История новой Москвы, или Кому ставим памятник
ModernLib.Net / Архитектура и зодчество / Молева Нина / История новой Москвы, или Кому ставим памятник - Чтение
(Ознакомительный отрывок)
(стр. 2)
И. Неливерет, директор Всероссийского Института искусствоведения, ныне покойный, Алексей Ильич Комеч, в то время заместитель директора Государственной Третьяковской галереи по научной работе профессор Александр Ильич Морозов, скульптор из числа не имеющих заказов по Москве, поэт Дмитрий Пригов. Кроме Комеча, все не вошли во второй состав Комиссии, потому что... за них не проголосовали члены вновь избранного состава Городской думы. А точнее – люди очень разных позиций в культуре и искусстве, но в результате жарчайших дискуссий, находившие оптимальное решение на пользу городу, слишком часто и много отвергавшие предложения, за которые неизменно боролся Комитет по культуре города. Простейшая и очевидная схема – обсудить с позиций своих профессиональных знаний и опыта и дать заключение, необязательное к исполнению, стала стремительно обрастать бюрократической паутиной. Комитет по культуре, до того времени единолично ведавший кругом подобных вопросов (и, кстати сказать, всех московских казино и ночных клубов, на открытии которых неизменно присутствовал его руководитель И.Б. Бугаев, в недалеком прошлом заведующий Отделом культуры Горкома партии, а затем первый секретарь Краснопресненского райкома), повел открытое, продолжающееся и по сей день наступление на Комиссию. К его рекомендации присоединились еще и профессионально неграмотные лекции (или, во всяком случае, попытки лекций) и поучения со стороны заведующего Отделом художественных ценностей Москвы, далекого от гуманитарного образования, В.С. Тантлевского, ссылки на желания и позицию мэра. «Тень мэра» стала возникать при решении любого спорного вопроса как напоминание о силе, которая при любых обстоятельствах станет решающей. Логическая последовательность выстраивалась безукоризненно. Москвичи выбирают депутатов в Городскую думу, которые развертывают перед ними планы своей деятельности и конечные цели. Затем депутаты выбирают мэра города. Мэр формирует необходимое ему городское правительство для – но вот тут-то и происходит первый сбой! – осуществления проектов, никак не связанных с представлениями избирателей. Более того. С этого момента не правительство подчиняется Думе, но Дума становится послушным органом правительства. Никакого противостояния. Никаких, даже зародышевых, дискуссий. Решение городского правительства – не подлежащий обсуждению закон. И невольный вопрос: а как же деньги? Те самые средства, которые приносят городу его жители, горожане, избиратели. Правительство, оказывается, не обязано отчитываться в их использовании, не обязано даже ставить избирателей в известность о своих, подчас наполеоновских планах: еще несколько мостов, магистралей, жилых районов виповского уклона, празднеств, фейерверков и, само собой разумеется, монументов. Нужны ли они столице или нет, решать не москвичам. Коллективные требования, возражения? Только в пределах санкционированных городским правительством. Ибо любой протест против сплошного лесоповала во дворах, скверах, на бульварах, сносимых детских площадок, мест бесплатного отдыха пожилых людей, традиционных мест прогулок всегда может быть квалифицирован как вид террористической деятельности и «нарушения стабилизации». Как вам отдыхать, как оставаться без жизненно необходимых (и общедоступных, если только хоть какие-то цены можно назвать в Москве доступными) продовольственных магазинов, как уступать день за днем распоясывающемуся все сильнее и сильнее «випу», знает только правительство Москвы, осуществляя всю свою деятельность за ваши же деньги. Снова Болотная площадь. В свое время ее переустройство – превращение в сквер было завершено установлением памятника И.Е. Репину. Формально это обусловливалось близостью Третьяковской галереи, прямо сказать, очень относительной: перейти труднодоступный для пешеходов Малый Каменный мост, пройти часть Кадашевской набережной и почти весь Лаврушинский переулок. Меньшее расстояние казалось предпочтительней, но здесь возникало свое политическое «но». Памятник работы вице-президента Академии художеств СССР М.Г. Манизера (архитектор И.Е. Рогожин) решал одновременно две важных для пришедшего к власти Хрущева задачи. Он ставился на месте казни Пугачева и его сподвижников, тем самым снимая самую возможность обращения к их памяти. И – что самое главное! – заявлял о продолжении Хрущевым сталинской политики в отношении руководства культурой и искусством. Не случайно во время разразившегося на Манежной выставке 1962 года скандала, генсек, запрещая всякие поиски в любом виде искусства, открыто заявил, что выступает против культа личности, но полностью согласен со сталинскими методами управления художественной интеллигенцией: «Это была мудрая политика!» Шел 1958 год, и была в полном разгаре кампания травли Бориса Пастернака за «Доктора Живаго». Поэта сумели заставить отказаться от присужденной ему Нобелевской премии, а вскоре и тихо похоронить как «рядового члена Литфонда». Что же касается Пугачева, то народный герой, как его трактовали в советских учебниках истории, на глазах начинал превращаться в сомнительную личность по принципу: все бунтовщики выступают против власти как таковой и, следовательно, власть должна проявлять солидарность ко всем формам историческим своего института. Об отношении к Пугачеву говорят записки Пушкина и приводимый им в VIII томе «Истории Пугачева» рассказ очевидца казни, поэта и баснописца Ивана Ивановича Дмитриева: «Пугачев с непокрытою головою кланялся на обе стороны, пока вели его. Я не заметил в чертах лица его ничего свирепого. На взгляд он был сорока лет, лицом смугл и бледен; глаза его сверкали; нос имел кругловатый, волосы, помнится, черные и небольшую бороду клином». Эта казнь осталась сильнейшим впечатлением в жизни Дмитриева. По его словам, «это происшествие так врезалось в мою память, что я надеюсь и теперь с возможною верностью описать его, по крайней мере, как оно мне тогда представлялось». Пушкин полностью доверился словам старшего товарища, которому, кстати сказать, был обязан обучением в Царскосельском лицее: Дмитриев заплатил за мальчика ту немалую сумму, которой не располагали его родители. Сегодня дорога от места казни и репинского памятника пролегает через вновь построенный мост – типичный для Москвы наших дней пример полнейшего пренебрежения градостроителей и градоуправляющих к исторически сложившемуся городу. Совершенно особенное значение придавала Третьяковский галерее окружающая (окружавшая!) ее обстановка. Тесные переулки, небольшие купеческие особнячки с дворами и дворовыми службами, ощущение обособленности и одновременно тесно сообщающейся между собой жизни множества людей, где такими неожиданными жемчужинами вставали превосходные, единственные в Москве архитектурные памятники – церкви Воскресения в Кадашах, Климента папы Римского, Всех Скорбящих Радости, Николы в Пыжах или усадьбы, вроде соседней с галереей усадьбы Демидовых. И все это в пышном цветении акаций, сирени, каштанов, вековых лип. Новая «страда» через новоявленный мост не только меняла план целого участка старого города – ради нее был уничтожен ряд домов на Кадашевской набережной, находившихся, кстати сказать, на государственной охране. Старый район стирался с лица земли – та часть Замоскворечья, вид на который открывался от Кремля и Тайницкого сада. Но принципиальная корректива заключалась не в этом – в неожиданном волевом решении правительства Москвы об установлении рядом с И.Е. Репиным скульптурной композиции «Детям, ставшим жертвами пороков взрослых»! Безнравственность идеи не знает ничего подобного ни в одном из государств, тем более она омерзительна для России с ее традициями уважения к старшему поколению, особенно родителей. Культ предков, почитание предков – на них с незапамятных времен основывались верования всех народов вне зависимости от вероисповедания и расовой принадлежности. Но для Комиссии это было делом будущего.
Так начиналась скульптурная эпидемия
Резолюция была краткой и категорической. Премьер Правительства Москвы предписывал В.А. Коробченко и главному архитектору города Л.В. Вавакину: «Инициативу нужно поддержать и дать согласие. 05.12.91». Советскому Союзу оставалось существовать еще девять дней. Идея исходила от Второго государственного подшипникового завода в лице его директора Д.П. Юлина и президента Российской товарно-сырьевой биржи (РТСБ г. Москва) К.Н. Борового. Это они просили принять в дар городу Москве памятный знак Степану Тимофеевичу Разину с тем, чтобы поместить его на территории парка культуры и отдыха им. А.М. Горького, «где, согласно данным исторической науки, был захоронен С.Т. Разин». Инициатором изготовления памятника выступал завод, финансирование осуществляла РТСБ. Уже готовый памятник представлял собой, согласно описанию ходатаев, плаху с воткнутым в нее топором, – «выполненный из камня красного цвета (сюк-сю-янсааре), общим размером 3 ? 3 м, высотой 0,4 м, на котором, как на подиуме, размещена остроконечная, как топор-колун, призма, размером в основании 1,5 ? 1,5 м, высотой 1 м, в камне черного цвета, из габра. На призме имеется текст: „Здесь, за Земляным валом, границей Москвы XVII века, были захоронены останки С.Т. Разина, казненного на Красной площади 6 июня 1671 г.“ Забота ходатаев распространялась и на окружающую территорию: „после озеленения, этот памятный знак будет окружен специально подобранными деревьями, которые будут прикрывать этот памятный знак. Этот небольшой уголок парка имени A.M. Горького будет носить уютный, камерный характер. Где можно будет поразмышлять о судьбах нашей Великой Родины“. Со своей стороны, дирекция ЦПКиО им. А.М. Горького уже в новой стране – 13 января 1992 года – „не возражает и дает согласие на отвод земли 5 ? 5 метров, с учетом земли под цветники, на территории парка культуры и отдыха им. Горького вблизи кафе „Времена года“ и эстрады, рядом с забором парка. Считаем, что увековечивание памятника народного героя – это благородная акция, которая найдет отклик в сердцах людей. Директор парка П. Киселев“. Дальше следовала приемка-передача макета благоустройства около памятника Парку культуры с указанием стоимости макета в 50 000 рублей, но БЕЗВОЗМЕЗДНО, от Малого предприятия „Колибри-Ч“, входившего в число структур Российской товарно-сырьевой биржи. 23 декабря 1993 года директору парка также безвозмездно передаются фундамент и цоколь памятного знака (стоимость – один миллион шестьсот пятьдесят тысяч рублей) со специальной оговоркой: „они могут быть использованы только для размещения памятного знака народному герою Степану Тимофеевичу Разину“, что широко рекламируется на телевизионных каналах. И – почти десять лет глухого молчания. Сам памятник нигде не появляется. Потраченные на него миллион семьсот рублей, по-видимому, воспринимаются слишком незначительной суммой, чтобы вызывать чье бы то беспокойство. Прошедшие десять лет были очень сложными для определения пристрастий и оценок тех, кто участвовал в первом этапе „прихватизации“. Всплывали одни имена, старательно погребались другие независимо от их подлинной ценности для истории народа и государства. Тем удивительнее было возвращение к имени Степана Разина и на этот раз коллективов московских предприятий: руководство ОАО „ГПЗ-2“ в лице генерального директора В.И. Терещенко, председателя совета директоров Д.П. Юлина и даже председателя профсоюзного комитета Л.П. Саввотиной просят мэра поддержать „инициативу работников и акционеров нашего коллектива“ в установке памятника именно в ЦПКиО. О том же просят генеральный директор ОАО „Калибр“ A.M. Кануников, председатель совета директоров М.А. Коган и председатель профкома Е.В. Гаврилова. Вместе со всем коллективом они, „как и многие в нашей стране любят легендарного Степана Тимофеевича Разина – человека, который является частью нашей отечественной истории“. Директор ООО „Фирма Колибри-Ч“, заявляет, что „отказ в установке памятного знака С.Т. Разину огорчит многих людей, любящих нашу Родину“. Он же приводит и историческое обоснование обращения именно к Разину: „За 100 лет до Великой Французской революции С.Т. Разин в беседе с В. Усом предлагал парламентскую республику (управление Россией казачьим кругом), чем опередил свое время. Его называют русским Кромвелем, хотя он гораздо его значимее для нашей страны, в историческом смысле, по мнению историков. Памятник С.Т. Разину был открыт в 1919 г. на Красной площади, в центре Лобного места. Вот почему увековечивание памяти С.Т. Разина находит отклик в сердцах многих людей, разных политических взглядов“. Случай, так и оставшийся единственным в практике Комиссии по монументальном искусству, – ходатаи призывают себе на помощь ученых. Вопрос не стоит нужен или не нужен Москве памятник именно Разину, как вписывается он в современный контекст ее жизни, но лишь о месте установления. И здесь – снова вещь, на практике невероятная, – эксперты утверждают, что знак должен стоять именно в ЦПКиО. Государственный исторический музей в лице заместителя директора, доктора исторических наук В.Л. Егорова: „Государственный исторический музей подтверждает и считает обоснованным установку памятного знака Степану Разину на территории парка культуры и отдыха им. А.М. Горького в Москве“. Институт Российской истории РАН: „Нет серьезных оснований подвергать сомнению факт погребения Степана Тимофеевича Разина (1630–1671 гг.) в 1676 году на территории древнего кладбища (татарского), ныне часть парка культуры и отдыха им. А.М. Горького“. Подпись старшего научного сотрудника Института В.А. Артамонова подтверждена начальником отдела кадров. Наиболее серьезно подходит к вопросу Институт всеобщей истории РАН. Главный научный сотрудник института член-корреспондент РАН С.М. Каштанов „производит анализ источников и литературы“. В свою очередь, дирекция ИВИ РАН поддерживает мнение С.М. Каштанова об общественной значимости проекта и соответствии места предполагаемой установки памятного знака в честь С.Т. Разина тому району, где, судя по известию источников, были погребены останки этого выдающегося предводителя Крестьянской войны 1670–1671 гг. в России». Даже фракция «Единство» Государственной думы выражает свою заинтересованность судьбой памятного знака. И как достойное завершение начатой кампании Гарантийное письмо ОАО «Калибровский завод», который «полностью гарантирует монтаж, установку и отсутствие бюджетного финансирования по установке и озеленению дара городу Москве памятного знака Степану Тимофеевичу Разину на цоколь, установленный в 1993 г., в парке им. А.М. Горького». Говорить о реках крови, пролитых Разиным и его товарищами, сегодня, может быть, и не имеет смысла. Такова была действительность Средневековья и отметивших его во всех странах Европы крестьянских войн. Вопрос в том, стоило ли к ним обращаться в условиях нашей сегодняшней действительности, и без того отмеченной редкой жестокостью. Упорство, с которым группа московских «предпринимателей и трудящихся» возвращалась к подобному замыслу, была трудно объяснимой, если бы не одно, на первый взгляд, неприметное обстоятельство. Директор «Колибри-Ч» И.В. Чичерин-Лукьяненко являлся... автором монумента. Поэтому он имел полное моральное право в случае несогласия Комиссии по монументальному искусству с первоначально установленным местом возведения памятника предложить два других варианта – у Горного института или у 1-й Градской больницы. Характер обоих учреждений для него значения не имел, поскольку все точки упоминаемой территории, по его мнению, представляли территорию средневекового татарского кладбища. И здесь нельзя не вспомнить о позиции – гражданской и профессиональной – так называемых независимых, привлекаемых из учреждений с громкими вывесками, экспертов. Все дело в том, что, по существу, ни одно из заключений не имело под собой подлинно научного обоснования. Документы свидетельствуют, что казнь Разина состоялась на Красной площади. У казненного были отрублены все конечности, «вздеты на высокие деревья и поставлены за Москвой-рекой ДО ИСЧЕЗНУТИЯ». Такая же казнь вскоре постигнет сторонников царевны Софьи Алексеевны, в том числе Федора Шакловитого. Их головы и конечности на высоких шестах будут поставлены около Троице-Сергиевой лавры, но уже к весне с помощью «воронья» от них останутся только черепа и кости. Останки Степана Разина были выставлены на Болотной площади, куда ездил на них посмотреть в 1676 году глава находившегося в то время в Москве голландского посольства Кунрад фон Кленк. Что касается туловища казненного, то, по свидетельству летописцев, его бросили собакам и от него ничего не осталось уже к следующему дню. Никто специально погребением «воров и разбойников» не занимался. Их останки сваливались в общую яму, местонахождение которой никакими современными свидетельствами не установлено. Само расположение татарского кладбища топографически не зафиксировано. Если ЦПКиО им. А.М. Горького и занял земли древних захоронений, привязывать к нему могилу вождя крестьянской войны нельзя. Во вторичном заключении тот же Институт российской истории в лице заместителя директора, доктора исторических наук В.В. Трепавлова полностью отвергает предыдущий вывод: «На сегодняшний день отсутствуют достоверные данные относительно места захоронения Разина... Кроме того, мы по-прежнему не находим уместной идею устанавливать подобные мемориальные знаки в местах, которые отведены для отдыха москвичей». Правда, это заключение только подтвердило много раньше принятое отрицательное решение Комиссии. Нужно – не нужно. Если не нужно, то почему, если нужно, точнее – возможно, обоснование тем более необходимо: материальная нагрузка на город выражается не только в затратах на установку монумента, но и на последующее многолетнее его содержание. Запущенный, неухоженный, откровенно заброшенный памятник – а таких в городе десятки – свидетельствует против нас, горожан, в чем-то больше, чем простое забвение. Входит ли эта сторона в прямые обязанности Комиссии по монументальному искусству? Конечно нет. Но ведь каждый из ее членов не в праве отмахиваться от правовой и гражданской стороны решений, в которых участвует. А вопрос постоянного общения с памятником горожан? Его положительное или прямо отрицательное воздействие? Общественные ассоциации? И после сооружения памятного знака «300-летия Российского флота» Болото осталось полем сражения, на этот раз в связи с работой М. Шемякина «Детям – жертвам насилия взрослых». Работа была подарена городу (не будем в данном случае говорить о реальных тратах Москвы на подобные подарки!), и мэр определил необходимость ее установления именно на Болотной площади. Мотивировка: преодоление консерватизма москвичей в их представлении о монументальном искусстве. Иными словами, речь шла об ознакомлении москвичей с «авангардными» формами скульптуры. В обязательном порядке. Несмотря ни на какие доводы и доказательства. А у Болотной площади было еще одно название. Царицын луг. Первый салют в честь побед русского оружия. Первая иллюминация. И первый фейерверк – знаменитые, так поражавшие воображение иностранцев «огни победных викторий». 1696 год. Москва. Место действия – Замоскворечье. Каменный мост. Украшавшие его со стороны Царицыного луга въездные башни. Сам Царицын луг... Проходят годы. Уже не Азовское море, а Балтика занимает мысли Петра. Выход на Север – выход в Европу. Москва все на том же Царицыном лугу (нынешняя Болотная площадь) с еще большей пышностью празднует одну из побед в войне со шведами – взятие крепости Нотебург, будущего Шлиссельбурга. Случайно оказавшийся в древней столице путешественник не может прийти в себя от развертывающегося перед его глазами зрелища. Звучат оркестры, призрачно вспыхивают и гаснут «потешные огни», и перед заполонившей Царицын луг словно завороженной толпой нескончаемым рядом сменяют друг друга живописные декорации. Это был яркий многочасовой спектакль, хотя и без слов и без актеров. «Триумфы», как иначе назывались представления на Царицыном лугу, становились частью московской жизни. Празднование Полтавской победы в Москве в 1709 году потребовало уже тысячи картин, расставленных по всему городу. Некоторые достигали колоссальной величины – три на три сажени. С ними по-прежнему согласовывалась великолепная иллюминация, сочинявшаяся, для данного случая музыка. И, как всегда, центром празднества оставались Каменный мост и Царицын луг. И вот еще три столетия русской истории. Рубеж третьего тысячелетия и одна из самых суровых годовщин – 60 лет со дня начала Великой Отечественной войны. Двадцать семь (сорок?) миллионов погибших. Все еще не похороненных. Не названных поименно. Не почтенных памятью. А 19 июня 2001-го проходит очередное заседание Комиссии по монументальному искусству при Московской городской думе: какие очередные памятники ставить и какие не ставить в Москве. Из семи представленных к обсуждению проектов – ни одного, связанного с наступающим Днем памяти и скорби. Ни одного! Предложение «о возведении скульптурной композиции в действующем фонтане у Большого Московского государственного цирка» (пять фигурок акробатов и клоунов), «о возведении памятника народному артисту СССР С. В. Образцову (по инициативе директора Центрального театра кукол), о возведении на пересечении улиц Люблинской и Перервы „памятника воинам-россиянам, погибшим в XX веке в локальных войнах и военных конфликтах“, а „в зеленой зоне напротив дома № 40 по Боровскому шоссе“ – „памятника воинам, погибшим при выполнении воинского долга в республике Афганистан, Чеченской республике и других военных конфликтах“ (с указанием имен погибших и места их гибели). Другой перечень – напротив памятника Пушкину на Пушкинской площади – монументальная композиция, посвященная лауреатам премии „Легенда века“, учрежденной столичным правительством. Имя каждого отмеченного московским правительством должно заноситься в мраморные анналы, навечно оставаться перед лицом великого поэта. И, наконец, еще одна „позиция“, ставшая предметом двухчасового обсуждения, главного, вызвавшего самые острые и противоречивые чувства, – „О возведении 15-фигурной скульптурной композиции „Дети – жертвы пороков взрослых“. Вопрос внесен Комитетом по культуре. Место возведения – сквер на Болотной площади. Источник финансирования – скульптурная композиция предлагается в дар городу автором, скульптором М. Шемякиным, гранит и строительные материалы передаются от спонсора – компании „Роснефть“. Хоровод пороков на Царицыном лугу. Именно на нем, в виду Кремля и едва ли не единственной по красоте его панорамы, предлагают поставить памятник – олицетворение всех видов мерзостей, которыми способны отравить детскую жизнь взрослые – взрослые, которые должны отдавать им все свои силы и само существование: родители, учителя, предки, солдаты. С москвичами эту тему никто не стал обсуждать. Они сами добивались информации и прорывались с письмами. Заключение Президиума Центрального совета Всероссийского общества охраны природы: „Как всему скверу, так и памятнику И.Е. Репину с севера естественным фоном служат святыни Московского Кремля: Успенский, Благовещенский и Архангельский соборы, церковь Иоанна Лествичника и колокольня Ивана Великого. Появление на их фоне всякого рода монументальных упырей и вурдалаков может быть негативно воспринято православными москвичами и трактоваться даже как кощунство... Надеемся, что глубокоуважаемые члены комиссии по монументальному искусству не допустят авторитарного решения данной проблемы“. Депутаты Московской городской думы И.Ю. Новицкий, И.М. Рукина, Е.Б. Балашов, И.И. Москвин-Тарханов, Г. Лобок говорят: „Разделяем позицию жителей района Якиманка по поводу возможной установки в сквере на Болотной площади скульптурной композиции М. Шемякина „Дети – жертвы пороков взрослых“. Сквер возведен в честь 800-летия Москвы. Это единственное место, где могут гулять дети близлежащих домов. Столь экстравагантная композиция едва ли полезна для детской психики, что подтверждается психологами“. Из обращения к мэру заместителя Московской городской думы А.Н. Крутова: „Кто-то считает, что если М. Шемякин – известный художник и скульптор, то и новая работа талантлива; другое мнение – М. Шемякин совершенно не московский художник, и его скульптура будет выглядеть в городском ландшафте инородным телом; кто-то уверен, что сама мысль „Дети – жертвы пороков взрослых“ странная. Возникает также вопрос: есть ли у города возможность финансирования подобных проектов?“ И как вывод – необходимость широкого обсуждения и не менее широкой публикации его результатов, что „покажет сегодня действие демократических принципов“. Приведем мнения отдельных москвичей. Коллективное письмо, подписанное в том числе главным врачом 20-й детской больницы, заслуженным врачом России М. Бухрашвили: „Не обсуждая ни идеи, ни художественной ценности скульптурной композиции известного мастера, обращаем ваше внимание на то, что детям противопоказан эмоциональный контакт с трагедийным содержанием данной скульптурной группы, что подтверждают медицинские психологи 20-й детской больницы, находящейся по близости“. И. Рогова: „Наши дети и так видят слишком много ужасов, пороков, жестокости. И воспитывать их надо в красоте, а с пороками бороться другими способами“. Из почты газеты: „В парке, где люди отдыхают, вы решили им устроить шоковую терапию. Что эти уродцы будут формировать в душах детей, как повлияют на беременных?.. Не хотелось, чтобы появились дети – жертвы градоукрашателей“. Л.А. Иванова: „Какой это отдых, если перед глазами такие страшные монстры? Согласна с позицией депутатов, которые считают, что увековечивать надо доброту и порядочность, а не пороки“. 22-летний Михаил Туманов: „Мы не против перемен, но не таких, которые изначально вызывают неприязнь у детей и взрослых... Если Михаил Шемякин еще не понял, что его произведение не вызывает у зрителей даже нейтральных чувств, то я говорю это вслух. Говорю не потому, что хочу его обидеть. А потому, что не хочу видеть его творение в сквере своего детства. По-хорошему не хочу“. Необходимое для решения вопроса заключение Художественно-экспертного совета по монументальному искусству Министерства культуры от 1 июня отошло от прямого ответа: „При определенной спорности образных характеристик скульптурной композиции ХЭС считает, что предложенная М.М. Шемякиным в дар Москве композиция может быть рассмотрена на заседании Комиссии но монументальному искусству“. Зато на обсуждении комиссии начальник ГлавАПУ А.Р. Воронцов подвел черту: композиция должна быть установлена, и судить о нашем времени будут именно по ней, а не по мнению комиссии. И тем не менее комиссия единогласно высказалась против установления „Жертв пороков взрослых“ на Болотной площади, порекомендовав как место ее размещения парк „Музеон“ около Центрального Дома художника на Крымском валу. Не помогло вполне практическое предложение начальника Отдела охраны художественного наследия Комитета по культуре А.С. Тантлевского огородить композицию забором, на ночь закрывать вообще, а днем допускать туда посетителей только в сопровождении „компетентных экскурсоводов“. На вопрос членов комиссии, учитывались ли и почему вообще не были приняты во внимание мнения москвичей, ответа просто не последовало. Сегодня Москва переживает настоящий скульптурный бум. Предложения об установке монументов следуют десятками, если не сотнями. Без учета не то что художественной, но и, что не менее существенно для наших дней, финансовой стороны. Средства, которые могли бы пойти на обустройство школ, улучшение, хотя бы минимальное, малообеспеченных семей, почему-то предназначаются на памятники, которых никто не считает, не охраняет и даже количества не знает. В течение года своего существования, несмотря на неоднократные запросы, Комиссия по монументальному искусству не смогла добиться от Комитета по культуре общего списка уже существующих монументов. Такого учета не велось, и никто пока еще не собрался заняться этим стихийным хозяйством. Учреждения, общественные организации каждый на свой лад (и небезуспешно) лоббируют свои проекты. В результате напротив старой Третьяковской галереи появляется работа французского скульптора, едва ли не любительницы (судя по профессиональному уровню) – бюст Ивана Шмелева, никак не вписывающийся в городское пространство. В сад „Эрмитаж“ почему-то буквально втискивается голова Данте, тоже подарок из Италии, явно камерного характера. Около гостиницы „Космос“ оказывается необходимым установить памятник де Голлю, потому что его портрет работы З. Церетели (а речь идет именно о нем) – единственный понравившийся родственникам генерала. Не важна позиция генерала в отношении Советской Армии, французского движения Сопротивления – важен факт подарка городу, лучший путь занять место на его улицах. Сиюминутные страсти – как же они разменивают и снижают смысл „памяти в бронзе“! Не так давно Москва была городом трех памятников. Великих памятников, к тому же сооруженных на народные средства. Минин и Пожарский, Пушкин, Гоголь – с ними приезжали знакомиться, их знали во всех уголках России. Сегодня глаз равнодушно скользит по густой толпе изваяний, любым путем просачивающихся на все кажущиеся свободными, пригодными и, главное, престижными места. „Надо!“, „Надо!“, „Надо!“. А может быть, как раз не надо? Обманчивое безразличие взгляда в действительности не спасает от воздействия псевдолетописи. От былого ощущения ценности и значительности памятника не остается и следа. Пример тому – аналогичная мода в Нью-Йорке и других американских городах, кстати сказать, сорокалетней давности и давно изжившая себя. Опаздывать в культурном развитии плохо. Однако здесь речь не о культуре – о масскультуре, по счастью, так трудно совместимой с нашей ментальностью, тем более московской. „Дети – жертвы пороков взрослых“, уже отлитые в США, уже доставленные в Москву, должны быть установлены к началу сентября 2001 года (по уверенным словам автора) – к началу учебного года и празднику города, детей и знаний. Как и следовало ожидать, верх взяла точка зрения правительства города, восторженно поддержанная Комитетом по культуре. С большой помпой композиция была открыта, а чтобы сохранить ее от „непродвинутых“ москвичей, сооружена прочная ограда и установлен круглосуточный милицейский пост. История с памятным знаком Российского флота получила свое развитие. У многих народов бытует и по сей день поверье, что женщина в положении должна смотреть только на произведения искусства, слушать красивую музыку, вдыхать запах цветов. Любое впечатление матери неизбежно скажется на психическом развитии ее ребенка. Не менее важны и первые годы детской жизни. В случае с Болотной площадью, в конце концов, можно найти выход: не ходить на сквер, искать жалкие кусочки зелени в окрестных тесно застроенных переулках, а посетителям Третьяковской галереи не заглядывать за старательно охраняемую милицией ограду. Выбор свободен! Но вот как быть с народной памятью, той самой, на которой формируется человеческое сознание и главное – ответственность за собственную позицию в жизни?
Страницы: 1, 2, 3
|
|