– Тогда не могли бы вы… назначить мне встречу с ним на понедельник?

– Это так срочно, мисс Ричардс? Мистер Клайн обычно очень занят в первый день по возвращении из командировки.

Но он установил в компании политику открытых дверей, за что Вероника ему в настоящий момент была благодарна. У нее не возникло желания обсуждать с Эллисон тот предмет, ради которого ей надо встретиться с мистером Клайном.

– Я могу подождать до вторника, если так будет удобнее.

– Вы уверены, что не можете обсудить этот вопрос со своим непосредственным начальником? – Вероника всегда подозревала, что Эллисон политика открытых дверей, проповедуемая ее шефом, была не вполне по душе, и теперь она получила тому доказательство.

– Да, уверена. В какое время во вторник мистеру Клайну будет удобнее всего со мной встретиться? – спросила она, стараясь говорить спокойно, несмотря на то что у нее поджилки тряслись.

Эллисон назвала время, и Вероника поблагодарила ее, прежде чем повесить трубку. Пять дней в подвешенном состоянии – ей предстояла долгая и мучительная пытка.

Закрыв папку с личным делом Кевина Коллинза, инженера-конструктора, Маркус встал и потянулся. Он работал над информацией о сотрудниках вот уже два часабез перерыва – с тех пор как вернулся с ленча. Сцепив руки за головой, он сделал несколько разворотов в стороны, разминая затекшие мышцы воротниковой зоны.

Он с удовольствием бы сейчас поплавал. Мистер Клайн поселил его в прекрасную квартиру с плавательным бассейном на цокольном этаже. Как только вернется домой, сразу отправится туда. Отсутствие физической нагрузки дурно на него влияло.

Он подумал, что неплохо бы позвать с собой Ронни, но отбросил эту идею как вздорную. Он бы не пожалел месячного жалованья зато, чтобы увидеть ее в купальнике, но сомневался, что такое когда-либо случится. Она страдала водобоязнью. Он подумал, не имеет ли этот страх отношения к тому, что случилось с ее родителями. Кажется, она говорила, что они погибли на воде.

Маркус опустил руки и вернулся к изучению личныхдел.

Итак, Кевин Коллинз. За последние пять лет это; инженер успел поработать в четырех фирмах, разрабатывающих высокотехнологичные продукты. Он вполне мог обрести достаточно связей, чтобы выйти на людей, заинтересованных в покупке информации, не говоря уже о том, что его образ жизни был как у классического шпиона – жить на широкую ногу и нигде долго не задерживаться. Да и квартира у него была в весьма престижном районе, дорогая даже для одинокого мужчины.

Все папки Маркус разложил на три стопки: в первой были еще не просмотренные личные дела, во второй – те, которые он счел практически абсолютно чистыми, а в третьей – биографии с изъянами. Эту третью стопку он собирался еще раз внимательно пересмотреть. Дело Коллинза он положил именно туда.

Маркусу не сиделось на месте, и он отправился за очередной чашкой горького кофе из кофейника для сотрудников. Эта порция оказалась еще хуже предыдущей, и он вылил содержимое, сделав единственный глоток.

Возвращаясь в свой закуток, он не удержался от искушения заглянуть к Ронни.

Он пообещал себе избегать ее, покуда возможно, но то, что он решил умом, не вполне соответствовало потребностям его тела. И тело его как вкопанное замерло в дверном проеме ее офиса, а глаза остановились на ее ладной фигуре.

Он наслаждался возможностью наблюдать за ней, не будучи замеченным. Созерцание вживую давало куда больше удовлетворения, чем ее фотография – он украдкой сделал снимок в одно из их совместных посещений ресторана. Раза три он хотел выбросить этот снимок, но в итоге сдался и поставил его на тумбочку возле кровати.

Он тешил себя мыслью, что эта фотография будет наглядным напоминанием: никогда нельзя позволять женщине делать из тебя дурака. Чтобы впредь не повторять такой глупости. Снимок действительно о многом напоминал, только не о том, для чего был поставлен.

Сейчас его мучительница работала над каким-то докладом, взгляд ее то устремлялся на экран монитора, то возвращался к пухлой папке с документами, лежащей слева от нее на столе. Движения ее были точны, быстры и выверены до автоматизма: пристальный сканирующий взгляд на документ в течение нескольких секунд, взмах пальцами и две минуты стремительного порхания по клавиатуре – его всегда поражала та скорость и легкость, с которой она печатала.

И эти легкие движения пальцев вызывали в памяти почти болезненные воспоминания о том, как они порхали по его телу. У нее были очень талантливые пальцы. Она прошла путь от девственной скованности до поразительно умелой и страстной раскрепощенности в ласках всего за одну неделю – первую неделю их близости.

Маркус вздохнул и выдал себя – тело его помимо желания бурно отреагировало на непрошеное воспоминание.

Вероника напряженно застыла и опасливо подняла глаза, одновременно развернувшись на вращающемся кресле лицом к двери.

– Маркус. – В глазах ее застыла тревога, скорбные складки пролегли у губ.

Маркус нахмурился. Ему не понравилась ее реакция.

– Прекрати так на меня смотреть. Я не Джек-потрошитель, явившийся за очередной жертвой.

Глаза ее вначале расширились, но она быстро справилась с собой и надменно поджала губы. Ему захотелось в стену вжаться от этого взгляда.

Он чуть не заскрежетал зубами. Эта женщина знала, как его достать.

– Считай, что шантажа не было. Я беру свои слова обратно.

Похоже, она не удивилась.

– И это правильно.

Он приблизился к ней настолько, что сумел разглядеть влажную пелену, застилавшую ее серые глаза.

– Верно. Когда ты снова окажешься в моей постели, Ронни, это случится потому, что ты просто не сможешь устоять. Я не буду вынуждать тебя на это пойти.

Он говорил тихо. Он не хотел, чтобы обитатели прочих отсеков оказались свидетелями их с Ронни выяснения отношений.

Лицо ее приняло то выражение ослиного упрямства, которое было ему хорошо знакомо по старым временам, когда они начали встречаться, но еще не стали любовниками.

– Я не собираюсь ложиться с тобой в постель, Маркус Данверс, – ни добровольно, ни по принуждению. Так что тебе лучше об этом забыть.

Насколько было известно Маркусу, Ронни никогда в библиотеке не работала, но интонации у нее были именно такие, какие бывают у старомодных библиотекарей, вернее, у мультяшных персонажей, пародирующих оных. Ему захотелось стереть с ее физиономии эту самоуверенную мину.

Он наклонился над ней и схватился руками за подлокотники ее кресла. Она откинулась на спинку, вжалась в нее. Маркус навис над ней. Лицо его едва не коснулось ее лица.

– Еще как ляжешь, детка, но, повторяю, шантаж тут будет ни при чем. Я не дам тебе этой форы. Тебе не прикрыться самообманом. Придется признаться себе самой, что ты меня хочешь.

Черт возьми, ему не терпелось ее поцеловать. Ее манящие губы были так близко, и все же он понимал, что это не то место, где можно забыться. Она не заслужила того, чтобы сослуживцы стали распускать о ней сплетни. Собрав в кулак всю свою волю, он отпустил подлокотники, распрямился и отступил.

Вероника проглотила ком, судорожно глотнула воздух, и глаза ее, что удивительно, прояснились. Она явно испытала облегчение.

– Итак, прошлое продолжает между нами стоять, – сказала она, игнорируя его высказывания по поводу постели.

Он внутренне сжался. Он не мог обещать ей того, что не сможет исполнить. Она все еще была на подозрении.

– Я ничего не скажу, если у меня не будет к тому серьезных оснований, – сказал он, словно предлагая компромисс.

Она вытянулась в струнку и почти шепотом спросила:

– И что может послужить таким основанием?

– Я скажу, если решу, что ты вновь взялась за старое.

– Можно один раз оступиться в минуту отчаяния, но одна оплошность не делает человека закоренелым преступником, Маркус. – Голос ее звучал сдавленно, лицо походило на маску, и лишь глаза на нем жили – в них стояла боль.

Он пожал плечами, желая казаться непринужденным.

– Тогда тебе просто не о чем беспокоиться.

Он искренне хотел в это верить. Он вошел в ее отсек, чувствуя себя намного лучше, чем все эти дни. У него появился подозреваемый, и имя его было не Вероника Ричардс. Ее поведение с момента его, Маркуса, появления в «Клайн технолоджи» могло объясняться ее нервозностью. Вероятно, она была взволнована из-за того, что он взбаламутил ее только-только устоявшуюся жизнь, поднимая, словно ил со дна, ошибки прошлого.

Или она чувствовала себя виноватой по поводу грехов настоящего и смертельно боялась быть пойманной с поличным.

Она нервно кусала губы.

– Что, если ты решишь, что я взялась за старое, как ты выражаешься, а на самом деле ничего этого нет? Вдруг тебе покажется, что это так?

Из него словно дух вышибли одним ударом.

– За старое? – выдавил он из себя, отдавая себе отчет в том, что непринужденность его как водой смыло. – Ты имеешь в виду промышленный шпионаж?

Она вздрогнула и побледнела.

– Да.

Только благодаря профессионализму человека, посвятившего себя ведению корпоративных расследований, он удержался от того, чтобы схватить ее и начать трясти, требуя ответа на вопрос, почему она задала ему этот вопрос. Если бы только он мог пережить эту правду, какой бы она ни была…

– Прежде чем что-то сказать, я бы убедился, что этотак.

Разве не за этим он сюда прибыл? И все же он не мог не задумываться о том, не дурак ли он, не занимается ли ерундой, пуская на ветер деньги Клайна. Потому что она явно вела себя как женщина, преследуемая чувством вины и смертельно боящаяся разоблачения.

Он развернулся и пошел прочь, сильно пожалев о том, что явился сюда и вступил с ней в разговор.

Она схватила его за рубашку:

– Подожди.

Он развернулся, раздосадованный отчаянием, звучащим в ее голосе.

– Что такое?

Она встала и посмотрела на него с напряженным ожиданием.

– Что бы тебя убедило в моей виновности? Ты ведь не следователь.

Она произнесла это с такой иронией, что он не смог сдержать горькой усмешки.

– Думаю, что я бы стал собирать информацию по наитию.

Она прижала руки к бокам, сжимая кулаки.

– Если предположить, что в «Клайн технолоджи» орудует шпион, какие действия подсказала бы тебе интуиция, чтобы выяснить, кто это? – не унималась она.

Так, может, она знала – его пригласили сюда для ведения расследования. Не исключено, что таким замысловатым путем она пытается выудить у него информацию о его методах работы.

Он нахмурился:

– Не люблю отвечать на вопросы, заданные в сослагательном наклонении.

Он знал, что кажется ей мерзким занудой, и не удивился, когда она торопливо отступила.

– Разумеется, – коротко кивнув, сказала она. – Мне просто стало любопытно, только и всего.

Маловероятно.

– Хорошо ли прошел ленч с Джеком? – спросила она, явно решив сменить тему.

– Я многое почерпнул. – Собеседник Маркуса мягко, но настойчиво пытался выпытать у него, что планирует Клайн в смысле экспансии, а Маркус, умело парируя его вопросы, узнавал то, что могло бы пригодиться ему для расследования.

Маркус узнал, что, по мнению Джека, «Клайн технолоджи» должна вести себя гораздо более агрессивно. Но не это удивило Маркуса. Его поразило то, что Ронни действительно ни с кем не встречалась.

Джек упомянул, что она, должно быть, слишком занята, что неудивительно для одинокой матери. Маркус посчитал, что термин «одинокая мать» не вполне применим к женщине, на попечении которой сестра-подросток, но, поразмыслив, решил, что определение это соответствует сути. Однако в свое время это не помешало Ронни встречаться с ним. Маркус почувствовал удовлетворение.

Но именно из-за этого она порвала с ним, Маркусом, и предала компанию ради денег, необходимых для лечения своей подопечной в Европе.

Ронни разгладила несуществующую морщинку на юбке, чем привлекла внимание Маркуса к ее точеным ножкам.

– Хорошо. Уверена, что ты получил удовольствие от компании Сэнди по дороге туда и обратно. Она умеет развлекать.

Блондинка не просто пыталась его развлечь, она была совершенно прозрачна в своих видах на него.

– Она желает знать, что готовит для «Клайн технолоджи» будущее. Я сказал ей, что я не хрустальный шар.

Ронни вновь села в кресло и уставилась на монитор.

– Я уверена, что она хотела не только этого.

Нет. Сэнди явно питала к нему интерес. И ясно дала это понять. Она не стала бы делать заявления вроде того, что никогда не покажется в дверях его спальни. И вдруг Маркус страшно разозлился оттого лишь, что эта дерзкая блондинка его хотела, а Ронни – ни в какую. Он столько времени хранил целомудрие, а она смела заявлять ему, что никогда не окажется в его постели.

– Не думаю, что она бы довела меня до мучительной эрекции и потом бросила в таком состоянии, если ты на это намекаешь.

Ронни замерла в кресле на мгновение, но уже в следующую секунду стояла на ногах, вытянувшись во весь свой рост – пять футов и четыре дюйма оскорбленной и разгневанной женской плоти.

– Ты грубиян! Ты знаешь, почему я бросила тебя тогда. Я не хотела продавать свое тело в обмен на твое молчание. И ты не долго меня помнил, так ведь? Флиртовал с Сэнди, как тот Казанова, со всеми этими «получше ее узнать» сегодня же вечером…

Гнев его как пришел, так и ушел – очень быстро.

– Ты меня ревнуешь.

Он заподозрил, что Ронни его ревнует, еще тогда, во время разговора с Сэнди, но сейчас, получив подтверждение своей догадки из уст самой же Ронни, он чувствовал настоящее глубокое мужское удовлетворение.

Она зло на него воззрилась:

– Я не ревновала. Что ты там делаешь со своими блондинистыми девахами – не мое дело.

Он не мог подавить искушение ее поддеть.

– Я думал, Сэнди – твоя подруга. Ронни выглядела несколько растерянной.

– Она и есть моя подруга.

– Ты всех подруг называешь «девахами» или только тех, кто выказывает интерес к твоему бывшему любовнику?

– Я не это имела в виду, – процедила Вероника сквозь стиснутые зубы. – Сэнди очень милая.

– Она еще и обалденно привлекательная.

Он совершенно не был готов к тому, что случилось. Глаза Ронни заволокла влага, и нижняя губа у нее подозрительно задрожала. Она развернулась, подставив его взгляду собственную спину.

– Да, это так, – сдавленно пробормотала она. Черт с ним, с самолюбием. Он не мог видеть ее плачущей.

Маркус положил ладони ей на плечи и притянул ее к себе до соприкосновения тел.

– Я бесчувственная свинья. Прости меня, детка.

– Жаба. И даже не живая, цементная жаба. Не понимаю, почему ты должен просить прощения за то, что сказал правду. Сэнди – роскошная женщина. – Голос ее дрогнул на последней фразе, и она отстранилась.

Он крепче схватил ее за плечи.

– Единственная женщина, которую я сейчас хочу, – это ты. Сэнди волнует меня так же, как красивый стол или стул.

Ронни всхлипнула.

– Это не имеет значения.

Желание как следует ее встряхнуть вернулось к нему. Имеет! Еще какое! Более восемнадцати месяцев он ни с кем не спал. И еще это было очень важно, потому что его невозмутимая Ронни, из которой и слезинки не выжмешь под самой жестокой пыткой, сейчас плакала.

– О, это имеет значение.

Она снова попыталась отстраниться, но он, еще крепче вжав пальцы ей в плечи, развернул ее к себе лицом.

Она отказывалась поднять на него глаза и все пыталась вырваться из кольца его рук.

– Не усложняй, – укоризненно сказал он.

Она прекратила борьбу и уперлась головой в яркий хлопок его рубашки.

– Я не хочу усложнять. Я просто пытаюсь быть разумной. А снова ввязываться в отношения с тобой – глупость.

В этом он был с ней согласен. Ложиться с Ронни в постель было бы преступной дуростью, но с каждым днем потребность в этом лишь усиливалась, и он не знал, сколько еще сможет противиться искушению. В особенности когда уверен, что и она его хочет. Он чувствовал ее желание – по тому, как она вздрагивала, стоя в кольце его рук.

– Приходи ко мне завтра на ужин.

Она потерлась головой о его грудь из стороны в сторону, но вслух «нет» не сказала.

– Пожалуйста, детка.

Зачем он ее умоляет? Разве не наоборот все должно быть? Ведь это она его бросила.

– Помнится, ты говорил, что у тебя для меня времени не найдется до понедельника.

– Я сказал чушь. – В тот момент он еще верил, что может сопротивляться. Какой придурок!

Она сдавленно засмеялась:

– Да уж.

– Так ты придешь?

– Не думаю, что это хорошая мысль.

– Но ты придешь. – Он не спрашивал, он заявлял в надежде, что она подтвердит это. – Я поджарю мясо.

– Просто ужин.

Он обнял ее и молча привлек еще ближе к себе. Он не мог обещать, что все будет так прозаично. Два года назад он готов был сказать или сделать все, что угодно, лишьбы заманить ее к себе в постель. Но больше он не желал играть в эти игры. Если она к нему придет, то он должен знать, на что она соглашается.

Она оттолкнула его, и на этот раз Маркус ее отпустил.

Она пробуравила его взглядом и сказала:

– Я не намерена заниматься с тобой сексом.

– Ладно. – Он тоже не был настроен на секс. Он хотел заниматься с Вероникой Ричардс любовью, и она была единственной женщиной, для которой он делал это различие.