
      Александра улыбнулась и положила свою руку поверх руки Димитрия.
      – Ты мне так и не объяснил, что заставило тебя поверить в мою верность и признать свое отцовство.
      – Я же говорил тебе о своем приятеле-враче.
      – Врач? Ах да, вспомнила. Но это объясняет только то, как ты мог стать отцом. А что заставило тебя поверить, что ребенок – твой?
      Она чувствовала, как тело его напряглось, и подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза. По ним невозможно было ничего прочесть.
      – Мои родители погибли, когда мне было десять лет. Их жизни унесла сошедшая с гор снежная лавина.
      – Это я знаю. – Это было единственным, что она знала о его родителях.
      – Мой отец поехал на лыжную базу, чтобы вернуть мать, которая развлекалась там со своим очередным любовником.
      – Очередным любовником?
      Димитрий коротко кивнул головой.
      – Она влюблялась с пугающей регулярностью.
      Рука Александры легла ему на грудь, прямо на сердце, и стала ласково поглаживать, успокаивая.
      – Димитрий…
      Он нахмурился, словно ее сочувствие его унижало или делало слабее.
      – Она изменяла отцу и раньше. У него были большие сомнения в том, что Спирос был его ребенком и мог по праву называть себя Петронидисом по крови. Как рассказывал мне дед, отец настоял на проведении медицинского исследования крови. Но не потому, что не любил младшего сына, просто хотел пресечь сплетни. Я уверен, что, окажись результаты отрицательными, он бы заплатил врачам, чтобы они их сфальсифицировали. Но этого делать не пришлось.
      – Если мать была столь ветреной женщиной, почему отец с ней не развелся? – Александра никак не могла поверить, что гордый отпрыск семейства Петронидисов мог терпеть бесконечные измены жены.
      Димитрий помрачнел еще больше.
      – Он был от нее без ума. И называл свое чувство любовью. Их супружество было зыбким, воссоединения после расставаний драматичными. И в конце концов ее непостоянство в любви и его болезненная одержимость одной-единственной женщиной свели в могилу обоих.
      – И ты, помня историю своих родителей, думал, что у меня есть еще один любовник, помимо тебя?
      Напряжение, в котором находился Димитрий, было очевидным, оно буквально ощущалось в воздухе.
      – Мне стыдно, но это именно так. Однако ты спрашивала, почему я все же поверил тебе.
      – Поведение твоей матери все объясняет. У тебя были веские основания не доверять женщинам вообще. Но что заставило тебя изменить свое мнение?
      – Я понял, что ты на нее не похожа.
      – Да, я на нее не похожа, – повторила она на всякий случай для закрепления. – Когда ты это понял?
      – Когда вернулся в нашу парижскую квартиру и увидел тест на беременность на кипе твоего белья. Ты специально оставила его там, где мы занимались любовью, потому что связывала с этим свою беременность.
      Он понял, как работало ее сознание в тот день. Он распутал ход ее мыслей и прочитал ее послание.
      – Это заставило тебя вспомнить те прекрасные минуты, которые мы провели вместе? – На это и было рассчитано ее послание.
      – Да. Я понял, что, кроме меня, у тебя никого нет.
      В Афинах они провели ровно неделю. Это было отдыхом, на котором настоял Димитрий, и одновременно свадебным путешествием перед поездкой к нему домой и знакомством с его дедом. Незабываемые семь дней, посвященные в основном осмотру достопримечательностей и занятиям любовью, причем второму отводилось гораздо больше времени.

      Теополис Петронидис не выглядел на свои годы, а было ему семьдесят один. И тем более не походил на человека, который несколько месяцев назад перенес сложнейшую операцию на сердце. И даже опираясь на трость, он ничуть не горбился, а смотрелся величаво и властно, возвышаясь неприступной скалой посреди просторной, обставленной в средиземноморском стиле комнаты. Обезоруживающий взгляд его черных глаз, смотрящих из-под густых седых бровей, впивался в невестку.
      – Стало быть, это и есть моя новоиспеченная внучка? Подойди поближе, детка, и поприветствуй своего деда.
      Александра сделала шаг ему навстречу с напускной смелостью, зная наперед, что малейшее проявление страха и трепета приведет к полной потере уважения со стороны старейшины рода Петронидисов. Она положила руки на плечи пожилому человеку и подняла голову вверх, чтобы традиционными поцелуями в обе щеки поприветствовать его. Довольно улыбнувшись, дед расцеловал ее в ответ, и только после этого Александра немного отступила назад.
      – В действительности она не такая, как на фотографиях, – обратился старик к Димитрию. А затем снова повернулся к Александре. – И в жизни ты мне нравишься больше. Ты более естественная. Нет этих модных кудряшек, и волосы натуральные. Моя София никогда не красила волосы. – Взгляд его бродил по ее лицу. – Глаза карие, красивого природного цвета, не то что кричащие зеленые. Они подходят тебе больше.
      Она смущенно улыбнулась.
      – Спасибо. По мнению Димитрия, я достигла того уровня уродства, после которого содержать себя, зарабатывая на жизнь манекенщицей, уже невозможно.
      Оба мужчины заговорили одновременно, перебивая друг друга:
      – Не говорил я…
      – Что случилось с моим внуком?
      Лицо ее озарилось лукавой улыбкой.
      – Если честно, то иногда по утрам я действительно выгляжу не лучше пугала огородного.
      Мистер Петронидис-старший насупил брови.
      – Никогда не смей говорить беременной женщине, что она страшна как смертный грех, даже если это соответствует действительности и от нее шарахаются козы, не то что люди. В противном случае в один прекрасный день ты будешь вынужден перебраться на ночлег в комнату для гостей, а бурному потоку женских слез, способному потопить в своих водах рыбацкий баркас, не будет конца.
      – Этой житейской мудрости научила тебя бабуля? – спросил внук.
      – Кто же еще? – Старик громко стукнул тростью о пол. – Она обычно интересовалась моим мнением и часто спрашивала, не слишком ли ее разнесло от беременности. Размеров она была необхватных, как круглый бочонок, с трудом ходила. Твой отец при рождении весил десять фунтов. Она чуть не умерла во время родов. После этого я категорически возражал против детей. – Воспоминания о тревогах за жизнь жены омрачили на мгновение его глаза. – Я всегда утвердительно отвечал на ее вопросы. Говорил, что она растолстела. И вот однажды за ужином она просто швырнула в меня тарелкой с едой, за которой последовали и столовые приборы. Я стал извиняться, но было поздно – мусака уже растекалась по моим волосам.
      Александра рассмеялась.
      – И спать вам после этого пришлось в гостиной?
      Он усмехнулся и лукаво подмигнул.
      – Она закрыла дверь спальни на ключ.
      Вспомнив сцену с запиранием входных дверей и последовавшее эротическое примирение, Александра разулыбалась. Неудивительно, что мистер Петронидис вынужден был научить внука мастерству взламывания замков. От этой мысли ее разобрал безудержный хохот.
      – Так такое в вашей жизни уже случалось? – догадливо спросил дед.
      Димитрий ничего не сказал в ответ, а молча взял Александру за руку и властно усадил в кресло.
      – Своим смехом ты перекрываешь доступ кислорода ребенку, – упрекнул он супругу, глядя на нее с улыбкой.
      Мистер Петронидис сел напротив нее, лицо его сморщилось в усмешке.
      – Мне не повезло в жизни. У меня не было смышленого деда, который научил бы меня, как взламывать дверные замки. Я пригрозил вышибить дверь. Жена расплакалась так громко, что я слышал ее всхлипывания из-за толстой, капитальной перегородки. – Глаза его стали огромными и почти круглыми. – Мне пришлось забраться в спальню через окно и покорить ее своей изобретательностью. Примирение прошло как нельзя лучше.
      Димитрий сел на широкий подлокотник кресла, где сидела Александра, и нежно погладил ее по затылку.
      – Спирос и Феба уже в Париже? – спросил он у деда.
      – Да. После вашей свадьбы они сначала заехали ко мне, чтобы поделиться впечатлениями и рассказать, какая у меня замечательная внучка.
      Александра почувствовала, как к щекам приливает кровь.
      – Я рада, что у них сложилось такое приятное мнение обо мне. Не скрою, меня тревожило, что я могу им не понравиться. Но, как и вы, они были ко мне благосклонны.
      Мистер Петронидис ожесточенно замахал руками в экспансивной, присущей всем южанам манере.
      – Все сложилось на редкость удачно. Наконец-то оба моих внука женились, приведя в дом по невестке, и не за горами появление на свет правнука. Мне остается только возблагодарить Господа за ниспосланные моей семье дары.
      Искренность его слов не могла не тронуть сердце Александры. В порыве чувств она вскочила с кресла и снова бросилась к деду, чтобы расцеловать его.
      – Спасибо вам. Вы так добры.
      Он категорично замахал руками, но явно был тронут.
      – Отведи ее наверх, Димитрий. Беременным женщинам предписан продолжительный отдых.
      Александра снова разразилась хохотом, поскольку услышала замечание, произносимое Димитрием ежедневно, с тех пор как он снова вернулся в ее жизнь. После этих слов они оба дружно шли в спальню, забывая о важности и обязательности медицинских предписаний.
      Димитрий неодобрительно покачал головой, помог ей подняться с кресла и, нежно прижимая к груди, взял на руки.
      – Пойдем, дорогая, тебе действительно надо поспать.
      Громкий смех чуть было снова не вырвался из ее груди.
      – На руках ты вряд ли внесешь меня на лестницу. Я уже слишком тяжела.
      Глаза Димитрия озорно заблестели.
      – Никто не сможет упрекнуть меня в том, что я первым назвал тебя толстой. Я хорошо усваиваю уроки деда.
      И она сдалась. Димитрий внес ее в спальню, которая показалась ей такой огромной, что даже длинная и широкая сверх меры кровать, стоявшая посередине, смотрелась крошечной. Одна стена полностью состояла из серии раздвижных стеклянных дверей, откуда отлично просматривалось хрустально-голубое, сверкающее в лучах солнца море, которое и приковало удивленный взгляд Александры.
      – Просто дух захватывает!
      Она медленно, в довольно вызывающей манере сползла с его рук и, отвернув восторженное лицо от изумительного морского пейзажа, представшего ее глазам, посмотрела на мужа, улыбаясь.
      – Так ты сказал, что мне пора спать?
      – Сначала мы должны проверить, насколько высока степень усталости, – уверенным голосом произнес Димитрий, начиная раздевать супругу.
      Ее любопытный взгляд блуждал по комнате, пока знакомая испанская статуэтка, стоявшая на старинном комоде, не привлекла ее внимания. Это было скульптурное изображение молоденькой девушки, отдыхающей в саду. Димитрий говорил когда-то, что она напомнила ему Александру. В последний раз она видела ее аккуратно обернутой в упаковочную бумагу в гостиной их парижской квартиры.
      Она только сейчас поняла важность появления этой статуэтки здесь, в Греции. А спустя несколько мгновений профессионально оказанная Димитрием помощь в освобождении от одежды достигла цели и практически лишила ее разума, уводя в мир наслаждения.
      Александра выдвинула еще один ящик старинного комода в поисках своих вещей. До сих пор ей не везло. Первый ящик был доверху забит носками мужа, второй – его широкими шелковыми трусами, третий – белыми хлопчатобумажными футболками, которые он любил надевать под свитер или носил в комплекте с джинсами, если не собирался выходить из дому. Один за другим она закрыла все осмотренные ящики и выдвинула последний.
      Он открылся лишь на несколько дюймов, когда сильные руки мужа легли ей на плечи и властно подняли на ноги.
      – Дорогая, чем ты здесь занимаешься? Тебе не следует так низко наклоняться и вытаскивать тяжелые ящики.
      – Я только искала свои вещи, но найти удалось твои. – Она разочарованно взглянула на содержимое очередного, узкой щелью открывшегося ящика, снова забитого бельем супруга. – Так где мои вещи? – проговорила она, упираясь лицом в его обнаженную грудь.
      Он развернул ее к двери, ведущей в смежную со спальней ванную, рядом с которой находился встроенный платяной шкаф.
      – Там.
      Она подошла к нему и, распахнув дверцы, обнаружила за ними огромный гардероб, три стенки которого были увешаны всевозможными нарядами. Соседство деловых костюмов Димитрия с ее объемными платьями, специально предназначенными для периода беременности, придавало ощущение семейной идиллии и заставило ее улыбнуться. Она протянула руку к вешалке, чтобы снять одно из платьев, как вдруг заметила, что среди обилия нарядов висят и те, которые она упаковала для отправки Димитрию из их парижской квартиры.
      – Ты сохранил все мои платья, – глуповато заметила она.
      – Конечно, я был уверен в том, что ты когда-нибудь вернешься и они тебе снова потребуются, – произнес Димитрий, стоя у дверей. – Только по прошествии нескольких месяцев. Сейчас же тебе понадобятся наряды размером побольше.
      Она повернулась к нему лицом и озорно улыбнулась.
      – Так ты все же утверждаешь, что я толстая?
      Он мастерски изобразил испуг:
      – Боже упаси! Но послушай, – добавил он, – если я буду все время стоять рядом с тобой, то к ужину с дедом мы, безусловно, опоздаем.
      Где-то посередине ужина Димитрия позвали к телефону. Это был международный звонок.
      Мистер Петронидис-старший подмигнул ей, подбадривая:
      – Бизнес мешает личной жизни?
      Она дернула плечиками.
      – После длительного пребывания в Нью-Йорке и нашего недельного свадебного путешествия работы у него накопилось хоть отбавляй.
      – Истинная правда. – Дедушка посмотрел на нее, вскинув густые брови. – Расскажи мне о своей семье.
      И она начала рассказ о Мэделейн и Хантере, о своей матери, о том, как благородно поступил Димитрий, выкупив веками принадлежавшее семье Дюпре поместье.
      Мистер Петронидис только махнул в ответ рукой, словно выбросил что-то ненужное.
      – Это ничего ему не стоило. Твоя мать стала для Димитрия полноправным членом нашей семьи. И заботиться о ней и ее благополучии – его первостепенная обязанность.
      Александра тревожно покусывала губу.
      – Я вышла замуж за вашего внука не для того, чтобы переложить на его плечи свою ответственность перед матерью.
      Пожилой человек смеялся долго, громко и от всей души.
      – Конечно, нет, глупышка. Если бы ты хотела получить от моего внука только деньги, ты никогда бы не покинула Париж.
      Улыбка осветила лицо Александры, которая почувствовала некоторое облегчение, услышав эти слова.
      – Вы правы. Мне всегда был нужен только он. Я ничего не знала о существовании Фебы, – честно призналась она.
      – Да. Я это знаю.
      – Простите меня, если это возможно.
      – За что ты просишь у меня прощения, дитя мое?
      – Должно быть, скандальное расторжение помолвки огорчило вас.
      – Огорчило? – Он выглядел удивленным. – Я хотел от своих внуков то, что имею теперь в полном объеме, – сказал он, указывая на ее живот, который теперь не мог скрыть даже обеденный стол, за которым она сидела.
      Подкравшийся к щекам подлый румянец выдал ее смущение. Мужчины из семьи Петронидис отрицательно влияли на ее хладнокровие и самообладание.
      Дед отхлебнул немного вина.
      – Но мой внук умудрился исполнить и свое второе обещание.
      – Второе обещание?
      – Он женился на тебе, в полном соответствии с данной мне клятвой. – Черные глаза светились крепкой, как сталь, решимостью. – Мой правнук будет носить нашу фамилию. А я стану самым счастливым человеком.
      Казалось, улыбка на лице Александры застыла.
      – Он дал вам клятву жениться на мне?
      Старик закивал головой:
      – Он человек слова, – сказал он с гордостью. – Твой сын вырастет членом славной семьи Петронидис. И если завтра мне будет суждено отойти в мир иной, то я покину вас счастливым человеком.
      – Прошу вас, не говорите таких слов, – взмолилась она, хотя сама была так взволнована, что сердце разрывалось на куски.
      Неужели Димитрий поклялся деду, что женится на ней? И обещал официально дать своему сыну фамилию их рода?
      – Молодые всегда боятся говорить о смерти. А я уже стар и смело смотрю ей в глаза. У меня, пожалуй, осталось еще одно желание. Мне надо успеть научить моего правнука взламывать дверные замки. – И старик рассмеялся собственной удачной шутке.
      Александре же казалось, что она медленно умирает. Оказывается, Димитрий женился на ней, не будучи увлеченным ею. Он вступил с ней в брак даже не ради ребенка. Он обвенчался с ней, чтобы исполнить волю своего деда и выполнить данное ему обещание.
      Не удивительно, что Димитрий безропотно мирился со всеми ее прихотями. А когда она отказалась от брака, он ее просто совратил.
      Итак, ее он не любит, он любит своего деда. И достаточно сильно, чтобы жениться на своей бывшей любовнице, которая еще совсем недавно не представляла никакого интереса и ценности в качестве невесты и кандидатура которой даже не рассматривалась как достойный товар на рынке будущих жен.
      – Что с тобой, дитя мое? Ты так побледнела.
      Она смущенно опустила глаза.
      – Усталость все еще сказывается. И немного подташнивает, – честно призналась она. – Токсикоз так и не прошел.
      Мистер Петронидис закивал головой со знанием дела.
      – Ясно, ясно. Хочешь прилечь?
      – Я лучше останусь здесь, с вами.
      – Ты слишком добра и внимательна ко мне.
      – Совсем нет. Мне просто нравится с вами общаться, – честно призналась она.
      – Тогда расскажи мне о своей работе. Я никогда раньше не встречался с манекенщицами.
      Она начала рассказывать ему о своей жизни, которую вела под именем Ксандры Фочен, и закончила свое повествование описанием встречи и знакомства с Димитрием.
      Когда старик и Александра, закончив ужин, перешли в гостиную в ожидании кофе, к ним присоединился и Димитрий.
      Он расположился рядом с ней на диване. Тело ее напряглось. Сможет ли она простить ему те растерянность и разочарование, которые вынуждена была испытать, узнав, с какой легкостью и выгодой для себя он утаил от нее факт своего второго клятвенного обещания, данного деду? Не в силах терпеть боль от ощущения его присутствия, Александра поднялась с места.
      – Думаю, что мне пора спать. – Она повернулась к Димитрию. – Можешь считать себя свободным от обязанности сопровождать меня наверх. Уверена, что у вас есть о чем поговорить. Вы так долго не виделись. – Слова были напыщенными и прозвучали неестественно.
      Димитрий прищурился, словно заподозрил что-то неладное, и галантно встал.
      – Я все же провожу тебя.
      Петронидис-старший тоже медленно поднялся с кресла. Вид у него был утомленный. Впервые за время их общения Александра увидела, что не так уж он и здоров.
      Быстро расцеловав Петронидиса-старшего в обе щеки, она направилась к лестнице, ведущей наверх.
      Димитрий немного отстал от нее, уделив несколько секунд деду, чтобы пожелать тому спокойной ночи, и догнал ее уже на последней ступени. Александра благосклонно позволила мужу взять ее за руку, но, когда он стал оказывать ей знаки внимания в постели, резко отвергла его ласки, ссылаясь на усталость. Занятия любовью стали для нее в эту ночь невозможными.
      Он ведь женился на ней, чтобы исполнить клятву, данную смертельно больному родственнику. Впервые за всю беременность она почувствовала щемящую тяжесть в сердце, и связана эта боль была непосредственно с ее ребенком. Если бы она не забеременела, Димитрий спокойно отпустил бы ее на все четыре стороны.

      На следующее утро, проснувшись, Александра с удивлением обнаружила, что Димитрия рядом с ней нет. Она обняла его подушку, вдыхая аромат, присущий только ему, мечтая, чтобы его отсутствие не отдалось физической болью в сердце. Два часа тому назад ему пришлось вылететь в Афины, но он не испарился незамеченным, а разбудил супругу робкими ласками, закончившимися проявлением бурной страсти.
      Отходя ко сну, она твердо решила не заниматься с ним этой ночью любовью. Но решимости хватило лишь до рассвета, когда супруг разбудил ее поцелуем.
      Стук в дверь возвестил о том, что настало время завтрака. Она быстро приподнялась и села на кровати поудобнее, чтобы прислуга смогла поставить поднос ей на колени. Губы неожиданно растянулись в улыбке, стоило ей увидеть хлебцы, фрукты, яичницу и кусочек бекона. Димитрий не раз подшучивал над ее правилом неизменно есть на завтрак одно и то же. Согласно его утверждениям, беременным женщинам должны сниться соленые огурцы и мороженое, а не хлебцы и бекон.
      К завтраку подали и невкусный, но полезный травяной чай, к которому она вынуждена была себя приучить, чтобы хоть как-то справляться с приступами тошноты. К чаю она притрагиваться сегодня не собиралась – симптомы очередного приступа благополучно прошли.
      Александра ела под шум прибоя, вспоминая события прошлой ночи и стараясь переключаться на сцены, произошедшие ближе к утру. Тело ее еще хранило печать мужских прикосновений и было легковозбудимо. А память о блаженстве вызывала нежелательные тянущие ощущения внизу живота.
      В ванной она спокойно и по-деловому обдумала ситуацию, в которой оказалась по собственному недомыслию. Что эта ситуация меняла? Александра ведь знала, что Димитрий не любит ее, когда давала согласие на брак. Но она ничего не знала об обещании. Имеет ли это значение?
      Конечно, имеет. Быть замужем за мужчиной, который вступил с тобой в брак по причинам, весьма далеким от любви, унизительно. А гордости у нее не меньше, чем у супруга.
      Собственно, у нее с Димитрием получался тот тип брака, которым окружение ее супруга и общество ее матери могло только гордиться. Это называлось браком по расчету. В конце концов, она не была больше Ксандрой Фочен, несуществующей личностью, с которой он предпочитал преимущественно спать, а на законных основаниях получила имя Александры Петронидис. Она превратилась в уважаемую особу, имеющую определенный вес в обществе, где по достоинству оценивалось прошлое ее аристократической семьи, чем в кои-то веки можно было гордиться.
      Резкая, колющая боль неожиданно пронзила сердце. Александра думала о будущем, о череде пустых, безотрадных лет, которые ей суждено провести в незавидной роли покладистой греческой жены, бесплатного приложения к жизни величественного мужа, ни разу не исполнив главной партии.
      Она никогда не оставит Димитрия, потому что сильно его любит. Но домашней рабыней она тоже не станет. Димитрий говорил, что постарается дать ей все, что сделает ее счастливой. Будет ли он возражать, если она объявит о своем решении вернуться в модельный бизнес после рождения ребенка?
 
      Об этом она и спросила его на следующее утро.
      Ответа не последовало.
      Димитрий молча смотрел на нее, лежа на самом краю кровати. В его синих глазах, как обычно, невозможно было ничего прочитать. От него волнами исходили негативные импульсы, и Александру бросило в дрожь.
      – У тебя есть серьезные возражения против моего возвращения на подиум после рождения ребенка?
      Пальцы его сжались в кулаки, а крепко стиснутые зубы, казалось, заскрипели.
      – Еще в Нью-Йорке ты уверяла меня, что не собираешься возвращаться к прежней профессии.
      Она пожала плечами.
      – Тогда я думала, что иного пути у меня нет. Жизнь матери-одиночки представлялась мне довольно трудной и без профессиональных проблем, тем более таких, какие возникают в сфере моей деятельности.
      – Ты хочешь оставить малыша без материнского присмотра и заботы и взять няню, которая будет воспитывать его вместо нас? – Неприязнь пропитывала каждое из сказанных им слов.
      Нет, черт побери. Конечно, она хотела не этого. Одной из немногих возможностей, которую она хотела получить после свадьбы и о которой давно мечтала, была перспектива оставить работу, чтобы полностью посвятить себя ребенку. Ей не хотелось отказываться от кормления грудью. Ей не хотелось пропустить тот момент, когда ее сын произнесет свое первое слово и сделает первый в жизни шаг.
      – Мне не обязательно гоняться за каждым выгодным контрактом. Я откажусь от публичных демонстраций одежды и коммерческой рекламы, оставлю за собой только право сниматься для журналов мод.
      – Спокойно можешь отказаться от всего. – Он внимательно смотрел на нее. – Ты моя жена. У тебя нет никакой необходимости работать.
      Александра нервно сжимала пальцами накрахмаленную и идеально отутюженную простыню, прикрывающую ее обнаженное тело.
      – Хочешь сказать, что возражаешь против моей работы?
      Он выглядел таким усталым, как в день их встречи на квартире Мэделейн.
      – Разве ты послушаешь меня, если я начну категорически возражать?
      – Я не собираюсь полностью отказываться от своей жизни, подчиняя ее другим.
      – А тебе это удавалось? – Он натянул на себя одеяло и выключил свет, прежде чем демонстративно повернуться к ней спиной.
      Очевидно, он считал, что разговор окончен, а тема исчерпана.
      Она нервно заерзала на кровати. Спать в его крепких и надежных объятиях уже вошло в ее привычку. Сейчас же необъятная площадь огромной постели отделяла их тела друг от друга. Слезы подступали к глазам.
      Она не рвалась вернуться в модельный бизнес. Она работала манекенщицей, чтобы содержать свою семью. Теперь же просто бросила ему вызов, потому что он не любил ее.
      Но приглашение к дуэли принято не было. Внезапно тепло окутало все ее тело, и жаркие руки Димитрия нежно сомкнули вокруг нее свои объятия.
      – Не плачь, дорогая моя. Я полный идиот. Хочешь продолжать работать – на здоровье. Я не буду мешать тебе.
      Она улыбнулась сквозь слезы.
      – Иногда я слишком заносчив и самолюбив. Я проклинал и ненавидел те часы, которые твоя работа отнимала у нас. Но мне не стоит быть таким эгоистичным. Если для полного счастья тебе не хватает профессии, то я не буду стоять на твоем пути.
      Неужели он так переживал их частые разлуки?
      – Тебя никогда не смутила бы перспектива жениться на манекенщице?
      – Что в этом позорного? Мне никогда не было стыдно за столь блестящую любовницу.
      – Это совсем другое дело. Этим утверждением ты только подтверждаешь мои опасения.
      – Я слишком много говорю, о чем впоследствии приходится жалеть, – с досадой в голосе произнес Димитрий.
      – Маме бы это не понравилось.
      – С твоей мамой мы всегда сможем договориться. Я стал для нее самим Господом Богом, когда вернул столь дорогое ее сердцу поместье.
      Остатки горьких слез на глазах Александры превратились в слезы отчаянной радости и ликования.
      – Ты правда поможешь мне вновь стать Ксандрой Фочен?
      – Нет. Ни в коем случае, – губы его плотно сжались. – Ты по-прежнему можешь быть манекенщицей, но работать будешь под своим теперешним именем. Разве ты сможешь вычеркнуть меня из своей жизни?
      Это самоуверенное заявление должно было вывести ее из себя, но возымело совершенно противоположное воздействие. Ее сердце пело от радости. Он был готов всячески поддерживать ее решение вернуться к работе. И не только. Он не хотел, чтобы ее профессиональные пристрастия отделяли их друг от друга.
      Он не любил ее, но относился к ней с достаточным уважением.
      – Не хочу я быть манекенщицей, – призналась она.
      – Что? – изумленно переспросил он.
      – Я не хочу работать. Я хочу сидеть дома с ребенком.
      – О чем мы, черт побери, тогда разговариваем битых полчаса? – от его крика у нее чуть не лопнули барабанные перепонки.
      – Не смей повышать на меня голос!
      – Зачем же ты тогда затеяла весь этот разговор? – Зубы его зло заскрежетали, а из глаз едва не сыпались искры негодования.
      – Я должна была знать.
      – Что ты должна была знать?
      – Как ты относился к той женщине, которой я когда-то была… которая от тебя забеременела. Когда ты сделал мне официальное предложение руки и сердца, я уже была для тебя Александрой Дюпре.
      – Как женщина от смены имен ты ничего не потеряла. И я об этом уже не раз говорил.
      – Ксандру Фочен ты просто вышвырнул из дома.
      – Ты подумала, что, если вернешься на подиум и снова возьмешь ее имя, я смогу выгнать тебя опять? – бешеная ярость пронизывала каждый произнесенный им слог.
      – Нет. Конечно, нет. – Теперь все казалось таким сложным и запутанным. С тех пор как она узнала о его втором обещании, каждая приходящая в голову мысль не казалась ей простой. – Я не знаю.
      Димитрий в изнеможении опустил голову на подушку и прикрыл руками глаза.
      – Ты никогда не сможешь этого забыть. Так ведь?
      – Чего именно? – с тревогой в голосе уточнила она.
      – Моей глупости. Ты никогда не сможешь снова поверить мне, а это значит, что не сможешь любить меня так, как когда-то любила.
      – Любовь для тебя – пустое, ничего не значащее слово, – напомнила ему Александра.
      Он отвел руки от лица, и Александра вздрогнула: оно было унылым и безрадостным.
      – Тебе не может быть известно, что именно значит для меня любовь.
      – Почему ты скрыл от меня свое второе, данное деду обещание? – прошептала Александра. Она не собиралась задавать этот вопрос, слова сами слетели с губ.
      Он резко приподнялся на кровати.
      – И ты решила позлить меня в отместку, сказав, что хочешь снова вернуться к профессии, которую всегда любила больше, чем меня?
      – Я никогда не ставила свою работу выше тебя.
      – Так ли это? «Я не смогу с тобой поехать, у меня фотопробы… Я уезжаю на неделю на съемки рекламы. Мы не сможем заняться любовью, мне нужно хорошенько выспаться, чтобы не выглядеть завтра утром ведьмой…» – не без сарказма повторил он все те оправдания, которые ему приходилось выслушивать в свое время от Александры. – Регулярность нашей половой жизни и то диктовалась твоей профессиональной занятостью.
      – Я была вынуждена работать, и теперь ты знаешь, почему.
      – Тогда мне было это неизвестно, и ты предпочитала оставлять меня в неведении.
      – Я не могла открыть тебе всего.
      – А почему? Что за особые причины заставляли тебя так долго скрывать от меня твое истинное лицо?
      – Потому что…
      – Я сам скажу тебе, почему. Потому что ты мне не доверяла. Ты давала мне право пользоваться своим телом, но никогда не открывала душу. Твое сердце было заперто на засов. – В его речи слышался сильный греческий акцент.
      – Это неправда. Я любила тебя.
      Он быстро вскочил с кровати.
      – Я никогда не обманывала тебя.
      – Ты представлялась Ксандрой Фочен, что не соответствовало действительности.
      – Мне незачем переписывать отдельные страницы моей жизни, чтобы снова и снова приходить к неизбежному выводу: ты бросил меня, выкинув из своей жизни, как мешок с мусором! – закричала Александра в ответ, удивляясь своей ярости и полной потере самоконтроля.
      Плечи его были опущены, лицо выглядело изможденным и осунувшимся.
      – Ты всегда будешь к этому возвращаться. Это неизбежно. – Он резко отвернулся.
      Внезапно прошлая боль и отчаяние вспыхнули в ней с неистовой силой.
      – Не стоит поворачиваться ко мне спиной, негодяй!
      Димитрий быстро приподнялся.
      – Как ты меня назвала?
      – А как ты назвал меня в тот памятный вечер «У Рене»?
      – Я тебя не оскорблял.
      – Ты назвал меня падшей женщиной!
      Выглядел он сейчас не лучшим образом.
      – Не говорил я ничего подобного.
      – Говорил, говорил. Этот чертов футляр для ювелирных украшений сказал все вместо тебя.
      – Я купил тебе этот браслет еще до разговора с дедом. Я просто хотел сделать тебе подарок и выразить свою признательность. Но в приступе ревности мои действия получили совершенно другое звучание.
      Так это был браслет… Она так и не удосужилась взглянуть на его подарок.
      – Хочешь, чтобы я поверила в твою искренность после всего, что ты мне наговорил в тот вечер?
      – Нет. Не хочу, – он замотал головой. – Я и не надеюсь, что ты будешь безоговорочно верить каждому моему слову. И мое предательство здесь ни при чем. Ты мне всегда не доверяла, с самого первого дня нашего знакомства. – Димитрий скрестил руки на груди, словно боялся нанесения очередного удара. – Я не смогу остаться с тобой в одной кровати. Мне будет трудно заснуть рядом с женщиной, которая так меня ненавидит.
      Он направился в гардеробную и вышел оттуда с накинутым на плечи халатом.
      – Я буду спать сегодня в комнате для гостей.
      Она хотела покаяться и броситься к его ногам с мольбами о прощении, но язык не слушался, и ни единого звука не слетело с ее губ. Его рука уже медленно потянулась к ручке двери, когда Александра наконец смогла пролепетать:
      – Почему ты ничего не сказал мне о существовании второго обещания?
      – Ты наверняка подумала бы, что я из кожи вон лезу, чтобы его исполнить. А мне хотелось, чтобы ты снова поверила мне: мне нужна была ты, и только ты. – Он быстро открыл дверь и вышел из спальни.
      … Мне нужна была только ты. Ты никогда мне не верила. Ты не переставала лгать мне. Ты меня ненавидишь… Слова Димитрия все время вертелись в голове, как надоедливый припев.
      Она все еще любила его.
      Любила, но старалась не показывать этого. Тщательно маскировала свои истинные чувства, когда они жили в Париже, и так же скрупулезно скрывала их после примирения, когда возлюбленный снова появился в ее жизни. Она утаивала факты своей биографии, сдерживала свой темперамент, боясь полностью довериться близкому ей человеку. Разве это можно было назвать любовью?
      Но еще не поздно исправлять свои ошибки.
      Она направилась в гардеробную с одной только целью. Быстро включила свет. Пробежала взглядом по развешанному нижнему белью. Она судорожно искала белый, из легчайшего шелка пеньюар. Димитрий купил его после двух недель их совместного проживания. Это был изумительный ночной наряд с вырезом, которым могла похвастаться только одежда принцесс, и ярдами ткани, воланами ниспадающей от лифа.
      Это был один из немногих туалетов, который ей впору и сейчас. Александра не раздумывая натянула его на голое тело и накинула сверху халат.
      Димитрий сказал, что будет спать в комнате для гостей. Она тихо распахнула дверь и вошла внутрь. Свет, просочившийся из коридора в гостиную, позволил достаточно отчетливо разглядеть, что кровать пуста. В комнате царили тишина и полумрак. Но она чувствовала присутствие Димитрия.
      Супруг стоял у окна, крепко зажав в руках плотные гардины. Его тело было обнаженным, и рельефные мускулы атлетической фигуры влекли Александру к себе с животным магнетизмом. Ей не следует отпускать от себя такого мужчину.
      – Иди спать, Александра.
      Она выпустила из рук собранные фалды роскошного пеньюара и сделала шаг навстречу любимому.
      – Попробуй отправить меня спать.
      Напряжение нарастало, но Димитрий и головы не повернул, чтобы взглянуть на жену.
      – Я не настроен на продолжение споров. Будь так любезна, избавь нас от дальнейших неприятностей. Уходи, прошу тебя. Пожалуйста!

      Всему виной было это короткое и такое выразительное слово «пожалуйста».
      Она не могла слышать его из уст своего гордого мужа.
      Со скоростью ветра она пронеслась по комнате и прильнула к его спине, смыкая вокруг него руки. Резкое движение ребенка в утробе заставило ее затихнуть. Живот упирался в спину Димитрия, так что это движение не могло остаться не замеченным и мужем.
      Он вздрогнул, словно его нечаянно коснулся оголенный электрический провод.
      Она стала лихорадочно целовать ему спину.
      – Повторяю, у меня нет к тебе никакой ненависти. Я люблю тебя, – отчаянно шептала она, не отводя губ от его тела. – Прости меня. Я так долго скрывала свои чувства, что ты мне просто не поверил. Любовь должна быть великодушной, а я все время искала способа, чтобы защитить себя от нее.
      Димитрий повернулся к ней лицом.
      – Не надо, милая. Я этого не вынесу. Я причинил тебе столько страданий. Я отказался от ребенка, заведомо лишив себя такого дара. Я отказался от тебя, от счастья, которое было ниспослано мне свыше. Тебе не в чем себя упрекать.
      – Как это не в чем? – Она протестующе замотала головой и быстро приложила руку к его губам. – Постой, дай мне сказать.
      Губы его заскользили по ее ладони, а поцелуи были настолько нежными, словно рук ее касались крылья ангела.
      Она смело взглянула в его синие бездонные глаза и, не отрывая взора, начала говорить:
      – Когда я полюбила тебя, то сознательно установила определенные границы, выдвинула условия, выполнить которые ты был просто не в состоянии.
      Я скрывала от тебя некоторые детали своей жизни, потому что боялась довериться. Ты был для меня и остаешься самым замечательным человеком на земле. Ты подшучиваешь надо мной, утверждая, что моя мать возвысила тебя до самого Господа Бога. Но мне совсем не смешно. Для меня ты значишь куда больше, я не могла об этом даже мечтать. Ты самый великодушный. Самый сексуальный. Самый замечательный. Ты лучше всех мужчин. Ты просто лучше всех. И я до сих пор не могу поверить, что ты выбрал именно меня.
      Димитрий закрыл глаза, словно ему было больно смотреть на нее.
      – Когда ты бесследно исчезла, я понял, что совершил роковую ошибку. – В его словах звучало нескончаемое страдание.
      – Прости меня, – прошептала она.
      – Я не мог тебя найти, – снова заговорил Димитрий, словно не слышал слов Александры. – Нанятые мной детективы рыскали по всему миру. Но ты исчезла, как мираж, словно тебя никогда и не было на этом свете. Засыпая, я видел один и тот же преследующий меня кошмар – будто ты летишь вниз в бездонную пропасть, которая навеки скрывает тебя от людей.
      Александра положила голову ему на грудь, на самое сердце.
      – Расставание с тобой было таким болезненным! Я думала, что не перенесу этого и умру.
      Он порывисто обнял ее.
      – Прости меня. Я люблю тебя.
      Он целовал ее с бешеной страстью, обжигающей душу. От счастья у нее кружилась голова, но – внезапно Димитрий резко отскочил.
      Она с удивлением подняла голову вверх.
      – Что случилось?
      Что-то кольнуло.
      Она опустила глаза, переведя взгляд на свою крепко сжатую в кулак левую руку, из-под большого пальца которой торчало крошечное острие шляпной булавки.
      – Наверное, булавка.
      – Булавка? – переспросил он удивленно.
      – Да. Шляпная булавка.
      – Ты собиралась надеть на ночь шляпку?
      Александра тихо рассмеялась.
      – Нет. Я собиралась использовать ее в качестве отмычки для запертого замка.
      – Но я не запираю дверей.
      – Я должна была все учесть.
      – Так тебе тоже известно, как взламываются замки? – спросил он, улыбаясь.
      Александра только расстроенно покачала головой.
      – Я просто хотела устранить возможное препятствие на своем вероломном пути.
      Димитрий засмеялся и снова обнял ее, теперь уже более осторожно.
      – Александра Петронидис, ты мое самое большое сокровище. Я буду всегда любить тебя.
      Слезы радости наворачивались на глаза, и она попросила:
      – Повтори.
      Он нежно сжал горячими руками ее голову.
      – Я буду любить тебя всегда. Будешь ли ты снова деловой и независимой, как Ксандра Фочен, или бездомным котенком, как Александра Дюпре, или еще кем-нибудь, ты всегда будешь моей женой, и я буду любить тебя всем сердцем.
      – А теперь покажи, как.