На первый взгляд, возникает вопрос: зачем Он этим интересовался, если Ему безразличен их ответ, да и вообще все подробности их земного существования? Так велика степень этого безразличия, что, на первый опять же взгляд, просто наглядно создается такое впечатление, что эти люди, находящиеся перед Ним, что бы они тут ни делали: мирно листали свои бумаги или делали бы что-нибудь ужасное, убивали кого-нибудь - Он так же невозмутимо и безучастно отнесся бы и к этим "подробностям".
Это самый непонятный, удивительный, поразительный момент из всего сна. Это очень хорошо видимое, явное, бросающееся в глаза с первого взгляда безразличие как бы не вмещается в восприятии - это невозможно до конца понять и смириться с этим.
Правда, смягчается этот удивительный момент тем, что Его безразличие к подробностям их земной жизни имеет в то же время очень доброжелательный, да и просто добрый характер (или оттенок) по отношению к ним самим, к этим людям - кто бы и какие бы они ни были и чем бы они ни занимались. Как будто независимо от "качества", так сказать, любого человека Он все равно заведомо добр к нему, заведомо любит его (хотя самому человеку такая заведомая и, казалось бы, беспричинная любовь, может быть, и непонятна) и в каждой без исключения душе пытается найти что-то родственное Себе и одновременно всему другому миру, нечто общее, общую как бы точку соприкосновения.
Что это общее, как не способность любить ("ближнего, как себя"), которая присуща Самому Христу настолько же явно, зримо, как и Его божественные свойства?
* * *
В связи с таким всеобщим подходом к человеку, то есть заинтересованностью в каждом, а не только в некоторых избранных, и люди в этом сне тоже явлены как бы вообще - не какие-то особенные, избранные, а "вообще люди". Такое впечатление о "вообще людях" возникает оттого, что они, хотя и имеют вполне конкретную внешность, но проявляют себя так неопределенно и непонятно по отношению к Христу, который, ни много ни мало, стоит перед ними на расстоянии вытянутой руки. И вот именно в отношении этой ситуации, в отношении Его они ведут себя совершенно неопределенно, как будто они сонные или замороженные, как будто они помещены в эту ситуацию не в роли конкретных людей, а в роли "людей вообще", и даже, может быть, совсем не в роли, хотя и второстепенной, а просто в качестве статистов, изображающих "людей вообще". Такой полуживой, полуодушевленный объект, обозначающий собой: "вот это - люди".
Они как бы не заслоняли своей индивидуальностью (вернее, своими двумя индивидуальностями) всю ситуацию в целом и ту информацию, которую эта ситуация содержит и которая важней, чем их индивидуальное восприятие Христа, их реакция на Его появление, их эмоции и т.д. Впрочем, как-то значительно заслонить Его явление они не могли бы, если только в какой-то степени помешать, отвлечь внимание, хоть на секунду - одну из тех немногочисленных секунд, отведенных для Его аудиенции.
И вся ситуация в таком случае выглядит не как Его явление двум конкретным людям, а как Его явление людям вообще. Каждый, кто видел бы эту ситуацию со стороны, легко мог бы представить на месте этих двух людей (и одновременно - на свободном как бы месте) себя, свое восприятие явления Христа, свою реакцию, эмоции, мысли, слова и т.д. Потому что они вместо всего этого оставили пробел, пустоту - они никак не реагировали на Его явление, не удивились, даже не встали со своих мест, никаких эмоций, жестов, слов и даже ответ на Его вопрос был какой-то машинальный. Если бы обычный прохожий на улице спросил бы у них "который час", то это вызвало бы у них больше эмоций.
Вот весь внешний слой данного источника информации - этого сна (или видения). И сам по себе этот внешний слой - мимолетная картинка и еще более мимолетный разговор - еще мало что значат.
* * *
Все содержание этого сна, которое собственно и делает его не просто картинкой, а источником информации, в том, что кроме первого поверхностного уровня, здесь существуют еще и другие, более сложные, и все они воспринимаются одновременно.
В общей сложности это огромное количество информации (не говоря уже о качестве), и все это за несколько секунд, и для не очень подготовленного восприятия - и в то же время существует, наверное, стопроцентная гарантия восприятия и полного понимания этой информации каждым, кто бы ее ни получил. Это еще одно замечательное свойство данного способа передачи информации чтобы она была воспринята и понята в любом случае, несмотря ни на что. Замечательный и, кажется, не встречающийся в земной жизни способ передачи информации.
3. Что открывается за внешней оболочкой
Другой уровень (или другой слой) этой информации - это как бы более глубокий уровень, открывающий то, что спрятано за внешним, и то, что в земных условиях при земных возможностях восприятия обычно так и остается спрятанным и неузнанным.
Так, за внешностью человека невозможно видеть его свойства, его внутренние качества, его сущность, особенно если видеть его так мимолетно всего несколько секунд. Можно только догадываться и предполагать, но не видеть и знать. Внешний, видимый слой - непроницаемый, и информированность им и ограничивается.
Так вот другой уровень этой информации каким-то образом, труднообъяснимым в пределах земных понятий, дает возможность увидеть и внутреннее содержание (свойства, возможности) этого Существа (или Явления) Богочеловека.
Этой возможности, наверное, не было у современников Христа, современников Его земной жизни, видевших Его в виде земного человека. Они видели Его так же, как и всех других людей, то есть видели только Его внешность и не видели Его божественных свойств. Иначе они не сомневались бы в Его божественном происхождении и не удивлялись бы проявлению соответствующих качеств - то есть Его чудесам.
Впрочем, может быть, дело не в существовании такой возможности самой по себе, а в том, что Он сам в своей земной жизни был другим и действительно имел вид обычного человека, в котором сколько ни смотри, ничего особенного не разглядишь. Ведь понадобилось такое опять же чудесное событие, как Преображение, чтобы сделать сам вид Его весьма отличающимся от простого человеческого.
В данном случае информация совсем не ограничилась одним только Его внешним видом. Его внешний человеческий облик вовсе не был непроницаемой преградой и не скрывал Его божественной сущности. То ли эта проницаемость, открывающая как бы второй план картины, вообще свойственна для такого способа передачи информации, то ли просто в данном случае этот второй план существует так же реально, как и первый - то есть Его божественная сущность явлена так же зримо, как и Его человеческий облик, чего не было при Его земной жизни.
Но скорее всего и то, и другое: и Его облик в данном случае отличается от того, каким он (облик) был при Его земной жизни, и возможность Его в таком облике увидеть, находясь еще в этой жизни, еще в этом мире, существует только такая и с помощью такого способа передачи информации, о котором идет речь.
* * *
Одновременно с Его внешностью, вроде бы вполне человеческой, были также явно и определенно видны Его совершенно не человеческие свойства и возможности: нечеловеческое величие, передать которое словами невозможно, потому что не с чем сравнить в земной реальности - если только со всем земным миром, с величием такого неколебимого монолита, как весь земной мир если было бы возможно вот так в целом его себе представить.
Да и все остальные Его свойства тоже не были человеческими, и даже одного из них было бы достаточно, чтобы увидев, сразу понять: Кто это. Все Его божественные свойства трудно представить себе, не видя, потому что будучи не от мира сего, они не имеют ничего похожего в этом мире: Его нечеловеческая способность любить людей (именно любить ближнего, как себя), Его нечеловеческое по масштабу безразличие к подробностям земной жизни тех же самых людей, Его способность легко и естественно совершать любые чудеса. Эти качества по своим масштабам настолько далеки от человеческих, что человек со своими земными качествами в принципе не может к ним даже приблизиться - никакой, никогда. И во всем земном мире им можно найти нечто соразмерное если только в качестве самого земного мира - всего в целом.
В связи с этим становится вполне ясна и проста и даже как бы естественна та кажущаяся на словах фантастической и невероятной картина, о которой сказано: "Как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого". (Матф.24:27). В этом сравнении с молнией не так уж много собственно сравнения - настолько эти два явления соразмерны по своему величию. И это можно видеть в какой-то степени уже и сейчас, не в такой грозной ситуации, а просто по Его божественным свойствам.
Да и все другие Его нечеловеческие свойства и возможности, которые кажутся фантастическими, в которые одни верят, другие не верят - все они просто видны как внутреннее содержание этого Существа или Явления Богочеловека. Видны без каких-то особенных усилий и проницательности - при первом же взгляде на Него.
Это трудно представить - насколько, оказывается, просто может быть явлена божественная природа Христа. Трудно представить - учитывая то, что столько сомнений, споров и разногласий возникало и возникает о возможности или невозможности связанных с Ним различных чудес, о которых говорится в Евангелии, как о доказательствах Его божественного происхождения. Предлагаются даже иногда гипотезы их научного обоснования - не менее фантастические, чем они сами.
Можно сказать совершенно точно, что увидев Его в таком виде, не скрывающем Его божественной природы, все, кто когда-либо сомневался или трудился искать научные объяснения, были бы убеждены в реальном существовании всех этих чудес и бесчисленных других - и совершенных, и возможных. Потому что очень хорошо видно, что для этого Существа (или Явления) вовсе не является чудом или чем-то сверхъестественным то, что является чудом и сверхъестественным для человека. Для Него это как раз естественно, это проявление Его естества, Его характера взаимоотношений с миром, то есть со всем мирозданием и в том числе с его частью - человеком.
То, что считается чудом, - это чудо только для человека. Для Него это такое же естественное, обыкновенное действие, как для человека ходить, видеть, говорить. Так же легко и просто и соразмерно Его природе ходить по морю, укрощать бурю, родиться от Девы, воскрешать мертвых, воскреснуть Самому.
* * *
Единственный и неожиданный вопрос, возникающий в связи с этим, - как Он умудрился умереть. Кажется, это единственное, что в отношении Его трудно представить. Тем более, не просто умереть самому, а быть убитым людьми. Ведь очень хорошо, наглядно видна разница между Ним и людьми, находящимися перед Ним (то есть вообще людьми) - огромная разница, почти бесконечная, почти пропасть. И очень хорошо видно, что никто из людей, ни все они вместе ничего не могли бы с Ним сделать, если бы Он сам этого не захотел.
Вообще о каком-то воздействии на Него людей, тем более насилии, не может быть и речи. Речь может быть только о соответствии в какой-то степени человека - Ему, Его природе, Его закону, Его требованиям, предъявляемым к человеку.
Этот вопрос вообще единственный, возникающий в отношении всего содержания этой информации. Впрочем, в этом вопросе есть частица той, может быть, непостижимой до конца тайны такого явления, как Богочеловек.
При Его земной жизни существовала очень правдоподобная видимость Его смертности, в том числе и возможности ее по воле людей. И была непонятна и диковинна Его возможность воскреснуть. Так же как сейчас, при Его уже совсем другом виде, непонятна возможность Его смерти, зато по поводу Его способности воскреснуть нет никаких вопросов.
Здесь, на этом неясном и противоречивом месте наступает некая граница, за которой кончается информация о столь сложном явлении, как Богочеловек. Кончается (в данном случае) информация, и дальше можно было бы только рассуждать, предполагать, верить, не верить и т.д.
Но оставаясь в пределах жанра (то есть свидетельства), рассуждать и предполагать - это уже лишнее. Тем более, что за исключением этого единственного вопроса, в остальном вся информация состоит из ответов. И как бы ни было оно сложно и таинственно, это явление - Богочеловек, однако наглядный вид Его позволяет полностью (за исключением только того вопроса) Его узнать. Не только увидеть, как, например, человека, но и узнать о Нем все (или почти все).
* * *
Странно иметь такую информацию еще при этой жизни. Но, наверное, за пределами ее она (информация) становится доступна каждому - почему-то есть такая уверенность.
И уж совершенно точно можно сказать, что никакими умозрительными усилиями, сколько бы их ни было, невозможно создать даже хотя бы более или менее приблизительное представление о Нем и о том, что такое Богочеловек. Это можно только видеть, если дано видеть. Или верить в это.
Земная реальность просто не дает подручного материала, из которого можно было бы такое представление соорудить. Даже такая на вид простая (более простая, по сравнению с остальными Его свойствами) вещь, как сосуществование и единство Его человеческой, пусть и не совсем обычной внешности и Его нечеловеческих, божественных свойств, совершенно не представима в ее настоящем, действительно существующем, живом виде.
В этом смысле легче, наверное, представить Его существование в пределах Его земной жизни и вообще Его самого, каким Он тогда был. Ведь тогда Он был гораздо больше похож на обычного земного человека - всего лишь земного человека. Вернее, Он с виду просто - был таким человеком, что и вызывало постоянные сомнения в Его божественном происхождении, и только совершаемые Им чудеса могли убедить людей в этом божественном происхождении, да и то не всех.
В отличие от Христа в Его земной жизни, тот Христос, что явился двум людям, при Его человеческой внешности все-таки не похож на обычного земного человека и даже на необычного не похож - вообще ни на какое земное существо. И встретив Его такого, никто не мог бы принять Его за человека - Его нечеловеческие, божественные свойства очень хорошо видны всякому с первого же взгляда. И вряд ли кто-нибудь стал бы с Ним общаться и обращаться, как с человеком.
Довольно удивительна и непонятна эта разница между Ним и Ним, так же как и вопрос о возможности Его, земного, смерти. Простые, наверное, вопросы - если знать на них ответ. Так же как просты эти две фразы из Евангелия, которые если не дают точного ответа, то, возможно, на него намекают: "Будете искать Меня и не найдете", "Я иду к Отцу Моему, и уже не увидите Меня". (Иоан.7:34, 16:10). "Не найдете", "не увидите" - значит ли это только "не найдете и не увидите на земле" или значит "не найдете и не увидите никогда и нигде - такого, каким был на земле"?
Если никогда и нигде, то, значит, Его, земного, с тех пор уже никогда не было, нет и не будет. А если кто и видит Его, то видит Его такого, какой Он, наверное, есть сейчас, то есть Его современный, так сказать, вид, не скрывающий ни Его божественной природы, ни Его величия, ни Его славы. И не только современный (в смысле - сегодняшний), а вообще такой, какой существует за пределами Его земной жизни.
В этой разнице между Ним и Ним есть нечто, слишком трудно постижимое. Трудности добавляет то, что один из Них - как бы навсегда утраченный "объект" для познания или "общения" (насколько это в данном случае возможно). Даже если и можно Его увидеть, сегодняшнего, то Его, земного, "не найдете" и "не увидите", также как и связанной с Ним, земным, тайны Его (Его!) смерти.
* * *
Еще дальше от Его земного облика и вообще от Него, земного, следующий (уже третий) уровень информации о Нем, существующий тут же, одновременно. Его содержание и сам факт его существования еще более труднообъяснимы с точки зрения возможностей земного восприятия. Но он как бы придает окончательную полноту и завершенность информации об этом Явлении (или Существе) - Богочеловеке, насколько здесь вообще окончательность и завершенность возможны. К тому же за счет этой многоплановости становится возможен и такой большой объем информации в столь краткое время, потому что воспринимается она сразу на всех трех уровнях.
Так вот если первый план - чисто внешний, второй - вмещает внутреннее содержание, то третий - открывает другие возможности (или формы) Его существования. То есть не в том человеческом облике, в котором Он существует в данный момент, а в облике уже совершенно не земном и не имеющем ничего общего с земной реальностью.
Трудно понять, как именно, каким образом эта информация сообщается, но она сообщается: не видя наглядно этого другого облика, знаешь, что он не только существует, но и является более близким Его существу, Его сущности, чем внешность человека.
Что представляет собой этот другой облик - точно назвать невозможно, а может быть, и нет вообще этому названия. Больше всего он похож на некий сгусток света. Но свет этот не подобен земным примитивным источникам освещения, будь то солнце или электрическая лампочка. Этот свет - выражение чего-то совсем другого и значительно лучшего, чем земной физический свет.
Именно этот облик, а не человеческий, больше всего соответствует существу Богочеловека и лучше всего выражает Его сущность. Как ни жаль (и как ни неожиданно это узнать), но человеческий облик, столь близкий и понятный нам - его носителям, вовсе не является таким уж гармоничным и соответствующим Его сущности. Видно, что Его настоящая и лучшая сущность вот этот свет. А Его человеческий облик - не лучшая форма Его существования и в данной ситуации (не в Его земной жизни, а именно в данной ситуации) является как бы "вынужденной мерой" - только для общения с земными людьми, для того, чтобы быть близким и понятным земным людям. Потому что некую сущность, напоминающую сгусток света, земному человеку понять, конечно, труднее.
Но вот за пределами земной жизни, скорее всего - наоборот, и различные чисто внешние моменты, вроде человеческой внешности, не только не необходимы, но даже неуместны. Почему-то есть такая уверенность, что и без всех этих внешних моментов одна сущность узн*ет (если ей это суждено) Другую Сущность.
* * *
Вообще отношение Его к человеку, к людям, явленное в этом сне (или видении) - это самый радостный и счастливый его момент. Люди - это, конечно, не те конкретные два человека, вернее, не только они, а вообще люди, все люди.
На первый взгляд кажется, что отношение это выражается через Его взгляд, который представляет собой нечто, столь же невыразимое и непередаваемое, как и Он Сам. Действительно, этот Его взгляд, обращенный к людям и наполненный Его отношением к ним - самый привлекательный момент этого видения, самая яркая его точка. К нему, необыкновенному, небывалому и выражающему как бы в концентрированном виде все Его существо, больше всего притягивается внимание и именно его больше всего хотелось бы сохранить в памяти и всегда как бы держать перед глазами, как фотографию или картинку. В этом смысле это видение имеет свойство быть "всегда с тобой".
Но при более пристальном рассмотрении Его отношение выражается не только в одном Его взгляде, но и каким-то образом - вообще в Нем Самом, так же как и другие Его свойства, одновременно и скрытые за Его внешним видом, и очень явно видимые.
4. Безразличие и любовь к людям
Отношение Его к людям - двойственное. Это одновременно большой интерес, даже заинтересованность (точнее, наверное, сказать - любовь) к ним и полное равнодушие и холодность - к ним же.
Труднопредставимое сочетание в одном существе в один и тот же момент несоединимых, казалось бы, свойств (или чувств). Но, наверное, именно в этом невероятном экзотическом сочетании, в самих этих свойствах (чувствах) смысл всей информации и вообще Его явления людям в данном случае. В этом, в основном, смысл, а не в содержании Его разговора.
Равнодушие и холодность Его относятся не ко всему человеку в общем и целом, а только к подробностям его земной жизни, то есть ко всему земному в его существовании - ко всему, что в его жизни есть земного (для кого-то это вообще все, что есть). Словом, очень большая часть всего земного существования человека, к которой относятся Его равнодушие и холодность. Если совсем точно, то это вся земная жизнь, за исключением только того, что выходит за ее рамки и принадлежит не только ей - то есть души.
Получается, что и весь разговор, произошедший между Ним и двумя людьми, относящийся именно к земным подробностям, произошел специально для того, чтобы продемонстрировать Его отношение к этим земным подробностям - полное безразличие. Оно выражается и в Его ответе, по смыслу слов одобрительном, но по тону - совершенно безразличном и каком-то отстраненном, и во взгляде Его на людей, и в Нем Самом, во всем Его существе.
И не только разговор, но в какой-то степени и само присутствие людей, земных, с видимыми и рассказываемыми земными подробностями их жизни - только объект для демонстрации Его совершенно равнодушного и прохладного отношения к ним (подробностям). Причем эти безразличие и холодность, как и все другие Его свойства, имеют нечеловеческие масштабы и нечеловеческую силу. И ни с чем земным невозможно их сравнить - если только с равнодушием и холодностью, опять же - по отношению к человеку, всей природы, всего мироздания. Даже сама земная жизнь не может достичь такого размаха, таких масштабов, какие свойственны Его равнодушию к ней.
Довольно неожиданный поворот сюжета - если видеть в этой информации некий внутренний сюжет. Его (Его!) равнодушие и холодность, да еще в такой максимальной степени - к человеку, к людям. Поверить в это, смириться с этим, перестать удивляться этому очень трудно, даже увидев это собственными глазами.
Почему-то, несмотря на всю очевидность, все равно хотелось бы, чтобы это было не так - видимо, все-таки земное сознание притягивает к земле. Но это так. Хотя и неожиданно, и непривычно, и не столь благообразно, как хотелось бы. И естественная реакция - свой собственный холодок - от неожиданности, необъяснимости и невмещаемости непостижимого ни в какие по-земному понимаемые рамки.
* * *
Его равнодушие к земным подробностям жизни людей, даже при его максимальной степени, все-таки имеет очень мягкий характер, может быть, потому что существует (во всяком случае, является людям) одновременно с любовью к ним - в такой же степени. Поэтому равнодушие и холодность не делают Его чужим и далеким, но, скорее, - несерьезным. То, что в земном контексте называется: юмор, насмешка, ирония. Поэтому Его отношение так и неожиданно, что у самого человека неискоренимо (в крови) отношение к земным подробностям своей жизни, наоборот, максимально серьезное, иначе он не был бы человеком. Находясь в самой этой жизни и являясь ее частью, невозможно относиться к ней несерьезно.
И даже Христос в своей земной жизни вроде бы не проявлял таких качеств, как юмор, ирония, несерьезность. Но здесь, в данном случае, эти качества придают всему Его облику некий оттенок несерьезности (односторонней, впрочем, несерьезности - не в отношении людей к Нему, а в отношении Его к людям), каким-то непостижимым образом сочетающейся со всем тем величием, которое все равно остается при Нем и также в максимальной степени.
Как Его видимое величие, так и эта несерьезность - довольно непривычная черта Его облика. И этим Он тоже не похож на Себя, бывшего в пределах своей земной жизни.
Почему? Наверное, вполне объяснить невозможно. Хотя некоторые объяснения вроде бы лежат на поверхности. Слишком велика разница между тем земным миром, в котором Он жил (и вообще земным миром), и тем миром, где Он сейчас. Слишком чужим Он был земному миру - со всеми вытекающими отсюда последствиями. То есть помимо тяжелой ноши своего предназначения, своего креста, была еще и просто тяжесть существования в чуждом мире. Как-то не до юмора в такой ситуации. Слишком много сразу тяжести и несовместимости с окружающим, несмотря на всю Его любовь к людям.
В Его современном состоянии, точнее - за рамками Его земной жизни - из всего этого осталась только любовь к людям. А любовь - это Его стихия и Его сущность, так же как и стихия всего другого мира.
* * *
Явление Его равнодушия и холодности к земным подробностям жизни человека имеет смысл, конечно, не само по себе и не для произведения эффекта непонятности и неожиданности. Так же как и вся информация меньше всего имеет целью удивить, озадачить. Скорее, наоборот - объяснить и, по мере возможности, быть понятой. И смысл этот как бы служебный - для того, чтобы было понятно что-то другое и, может быть, главное во всей информации.
Удивление и непонимание должны как бы "разбудить", растормошить вечно успокоенное (или стремящееся к успокоенности) понятие о Боге, о Его отношении к человеку и требованиях к нему. В какой-то степени, в силу своей сложности и противоречивости, такую же задачу выполняет и Евангелие. "Проснувшись", можно обрести совсем другие возможности и способности понимать то, что действительно существует, а не только то, что содержится в собственных представлениях.
Наверное, для того, чтобы произошло такое "пробуждение", нужен довольно сильный толчок - что-то такое, чего не заметить невозможно. Обычно человек так усиленно погружен в земные подробности своей жизни и так уверен, что они не только его самого интересуют, так уверен в предельной значимости не только для себя этой стороны жизни, что наткнуться вдруг на столь полное и непредставимое по масштабам безразличие свыше ко всему этому его драгоценному "хозяйству" - означает именно такой толчок, от которого "проснуться" можно надолго, если не навсегда.
А "проснувшись", наткнувшись на ледяную стену полного равнодушия вместо столь же полного участия, естественно отпрянуть от этой стены и попытаться найти что-то лучшее в другом направлении. Что как раз и требуется в данной ситуации. Потому что единственное "другое" направление здесь может быть лишь то, что не входит в область земной жизни или не только в эту область, а именно - душа. К ней, видимо, (больше не к чему) в результате столь драматического столкновения с ледяной стеной должно обратиться внимание человека, отвлеченное от земных подробностей его существования. И так трудно, наверное, произойти этому обращению и отвлечению, что понадобился столь жесткий способ.
Такова своего рода "внутренняя драматургия" данной ситуации и данной информации, вернее, одного ее момента. И на первый взгляд, можно удивляться степени и масштабу равнодушия и холодности свыше к земным подробностям жизни человека, но ведь известно, как намертво он к этим подробностям привязан и оторвать его от них хоть в какой-то степени - тоже своего рода чудо. А вот для чего оторвать и обратить внутрь себя, к своей сущности, к душе?
Для того, что именно здесь находится главный (и даже - единственный) объект интереса к человеку - не его самого к себе, а как бы со стороны свыше. Именно к душе, к сущности человека обращено выраженное в столь же максимальной степени, как безразличие и холодность, но противоположное отношение Христа - бесконечный интерес, даже заинтересованность и (что, может быть, то же самое) любовь.
И все это противоположное выражено каким-то образом одновременно в одних и тех же взгляде и голосе Христа, обращенных к двум людям, и в Нем Самом, во всем Его облике и существе.
x x x
Но если все остальные Его свойства, явленные тем же людям, могут вызвать лишь интерес или удивление, или восхищение, то Его любовь к людям, так наглядно явленная, вызывает гораздо более личные и более индивидуальные чувства - радость и счастье, только радость и счастье. Такой своего рода свет без теней.
И, наверное, каждый, кто стал бы свидетелем такого явления, был бы поражен не только самим этим явлением, но и тем впечатлением, которое оно производит - однозначно радостным и счастливым. И для каждого, независимо от его представления о Христе, настоящий, наглядный Его вид был бы неожиданным. Дело в том, что как бы кто ни пытался представить себе эту любовь, сколько бы ни надеялся на нее, ни верил в нее, ни был бы даже уверен в ней - увидев ее, встретившись с ней на самом деле, он найдет нечто большее.
Как бы человек ни умел верить, любить, надеяться и как бы он ни старался (если вообще старался бы) заслужить "ответную", так сказать, любовь Христа, Его любовь все равно будет больше и поэтому ее все равно в принципе невозможно заслужить вполне. В какой-то степени именно от этого создается столь однозначное впечатление радости и счастья, света без теней - потому что здесь нет места подсчетам, расчетам, соотношениям, условиям. Потому что Его любовь во всяком случае максимальна, беспредельна и гарантирована.
Отступая несколько в сторону, можно сказать, что это, наверное, единственное во всей земной жизни явление, столь однозначно положительное и столь однозначно гарантированное.
Любовь Христа к людям, как и все другие Его свойства - явление необыкновенное и небывалое для земной жизни. В буквальном смысле, то есть такого здесь не бывает, в принципе не бывает, и сравнить не с чем, чтобы можно было бы хотя бы приблизительно представить.
Это явление чужеродное здесь - пришелец из другого мира, как и сам Христос. И даже несколько странное для обычного земного восприятия. Потому что вряд ли какой-либо человек, увидев всю степень любви Христа к людям, в том числе и к нему, был бы в силах понять, почему его так любят, чем он заслужил эту любовь? Тем более что он, может быть, вовсе и не стремился ее заслужить. Зачем он вообще нужен Христу при таком явном "неравенстве", такой дистанции, почти как пропасть, между ними?
Можно еще понять намерение спасти душу человека. Но любовь, именно любовь, бесконечную заинтересованность в человеке - этого до конца понять, наверное, невозможно.
x x x
Чем уж он так дорог (каждый без исключения) и что в нем такого ценного, чтобы так его любить и быть настолько в нем заинтересованным? Ведь сам человек не только никого другого, но и сам себя так не любит и сам в себе так не заинтересован, как, оказывается, его любят и в нем заинтересованы свыше. Может быть, просто не знает ценности всего того, чем он является. Так подобное наглядное явление любви к человеку свыше должно сообщить и об этом. Потому что кому много дано, от того много и требуется.