Этот Максимиан наполовину был бриттом, так как его отцом был Иоелин, о котором упоминалось выше и который был дядей матери Константина; мать его была чистокровною римлянкой; с обеих сторон он происходил от королей. И Карадок уверял, что, если его предложение будет принято, их страна будет наслаждаться устойчивым миром, так как Максимиан, по его словам, происходя от императоров и вместе с тем от родовитых бриттов, имеет бесспорные права на Британию. Узнав о совете, преподанном правителем корнубийцев, возгорелся негодованием королевский племянник Конан, всей душой жаждавший завладеть престолом и поэтому взбудораживший весь двор. Но Карадок, никоим образом не желавший отступиться от своих чаяний, послал в Рим своего сына Маурика, дабы тот рассказал Максимиану о положении дел. Маурик был отлично сложен, прямодушен, отважен и то, что находил правильным, отстаивал, если ему возражали, пустив в ход оружие. Явившись к Максимиану, он был принят тем как подобало и с большим почетом, чем его сотоварищи. В ту пору между Максимианом и двумя императорами, Грацианом и его братом Валентинианом, пылала ожесточеннейшая вражда, так как те отказали Максимиану в третьей части империи, чего он домогался. И вот увидев, что Максимиан обойден и унижен обоими императорами, Маурик сказал ему так: "Чего ради, Максимиан, опасаться тебе Грациана, когда перед тобой открыт путь, пойдя по которому, ты сможешь отнять у него империю. Отправься со мною на остров Британию, и ты овладеешь там королевским венцом; король Октавий, обессилев от преклонного возраста и утомления, ничего иного не жаждет, как отыскать кого-нибудь, кому бы он передал свое королевство. Мужского потомства у него нет, и он обратился к своим приближенным, спрашивая у них совета, кого избрать мужем своей единственной дочери, отдав ему вместе с нею и королевство. Во исполнение просьбы этого государя его витязи, порешив, что королевство и королевскую дочь подобает вручить тебе, послали меня сюда, дабы я тебя об этом оповестил. Если, прибыв со мной в Британию, ты сможешь осуществить этот замысел, то при изобилии в ней золота и серебра, при великом множестве находящихся там смелых воинов ты обретешь возможность вернуться в Рим и, прогнав императоров, подчинить его своей воле. Ведь именно так поступили родич твой Константин и многие наши короли, достигшие вершин власти".
82. Убежденный речью Маурика, Максимиан отбыл в Британию, захватывая по пути города франков и в них тьму золота и серебра и набирая повсюду воинов для своего войска. Затем, выйдя в Океан, он с попутным ветром прибыл в Гавань Гамона. Когда королю сообщили об этом, тот совсем растерялся от страха, ибо счел, что на него идет враждебное войско. Призвав к себе своего племянника Конана, он приказал ему собрать всех боеспособных мужей острова и двинуться с ними навстречу врагам. Конан без промедления собрал молодежь со всего королевства и подошел к Гавани Гамона, где Максимиан поставил свои шатры. Узнав о приближении такого сильного войска, он проникся тревогой, так как колебался, что ему предпринять. Максимиан располагал лишь незначительным количеством воинов и опасался как того, что их слишком мало, так и того, что они недостаточно боеспособны, не надеясь при этом, что ему удастся уклониться от битвы. Итак, он призвал старейших возрастом, а также Маурика и стал совещаться с ними, как следует действовать, чтобы избегнуть неминуемой гибели. На это Маурик сказал: "Нам не под силу биться со столь отважными воинами, да и прибыли мы в Британию не для того, чтобы ее покорить оружием. Пока мы не узнаем королевских намерений, нужно заявить, что мы жаждем мира и испрашиваем разрешения на временное пребывание здесь. Давайте скажем, что мы посланы императорами с поручениями к королю, и давайте хитроумными и искусно подобранными словами успокоим и смягчим этот народ".
И так как все одобрили предложения Маурика, тот, взяв с собой двенадцать знатнейших, убеленных сединами и отличавшихся мудростью старцев, во главе их направился с оливковыми ветвями в руках навстречу Конану. Бритты, увидев мужей почтенного возраста, несущих в знак мира оливковые ветви в руках, оказывают им достойный прием и беспрепятственно их пропускают, дабы они могли без помех пройти к военачальнику королевских сил. Вскоре представ перед Конаном Мериадоком, пришедшие обратились к нему с приветствием от имени императоров и сената и сообщили, что Максимиан прислал их к королю Октавию, дабы передать ему поручения Грациана и Валентиниана. На это Конан спросил: "А почему вместе с вами прибыло так много сопровождающих? Послам обычно присущ другой облик; более того, так выглядят скорее явившиеся из чужой страны враги, замышляющие напасть и творить насилия". Тогда Маурик ответил следующим образом: "Не подобает, чтобы столь выдающийся муж, не имея при себе надлежащего числа спутников, навлекал на себя презрение и бесславие, в особенности если к тому же он ненавистен многим властителям из-за римского господства над целым миром и из-за подвигов своих предков. Ибо, если бы при нем не было должной охраны, его, возможно, убили бы недруги римского государства. С миром явился он и ищет он мира, что подтверждается всеми его поступками. Ведь со дня прибытия нашего мы вели себя так, что никого ничем не обидели. Как мирные люди мы покупали все, в чем нуждались, и за все тут же расплачивались, ничего силою не отбирая". И когда Конана все еще одолевали раздумья, предпочесть ли мир или начать военные действия, прибыл правитель Корнубии Карадок и прочие сановные люди и уговорили Конана уважить столь смиренную просьбу и не затевать войны. И хотя Конан предпочел бы сразиться, тем не менее, отложив оружие в сторону и не нарушив мира, он доставил Максимиана в Лондон к королю и разъяснил ему, как обстоят дела.
83. Затем властитель Корнубии Карадок, взяв с собою своего сына Маурика, распорядился удалить всех присутствовавших и сказал королю следующее: "То, о чем так долго мечтали истинно преданные тебе и беспрекословно послушные твоей воле, по промыслу божьему, наконец-то осуществилось ко благу твоих потомков. Ведь ты велел твоим приближенным дать совет, как тебе следует поступить с твоей дочерью и твоим государством, поскольку из-за своего возраста ты стал ныне настолько немощным, что больше не в состоянии править своим народом. Одни ответили, что королевский венец, по их мнению, нужно передать твоему племяннику Конану, а твою дочь достойным образом выдать замуж куда-нибудь за море, ибо они опасаются, как бы, если властителем бриттов станет иноязычный пришелец, это не повело к истреблению их сограждан. Другие советовали завещать престол дочери и какому-нибудь нашему знатному соплеменнику, который после твоей кончины унаследовал бы его у тебя. Большинство, однако, решительно высказалось за то, чтобы ты призвал кого-нибудь из венценосного римского рода и отдал ему твою дочь вместе с королевской короной. Благодаря этому, как они утверждали, воспоследует прочный и устойчивый мир, ибо римская мощь будет бриттам защитою и оплотом. И вот Господь явил тебе милость, прислав сюда юношу, происходящего из римского рода и вместе с тем от крови бриттских властителей, за которого, мой совет тебе, ты и отдай безотлагательно твою дочь. А если бы тебя одолели сомнения, какие доводы мог бы ты привести против того, чтобы он получил британский престол? Ведь он кровный родственник Константину и внук Коеля, нашего государя, дочери коего Елене по наследственному праву, чего мы не можем оспаривать, принадлежало королевство Британия". Выслушав Карадока, Октавий не стал ему возражать и с общего согласия отдал Максимиану дочь свою и королевский венец. Не хватает слов, чтобы изобразить, до чего это возмутило Конана Мериадока, который удалился в Альбанию и принялся набирать там войско, намереваясь не оставлять в покое Максимиана. Набрав многочисленных воинов, он переправился через реку Хумбер, опустошая земли по обоим ее берегам. Когда об этом известили Максимиана, он во главе всех своих сил поторопился навстречу Конану, сразился с ним и его одолел. Однако Конан не успокоился и, снова набрав отряды, угрожал разорить всю страну. Тогда Максимиан вторично выступил против него и сразился с ним в нескольких битвах, иногда беря над ним верх, иногда терпя неудачу. И так как один другому нанес тяжелый урон, они с одобрения своих друзей заключили между собою мир.
84. Прошло пять лет. Максимиан возгордился из-за бесчисленного количества серебра и золота, что ни день к нему притекавших, и, подготовив множество кораблей, собрал всех боеспособных мужей Британии. Ему мало было королевства Британии, он рвался захватить также Галлию. И вот, переправившись через пролив, он высадился сначала в королевстве Арморика, что ныне зовется Бретанью, и принялся беспокоить франков. Тогда, выйдя ему навстречу под начальством Инбалта, те вступили с ним в бой, но, разбитые почти на всем поле битвы, ударились в бегство. Пали и сам вождь Инбалт, и пятнадцать тысяч собранных со всего королевства воинов, которых он с собою привел. Нанеся столь сокрушительное поражение неприятелю, Максимиан возликовал, так как обрел уверенность, что из-за гибели стольких мужей легко подчинит себе всю эту страну. Итак, вызвав к себе Конана и слегка улыбаясь, он сказал ему так: "Вот мы и покорили одно из сильнейших королевств Галлии и можем надеяться овладеть и всеми другими. Поспешим же захватить города и крепости прежде, чем молва о такой опасности, достигнув остальной Галлии, побудит взяться за оружие все населяющие ее народы. Ведь если нам удалось овладеть этим королевством, я не сомневаюсь, что и всю Галлию мы также подчиним нашей власти. Итак, не сокрушайся, что королевство островной Британии, хотя ты и рассчитывал на него, тебе пришлось отдать в мои руки, ибо все, что ты там потерял, я тебе возмещу в этой стране: я возведу тебя на престол этого королевства, и тут будет вторая Британия, которую, изгнав местных жителей, мы заселим нашими соплеменниками. Нивы этой страны плодородны, ее реки изобилуют рыбой, ее леса на редкость красивы, ее пастбища превосходны, и, на мой взгляд, нет на свете земли привлекательнее". В ответ на это Конан, склонив голову, изъявил свою благодарность и обещал повиноваться Максимиану и сохранять ему верность, покуда жив.
85. После этого, приведя в боевую готовность отряды, они пошли на Редон и в тот же день его взяли. Прослышав о жестокостях бриттов и о гибели павших, местные жители поспешно бежали, покинув своих жен и детей. Их примеру в городах и поселках последовали другие, так что продвижению бриттов не стадо больше помех. А те, куда бы ни приходили, истребляли всех, принадлежавших к мужскому полу, щадя только женщин. Наконец, опустошив все области и уничтожив всех мужчин до последнего, они поставили своих воинов в городах и поселках, а также и в возведенных ими в разных местах передовых укреплениях. Весть о жестокости Максимиана распространилась по остальным областям Галлии, и такой страх охватил всех вождей и властителей, что у них осталась надежда лишь на богов, - быть может, боги услышат смиренные их обеты. Повсюду они оставляли сельскую местность, уходя в города и поселки, а также туда, где могли укрыться в надежном убежище. Максимиан, убедившись, что все галлы перед ним трепещут, осмелел еще больше и, щедро расточая в своем войске дары, спешит увеличить его численность. Всякого рода, кто, на его взгляд, умел добывать чужое, он привлекал к себе золотом или серебром и не упускал случая осыпать другими подарками.
86. Благодаря этому он набрал такое множество воинов, какого, по его расчетам, было достаточно, чтобы завоевать всю Галлию. Он немного умерил свою жестокость, до поры до времени сдерживая себя, дабы, успокоив захваченное им королевство, впоследствии заселить его исключительно бриттами. И он распорядился отобрать на острове сто тысяч человек бриттов из простого народа и отослать их к нему, и еще набрать тридцать тысяч воинов, дабы, оставаясь на родине, они обороняли ее от вражеских поползновений. Когда все это было исполнено, он распределил доставленных к нему бриттов среди всех племен Лрмориканского королевства и, создав тут вторую Британию, отдал ее под начало Конану Мериадоку. Сам же со своими соратниками двинулся на остальную Галлию и, проведя там ожесточеннейшие сражения, ее покорил, как равным образом и Германию, одержав верх во всех без исключения битвах. Столицей своей империи он повелел считать город треверов и распалился таким гневом на двух императоров, Грациана и Валентиниана, что один был им умерщвлен, а другого он принудил бежать из Рима.
87. Между тем Конана и армориканских бриттов непрерывными набегами тревожили галлы и аквитаны. Отражая их нападения и отвечая им тем же, он мужественно защищал порученную ему страну. Когда же, наконец, победа окончательно склонилась на его сторону, он задумал дать своим соратникам жен, дабы те им народили наследников, которые вечно владели бы этой землей. Но, стремясь никоим образом не допустить смешения с галлами, он повелел, чтобы с острова Британия прибыли женщины, с каковыми его воины вступили бы в браки. Итак, он отправил в островную Британию гонцов к правителю Корнубии Дионоту, унаследовавшему ее после брата своего Карадока, дабы тот позаботился об осуществлении этого замысла. Был же этот Дионот знатен и чрезвычайно могуществен, и Максимиан поручил ему править всем островом, пока был занят вышеописанными делами. У Дионота была дочь поразительной красоты, которая звалась Урсулой и которой пленился Конан.
88. И вот Дионот, выслушав гонца Конана и стремясь исполнить его поручение, собрал в различных своих областях одиннадцать тысяч знатных девушек, а из прочего звания и простого народа еще шестьдесят тысяч и повелел всем им прибыть в город Лондон. Он приказал также доставить туда со всего побережья острова множество кораблей, дабы переправить к вышеупомянутым воинам их будущих жен. Хотя в столь многолюдном сборище нашлось немало таких, кому это пришлось по душе, однако большему числу девушек из тех, которые были сильнее привязаны к родине и родителям, не хотелось их покидать. Возможно, не было недостатка и в тех, которые, предпочитали остаться девственницами, чем вступить в брак, были готовы скорее завершить свои дни как придется, чем таким путем достигнуть богатства. И каждой, чтобы достигнуть желанного, нужны были особые, благоприятствующие ей обстоятельства.
По приведении флота в готовность, женщины взошли на суда, которые по реке Темзе вышли в открытое море. Были подняты паруса, чтобы идти к Арморике, но вдруг загудели встречные ветры и вскоре рассеяли всю флотилию. Море швыряло и разбивало суда, и их большая часть затонула; те же, которые ускользнули от гибели, пристали к островам чужеземцев, и все находившиеся у них на борту были или перебиты неведомым племенем островитян, или проданы ими в рабство. Они наткнулись также на нечестивое войско Гвания и Мелги, которые по приказанию Грациана проливали потоки крови, истребляя обитателей побережья, а также Германии. Гваний был королем гуннов, Мелга - пиктов, и Грациан их привлек к себе и отправил в Германию, дабы они не оставляли в покое тех, кто поддерживал Максимиана. И вот, бесчинствуя на побережье, они натолкнулись на вышеупомянутых девушек, высадившихся на сушу в этих краях. Пораженные их красотой, они пожелали развлечься с ними. Но так как девушки отказали им в этом, негодяи на них набросились и большинство этих девушек безжалостно умертвили. В дальнейшем нечестивые вожди пиктов и гуннов, Гваний и Мелга, державшие сторону Грациана и Валентиниана, узнав, что в Британии совсем не осталось войск, поспешили отплыть туда, пополнив число своих воинов обитателями лежащих поблизости островов, и высадились в Альбании. Затем, сколотив отряды, они вторглись в эту страну, в которой не было ни правителя, ни защитников, и принялись истреблять беспомощных простолюдинов. Ведь Максимиан, как сказано выше, увел с собой всех, каких только можно было найти, доблестных юношей, оставив лишь безоружных и простодушных крестьян. И когда вышеназванные Гваний и Мелга увидели, что те почти не отваживаются сопротивляться, они стали безбоязненно уничтожать и непрестанно опустошать, словно то были овечьи загоны, их города и области. Получив известие об этом бедствии, Максимиан послал своего земляка Грациана с двумя легионами, дабы тот оказал помощь королевству Британии. Прибыв на остров, эти легионы сразились с вышеуказанными врагами и, разгромив их в ожесточенной битве, принудили удалиться в Ибернию. Между тем сторонниками Грациана был убит в Риме Максимиан, как были убиты или рассеяны бритты, которых он с собою привел. Кому удалось спастись, те пробрались к своим соотечественникам в Арморику, которая тогда уже называлась второю Британией или Бретанью.
89. Посланный Максимианом в Британию Грациан, прослышав об его убийстве, овладел королевским венцом и провозгласил себя повелителем бриттов. Вскоре он стал так утеснять народ, что простолюдины, собравшись толпой, кинулись на него и его умертвили. Когда весть об этом дошла до других государств, из Ибернии вернулись вышеназванные враги, приведя с собою скоттов, норвежцев, данов, и предали все королевство огню и мечу от моря до моря. Из-за этого нашествия и нестерпимых насилий, чинимых пришельцами, в Рим отправляют с посланиями гонцов, слезно моля о присылке воинов для пресечения неприятельских злодеяний и обещая, если враги будут прогнаны прочь, пребывать впредь и вечно в неукоснительном подчинении Риму. В ответ на это послание, не помня былого зла, снаряжают легион, который, будучи перевезен по океану в Британию, вступает в битву с врагами. Перебив огромное их количество, он изгнал всех пришельцев из пределов страны и избавил порабощенный народ от невыносимых мучений. Римляне повелели бриттам построить между Альбанией и Дейрой стену от моря до моря, дабы, возведенная всем населением для сдерживания пришлых врагов, она устрашала тех и служила защитою местным жителям. Была же Альбания вконец разорена набегами чужеземцев, и все вторгавшиеся в нее всякий раз находили здесь надежное для себя пристанище. Итак, собрав общественные и личные средства, бритты приступают к работе и заканчивают упомянутую стену.
90. Между тем римляне заявили, что в дальнейшем они никоим образом не смогут предпринимать столь трудные и длительные походы и из-за бродячих разбойничьих шаек подвергать опасностям на суше и море свои боевые значки, свое столь славное и закаленное войско, а посему пусть бритты, обучившись владеть оружием и мужественно сражаясь, всеми силами самостоятельно защищают свою землю, имущество, жен и детей и, что важнее всего перечисленного, свою свободу, и дабы те прислушались к этому увещанию и приказали всем боеспособным мужчинам острова явиться в Лондон, так как сами они готовятся вернуться в Рим. И когда все, кому надлежало, прибыли в Лондон, обратиться к ним с речью было поручено лондонскому архиепископу Гветелину, который сказал нижеследующее: "Хотя выступить здесь перед вами повелели мне власть имущие, я принужден разразиться скорее стенаниями, чем возвышенной речью; ведь я глубоко скорблю о постигших вас всех сиротстве и немощности после того, как Максимиан обнажил эту страну, начисто лишив ее воинов и молодежи. Вы же были всего лишь последышами, скопищем, толпою, неискушенной в военном деле, людьми, никогда не знавшими каких-либо иных занятий, кроме обработки полей, торговли, ремесел. Когда же на вашу страну нападали иноземные завоеватели, они принуждали вас, блуждающих словно овцы без пастуха, покидать ваши овчарни, и так продолжалось, пока римская мощь не возвращала вас снова в ваши владения. Ужели вы вечно будете уповать лишь на чужую поддержку и не возьмете в свои руки щитов, мечей, копий против грабителей, которые никоим образом не могли бы осилить вас, когда бы не ваши вялость и косность? Римлянам уже опостылело постоянно пускаться в путь, который им нужно преодолеть, чтобы вместо вас сойтись с неприятелем. Они предпочитают скорее лишиться дани, которую вы им вносите, чем подвергаться и впредь таким же, как ныне, превратностям на суше и на море. Что же дальше? Если в те времена, когда в нашем королевстве насчитывалось достаточно воинов, вы были безоружной и беззащитной толпой, то неужто вам теперь мнится, будто в вас не осталось ничего человеческого? Разве люди появляются из материнского чрева с предуказанной им заранее участью и от поселянина не рождается воин и от воина поселянин? Воин, бывает, происходит и от мошенника и мошенник от воина. А раз дело обстоит таким образом и любой и всякий может быть отпрыском любого и всякого, то я отнюдь не считаю, что в вас не осталось человеческих качеств. А раз вы по-прежнему люди, то и ведите себя, как полагается людям, воззовите к Христу, дабы он вложил в вас отвагу, и отстаивайте вашу свободу".
По окончании речи Гветелина народ разразился громкими криками, которые свидетельствовали о том, что он преисполнился внезапно обуявшей его отвагой.
91. После этого римляне настойчиво призывают к стойкости боязливый народ и оставляют ему наставников, дабы те обучили его пользоваться оружием. Они также велят возвести по берегу моря на южной оконечности острова, где находились их корабли, ибо отсюда, как опасались, вероятнее всего были нашествия чужестранцев, расположенные на некотором расстоянии друг от друга дозорные башни, дабы наблюдать с них за морем. Но легче превратить коршуна в ловчего сокола, чем землепашца в обученного владению оружием воина, и кто хочет вложить в поселян глубокие знания, тот мечет жемчуг пред свиньями. И как только римляне, распрощавшись с намерением когда-либо вернуться сюда, отплыли с острова, с кораблей снова высаживаются укрывавшиеся в Ибернии вышеназванные Гваний и Мелга, а также премерзкие ватаги скоттов, пиктов, норвежцев, данов и прочих, приведенных ими с собой; и захватывают всю Альбанию до самой стены. Узнав об уходе из Британии римлян и о возвращении сотоварищей, их былые сообщники принимаются за привычное дело - терзать и грабить страну. В связи с этим на стене повсюду ставят землепашцев, никудышных, скованных страхом вояк, неспособных по этой причине даже искать спасения в бегстве и к тому же расслабляемых дни и ночи отупляющей и нелепой бездеятельностью. Между тем враги, пользуясь шестами с крючьями, непрестанно стаскивают со стен этих горемычных защитников, которые сваливаются на землю и расшибаются. Кого постигала такая гибель, те своей преждевременной смертью и своим быстрым концом были по крайней мере избавлены от того, чтобы присутствовать при неотвратимых и ужасных мучениях их братьев и чад.
О божественное возмездие за прошлые преступления, о безумие Максимиана, отнявшего у страны столько доблестных воинов! Будь они и сейчас в наличии, не нашлось бы народа, которого они не прогнали бы прочь. И, бесспорно, так это и было, пока они оставались на родине. Ведь и отдаленные королевства пребывали тогда в зависимости от них, и они спокойно и уверенно оберегали Британию. А теперь дела обстоят именно так, как неизбежно случается, когда оборона государства возлагается на землепашцев. К чему распространяться об этом? Короче говоря, покинув города и высоко вознесенную стену, они снова обрекают жителей страны на безоглядное бегство, на скитания еще более безнадежные, чем обычно, на чинимые врагами преследования, на еще более беспощадные побоища. И точно хищные волки, напавшие на овец, терзают горемычный люд пришельцы-грабители. Злосчастные остатки бриттов обращаются к могущественному мужу римской державы Агицию с нижеследующим посланием: "Агицию, трижды консулу, горестное стенание бриттов". В немногих словах пожаловавшись на свою участь, они добавляют: "Море оттесняет нас к чужеземцам, а чужеземцы - к морю. Из-за этого нам не миновать гибели: или нас поглотит пучина, или нас всех перережут". Но не добившись поддержки, опечаленные послы возвращаются вспять и оповещают своих соотечественников о выслушанном ими отказе.
92. И вот, поразмыслив, архиепископ лондонский Гветелин переправился в Малую Британию, или Бретань, прозывавшуюся в ту пору Арморикой или Летавией, дабы испросить у своих соплеменников помощь. Властвовал тогда в этой стране Альдроен, четвертый государь после Конана, получившего это королевство от Максимиана, как уже указано выше. Этот Альдроен, увидев перед собою столь почтенного мужа и оказав ему почетный прием, спросил у него о причине прибытия. Гветелин ответил ему: "Твоему величию ведомы и способны вызвать у тебя слезы те бедствия, что претерпели мы, бритты, твои соотечественники, из-за Максимиана, обездолившего наш остров, поскольку он забрал с собой наших воинов и повелел им заселить то королевство, которым ты нынче владеешь и да будешь и впредь владеть в нерушимом мире. Ведь на нас, обнищавших последышей ваших, ополчились жители всех разбросанных поблизости островов, и они до того опустошили наш изобиловавший всяческими богатствами остров, что всем его обитателям больше невмочь поддерживать себя никакой иной пищей, кроме той, которую доставляет им их охотничья ловкость, и не было никого, кто вышел бы отразить пришельцев, так как у нас не осталось людей, исполненных силы и доблести. А римлянам надоело нянчиться с нами, и они отказали нам в помощи. Итак, лишенные всякой другой надежды, мы взываем к твоему состраданию, умоляя взять нас под защиту и оградить предназначенное тебе государство от вторжения иноземцев. Кого же другого, по твоему разумению, подобает увенчать короною Константина, а также Максимиана, когда ею были увенчаны твои деды и прадеды? Снаряди суда и приди: я передаю в твои руки королевство Британию". На это Альдроен сказал: "Было время, когда я бы не отказался принять остров Британию, если бы кто-нибудь мне его предоставил, ибо я не считаю, что где-нибудь существует страна более плодородная, пока там царят мир и спокойствие. Однако ныне, когда ее раздирают бедствия, она стала менее привлекательной и внушает неприязнь как мне, так и другим государям. Сверх всего прочего, злокозненное господство римлян настолько ее принизило, что никто, обитая в ней, не может рассчитывать на сохранение в неприкосновенности своего достоинства, ибо, обремененный рабским ярмом, всякий неминуемо утратит свободу. Кто бы не предпочел обладать немногим, но при этом пользоваться свободой, чем, утопая в роскоши, влачить на себе ярмо рабства? Королевством, которое ныне подчинено моей воле, я владею, окруженный почетом и не обязанный подчиняться кому бы то ни было. И оно мне милее и предпочтительнее всех прочих именно потому, что я им управляю, ни от кого не завися. Впрочем, поскольку правом на остров располагали уже мои деды и прадеды, отдаю тебе брата моего Константина и две тысячи воинов, дабы, если так будет угодно Господу, он освободил твою родину от нашествия иноземцев и стад ее венценосцем.
Ведь у меня есть брат, нареченный вышеупомянутым именем, который опытен в воинском деле, а также отличается доблестью и другими добрыми качествами. Я не премину предоставить тебе его с вышеназванным числом воинов, если ты на это согласен. Что же касается большего их количества, то тут следует, на мой взгляд, удовольствоваться указанной численностью, ибо с каждым днем со стороны галлов возрастает угроза и мне". Едва он закончил свое ответное слово, как архиепископ осыпал его благодарностями и, призвав Константина, приветствовал его так: "Христос побеждает, Христос царствует, Христос господствует. Вот грядущий король опустошенной Британии. Да пребудет с нею Христос; вот наш оплот, упование наше и наша радость".
Что же дальше? Короче говоря, на побережье были снаряжены суда, в различных областях государства набраны воины и переданы Гветелину.
93. После того как все приготовления были закончены, суда вышли в море и вошли в Тотонскую гавань. Без промедления новоприбывшие собрали юношей, какие еще оставались на острове, и, вступив в битву с врагами, в воздаяние за заслуги святого мужа, одержали над ними победу. Вслед за тем прежде рассеянные и разобщенные бритты стеклись отовсюду в Цицестрию, где на народном собрании провозгласили Константина своим королем и возложили на его голову королевский венец. Ему также дали рожденную в знатном римском семействе супругу, которую вырастил и воспитал архиепископ лондонский Гветелин. Познав ее, Константин породил трех сыновей, которых звали Константом, Аврелием Лмброзием и Утерпендрагоном. Константа, своего первенца, Константин отослал в Винтонию, в церковь Амфибала, дабы тот постригся в монахи. Двух остальных, а именно Аврелия и Утера, он отдал на воспитание Гветелину. По прошествии десяти лет к королю явился какой-то пребывавший у него в подчинении пикт и, измыслив, будто ему нужно переговорить с ним с глазу на глаз, уединился с Константином в кустах и, когда никого вокруг не было, ударом ножа поразил того насмерть.
94. По умерщвлении Константина между знатными возгорелся спор, кого возвести на королевский престол. Итак, одни настаивали на том, что государем должен стать Аврелий Амброзии, другие - что Утерпендрагон, третьи называли их наиболее близких родичей. Наконец, поскольку разногласиям не было видно конца, Вортегирн, глава гевиссеев, всеми силами домогавшийся трона, пришел к монаху Константу и сказал ему так: "Отец твой скончался, а твоих братьев из-за их возраста нельзя возвести на престол, и я не вижу в твоем роду такого, кого народ мог бы провозгласить королем. Если пожелаешь последовать моему совету и увеличишь мои владения, я сумею внушить народу, чтобы он возвел тебя на престол, и хотя твой орден воспротивится этому, я тем не менее совлеку с тебя монашеский сан". Услышав это, Констант проникся превеликою радостью и, поклявшись, обещал Вортегирну все, чего тот хотел. Итак, Вортегирн взял Константа с собой и, доставив его в королевском одеянии в Лондон и не испросив, можно сказать, одобрения у народа, возвел на престол. Архиепископ Гветелин в ту пору уже скончался, и не было никого, кто посмел бы помазать Константа на царство, ибо тот был связан иноческим обетом. Но Констант не отступился по этой причине от королевской короны, и вместо епископа на его голову своими руками возложил ее Вортегирн.
95. Провозглашенный королем Констант отправление правосудия во всем государстве препоручил Вортегирну, да и сам всецело следовал его советам и наставлениям, ничего не предпринимая без его указания. Происходило же это вследствие неспособности Константа разбираться в государственных делах: ведь в монастыре его обучали совсем иному, чем управление государством. Установив это с несомненною очевидностью, Вортегирн стал подумывать, как бы возвести на престол себя самого. Ведь он жаждал этого превыше всего. Он явственно видел, что наступает такое время, когда ему будет легко и просто добиться желаемого.