10

Пока негонеро добирались до поселка, подкравшиеся незаметно сумерки опустились на Тин-Тонгру, залив остров таинственным фиолетовым светом. И в призрачном этом свете ослепительно яркими показались Ваниваки вспыхнувшие на площади костры. Неестественно громкими показались голоса притихших было негонеро, когда Мафан-оук торжественно объявил, что раз уж Панакави не принял предназначенного ему в жертву юношу, Вихауви надобно немедля оженить и принять в племя.

Ваниваки был уверен, что в словах колдуна кроется какой-то подвох, и с подозрением наблюдал, с каким рвением негонеро занялись приготовлениями к свадебной церемонии. Впрочем, вскоре он убедился, что подготовка эта свелась к тому, что на площадь были вытащены непочатые кувшины с кокосовым вином и всевозможная снедь: горшки с вареными креветками, жареное черепашье мясо, маринованная рыба, моллюски в пальмовом соусе и салаты из водорослей и крабов. Все эти яства были припасены к завершающей трапезе, которая должна была состояться при свете полной луны, однако Мафан-оук, ко всеобщему удовольствию, распорядился несколько изменить распорядок праздника, справедливо полагая, что если пошарить по кладовкам, то и на ночное пиршество припасов хватит, а место для всяких вкусностей в желудках соплеменников и подавно отыщется.

Тилорн и возрожденная им к жизни Маути не разделяли подозрений Ваниваки относительно коварных замыслов Мафан-оука. Колдун, на их взгляд, не был закоренелым злодеем, во что бы то ни стало стремящимся пролить кровь Вихауви. Вероятно, он просто хотел использовать пленника, чтобы сделать праздник более впечатляющим и запоминающимся, и свадьба с предшествующей ей процедурой выбора невесты вполне могла заменить несостоявшееся жертвоприношение. К тому же кровь – пусть даже кровь ревейи – уже пролита, и следующее зрелище должно вызвать у зрителей эмоции совсем иного рода…

Тем не менее ни Тилорн, ни Маути не стали возражать, когда Ваниваки предложил дождаться конца торжества и воочию убедиться, что никаких козней против Вихауви Мафан-оук не готовит. Расположившись в редком невысоком кустарнике на юго-восточной окраине поселка, они с любопытством наблюдали, как по приказу ри-Сиуара негонеро, успевшие изрядно накричаться и подкрепиться вином и закусками, очистили центр площади. Перевернули опорожненный совместными усилиями огромный медный котел с "напитком жизни", являвшийся едва ли не самым большим достоянием племени, и установили его посреди ровной площадки, окруженной множеством костров.

Весело застучали маленькие тамтамы, и в образованный кострами круг выскочило полдюжины девиц, обступивших взобравшегося на перевернутый котел Мафан-оука. Колдун гаркнул несколько прочувствованных слов по поводу высокой чести, которую племя негонеро оказывает храбрецу, одолевшему служанку Госпожи Рыбы, и ударил чуткими длинными пальцами по висящему на поясе пестро раскрашенному тамтаму. Устремив к небу, где только-только проступили первые звезды, узкое костистое лицо, Мафан-оук начал покачиваться в такт отбиваемому ритму, так что ожерелья из птичьих черепов принялись подпрыгивать и стукаться друг о друга, вплетая в гулкую песню тамтама глухой перестук зловещих костяных погремушек.

Заданный колдуном ритм подхватили затихшие на время тамтамы находящихся за кольцом костров музыкантов, и фигуры в диковинных плащах и масках посолонь двинулись вокруг стоящего на котле Мафан-оука, извиваясь в тягучем, завораживающем танце, состоящем из подпрыгиваний, притоптываний и каких-то ломаных, дергающихся движений рук и тел. Гулкий тамтам колдуна запел быстрее, и движения девушек в уродливых одеяниях, делавших их похожими не то на гигантских птиц, не то на громадных насекомых, ускорились, стали более слаженными и согласованными. Из-за круга костров к ним подбежали другие девушки, и с каждой новой танцовщицей хоровод невест, расширяясь, ускорял движение.

Тамтамы поддержали гуделки и трещотки, мелодия, выводимая ими, делалась все требовательней, все навязчивей, и вот Мафан-оук, оставив в покое свой поясной тамтам, вскинул руки над головой. Алый плащ колдуна затрепетал, подобно крыльям гигантской тропической бабочки, из-за костров донеслись ободряющие крики, и одна из танцовщиц, неуловимым движением расстегнув одеяние, бросила его к ногам Мафан-оука. Вопли зрителей стали громче, дружнее, и девушки, не замедляя пляски, начали освобождаться от безобразных нарядов. Вскоре у основания котла выросла груда плащей и фантастических головных уборов, а в оранжевых отблесках пламени замелькали гибкие фигуры девушек, красивых, как все вошедшие в возраст невест островитянки. Огненные блики скользили по натертым пальмовым маслом телам, вспыхивали на медных ожерельях, ручных и ножных браслетах, стекали по крутым бедрам и острым грудям, отражались в глазах, загадочно поблескивавших из-под причудливых масок. Заплетенные в высокие сложные прически белые цветы переливались всеми оттенками – от оранжевого и розового до красно-бордового.

Хотя на танцовщицах, кроме масок, не осталось решительно ничего, отличить их друг от друга было совершенно невозможно, и Ваниваки напрасно выискивал глазами Итиви и Кивави. Хоровод девушек казался единым многоруким и многоногим, чрезвычайно соблазнительным и недосягаемым существом, все части которого двигались в одном ритме подобно волнам, то приливая к стоящему посреди площадки колдуну, то откатываясь и продолжая при этом двигаться по кругу.

Юноша не заметил, когда тамтам Мафан-оука снова проснулся. Некоторое время колдун, виртуозно работая пальцами, еще и приплясывал на котле, отбивая такт босыми пятками, потом ведомая им мелодия начала замедляться, движения танцовщиц приобрели чарующую плавность, стали прямо-таки вкрадчивыми. Извиваясь в сладкой истоме, они с каждым изгибом тела вновь обретали индивидуальность; хоровод на глазах распадался на танцующих обнаженных девушек, рисунок пляски каждой из которых вполне соответствовал характеру.

Ваниваки покосился на Тилорна, не сводившего глаз с танцовщиц, потом на Маути. Глаза девушки лихорадочно блестели, а выражение лица было таким, словно она едва сдерживалась, чтобы тоже не пуститься в пляс. От былого недомогания не осталось и следа, и юноша подумал, что еще немного, и Тилорну придется применить колдовское искусство, дабы заставить девушку оставаться на месте.

На зрителей танец невест подействовал по-разному. Пять или шесть женщин, желая присоединиться к танцующим, попытались проскочить в кольцо костров, но были вовремя остановлены. Другие, не скрываясь, начали выбираться из толпы, со смехом и прибаутками отмечавшей, что все они тащат за собой мужей и, судя по всему, намерены заниматься с ними отнюдь не домашними делами. Отшучиваясь или огрызаясь, пары, покидавшие церемонию выбора невесты, одна за другой растворялись в обступившей поселок темноте, наводя Ваниваки, уже не раз вспоминавшего о жарких объятиях Пати, на мысль, что им тоже пора пробираться к каноэ. Он сознавал, что надо, оставив Маути с Тилорном, немедленно бежать за погруженной в колдовской сон женой, но танец невест приковал взгляд, заставляя вновь и вновь откладывать отбытие с Тин-Тонгры.

Между тем движения танцовщиц становились все более томными и волнующими, и наконец одна из них, подняв руки к голове, быстрым движением избавилась от маски. Ее примеру последовали другие, а затем по мановению руки колдуна музыка стихла. Танцовщицы замерли, демонстрируя стать: окружившие площадь негонеро хранили молчание, но все это лишь до тех пор, пока Мафан-оук вновь не тронул поясной тамтам. Толпа восторженно взвыла, девушки разом выхватили из высоких причесок удерживающие их узкие, длиной с локоть, гребни. Белые цветы дождем посыпались им под ноги, и они начали новый танец, которому аккомпанировал лишь тамтам колдуна и звонкий перестук костяных гребней. Густые шелковистые волосы девушек развевались, окутывая их черной прозрачной вуалью, бились, вились, как водоросли, как змеи, гипнотизируя, завораживая и без того потрясенных зрителей.

– Танец с гребнями – завершающая часть пляски невест. Я не слышал, чтобы ее когда-нибудь исполняли ради одного человека! Мафан-оук сдержал слово и оказывает Вихауви почести, которых не удостаиваются даже сыновья вождей, – поделился Ваниваки с Тилорном.

– Смотрите, как сияет Итиви! Можно подумать, она тут самая искусная и красивая! – возмущенно фыркнула Маути.

– Она и вправду красива, – возразил Тилорн и повернулся к Ваниваки. – Кто из этих девушек Кивави, которую ты избрал своей невестой?

– Девушки, которая стала моей женой прошлой ночью, здесь нет, – сухо ответил юноша. – А вот и жених!

Звуки тамтама Мафан-оука, становившиеся все резче и громче, внезапно оборвались, и девушки, повинуясь безмолвной команде колдуна, застыли, словно изваяния, не закончив начатых движений. Бывшие стражи, украшенные теперь ожерельями из раковин и цветами, вытолкнули из толпы Вихауви, и тот, войдя в кольцо костров, остановился напротив Мафан-оука.

– Ты видел наших прекрасных девушек! – торжественно провозгласил колдун. – Ради одной из них ты рисковал жизнью… – Итиви гордо вскинула голову, презрительно выпятив губы. – … и заслужил право выбрать невесту. Скажи, кого из них ты хочешь назвать женой? В чей род желаешь войти?

Юноша кивнул колдуну и начал медленно обходить застывших танцовщиц, скользя по их выставленным напоказ прелестям равнодушным взглядом. Итиви раздраженно морщила носик и нетерпеливо притоптывала ногой – Вихауви совершал обход противосолонь, так что она оказалась последней в кругу, остальные девушки делали вид, будто не замечают жениха, зрители затаили дыхание, хотя всем было доподлинно известно, за кем приплыл на остров юноша-мекамбо.

– Неужели выберет эту стерву?! – прошипела Маути. – Если он сделает это, я буду вечно скорбеть, что принимала участие в спасении столь безмозглого парня!

– Сердцу не прикажешь, – тихо промолвил Тилорн, и в тот же миг по рядам негонеро пробежал недоуменный ропот. Постояв около Итиви, Вихауви, сделав еще несколько шагов, остановился напротив Мафан-оука и звучным голосом спросил:

– Я правильно тебя понял и действительно могу выбрать себе в жены любую девушку?

– О, змеи морские! Пати, конечно, еще мала для танца невест, но если он думает о ней!.. – гневно проворчал Ваниваки и так сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели, а мускулы на руках взбугрились и закаменели.

– Да при чем тут Пати! Ты что, еще не понял? – радостно хихикнула Маути.

– Ты можешь избрать себе в жены любую девушку или… незамужнюю женщину, живущую на нашем острове, – торжественно подтвердил Мафан-оук, сурово хмуря кустистые брови, однако Маути могла поклясться, что колдун едва сдерживал смех.

Юноша в последний раз окинул взором стоящих перед ним танцовщиц, которые, устав изображать изваяния, начали переминаться с ноги на ногу, и, не обращая внимания на недовольно гудящую за спиной толпу, заявил:

– Я выбираю Вики из рода Саргаки. Я не знаю девушки лучше и хочу, чтобы она стала моей женой.

– Пусть будет так. Позовите Вики из рода Саргаки, – Мафан-оук выбил короткую частую дробь на поясном тамтаме.

Крики, которыми отозвались негонеро на выбор юноши, и слова Мафан-оука еще не утихли, когда сквозь расступившуюся толпу в кольцо костров вошла дочь вождя. Как и на других женщинах, на ней были диковинные праздничные одеяния, а голову украшала замысловатая маска.

– Вики из рода Саргаки! Я желаю видеть твое лицо! – потребовал Вихауви и, когда женщина, помедлив, сняла маску, продолжал: – Я, Вихауви из рода Тилами, хочу войти в твой род. Будешь ли ты мне верной женой в радости и горе? Будешь ли чинить мои сети и растить моих сыновей? Будешь ли ждать меня с моря и молить богов о попутном ветре?

– Да, мой муж, – тихо ответила Вики, но слова ее благодаря воцарившейся тишине были слышны в самых дальних концах площади.

– Ра-Сиуар, глава рода Саргаки! Принимаешь ли ты в свой род Вихауви с Тулалаоки? – обратился колдун к вождю.

– Принимаю! – коротко бросил тот. – Пусть станет он Вихауви из рода Саргаки! Слава Панакави, пославшего моей дочери достойного мужа!

– Слава! Слава! – взревели негонеро и повалили в круг, чтобы поздравить молодых, хлопнуть по плечу нового соплеменника – победителя ревейи, коснуться – на счастье – одеяний Вики.

– Прекрасно! Свадебный обряд завершен как должно. Мафан-оук сдержал слово. Что бы теперь ни случилось, Вихауви в безопасности, и мы можем с чистой совестью покинуть Тин-Тонгру. Не такого, правда, я ожидал, но…

– Если только нам дадут уплыть с этого острова! – взволнованно прервала юношу Маути. – Глядите-ка, кто там разговаривает с Мафан-оуком.

– Пати?! Змеи морские, зачем же она…

– Этого-то я и боялся. Проснувшись, Пати решила, что Панакави умертвил ее мать за то, что девушка помогала нам, и надумала во всем признаться колдуну, – пробормотал Тилорн, устало улыбаясь. – Похоже, Ланиукалари все же завершится пролитием человеческой крови.

– Ерунда! Вихауви теперь их родич, и ему ничего не грозит, а нас им ни за что не схватить! – пылко запротестовал Ваниваки.

– А можешь ты заставить колдуна забыть о том, что говорит Пати? – с надеждой спросила девушка.

– Нет. На сегодня чудеса кончились. Сомневаюсь, чтобы мне вообще удалось воздействовать на Мафан-оука, а сейчас и пытаться не буду.

– Тогда бегите к каноэ, я скоро вас догоню, – распорядился Ваниваки решительно.

– У тебя тут еще остались дела? – спросила Маути, и юноша понял, что она догадывается о его плане.

– Разумеется. Не могу же я уплыть с Тин-Тонгры, оставив здесь жену.

– Но она считает нас виновными в смерти матери! Пати не пойдет с тобой! – предостерег юношу Тилорн, сообразив наконец, что задумал Ваниваки.

– По своей воле не пойдет, и все же мы уплывем вместе. А потом ты ей все объяснишь, – упрямо ответствовал юноша. – Бегите, время дорого. Негонеро вот-вот начнут охоту, чтобы достойно завершить празднование Ланиукалари.

11

Близился рассвет. Огромные яркие звезды побледнели, луна скрылась за тучами, пригнанными с севера холодным порывистым ветром. Этот же ветер – предвестник сезона дождей – надувал косой парус каноэ, пробиравшегося среди россыпи мелких островков. Длинное, предназначенное для плавания в открытом море судно, в котором сидело четыре человека, преследовали три узких лодки негонеро – в каждой усердно работали веслами по шесть гребцов. И лодки эти медленно, но верно нагоняли.

Поручив Тилорну управляться с парусом, Ваниваки изо всех сил налегал на весла, хотя ему давно уже стало ясно, что от погони не уйти. Из-за отлива протоки между островами обмелели, и скорость, которую могло развить в них каноэ, была явно недостаточной, чтобы оторваться от вертких лодок преследователей. Юноша рассчитал, что у них будет небольшой запас времени, но слишком долго пришлось охотиться за Пати. Как и предсказывал колдун, она видела в нем врага, виновника смерти матери, и он вынужден был связать ее и тащить к месту стоянки на плечах. Под воздействием чар Тилорна девушка мало-помалу успокоилась и поняла всю вздорность своих обвинений, однако драгоценное время было потеряно, и спасти их теперь могло лишь чудо…

– Тилорн, придумай что-нибудь, иначе нам не уйти! – воззвал он к колдуну, когда каноэ, едва не наскочив на песчаную отмель, проскользнуло в очередную протоку.

– Я не могу заставить наше суденышко взлететь, – мрачно ответил Тилорн. – И не умею метать молний, о чем ты прекрасно знаешь.

– Если дотянем до Лурри, нам, быть может, удастся ускользнуть от погони. На чистой воде негонеро потеряют скорость… – неуверенно начала Маути. Но Пати не дала ей договорить:

– Они поставят паруса и догонят, прежде чем мы успеем как следует разогнаться.

Каноэ, накренившись, совершило рискованный поворот, и Тилорн в который уже раз подумал, что напрасно послушался голоса сердца и взял с собой Маути. Разумеется, негонеро не причинят девушкам вреда, но лучше бы им было сидеть по домам. Он переоценил маневренность каноэ, не принял во внимание узости проток, и расплата не заставит себя ждать…

– Тилорн, ты действительно ничего не можешь сделать? – спросила Маути, и по голосу было понятно, что, подобно Ваниваки, она все еще ждет от него чуда.

Ясное дело, не о взлетающем над архипелагом каноэ речь – они, вероятно, уже заметили, что неодушевленные предметы весьма неохотно поддаются его чарам. Нет, о таком никто и не мечтает. Но они твердо верят, что, пожелай он, преследователи один за другим побросают весла за борт своих до отвращения шустрых лодок. К сожалению, он и впрямь не может сотворить подобного чуда, как не в состоянии высвистать ветер или выпить море. Сил у него, наверно, достало бы, чтобы концентрированным ментальным посылом остановить сердце одного из гребцов. Может, даже двух… Убить, как общеизвестно, значительно легче, чем навязать свою волю. Однако этого он никогда бы не сделал – даже ради спасения собственной жизни. Хотя сейчас речь как раз и идет о спасении их с Ваниваки жизней. О том, что лучше: убить или быть убитым…

Для него, впрочем, такого вопроса не существует. Обычный землянин не умеет, не способен убивать. Раньше, когда на Земле еще только осваивали приемы ментального воздействия, сенситивы, проходя посвящение, давали клятву не использовать своего дара во вред людям. Самым неуравновешенным из них даже ставили ментальные блоки, однако время подобных предосторожностей давно миновало. Человеческая жизнь повсеместно признана величайшей ценностью, и поскольку сенситивными способностями в той или иной степени обладают все, никому и в голову не приходит вводить формальные ограничения на их использование. Если человек с молоком матери впитывает мысль о недопустимости убийства живых существ, его не надо специально предупреждать, чтобы он не резал ближних ножом и не палил в них из деструктора.

Что же касается неписаного этического кодекса, запрещающего ментальное вмешательство, то он, Тилорн, уже неоднократно нарушал его в этом мире, но имел для этого веские причины. Когда на одной чаше весов лежит человеческая жизнь, а на другой – этические заповеди, последние кажутся удивительно легковесными. Если же на обеих чашах – жизни людей, выбор невозможен изначально – человеческая цивилизация только потому и уцелела, что принцип разделения на "своих" и "чужих" был вовремя признан порочным. А вот когда одна из этих жизней твоя… Тогда выбор очевиден и бесспорен. И как бы ни хотелось ему убедить себя, что преследователи, которым они не причинили ни малейшего вреда, вовсе не люди, а свора спущенных с цепи кровожадных псов, и потому заслуживают соответствующего отношения, поверить в это невозможно. Они, как это ни прискорбно, люди. Люди, живущие по своим законам, которые он нарушил и должен понести за это наказание…

– Тилорн, ты совсем ничего не можешь сделать? – настойчиво повторила Маути.

"Зачем она спрашивает, неужели и так не ясно?" – раздраженно подумал землянин, вводя каноэ в последнюю протоку, отделяющую их от Лурри – широкого пролива, за которым лежал в туманной дымке недосягаемый Манахаш.

– Мне очень жаль, но единственное, что я могу, – это спустить парус, – глухо промолвил Тилорн. – Впрочем, опасаясь попасть в тебя и в Пати, негонеро вряд ли станут метать копья. Им еще представится возможность прирезать нас без риска ранить хранительниц жизни.

– Не делай этого! Быть может, нам все же удастся оторваться. Во всяком случае у нас есть последнее средство, которое наверняка заставит их прекратить преследование, – убежденно сказала Маути и, сняв висевшую на шее жемчужину, кинула ее на колени безучастной ко всему происходящему Пати. – Это наш свадебный подарок тебе и Ваниваки.

– Если ты знаешь средство остановить их, сейчас самое время им воспользоваться, – без особой надежды произнес Тилорн.

Маути прикинула расстояние до ближайшей лодки негонеро – не более двухсот локтей по прямой.

– Это самое крайнее средство. Выжми из каноэ все что возможно. Пока они поставят парус…

Каноэ стрелой вылетело из протоки и вспенило воды Лурри – тяжелые, темно-серые в тусклом свете хмурого бессолнечного утра. В первые минуты у Тилорна возродилась надежда, что им и впрямь удастся оставить погоню далеко позади, уж очень ходко бежало по мелкой волне их суденышко. Негонеро, однако, действовали столь слаженно и быстро, паруса их лодок так легко взяли ветер, что полторы сотни метров, выигранных беглецами на чистой воде, оказались иллюзорным преимуществом. Быть может, Ваниваки рассуждал здраво, предлагая захватить одну из лодок негонеро? Но с другой стороны, едва ли они, не зная ее особенностей, смогли бы развить на ней такую же скорость, как преследователи. А уж о том, чтобы добраться на подобной скорлупке до острова Спасения, нечего было и мечтать. Тилорн криво усмехнулся: нашел о чем думать перед смертью!..

Бросив весла, Ваниваки поднял со дня каноэ копье. Расстояние, отделявшее их от преследователей, сокращалось с ужасающей быстротой, но пусть негонеро не думают, будто им удастся прирезать его, как глупую черепаху, которой акулы во сне откусывают лапы. Они еще пожалеют, что проявили излишнюю прыть, охотясь за далеко не безопасной дичью!..

– Ну, Маути, если ты не раздумала остановить погоню… – Тилорн вымученно улыбнулся. Ох как не хочется умирать – даже таким ненастным утром первого дня сезона дождей!

– Ты прав, пора, – Маути поглядела на колдуна долгим испытующим взглядом, тряхнула головой и, легко скинув плетеный из травы передник, прыгнула за борт.

Суденышко качнулось, и рванувшемуся было за девушкой Тилорну едва удалось выровнять его. Ваниваки перегнулся за борт, Пати вскочила со своего места на носу каноэ.

Они не были готовы к такому безрассудному, бессмысленному поступку и на мгновение оцепенели. Но еще меньше оказались они подготовленными к тому, что последовало за прыжком девушки. Темные тяжкие волны скрыли Маути, и почти тут же на том самом месте, где она погрузилась в воду, вынырнула громадная серебристо-белая рыбина, размерами не уступавшая каноэ. Всплыв на поверхность и продемонстрировав свою мощь и красу, она ушла под воду и, словно торпеда, устремилась к ближайшей лодке негонеро.

Увидев прямой высокий плавник несущегося прямо на них чудища, преследователи попытались свернуть в сторону, но гигантская акула, не сбавляя скорости, чуть изменила угол атаки и с размаху ударила носом в днище лодки. Послышался треск, гребцы, будто выброшенные из пращи, взлетели в воздух вместе со щепками, обломками весел и обрывками паруса.

– Тану! Тану! Госпожа Рыба! – в ужасе завопили негонеро с соседних лодок, которые с непостижимой быстротой начали разворачиваться, выбрасывая из-под носов покрытые белыми шапками пены буруны.

– О, могучий Тиураол! – в благоговейном трепете прошептал Ваниваки непослушными губами. – Велика сила твоя и непостижимы деяния твои! О, Панакави, Ночной бог! Слава тебе, Испытателю, если по твоей милости свершилось это чудо! О, Мудрый Тунарунг, Отец всего сущего, открой врата лучшего из сотворенных тобой миров для Маутитаранабаки! Отвори их для нее, ибо она достойна более чем кто либо!..

Слушая бормотание юноши, Тилорн тупо наблюдал за тем, как негонеро, забыв о погоне, вылавливают из воды полузахлебнувшихся гребцов с разбитой лодки. Потом, спохватившись, принялся обшаривать взглядом море, но ни Маути, ни акулы не увидел и, бросив парус, раненой птицей забившийся под порывами ветра, начал истово тереть лицо ладонями. В мозгу его вертелась непонятно откуда взявшаяся фраза: "После того, не значит вследствие того…" После чего?.. Вследствие чего?.. Он же собственными глазами видел, как Маути превратилась в акулу! Или не видел?.. Его жена превратилась… Маути из племени почитавших Мать всех акул своей прародительницей… Да пусть они хоть пальму своей праматерью величают! Ведь не значит же это… Всеблагой Тиураол, о чем это он?! Как могла она решиться ради них стать акулой?!

– Ма-у-ти! – закричал он, распрямившись во весь рост и приложив ко рту сложенные рупором ладони. – Мау-ти-и-и!

Он кричал снова и снова, а тем временем Ваниваки, поймав ветер, выровнял каноэ и устремил взгляд на уменьшавшиеся с каждым мгновением лодки негонеро. Путь на Манахаш был свободен, но осознание этого не принесло радости – очень уж высока оказалась цена победы. Слишком высока…

Ветер то стихал, то вновь начинал дуть с прежней силой. Из затянувших небо туч посыпал мелкий унылый дождь. Юноша накрыл плачущую Пати циновкой, мельком подумав, что этой зябко охватившей колени девчонке нечего так уж убиваться, она и знала-то Маути всего ничего. Взглянул на сгорбившегося на корме, закрывшего лицо руками колдуна и, вспомнив, что давно хочет пить, принялся шарить в корзине, разыскивая кувшин с водой.

Сделав пяток глотков, юноша задумался: надо ли сказать похвальное слово и совершить обряд прощания с Маути? Поразмыслив, решил, что нет, пожалуй, прощаться не надо, хотя окончательное решение, конечно же, должен принять Тилорн. Вот только что он может решить, если они даже женаты не были? А может, и правильно, что не были? Колдун он сильный, слов нет, человек хороший… Но разве такой муж нужен был Маутитаранабаки – девушке, чье имя означает "Жемчужина для вождя"? Нет, не такой. Не вождь он. Впрочем, не всем же быть вождями. Но даже не будучи вождем, не будучи ее мужем, как он мог, если, разумеется, любил, не догадаться, что она замыслила? Не почуять неладного? Как позволил ей превратиться в акулу? Да лучше бы он сам…

Ваниваки покосился на Пати и, закусив губу, стал вглядываться в медленно проступавший сквозь завесу дождя берег Манахаша.

Сундук чародея