Глава 32

Гримм расхаживал по террасе, чувствуя себя дураком. Он сидел за одним столом и делил еду со своим отцом, и ему удавалось вести вежливый разговор, пока не пришла Джиллиан. Затем Ронин упомянул Джолин, и он почувствовал, как в нем нарастает ярость, причем так стремительно, что он чуть не кинулся через стол и не схватил старика за горло.

Но Гримм был достаточно умен, чтобы понять, что гневался он во многом на самого себя. Ему нужна была ясность, но он боялся расспросить отца. Нужно было поговорить с Джиллиан, но что он мог ей рассказать? У него самого не было ответов. «Поговори с отцом, — твердила ему совесть. — Узнай, что случилось на самом деле».

Но эта мысль приводила его в ужас. Если бы обнаружилось, что он был не прав, весь мир выглядел бы совершенно по-другому.

Кроме того, нужно было беспокоиться о других вещах: позаботиться о том, чтобы Джиллиан не узнала, что он собой представляет, и предупредить Бальдура, что за ними по пятам идут Маккейны. Необходимо было до их нападения перевезти Джиллиан в какое-нибудь безопасное место и выяснить, почему он, его дядя и отец — берсерки. Слишком уж много совпадений, и Бальдур постоянно намекал на что-то, о чем Гримм не знает и спросить не может.

— Сын.

Гримм резко обернулся.

— Не называй меня так, — резко отозвался он, но обычной злобы в его словах не было слышно.

Ронин шумно вздохнул.

— Нам надо поговорить.

— Слишком поздно. Ты сказал все, что хотел, много лет назад.

Ронин пересек террасу и встал у стены, рядом с Гриммом.

— Тулут прекрасен, правда? — тихо спросил он.

Гримм не ответил.

— Парень, я…

— Ронин, разве ты…

Мужчины окинули друг друга изучающими взглядами, и никто из них не заметил, как на террасу вышел Бальдур.

— Почему ты ушел и не возвращался?

В словах, сорвавшихся с уст Ронина, слышалась подавленная мука пятнадцатилетнего ожидания.

— Почему ушел? — переспросил Гримм, словно не веря своим ушам.

— Потому, что испугался того, кем станешь?

— Кем я стал? Я так и не стал тем, кем стал ты!

Ронин изумленно уставился на него.

— Как ты можешь так говорить, когда у тебя голубые глаза? И жажда крови.

— Что я берсерк, мне известно, — ровно ответил Гримм. — Но я не безумен.

Ронин заморгал.

— А я никогда этого и не говорил.

— Нет, говорил. В ту ночь во время битвы ты мне сказал, что я такой же, как и ты, — с горечью напомнил он.

— Ты и есть такой же.

— Нет!

— Да, ты…

— Ты убил мою мать! — заревел Гримм, вложив в этот крик всю ту боль, что скопилась в нем за пятнадцать лет ожидания.

Бальдур моментально выдвинулся вперед, и Гримм под прицелом двух пар проницательных голубых глаз почувствовал себя неуютно.

Ронин и Бальдур удивленно переглянулись.

— Так поэтому ты не возвращался домой? — осторожно спросил Ронин.

Гримм сделал глубокий вдох, и из него посыпались вопросы. И теперь, когда он начал их задавать, ему показалось, что им никогда не будет конца.

— Откуда у меня появились карие глаза? Как получилось, что вы оба берсерки?

— О, да ты действительно туп, да? — фыркнул Бальдур. — Ну неужели ты не можешь сложить два и два, парень?

На теле Гримма задергался каждый мускул. Тысячи вопросов сталкивались с сотнями подозрений и десятками подавленных воспоминаний, и все это сливалось в нечто немыслимое.

— Мой отец кто-то другой? — спросил он.

Ронин и Бальдур посмотрели на него и покачали головами.

— Тогда почему ты убил мою мать? — взревел он. — И не говори мне, что мы рождаемся такими. Может, ты и родился настолько сумасшедшим, чтобы убить свою жену, но я нет.

Лицо Ронина окаменело от ярости.

— Я не могу поверить, что ты думаешь, будто я убил Джолин.

— Я застал тебя над ее телом, — настаивал Гримм. — И у тебя был в руке нож.

— Я вынул его из ее сердца, — заскрипел зубами Ронин. — Зачем мне убивать единственную женщину, которую я когда-либо любил? Пусть бы так думал кто-то другой, но ты, как мог ты подумать, что я мог убить свою настоящую любовь? Мог бы ты убить Джиллиан? Даже в момент превращения в берсерка — мог бы ты убить ее?

— Никогда! — прогремел Гримм.

— Тогда ты должен понимать, что ошибся.

— Ты бросился на меня. Я был бы следующим.

— Ты мой сын, — прошептал Ронин. — Я нуждался в тебе. Мне нужно было прикоснуться к тебе, знать, что ты жив, убедиться в том, что Маккейны не добрались и до тебя.

Гримм тупо уставился на него.

— Маккейны? Ты хочешь сказать, что маму убили Маккейны? Но Маккейны напали лишь после захода солнца, а мама умерла утром.

Ронин смотрел на него в изумлении, смешанном с гневом.

— Маккейны выжидали в горах весь день. Они заслали к нам шпиона и узнали, что Джолин снова беременна.

Тень ужаса скользнула по лицу Гримма.

— Мама была беременна?

Ронин потер глаза.

— Да. Мы думали, у нее больше не будет детей — это была такая неожиданность. Она не беременела с твоего рождения, а ведь прошло почти пятнадцать лет. Это был бы поздний ребенок, но мы так его ждали…

Ронин запнулся и несколько раз тяжело вздохнул.

— Я потерял все за один день, — промолвил он, и глаза его ярко заблестели. — И все эти годы думал, что ты не возвращаешься домой потому, что не понимаешь, кто ты есть. Я презирал себя за то, что не смог объяснить тебе этого. Думал, что ты ненавидишь меня за то, что это я сделал тебя таким, и за то, что не научил тебя, как с этим обращаться. Многие годы я боролся с желанием поехать за тобой и заявить свои родительские права, помешать Маккейнам выследить тебя. Но тебе удалось очень умело исчезнуть. И теперь… теперь я вижу, что все эти годы, которые я наблюдал за тобой, ожидая твоего возвращения, ты меня ненавидел. И ты все это время думал, что я убил Джолин!

Ронин с горечью отвернулся.

— Мою маму убили Маккейны? — тихо прошептал Гримм. — Зачем им это надо было, если она была беременна?

Ронин покачал головой и посмотрел на Бальдура.

— Как я вырастил такого тупоголового сына?

Бальдур пожал плечами и закатил глаза.

— Ты все еще не понял, да, Гаврэл? Ты не понял того, что я пытался сказать тебе столько лет назад: мы — мужчины рода Макиллих — рождаемся берсерками. Каждый сын, рожденный по прямой линии от лэрда, — берсерк. Маккейны охотятся за нами тысячу лет. Они знают наши легенды почти так же хорошо, как и мы сами. Согласно пророчеству, нас почти уничтожат, сократив наш род до трех мужчин.

И он взмахнул рукой жестом, объединяющим их троих.

— Но один юноша вернется домой, влекомый своей настоящей любовью, и уничтожит Маккейнов. И Макиллихи станут могущественнее прежнего. И этот юноша — ты.

— Р-р-рожденный берсерком? — запинаясь, произнес Гримм.

— Да, — ответили мужчины в один голос.

— Но я в него превратился, — запутался Гримм. — На утесе Вотанова провала. Я воззвал к Одину.

Ронин покачал головой.

— Тебе так просто показалось. Первая кровь в битве родила берсерка. Обычно наши сыновья не превращаются в берсерков до шестнадцати лет, но твое превращение ускорила первая битва.

Гримм сел и закрыл лицо руками.

— Почему ты никогда не говорил мне о том, кто я такой, до моего превращения?

— Сын, мы и не думали ничего скрывать от тебя. Мы начали рассказывать тебе легенды еще с раннего детства. Они тебя завораживали, помнишь?

Ронин замолчал и рассмеялся.

— Припоминаю, как ты многие годы бегал по окрестностям замка, пытаясь «стать берсерком». Мы были рады, что ты встречал свое наследие с открытым забралом. Пойди в Зал Предков, Гаврэл…

— Гримм, — упрямо поправил он, боясь потерять последние кусочки своего собственного мира.

Ронин продолжил, словно его и не прерывали:

— Есть определенные ритуалы, которых мы придерживаемся, когда передаем секреты и обучаем своих сыновей, как управлять неистовством берсерка. Близилось и твое время, но внезапно напали Маккейны. Я потерял Джолин, а ты ушел и никогда больше не обращал свой взор на запад — к Мальдебанну, ко мне. А теперь я знаю, что ты меня ненавидел, обвинял в самом отвратительном злодеянии, на какое, только способен человек.

— Мы обучаем наших сыновей, Гаврэл, — добавил Бальдур. — Обучаем их строгой дисциплине: они проходят духовное, эмоциональное и физическое воспитание. Мы учим их, как управлять берсерком, а не быть управляемым им. Ты пропустил это обучение, и все же, должен сказать, ты и самостоятельно неплохо справился. Без какой-либо тренировки, без понимания своей природы ты остался благородным и вырос в хорошего берсерка. Не казни себя за то, что в четырнадцать видел все это полуоткрытыми глазами подростка.

— Значит, я должен вновь населить Мальдебанн берсерками? — неожиданно вспомнил Гримм слова Ронина о пророчестве.

— Это предсказание хранится в Зале Предков.

— Но Джиллиан не знает, кто я, — возразил Гримм в отчаянии. — И любой сын, который у нее родится, будет таким же, как я. Мы никогда не сможем…

Но Гримм не смог закончить свою мысль.

— Она сильнее, чем ты думаешь, парень, — ответил Ронин. — Доверься ей. Вместе вы сможете познать наше наследие. Быть берсерком — это честь, а не проклятье. Берсерками были почти все величайшие герои Олбани.

Гримм долго молчал, пытаясь увидеть в новом свете все пятнадцать прошедших лет.

— Маккейны идут, — наконец промолвил он, уцепившись за один бесспорный факт в своем внутреннем мире, отныне наводненном неосязаемым.

Глаза обоих мужчин метнулись к горам.

— Ты заметил движение в горах?

— Нет. Просто они нас преследовали и уже трижды пытались убить меня. Они шли за нами по пятам от самого Кейтнесса.

— Замечательно! — в радостном предвкушении потер руки Бальдур.

В восторг пришел и Ронин.

— Насколько они отставали от вас?

— Подозреваю, меньше, чем на день пути.

— Значит, они будут здесь с минуты на минуту. Парень, ты должен отыскать Джиллиан. Отведи ее в глубь замка и объясни ей все. Поверь в нее. Дай ей шанс обо всем хорошенько подумать. Если бы ты узнал правду многие годы назад, разве были бы потеряны пятнадцать лет?

— Она возненавидит меня, когда обнаружит, кто я такой, — с горечью проговорил Гримм.

— Ты так же уверен в этом, как и в том, что я убил Джолин? — спросил Ронин язвительно.

Гримм метнул на него быстрый взгляд.

— Я больше ни в чем не уверен, — мрачно сознался он.

— Ты уверен, что любишь ее, парень, — возразил Ронин. — А я уверен, что она твоя единственная. Никогда ни одна из наших истинных спутниц жизни не отвергала нашего наследия. Никогда!

Гримм кивнул и повернулся, чтобы идти в замок.

— Пусть она обязательно останется в замке, Гаврэл, — крикнул ему вдогонку Ронин. — Мы не можем рисковать, ею в битве.

После того как Гримм исчез в Мальдебанне, Бальдур улыбнулся.

— Он не попытался поправить тебя, когда ты назвал его Гаврэлом.

Улыбка Ронина была радостной.

— Я заметил, — признался он. — Подготовь жителей деревни, Бальдур, а я подниму стражу. Сегодня мы положим конец тысячелетней распре. Навсегда!

Глава 33

Когда Джиллиан, сидевшая в Зале Предков, наконец поднялась на ноги, было уже за полдень. После того, как она ответила на последний из своих вопросов, ее охватило ощущение покоя. Неожиданно нашло свое объяснение многое из того, что она слышала из уст своих братьев и от Куина, когда Гримм еще жил у них, и того, что, как она подозревала, она всегда в глубине души знала.

Она любила легендарного воина, который вырос в презрении к себе, оторванный от своих корней. Но теперь, оказавшись дома и получив время, чтобы разобраться в этих корнях, он, быть может, в конце концов сумеет примириться с собой.

Джиллиан в последний раз прошла по залу, обратив внимание на сияющие выражения лиц невест Макиллихов. У портрета Гримма и его родителей она задержалась надолго. Джолин была красавицей с каштановыми волосами; ее терпеливая улыбка излучала любовь. Ронин обожающе смотрел на нее. На портрете на коленях перед сидящими родителями стоял Гримм, у него был вид счастливейшего мальчугана на свете — его карие глаза светились.

И ее руки в инстинктивном женском ликовании при мысли о том, каково будет произвести па свет еще одного такого, как Гримм, мальчишку, непроизвольно опустились к животу. Как бы она им гордилась, и вместе с Гриммом, Бальдуром и Ронином они воспитали бы его тем, кем он должен был бы стать, и каким особенным он был бы — одним из тайных защитников Олбани.

— Ах, девочка, скажи мне, что ты не вынашиваешь ребенка! — раздался голос, брызжущий слюной ненависти.

Крик Джиллиан отразился от холодных каменных стен, когда рука Рэмси Логана железными тисками сомкнулась у нее на плече.

— Я не могу ее найти, — едва слышно вымолвил Гримм. Ронин и Бальдур одновременно обернулись, когда он бурей влетел в Большой зал.

Стража была готова, жители деревни подняты по тревоге, и все до последнего человека в Тулуте приготовились сразиться с Маккейнами.

— Ты искал в Зале Предков?

— Да, мельком, но достаточно, чтобы убедиться в том, что ее там нет.

Задержи он свой взгляд подольше, то, возможно, никогда бы не смог заставить себя выйти оттуда — так восхитило его ранее неведомое ему наследие.

— Ты обыскал весь замок?

— Да.

Запустив пальцы в волосы, он высказал свои самые страшные опасения:

— Могли ли Маккейны как-нибудь проникнуть сюда и выкрасть ее?

Ронин шумно выдохнул.

— Все возможно, парень. Сегодня из деревни доставляли продукты. Черт возьми, с ними мог проскользнуть кто угодно! За пятнадцать лет мира мы немного расслабились.

Неожиданный крик из сторожевой башни моментально приковал их внимание:

— Маккейны!

Коннор Маккейн въехал в долину, размахивая флагом из пледа с цветами Дугласов, что вызвало замешательство у большинства Макиллихов и наполнило Гримма гневом и страхом. Единственный кусок пледа с узором Дугласов, который мог заполучить Маккейн, был на теле Джиллиан. Этим утром за завтраком на ней была эта сине-серая ткань.

Обитатели деревни ощетинились оружием и рвались в бой, страстно желая отплатить за утрату своих близких и любимых, погибших пятнадцать лет назад. Но когда Ронин уже приготовился отдать им приказ идти в наступление, Гримм удержал его, положив руку ему на плечо.

— У них Джиллиан, — промолвил он голосом, прозвучавшим как сама смерть.

— Почему ты в этом уверен? — посмотрел ему в глаза старик.

— Они размахивают пледом. Он был на Джиллиан за завтраком.

Ронин закрыл глаза.

— Только не это, — прошептал он. — Только не это!

Когда он снова открыл их, они горели внутренним огнем решимости.

— Мы не потеряем ее, парень. Пропустите лэрда Маккейна, — приказал он стражнику.

Воины Макиллиха излучали враждебность, но расступились, давая дорогу лэрду. Остановившись перед Ронином, Коннор Маккейн нахмурился.

— Я знал, что ты оклемаешься от боевого топора, дьявол, но не думал, что ты так быстро оправишься после того, как я убил твою красивую шлюху-жену, — Коннор осклабился — И твоего еще не рожденного ребенка.

Пальцы Ронина сжались на рукояти клеймора, но меча он не выхватил.

— Отпусти девушку, Маккейн. Она не имеет к нам никакого отношения.

— Она, возможно, носит ребенка.

Гримм окаменел.

— Она никого не носит, — холодно возразил он. «Конечно же, нет, иначе она бы мне сказала!» — мысленно добавил он.

Коннор Маккейн пытливо взглянул на него.

— Вот и она так говорит. Но я не верю ни ей, ни тебе.

— Где она? — спросил Гримм.