– Настанет день, – говорил Боря, – куплю себе виллу и установлю на лужайке мачту с флагом. Как патриот. И каждое утро буду его на веревке… Вот так!
– Ты прав! – кивал Иосиф, обгладывая костяшку хвоста.
На текущий момент Алик тоже испытывал любовь к Америке и даже намекнул Боре, что на место в подвале будущей виллы после всего совместно пережитого он уже рассчитывает, причем как на бесплатный вариант, и в свою очередь согласен бесплатно поднимать вместо Бориса звездный флаг полосатый, и это не секрет…
Алик уже всерьез уверился в Бориной хватке и в светлом американском будущем своего приятеля.
Разъехались за полночь. Иосиф укатил по какому-то позднему дельцу в Куинс на такси, Боря и Алик, не изменяя привычкам, вошли с выхода на перрон сабвея, игнорируя гневные восклицания, доносившиеся из будки кассира, ибо высунуться из будки кассир бы все равно побоялся, полиция поблизости не ошивалась, а поезд уже подходил к станции.
В пустом вагоне на них напали грабители.
Испугавшись, Алик полез в карман, не отводя застывшего взгляда от нацеленного в него ножа с широким лезвием, но Боря, сверкая неистовыми очами, с напором заорал:
– Мы рашн! Ноу мани![12]
Грабители недоуменно переглянулись, оценили атлетическую фигуру Бориса, его патологическое нежелание платить и – отстали, выйдя на следующей остановке.
– Один в Бруклин не поеду, – заявил, несколько успокоившись, Алик.
– Ну, тогда давай ко мне, в Бронкс, – согласился Борис. —
Постелю на кухне.
По пути в Бронкс Алик поведал Боре историю о своем незадачливом круизе и о бриллиантах Фридмана, представляющих собой невероятное состояние.
Боря, как всегда, соображал быстро. Сегодня же он напишет письмо Мише Аверину, а завтра депеша с оказией уедет в Москву.
Оборотистый дружок наверняка озаботится проблемой изъятия у Фридмана-младшего этих замечательных камушков. А чтобы к тому имелся ополнительный стимул, Боря попросил прислать Мишины фотографии. Цветные, в фас. Образцы присовокупились к депеше.
А через недельку получит друг Мишель отлично сработанный умельцем американский паспорт с именем реального человека и со своей физиономией… И уж с таким документиком вполне сможет добраться он в город Нью-Йорк из третьей страны. Стимул!
Благодетель Фридман-старший при успешном завершении операции оказывался сильно пострадавшей стороной, но Боря утешался прочно усвоенным принципом американской деловой жизни: мол, ничего личного, просто бизнес… Или, как говаривал темный Иосиф: что я могу сделать?
МАРИНА АВЕРИНА
После разговора с братом Марина всерьез призадумалась. То, что предлагал Михаил, пугало, но и притягивало. В обещанное лживым и меркантильным родственничком вознаграждение ей не верилось, а потому возникла идея перехватить инициативу.
По средам Фридман ужинал в «Пекине» со своими прихлебателями и охранниками, и как бы случайная встреча произошла в этом дорогом ресторане, пародирующем экзотический блеск Востока, в устоявшейся здесь в последнее время атмосфере полубогемной-полупреступной злачности. Как и рассчитывала Марина, Валерий подошел к ней сам, поклонился шутливо, но и корректно, явно не претендуя на приглашение присесть к столу, где, помимо Марины, находилась еще одна дама, представившаяся Фридману под именем Джейн.
– Присаживайся, Валера, – произнесла Марина беззаботно и дружелюбно. – У нас тут девичий ужин… Показываю нашей американской гостье островки более-менее цивилизованной жизни в столице дикарской страны…
– Какая же я гостья? – мягко возразила Джейн. – Я… своя.
И с туристами прошу не путать… Я здесь живу.
– Живешь… Ирреальной жизнью. – Марина кивнула одобрительно Фридману, потянувшемуся к бутылке с шампанским, чтобы наполнить бокалы дамам. – С кредитными карточками, под крышей посольства, с казенным «вольво»… – В сторону Фридмана она как бы и не с отрела, но реакцию его отслеживала цепко.
Пока все шло безукоризненно, и Валерий, конечно же, в полной мере оценил и манеры Джейн, и ее типичный англоязычный акцент, косметику, прическу, кольца от западных ювелиров…
Ни малейшего намека на то, что Джейн – Мавра, одна из бандерш Марины, подруга ее и компаньонка, в очередной раз прибывшая по своим делишкам в Москву.
Мавра была замужем за англичанином, несколько лет прожила в Чикаго, язык выучила великолепно, да и во всем, чем занималась, как Марина заметила, проявляла добросовестнейший и тонкий профессионализм. Именно ей отводилась главная роль в операции с бриллиантами Фридмана.
От Валерия последовал естественный вопрос.
– Вы… в том смысле… – оглянулся на Марину, – работаете в посольстве?
– Да, – отозвалась Джейн нехотя. – Перебираю бумажки.
Одна из сотрудниц посольства действительно носила имя, присвоенное на сегодняшний вечер международной аферисткой, знакомой Марины еще со школьных лет.
Выпили шампанского, Фридман извинился, ушел к своему столику, где около часа беседовал с различными людьми – подходящими и уходящими, а после, оставив остатки ужина своре охранников, вновь вернулся к Марине с двумя бутылками великолепного итальянского вина, купленного в соседнем с «Пекином» магазине.
– Позвольте, девочки?
Девочки, что же, позволили…
Началось шоу, через горящие обручи прыгали ловкие китайцы, демонстрировались схватки с палками и мечами, мелькали бедра танцовщиц в мигающем разноцветье бликов, а за столиком у входа в ресторан шел непринужденный разговор двух дам и одного джентльмена…
– Домой не скоро собираетесь? – спрашивал Валерий у Джейн.
– Должна улететь через неделю дней на пять…
Реальный прототип и в самом деле отбывал на родину в краткосрочную поездку, и этот факт Фридман мог проверить по компьютеру.
– А я тоже вскоре в ваши края собираюсь.
– Командировка? – В голосе Джейн промелькнул интерес.
– Нет, эмиграция…
– Уже прошли интервью?
– Давно. Но надо утрясти кое-какие дела, отправить контейнер…
– О, с контейнерами, я слышала, колоссальная проблема.
Очередь на годы.
– Справимся, – сказал Фридман. – Пусть это будет моя самая большая проблема в жизни.
Когда заиграл оркестр, он пригласил Марину на танец.
– Слушай, – прошептал, склонившись к ее плечу. – Говорю вполне серьезно: несмотря ни на что, наши отношения не закончены. Однако это – лирическая сторона дела, о ней позже…
И ее, кстати, я без лишних слов подтвержу поступками. А теперь ответь: она, Джейн, ну… нормальная баба? В смысле, по делу…
– Вполне. Девочка тоже крутится…
– То есть?
– С иконками я ей помогаю, с антиквариатом… Картины ее интересуют, Фаберже…
– А как с провозом?
– Очень стойкий дипломатический иммунитет, понял, дорогой?
– А… поговорить на такую тему?
– Не знаю. Она не из тех, кто за все хватается.
– А ты объясни: не фуфлыжники с ней дело иметь будут…
– Валера, сейчас все пошли крутые дальше некуда, сам знаешь. Ну… поговорю. Только о чем?
– Камушки.
– Спрошу. – Марина равнодушно повела плечами.
– И учти, – Фридман помедлил, закусив губу, – твои они, камушки. Сам тебе их отдам под полное доверие. И в Америке – если не поносишь их, то на них поживешь…
– Милый… – Она поцеловала его в щеку. – Что с тобой?
Шампанское в крови играет? – Участливо заглянула в глаза. – Или впрямь любовь? Но что есть любовь? Это – переоценка сексуального порыва. А может, неуклюжая ложь? – Закрыла пальцами его губы. – Не надо. Ни камушков, ни слов… Просишь – поговорю.
Ресторанный вечер отгремел, Фридман, проводив дам, пожелал им и себе скорой встречи и – не ошибся: встреча состоялась через два дня – короткая, деловая, в суете будничного дня, на Ленинградском шоссе, в машине.
– Мне необходимо вывезти пакет, – сказал Фридман. – В нем ценности. В аэропорту Нью-Йорка вас встретят. Во сколько мне встанет такая услуга?
– Пять тысяч, – без запинки ответила Джейн. —
Американскими долларами, вперед. Не знаю, что в пакете, но наверное, там не деревенская иконка… В любом случае стоимость содержимого меня не интересует, равно как и меньшая сумма гонорара.
– Одобряю вашу точку зрения, – кивнул Валерий. – Правда, пять тысяч…
– У меня масса предложений, – перебила его Джейн. —
Смотрите сами.
– Где вам передать пакет? – спросил Фридман.
– Серьезный вопрос… – озадачилась Джейн. – Мы должны встретиться чисто… Без хвостов. Я… все объясню Марине. И пожалуйста, не таскайте в тот день своих людей с собой.
Наоборот – пускай они обеспечат нашу пропажу из чьего-либо поля зрения, если таковое имеется… Мне вас грабить резона нет, как понимаете…
– Судя по компьютеру, – сказал Фридман, – а вернее, по дате вашего вылета, время у нас еще имеется, детали продумаем.
– Проверочка? – безучастно усмехнулась Джейн.
– Так, баловство, интереса ради…
– Валерий, – произнесла Джейн строго и доверительно. – Вы сознаете, что о ваших проверочках может стать известно иным проверяющим иностанциям? Затем. Я заинтересована в вас не менее, чем вы во мне. Мне необходимы ваши связи здесь, в Союзе.
А вам – мой статус. Так что не тряситесь за свой пакет, хотя бы в нем и сокровища всего мира…
Она крепко, по-мужски пожала руку Фридмана и, сев в машину с дипломатическим красным номером, укатила прочь.
С нею уехала и Марина, заплатившая за изготовление этого номера рукодельнику-кустарю изрядную сумму.
А Фридману очень хотелось, чтобы Марина сталась, очень…
Впрочем, успокоил он себя, объясниться – успеется. К тому же сегодня тяжелый день, беготня… Слов-то нормальных не подберешь, мозги набекрень… Нет, иссушивают все-таки денежки и душу и мышление, коробят их, как наркотик…
– Думаешь, клюнет? – спросила Марина подругу.
– Знаешь… – Та задумчиво затянулась длинной тонкой сигаретой. – Я однажды видела… Комары летят на утюг. Инстинкт слеп.
БОРЯ КЛЕЙН
Утром, приехав как обычно к Фридману, Боря застал его в «деловой части» подвала, в домашнем офисе, среди телефонов, факсов и компьютеров.
Подняв на Борю проницательный взор, шеф изрек:
– Паспортишко выписан?
– Как и приказывали, – кивнул Борис, – вчера получил.
Волчий билет. Постоянно проживающего. Лица без гражданства. Но все равно лучше, чем серпастый-молоткастый.
– Завтра вылетаешь, – произнес Фридман. – В Германию. На день. Во Франкфурт-на-Майне. Ночь в отеле компании «Люфтганза».
Место приличное, несколько ресторанов, кровать «кинг-сайз»[13], мини-бар, кабельное телевидение. Как выйдешь из порта, увидишь «вэны» с названием отеля по борту – не ошибешься. Они-то тебя до койки и доставят. Переночуешь, а утром снова в порт. Вопросы есть?
– Есть, – сказал Боря. – Цель?
– Возьмешь посылочку, – сообщил Фридман. – Транзитную, из Союза.
Значит, бриллианты в Германии?… Борис проглотил вязкую слюну беспомощной досады. Вспомнился фальшивый американский паспорт, еще вчера высланный Михаилу, письма с прожектами, тайно переправляемые в далекую Москву… Настолько же жизнь внезапнее в своих решениях и вывертах и насколько неуязвимы и удачливы сытые и сильные…
– Спасибо, – проронил он тихо.
– За что? – Семен кашлянул, вглядываясь в монитор компьютера.
– За доверие. Прикарманю вот так посылочку, ну и…
– И?… – обернулся к нему Фридман. – В посылочке, положим, миллион, и ты с миллионом в Германии. Но миллион-то не наличными, его в наличные реализовать надо, ясно? Что непросто.
После – необходимо легализоваться под чужим именем. Думаешь, чепуховые задачки? Но и реши их, все равно дурак ты, коли мыслишь, что, имея миллион и ничего не делая, можно так уж и всласть пожить. Нет. Проще, Боря, работать у меня, заколотить этот миллион постепенно, однако уверенно; многому научиться и… смотреть на мир с высоты птичьего полета, а не из тараканьей щели.
– И за проповедь благодарю, – ответил Боря. – Но в проповеди своя логика, мудрая, а есть логика иная, тех, кто корыстолюбив до безрассудства.
– Согласен. Но имею и на сей счет аргументы. Во Франкфурте тебя на самолет посадят, а тут встретят… Так что все твои «спасибо», полагаю, относятся к полному тебе доверию только на время парения над Атлантикой. Уразумел? А сейчас дуй в германское консульство, – протянул Борису обрывок бумажной полосы с телекса.
Борис прочел:
«Фирма «Процессинг систем» вызывает к себе специалиста по нелинейным уравнениям, доктора Бориса Клейна, для научной консультации в филиал фирмы…»
– Телекс в консульство уже дан, – продолжил Фридман. —
Визу получишь без задержки.
Выйдя из дома, Борис остановился у своего «линкольна» и, облокотившись на крышу автомобиля, как-то грустно и ни о чем призадумался, глядя вокруг.
Тихая улочка Манхэттен-Бич с односторонним движением.
Особняки один другого краше – от наисовременных с тарелками антенн космической связи до сказочно-средневековых, словно из датских и шведских преданий. Серебристые ели, по линеечке подстриженные кустарники, лужайки перед вылизанными фасадами. И
– золотая, ослепительная ширь океана, заполнившая горизонт.
Рябой после ночного дождя песок. Обыденная, в общем-то, картина. Дай ему посмотреть на нее несколько лет назад – вероятно, не поверил бы этакому счастью. Здоров, сыт, при деле, полный бумажник долларов, да и «линкольн», который никакому московскому барыге коммунистической эпохи даже во сне не снился… А сейчас это явь. Скучная и по большому счету никчемная. Прав хитрый Фридман. Никуда его посылочка не денется, и полетит Боря во Франкфурт, и привезет все, что положено, и будет послушен и раболепен. Ибо все финиши пройдены и рекорды поставлены. Есть семья, деньги, работа, есть схема жизни. Очень жесткая. Как глубокая российская колея. Он потратил столько сил и нервов, чтобы попасть в нее, что уже никогда не рискнет вырваться в какие-либо иные просторы…
Он презирает этот затрапезный Брайтон Бич, но закон Брайтона настиг его, как ковбойское лассо упрямого бычка, и повязал намертво.
Да и чем отличается он, Боря Клейн, от иных обитателей русскоязычного гетто? Разве – спецификой бизнеса. Все.
Теперь – однообразный путь в колее.
У знака «стоп» при выезде на главную дорогу он остановился, откинувшись по инерции в сиденье. Вспомнил назидания инструктора автошколы: на экзамене перед данным знаком ты должен обозначить мягкий, но явный «откат», «фул-стоп»[14]. Затем осмотреться. Будешь лихачить – срежут сразу.
Да, он запомнил. Он становится дисциплинированным и боязливым на этом свободном Западе. Как все. Он уже боится законов, штрафов, потери работы и поисков ее…
Он крупно влип. Но, может, так оно даже и лучше.
МАРИНА АВЕРИНА
Все произошло крайне просто, вопреки затейливым схемам, разработанным Маврой, где фигурировали варианты отхода, наем боевых сил, должных отрезать в случае какого-либо инцидента охрану Фридмана, наконец, привлечение к операции братца Михаила, владеющего, по его словам, средствами медикаментозного воздействия, способными положительным образом повлиять на разговорчивость Фридмана… Все было иначе.
Валерий внезапно приехал к Марине утром, без предупреждения, отвез ее позавтракать в кооперативное кафе, без умолку говорил о том, что в течение недели заключит с ней брак, ибо плохое прошлое забыто и нечего о нем вспоминать; далее просил организовать срочную встречу с Джейн, поскольку сегодня вечером должен отбыть на неделю по делам из Москвы, и, поддавшись на его настойчивые уговоры, Марина, набрав номер, сообщила Мавре:
– Будем у тебя в четыре часа, жди.
Некоторое время Фридман ездил по всяким организациям и фирмам, а после, отпустив на отдых своих мордухаев, как их определила Марина, сказал:
– Все. Теперь свободны, едем.
– А…
– С собой, – упредил он ее вопрос. – Вручу твоей подруге лично. И дам ценные указания. Куда рулить?
– Большая Грузинская.
В крайнем случае, как решила Мавра, они засветят эту квартиру, принадлежащую одной из московских иностранок, которая ныне находилась по месту своего постоянного проживания в Гамбурге, но иностранка не знает ни о Марине, ни о Мавре, равно как ни о подобранных к квартирным замкам ключах, что наверняка заведет будущее «уголовное» следствие в тупик.
Марина уже сегодня скроется, а через неделю объявится в Берне, где база для нее подготовлена. Контрабанду же бриллиантов Мавра брала на себя.
– Большая Грузинская? – переспросил Фридман. – У нее там квартира, у Джейн?
– Нет, квартира подруги, та сейчас в отъезде. А у Джейн… там у каждой стены по десятку ушей. Ты прям, как ребенок Валер…
– Посмотри, чтобы не было хвоста, – сказал он. – И внимательно, а я пока поплутаю.
– Ясно, – не без удовлетворения согласилась Марина.
Следить за хвостом наказывала ей и Мавра, правда, имея в виду стражников-мордухаев, но да что было их опасаться, когда бриллианты сами плыли в руки?
В районе Пресни долго плутали по узеньким переулкам, совершая рискованные обгоны.
– Поживем с тобой, Маринка, – говорил Фридман горячо. – Такое увидишь… Зимой во Флориду или в Мексику, летом – в Европу…
Ее раздражала его болтовня, равно как и он сам: волосатые пальцы, наметившая лысина, брюшко, вывалившееся из-под тугого ремешка змеиной кожи с позолоченной пряжкой, одрябшие щеки…
– Посмотрим, Валера, посмотрим…
– Заключим брак, а Джейн… ведь поможет с посольством, так? Чтобы со всяким рваньем в толпе не толкаться хотя бы…
Публика там, доложу тебе… Сплошные крестьяне. Куда прут?
Зачем?
– Беженцы, в республиках ведь ужас творится…
– Не только, авантюристов больше половины там… Ни профессии, ни языка, ни элементарной культуры… Они думают как: я, мол, хоть в мусорщики. А ты попади в мусорщики! Твердая зарплата, льготы… Концерны с миллиардными оборотами мусором заняты, с каждой квартиры, с каждого дома бабки срывают… В мусорщики они хотят, ха!
Выйдя из машины, Фридман вытащил из-под сиденья небольшой пластиковый пакет.
– Вот, – сказал. – Вся посылочка. И здесь же – пять штук сотенными. Как и заказывали.
Мавра, она же Джейн, встретила их со всей теплотой гостеприимства.
– Не голодны? может, перекусите? Нет? Ну, тогда кофе как раз подоспел, и хороший коньяк есть… не против? – подмигнула Фридману.
– А… не против! – в тон ей игриво отозвался Валерий. И отправился мыть руки.
– Как насчет хвоста? – шепотом спросила Мавра Марину.
– Никакого. Крутились так… чуть тачку не кокнули.
Вошел Фридман.
– О чем шепчетесь, девушки?
– Валерий, – произнесла Мавра подчеркнуто убедительным тоном. – Я хотела бы все-таки попросить вас показать мне груз… Я боюсь наркотиков. В «Кеннеди» на сей счет очень квалифицированные службы. И от них не спасет даже дипломатический паспорт.
– Бог мой! – воскликнул Фридман. Наклонился, вынул из пакета два свертка.
– Пять тысяч, – передал первый сверток Мавре. – А тут… – развернул бумагу.
Марина увидела переложенных ватой миниатюрных черепашек с бриллиантовыми глазками, крокодила с золотой чешуей, орла из черно-зеленого камня…
– Что это? – Голос Мавры невольно дрогнул.
– Фаберже. – Фридман усмехнулся. – Замечу: увы, фальшивый.
Но уйдет – как подлинный, без сомнений. Проверено.
– Пять тысяч за провоз туфты? – не удержалась Мавра от жаргонного словечка, хотя акцент и ровность интонации выдержала.
– Ну… давайте откровенно. – Фридман откинулся в плюшевом кресле. – Ваша услуга безусловно стоит много меньше, но… я щедрый парень. Кроме того, хочу посмотреть, каким выйдет наш первый контрабандный блин…
Мавра вкрадчиво улыбнулась.
– Блин… говорите?
– Ага. Это игра слов на основе ну… не пословицы, а как там…
– Несу коньяк, – перебила Мавра. – А вы пока потанцуйте, – подойдя к магнитофону, нажала клавишу. – Кстати, сейчас соображу кое-какую закуску…
Фридман протянул руку Марине – беззаботным, разбитным движением.
Испытывая сильнейшую досаду и нервную дрожь в ногах Марина с трудом заставила себя ответить кавалеру, трижды ею проклятому в душе, призывной улыбкой. Прижалась к Фридману, взглянув на Мавру из-за его плеча.
Глаза подруги Мавры были лучисто-светлы от переполнявшей ее злобы и – от уже бесповоротно принятого ею решения…
ФРИДМАН-СТАРШИЙ
Как полагал Семен, день выдавался удачным: пришло письмо из компании, торгующей типографским оборудованием, о перечислении посреднического аванса за подписанный в Москве под контролем братца Валеры контракт, Борис вылетал из Франкфурта, и, наконец, сегодня под высокий процент возвращался долг неким Дональдом Вайсом – человеком, ведававшим в Манхэттене проституцией.
Дональд – седобородый, с внешностью пожилого английского герцога, вылез из-за руля своего «порше» на условленном месте – у ресторана «Одесса» на Брайтоне. Невзирая на ливший безжалостно дождь, гордо двинулся в своем ослепительно лощеном костюме к машине Фридмана и, присев рядом с ним, без предисловий о погоде и здоровье сказал:
– Семен, наличные в «порше», я в состоянии полностью рассчитаться, однако прошу об услуге…
– Необходима отсрочка, – понятливо продолжил Фридман за собеседника. – Дополнительные две-три тысячи гарантированы, так? Нет, Дональд, у тебя сплошные задержки, мне надоело.
– Сыграем иначе, – отозвался Вайс. – Кредит мне необходим на два дня. Оставляю залог: три фунта кокаина. Если опоздаю хотя бы на час с выплатой…
Наркотики. Фридман не раз сталкивался с этим бизнесом, брезговал им, да и побаивался, однако в данной ситуации риска не усматривалось, а выгода выходила очевидной: так или иначе он оказывает Дональду услугу, а Дональд – человек благодарный; ну а в случае чего, если заложенный кокаин придется продать, невозвращенный долг перекроется с лихвой…
– Качество? – спросил Фридман.
Дональд лишь укоризненно взглянул на него. Фридман в свою очередь оглянулся на двери «Одессы», на рекламные фотографии местного усатого сочинителя-песнопевца за оконным стеклом. Вечером сюда нахлынет публика с Брайтона в дешевых бриллиантах и шубах до пят; начнется музыкальная полублатная ностальгия с эстрадки… Вот мрак! А ведь он тут когда-то едва они не собирался посуду мыть или официантом за чаевые вкалывать… А о месте гардеробщика и мечтать не приходилось: надо же – с каждого клиента доллар чаевых!
Дональд вышел из машины, затем возвратился, положив на сиденье полиэтиленовый пакет.
Мягко хлопнула дверь. Подняв руку в прощальном приветствии, Семен тронул «кадиллак» с места, держа курс на заправку.
Решил подрулить к «Mobil» на Кони-Айленд-авеню перед съездом на скоростную трассу, а после заехать в итальянский ресторанчик у залива Шипсхед-Бей, там подавали отменные ракушки с лимонным соком и крупные креветки в нежном, густом соусе…
Затем домой – взгреть Алика за хозяйственную недобросовестность ради профилактики, попить кофе в его компании, а напоследок же предстояла встреча в аэропорту с прибывающим из Германии Борисом.
На углу Кони-Айленд-авеню он притормозил, переведя рычаг управления передач в положение парковки; неожиданно захотелось бананов, гроздьями свисавших с одного из лотков овощной лавки…
Привычно осмотрелся. Парковка здесь запрещалась, но полицейских поблизости не было. Двое стояли под эстакадой сабвея за перекрестком у входа в магазинчик самообслуживания «Пас Мак» – оттуда все время что-нибудь воровали жуликоватые покупатели, так что полиция там паслась постоянно. Однако дистанция была велика, и опасности эти стражи порядка не представляли. Тележка-мотороллер с крытым верхом, на которой разъезжал писатель штрафных бумаг, только что продефилировала в поисках добычи вдаль, а потому Фридман, выйдя из машины, двинулся к овощному прилавку с вальяжной неспешностью. И – нос к носу столкнулся с полицейскими, шагнувшими навстречу ему из соседнего магазина, где, вероятно, отсиживались от дождя, но, узрев «кадиллак»-нарушитель, как пауки, ринулись к жертве…
«Сколько же вас, сук, на Брайтоне развелось», – подумал Фридман, спешно впрыгивая за руль, опуская рукоять передач в положение «D» и нажимая на газ…
Машина рванулась вперед, Фридман крутанул руль вправо, выворачивая на широкую Кони-Айленд-авеню, но подвела скользкая дорога: тяжелый автомобиль занесло, ударив левым задним крылом в параллельно идущий «форд», и носом развернуло к тротуару.
Двигатель заглох. Фридман не успел потянуться к ключам зажигания, как вдруг увидел нацеленные в него пистолеты, искаженные злобой и решимостью физиономии полицейских и уже через считанные секунды стоял лицом к стене у входа в копировальную мастерскую «Ксерокс», чувствуя, как его обыскивают опытные руки.
Какая глупость… Нелепость, идиотизм… Что бы ему грозило, не побеги он от этих ментов? Максимум – тридцатник штрафа. Нет, дернулся! Сработал эмигрантский инстинкт, когда за этот тридцатник он убивался на черной работе весь день…
Сработал механически, слепо, и также слепо он шел несколько минут назад к злополучной банановой лавке, опрометчиво забыв о пакете с кокаином на переднем сиденье, который сейчас обследует с радостно-изумленным лицом полицейский в черном плаще с желтыми, должными фосфоресцировать в ночи полосами. И теперь доказывай судье, будто убежал вовсе не из-за того, что в машине находился наркотик, а из-за жалких тридцати долларов. Хорошо, на пакете нет отпечатков его пальцев, авось адвокат обыграет такой факт… Но как объяснить случившееся Дональду? И сколько тот заломит за пакет? И вообще… чем все закончится? А Боря?!.
– Да ты… серьезная штучка, парень, – донесся до него голос с характерным бруклинским акцентом. – Повезло… нам!
ФРИДМАН-МЛАДШИЙ
Он даже не понял, что, собственно, и произошло… Держал Марину за талию, чувствовал тонкий, прекрасный запах ее духов, видел, обмирая от любви и нежности к ней, чистую по-детски кожу щеки и шеи, и вдруг все поплыло в глазах, пришло осознание падения и бессилия перед этим падением… После – долгий провал. А затем вернулось сознание вместе с колко пульсирующей болью в голове, резью в кистях рук и лодыжках…
Он лежал на полу раздетый, туго связанный прочной капроновой веревкой, с нашлепкой пластыря на губах.
Расплывчатые пятна перед глазами постепенно оформились в лица…
Марина и Джейн. Сосредоточенные, даже угнетенные, однако во взглядах – одинаково мрачная целеустремленность. Попытался спросить: за что, почему, с ума вы, бабы, спятили? – но лишь глупо промычал через нос.
– Если слышишь нас, кивни, – мерно и отчужденно произнесла Джейн. Без акцента. – Ага, слышишь… Тогда так: хочешь жить, говори: где камни, которые брату послать должен? Учти, Валера, всерьез тебя спрашиваем, упираться будешь – пожалеешь… Утюг, которым ты по голове получил, сейчас уже греется, и щипчики есть для ногтей… А маникюр – вещь – ох, неприятная… Колись Валера! Будешь тихо говорить, вежливо, без ора, тогда рот расклею… Будешь?
Фридман кивнул.
Пластырь оторвался вместе с кожицей губы. Валерий слизнул кровь, потекшую по подбородку.
– Отважные вы… дамы, – произнес еле слышно, неповинующимся голосом. – На такое решиться… Только ведь глупость морозите… Кстати. Как звать-то тебя, мисс липовая американка?
– Ты по делу, по делу, без болтовни, – предупредила Мавра угрожающе.
– Хорошо, без болтовни, – согласился Фридман. – Верьте мне или не верьте, а камни уехали. Могу адрес дать, только вам туда не добраться. На три дня вы, девушки, опоздали, всего на три дня. А всех моих денег, дорогуши, на день сегодняшний – тысяч двадцать. Нужно? Дарю. А потому утюги, щипцы – напрасный и пошлый номер. А пока не зарвались вы, даю вам шанс. И слово свое даю: претензий иметь не буду. Тебя, Мариночка, жаль.
Прости, но дура ты. Я же не врал тебе насчет брака… я же… всерьез, болван! Теперь, ясный день, мероприятие отменяется. Но обещаю: ни добра от меня не жди, ни зла. Давай сведем партию вничью. Режь веревки, дорогая, и – разбежались. Повторяю: большой шанс вам даю, поверьте…
Мавра ударила его ногой в лицо.
– Заткнись, тварюга… – прошипела с яростью. – И гонор свой проглоти, понял?! Я тебе даю шанс, а не ты… Где камни?!
Фридман сжал зубы, чувствуя ломящую боль от удара в скуле.
И надо же так нарваться… Ладно, главное – спокойствие.
Каким образом эти крысы пронюхали о камнях? Хотя – вопрос не так и важен. Даже если бы бриллианты имелись у него и поныне, ничего в данной истории они бы не изменили. Сегодняшняя его роль – однозначно роль смертника. И зря начал он с отказа и поучений… Стервы чересчур воспалены и самим риском своей затеи, и неудачей… Надо по-другому. Разговора все равно не получится, игра идет ва-банк, а потому главное – затянуть время.
Следующий удар ослепил – мысок туфли врезался в глаз. Боль просто-таки пронзила Фридмана, и он закричал.
На рот тотчас же лег плотный лоскут пластыря. Неслись ругательства Мавры, истерические всхлипы Марины:
– Я не могу… Я уйду…
– Звони своему братцу хренову, – обернулась к ней Мавра. —
Пусть везет шприц и лекарства, мы ему язык развяжем, гаду…
Марина вышла, мелькнул край ее платья в дверном проеме.
«Угораздило же тебя так промахнуться, детка, – едва ли не с жалостью к ней подумал Валерий. – Как же не повезло тебе, как же не повезло… И, наверное, я виноват в том, все-таки я…
Воздалось! За зло получил злом… И что теперь? Сколько времени, интересно? От силы прошел час. Значит, еще час остается… Если бы знали эти идиотки, что в машине встроена радиостанция и, услышав вопрос относительно маршрута поездки, охрана приехала к подъезду заблаговременно и сейчас сидит под окнами, наверняка зная номер искомой квартиры. Еще час, от силы полтора, а после сюда ворвутся, единым махом высадив стандартную хлипкую дверь, четверо вооруженных зверей и, застав хозяина в этаком положении и состоянии… Эх, девушки!»