4

Укрывшись циновкой, Тилорн некоторое время прислушивался к журчанию воды за бортом, к мерным ударам весел, и в памяти его всплывали образы светлокожих бородачей, с которыми против собственного желания ему пришлось совершить многодневное морское путешествие, закончившееся – для него – на благословенном солнечном Тулалаоки. Для дюжины светловолосых северян оно закончилось – так же, как и началось, – значительно раньше. Впрочем, о том, где их родина и от каких берегов они пустились в плавание, Тилорн мог только догадываться. Местные викинги не пытались научить пленника своему языку, а то, что он сумел уловить из обрывков их разговоров, при его знании здешней географии, сводившемся к знакомству со схемой расположения материков и островом Спасения, мало что давало.

Название, данное им приютившему его островку, не отличалось оригинальностью, но это не беспокоило Тилорна. Во-первых, у наладчика магно-систем консервативность должна быть в крови, а во вторых, оценить его выдумку, или, точнее, отсутствие таковой, все равно было некому. Тилорн был единственным пассажиром и членом команды космотанкера, попавшего в блуждающую гравитационную флуктуацию, называемую в просторечии "облаком".

Ему чудовищно не повезло – вероятность попасть в "облако" равна нулю, однако он не только вошел, но и ухитрился выйти из гравитационной ловушки в районе звезды того же класса, что и Солнце. Улыбка судьбы в этом случае была ни при чем – сказались годы муштры в Школе Звездоплавания, а вот в том, что мезон-топливо маршевых двигателей не взорвалось при выходе из "облака" и ему удалось подогнать буквально разваливающийся на куски танкер к планете типа А, любой здравомыслящий человек разглядел бы перст провидения. Лишь его вмешательством можно объяснить, как у магно-инженера хватило времени скорректировать место падения танкера, направив смертоносное судно в бескрайний океан, подальше от материков, и, катапультировавшись в спасательном модуле, посадить аппарат на затерянный в студеном северном море островок.

Впоследствии, правда, оказалось, что остров этот расположен вовсе не столь уединенно, как бы того хотелось его единственному обитателю, но открытие это было сделано слишком поздно. Тилорн обнаружил это после того, как, умудрившись практически из ничего собрать КСИ-зонд, запустил его на орбиту и в ожидании, пока тот займет необходимое для связи с ближайшими населенными мирами положение, вышел пройтись по острову. Проработав почти не разгибаясь тридцать с лишним дней, он чувствовал настоятельную потребность развеяться и размять ноги и, естественно, не мог знать, что сутки назад на его острове высадились морские бродяги, которым необходимо было пополнить запасы пресной воды и подремонтировать свою многовесельную ладью.

Тилорн не взял с собой фульгуратор – единственное оружие, имевшееся на борту спасательного модуля, – да если бы даже и держал его в руках, не применил бы против незнакомцев, внезапно выскочивших перед ним из-за нагромождения валунов. Быстро окружив пребывавшего в приподнятом состоянии духа инженера, они набросились на него с такой стремительностью, что к тому моменту, когда тот осознал всю противоестественность происходящего, его руки и ноги были крепко притянуты ремнями к телу, а в рот засунута невыносимо смердящая тряпка.

Оставив беспомощного землянина под присмотром двух свирепых сторожей, северяне полдня обшаривали остров Спасения, но, как и следовало ожидать, присутствия на нем других людей не обнаружили. В автоматически захлопывающийся модуль им проникнуть не удалось, и, разжившись оставленными Тилорном на рабочей площадке инструментами, они, бросив своего чудного пленника на дно починенной ладьи, продолжили плавание.

Увы, на этот раз путешествие по бурному морю проходило под знаком беды. Северяне, как понял Тилорн, держали курс на юго-восток, где, он отчетливо помнил это, приборы зафиксировали наличие одного из трех больших материков, однако короткие, внезапно налетавшие штормы упорно гнали ладью на юго-запад. День за днем утлое суденышко жалобно скрипело и стонало, словно мячик перепрыгивая с гребня на гребень черных волн как минимум двухметровой высоты, и землянин поражался отваге и стойкости светловолосых моряков, воспринимавших эту нескончаемую пытку как должное и не думавших падать духом. Они держались молодцами, даже когда были съедены последние сухари и вяленая рыба, а горизонт продолжал оставаться по-прежнему пустынным. Потом кончилась пресная вода, и Тилорну, на которого одетые в грубые кожаные куртки мореходы едва обращали внимание, пришлось, последовав их примеру, утолять жажду горько-соленой забортной.

Это не могло длиться долго. Суша должна была вот-вот появиться, иначе всех их ждала неминуемая смерть, но как ни молились северяне своим суровым богам, им не суждено было увидеть землю.

Они умирали один за другим: кто с хриплыми, чуть слышными проклятиями на пересохших губах, кто молча, кто шепча молитвы или поминая близких. Трое последних оставшихся в живых, посовещавшись, выкинули за борт инструменты Тилорна, а затем попробовали отправить туда же и его самого, полагая, что чужеземец является причиной обрушившихся на них несчастий. Они были очень слабы, и землянину, родившемуся в двадцать пятом веке, не составило труда внушить им тягу ко сну. Двое из них не проснулись, но Тилорн не был виноват в их смерти, просто они были слишком истощены. Третий сошел с ума, и хотя Тилорн трижды мешал ему броситься за борт, несчастный в конце концов сумел осуществить задуманное.

Наблюдая за тем, как северяне управляются с прямым рейковым парусом, Тилорн без труда усвоил эту премудрость и, даже изрядно ослабев, – задействованные им скрытые резервы организма позволили ему пережить спутников, но были далеко не безграничны, – продолжал вести ладью на юго-восток. После того как он остался один-одинешенек, у него не было иного выхода, если, разумеется, ему была дорога жизнь.

Воспоминания о том, как он отправлял за борт начавшие разлагаться трупы северян, в которых еще совсем недавно вовсю бурлила жизнь, не доставили землянину удовольствия, а от встречи с мекамбо у него осталось лишь смутное ощущение льющейся в глотку воды. Смуглокожие рыбаки поглядывали на него с опаской и, доставив на Тулалаоки, первым делом потащили к Тофра-оуку – узнать, не является ли подобранный ими в море чужак посланцем Панакави. К тому времени Тилорн уже восстановил силы и на полную мощность излучал доброжелательность. По отношению к людям, спасшим его от смерти, делать это было легко, несравнимо легче, чем поддерживать силы в северянах, не считавших своего пленника за человека, а лысый колдун мекамбо совершенно очаровал землянина, и не было ничего удивительного в том, что тот в свою очередь произвел на Тофра-оука самое благоприятное впечатление.

Тилорн и сейчас с удовольствием вспоминал, как омывали его мозг теплые волны расположения, исходившие от обезьяноподобного старца, который, невзирая на установившийся между ними эмпатический контакт, все же исполнил предписываемые ритуалом "знакомства с чужаком" обряды. Сохраняя строгое и даже угрюмое выражение лица, Тофра-оук разжег свои священные, смрадно дымящиеся палочки, развел очистительный огонь, произнес три дюжины длиннющих заклинаний и распил с Тилорном Чашу видений, изготовленную из покрытой замысловатой резьбой скорлупы кокосового ореха. Что за зелье было налито в чашу, землянин не знал, однако видения, навеянные им, заставили заподозрить, что в действиях лысого старикана есть какой-то не поддающийся рациональному объяснению смысл.

В горьковатом, пахнущем дымом напитке, вероятно, содержался наркотик, потому что посетившие Тилорна видения были чрезвычайно яркими и едва ли не осязаемыми. К чему-то подобному землянин был готов, однако смысл обряда оказался не в том, что сам он как будто заново пережил ряд эпизодов из своей прежней жизни, а в том, что колдун каким-то образом увидел те же картины, которые возникли перед внутренним взором его гостя. Тофра-оук не владел техникой чтения мыслей – даже на Земле таких людей было не больше десятка, и потому контакт на информационном уровне осуществлялся обычно при помощи специальной аппаратуры. Он не был гипнотизером, поскольку по понятным причинам не мог знать ничего о прошлом Тилорна, а тот умел проецировать в мозг "собеседника" лишь самые простые образы. Но самым удивительным было то, что, кроме сцен из прошлой жизни, землянин увидел еще и картины будущего. Разумеется, он не рискнул бы высказать столь несообразное ни с чем утверждение вслух, и все же доподлинно знал – хотя, откуда пришло это знание, объяснить бы не сумел, – что посетившие его видения непостижимым образом рисуют перед ним картины грядущего.

В одной из них, особенно запомнившейся Тилорну, он увидел себя сидящим в железной клетке, стоящей в темном сыром подземелье. Он знал, что провел в ней много дней, а может быть, даже недель и месяцев, знал отвратительного толстяка в кожаном фартуке, завязки которого едва сходились на мясистой спине. С видом его были связаны ощущения нестерпимой боли и животного страха, которые почему-то отступили, когда из-за угла коридора, со стороны, противоположной той, откуда пришел усевшийся на стоящую рядом с клеткой деревянную скамью палач, появился огромный серый пес. Заметив его, палач в низко надвинутом на лицо капюшоне потянулся к огромному висящему на поясе тесаку, и тут пес – почему-то Тилорн понял, что это волкодав, – прыгнул. В прыжке волкодав обрел внешность мощного жилистого мужчины, пальцы которого, подобно челюстям капкана, сомкнулись на горле палача. Тот сделал отчаянную попытку вырваться, но железные пальцы человека-пса напряглись, и Тилорн с незнакомой ему прежде мстительной радостью увидел, как дернулось и обмякло жирное тело…

В следующем видении мужчина, убивший палача, появился снова, и землянину удалось рассмотреть его как следует. Это был высокий человек с худым обветренным лицом, на котором выделялись перебитый нос и шрам, тянущийся по левой щеке от века до челюсти. Русые, изрядно тронутые сединой волосы его были схвачены на лбу ремешком, серо-зеленые глаза яростно блестели. На руках человек этот, внезапно возникший в дверях маленькой, скудно и странно обставленной комнатки, держал обмякшее тело перепачканного кровью юноши с бессильно откинутой головой.

– Спаси его, если можешь! – потребовал вошедший хриплым, прерывающимся от быстрой ходьбы голосом и опустил умирающего на покрывало, торопливо расстеленное на полу гибкой черноволосой девушкой.

На этот раз мужчина-волкодав не превратился в серого пса, но что-то свирепое в его лице бесспорно было. "Внешность не располагающая: такого раз увидишь – не скоро забудешь", – подумал Тилорн-зритель, в то время как Тилорн-грядущий опустился на колени подле умирающего и ощупал пальцами его холодный, покрытый мелкими капельками пота лоб…

Третий раз он увидел себя на заполненной толпой площади древнего города. По правую руку от него стояла синеглазая девушка, на шее которой сверкали стеклянные, подобранные в цвет глаз бусы. Та самая, что стелила покрывало для умирающего. Сам же умирающий ныне был живее живого и стоял по левую руку от Тилорна, сумевшего узнать его лишь по шапке золотых волос, красиво обрамлявших загорелое, пышущее здоровьем лицо.

Оба спутника Тилорна были чем-то взволнованы и, вытягивая шеи, вглядывались в центр запруженной дивно одетым народом площади, где на крохотном пятачке двое обнаженных по пояс мужчин отплясывали замысловатый танец. В руках они держали сверкающие палки, причем у одного – даже издали нетрудно было узнать в нем убийцу палача – правая рука была плотно притянута к телу. "Раненый пляшет?" – удивился Тилорн и тут же понял, что никакая это не пляска, а смертный бой и в руках поединщиков вовсе не палки, а отточенные мечи. И еще он понял, что с этим дерущимся одной рукой человеком, в облике которого ему продолжало мерещиться что-то свирепое и неукротимое, каким-то образом связана и его судьба. Именно от него зависит, удастся ли ему когда-нибудь увидеть Землю, своих родных и близких…

Тофра-оук торжественно заверил ра-Вауки и всех жителей поселка, что подобранный ими чужак не представляет никакой опасности и не является посланцем Панакави. Из речи его Тилорн понял всего несколько слов, но смысл ее был очевиден. По решению вождя мекамбо, совершив необходимые обряды, приняли его в свое племя, хотя, как он узнал значительно позже, колдуну пришлось использовать весь свой авторитет, чтобы сломить упрямство ра-Вауки, настаивавшего, что взятого у моря чужака надо вернуть морю. Овладев языком островитян, землянин часто беседовал с Тофра-оуком и не раз заводил разговор о том, как удалось тому заглянуть не только в его прошлое, но и в будущее, однако колдун то ли не хотел, то ли действительно не мог ответить ничего вразумительного. "Каждый человек носит в себе зерна грядущего, и в том, что Тиураола показал тебе с моей помощью, нет ничего удивительного. Заглянуть в будущее легко, трудно при этом сохранить мужество. Быть может, поэтому Дневной бог, жалея людей, и не открывает им то, что ждет их завтра?" – вот и все, чего удалось ему добиться от хитро улыбающегося старика, который знал несравнимо больше того, что говорил, хотя и поговорить был очень даже не дурак.

Предсказания и предвидения были слишком сродни колдовству и чародейству, чтобы Тилорн мог в них поверить. Он сам умел и любил творить чудеса, которые облегчали жизнь мекамбо, но в основе его "чудес" лежали знания, накопленные землянами за двадцать с лишним веков, в то время как тут имело место что-то совершенно иное. Что-то, что разум настройщика магно-систем отказывался понимать…

Тилорн поморщился – не хватало ему еще в колдовство уверовать! – и почувствовал, что ноги у него основательно затекли. Занятый воспоминаниями, он не особенно прислушивался к разговору Ваниваки с негонеро, учтиво переливавших из пустого в порожнее. Уловив слова "сай-коот", он представил несколько пар занятых любовными играми подвыпивших туземцев, в детской своей непосредственности очень скоро забывающих, где чья жена и где чей муж, но возникшая в мозгу сцена протеста не вызвала Он пробыл среди мекамбо достаточно долго, чтобы понимать: жизнь в больших родовых домах, где нет места уединению и все происходит на виду у всех, приучила островитян не слишком стесняться друг друга и не считать что-либо, кроме, быть может, набедренной повязки или ожерелья на шее, своей собственностью. Где нет бедных и богатых и даже дети являются достоянием всего рода, сай-коот, так же как и охватывающее по временам жителей родовых домов стремление к уединению, – вещь более чем естественная.

За время, проведенное на Тулалаоки, Тилорн успел проникнуться уважением к приютившим его людям и на многое уже мог смотреть их глазами. Смущало и тревожило его лишь возникавшее иногда чувство, что, помимо законов, по которым живут все известные ему миры, в этом действуют еще и силы, происхождение и характер которых ему совершенно непонятны, необъяснимы и не укладываются в привычные, весьма широкие, кстати сказать, рамки. Порой чувство это пропадало, порой же становилось таким сильным, что казалось, еще немного – и он готов был уверовать в существование чего-то сверхъестественного, и это, разумеется, никак не могло способствовать душевному равновесию, в котором по мере сил и возможностей старался пребывать наладчик магно-систем.

5

Солнце уже клонилось к горизонту, а до Тин-Тонгры было еще плыть и плыть, когда сидящие в каноэ дружно вздрогнули от раздавшегося с левого берега оклика:

– Эй, на лодке! Никак вы к нам с Тулалаоки пожаловали?

"Девчонка здорово ныряет, если так долго была под водой", – подумал Ваниваки и выжидательно взглянул на Тилорна, но тот лишь отрицательно покачал головой:

– Если я сейчас зачарую ее, она попросту утонет.

– Хорошего лова! Много ли жемчужин посчастливилось отыскать? – приветствовала ныряльщицу Маути, внимательно осматриваясь по сторонам. Похоже, девица приплыла сюда одна: кроме легкого челнока из коры, столь крохотного, что заметить его между двумя наполовину скрытыми водой валунами почти невозможно, если не высматривать специально, других лодок поблизости не было.

– Мне не повезло, в моих раковинах не оказалось слез моря, – отвечала девушка, чуть заметно шевеля руками, чтобы удержаться на плаву, и перевела пытливый взгляд больших темных глаз с Маути на Тилорна. – Неужели вы и правда надеетесь выручить своего горе-жениха?

Ваниваки, которого нырялыцица едва удостоила взглядом, нахмурился и сжал кулаки:

– Почему бы и нет? Уж не ты ли нам помешаешь?

Вместо ответа девица ушла под воду, а Маути досадливо хлопнула ладонями по коленям:

– У тебя глупый язык! Если бы она хотела нам помешать, то верно не стала бы окликать и привлекать к себе внимание! Гребите к челну, но не пытайтесь догнать ее.

– Зачем все это? Пусть Тилорн заставит ее забыть…

– Она собиралась что-то сказать нам, о чем-то предупредить! Разве это не ясно? – прервала юношу Маути и, увидев, что девушка выбралась на отмель, прошептала: – Кладите весла!

Незнакомка в три стремительных прыжка достигла челнока и одним движением спихнула его в воду.

– Вот уж не подумала бы, что она такая трусиха! – громко заявила Маути.

– Я трусиха?! – готовая прыгнуть в челнок девушка замерла.

– Мало того что трусиха, так еще и умом не блещет. Другая бы сразу сообразила, что копье быстрее весла, – поддержал Маути Ваниваки.

Глаза девушки округлились, но она продолжала пребывать в нерешительности. Сетка с раковинами-жемчужницами у пояса и длинный нож, ножны которого были примотаны к голени, – вот и все, что было у нее под рукой. Челнок же, понимание этого отчетливо читалось на ее лице, никак не опередит пущенного ловкой рукой копья.

– Не бойся, мы не причиним тебе зла. Наши мужчины не воюют с детьми. – Смех Маути заставил девушку гордо выпрямиться.

– Я не ребенок! – Маленькая нырялыцица, копируя, по-видимому, чью-то позу, расправила узкие плечи, демонстрируя неразвитую грудь, положила ладони на худые бедра и независимо откинула назад голову. Тяжелая прическа, сделанная при помощи ремешков и палочек, чтобы волосы не мешали нырять, казалась слишком массивной для тонкой шеи, а хрупкому, угловатому телу подростка настолько не соответствовали жесты и вызывающее выражение лица, позаимствованные у зрелой женщины, что Ваниваки непроизвольно улыбнулся.

– Кто же ты тогда? – мягко спросил Тилорн.

– Я Патинаутаваруни из рода Таваруки, – высокомерно промолвила девушка.

– И чем же знаменит твой род? – поинтересовался Тилорн все так же серьезно.

– Мой род… Это не важно! Главное – я не ребенок!

– Очень хорошо. Тогда ты не будешь осуждать юношу, приплывшего на ваш остров по зову сердца. Девушки очень хорошо разбираются в таких вещах, как влечение сердца, – вкрадчиво сказала Маути.

– Никто его не осуждает. Но раз уж не умеешь, так нечего и браться похищать невесту…