IX. Племя Микко

Услышав заглушённый крик Ренэ, Хас-се быстро оглянулся и увидел мокасина, скользнувшего в воде. Заметил он и капельку крови на пальце своего друга.

Не говоря ни слова, молодой индеец бросился к Ренэ, вытащил из ножен маленький острый кинжал, расширил им ранку и стал высасывать из нее кровь, после чего прополоскал рот водой.

Потом он взял пригоршню ила и обложил им больной палец. Схватив весло, он повернул нос каноэ к верховьям потока, и они поплыли назад, к маленькой лагуне, где росли какие-то странные водяные лилии. Хас-се захватил охапку их и вырвал с корнем. Взяв одну луковицу, он размял ее, смыл грязь с руки Ренэ и приложил луковицу к ранке.

Рука распухла и сильно болела, но корень лилии, приложенный к пальцу, сразу успокоил боль. Ренэ вздохнул с облегчением и стал благодарить своего друга.

– Это лекарство знают все мои соплеменники, – отозвался тот.

Помолчав, он с гордостью добавил:

– Бледнолицые умеют делать вещи, которых нет у нас, индейцев, но они не знают того, что знаем все мы. Где водятся ядовитые змеи, там всегда можно найти растение, делающее яд их безвредным. Этого белые не знают. Скоро рука твоя перестанет болеть, и ты забудешь о читта-уива, великой водяной змее.

– Это поразительно! – воскликнул Ренэ. – Если ты поедешь со мной во Францию и привезешь этих луковиц, мой народ будет почитать тебя, и ты прослывешь великим лекарем.

Хас-се только покачал головой и улыбнулся в ответ на это предложение. Потом он сказал:

– Ты должен полежать спокойно и смачивать руку холодной водой, а я отправлюсь на разведку. От лагуны начинается узкая тропинка; река делает здесь крутой поворот, огибая мыс, а тропинка пересекает этот мыс, и, пробираясь по ней, я, быть может, догоню тех, что плывут впереди, и узнаю, кто они. А ты жди меня здесь.

Ренэ охотно согласился. Когда ушел Хас-се, он глубоко задумался. Вспомнился ему форт Каролина, Лодоньер, боровшийся с первыми приступами лихорадки, гарнизон маленькой крепости, которому грозила голодная смерть. И в первый раз захотелось ему вернуться и разделить с товарищами все невзгоды. Но о возвращении нечего было и думать. Он понимал, какое значение имеет предпринятое им путешествие. Потом вспомнились ему Франция, родной дом и старый Франсуа. Как удивился бы старик, если бы увидел сейчас эту темную лагуну, странные растения и деревья на берегу, и его Ренэ, лежащего на дне лодки!

Вдруг мальчик вздрогнул, услышав легкий плеск и заглушённые голоса. Осторожно приподняв голову над бортом лодки, он увидел у входа в лагуну, где спрятано было его суденышко, другое каноэ, в котором сидели два индейца. Нос каноэ был повернут к верховьям реки, но индейцы перестали грести и, казалось, обсуждали вопрос, стоит ли исследовать берега этой лагуны. Одного из них Ренэ узнал – то был Читта, другого же он видел впервые.

Затаив дыхание, мальчик следил за ними; его самого не было видно – широкие листья лилий вставали перед ним зеленым барьером. Индейцы говорили так тихо, что он не мог расслышать ни одного слова. От результата этих переговоров зависела его судьба. Он слышал от Хас-се, что Читта его ненавидит, а Читта был не из тех, кто щадит врагов.

С каким облегчением он вздохнул, когда разговор оборвался, и каноэ снова поплыло вверх по течению! Ему хотелось поскорее покинуть эту лагуну, где едва не настигли его враги, и он с нетерпением ждал Хас-се.

Опасаясь, как бы не вернулся Читта со своим спутником, Ренэ не спускал глаз с реки. Вот почему не услышал он легких шагов и не заметил, как его друг вышел из леса. Когда возле него раздался тихий смех, мальчик так испугался, что едва не перевернул каноэ.

– О, это ты, Хас-се! – хрипло прошептал он. – Как я рад, что ты наконец вернулся! Нас преследует Читта, а с ним какой-то высокий индеец; лицо у него хмурое и злое.

Он рассказал своему другу о появлении странного каноэ, а тот, внимательно выслушав его, воскликнул:

– У Хас-се тоже есть о чем рассказать. Я спустился по тропинке к реке и услышал гул голосов. Это мои соплеменники. Идем к ним.

– Но Читта и его спутник могут увидеть наше каноэ!

– Ну что же! Мы их далеко опередили, и чтобы догнать нас, они должны лететь быстрее ху-ла-ла (ветра). Скоро мы будем с друзьями. Ну, как твоя рука? Все еще болит?

– Моя рука? А я и забыл о ней! Нет, боли я не чувствую и опухоль спадает. Ты меня вылечил, Хас-се.

– Скорее в путь! И если придется нам встретиться с Читтой, постараемся вырвать у него жало!

Мальчики вывели лодку из лагуны и поплыли вниз по течению узкой реки, к тому месту, где надеялись встретить друзей. Но не успели они проплыть и сотни шагов, как тишину прорезал дикий вопль, напоминающий вой взбешенной пантеры.

– Это крик Кат-ши Семинола! – воскликнул Хас-се. – С Кат-ши и со Змеей нам не справиться! Вперед, Та-ла-ло-ко!

Мальчики налегли на весла, и маленькое каноэ стрелой понеслось по воде мимо темных неподвижных кипарисов. Но преследователи также напрягали все силы, чтобы догнать ускользавшую у них из рук добычу.

Кат-ши и Читте надоело сидеть в засаде и ждать появления каноэ. Они решили вернуться и разузнать, чем вызвана задержка. У входа в лагуну, где Ренэ поджидал своего друга, они остановились, не зная, что делать. Тропинка, по которой ушел Хас-се, разветвлялась, и вторая тропа вела к дальней крепости семинолов, расположенной среди великих болот.

Кат-ша предложил отправиться на разведку и исследовать эту тропу. Быть может, в каноэ плыли воины из его отряда; в таком случае, не худо было бы их нагнать. Но Читта сказал, что чужое каноэ может проскользнуть незаметно, пока они будут исследовать берега лагуны. Не лучше ли вернуться к пруду, откуда берет начало река, и убедиться, что никто за ними не следует, а после этого зайти в лагуну? К счастью для Ренэ, Читта одержал верх в споре, и они поплыли к истокам реки.

На обратном пути увидели они каноэ, выходившее из лагуны, и вот тогда-то Кат-ша и издал боевой клич своего племени, который привел в ужас обоих мальчиков.

И Читта и Кат-ша издали заметили перо фламинго, вплетенное в волосы Хас-се, а по костюму узнали Ренэ, которого все индейцы считали сыном белого вождя.

Все быстрее и быстрее скользили по воде каноэ. То, в котором сидели мальчики, было легче, но великан Кат-ша с такой силой налегал на весла, что расстояние между двумя лодками заметно уменьшалось. Мальчики прерывисто дышали и обливались потом; казалось им, что их каноэ ползет, как черепаха.

Вдруг Хас-се опустил весло, приложил руку к губам и издал протяжный дикий вопль, разбудивший тишину леса. Когда он снова взялся за весло, где-то неподалеку раздался ответный крик. Прошло несколько секунд. Над головой Хас-се прожужжала стрела, срезала красное перо и вонзилась в плечо Ренэ. Но из-за поворота уже показалось каноэ с воинами вождя Микко, и измученные мальчики поняли, что они спасены.

Х. Мятеж в форте Каролина

Тяжелые времена настали для форта Каролина, расположенного на берегу великой реки Май.

За месяц до того дня, когда Ренэ Дево потихоньку покинул форт, Лодоньер послал отряд из десяти человек исследовать страну к югу от форта и отыскать горы с золотыми самородками, о которых ходили слухи среди белого населения. Долго скитались солдаты по бесплодным песчаным равнинам, переправлялись через глубокие реки, блуждали по лесам и болотам. Видели они удивительных птиц с ярким оперением, странные растения и цветы и каких-то неведомых зверей, но золота не нашли.

Измученные, больные, голодные, забрели они в туземную деревушку. Жители этой деревушки никогда не видели белых и в испуге разбежались. Голодные солдаты вошли в хижины, отыскали съестные припасы, разграбили их и, разведя костер, принялись за стряпню. Искры от костра упали на крышу одной из хижин, и через несколько минут вся деревня была объята пламенем.

Индейцы, спрятавшиеся в лесу, видели, как пожирает огонь их жилища. Думая, что белые подожгли их умышленно, они начали стрелять из луков. Один человек был убит, четверо ранены. Солдаты в ужасе покинули деревушку, но индейцы, прячась за деревьями, преследовали их, и еще четыре человека заплатили жизнью за свою небрежность.

Спустя несколько дней пятеро оставшихся в живых вернулись в форт Каролина. Плохие принесли они вести своим товарищам: золота в стране нет, пять человек убиты, а южные индейцы объявили войну всем белым.

У Лодоньера и без того хлопот было по горло. Тяжелое впечатление произвел на него уход Ренэ: он боялся, что мальчик погибнет. Между тем в форте уже остро ощущался недостаток в съестных припасах. Сам Лодоньер боролся с приступами лихорадки; последние дурные вести сломили его, и он слег.

На гарнизон форта угнетающе подействовала болезнь коменданта. Вдобавок и голод давал себя чувствовать. Недовольные поговаривали о том, что следует принудить Лодоньера покинуть форт и Новый Свет и вернуться во Францию на корабле, который они построят из имеющихся материалов. Солдаты посмелее открыто призывали к мятежу.

Во главе этих недовольных стоял старый друг Ренэ, Симон Оружейник. Он всегда любил поворчать, а после побега Ренэ его посадили на один день на гауптвахту за то, что он покинул свой пост. Этот арест его оскорбил, и он открыто принял сторону мятежников.

Вследствие болезни Лодоньера и почти всех офицеров обязанности коменданта форта перешли к художнику Ле Муану. Как-то утром, когда он работал в своей комнате, явился Симон Оружейник, а за ним чуть ли не весь гарнизон. Старый солдат отдал честь и сказал:

– Господин Ле Муан, пожалуйста, выслушайте нашу просьбу и доведите ее до сведения коменданта.

– Слушаю, – отозвался Ле Муан, не скрывая своего удивления. – Говори скорее и возвращайся на свой пост.

– Мы умираем с голоду! – начал Симон.

– Правда, живем мы впроголодь, – сказал Ле Муан, – но будем надеяться на лучшее.

– Мы умираем от лихорадки.

– Отчасти и это правда.

– Нам грозит нападение индейцев.

– У нас крепкие стены, мы будем защищаться.

– Никто не знает, для чего мы забрались сюда, в эти чужие края. Помощь придет, когда кости наши сгниют в земле.

– Адмирал Жан Рибо обещал прийти нам на помощь, – ответил художник. – Он сдержит слово.

– Золота в этой стране нет, а людям нечем здесь прокормиться.

– И однако племя вождя Микко живет здесь и не голодает. Что же касается золота, то, быть может, мы еще найдем его.

Ничего на это не ответив, Симон продолжал:

– Передайте коменданту, что мы хотим построить корабль и вернуться на родину. Мы просим его, как только он поправится, увезти нас из этой проклятой страны.

Эти жалобы и просьбы встревожили Ле Муана. До сих пор он понятия не имел о настроении гарнизона. Долго уговаривал он солдат отказаться от безумной затеи, вернуться к исполнению своих обязанностей и терпеливо ждать подкрепления из Франции. Но Симон Оружейник, говоривший от лица всего гарнизона, настоял на том, чтобы Ле Муан передал их требование Лодоньеру.

Лодоньер пришел в негодование, и только болезнь помешала ему вскочить с постели и выйти к мятежникам. Был он человек упрямый и настойчивый и никогда не шел на уступки. Он поручил Ле Муану передать солдатам, что ему, Лодоньеру, приказано было основать здесь форт и ждать дальнейших распоряжений; пока эти распоряжения не получены, он страны не покинет. Солдатам он приказывает заняться укреплением форта и готовиться к нападению, которое следовало ожидать со стороны южных индейских племен. Когда Ле Муан передал солдатам эти слова, Симон Оружейник сказал:

– Господин Ле Муан, от коменданта мы другого ответа и не ждали. Будьте добры, скажите ему, что всем нам дорога жизнь и мы будем готовы отразить нападение индейцев. Но в то же время мы позаботимся о том, чтобы ускорить и наш, и его отъезд из этой страны.

Снова отдав Ле Муану честь, старый солдат повернулся и вышел, а за ним последовали все остальные.

Ле Муан отправился с докладом к Лодоньеру и так его взволновал, что к вечеру больному стало хуже. Всю ночь он бредил, звал Ренэ Дево и просил его не уходить к индейцам.

Между тем солдаты в тот же день принялись за работу и начали строить маленькое судно, на котором надеялись переплыть океан.

Работали они с таким рвением, что меньше чем через месяц корпус судна был закончен, и оставалось только спустить его на воду.

Несколько отрядов вышли из форта добывать лес для мачт, смолу, чтобы просмолить судно, а также запастись рыбой и дичью для далекого путешествия. Но охота и рыбная ловля шли неудачно. А в форте иссякли последние запасы маиса, и гарнизон питался исключительно рыбой и почками пальмы, заменявшими хлеб. Приготовлять их белые научились от индейцев.

Ровно через месяц после бегства Ренэ на солдат, работавших в лесу, внезапно напали индейцы. Было их так много, что французы, потеряв несколько человек, в смятении бежали.

Индейцы преследовали их до самых ворот форта, но здесь были остановлены сильным артиллерийским огнем. Пушечные выстрелы они слышали впервые; в ужасе обратились они в бегство и спрятались в чаще леса.

К вечеру индейцы высыпали на опушку леса и расположились вокруг холма, где несколько недель назад племя Микко справляло праздник Зрелого Маиса.

Увидев их, Симон Оружейник, возглавлявший теперь гарнизон, решил дать бой.

Лихорадка и недоедание вывели из строя многих солдат, и Симон мог набрать только пятьдесят человек, способных держать в руках оружие. Но его это нимало не смутило. Он считал, что пятидесяти человек более чем достаточно.

Смело вывел он горсточку людей из форта и двинулся к холму, вокруг которого собрались индейцы.

Внезапно французы увидели, что окружены со всех сторон. Индейцы выскакивали из-за каждого дерева, из-за каждого куста. Симон не заметил, как они подкрались сзади.

Маленький отряд попал в засаду и убедился в этом, лишь услышав свист стрел и копий, рассекавших воздух. В то же время раздался оглушительный дикий вой, который испугал французов не меньше, чем пушечные выстрелы индейцев.

Зная, что единственная надежда на спасение в быстром отступлении, Симон сделал отчаянную попытку прорваться назад, к форту. Но отряду в пятьдесят человек трудно было справиться с лавиной индейцев, и, казалось, ни один из французов не уцелеет.

Измученные неравной борьбой, они пришли в отчаяние, как вдруг положение резко изменилось: кто-то напал на индейцев с тыла, и они, охваченные паникой, обратились в бегство.

Не пытаясь узнать, кто пришел им на помощь, солдаты поспешили вернуться в форт.

XI. Возвращение Ренэ

Ренэ Дево в изнеможении бросил весла и опустился на дно лодки. Стрела, пущенная Читтой, вонзилась ему в плечо и причиняла мучительную боль. Словно сквозь сон сознавал он, что они спасены и находятся среди друзей. Смутно он почувствовал, как его осторожно подняли и понесли куда-то. Он потерял сознание, и обморок перешел в глубокий сон.

Когда он снова открыл глаза, легкий ветерок обвевал его лицо, и чья-то рука приглаживала ему волосы. Приподнявшись, он увидел Нэтлу, сестру Хас-се; она сидела подле него и обвевала его связкой душистых трав.

Когда он сделал попытку встать, она мягко удержала его и вышла. Через секунду она вернулась, а вслед за ней в хижину вошел Хас-се. Убедившись, что Ренэ чувствует себя гораздо лучше, он просиял от радости. От него Ренэ узнал, что индейцы, явившиеся на зов Хас-се, на минуту задержались, расспрашивая, кто преследователи и много ли их. Этой задержкой воспользовались Кат-ша и Читта. Быстро уплыли они вверх по течению, и невозможно было отыскать их в лабиринте каналов, пересекающих великие болота.

Счастливый случай помог мальчикам догнать друзей: у соплеменников Микко было мало съестных припасов, и они решили остановиться на два дня и пойти на охоту, чтобы пополнить запас провианта.

Благодаря лекарственным травам, которые Нэтла прикладывала к его ране, Ренэ быстро поправлялся, к вечеру следующего дня он уже мог выйти на лужайку перед палаткой вождя. Пылал большой костер, женщины жарили оленину, индюков, медвежьи окорока.

Хас-се подошел к своему другу и вложил ему в руку перо фламинго, которое срезано было накануне стрелой Читты.

– Та-ла-ло-ко, – сказал он, – я дарю, тебе это перо, как залог дружбы. Пусть навсегда останется в памяти твоей этот день. Если когда-нибудь понадобятся тебе мои услуги, пришли это перо мне или одному из моих соплеменников и знай, что мы придем к тебе на помощь, хотя бы это стоило нам жизни. Храни перо, но не носи его в волосах: только вожди моего племени и сыновья вождей имеют право вплетать его в волосы.

Взяв в руки поднесенный подарок, Ренэ с изумлением увидел, что к перу фламинго привязана тонкая золотая цепочка с золотой булавкой очень красивой работы. Эту булавку Хас-се втыкал в волосы, а стрела Читты рассекла цепочку.

В ответ на вопросы Ренэ Хас-се объяснил, что украшения эти получены из далекой страны, где заходит солнце.

Золота там столько же, сколько песчинок на берегу великого соленого моря, и оттуда торговцы принесли цепь и булавку и продали его племени.

На восходе солнца индейцы тронулись в путь. Ренэ и Нэтла полулежали в каноэ, а на веслах сидели Хас-се и Я-чи-ла-не, Орел, муж Нэтлы. Поток, по которому они плыли, постепенно расширялся, и вскоре великие болота остались позади. Каноэ скользили по широкой реке, берега которой были покрыты пестрым ковром цветов. Индейцы называли эту реку Уитлакучи, но впоследствии испанцы изменили название на Сан-Хуа-нита. Теперь туземцы называют ее Суани.

В реке водилось много аллигаторов, и индейцы их убивали, чтобы добыть жир из суставов хвоста.

Через два дня племя прибыло в страну алачуа, с которым поддерживало дружеские отношения. А алачуа и племя Микко говорили на одном наречии. Это была страна саванн, прорезанная чистыми ручьями, в которых водилось много рыбы. В рощах магнолий и дубов журчали обильные ключи. Люди жили здесь добродушные и миролюбивые, и они ласково встретили пришельцев с востока.

В тот же день племя выбрало место для стоянки в дубовой роще, где протекал прозрачный ручей. Здесь индейцам предстояло прожить несколько месяцев. К закату солнца выросли десятки маленьких хижин и засверкали в ветвях искры костров.

Вождь Микко поселил Ренэ Дево в своей хижине, и мальчик спал вместе с Хас-се на ложе из медвежьих шкур. Пока не затянулась его рана, он отдыхал и ни о чем не думал, словно не было у него никаких забот. По целым дням болтая с Хас-се и Нэтлой, он хорошо изучил индейский язык.

Сначала индейцы племени алачуа, никогда не видевшие белых, рассматривали его с любопытством, словно какую-то диковинку, но вскоре привыкли к нему и стали очень тепло относиться к другу Хас-се.

Через неделю Ренэ выздоровел и отдохнул. Теперь – решил он – настало время приступить к делу, которое привело его в эту страну. Явившись к вождю племени алачуа, он показал ему вещи, находившиеся в свертке, который привез из форта Каролина. Были здесь ножи, топоры, зеркальца, рыболовные крючки, но вождю эти самые обыкновенные вещи казались сокровищами, не имеющими цены.

Ренэ рассказал ему о том, что белые в форте Каролина попали в бедственное положение, так как во время пожара погибли все съестные припасы, заготовленные на зиму. У алачуа много зерна. Если вождь согласится послать в форт двенадцать каноэ, нагруженных маисом, он, Ренэ, отдает ему этот сверток и обещает от имени белого вождя, возглавляющего форт, еще двенадцать таких же свертков в уплату за каждое каноэ с провиантом. Но так как путь небезопасен, то пусть воины алачуа сопровождают эти каноэ. Он обещает, что белые примут их радушно и не будут препятствовать возвращению их на родину.

Вождю предложение показалось заманчивым. Однако он долго размышлял и советовался со старшинами племени, прежде чем дать согласие. Наконец, к великой радости Ренэ, воины начали грузить маис в каноэ. Что касается конвойных, то их нетрудно было набрать. Всем молодым воинам алачуа, не присутствовавшим на празднестве Зрелого Маиса, хотелось побывать в форте белых людей и своими глазами увидеть огромные «гремящие луки», как называли индейцы пушки.

Спустя две недели со дня прибытия в страну алачуа Ренэ собрался в обратный путь. С ним ехали пятьдесят воинов алачуа под предводительством мужа Нэтлы, Я-чи-ла-не, и друг его Хас-се, которого с большой неохотой отпускал Микко.

Ренэ подружился с приютившими его индейцами, и ему стало грустно, когда он прощался с Нэтлой, со стариком Микко, вождем племени алачуа, и со многими другими, кого вряд ли суждено было ему снова увидеть.

Маленький флот состоял из двадцати каноэ: двенадцать были нагружены зерном, в остальных восьми разместились воины. В ясное прохладное утро каноэ отчалили от берега; в первом сидели Ренэ, Хас-се, Я-чи-ла-не и молодой воин по имени Олика-тара (Медвежья Лапа). Индейцы обоих племен толпились на берегу, провожая отъезжающих. Раздавались возгласы:

– Прощай, Та-ла-ло-ко!

– Не забывай нас, Та-ла-ло-ко!

Ренэ прислушивался к возгласам и радовался, что ему посчастливилось завоевать любовь этих людей, которые всегда были добры к нему. Стоя в лодке, он размахивал шляпой, пока они не скрылись за поворотом реки.

Первые дни путешествия пролетели без всяких приключений. Но когда лодки выходили из лабиринта каналов, пересекающих болота, воины заметили следы, которые указывали на то, что совсем недавно здесь прошел какой-то другой отряд, державший путь также на восток. Необходимо было выяснить, что это за отряд. Сначала следы его затерялись, но затем их снова удалось найти. Два воина, посланные отыскать источник пресной воды, случайно наткнулись на место недавней стоянки. По каким-то едва уловимым признакам они определили, что здесь побывал военный отряд семинолов, и, вернувшись, объявили об этом.

Услышав эту весть, Ренэ встревожился. Он был уверен, что Читта, вступив в ряды семинолов, сообщил новым своим друзьям о том, в каком бедственном положении находится гарнизон форта Каролина. Что, если семинолы этим воспользуются и нападут на форт?

Предположения Ренэ оказались правильными. Читта, смелый Кат-ша и отряд семинолов двинулись на форт Каролина и на один только день опередили воинов алачуа. Они задумали окружить форт, отрезать его от внешнего мира и перебить всех, кто осмелится выйти за крепостную стену; когда же осажденным будет грозить голодная смерть, семинолы легко справятся с измученным гарнизоном.

В окрестностях форта семинолы встретили сильный военный отряд индейцев с юга, которые ждали случая напасть на форт и отомстить белым золотоискателям, разрушившим одну из их деревень. С этими индейцами соединились семинолы, а Кат-ша встал во главе обоих племен.

Первая атака закончилась неудачно, так как дикари испугались грохота пушек. Тогда Кат-ша задумал устроить засаду, в которую попал Симон Оружейник со своим отрядом.

Узнав, что семинолы направляются к форту, и беспокоясь о судьбе своих друзей, Ренэ стал торопить Я-чи-ла-не; он надеялся, что маленькая флотилия догонит врагов. Но и алачуа не меньше, чем сам Ренэ, хотели дать бой исконным своим врагам – семинолам. Каноэ уже скользили по реке Май, когда загремели пушечные выстрелы, и французы отбили первую атаку Кат-ша.

Высадившись неподалеку от форта и поручив нескольким воинам охранять каноэ, алачуа с величайшей осторожностью стали пробираться к форту.

Наконец показался вдали холм. Воины остановились и выслали вперед разведчиков. Разведчики вернулись часа через два. Они открыли замысел Кат-ши и донесли, что отряд французов выходит из форта и направляется к холму.

Тогда Я-чи-ла-не дал приказ наступать и первый бросился вперед. За ним по пятам следовали Хас-се и Ренэ. Явились они как раз в тот момент, когда французы, окруженные врагами, думали, что пришел их последний час. Но неожиданное нападение с тыла внесло смятение в ряды семинолов, и они рассеялись, как сухие листья, подхваченные ветром.

XII. Французы покидают форт

Воины Я-чи-ла-не обратили в бегство семинолов и новых их союзников – индейцев южных племен. Но произошло это только потому, что те были застигнуты врасплох. Я-чи-ла-не совершенно не собирался ссориться со своими соседями из-за белых пришельцев. К тому же семинолов было гораздо больше, чем алачуа, и Я-чи-ла-не опасался, что враги, оправившись от потрясения, вернутся и разобьют маленький отряд. Поэтому ему хотелось поскорее сдать двенадцать каноэ с провиантом, получить обещанную награду и в ту же ночь отправиться в обратный путь.

Спустились сумерки. Под покровом темноты индейцы вернулись к тому месту, где остались каноэ, а затем стали подниматься вверх по реке. В окрестностях форта они причалили к берегу, но здесь возникло новое затруднение: они боялись окликнуть часовых. Те могли принять их за врагов, открыть стрельбу и таким образом привлечь внимание семинолов, которые скрывались где-то поблизости.

Пока Я-чи-ла-не совещался с воинами, Хас-се отвел Ренэ в сторону и шепотом сказал:

– Та-ла-ло-ко, настало время, когда я должен открыть тебе тайну. Ты имеешь право знать ее, потому что за меня ты проливал кровь и тебе я отдал священное перо фламинго. Но сначала поклянись, что будешь хранить тайну и не откроешь ее даже своим соплеменникам.

Ренэ охотно исполнил желание друга. Тогда Хас-се продолжал:

– Брат мой, когда мои соплеменники помогали твоему народу строить этот форт, они провели по приказу Микко подземный ход под одной из стен, чтобы входить в форт или уходить по своему желанию. Этим ходом воспользовался Хас-се, когда твой народ взял его в плен. Мне нетрудно было пролезть между железных прутьев, загораживающих окно.

Ренэ был удивлен и встревожен. Он спросил Хас-се, всему ли племени известно существование этого подземного хода.

– Нет, – ответил Хас-се. – Об этом знают человек двадцать, не больше, и все они будут хранить тайну.

– Ну, что ж, – сказал Ренэ, – если подземный ход существует, мы можем им воспользоваться. Покажи мне, где он находится, а я войду в форт, отыщу Лодоньера и расскажу ему обо всем случившемся. А все остальные пусть ждут у реки. Лодоньер прикажет солдатам взять у них провизию и выдать им награду. Затем вы все вернетесь в страну алачуа. – Голос Ренэ дрогнул. – О, Хас-се! – воскликнул он. – Тяжело мне с тобой расставаться! Если бы у меня был брат, я бы не мог его любить больше, чем люблю тебя.

Мальчики так долго перешептывались, что Я-чи-ла-не, не зная, о чем идет речь, стал беспокоиться. Наконец, Хас-се подошел к нему и сказал, что Ренэ нашел способ проникнуть в форт. Я-чи-ла-не разрешил Хас-се отправиться вместе с Ренэ и обещал терпеливо ждать его возвращения.