В ответ мать лишь залилась слезами, а отец сделал вид, что вообще не слышал Айрис. Она быстро пересекла комнату и смахнула газеты со стола. Наконец отец с досадой посмотрел на дочь, и что-то внутри ее надорвалось.

– Почему ты перестал любить меня? Было время, когда ты ласково гладил меня по голове, улыбался мне, замечал меня. А потом я словно перестала для тебя существовать. Неужели потому, что я послужила причиной ранения Джареда? Или потому, что стала напоминать тебе о твоем не совсем праведном прошлом? Ты возненавидел меня за то, что я оказалась слишком настоящей дочерью?

В тишине гостиной раздался возмущенный возглас матери. Айрис замолчала, подступившие слезы сдавили ей горло, словно тисками. Отец теперь смотрел на нее, но Айрис не могла понять, что творится у него в душе.

– Когда волк едва не убил вас обоих, я понял, что уязвим, что боюсь потерять вас так же, как потерял Анну. Ведь с детьми может случиться что угодно. Они могут заболеть. Погибнуть от несчастного случая. Я не мог потерять еще одного дорогого мне человека.

– И ты перестал любить меня?

– Да. – Айрис подумала, что разговор закончен, но отец продолжал: – Я не пожалел о своем решении. Боль, которую ты могла бы причинить мне как отцу, оказалась бы во много раз сильнее, если бы я любил тебя как прежде.

Эгоизм и малодушие отца настолько поразили ее, что она едва не задохнулась.

– Неужели ты в самом деле думаешь, что я собственноручно написала эти письма, грозя разоблачить тебя перед обществом?

– Конечно же, твоему отцу не могла прийти в голову подобная нелепость. Но ты поспешила выйти замуж за Эштона, не думая даже о возможности защитить от позора свою семью.

Айрис повернулась к матери:

– А ты, мама? Ты тоже перестала любить меня? – Она задала этот вопрос, хотя уже знала ответ. Мать никогда не любила никого, кроме себя и своего положения в обществе.

– Я бы очень этого хотела, но я не могла перестать любить единственную дочь, и это сделало боль от твоего предательства еще нестерпимее, – ответила леди Лэнгли, прикладывая к глазам платочек.

Лукас неожиданно возник рядом с Айрис. Ярость, исходящая от него, казалась осязаемой.

– И как долго ваша дочь должна расплачиваться за ваш собственный грех?

Лицо леди Лэнгли побагровело. Она открыла рот, но так и не произнесла ни звука.

– Мы сейчас говорим не о нашем грехе, – раздался гневный голос лорда Лэнгли.

– Как раз, напротив, мы говорим именно об этом. Айрис не отвечает за ваше прошлое. Вы постоянно заставляли ее чувствовать себя виноватой и весьма преуспели в этом. Она единственный ни в чем не повинный участник этой истории, и я, черт возьми, не позволю вам делать из нее козла отпущения! – Лукас повернулся к жене: – Мы уезжаем.

Айрис покачала головой:

– Я хочу сказать еще кое-что. – Она посмотрела на родителей так, словно увидела свое прошлое сквозь призму слов Лукаса. – Мой муж прав. Я не несу ответственности за произошедшее недоразумение. Мой отказ выйти замуж за любимого человека не решил бы проблему. Однажды кто-то все равно узнал бы вашу тайну. Только вы оба не хотите понять, что это ваша тайна, а не моя.

Айрис встретила взгляд отца с высоко поднятой головой.

– Тея как-то сказала, что твоя слабость разбила нашу семью. Я ей тогда не поверила, потому что всегда ошибочно принимала твою непреклонность за проявление силы. И все же она оказалась права, не так ли? Ты был слишком слаб, чтобы признать свою неправоту в отношении Анны Селуин и спасти свой брак. Именно из-за тебя Джаред не знал материнской любви. – Айрис перевела взгляд с отца на мать. – Любви женщины, которая заботилась о своих детях, а не о своем собственном счастье.

– Анна не имела никакого права отнимать у меня дочь и воспитывать ее в Богом забытой Вест-Индии. – Голос отца звучал непреклонно, как и всегда.

Айрис повернулась к нему, едва сдерживая гнев:

– Господь не отрекся от нее. Это сделал ты. Точно так же отрекся ты от Джареда, а потом от меня – просто боялся любить нас. Ты и сейчас готов отречься от своей семьи, потому что тебе не хватает смелости взглянуть в лицо прошлому.

В гостиной повисла тишина. Леди Лэнгли даже перестала всхлипывать. Айрис перевела взгляд с ошарашенного лица матери на непроницаемое – отца.

– Зря я сюда приехала. Вы уже давно дали мне понять, что моя единственная ценность для вас состоит в том, что я могу привнести в вашу жизнь какие-то блага. Но сейчас самое большее, что я могу сделать, – это уйти из нее. Счастливого пути.

С этими словами Айрис повернулась, чтобы уйти. Она знала, что ни отец, ни мать не окликнут ее. Она сделала свой выбор, а они – свой.

Лукас помог жене сесть в экипаж. На этот раз он взял поводья. Пока они ехали до дома, Айрис одолевал рой мыслей. По приезде в Эштон-Мэнор Лукас повел жену в свою спальню, но на этот раз Айрис не чувствовала смущения. Напротив, она испытала облегчение. Эмоции захлестывали ее, словно морские волны, накатывая одна за другой. А она хотела лишь одного – остаться наедине с мужем, в его объятиях.

И Айрис получила желаемое. Лукас закрыл дверь спальни на ключ, а потом сел на стул и, не говоря ни слова, усадил жену на колени. Лукас гладил Айрис по спине, и она расплакалась, ощутив его нежные прикосновения. Она долго плакала, уткнувшись в рубашку мужа, а тот что-то тихо нашептывал, пытаясь успокоить и ободрить ее. Наконец слезы высохли, и Айрис принялась искать носовой платок в сумочке, все еще висящей на ее запястье.

Вытерев слезы и кое-как приведя себя в порядок, она посмотрела на Лукаса. Его глаза были словно два бездонных голубых озера, и Айрис на мгновение забыла, что хотела сказать.

– Тебе лучше? – спросил Лукас.

Айрис кивнула, скомкав платок и убрав его в сумочку.

– После нашей свадьбы я превратилась в настоящий фонтан слез.

Лукас крепче сжал талию жены.

– На твою долю столько всего выпало в последнее время, милая. Было бы странно, если бы ты не дала волю слезам.

– Тебе тоже пришлось несладко, однако я не видела, чтобы ты заливался слезами.

Лукас тихонько засмеялся.

– Я нахожу успокоение в другом.

Устроившись поудобнее на коленях мужа, Айрис ощутила, как напряглась его плоть.

– Да, но мы впервые оказались в постели лишь прошлой ночью. А что ты делал до этого?

На этот раз Лукас рассмеялся громко.

– Я мастерю модели. Корабли в бутылках. Это помогает мне сосредоточиться и отвлечься от неприятных мыслей.

Значит, вот зачем он это делает. Теперь предыдущая ночь предстала перед Айрис в ином свете. Если Лукас чувствовал необходимость остаться наедине с моделями после того, как отослал ее спать, значит, ему действительно было трудно остаться с женой наедине, как он и говорил.

– Ты всегда увлекался этим?

– Я начал конструировать простенькие модели кораблей вскоре после смерти отца. А помещать их в бутыли стал, когда мне было пятнадцать лет или около того.

– Они чудесные. Мне не терпится увидеть те, что ты хранишь в Эштон-Мэноре…

– Кто рассказал тебе о них?

– Экономка. – Айрис уткнулась в шею мужа. – Лукас?

– Да?

– Спасибо.

– С тобой все будет в порядке, любовь моя?

– Да. – Айрис подняла голову и нежно поцеловала мужа в губы. – Спасибо, что поехал со мной.

В его глазах вспыхнул знакомый голубой огонь. Он подвинулся так, что его плоть коснулась ягодиц жены.

– Айрис.

– Да?

– Я не злюсь.

До Айрис не сразу дошел смысл сказанного, а когда она поняла, то разразилась смехом. Однако очень скоро она уже задыхалась от желания. Когда Лукас нес ее в постель, последняя ясная мысль Айрис была о том, что ей очень нравится, когда ее муж не злится.

Лукас не переставал восхищаться сладострастной щедростью женщины, уютно устроившейся подле него. Он поднял руку и провел кончиками пальцев по ее груди.

Айрис потянулась, мурлыча от удовольствия, крепче прижалась к руке мужа и нежно лизнула его сосок.

– Лукас, ты по-прежнему не злишься?

В ее голосе послышались озорные нотки, и Лукас глухо заворчал, когда его тело содрогнулось в ответ на прикосновение маленького шаловливого язычка.

– Ты играешь с огнем, любимая.

Айрис слегка прикусила тугой сосок мужа, а потом снова облизала его.

– Честно? Мне нравится, когда ты пробуждаешь во мне огонь, любовь моя. Очень нравится.

Лукас опрокинул жену на спину, навис над ней и, перехватив одним быстрым движением ее запястья, завел их за голову Айрис.

– Скажи это еще раз.

Айрис улыбнулась. Страх от ожидания неприятности, возникший в ее глазах в гостиной родителей, исчез окончательно.

– Мне нравится это. Очень, очень нравится.

Лукас просил повторить вовсе не это, хотя волна наслаждения окатила его с ног до головы при словах жены.

– Назови меня «моя любовь», – потребовал он. Айрис никогда не говорила ему ничего подобного.

Улыбка ее померкла, хотя глаза по-прежнему излучали тепло.

– Ты знаешь это. Ты только мой, и я очень люблю тебя, Лукас.

Несколько слов жены вновь пробудили в нем мучительное желание. Раздвинув коленом ее бедра, Лукас погрузился в податливые теплые глубины женского лона.

– Ты принадлежишь мне.

– Да. – Айрис выгнулась, стараясь впустить Лукаса как можно глубже.

Держа запястья жены одной рукой, Лукас другой ласкал ее соблазнительно вздымающуюся грудь, и вскоре оба они достигли пика наслаждения. С трудом оторвавшись от жены, Лукас обессиленно упал рядом с ней на смятые простыни.

Айрис широко зевнула – отнюдь не свойственная леди манера.

– Супружеские обязанности просто лишают сил, нетак ли? – Но Лукас слишком устал, чтобы отвечать.

Он проснулся, когда спальня погрузилась в темноту. Раздался бой часов, стоящих на каминной полке, и Айрис заворочалась во сне. Дьявол! Дрейк и Рейвенсвуд должны приехать с минуты на минуту, а он нагишом валяется в постели. Лукас осторожно освободился из объятий жены, выскользнул из постели и зажег лампу рядом с умывальником.

– Лукас? – хриплым от сна голосом позвала Айрис.

– Скоро должны приехать твои братья, а я даже еще не узнал у слуг, пришло ли мне послание от Оулпена.

– А для чего приедут Дрейк и Джаред? – Сев на кровати, Айрис принялась заправлять за уши непослушные локоны. Опьяняющие изгибы ее тела смутно белели в неясном свете лампы, и Лукас с трудом подавил желание вернуться в постель. – Тея приедет с Дрейком?

Поспешно обтираясь полотенцем, смоченным в ледяной воде из кувшина, Лукас решил прежде ответить на второй вопрос.

– Я не знаю, приедет ли миссис Дрейк.

Быстро натянув бриджи и рубашку, Лукас не стал завязывать галстук и надевать сюртук. А вот о жилете, как и о носках с ботинками, не забыл.

– Мы собираемся обсудить то, что узнали сегодня утром.

– Вы узнали что-то? – Айрис поспешно вскочила с кровати и принялась умываться.

Лукас замер на мгновение, чтобы полюбоваться волшебным зрелищем. Айрис засмеялась, и ее лицо залила краска смущения.

– Перестань созерцать меня и подай платье.

Однако когда Лукас понял, что его жена собирается надеть платье прямо на голое тело, он отказался помогать ей.

– Ты не пойдешь вниз полуодетой!

– Почему? Ты же не стал повязывать галстук, да и сюртук не надел.

– Однако я не забыл надеть штаны. А теперь возьми-ка вот это, иначе останешься здесь, пока я буду разговаривать с Дрейком и Рейвенсвудом. – С этими словами Лукас подал жене сорочку. – Так и быть, корсет можешь не надевать.

Маленькая нахалка округлила глаза, но все же натянула сорочку, бормоча:

– Огромное спасибо тебе, Лукас. Ты воплощение благоразумия.

– Перестань дразнить меня, иначе я покажу тебе, насколько неблагоразумным могу быть, – предупредил Лукас.

Айрис натянула платье, а потом повернулась спиной к мужу и приподняла волосы, давая понять, что он должен застегнуть крючки. Лукас откликнулся на призыв. Он застегивал платье, слегка касаясь костяшками пальцев шелковистой кожи и жалея о том, что у него нет времени, чтобы разглядеть спину жены поближе.

Он застегнул последний крючок и медленно отступил назад.

– Совсем другое дело.

Айрис с улыбкой повернулась к мужу.

– Спасибо. Отныне я предпочту, чтобы меня одевал ты, а не Пэнси.

– А я предпочел бы раздевать тебя.

На ее щеках вспыхнул очаровательный румянец, однако улыбка не исчезла с лица.

– Звучит многообещающе.

Лукас больше не смог сдерживаться. Он притянул жену к себе и впился в ее маленький дерзкий рот. Айрис обмякла в его объятиях и мгновенно приоткрыла нежные губы. Лукасу стоило немалых усилий оторваться от жены – он вдруг понял, что начинает расстегивать крючки, которые только что сам застегнул.

Прервав поцелуй, Лукас отступил подальше от соблазна.

– Мне нужно поговорить со слугами.

– О чем?

– Оулпен должен был прислать мне письмо. Мы условились об этом сегодня утром в клубе.

Айрис замерла с расческой в руках.

– А какое отношение к шантажисту имеет лорд Оулпен?

– Никакого. Но он отъявленный сплетник и может что-то знать.

Скрепив золотистые локоны лентой, Айрис устремила взгляд серьезных карих глаз на мужа.

– Но он может знать что-то только в том случае, если сплетни уже бродят в обществе, не так ли?

Лукас не хотел лгать. Кроме того, Айрис и так скоро все узнает.

– У меня есть основания полагать, что так оно и есть.

– Понятно. Но почему ты не сказал мне об этом раньше? Неудивительно, что мои родители решили уехать из Лондона. Думаю, они тоже кое-что услышали.

Лукас нахмурился:

– Скорее всего твои родители приняли решение уехать гораздо раньше, иначе они просто не успели бы собраться так быстро. Я не позволю тебе взвалить на себя ответственность за их решение.

Айрис улыбнулась:

– Все в порядке, Лукас. Я не собираюсь брать на себя вину. Ты прав. Думаю, они приняли решение уехать в тот вечер, когда мы сообщили им о письме шантажиста. – На ее лице появилось выражение озабоченности. – Мне очень жаль тебя. Наверное, Святому нелегко состоять в браке с незаконнорожденной дочерью графа, который имеет столь шаткое положение в обществе.

– Меня менее всего интересует положение твоего отца в обществе, впрочем, как и твой статус его дочери. Теперь ты моя жена, графиня Эштон. Меня волнует только это. – А его статус Святого может отправляться ко всем чертям.

Айрис улыбнулась:

– Спасибо, Лукас. Приятно это слышать, хотя мне ясно – ты пытаешься меня успокоить.

– Я не пытаюсь тебя успокоить, потому что я действительно так думаю.

Айрис кивнула, но что-то в выражении ее лица сказало Лукасу, что она не поверила.

– Думаю, лорд Оулпен прислал письмо утром. Дженни принесла его мне, но поскольку оно было адресовано тебе, я велела положить послание на твой стол.

Белый конверт, невинно лежащий на полированной столешнице, мог содержать в себе имя того, кто мучил Айрис.