Джордж Хайд потеребил всклокоченную бороду. Алюминиевая пластинка, бомбардированная квантами времени, стала проводником хрононов: время на ней как бы лилось, пульсировало. Но откуда оно лилось и, главное, куда?
Он положил на пластинку свои ручные часы. Часы остановились, но через несколько секунд стрелки стали двигаться в обратную сторону. Вскоре они замерли, и часы распались на части. От них осталась только металлическая и стеклянная пыль.
Потом Хайд проделал еще несколько опытов со всевозможными мелкими предметами, но, как он обнаружил, разные предметы вели себя совершенно поразному, и никакой общей закономерности ему вывести не удалось. Распад квантов времени происходил, по-видимому, в этих случаях неодинаково.
Все это было невероятно увлекательно, и Хайд подумал, что в ближайшем будущем его ждет Нобелевская премия по физике, а, кроме того, люди когданибудь станут называть его имя рядом с именами Ньютона, Эйнштейна, а может быть, первым среди них…
Однако одному из величайших физиков всех времен пора было идти домой — он обещал Барбаре сделать в тот день кое-какие покупки. По дороге Хайд зашел в "Гамбургские небеса" и там, уничтожая с аппетитом вкусный сандвич, подумал, что день сегодня тянется дольше, чем вчера. Вдруг он заметил, что правая рука у него слегка посинела и распухла. Особой боли он не ощущал, но вид руки так смутил его, что по пути домой он заглянул к врачу.
Врач недоуменно хмыкнул, помял руку, задал коекакие вопросы, сделал укол, потом пригласил еще одного врача, который в свою очередь осмотрел Хайда и тоже принялся расспрашивать его о том о сем. Хайду сделали рентгеновский снимок, после чего оба врача стали шепотом совещаться.
— Видите ли, мистер Хайд, — смущенно сказал наконец один из них, — мы считаем, что вам необходимо немедленно лечь в больницу. У вас нарушено кровообращение, но ни причины, ни характера этого явления мы пока установить не можем.
— Боли я не чувствую, и некогда мне заниматься подобными пустяками, — сердито проворчал Хайд.
Другой врач сокрушенно посмотрел на него.
— Но это необходимо. Если вы не поторопитесь, правую руку придется, по всей видимости, ампутировать.
Три недели пролежал Джордж Хайд в больнице, и врачи сделали все возможное, чтобы спасти ему руку. Их усилия не пропали даром, но только отчасти: рука осталась парализованной.
Все эти три недели Джордж был поглощен мыслью о сжатии времени.
— Какое счастье, что все так обошлось, — ласково встретила его Барбара, которая, казалось, не обращала внимания на то, что рука у мужа висела плетью. — Смотри, не опоздай завтра на доклад в Королевском обществе. Он несомненно пройдет с успехом. Я собираюсь отметить это событие праздничным ужином.
Джордж Хайд оторопел.
— Опять доклад? Но ведь я уже прочел его больше трех недель назад!
— Да что ты, дорогой мой!
— Барбара, я еще не окончательно сошел с ума! Третьего октября я прочел этот проклятый доклад в Королевском обществе. Ты же сама видела ту злополучную заметку в "Обсервере"…
— Джордж, я и в самом деле не понимаю… Ведь сегодня второе октября! Куда ты собрался? Джордж, погоди!
Хайд помчался в университет.
— Как, ты еще не в Лондоне? — спросил психолог и похлопал его по спине. — Быть тебе великим человеком, старина! О чем ты читаешь доклад? Подумать только, такой молодой! А с этими жалкими мышами карьеры не сделаешь!
Джордж Хайд ворвался в лабораторию и подбежал к рабочему столу. Он перевернул все вверх дном, но алюминиевой пластинки так и не нашел. Больше того, не нашел он и своих заметок.
Закрыв лицо руками, он погрузился в размышления. Тщетно допытывались коллеги, что с ним случилось.
Хайд ясно, отчетливо помнил все. И вдруг он понял. Дверь… Эта алюминиевая пластинка была как бы дверью, через которую начало утекать время… время Вселенной. Уже три недели утекает время, и постепенно, но все быстрее, оно сжимается, поворачивая все вспять. И эта алюминиевая пластинка здесь, где-то здесь, только теперь она навеки в другом времени, можно сказать, в другом пространстве…
Случай с Джорджем Хайдом заинтересовал нескольких психиатров, но превходящие обстоятельства помешали им спокойно заняться исследованием.
Когда Джордж Хайд тихо скончался в психиатрической клинике, мир был накануне второй мировой войны. К счастью, ему не пришлось ее пережить.
Бела Балаж
Встреча
Научно-исследовательский корабль «Меркурий» вошел в систему Эпсилон Эридана.
— Координаты 423-688-321, - доложил штурман.
— Включить автоматическое управление. Посадка на планете номер семь, — отдал распоряжение командир Ларр.
Зелено-голубой диск на щите видеографа все увеличивался, пока наконец не заполнил экран. Двигатели «Меркурия» взревели, корпус его начал мелко вибрировать, затем все стихло. Перегрузка, вызванная ускорением, ослабла; люди с облегчением почувствовали, что снова могут двигаться нормально.
— Сила притяжения 0,9g, температура окружающей среды 80 °C, атмосфера слегка отравленная, — бормотал Ларр, диктуя данные. — Ну, здесь высаживаться не стоит. Включить манипуляторы на взятие пробы.
Из космического корабля, ощупывая все вокруг, выдвинулись гигантские механические руки.
Шарообразное Существо неподвижно покоилось на скале и размышляло над сложнейшей математической проблемой. Но вот оно вздрогнуло, потревоженное оглушительным ревом снижающегося космического корабля.
— Стоило только сосредоточиться… И решение, кажется, было близко, — нервно пульсировало Существо, укоризненно разглядывая непрошеных пришельцев. — На редкость примитивная колымага! Когда-то в Центральном музее я видел макет подобного сооружения. Ну что ж, поразмыслить всерьез теперь все равно не удастся, по крайней мере хоть рассмотрю оригинал.
И Существо направилось к "Меркурию".
Манипулятор помещал один за другим живые организмы в камеру для изучения их мыслительных способностей. Сейчас на дно шлепнулось какое-то палочкообразное существо. Космофилолог в шлеме с конвертором привычно крутил трансформаторное устройство, читающее мысли и ощущения подопытных. Постепенно клокочуще-булькающие звуки стали разборчивее.
— Все кругом непривычное. Я ощущаю страх. Не нахожу пищи. Бежать отсюда, бежать!
Ларр махнул рукой и нажал кнопку дезинтегратора. По камере промелькнул сине-фиолетовый луч, и организм исчез, распавшись на атомы. Загудели вентиляторы, и манипулятор взял очередной экземпляр для исследования. Это было гигантское существо. Агрессивность его натуры выявилась с первых же мгновений. Оно яростно кидалось на прутья клетки.
Снова зазвучал трансформатор:
— Незнакомое место. Я никогда здесь не был. Чувствую злость и голод. Только бы перегрызть эти тонкие прутики, и я сожру их всех до единого, ведь они — явно слабые и беззащитные твари. Если бы эти палки не были такими прочными! Голод! Боль! Голод!
Ларр узнал все, что требовалось. Глаза его блеснули, и он снова включил дезинтегратор.
В этот момент манипулятор подцепил Существо. Командир с интересом рассматривал пульсирующий, переливающийся всеми цветами радуги шар.
— Активизирую свои мысли в 98-м мозговом поле, — прозвучало из трансформатора. — Я очутился на космическом корабле архаической конструкции, назначение камеры пока не установлено. Меня разглядывают. У этих пришельцев смехотворное строение: из тела выступают пять отростков. Им свойственна только двусторонняя симметрия. Перехожу на более короткие волны. Ага! Это разнополые позвоночные млекопитающие. Судя по строению и скелету, это уроженцы планеты с гравитацией средней мощности и умеренным климатом. Мозг у них помещается в верхнем отростке. Он составляет чуть больше одной сотой всей массы тела. Концентрация нейронов 107 в 1 кубическом сантиметре, следовательно, у них в общей сложности 1010 клеток мозга. Время реакции нейрона… сотая доля секунды. Что ж, при такой интеллекте и то, чего они добились, можно считать достижением…
— Покорнейше благодарю, — негромко фыркнул командир, с возрастающим интересом присматриваясь к Существу.
— Мне следовало бы внимательнее отнестись к их конвертору мыслей. Ведь я нахожусь в непосредственной связи с мозгом филолога, — дернулось Существо, досадуя на собственную рассеянность. — Нужно тотчас же перейти на инверсию. По крайней мере узнаю, откуда они прилетели.
Ларр отказывался верить самому себе, а между тем все это происходило на его глазах. Регуляторы трансформатора мыслей сами собой переключились на обратную связь, космофилолог как загипнотизированный уставился на «пленника» в камере, а конвертор возобновил свои показания;
— Исследовательский корабль «Меркурий» с третьей планеты…
Ларр привел в действие дезинтегратор. Никто посторонний в космосе не должен знать — без особого на то разрешения — откуда они прибыли. Ведь пока им не известна природа исследуемого. А вдруг утерянная информация навлечет на Землю смертельную опасность?
Существо в камере продолжало спокойно пульсировать. Словно невидимая оболочка защищала его от смертоносных лучей.
— …Солнечной системы, — продолжал трансформатор. — Галактоцентрические координаты…
Ларр выхватил пистолет и несколько раз выстрелил в проклятый шар.
— …=m°2i'^2"; D-0°02'U"…
Лицо командира окаменело. Он стиснул зубы и выстрелил в филолога.
— Варвары! — ужаснулось Существо. — Надо провести немедленную ретрансформацию объекта.
Ларр начал сомневаться в собственном рассудке. Шарообразное Существо необъяснимым образом вдруг оказалось возле филолога и обволокло кровоточащую голову.
— …=30637, 5238 световых лет, — закончил трансформатор.
— Немедленно старт! — вне себя скомандовал Ларр.
Двигатель взревел, огромный столб огня вырвался из нижних дюз корабля, люди снова почувствовали, как стискивает горло и как все их тело наливается невыносимой тяжестью от перегрузок; кровообращение словно замерло. «Меркурий» с максимальной скоростью удалялся от планеты.
Существо освободило филолога и своеобразными перекатывающимися движениями, словно ртуть — без малейших признаков колебаний и поисков — направилось прямо к кабине пилота и замерло у пульта управления.
— Мы отклоняемся от запрограммированной траектории, — через некоторое время сообщил штурман.
Ларр проверил приборы, внес возможные коррективы, прибегнув к своему богатому опыту космонавта, и наконец вынужден был прийти к заключению, что послушный и надежный доселе «Меркурий» более не подчиняется его воле. Он понял, что пришла пора выполнить приказ, рассчитанный на подобную ситуацию. Он еще раз взглянул на таинственного пришельца — медленно пульсирующий шар; лицо его скривилось в горькой упрямой улыбке, и он нажал кнопку самоуничтожающего устройства.
Ослепительно яркий взрыв разнес корабль на миллионы частиц.
Существо, окутанное предохранительной оболочкой, парило в космосе, задумчиво рассматривая разлетающиеся обломки "Меркурия".
— На редкость гордая порода! Предпочли умереть, но не покориться. Обидно было бы дать им погибнуть. Испробую-ка я локальную инверсию времени. Они того заслуживают.
— Голод! Боль! Голод! — ревел трансформатор, и Ларр привел в действие дезинтегратор. Затем усталым жестом потер лоб.
— Очевидно, я перетрудился, вот и начинает мерещиться всякая чушь. Будто мы исследовали какоето шарообразное существо и… Да, что-то здесь не ясно. Надо поговорить с экипажем.
"Появились загадочные психические аберраций, — занес он позднее в бортовой журнал. — Впредь до выявления их причин предлагаю объявить систему Эпсилон Эридана запретной зоной!"
И командир отдал приказ стартовать.
— Должно быть, я допустил неточность. Какие-то воспоминания у них все же остались, иначе они не покинули бы планету, не выполнив до конца программу исследований. Так на чем же меня прервали? Никак не удается толком сосредоточиться! — раздраженно пульсировало Существо на скале…
Кальман Папай
Снова и снова
"В Европе теперь уже все ходят в зимних пальто". При этом мысли он поежился и окончательно проснулся.
Солнце стояло высоко, но жары еще не чувствовалось. Из окна бунгало видны были руины. "Немного осталось от города, — подумал он, — и жалко трогать эти развалины". Накануне вечером он приехал из Афага, где до темноты ждал начальника экспедиции, который привез его сюда, к руинам. Археологов здесь собралось много, и весь облик международного лагеря напоминал венгерскому археологу Ласло Ведрешу студенческий лагерь в Аквинкуме. Там была интересная и приятная работа, не давшая, правда, больших результатов. Примерно того же ждал Ведреш и от Адабских раскопок. Вот если бы вместо Адаба их послали в Вавилон!
Он приехал одним из последних ив тот же вечер познакомился с большинством участников экспедиции; всем им ближайшие два месяца работы представлялись чем-то вроде хорошего отдыха. Так сказал Джон Мортимер, с которым больше всего беседовал Ведреш, предпочитавший, если уж приходилось объясняться на иностранном языке, ломаный английский.
Ведреш не спеша оделся и вышел из бунгало. Все еще спали; по крайней мере никого не было видно, только несколько арабов плелись к кухне. Он направился к развалинам. Лагерь был разбит на краю города. Редкие деревья, синее небо, руины и тишина… От древнего города мало что сохранилось, и Ведреш не очень-то верил в успех раскопок. Он сел на камень, окинул взглядом лагерь. Теперь скрылись из виду и арабы.
— Доброе утро, — произнес кто-то по-французски за его спиной.
Обернувшись, он машинально ответил на приветствие. На него с улыбкой смотрел Лагардье, лысеющий коренастый человек средних лет.
— How do you do? — Чтобы Ведреш его лучше понял, француз перешел на английский язык. — Я решил прогуляться и посмотреть на наш городок. Развалины довольно живописные, жаль только, мало что сохранилось.
Ведреш с ним согласился. Нашлось, о чем поболтать с четверть часа. Между тем лагерь ожил, возле бунгало появились археологи в пижамах.
— Когда приступим к работе? — спросил Ведреш.
— Не знаю, — ответил Лагардье, — да и не больно интересуюсь. Там, подальше, — он указал на другой конец города, — от одной постройки кое-что уцелело. Видимо, с нее мы и начнем осмотр. Понятия не имею, для чего она служила; по тому, что от нее осталось, трудно судить. Утром, так я слышал от Мортимера, мы все вместе осмотрим развалины, а после обеда Олсен и иже с ним решат, где начнем копать.
— А пока я предлагаю плотно позавтракать, — сказал Ведреш, и они пошли в столовую.
Все утро археологи осматривали руины. Только начальник лагеря — так Ведреш окрестил Олсена, высокого светловолосого шведа, — был всерьез увлечен предстоящей работой. Он, судя по всему, основательно изучил историю города, в то время как остальные участники экспедиции знали только, что Адаб был одним из торговых центров Древнего Вавилона. Но Олсен не сумел разбудить их интерес. После обеда на коротком совещании решили, с чего следует начать, и договорились завтра же утром приняться за дело.
Потом Ведреша пригласил к себе Мортимер, живший один в палатке. Этот англичанин, лет сорока, обладавший чувством юмора, с симпатией относился к Ведрешу, с которым его сближало увлечение шахматами. Сыграв после обеда несколько партий, они условились вечером продолжить это занятие.
Во время ужина Мортимер спросил, не пропало ли у Ведреша что-нибудь из вещей.
— По-моему, нет, — ответил тот.
— Видишь ли, — продолжал англичанин, — из моей палатки исчезли кое-какие мелочи. Я подозреваю рабочих, но пока никому, кроме тебя, об этом не говорил.
— Что же пропало?
— По сути дела, ничего ценного. Зеркальце, бритва, зубная паста вместе со щеткой.
— Непременно скажи Олсену, — посоветовал Ведреш. — Знаешь, я привез несколько тюбиков зубной пасты, могу с тобой поделиться.
— У меня болит голова, — пожаловался Мортимер, — а коробка с лекарствами тоже куда-то запропастилась.
Он взял у Ведреша лекарство и пошел объясняться с Олсеном. Поиграть в шахматы в тот вечер им не удалось.
На следующий день археологи трудились с утра до обеда, но ничего интересного не обнаружили.
И тогда решили покопать здесь еще завтра, а если опять ничего не найдут, попытать счастья в другом месте.
Вечером Мортимер зашел к Ведрешу.
— Не обижайся на меня, — сказал он, — но и сегодня я не смогу сыграть с тобой в шахматы. У меня разламывается голова. Впрочем, как нам играть? Шахматы мои исчезли, да и сидеть не на чем. Утром пропало почти все мое имущество.
— Ты шутишь, — сказал Ведреш. — Кому нужны твои стулья?
— Не знаю. Но палатку мою обобрали основательно, только вещи потяжелей остались.
— Ты говорил вчера с Олсеном?
— Да. Он возмущен случившимся, но полагает, что не стоит сейчас портить отношения с рабочими.
— Иными словами, считай, мол, что ничего не привез из дому.
— Примерно так.
— Прекрасно, — усмехнулся Ведреш. — Завтра тебя, спящего, выкинут вон, а твою палатку уволокут. Хотел бы я знать, что тогда скажет добряк Олсен?
— Пойду поищу его, но дай мне сначала что-нибудь успокоительное.
За ужином все обсуждали таинственное исчезновение имущества Мортимера. Самого англичанина при этом не было. Он пожаловался доктору на сильную головную боль, и тот посоветовал ему пораньше лечь спать.
Ужин отнесли Мортимеру в палатку. Между тем Олсен успел переговорить с уполномоченным правительства, который пообещал строго наказать рабочих, если они действительно окажутся виновными.
Так как пропали довольно громоздкие вещи, он считал, что нетрудно будет найти вора.
К утру Мортимеру стало хуже; он жаловался, что у него буквально разламывается голова, немеют руки и ноги. Жара у него не было. Доктор растерянно посмотрел на Ведреша, который пришел справиться о здоровье приятеля. Потом дал больному сильнодействующее снотворное и велел положить на голову холодный компресс. Выйдя из палатки, он признался Ведрешу, что не может поставить диагноз, и прибавил:
— Если к вечеру Мортимеру не станет лучше, завтра его придется отправить в Ан-Нашириайскую больницу.
Но до этого дело не дошло. Когда на другой день археологи после безуспешной работы вернулись в лагерь, их ждала весть: Мортимер исчез. Около полудня доктор зашел его навестить, но палатка была пуста. Пропала даже постель.
— Так что же вы предприняли? — спросил уполномоченный правительства пришедшего к нему майора полиции и жестом указал на стул.
Майор отказался сесть и принялся расхаживать по комнате.
— Должен признаться, ничего, — чуть погодя ответил он.
— Не сердитесь, пожалуйста, — гневно сдвинул брови уполномоченный, — но мне все это совершенно непонятно. Там, где больше чем на сто километров в округе сроду не слыхали о похищении людей, вдруг пропадает тяжелобольной человек! К тому же иностранец. Знаете, какой разразится скандал?
— Я тоже, разумеется, понимаю, что дело пренеприятное, — сказал майор, — но в данных обстоятельствах, чего вы от меня ждете? Чтобы я с помощью волшебной палочки вернул исчезнувшего или нашел его двойника? Правда, вы, люди гражданские, считаете, — он сердито махнул рукой, — что раз вызвали полицейского, он должен тут же все выяснить и даже уладить. А если полицейский этого не сделал, он просто болван стоеросовый. Так ведь?
— Не сердитесь, — откинувшись на спинку стула, примирительно повторил уполномоченный. — Я немного погорячился. Но поймите, ситуация весьма неприятная и вся эта история с исчезновением человека настолько нелепа, что остается только развести руками и признаться в полной своей беспомощности… — Потянувшись за пачкой сигарет, он спросил: — Не хотите закурить?
— Благодарю вас… Дело это беспокоит меня и по другой причине. По правде говоря, за то время, что я здесь работаю, это уже второй случай.
Майор на минуту замолчал и, как бы проверяя впечатление от своих слов, внимательно посмотрел на уполномоченного. Тот весь обратился в слух.
— Это случилось здесь же пять лет назад, — продолжал майор. — И тогда сюда приезжали археологи. Исчез американец… Кстати, сейчас среди приехавших нет ни одного американца?
— Нет, — покачал головой уполномоченный. — И что же, он нашелся?
— Отнюдь нет. Это был некий Уильям Форест. Мы разыскивали его повсюду, но безрезультатно. Он тоже лежал больной. Американцы направили ноту нашему правительству. В конце концов им самим разрешили вести поиски, но и это ни к чему не привело.
— Все селения в этой округе они прочесали?
— Да. Несколько человек до сих пор занимаются поисками, но я не верю, чтобы им удалось найти пропавшего. — Майор развел руками. — Просто фантастика, но такой случай уже имел место.
На лице уполномоченного отразилось отчаяние.
— Всех в лагере вы допросили? — поинтересовался он.
— Да. Больше других могли рассказать доктор и венгерский археолог. Но их показания лишь подкрепили мое подозрение, что повторился случай, происшедший пять лет назад… Завтра я возвращаюсь в столицу. Дальнейшие поиски считаю бессмысленными. Если англичанин так и не найдется, нас ждут грандиозные неприятности.
И он удалился, оставив огорченного уполномоченного наедине с сомнениями.
После исчезновения Мортимера Ведреш лишился покоя. Еще до приезда полиции он не раз ходил в палатку англичанина в надежде найти там какойнибудь след, случайно оставшуюся улику, хоть чтонибудь, способное помочь розыскам пропавшего. Однажды, вернувшись к себе в бунгало, он вспомнил, что оставил свою зажигалку в палатке, когда сидел там на полу у входа и курил. Но было уже поздно, и идти за ней не хотелось. А на другой день зажигалки и след простыл. Он спрашивал всех, но никто, кроме него, в палатку не входил и зажигалку не видел. Ведреш долго искал ее, но она как сквозь землю провалилась.
Палатка стояла в стороне от прочих строений, на пригорке, и Мортимер вначале радовался, что во время дождя под нее не затекает вода. Поселившись рядом с руинами, он с гордостью называл себя единственным жителем древнего города…
Во время допроса Ведреш умолчал о пропаже зажигалки, считая это пустяком по сравнению с исчезновением человека, да к тому же он и сам стал сомневаться, в палатке ли он ее оставил. Майор полиции сказал ему, что здесь уже второй раз пропадают люди, и Ведреш сразу понял, что услышал нечто важное, наводящее на след, поскольку оба случая, должно быть, как-то связаны между собой. Он ушел встревоженный, не поделившись с майором своими соображениями.
После несчастья с Мортимером началась какая-то сумбурная жизнь; раскопки были прерваны, и Ведреш подолгу сидел в одиночестве, попивая привезенную из дома вишневую наливку. Однажды, как ему показалось, его осенило: он разгадал загадку, над которой все время ломал голову, и решил вечером попытать счастья.
За обедом разговор по-прежнему вертелся вокруг исчезновения англичанина. На сей раз Ведреш не вступал в беседу. Его мысли были заняты предстоящим экспериментом. Зайдя к себе, он прихватил коекакие мелочи и отправился в палатку Мортимера. Там он положил на пол спичечную коробку и, сев у входа, стал ждать. Терпеливо ждать. Ведь если он не ошибается, то вскоре сам убедится в своей правоте.
Время тянулось мучительно медленно. Ведреш курил сигарету за сигаретой. Он то и дело поглядывал на коробку, но она лежала на прежнем месте. Чем дальше, тем безнадежнее представлялась ему вся затея.
Приближалось время ужина, и он уже стал подумывать, кто бы мог его сменить, посидеть здесь, пока он поест. Потом, опасаясь стать предметом насмешек, решил никого не посвящать в свой план. Между тем совсем стемнело, и в лагере кончили ужинать. Ну что ж, придется перенести опыт на завтра — и тогда уж весь день не покидать своего поста…
Войдя в палатку, Ведреш принялся в темноте на ощупь искать спички. Чуть погодя он бросил поиски и, преисполнившись уверенности, зажег фонарик: спичечная коробка исчезла.
Вечером Ведреш попросил разрешения переселиться в пустовавшую палатку Мортимера. Ему не отказали.
Веки у Ведреша налились свинцом, а тело стало легким, почти невесомым. Ничего не чувствуя, он словно парил в воздухе, в полной тьме. Он не знал, когда это началось и долго ли будет продолжаться. У него не было прошлого, и он не знал своего будущего. Исчезли все желания, испарились мысли; он не понимал, зачем живет на свете. Потом что-то начало шевелиться в глубинах сознания, и он обнаружил, что недоволен настоящим. Недовольство все росло и росло, пока не последовал приказ:
— Действуй!
— Но как? — спросил он.
— Разрушь окружающий тебя мир! — прозвучал ответ.
— У меня нет рук, нет тела, я не могу сдвинуться с места, — в отчаянии пробормотал он. — Что же мне делать?
Последовало молчание, потом донесся ответ:
— Открой глаза и оглядись!
И, сделав над собой чудовищное усилие, он разомкнул веки.
Все вокруг было залито бледно-зеленым светом, не раздражавшим глаза. Ведреш лежал не шевелясь, ослабевший и страшно усталый. С большим трудом ему удалось слегка повернуть голову. Казалось, и она налита свинцом. Но мучительная головная боль прошла.
Ведреш не знал, долго ли он так пролежал, как вдруг почувствовал, что к нему возвращаются силы, и попытался сесть в кровати.
Он находился в большой комнате. Зеленый свет проникал сверху, но Ведреш не мог понять, что служит его источником. Когда он получше осмотрелся, то увидел среди стоящей в беспорядке мебели исчезнувшие вещи Мортимера. Стало быть, он не ошибся в своих предположениях. Он попробовал встать, но это оказалось ему не под силу. Тогда он стал думать, какую вещицу взять ему отсюда с собой, и вдруг вспомнил о своей спичечной коробке. И она нашлась. Он очень обрадовался, что его расчеты оказались правильными, но тут же похолодел от страха при мысли: где он находится?
Ведреш еще раз огляделся, теперь уже внимательнее. Комната была очень большая, площадью не меньше ста метров. Кроме вещей Мортимера, там стояла еще какая-то мебель. На зеркально-гладких стенах сверкали зеленые блики. Дверей не было. "Но Мортимер как-то выбрался отсюда", — подумал Ведреш. Он оделся и прошелся по комнате. Когда он приблизился к стене, она бесшумно раздвинулась. Он выглянул в коридор, тоже освещенный зеленым светом. Под ногами что-то зашелестело. Это был листок бумаги.
"Не удивляйтесь ничему. Все это превосходит самую богатую фантазию. Совсем иной мир. Ступайте в библиотеку. Если меня там не окажется, вы найдете мою весточку.
Дж. Мортимер".
Длинный коридор вливался в другой. Впереди стояло что-то похожее на автокар, но без колес. Ведреш осмотрел машину со всех сторон, но так и не понял, что это. Невысокая, с двумя сидениями, она действительно напоминала автокар, но у нее отсутствовало всякое управление. Ведреш сел в машину, и она тотчас тронулась. У него мелькнула было мысль, не спрыгнуть ли на ходу, но вскоре он передумал. Куда же она едет, если сама выбирает дорогу? Конечно, в библиотеку. Хотя сам Ведреш и представления не имел, где находится библиотека.
Автокар бесшумно несся по воздуху в нескольких сантиметрах от пола. Проезжая по однообразным коридорам, Ведреш подумал, что за стенами тянутся, наверное, какие-то помещения, похожие на комнату, откуда он только что выбрался. Свет стал ярче, один коридор сменялся другим, и автокар, не замедляя хода, сворачивал то вправо, то влево, мчась к цели, неведомой Ведрешу. У него не выходила из головы найденная записка. Где же он, в самом деле, и что означают слова "совсем иной мир"? Но тут машина вдруг остановилась, и стена перед ней раздвинулась. Ведреш вошел в комнату.
Там не было ни одной книги, однако он сразу понял, что попал в библиотеку. Ряды стеллажей, доходивших до потолка, были заставлены коробками, с виду напоминавшими книги. Когда Ведреш снял с полки и открыл одну из них, то обнаружил внутри кинопленку.
— Рад тебя видеть, старина, — сказал кто-то поблизости, и Ведреш тут же узнал голос Мортимера. — По правде говоря, мне не верилось, что я так скоро встречусь с тобой. Выходит, ненапрасно я оставил записку.
— Знаешь, Джек, не моя заслуга в том, что я тебя отыскал. Этот автокар точно прочел мои мысли и доставил меня сюда.
— В том-то и дело, — кивнул Мортимер, — ты управлял им мысленно.
— Так ты считаешь… — с недоверием взглянул на него Ведреш.
— Да. Им можно управлять мыслью. Отличная машина. — Англичанин достал трубку и стал не спеша ее набивать. — Тебе, верно, хочется знать, кто изготовил удивительные вещи, которые ты здесь видишь, где мы, как очутились здесь и прочее, прочее…
— Ты прав, обо всем этом я хотел спросить.
— Так вот, на первый вопрос я еще могу ответить: очевидно, здешние хозяева — гении. Но они прячутся от нас. За всю неделю я не встретил ни души. На третий вопрос, к сожалению, не могу дать никакого ответа, а на второй отвечу, если ты последуешь за мной.
Они вышли из библиотеки. В конце коридора появился автокар и вскоре остановился перед ними.
— Давай выберемся на вольный воздух, — сказал Мортимер, когда они тронулись.
Они долго ехали по зеленым коридорам. Ведрешу о многом хотелось расспросить своего спутника, но он молчал всю дорогу. Пол в коридорах полого поднимался, зеленый свет становился все ярче. Потом вдруг путь им преградила стена. Машина остановилась, и стена раздвинулась. Они очутились под открытым небом.
На зеленом небе сияло зеленовато-желтое солнце. Здание, откуда они вышли, было одноэтажное, с плоской крышей, без окон. Перед ним простирался парк. Стояла глубокая тишина.
— Как тут красиво! — нарушил молчание Ведреш.
— Да. Мы могли бы находиться на Земле, — сказал Мортимер, — но мы не там. Это не Земля. Разумеется, не Земля. Посмотри на небо. Посмотри вокруг. Это не земные растения. Вроде такие же, как на Земле, и вместе с тем совсем другие. Да, мы могли бы находиться на Земле, но мы не там, — повторил он.
— А где же тогда? — встревоженно спросил Ведреш.
— Не знаю. На планете другой Солнечной системы. Здесь не наше Солнце. В нашей Солнечной системе только на Земле такая биосфера.