Люди в Бай-Балане были приветливы, добродушны и простосердечны. О Черных магах они говорили как о сказочных существах, а Белые Братья в их глазах были опасны не более, чем горластый петух, стилизованное изображение которого купцы из Атаргате любили помещать на печатях и торговых знаках. Разумеется, на деле все было совсем иначе, но душа так хотела верить в это, так жаждала передышки! В конце концов Мгал ведь сразил здешнего Черного мага, а обосновавшимся в Бай-Балане Белым Братьям было решительно неоткуда знать, зачем пожаловали сюда северянин и его товарищи. Они двигались столь стремительно, что должны были обогнать всех гонцов и заслужили небольшой отдых!
Ни Мгал, ни его спутники не говорили об этом вслух, но вели себя как беспечная ребятня, как веселящиеся на прокаленном солнечными лучами мелководье мальки, забывшие либо не подозревавшие о том, что лагуна их соединяется с морем и оттуда в любой момент может приплыть зубастое чудище, дабы набить ими свое бездонное чрево…
Подходя к трактиру, Гиль знал, что новости его здесь ждут самые скверные. Вчерашняя выпивка, суета и многолюдье праздничного базара приглушили его «второе зрение». Он отдал пришедшим к Рашалайну за исцелением людям часть своих жизненных сил, и внутреннее чутье подвело его. С недобрым предчувствием, а лучше сказать — с твердой уверенностью в том, что беда уже разразилась, юноша распахнул дверь «Счастливого плавания». Отыскал взглядом Джамба и по затравленному виду трактирщика понял, что кто-то из его товарищей уже поплатился за беспечность.
— Ну?! — прошипел юноша, ощеривая рот в самой омерзительной, зловещей и угрожающей из возможных улыбок. При виде ослепительно белых зубов состроившего ужасную гримасу чернокожего глаза трактирщика помертвели, три подбородка пришли в движение, а на кажущемся непомерно высоким из-за обширной лысины лбу засверкали, подобно густой росе, частые капельки пота.
— Мгала схватили городские стражники. Оглушили и уволокли в тюрьму. Якобы для дознания. Потом пришли четверо мланго и тоже спрашивали о нем. За ними явились ваши приятели: светловолосая девка с толстяком. И, конечно, потребовали, чтобы я сообщил им, куда девался Мгал и эта, как ее… Красивая такая, чернявая…
— Батигар, — подсказал Гиль, чувствуя, что ноги у него подкашиваются, а руки опускаются в прямом и переносном смысле.
— Да-да, Батигар, — оживленно затряс щеками Джамб. — Я рассказал им о Мгале, и они сначала ругались на чем свет стоит, а потом решили идти к тюрьме.
— Ясно, — процедил Гиль, вглядываясь в ставшее похожим на дохлую медузу лицо трактирщика. — А что ты сказал им про Батигар?
— Что же я мог сказать, ежели она в трактир-то не возвращалась? Это они, приятели твои, когда спорили, припомнили, что в базарной толчее ее потеряли. Но стражники тут ни при чем. Не пить мне больше вина, коли это не нгайи!
— Кто-о-о? — спросил Гиль, чувствуя, что волосы у него на макушке распрямляются и встают дыбом.
— Нгайи — Девы Ночи, — пробормотал трактирщик, понижая голос и воровато оглядываясь на начавших коситься в их сторону посетителей таверны. — Только ты меня больше ни о чем не расспрашивай. Мне ведь здесь жить. А кто много болтает — долголетием не отличается.
— Ты этих, нищих, на площади базарной спроси. Они все знают, все видят, терять им нечего… — заегозил Джамб, и на роже его явно было написано, что он ждет не дождется, когда, наконец, чернокожий юноша перестанет терзать его и прекратит тревожить покой посетителей «Счастливого плавания».
— Нгайи… У нищих на площади… — повторил Гиль задумчиво и кивнул, словно приняв какое-то важное решение. — Ну что ж, спасибо и на том. Наверно, ты прав, здесь мне и впрямь делать больше нечего. Нацеди-ка на прощанье бурдюк вина. Да побольше. Да такого, чтобы у статуи язык развязался.
Юноша встряхнул кошель, и на лицо трактирщика начали возвращаться краски.
— С радостью! Чего-чего, а этого добра у меня хватает! Как раз такого, которое тебе нужно! Уж я расстараюсь, таким пойлом тебя снабжу, что мертвецу в рот влей — и тот в пляс пустится! — Джамб понимающе ухмыльнулся и умчался выполнять заказ любимого ученика Рашалайна.
Глава третья
ВЫБОР
Придя в себя, Лагашир был удивлен тем, что все еще жив. Задуманное им дело было обречено на провал, и, если бы не гнетущая тоска и неведомое доселе чувство непереносимого одиночества, он никогда бы не решился задействовать Ловца Душ. Он не мог припомнить, чтобы кольцами Тальога вообще кто-нибудь пользовался последние сто, а то и двести лет. Заклинания Блуждающей Души были достаточно сложны и должны были быть произнесены в течение девяти дней после смерти ее носителя, однако вовсе не это останавливало магов. Колдовской атрибут, выполненный в форме кольца и называемый в просторечии Ловцом Душ, подобно большинству созданных древними магами инструментов, способен был уничтожить своего владельца, если тот окажется недостаточно искушенным, и, согласно преданиям, даже Магистры, случалось, расплачивались жизнью за свою самоуверенность. И ладно бы дело ограничивалось гибелью мага, но подлинный ужас заключался в том, что, уничтожив его тело, кольцо Тальога завладевало душой несчастного…
Лагашир поднял правую руку к глазам и уставился на оправленный серебром черный камень, украшавший его безымянный палец. Он обнаружил это кольцо в кабинете Фараха, на полке, куда Хималь свалил добычу, привезенную из пещеры отшельника. Для мага, далекого от мысли . о самоубийстве, вещица не представляла ни малейшего интереса, и ей было самое место рядом с обломками боевого магического жезла, пирамидками беспамятства, височными дисками вечного блаженства и ошейником покорности. Вероятно, в тайниках Рашалайна можно было найти и более ценные предметы, но мальчишка схватил первое, что попалось ему на глаза, и Магистр усмотрел в этом перст Судьбы. Поначалу он рассчитывал отыскать в кабинете Фараха что-нибудь врачующее душу — магов подчас обуревали те же страсти, что и обычных смертных, и среди созданного ими хватало талисманов, исцелявших душевную боль, однако при виде кольца Тальога всякие сомнения покинули Лагашира. Это был вызов, и он созрел, чтобы принять его.
Разве мог он, всходя на борт «Посланца небес», представить, что когда-нибудь прибегнет к кольцу Тальога ради широкоплечей девушки с обветренным лицом, которую красавицей можно было назвать разве что в насмешку? Магистр уронил руку с перстнем поверх покрывала и слабо улыбнулся, вспоминая Чаг: страстную и неумелую, наивностью походившую больше на деревенскую девчонку, чем на старшую дочь Бергола — наследницу ис-фатейского престола…
— Ты не спишь? — Вошедшая без стука Мисаурэнь смущенно остановилась на пороге отведенной Лагаширу комнаты. — Мальчишка, которого я приставила следить за Домом Белых Братьев, сообщил, что они, разделившись на группы, ушли в город. Охота за Мгалом началась, и нам с Хималем следует поторопиться. Лучший случай вызволить Эмрика вряд ли представится.
— Ты виделась с северянином?
— Нет, как мы и договаривались. Кажется, он недолюбливает меня, и в любом случае у него нет причин доверять мне. Я надеялась разыскать Батигар и потолковать с ней наедине, но около нее постоянно околачиваются Бемс и Лив.
— Не беда. Освободите Эмрика, и завтра поутру Мгал встретит нас с распростертыми объятиями. Если, конечно, нынче ночью не попадет в лапы Белых Братьев.
— О, этого можно не опасаться. В случае нужды Гиль предупредит его об опасности.
— Надеюсь, — сумрачно промолвил Лагашир, и девушка, подняв в прощальном приветствии руку, выскользнула из комнаты.
Нацепившие фальшивые бороды Хималь и Ниврал уже поджидали ее. Полы длинных темных плащей скрывали оружие, надвинутые капюшоны не позволяли разглядеть лица, а в котомки, висящие через плечо, было уложено все, что могло понадобиться для успешного вторжения в Дом Белых Братьев и освобождения Эмрика. Мисаурэни не было нужды скрывать свое лицо: она не собиралась задерживаться в Бай-Балане надолго и потому не страшилась мести Белых Братьев. Прицепив к поясу кинжал, девушка накинула на плечи протянутый ей Хималем плащ, и все трое выскользнули через задний ход из дома городского судьи.
Редкие масляные фонари почти не давали света, а на улицах, которые выбирал Ниврал, их и вообще не было. Запоздалые прохожие при виде подозрительной троицы жались к оградам и стенам домов, городских стражников не было видно, они по заведенному издавна обычаю обходили дозорами лишь зажиточную часть Бай-Балана и редко заглядывали на окраины. Горожан это, впрочем, нисколько не возмущало — не зря Бай-Балан считался самым благополучным и благопристойным из всех портовых городов Жемчужного моря. Он был значительно меньше Шима, Сагры, Манагара или Нинхуба. Сюда реже заходили иноземные суда, а в сезон штормов, когда в гавани оставались только рыбачьи баркасы, город становился прямо-таки образцом добронравия.
Маленькой торговой республикой управлял избиравшийся раз в пять лет Совет унгиров, назначавший городского голову, судью и прочих чиновников. Бывший еще полтора столетия назад ничем не примечательным рыбачьим поселком, Бай-Балан не имел собственных хадасов, а те, что прибывали сюда из-за моря, быстро переставали кичиться собственным происхожденим, до которого горожанам не было никакого дела. Легенды гласили, что некогда в городе объявился человек, пожелавший, чтобы его величали Владыкой Бай-Балана, но чем-то он пришелся горожанам не по нраву и дней через десять его лишили этого высокого звания. Лишили его при этом, как водится, и головы, о чем добродушные обитатели Бай-Балана вспоминать не любили, но все же считали своим долгом доводить до сведения заезжих хадасов, которые время от времени делали попытки плести столь любимые сагрцами, манагарцами и прочими северянами заговоры.
Историю бесславной кончины единственного Владыки Бай-Балана Мисаурэнь вспомнила, ступив на площадь Нерушимой Клятвы, ибо именно здесь свободолюбивые жены горожан поклялись не спать со своими трусливыми мужьями до тех пор, пока те не уничтожат самозванца, что, безусловно, и предопределило скорый конец его правления.
Свернув на Войлочную улицу, Хималь с Нивралом начали тревожно переглядываться, и девушка искренне пожалела, что Лагашир еще слишком слаб и не может принять участия в освобождении Эмрика. Эти нахальные, самоуверенные юнцы, повадившиеся лапать ее в темных коридорах дома городского судьи, никогда не участвовали, насколько она знала, в настоящих сражениях и охоту на степных барсов почитали героическим деянием, достойным быть увековеченным лучшими певцами Бай-Балана. Хималь был Черным магом и умел, по его словам, пользоваться боевым магическим жезлом, а Ниврал, опять же по словам Хималя, входил в десятку лучших бойцов города, охотно демонстрировавших свое искусство на базаре по праздничным дням. На взгляд Мисаурэни, хозяин и телохранитель были под стать друг другу и, вместе взятые, стоили немного, но выбирать было не из кого, и в конце концов единственная роль, которую девушка отводила сопровождавшим ее парням, — вынести Эмрика, если Белые Братья с ним скверно обходились, из подвала и доставить в дом Фараха. Уж это-то они в состоянии сделать?
Подойдя к освещенным фонарем воротам, девушка ощутила, что радостное нетерпение, охватившее ее, едва она вышла на улицу, достигло апогея. Вынужденная дни и ночи напролет сидеть подле Лагашира, перед которым она чувствовала себя в неоплатном долгу, Мисаурэнь редко и ненадолго покидала дом Фараха. Ее страстная, нетерпеливая натура требовала немедленных действий, ей не хватало поклонников и смены обстановки, и вот — слава Двуполой Улыпе! — вынужденному заточению приходит долгожданный конец! Завтра она увидится с Батигар, а там, глядишь, и Мгал, уразумев, что Белые Братья в покое его не оставят, продолжит поход к сокровищнице Маронды. Гиль мигом поставит Лагашира на ноги своими чудодейственными отварами и заговорами, и она избавится наконец от сомнительного удовольствия видеть влюбленную рожу Хималя, решительности которого не хватает даже на то, чтобы затащить приглянувшуюся ему девку в постель…
Мисаурэнь бросила Нивралу плащ, расстегнула две пуговки на рубашке, обнажая соблазнительные полушария грудей, и, шепотом велев мужчинам прижаться к ограде, стукнула дверным кольцом по звонкой меди. Створки ворот издали мелодичную трель, и спустя недолгое время в одной из них открылось небольшое квадратное окошко.
— Чего надо? — Голос привратника нельзя было назвать приятным и дружелюбным, но принадлежал он не старому еще, полному сил мужчине, и это было главное.
— Тебя, красавчик! — проворковала Мисаурэнь так нежно, что у старавшегося слиться с камнями ограды Хималя заныло сердце. — Заждался небось свою малышку? Озяб? Сейчас я тебя согрею, бедняжечка…
— Ты чего? Ты кто? Тебе кого надобно? — загудел привратник и, разглядев соблазнительно оголенные плечи девушки, посунулся к окошку, столь усердно выпучив глаза, что казалось, еще чуть-чуть, и они выкатятся из глазниц.
— Ой, это не тот! — ахнула Мисаурэнь, испуганно отступая от ворот. Алая юбка облепила ее стройные ноги, и привратник шумно сглотнул слюну. — Мне такой смаз-ливенький, хорошенький такой, с усиками нужен… — жалобно пробормотала девушка, подпуская в голос хрипотцу, от которой стоявшие поблизости мужчины ощутили некоторую пульсацию в нижней части тела.
— Хм! Я хоть и не смазливенький, но тоже ничего себе парень… — начал привратник, и тут Мисаурэнь послала короткую и четкую мысленную команду: «Открыть ворота!» Вероятность того, что привратника снабдили ала-браслетами, с помощью которых можно не только определить наличие у собеседника магических способностей, но и защитить мозг от чужого воздействия, была настолько мала, что принимать ее в расчет не имело смысла. Кокетничать с приставленным к воротам полудурком стоило лишь для того, чтобы ослабить его внимание и не тратить сил понапрасну, но в какой-то момент девушка ощутила приятную уверенность, что, будь у нее время, она бы и без внушения заставила стража открыть ворота. Впрочем, даже ее легкомыслие не простиралось настолько, чтобы приступить к проверке немедленно.
Шагнув в распахнутые ворота, ведьма приказала привратнику затворить их и отправляться в свою будку спать. С удовольствием отметив, что лица последовавших за ней Хималя и Ниврала изрядно посерели и скрыть это не может даже скудный свет масляных фонарей, укрепленных на внутренней стороне ограды, она мельком взглянула на висящий у ворот гонг и принялась осматриваться по сторонам.
Большеротый мальчишка оказался прекрасным соглядатаем и сумел точно описать все, что увидел, наблюдая за Домом Белых Братьев с верхушки единственного растущего поблизости высокого дерева. Два здания, поставленные под прямым углом друг другу, в месте соединения были увенчаны маленькой башенкой, силуэт которой четко выделялся на фоне звездного неба. Перед длинным приземистым сооружением с узкими, бойницеобразными окнами, служившим Белым Братьям складом для привозимых из Нинхуба и приготовленных к отправке товаров, росло несколько низко остриженных кустиков, за которыми, в случае опасности, не спрятался бы даже кролик. Три дерева, посаженные вдоль фасада двухэтажного жилого дома, представлялись более подходящим укрытием, однако стоит в окнах зажечь свет…
Словом, спрятаться здесь было действительно негде, но если Федр правильно угадал, что Эмрика держат в подвале отведенного под склад здания и охранять его будет такой же раззява, они управятся задолго до возвращения Заруга и его шайки. Мысль эта напомнила Миса-урэни о необходимости спешить, и, махнув мужчинам рукой, чтобы не отставали, она двинулась вдоль длинного здания. Обогнув его, выглянула из-за угла и поспешно юркнула назад. Во-первых, в двух или трех окнах жилого дома горел свет, а во-вторых, посреди двора высился каменный столб с зажженным на верхушке фонарем, под которым, скрестив руки на груди, стоял стражник в белом плаще.
— Клянусь Змееногим и Змееруким, это нам совершено ни к чему! И сильно усложнит дело! — процедила девушка сквозь зубы. — Федр следил за ними несколько ночей и о дозорном во дворе не сказал ни слова. Стало быть, Заруг допускал, что за Эмриком могут прийти друзья… Ай-ай-ай…
— Разве ты не можешь и этого… усыпить, как привратника? — спросил Хималь, извлекая из-под плаща боевой жезл с наконечником, выполненным в виде морды оскалившего клыкастую пасть глега.
— Нет. Чтобы внушение подействовало, я должна видеть лицо человека, его глаза. А еще лучше перемолвиться с ним парой слов. Однако этот часовой, если не лишен мозгов, поднимет тревогу раньше, чем я успею подойти к нему. Сигнальный гонг у него под рукой и… — Взгляд девушки упал на Ниврала, через левую руку которого был переброшен белый плащ. — О, это как раз то, что нам нужно! Приятно видеть, что кроме мускулов ты умеешь работать еще и головой!
Телохранитель Хималя полыценно качнул головой и, скинув темную хламиду, облачился в плащ привратника. Когда Мисаурэнь излагала юношам свой план вторжения в Дом Белых Братьев, они отнеслись к нему скептически, несмотря на то что Хималю-то уж во всяком случае было кое-что известно о ее способностях. Им не хотелось признавать, что крохотная, похожая на изящную статуэтку девчонка и впрямь обладает силой, которой сами они лишены, но стоило увидеть ее в действии, как все сомнения были забыты. Более того, эти парни, похоже, не поверили, что ей на таком расстоянии не достать часового, и подозревают, что она просто капризничает! О, Грозногла-зый, мужчины даже к старости мало чем отличаются от детей, и только безнадежные дуры не могут вить из них веревки!..
— Ты поведешь меня к стражу. Я буду упираться и ныть. Тогда ты толкнешь меня, и я упаду. Ты склонишься надо мной, чтобы он не увидел твоего лица. Нам надо отманить его подальше от гонга и фонаря. Помни, чем ближе он подойдет, тем легче мне будет завладеть его сознанием. Понял? И никаких драк! — Ведьма погрозила Нивралу пальцем. — Прибереги свою мощь до тех пор, пока без нее будет не обойтись.
— Может, лучше я?.. — Хималь просительно заглянул Мисаурэни в глаза, но та лишь досадливо поморщилась.
— Успеешь еще показать свою удаль. Ты потощее Нив-рала и будешь выглядеть не так убедительно.
Заметив появившуюся из-за дома девушку, белая рубашка и алая юбка которой были отчетливо видны даже в обступавшем двор сумраке, часовой, подобно сторожевому псу, сделал стойку и потянулся было к гонгу, но, разглядев за ней фигуру в форменном плаще, расслабился. Видя, что товарищ его не может сладить с упирающейся и бормочущей какую-то жалобную чепуху девкой, он хихикнул и, по достоинству оценив едва прикрытые одеждой прелести незнакомки, плотоядно ухмыльнувшись, отправился навстречу странной паре. Пришедшие с одноглазым мореходы из Нинхуба в корне изменили здешнюю жизнь, и если им разрешат еще и девок сюда таскать, то следует возблагодарить шторм, потопивший их корыто неподалеку от Бай-Балана…
Девка вякнула что-то несообразное, и нинхубец в ярости швырнул ее на землю, — ох и нравы у них там! Присел рядом — что же, он ее прямо здесь трахнуть собирается? Ну и народ — на таких поглядишь и удивляться перестанешь, как это им удалось Манагар под себя подмять! Если так дальше дело пойдет, скоро и в Бай-Балане протектор из Атаргате появится…
Лицо девчонки неожиданно вынырнуло из-под склонившейся головы нинхубца, и страж, увидев огромные, в самую душу глянувшие глаза, ощутил, как падает, падает, падает, уносится в страшную пустоту, которой нет ни конца, ни края…
— Иди за мной! — поднявшись с земли и оправляя юбку, приказала Мисаурэнь часовому. Тот дернулся и послушно зашагал за ведьмой, которая внезапно ощутила скверную пустоту где-то под ложечкой. Что бы там ни говорили о Белых Братьях, а людей своих они готовить умеют, и если ей придется еще кого-нибудь «вразумлять», то к дому Фараха понесут не Эмрика, а ее саму.
Заметив, что девушку качнуло, Ниврал подхватил ее под руку, и она, благодарно улыбнувшись, приняла своевременно предложенную помощь. Не ослабляя контроль над сознанием часового, Мисаурэнь подошла в ведущей в подвал лестнице, подле которой их уже поджидал переминавшийся с ноги на ногу Хималь.
— Ранена? Ушиблась? — нетерпеливо спросил он. Ведьма отрицательно мотнула головой, и маг перевел взгляд на часового. — А этого вы зачем с собой тащите? Не проще ли его тут и прирезать? Хлопот он доставит больше, чем пользы.
— Пусть идет впереди нас. Раз уж Заруг позаботился выставить дозорного во дворе, то и в подвале нас могут ожидать неприятные сюрпризы.
Пожав плечами, Хималь пропустил часового, двигавшегося медленно и неуверенно, словно с тяжкого похмелья, и, прежде чем ступить на лестницу, окинул двор пытливым взглядом. Никто, однако, не заметил исчезновения караульного, и, беспрепятственно спустившись по истертым ступеням, Мисаурэнь и ее спутники остановились перед приоткрытой дверью. Из подвала изрядно пованивало старыми перепревшими кожами и прокисшим вином. По-видимому, его давно уже не использовали для хозяйственных нужд и дверь не заперли, с тем чтобы в помещение был хотя бы небольшой приток свежего воздуха.
— Мерещится мне, или оттуда и правда брезжит свет? — тихо поинтересовался Хималь, вытягивая шею и подозрительно вглядываясь через плечо завороженного дозорного в глубину подвала.
— Сейчас увидим, — пообещала Мисаурэнь, легонько отталкивая поддерживавшего ее Ниврала. — Будьте наготове, а ты ступай вперед!
Часовой протиснулся в приоткрытую дверь и оказался в коротком коридоре. Свет, лившийся из противоположного конца его, не только помогал пришедшим ориентироваться, но и ясно свидетельствовал о присутствии в подвале по крайней мере одного тюремщика.
— Взламывать двери не придется, зато без драки будет не обойтись! — заявил Хималь, выжидательно поглядывая на ведьму.
— Я предпочла бы избежать кровопролития, — буркнула девушка. — Быть может, нашему молчаливому другу удастся ввести своего товарища в заблуждение? — Она нахмурила брови и беззвучно зашевелила губами.
Часовой мерным шагом пересек коридор, вышел в залитое тусклым светом пространство, и тут же невидимый страж строго вопросил:
— Зачем пожаловал? Чего тебе здесь нужно? Отвечай!
— Вперед! — шепнула Мисаурэнь, и Хималь с Нивралом рванулись за безответным караульщиком, который, не обращая внимание не окрик, продолжал двигаться в сторону невидимого стража.
Уже догадываясь, что произойдет в следующий момент, девушка поспешила за своими спутниками. По-шмелиному густо прогудела тетива, и тяжелый арбалетный болт отбросил завороженного Мисаурэнью караульщика к стене. Послышался свист клинков, и вбежавшая в низкую квадратную комнату ведьма успела увидеть приставленного сторожить Эмрика воина. Вращавший в руках два хищно изогнутых меча крепыш был совсем не похож на обычного тюремщика и ринулся на незваных гостей с такой прытью, что девушке почудилось: еще мгновение-другое — и он размажет их по стенам, расшвыряет, как ураган сухую листву. И так бы оно, верно, и случилось, не окажись в руках Хималя боевого магического жезла. Вырвавшийся из него шар фиолетового пламени настиг воина-двуручника в прыжке. Глаза Мисаурэни уловили багровый свет раскалившегося бронзового нагрудника, а затем двуручник вспыхнул подобно облитому маслом соломенному чучелу, и бесформенный ком горящей плоти, испуская страшное зловоние, шлепнулся на выщербленные плиты пола. Задыхаясь от удушающего смрада, кашляя и перхая, девушка, прикрывая рукой лицо, устремилась к замеченной ранее двери, расположенной в дальнем конце комнаты.
В отличие от трех других потемневших от времени дверей с намертво заржавевшими петлями и выломанными скобами для замков, на этой стоял новенький запор, да и выглядела она несравнимо более сохранной и надежной. Бросив беглый взгляд на кувшин, кружку и миску с объедками, стоявшие на пузатой приземистой бочке, ведьма переступила через разряженный арбалет и рванула засов облюбованной ею двери. Тот не поддался, и Мисаурэнь снова изо всех сил дернула железную щеколду.
— Погоди-ка! — Подоспевший Ниврал плечом отодвинул девушку и, высоко подняв вынутый из настенного кольца-державы факел, ловко подцепил сильными пальцами не замеченный его спутницей стопор. Потянул на себя дверь, и та, скрежеща и царапая пол перекошенным полотном, растворилась.
Шагнувший из камеры Эмрик скупо улыбнулся Мисаурэни, кивнул Нивралу и, щурясь от света, показавшегося ему с непривычки слишком ярким, окинул комнату ищущим взглядом. Осунувшееся лицо его при виде Хималя просветлело, но он почти сразу понял свою ошибку. Отвернулся, точным движением сгреб с бочки кувшин и приник губами к его краю.
«Надеялся увидеть Мгала», — догадалась Мисаурэнь и подумала, что Лагашир прав: северянин окажет спасителям своего друга самый радушный прием. Эти двое дополняли друг друга как правая и левая рука, хотя девушке приходилось больше слышать о пресловутой мужской дружбе, чем видеть ее воочую.
— Мои тюремщики исправно потчевали меня соленой рыбой, но забывали приносить воду, — сообщил Эмрик в качестве оправдания и, бросив пустой кувшин на пол, приложил руки к груди. — От всего сердца благодарю вас за спасение из мрачного плена.
— Все такой же шутник, — прошептала Мисаурэнь, испытывая неожиданный прилив радости при виде этого высокого жилистого мужчины, на которого прежде смотрела с полным безразличием, а вслух произнесла: — До спасения еще далеко. Надо удирать, пока не хватились дозорных и не подошли остальные Белые Братья.
Морщась от запаха горелой плоти, Эмрик подхватил два оброненных двуручником клинка и двинулся из подвала вслед за Хималем. Ниврал испытующе взглянул на ведьму, но та, знаком показав, что не нуждается в помощи, поспешила к выходу. Шагая за Эмриком, она внезапно поймала себя на том, что совершенно не думает о грозящих им опасностях, мысленно унесясь в завтрашний день. Она представляла, как обрадуются встрече считавшие друг друга погибшими Мгал и Эмрик, как, забыв о напускной степенности, по-мальчишески завизжит от восторга Гиль, как расширятся глаза Батигар, когда та увидит ее целой и невредимой… Почему-то Лагашир в сцене встречи отсутствовал, он не вписывался в нее никоим образом, так же как Хималь и Ниврал, и это тревожило ведьму. Хотя еще более странным представлялось ей, что Эмрик, перестав быть в ее глазах неким безликим существом, от которого зависело, примет ли Мгал их с Лагаширом в свой отряд или нет, превратился вдруг в мужчину, которому она хотела бы понравиться. Желание странное, особенно если учесть, что сам он на нее поглядывал обычно весьма холодно. Мисаурэнь же не любила тех, кто не восторгался ею, и потому, ясное дело, не обращала на Эмрика никакого внимания. То, что именно пущенный его рукой горшок с зажигательной смесью уберег ее от клыков и когтей глега, никакого значения не имело — они бились плечом к плечу и счеты в таких случаях неуместны. Причину проснувшегося у нее интереса к Эмрику следовало скорее всего искать в том, что без него отряд Мгала представлялся ей ущербным, и, значит, было что-то в этом хитроумном и неунывающем, до неприличия долговязом выходце с Солончаковых пустошей, хотя длинное незапоминающееся лицо его производило прямо противоположное впечатление…
— Т-с-с! Что это, слышите? — Хималь поднял руку, и теперь уже все услышали негромкое бряцание оружия. — Это где-то неподалеку. Неужели возвращаются Белые Братья?
Занятая своими мыслями, Мисаурэнь не заметила, как они выбрались из подвала и обогнули склад. В жилом доме было по-прежнему тихо, отсутствие дозорного во дворе и привратника прошло незамеченным, шум происшедшей в подвале драки поглотили толстые стены и перекрытия. Оставалось выбраться за ворота, а там уж затеряться в лабиринте темных улиц не составит никакого труда.
— Они приближаются со стороны порта! Скорее, быть может, нам еще удастся проскочить незамеченными и уйти на окраины! — Не сомневаясь, что он правильно определил направление встревоживших Хималя звуков, Ниврал схватил Мисаурэнь за локоть и со всех ног бросился к воротам.
Отдавая себе отчет в том, что судьбу их решают мгновения, девушка неслась как ветер, хотя, разумеется, не могла обогнать Хималя и Эмрика. Они пересекли двор, выскользнули из ворот, которые, к счастью, не пришлось отпирать, и, чувствуя себя победителями, устремились к Горелому полю, когда сзади, со стороны площади Нерушимой Клятвы, донесся яростный вопль, подхваченный разом едва ли не дюжиной глоток.
— Им не догнать нас! — прерывающимся голосом бросил Хималь, желая подбодрить товарищей.
Мисаурэнь набрала в легкие побольше воздуха, чтобы обругать его за неуместное бахвальство, оторвала глаза от дороги, которую и без того было почти не видно, споткнулась и со всего размаха грянула наземь. Три пары сильных рук подхватили ее, подняли и как следует встряхнули. Девушка отпихнула излишне старательных помощников, сделала шаг, другой и, охнув от пронизывающей боли в левой ноге, уцепилась за плечо Эмрика, чтобы не упасть.
— Ногу подвернула? О, гнойбище Тараскала и во веки веков проклятой матери его! — выругался Хималь, едва не кусая губы от досады, и распорядился: — Эмрик, тащи ее к Горелому полю, там не то что человека — бирему можно спрятать, за год не найдешь. Мы с Нивралом задержим преследователей.
Подхватив ведьму на руки, Эмрик шаткой рысцой пустился вверх по Войлочной улице, а Черный маг и его телохранитель замерли, поджидая Белых Братьев. Их было человек десять, разъяренных и окровавленных, словно только что примчавшихся с поля боя. «Похоже, стычка с Мгалом была жаркой и успехом не увенчалась. Теперь они выместят злобу на нас», — пронеслось в голове Хималя, и в следующее мгновение магический жезл в его руках выбросил в нападавших шарообразный сгусток фиолетового пламени. Послышались крики боли, один из атакующих, корчась в агонии, огненным факелом повалился под ноги товарищам, и кровавые отсветы заплясали на перекошенных ненавистью и страхом лицах, среди которых Хималь не приметил одноглазого, которого так страшилась Мисаурэнь. Жезл выбросил один за другим еще два огненных шара, но ожоги, причиненные ими, не могли остановить жаждущих крови Белых Братьев. Они доподлинно знали, что боевые жезлы магов предназначены для короткого боя и, выплеснув заряд, становятся не страшнее подобранной на дороге палки, ибо наполнение их энергией — процесс длительный и трудоемкий.