9

Над озером Панакави разнесся протяжный вой – мужчины дунули в длинные деревянные трубы, до той поры не вплетавшие свой чудовищный, вызывающий мурашки голос в хор тамтамов, гуделок и трещоток. Завыванию труб ответили булькающие звуки раковин, вслед которым угрожающе забухал большой тамтам: та-ра-рум-рат-бум, та-ра-рут-рам-бум, – от которого в ушах засвербило, и Тилорн почувствовал, как волосы у него на голове встают дыбом.

Украдкой оглядевшись по сторонам, он заметил, что на негонеро, живописными группами расположившихся среди камней, которыми были усеяны склоны озера, эта дьявольская какофония производит еще более сильное впечатление. Словно придавленные невидимым грузом, мужчины и женщины притихли и, забыв о принесенных с собой кувшинах с вином и закусках, жались друг к другу, испуганно посверкивая сквозь прорези масок белками глаз. Даже неугомонная ребятня, сбившаяся при первых звуках труб в кучки, казалась растерянной и пришибленной.

– Аха-лал-ла-ла! – полоснул по нервам истошный вопль колдуна, прозвучавший в неожиданно наступившей после грома большого тамтама тишине неестественно громко. Взгляды собравшихся обратились к Мафан-оуку, стоявшему на самом крупном валуне с распростертыми руками так, что вздувшийся за его спиной алый плащ придавал ему сходство с гигантской летучей мышью-вампиром, сказками о которых хираолы пугали детвору.

– День торжества настал! – заревел колдун таким зычным голосом, будто глотка его была выкована из колокольной бронзы. – Настал день почтить Панакави! Примириться с ним и его детьми и воздать ему хвалу! – Голос Мафан-оука стал тише, но в абсолютном безмолвии каждое произнесенное слово было отчетливо слышно. – Сегодня мы жертвуем Ночному богу смелого и сильного юношу, достойного служить ему в любом мире! – Колдун величественным жестом указал на стоявшего у подножия валуна-трибуны Вихауви, окруженного четырьмя стражами. – Давно не видал Панакави такого удальца! Давно не посылали мы Испытующему богу человека, чье сердце не знает страха, а рука твердостью своей превосходит камень! Пусть Панакави испытает его и возьмем себе, если нуждается в верных слугах! Пусть вернет нам, если слуг у него хватает, и мы воздадим храбрецу высшие почести! Слава Ночному богу!

– Слава! Слава! – в едином порыве завопили негонеро, вскакивая на ноги и потрясая над головой сжатыми кулаками.

Тилорн и его спутники тоже повскакали с земли, вливая голоса в приветственный клич, обрекающий Вихауви на страшную смерть. Они сделали все, что могли, чтобы освободить его, но усилия их оказались тщетны. Что бы ни вытворяли негонеро во славу Панакави, почетный пленник всегда оставался в центре внимания, рядом с Мафан-оуком и ра-Сиуаром. Во время диких плясок с копьями, пения гимнов и причащения всевозможного рода напитками, которыми колдун с ритуальными словами собственноручно наполнял протянутые ему раковины, скорлупы кокосовых орехов и глиняные плошки, Вихауви находился в середине магического круга из священного огня, заклинаний Мафан-оука и полдюжины стражей, не сводящих с него горящих глаз. Трижды Тилорн с Ваниваки пытались, воспользовавшись всеобщей экзальтацией, подобраться к будущей жертве – и трижды им приходилось отступать за спины заходящихся в крике негонеро. Землянин напрягал все силы, чтобы блокировать сознание учуявших неладное стражей, и подлинным чудом можно было считать, что это ему до поры до времени удавалось.

Несколько раз Ваниваки, потеряв терпение и надежду, готов был выхватить из-под причудливых одеяний бронзовый нож и броситься на помощь другу, однако благодаря неусыпному надзору Маути юноша все же не совершил столь непоправимого, пагубного для всех поступка. Одно ритуальное действо сменялось другим, но Вихауви оставался по-прежнему недосягаем, и когда негонеро, совершив очередной головоломный танец, шумной толпой устремились к озеру Панакави, Тилорн подобно Ваниваки уже склонен был признать, что затея их провалилась или вот-вот провалится. Любая попытка освободить пленника привела бы к тому, что донельзя возбужденная толпа разорвала бы троицу вставших у нее на пути безумцев в клочья. Выхода не было, и тут Маути, узнать которую под фантастическим одеянием можно было исключительно по голосу, спросила:

– Ты сумел прогнать кракена – быть может, тебе удастся зачаровать и служанку Госпожи Рыбы?

– Придется попробовать, – ответил землянин без особого энтузиазма, поймал недоверчивый взгляд Ваниваки, натертое киноварью лицо которого производило поистине устрашающее впечатление, и, ничего не обещая, предложил последовать за толпой.

Высказанная Маути мысль уже приходила Тилорну в голову, но сознавая, что осуществление ее – дело весьма проблематичное, он рассматривал этот способ спасения Вихауви как последнее, вовсе не гарантирующее успеха средство. Нанести сильный ментальный удар на значительном расстоянии – задача сама по себе не из легких, а если учесть, что мозг акулы существенно отличается даже от мозга кракена, решить ее, может статься, будет попросту невозможно. Землянин отлично помнил прописную истину, гласившую, что воздействовать на примитивное сознание несравнимо труднее, чем на сложное, и понимал: пробиться сквозь инстинкты хищника, почуявшего добычу, которому к тому же некуда отступать, он скорее всего не сможет. Впрочем, если что-то и получится, едва ли Вихауви сумеет воспользоваться выпавшим ему шансом…

Говорить о своих сомнениях Тилорн не стал – надо думать, у Маути с Ваниваки и собственных хватает. Вместо этого он ускорил шаг, чтобы прийти к озерцу раньше основной части негонеро и оценить обстановку на месте.

Придирчиво оглядев похожие на амфитеатр древнего цирка берега котловины, он выбрал на южном ее склоне груду камней, расположенных в двух десятках метров от озера. Камни эти находились достаточно далеко от валунов, на которых у самой кромки воды разместился ра-Сиуар с многочисленными родственниками. Отсюда отлично просматривалась вся местность, а в случае необходимости друзья могли удалиться, не привлекая к себе излишнего внимания. Кроме того, солнце находилось бы у них за спиной, что, с одной стороны, не будет мешать землянину сосредоточиться на акуле, а с другой – хоть как-то укроет их от любопытных взглядов.

Выбранное место понравилось, как и следовало ожидать, не только ему, и Тилорн вынужден был изрядно надавить на психику главы рода, попытавшегося занять их камни, так что, когда пришло время войти в контакт с сознанием кружившей, словно свихнувшийся робот, акулы, землянин вовсе не ощутил необходимого для предстоящей работы подъема духа. А тут еще эти отвратительные трубы грянули подобно корабельным сиренам…

Маути не могла видеть скрытого маской лица колдуна, но ясно ощущала его тревогу и не только не задавала никаких вопросов, но и вообще старалась быть как можно незаметнее. Все шло не так, как задумывал и предсказывал Ваниваки, и все же девушку не покидала уверенность, что Тилорн и на этот раз сотворит чудо, которого она ждала и одновременно боялась.

Черный плавник описывал круг за кругом, оставляя на воде четкий расширяющийся след: ревейю не интересовало, что делалось на берегах, – она плыла так стремительно, словно преследовала свою, никому не ведомую цель. Вероятно, акула заметила, что отлив уже начался, но это ее нисколько не обеспокоило и не заставило, как рассчитывала Маути, прорываться сквозь решетчатые ворота, которые рыба-оса при желании разнесла бы в щепы одним ударом. Была ли она зачарована Мафан-оуком или в самом деле знала, что ее ждет подношение? Огромные светлокожие тану – существа, почитаемые на Хоаху более всех других, обладали почти человеческим разумом, но о ревейях Маути бы этого не сказала. Хотя если ее послала Госпожа Рыба или сам Панакави…

Акула была красива. Темно-синие поперечные полосы начинались от черного спинного плавника и, сбегая к серебристому брюху, светлели и утончались, отчего громадная рыбина казалась легкой и изящной. Кожа ее была гладкой и упругой, серповидный хвост придавал ей сходство с тану, но все портила приплюснутая голова с громадной пастью. Безобразно широкая и тупая, будто застывшая в вечной ухмылке, мощные челюсти плотно сжаты, но девушка знала, что за двойными губами находились косо посаженные зубы, формой и длиной похожие на скрюченные человеческие пальцы. Вот только остротой они могли сравниться с отточенными бронзовыми ножами и ничем не напоминали пирамидальных зубов других акул. Маути представила, что это не Вихауви, а ее сейчас кинут к этой кровожадной твари, и содрогнулась. Можно называть себя сестрой акул, можно любоваться их быстротой и ловкостью, но любить… Девушка передернула плечами от ужаса и отвращения, подумав, что сейчас-то совершенно точно испытывает к ревейе далеко не родственные чувства…

Мафан-оук между тем, закончив свою речь и дав соплеменникам выплеснуть в крике переполнявшее их восхищение Панакави, сделал знак музыкантам. Тамтамы раскатились тревожной дробью; возгласы постепенно стихли; зрители заняли места, и стражи начали подталкивать Вихауви к воде. Из всех собравшихся здесь только эти четверо с копьями и беспомощный пленник были в обычном наряде – узких набедренных повязках; остальные же, напялившие невообразимые одеяния, разрисовавшие лица и тела кричащими красками, были точь-в-точь как злые духи, о которых любят посудачить у костра хираолы. Пришедший в голову Маути образ: четверо людей толкают пятого в пасть ревейи на потеху собравшейся со всех концов земли нечисти, которая ждет не дождется, когда же наконец по зеркальной поверхности расплывутся кровавые пятна, – наполнил душу девушки отвращением, заставив до боли закусить губу.

Маути легонько толкнула в бок Тилорна, застывшего, как изваянная из дерева гигантская нахохлившаяся птица. Колдун поднял на нее невидящие глаза, пошевелил губами и нетерпеливо махнул рукой – отстань, мол. Девушка вздохнула и уставилась на подошедшую уже к самой воде процессию.

Дробь тамтамов резко оборвалась. Мелькнул наконечник копья, перерезая веревки, стягивающие руки Вихауви за спиной. Один из стражей протянул юноше дубинку длиной в неполных два локтя, к которой прикреплен был акулий зуб, размерами не превышавший человеческой ладони. Вихауви, на лбу которого мелом были нарисованы три желтых креста, потер онемевшие запястья, подкинул дубинку в воздух, повертел в руках, примериваясь к непривычному оружию. Стражи, отступив на пару шагов, выставили перед собой копья с ослепительно сияющими на солнце медными наконечниками.

– Иди и покажи свою удаль! – хриплым голосом скомандовал ра-Сиуар, восседавший на плоском камне неподалеку от пленника.

Не обращая внимания на вождя, Вихауви огляделся, будто высматривая кого-то, и Ваниваки подался вперед – только ладонь Маути, лежавшая на его руке, удерживала юношу от того, чтобы очертя голову ринуться на безмолвный призыв друга.

– Он высматривает не тебя. Он ищет Итиви, – прошептала девушка и, словно подтверждая ее слова, Вихауви издал негромкое восклицание. Ваниваки проследил за его взглядом и заметил, что одна из фигур в диковинном одеянии подняла маску.

– Итиви! – пробормотал он изумленно. Даже на расстоянии было видно, что на лице избранницы его друга нет и следа сочувствия или горя. Напротив, оно явно светилось торжеством и самодовольством. О Вихауви, которого можно было уже считать покойником, не стоило беспокоиться, ведь девушка почти не знала его. Зато имя Итиви теперь у всех на устах, и в следующую поездку на Манахаш у нее окажется богатый выбор женихов – каждому лестно взять в жены девушку, ради которой кто-то рискнул и даже поплатился головой. Теперь о Вихауви – а значит, и о ней – еще долгие годы будут рассказывать легенды на всех трех островах хираолов...

– Стерва! – процедила сквозь зубы Маути.

Вихауви несколько мгновений смотрел на Итиви, потом дернулся, словно от пощечины, и шагнул к воде. Стражи, сохраняя дистанцию, двинулись за ним, угрожающе выставив вперед копья, но юноша не нуждался в понуканиях. Шаг, другой – и он уже по щиколотку вошел в озеро. Еще шаг, и вода достигла его колен.

Со стороны зрителей послышался громкий вздох. Черный акулий плавник, находившийся на противоположной стороне озера, шириною не превышавшего ста шагов, начал замедлять движение.

– Учуяла! – громким шепотом произнес Ваниваки, обращаясь к Тилорну.

– Вижу, не мешай!

Войдя в воду по пояс, Вихауви остановился, напряженно всматриваясь в неторопливые, рыскающие движения приближающегося плавника. То ли принюхиваясь, то ли присматриваясь, ревейя со зловещей, завораживающей грацией выписывала плавные зигзаги, с каждым мгновением сокращая расстояние, отделявшее ее от жертвы.

– Не стой на месте! Двигайся! – неожиданно крикнул кто-то из негонеро.

Вихауви, будто очнувшись от столбняка, рванулся в сторону, и акула, чуть изменив курс, поплыла быстрее, словно неудержимой силой влекомая к юноше. Внезапно развернувшись, он метнулся вправо, потом снова влево. Ревейя приоткрыла пасть, приветствуя жертву улыбкой, обнажившей ряды смертоносных крючковатых зубов, и кинулась на Вихауви, норовя схватить его за ногу. Юноша шарахнулся к берегу, яростно колотя дубинкой по воде. Ревейя захлопнула пасть и ударила мощным хвостом, окатив жертву пенящейся водой, после чего стремительно ушла в глубину, начинавшуюся, судя по всему, шагах в пяти от берега.

– Брюхо ей пропори, брюхо! – вновь крикнул кто-то, его поддержали еще несколько человек, вразнобой советовавших: – Не топчись на месте! На мелководье ее не одолеть! Поднырни под нее! Войди в воду сам, пока она не схватила тебя за ноги и не уволокла на дно!..

Ревейя вынырнула на поверхность, словно желая поглядеть на этих невесть откуда взявшихся советчиков. Желтый вертикальный глаз ее, похожий на кусок янтаря, зловеще блеснул на солнце, и акула развернулась для новой атаки.

Вихауви бочком, по-крабьи, устремился вдоль берега, поднимая фонтаны брызг, и эта оплошка чуть не стоила ему жизни. Сделав молниеносный бросок, ревейя едва не вцепилась в ногу совершившего в последний момент длинный прыжок юноши. Громко клацнула зубами, и тут Вихауви, изловчившись, ткнул в похожую на таран голову акулы дубинкой.

Взметнувшийся столб воды помешал Ваниваки разглядеть, достиг ли цели удар его друга, да это было и не важно – вреда ревейе он все равно причинить не мог. Копьем или острогой нужно бить акуле в мозг, расположенный значительно выше глаз, а лишить ее жизни ножом или тем оружием, что было в руках Вихауви, можно только одним способом – вспоров брюхо. И юноша, конечно же, знал это, однако находился, видимо, в таком состоянии, когда человек просто не способен совершать разумные поступки.

Такого же мнения придерживалась и акула. Будто забавляясь и демонстрируя мощь, она описала полукруг и понеслась на юношу подобно пущенному твердой рукой копью. Не пытаясь увертываться, Вихауви бросился в глубину, то ли осознав наконец, что метание вдоль берега – худшая из возможных тактик, ибо акула на мелководье так же опасна, как и в открытом море, то ли бездумно доверившись долетевшим до его ушей советам. Зрителям показалось, будто юноше удалось избежать встречи с ревейей, но розовое облачко замутившей прозрачную воду крови убедило их, что жертва все же соприкоснулась с напоминающей наждак шкурой акулы.

Лицо Ваниваки исказила гримаса страдания. Мекамбо использовали полоски акульей кожи для шлифовки древок острог и копий, и он знал, что прикосновения к шершавому боку стремительной хищницы могут привести его друга к смерти от потери крови так же верно, как встреча с отточенными лезвиями зубов служанки Госпожи Рыбы.

– Ну сделай же что-нибудь! – Он бросил на колдуна ненавидящий взгляд и стряхнул со своей руки ладонь Маути. – Иначе я сам…

– Хэк! – Резко выдохнув воздух, Тилорн соединил ладони с растопыренными, напряженными пальцами, будто сплющивая что-то невидимое, находящееся между ними.

Ринувшаяся было вдогонку за Вихауви ревейя содрогнулась и, на локоть выпрыгнув из воды, с громким плеском рухнула обратно. Неуверенно шевельнула хвостом, выгнулась дугой и вновь, набирая скорость, рванулась за ускользающей добычей.

– Йо! – Колдун рубанул воздух перед собой ребрами ладоней.

– А-а-а!.. – сдавленно вскрикнула Маути, хватаясь руками за голову, в то время как ревейя, словно получив удар дубиной по чувствительному носу, ушла в глубину, вспенивая воду хлещущим из стороны в сторону хвостом.

Мельком глянув на нырнувшего вслед за акулой юношу, Ваниваки в недоумении перевел взгляд с лоснящихся от пота напружиненных плеч колдуна на корчащуюся в конвульсиях девушку:

– Что с тобой?!

– Останови Тилорна!.. Он убьет меня!.. – просипела Маути, неверным движением сдирая душившую ее маску.

– Са-а-ат! – процедил колдун, поворачивая ладони со скрюченными пальцами так, будто выжимал сок из невидимого куска мяса.

– О-о-о!.. – стонала девушка, изо всех сил стараясь подавить рвущийся из глотки крик. Сползшее на землю тело ее извивалось, как раздавленный червяк, из закушенной губы сочилась кровь, а ставшее пепельно-серым лицо дергалось и кривилось от нестерпимой боли.

– Тилорн! – Ваниваки мертвой хваткой вцепился в поглощенного своим чародейством колдуна и пяток раз что было мочи тряхнул его. – Ты не то делаешь! Взгляни на Маути! Ты так скорее ее угробишь, чем ревейю!

Сперва колдун взирал на него пустыми глазами, потом в них зажегся огонек разума, и он, отстранив Ваниваки, склонился над девушкой.

– Не понимаю. Она каким-то образом связана с акулой и разделяет предназначенные той удары, хотя я не касался ее сознания. Бедная ты моя…

Бормотание Тилорна было прервано дружным воплем негонеро. Вскинув головы, друзья увидели, что Вихауви, отшвырнув в сторону обломок дубинки, с непостижимой быстротой плывет к берегу. Черный плавник следует за ним в полутора десятках локтей, а повскакавшие с камней негонеро истошно орут, потрясая воздетыми вверх руками.

– Теперь ему точно конец – прошептал Ваниваки, нащупывая спрятанный под плащом нож и отчетливо сознавая, что помочь Вихауви ничем не может.

Тилорн выбросил руки вперед в отстраняющем, останавливающем жесте, и акула, вильнув в сторону, пронеслась мимо пловца. Оцепеневшая, обессилевшая от боли Маути с глухим стоном изогнулась, едва не касаясь затылком собственных пяток. Колдун, сжав зубы, опустился перед ней на колени, а Ваниваки, стискивая в бессильном гневе кулаки, продолжал наблюдать за другом.

Вихауви уже почти достиг берега. По крайней мере коснулся ногами дна неподалеку от места, где впервые вошел в воду. Рассчитывал ли юноша получить нож или копье взамен перекушенной акулой дубинки или стремился к берегу не рассуждая, гонимый всепоглощающим ужасом, охватившим его после потери своего символического оружия, сказать было трудно. Но даже если он и питал какие-то надежды, копья четырех стражей, направленные ему в грудь, недвусмысленно дали понять, что сбыться им не суждено; так или иначе, но жертву свою ревейя получит.

Сделав десяток шагов, юноша остановился. Фигура его выражала покорность судьбе: плечи поникли, руки бессильно повисли. Грудь тяжело вздымалась, с ободранного акульей шкурой бедра стекали капли крови.

– Пошел обратно! Пошел в воду, растяпа! – Один из стражей угрожающе потряс копьем, однако юноша, казалось, не заметил этого, и оружие опустилось.

Над озером повисла напряженная тишина, негонеро выжидающе поглядывали на Мафан-оука и ра Сиуара. Хираолы не любили проливать кровь соплеменников, да и вообще особой кровожадностью не отличались. На памяти поколения Ваниваки ритуальные жертвоприношения не устраивались ни на одном из трех островов; впечатление от завываний колдуна успело рассеяться, и в головы зрителей не могла не прийти мысль, что происходящее сильно смахивает на хладнокровное, хорошо организованное убийство.

Почувствовав, что дела идут не совсем по-задуманному и ход праздника вот-вот непоправимо нарушится, Мафан-оук издал протяжный вопль, привлекая внимание соплеменников, и поднял руки к небу, готовясь произнести речь. Однако не успел он раскрыть рта, как от группы родичей ра-Сиуара отделилась закутанная в плащ невысокая фигура. Подбежав к воде, женщина на мгновение замерла, в руке ее сверкнул длинный нож.

– Эй, чужак! Боги ждут честного поединка, а не убийства! Лови! – крикнула она низким грудным голосом и, прежде чем кто-либо успел ее остановить, бросила нож Вихауви.

– Иди на место, Вики! Или тоже хочешь поближе познакомиться со служанкой Госпожи Рыбы?! – рявкнул колдун, крайне раздосадованный столь несвоевременным вмешательством.

Склонив голову, Вики послушно отправилась к отцу, а Вихауви, поймавший нож прежде, чем тот успел опуститься на дно, издал воинственный клич и обернулся лицом к озеру, высматривая черный плавник.