Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мир Волкодава (№1) - Спутники Волкодава

ModernLib.Net / Фэнтези / Молитвин Павел / Спутники Волкодава - Чтение (стр. 27)
Автор: Молитвин Павел
Жанр: Фэнтези
Серия: Мир Волкодава

 

 


С тех пор пролетело немало веков,

Смерть ныне живет вдалеке от Богов.

И все же, случается, дань собирая,

Влюбленных щадит, Близнецов вспоминая.

Влюбляйтесь же в холод, и в слякоть, и в зной,

Коль любите – Смерть обойдет стороной!

А-хой! А-хой!

– Недурно! – воскликнул капитан, поднимая кружку. – За Двуединых, умиротворивших Курносую!

– За Близнецов! – вторили ему гребцы, стуча кружкой о кружку.

– За Учеников, которые не раз доказывали свое умение ублажать жаждущих любви девок! – нетвердо провозгласил один из мореходов и обратился к Артолу: – Быть может, ты споешь нам что-нибудь и об их похождениях и подвигах?

– Пожалуй, как-нибудь в другой раз, – отказался певец, поймав предупреждающий взгляд Манисы. – Давайте-ка я лучше спою вам о том, как Ак-Дара попала в плен к пиратам и стала их атаманшей.

– Спой! Спой про Ак-Дару, припотешная история! – одобрительно зашумели гребцы, но тут впередсмотрящий крикнул из расположенного на вершине мачты "вороньего гнезда":

– Капитан! Беда, капитан! Справа по борту морской дракон!

– Что ты мелешь! Протри глаза! Их отродясь в этих водах не бывало! – заорал Маниса, багровея.

– Капитан, он приближается!

– О, порождение медузы! Акулий корм! Выкидыш макрели! Если это шутка, я все линьки об твою шкуру измочалю! – Изрыгая проклятья, капитан кинулся к правому борту. Гребцы повскакивали с нагретой солнцем палубы и устремились за ним.

– О каком драконе идет речь? Разве они существуют? Я всегда думал, что твари эти не что иное, как плод досужих вымыслов... – обратился Тразий Пэт к Хономеру, но тот отрицательно покачал головой.

– Мне никогда не приходилось их видеть, хотя слухи о них ходят самые разные и широко распространены среди мореходов.

– К сожалению, слухи эти не лишены оснований. Я сам разговаривал с людьми, видевшими этих ужасных чудовищ, живущих в водах, омывающих западную оконечность Мономатаны. Тамошние места – как суша, так и море – редко посещаются цивилизованными людьми, говорят, это настоящий край чудес. Пойдем взглянем, что за существо явили Боги нашим глазам, – предложил Агеробарб.

Из-за спин широкоплечих мореходов увидеть что-либо было трудно, но, прислушиваясь к их возбужденным возгласам, вглядываясь в направлении вытянутых рук, Хономер заметил сначала похожую на обрубок огромного бревна голову, потом на расстоянии локтей тридцати от нее один черный лоснящийся горб, а еще дальше – другой.

– Хватит глазеть! Живо по местам! – рявкнул капитан, и, повинуясь его командам, часть мореходов бросилась к крепящим паруса канатам, а другие поспешили занять лавки гребцов.

– Левее бери, левее, попытаемся прижаться к берегу! – вторил Манисе боцман.

Артол, сменив фиолу на барабан, ударил колотушкой по тугой коже, и гребцы разом погрузили весла в воду.

Опершись на фальшборт, Хономер некоторое время разглядывал морского дракона, то скрывавшегося, то вновь появлявшегося на поблескивавшей в солнечных лучах поверхности моря.

– По-моему, он не приближается, и я не вижу причин для паники, – повернулся он к Агеробарбу. – Да и какой вред может причинить эта тварь "Персту Божьему"?

– Он приближается, хотя и не по прямой. А что касается вреда… Тразий, не хочешь ли ты подготовиться к встрече с этим чудищем?

– Н-ну, пожалуй, я приму кое-какие меры… – пробормотал молодой маг с сомнением и вместе с Агеробарбом двинулся за своими магическими приспособлениями.

Хономер вновь устремил взгляд на дракона и вынужден был признать, что тот и впрямь приблизился к кораблю, хотя паруса были развернуты, ветер "пойман" и судно набрало такую хорошую скорость, что гребцы выбрали весла, а барабан Артола, сделав свое дело, умолк.

По команде Манисы мореходы начали вооружаться баграми, гарпунами и копьями, готовясь к битве, и по тому, с каким тщанием они выбирали оружие, жрец заключил: люди твердо уверены, что дракон непременно нападет на судно. Из выкриков и проклятий их следовало, что он приплыл от западного побережья Мономатаны – то ли течением его принесло, то ли штормом пригнало. Наслышанные о кровожадности подобных монстров, на победу мореходы не слишком рассчитывали, но намерены были дорого продать свои жизни.

Глядя на кипящие вокруг приготовления, Хономер не мог не улыбнуться. При наличии на корабле двух магов суета эта выглядела совершенно бессмысленной. Если уж им не удастся остановить дракона, то никакое оружие смертных и подавно не причинит ему значительного ущерба. Хономер не жаловал чародеев, но, в отличие от гребцов, боцмана и капитана, представлял, на что способен маг уровня Агеробарба, вооруженный своими колдовскими причиндалами, и с некоторым нетерпением ожидал начала действа, которое вот-вот должно было разыграться перед его глазами.

Дракон явно настигал судно, и Хономер вздохнул с облегчением, когда на палубе появился наконец Агеробарб, несший в руках посох и сумку. Следовавший за ним по пятам человек тащил медную пятилапую курильницу. Тразий Пэт, легкомысленно насвистывая, вышел на палубу последним и, кинув единственный взгляд на дракона, подошел к капитану. Взяв всклокоченного, донельзя взволнованного Манису под локоть, молодой маг начал ему что-то тихо втолковывать. Капитан закатил глаза, взмахнул свободной рукой, в которой был зажат широкий абордажный тесак, совершенно непригодный для грядущей схватки, и попытался стряхнуть с себя Тразия, но тот продолжал что-то настойчиво говорить, не обращая ни малейшего внимания на протесты Манисы. Видя, что от мага так просто не отвязаться, капитан зычным голосом позвал нескольких гребцов, и те полезли в трюм, чтобы доставить Тразию необходимые для волшбы предметы.

Агеробарб между тем отправился на корму, установил там курильницу, бросил в нее пышущие жаром угли, принесенные в толстостенном глиняном горшке, и, зажав посох между колен, принялся перебирать содержимое своей сумки. Не занятые парусами мореходы обступили мага, воинственно потрясая гарпунами и копьями. Хономер протолкался поближе к курильнице и стал с любопытством наблюдать, как Агеробарб выбирает нужные ему для колдовского действа мешочки и проверяет сохранность их содержимого.

– Удастся ли тебе обезвредить эту тварь, брат мой? – поинтересовался он и по тому, как затихли мореходы, понял, что вопрос этот занимал многих.

– Полагаю, что, если все пойдет, как задумано, я сумею уничтожить дракона, – ответствовал Агеробарб, высыпая на угли щепоть желтого порошка.

– Ты его хотя бы подрань, а уж мы навалимся всем скопом и забьем мерзкую гадину! – выкрикнул кто-то из гребцов.

– Лишь бы она корабль ко дну не пустила, прежде чем мы гарпуны в нее кинем! – поддержали его товарищи.

Агеробарб, сумрачно взглянув на толпящихся вокруг мореходов, ничего не ответил и высыпал на угли красный порошок.

– Брат мой, быть может, ты позволишь мне прежде попробовать отогнать этого дракона? – мягко спросил Тразий, неожиданно возникая из-за спины Агеробарба. – Думаю, я сумею убедить его не нападать на корабль, если он и правда собирается это сделать.

– Ты? – Агеробарб уставился на молодого мага, изумленно приподняв брови. – Боюсь, тебе это не удастся. А что он намерен напасть, не вызывает, по-моему, никаких сомнений.

Словно в подтверждение этих слов, огромная голова дракона взмыла над водой на невероятно длинной и толстой шее. Широкая пасть распахнулась, обнажая желтые клыки, и мореходы испустили вопль ужаса.

– Быть может, он просто желает прогнать нас из своих охотничьих угодий и потому демонстрирует свою мощь? – предположил Тразий и скомандовал стоящим за ним людям: – Делайте, как я велел.

Гребцы расступились, и четверо шедших за магом мореходов швырнули за борт копченый окорок, который закачался на волнах, поддерживаемый несколькими надутыми мехами из-под вина.

– Ты полагаешь, что для возбуждения аппетита этой твари надобно сначала поднести ему закуску? – саркастически спросил Агеробарб.

– Закуску и выпивку, – ответил Тразий, и двое замешкавшихся мореходов по мановению его руки бросили в воду полупустой бочонок с вином.

– О Предвечный и Нерожденный, образумь брата моего! – воззвал Агеробарб, простирая руки к небесам, и, повернувшись к Тразию, гневно промолвил: – Не лучшее время и место выбрал ты для потехи! Уходи и не мешай мне, пока еще в моих силах остановить этот ужас морей!

– Ужас? Да полно! Глядите, что сейчас произойдет! – Тразий махнул рукой, и все невольно уставились в указанном направлении.

Завидев качающийся на волнах окорок, дракон изогнул свою чудовищную шею и одним махом заглотил и копченую тушу, и поддерживавшие ее на плаву меха. Янтарные глаза его сверкнули, и по толпе мореходов пронесся приглушенный ропот. Молодой маг прошептал что-то неразборчивое, на окаменевшем лице его выступили скулы.

– Прекрати! Прекрати немедленно свои фокусы! Эту тварь необходимо убить, иначе она от нас не отстанет! – проскрежетал Агеробарб и начал делать пасы над курильницей.

– Смотрите, он отстает! – крикнул кто-то из гребцов.

– Да прибудет с нами милость Близнецов! – произнес Тразий, осеняя себя знаком Разделенного Круга. – На вас, Двуединые, уповаю! Вас молю, уберегите от пролития крови! Мир, созданный Предвечным, велик и обширен, места в нем хватит всем. Отец Нерожденный, ужели тесно стало под зажженным тобой солнцем людям, зверям, птицам и гадам морским?

Юноша разжал вытянутую в направлении дракона руку, и на раскрытой его ладони что-то вспыхнуло. Он вскрикнул от боли и прерывающимся голосом потребовал:

– Останови дракона! Пусть примет он то, что дается ему от чистого сердца, и уйдет в родную стихию!

Хономер увидел, как загримасничал, тряся обожженной рукой, Тразий, как дракон, проглотив бочонок, ушел в синюю глубину, и глазам своим не поверил – неужели подействовало?

Агеробарб что-то раздраженно бубнил себе под нос, мореходы, опустив копья и гарпуны, уставились на пустынные воды, ожидая, что чудовище вот-вот вновь вынырнет, но дракон не появлялся. Наконец кто то ударил древком копья о палубу и завопил истошным голосом:

– Ушел! Век бабы не иметь, ушел!

И будто сорвавшись с цепи, заорали, запричитали, завыли, заулюлюкали все столпившиеся на корме люди. Подхватив Тразия, швырнули в воздух раз, другой, третий…

– О Двуединые, возможно ли это? – пробормотал Хономер, все еще не в силах поверить увиденному. Он хорошо помнил завет Близнецов, гласивший, что грешно убивать любую тварь, но знал и то, как часто им пренебрегают в ситуациях, где выполнить его ничего не стоит. Он привык к этому, ибо при желании нетрудно найти оправдание любому проступку. Он знал также, что убить значительно легче, чем заставить одуматься и повернуть любое живое существо, и потому сознавал, что Тразий продемонстрировал магию высочайшего класса.

Больше всего, однако, поразило Хономера не мастерство этого юноши, лишний раз подтвердившее безошибочность выбора Возлюбленного Ученика Близнецов, а то, что Тразий избрал именно этот, наиболее сложный и трудоемкий способ избавиться от дракона. Обладай он сам подобным умением, чудище было бы тотчас убито. Он так же, как и Агеробарб, не колебался бы ни мгновения, а этот парень, этот юнец мыслил как-то иначе… Вероятно, этот трюк удался ему потому, что он сумел почувствовать себя драконом, понять и пожалеть этого монстра. Но как удалось ему сделать это? Как смог он одолеть соблазн безнаказанно применить магическую силу самым простым и эффектным способом? Или потому-то и дано ему обладать этой силой, что он не желал использовать ее во зло кому бы то ни было?"

8

Вивилана подмигнула своему отражению в зеркале, закинула руки за голову и подумала, что подруги не льстили: грудь у нее – одно заглядение. При таком небольшом росте, будь она чуть крупнее – и выглядела бы вульгарной; чуть меньше – и ее можно было бы принять за миловидного большеглазого мальчишку. Тем более что в лице ее и правда было что-то мальчишеское, хотя нянюшка и говорит, что это пройдет. Впрочем, Дуберу послушать, так Ви вообще первая красавица Аланиола. Думать так приятно, да поверить трудно. Потому что, если бы это действительно было так, Хрис бы с нее глаз не сводил. А он, противный, все еще за девчушку малую ее принимает. Хоть бы этот золотоволосый ему глаза открыл, что ли…

Девушка обольстительно улыбнулась, потом наморщила носик, капризно надула пухлые алые губы, томно закатила светло-карие глаза и, хихикнув, послала не то отражению своему, не то зеркалу воздушный поцелуй. Волшебное это стекло несколько лет назад привез ей из дальних далей Хрис, и стоило оно, по словам отца, безумно дорого. Сам Верцел на такую бессмысленную трату денег никогда бы не решился – в скупости его и завистники не обвиняли, но где ему было понять, что эта редкая игрушка может значить для хорошенькой девчонки. Пожилому купцу и невдомек было, что именно благодаря зеркалу у Вивиланы так много подруг, которые, в отличие от него, превосходно понимали разницу между полированной бронзой или даже серебром и этим вот чудесным зерцалом, глядя в которое каждую веснушку, каждую ресничку рассмотреть можно.

Помимо зеркала у подруг Вивиланы была и еще одна причина завидовать ей: никто из них не имел таких роскошных, густых и волнистых волос редкого красно-коричневого оттенка. Спускаясь до талии девушки, они украшали ее лучше всяких драгоценностей, и, сознавая это, она не ленилась расчесывать их по несколько раз на дню. Утомившись гримасничать перед зеркалом, Вивилана вооружилась костяным гребнем, дюжиной хитроумных шпилек и заколок и принялась мастерить невиданную прическу, благо из такого прекрасного материала создавать ее было одно удовольствие. Однако занималась она на этот раз своим любимым делом без обычного увлечения, ибо мысли ее заняты были совсем иным.

Какие бы затейливые прически она ни изобретала, какие бы диковинные наряды собственного изобретения и изготовления ни надевала, выходя к столу, ни единожды ей не удавалось заметить в глазах Хриса того восторженного огонька, который нет-нет да и вспыхивал в глазах Эвриха. До недавнего времени Вивилана надеялась, что рано или поздно Странник обратит на нее внимание, не может не обратить, но после того, как он с этим золотоволосым красавчиком привел с Дурного рынка двух рабынь, уверенность ее в собственной неотразимости несколько поколебалась. То есть, конечно же, она была во всех отношениях несравнимо привлекательней этих девок, но они-то отправятся с Хрисом в Мономатану, а она останется здесь, и не известно, когда в следующий раз увидит Странника. И увидит ли вообще… А если он к тому времени обзаведется женой?

Впрочем, мысль о будущей жене Хриса почему-то не так раздражала девушку, как воспоминания о купленных им с Эврихом рабынях. Обе они, на ее взгляд, были ни на что не годны. У хилой, заморенной девчонки из Саккарема левое плечо было значительно выше правого, и от одного вида ее на душе становилось пакостно и уныло, как в беспросветно дождливый день. Тьфу, и только!

Вторая, чернокожая, в возрасте Хриса, лет этак тридцати – тридцати пяти, была недурна собой, если кому-то нравятся мономатанки. Круглые налитые груди не могла скрыть даже грубая дерюжная хламида, заменявшая ей тунику, тяжелые бедра, правильной формы овальное лицо с крупными, выразительными чертами, черные курчавые волосы… Словом, была бы она по-своему даже хороша, если бы не чересчур широкие плечи и несильная, но сразу бросающаяся в глаза хромота, сводившая на нет все ее прелести. Глядя на подпрыгивающую, дергающуюся походку чернокожей, любому становилось ясно, что работник из нее тот еще, а вместе с саккаремкой они составляли столь потешную пару, что Вивилане стоило немалых усилий удержаться от смеха.

Смех, впрочем, быстро сменился раздражением, когда она услышала, что Хрис с Эврихом не только кличут калечных рабынь по именам, но и разговаривают с ними как со свободными, просвещенными аррантками. Будь эти рабыни писаными красавицами, найти объяснение такому поведению мужчин было бы нетрудно. В конце концов, даже если бы Хрис привел с Дурного рынка мальчика, и это можно было бы понять, в просвещенной Аррантиаде умели относиться терпимо к человеческим слабостям и странностям, хотя и не поощряли их. Но купить двух калек – это было явное извращение, понять которое нормальному человеку совершенно невозможно. Объяснение отца, сводившееся к тому, что Хрис дал какому-то Богу обет за спасение своей жизни дарить свободу рабам, кое-что проясняло, но тогда получалось, что Странник и его друг невероятные скупердяи и скареды. Верцел попытался разубедить Вивилану и в этом и довольно долго толковал о том, что калекам в неволе живется несравнимо хуже, чем здоровым рабам, и Хрис, безусловно, совершил доброе дело, выкупив этих уродок. Дней пять-шесть девушка наблюдала за отношениями между бывшими рабынями и их господами и должна была признать, что отец оказался, как всегда, прав. Хрис, и прежде казавшийся ей идеальным мужчиной, поднялся в ее глазах на недосягаемую высоту, но тут Вивилана заметила, как смотрит на него эта чернокожая, и испытала совершенно незнакомое ей прежде тягостное чувство.

Тощая кривобокая саккаремка, кажется, с первого взгляда влюбилась в Эвриха. Во всяком случае, когда ему вдруг стало плохо и он едва не рухнул посреди двора, она начала квохтать и хлопотать над ним, как наседка над цыпленком, чего рабыне, даже отпущенной на свободу, делать не пристало. Хрис осмотрел занемогшего и, решив, что слишком рано начал таскать его по городу, велел юноше еще денек полежать в постели. Попросив Хатиаль приготовить ему какое-то особенное питье и сделать компрессы на рану, он на следующее утро, как обычно, отправился по делам, так эта кривобокая весь день над парнем просидела, словно мать или сестра родная. И смотрела на него влюбленными, да-да, влюбленными, как это ни дико, глазами!

Разумеется, Вивилане не было дела до того, какими глазищами смотрит эта несчастная на Эвриха. Пусть она хоть спит с ним, хоть женит его на себе, если сумеет, ей-то что? Хуже было другое: Нумия – эта чернокожая хромая обезьяна – точно так же начала поглядывать на Хриса! На ее Хриса! На что эта образина надеялась, совершенно непонятно, хотя, с другой-то стороны, путешествие в Мономатану занимает дней двадцать-тридцать, и когда кругом только волны и делать мужчине решительно нечего…

Девушка дернула гребень и сморщилась от боли. Нет, она не хочет даже думать о том, что эта Нумия может взойти на ложе Хриса! Она не позволит!

Вивилана взглянула в зеркало и не узнала себя: губы сжаты в полоску, глаза горят, как у разъяренной кошки, между серповидных нахмуренных бровей пролегла вертикальная складочка. Да, такой ее еще никто в доме не видел, и сама она не знала, что может так злиться! Подруги были склонны упрекать Ви в излишней мягкости, и, право же, вывести ее из себя почти никому не удавалось, но когда дело касается Хриса… Ах, если бы она могла хоть с кем-то поделиться своими замыслами, посоветоваться! Но если она только намекнет о своих планах Дубере, то нянюшка, а уж любая из подруг тем более, немедленно побежит к отцу…

Мелодично звякнул колокольчик, и заглянувшая в комнату Дубера сообщила:

– Госпожа, к тебе тут гадалка пришла. Та самая, Неморена.

– Зови, – распорядилась Вивилана, откладывая гребень в сторону и задергивая зеркало бархатной занавесочкой. Услышав тяжелые решительные шаги, она прикоснулась к груди, где на тонкой серебряной цепочке висел оберег, и прошептала короткую охранительную молитву. Всякие слухи ходили о Неморене, и, хотя девушка не особенно верила болтовне подруг, сердце ее учащенно забилось.

– Долгих лет тебе и счастливой жизни, милая госпожа. – Сильный, с хрипотцой голос вошедшей женщины до краев заполнил маленькую комнатку, заставленную изящной мебелью и дорогими безделушками.

– Здравствуй, Неморена. Спасибо, что пришла. – Девушка поднялась навстречу пожилой, но крепкой еще, крупной, высокой женщине с несколько мужеподобными и в то же время располагающими к себе чертами лица. – Присаживайся, выпей вина и не обессудь за скромное угощение. Я не хочу, чтобы отец знал о твоем приходе, он, видишь ли…

– Я понимаю и прошу тебя не беспокоиться Люди по-разному относятся к предсказателям, и трудно винить их в этом, ведь и предсказатели бывают разные. К сожалению, шарлатанов с каждым годом становится все больше, и скоро мое ремесло исчезнет вовсе. – Неморена чуть притушила свой мощный голос и с опаской опустилась на хрупкий стульчик. Сдвинула на край круглого стола вазочку с фруктами, плеснула из кувшина вина в серебряный стаканчик. Опорожнила его, поставила на колени потертую замшевую сумку и вытащила из нее резную деревянную шкатулку. Все это она проделала как-то удивительно складно, плавно и так стремительно, что Вивилана и глазом моргнуть не успела. Почему-то ей казалось, что такая крупная женщина и двигаться должна медленно и значительно.

Неморена, не тратя лишних слов, знаком предложила девушке сесть напротив, сделала несколько пасов над крышкой шкатулки, раскрыла ее и выложила на стол из орехового дерева две стопки костяных квадратиков. На каждом из них был искусно вырезан и зачернен тонкий рисунок, и каждая имела название: "Воин", "Лебедь", "Цветущий миндаль".

– Я взяла с собой "Таблицы Судьбы", хотя могла бы предсказать твое будущее по движению облаков, угольям костра, внутренностям животных, поведению муравьев или восковому литью. Для этого, однако, тебе необходимо было бы посетить меня, – мягко пророкотала гадалка, испытующе поглядывая на Вивилану. – Так о чем бы ты хотела узнать прежде всего: о делах отца, будущем подруг или приглянувшемся тебе юноше?

Услышав шорох, девушка обернулась и, увидев выглядывающую из-за дверной портьеры нянюшку, укоризненно покачала головой. Она догадывалась, что Дуберу снедает любопытство и тревога за "ненаглядную свою девоньку", и сама чувствовала бы себя значительно увереннее, если бы, кроме гадалки, в комнате присутствовал еще кто-нибудь, мало ли что… Но вопросы, которые девушка хотела задать Неморене, не должна была слышать ни одна живая душа и уж во всяком случае не Дубера. Удивительно, как это она вообще согласилась привести знаменитую гадалку, не поставив об этом в известность весь дом.

Нянюшка, обиженно поджав губы, скрылась за портьерой. Девушка прислушалась к ее удаляющимся шагам и, преодолевая охватившую ее неловкость, сказала:

– Если бы меня интересовали дела отца, я бы поговорила с ним самим. Чтобы узнать что-либо о подругах, мне тоже не требуется прибегать к твоему искусству – они с такой охотой говорят о своем прошлом и настоящем, что у меня, честно говоря, не возникает желания заглядывать в их будущее.

– Значит, тебе приглянулся юноша и ты хочешь узнать, любит ли он тебя? – спросила Неморена, раскладывая таблички рисунками к поверхности стола и перемешивая их круговыми движениями рук.

– Его вряд ли можно назвать юношей, и он не только не любит меня, но и не замечает. То есть замечать-то замечает, но относится как к маленькой девочке.

– Так что же ты хочешь от меня, я ведь не изготовляю приворотных зелий?

– Он всегда был очень внимателен ко мне, и, наверно, я ему нравлюсь. Посмотри, что он мне подарил несколько лет назад! – Повинуясь внезапному порыву, Вивилана подошла к стоящему у кровати столику и отдернула прикрывающую зеркало занавесочку.

– Щедрый подарок. Значит, этот мужчина богат. Он женат или вдовец?

– Не думаю, чтобы он был так уж богат. Он купец и часто отправляется в заморские края, но делает это, как мне кажется, скорее по велению души, чем из стремления разбогатеть. Он не женат и… Собственно, об этом-то я и хотела тебя спросить. Удастся ли мне влюбить его в себя? Я… Я хочу, чтобы он женился на мне, – произнесла Вивилана, отворачиваясь от гадалки и прижимая ладони к порозовевшим щекам.

– Почему ты краснеешь? Стать женой хорошего человека мечтает каждая разумная девушка. И только дурочки целиком и полностью возлагают заботу о своей судьбе на провидение. Я разложу таблички, и мы поглядим, ждет ли тебя счастье с купцом-путешественником, подарившим некогда маленькой симпатичной девочке большое прекрасное зеркало. Но скажи мне прежде, не пробовала ли ты говорить о нем со своим отцом? Верцел слывет человеком разумным и, наверно, будет рад просватать тебя за своего знакомца, к которому он, как я поняла, тоже неплохо относится.

"Ай-ай-ай!" – подумала с запоздалым раскаянием Вивилана. Вместо того чтобы слушать гадалку, она рассказала ей чуть не все, что знала о Хрисе, разве только имени его не назвала!

– Не удивляйся, что я так подробно расспрашиваю тебя, и поверь, жалеть тебе о своей откровенности не придется. Выйдя из этой комнаты, я тотчас забуду все, что услышала от тебя, – сказала Неморена, будто подслушав мысли девушки. – А расспрашиваю я тебя не из праздного любопытства Согласись, чтобы получить возможно более точный ответ, надо суметь правильно задать вопрос, а для этого вникнуть во все обстоятельства дела. Люди, которые не желают или не могут быть откровенны и вынуждают меня задавать "Таблицам Судьбы" туманные вопросы, получают столь же туманные ответы, пользы от которых, прямо скажем, не больно много. Так ты не говорила со своим отцом?

– Нет. Он тоже, по-видимому, считает, что мне еще рано думать о замужестве. И потом, видишь ли, Хри… человек, о котором я тебе говорила, живет не в нашем городе. А я у отца единственная дочь, и он вряд ли захочет, чтобы меня увезли из Аланиола. Да и трудно мне представить, как он заговорит с… тем человеком. Предлагать свою дочь мужчине, который поглядывает на нее как на младшую сестренку, это…

Вивилана была уверена, что Верцел, скорее всего, не осудит ее, но и с Хрисом о ней никогда не заговорит. Объяснить этого девушка толком не могла, но гадалка если и не поняла, то почувствовала, что она имеет в виду.

– Хорошо. Положи руки на стол, сиди тихо и думай об этом Хри… человеке. Посмотрим, что скажут таблички, – промолвила Неморена и начала одну за другой переворачивать костяшки рисунками вверх. Она раскладывала их так и этак, они образовали круг, потом несколько трилистников, два ромба…

Руки у Вивиланы затекли, песок давно перетек в нижнюю часть часов, а гадалка все раскладывала и смешивала, смешивала и раскладывала свои таблицы, составляя из них различные фигуры и комбинации. Сначала лицо Неморены хранило спокойствие, затем на нем появились признаки озабоченности, она начала хмуриться и наконец, в очередной раз смешав таблички и разложив из них нечто вроде пирамиды, с сожалением покачала головой:

– Боюсь, что заполучить приглянувшегося тебе мужчину в мужья будет непросто, и, если ты найдешь в себе силы отказаться от него, это сильно упростит твою жизнь. – Гадалка подняла глаза на Вивилану, и та с удивлением отметила, что женщина и сама огорчена тем, что узнала из своих табличек.

– Расскажи мне поподробнее, о чем сообщили тебе эти рисунки, – попросила она.

– Сами по себе знаки таблиц, так же как и буквы, мало что значат. Но сочетания их позволяют с большой достоверностью предсказывать будущее, – начала Неморена, откидываясь на спинку стула. – Во-первых, я попыталась выяснить, что произойдет, если ты расскажешь своему отцу все то, о чем рассказала мне, и таблички сообщили, что в этом случае тебя ждет весьма неприятный разговор, и ничего больше. Во-вторых, я, естественно, задала вопрос, что будет, если ты подождешь годик-другой, – тогда-то уж, хочешь не хочешь – и отец, и избранник твой увидят, что ты созрела для замужества.

– Да? – вежливо поинтересовалась девушка.

– Увы, таблицы показывают, что ждать изменений к лучшему бесполезно. Прочесть предсказание можно двояким образом: то ли мужчина, о котором ты спрашиваешь, женится и в ближайшие годы в Аланиоле появляться не будет, то ли он погибнет. Причем самое любопытное заключается в том, что ты каким-то образом будешь причастна или к его свадьбе, или к его гибели.

– Ну это просто в голове не укладывается! – недоверчиво нахмурилась Вивилана.

– Люди, на беду свою, плохо понимают друг друга. А понять безгласные сочетания символов еще труднее, но я попробую пояснить свою мысль. Когда я говорю "причастна" к чему-либо, это значит всего лишь, что поступи ты так или иначе, это тем или иным образом повлияет на жизнь человека, но совсем не обязательно станет причиной его женитьбы или смерти. Да вот простенький пример. Твой отец приглашен на пир к своему старинному приятелю и собирается взять тебя с собой, но ты заболеваешь. Некий влюбленный в тебя юноша от скуки начинает на этом пиру ухаживать за другой девушкой, увлекается ею и женится на ней. Ты, разумеется, не виновата в том, что юноша женится на твоей подруге, причина не в тебе, а в нем и в ней, но ты тем не менее причастна к их судьбе хотя бы потому, что не пришла на пир.

– А-а-а… Но погоди, а если я все же пришла? То есть не о пире, конечно, речь. Я хочу сказать…

– Если ты попытаешься влюбить его в себя? Этот вопрос интересовал тебя с самого начала, и его-то я первым и задала табличкам. И ответ получила следующий: ты или действительно станешь его женой, или погибнешь.

– О, Хозяин Морей! То он погибнет, то я! От такого гадания волосы дыбом встают! – Вивилана вскочила со своего стула и в волнении забегала по маленькой комнатке. – Нечего сказать, помогла, разрешила сомнения! Или я выхожу за него замуж, или он женится на ком-то другом, или он гибнет, или я! Да ведь ты мне все возможности перечислила! Какая же мне от такого предсказания польза?

– По-моему, очевидная. Если ты попробуешь влюбить его в себя, избранник твой останется жить. Если ты выбросишь его из головы, тебе совершенно ничего не грозит, и в этом случае останется он жив и женится на ком-либо или умрет, тебе совершенно без разницы.

– Как это без разницы! – возмутилась девушка. – Для меня, знаешь ли, очень даже с разницей, будет жить Хрис, пусть даже и не со мной, или нет!

– Ну, дорогая, я ведь не колдунья! Я лишь рассказываю тебе, что узрела в дымке грядущего, которое в конечном-то счете зависит от тебя самой. Жизнь, как ни избито это звучит, довольно хитрая штука, и только у приговоренного к смерти нет различных вариантов будущего. Обычно ведь меня и спрашивают не для того, чтобы услышать однозначное "да" или "нет", а дабы поглядеть, какие действия дадут наиболее желательные результаты. И прошу обратить внимание, кое-что я тебе сказала определенно. Разговор с Верцелом тебе не поможет, и надеяться на то, что ты сумеешь обаять своего избранника в будущем, не стоит.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39