Констанс. Да, побывала в Малайзии, у Мортимера там деловые интересы, в Китае, а в Англию они отплыли из Индии.
       Марта. Я не раз задавалась вопросом, не ты ли предложила им отправиться в длительное путешествие после той безобразной сцены?
       Констанс. Которая, уж признайся, доставила тебе безмерное наслаждение, дорогая.
       Барбара. Они, безусловно, поступили правильно.
       Марта. Разумеется, это твое дело, дорогая, но благоразумно ли уезжать на шесть недель в тот самый момент, когда она появилась в городе?
       Констанс. Мы, трудящиеся женщины, вынуждены брать отпуск лишь когда нам его дают.
       Барбара. Джон, конечно же, получил хороший урок. И не будет второй раз наступать на те же грабли.
       Марта. Ты думаешь, он более не влюблен в Мари-Луизу?
       Констанс. Понятия не имею. Но вот и Джон, тебе лучше спросить у него.
 
       (При этих словах в гостиную входит Джон.)
 
       Джон. Спросить о чем?
       Марта(не растерявшись). Я вот гадаю, чем ты займешь себя, пока Констанс будет в отъезде.
       Джон. У меня много работы, знаешь ли, и я буду чаще бывать в клубе.
       Марта. Жаль, что ты не смог освободиться. Тебе и Констанс надо бы уходить в отпуск вместе.
       Барбара. За мной вины нет. Я отпускала Констанс в любое, удобное ей время.
       Констанс. Видишь ли, я хотела поехать в Италию, а Джон на континенте предпочитает лишь места, где требуется приложить немало усилий, чтобы понять, чем они отличаются от Англии.
       Марта. А как же Элен?
       Констанс. На август мы сняли дом в Хенли. Джон сможет играть в гольф и ходить на реку, а я каждый день смогу ездить в город, чтобы работа не страдала.
       Барбара. Дорогая моя, с твоего разрешения, побегу. Надеюсь, ты прекрасно отдохнешь. Ты это заслужила. Знаешь, Джон, я, должно быть, очень умная женщина, раз убедила Констанс поработать у меня. Ей просто цены нет.
       Джон. Мне никогда не нравилась эта идея, и теперь я остаюсь при своем мнении.
       Барбара. Так ты никак не можешь меня простить?
       Джон. Она настаивала, а мне не оставалось ничего другого, как помалкивать.
       Барбара. До свидания.
       Констанс(целуя ее). До свидания, дорогая. Не перетруждайся.
       Марта. Я пойду с тобой, Барбара. Мама сказала, что забежит на минутку, чтобы попрощаться.
       Констанс. Очень хорошо. До свидания.
 
       (Она целует обеих женщин, провожает до двери. Они уходят.)
 
       Джон. Констанс, я понял, ты берешь отпуск сейчас, потому что у Барбары неотложные дела.
       Констанс. Я такое говорила?
       Джон. Конечно.
       Констанс. Не помню.
       Джон. Если бы я знал, что ты не связана жесткими сроками, то конечно же смог подстроиться с отпуском под тебя…
       Констанс(прерывает его). А у тебя не возникало мысли, что мужу и жене не следует брать отпуск одновременно? Смысл отпуска — отдохнуть, сменить обстановку, набраться новых впечатлений. Ты думаешь, мужчина может все это получить, если едет в отпуск с женой?
       Джон. Все зависит от жены.
       Констанс. По мне нет более тоскливого зрелища, чем вид этих пар в ресторане отеля. Каждая за отдельным столиком, муж напротив жены, а сказать-то им друг другу нечего.
       Джон. Чепуха. Многие пары веселые и счастливые.
       Констанс. Да, конечно, но, приглядевшись к обручальному кольцу женщины, понимаешь, что оно появилось на руке скорее недавно, чем давно.
       Джон. Мы всегда ладили, а когда я надевал обручальное кольцо на твой пальчик, за этим процессом следил священник. Ты же не собираешься сказать мне, что ты со мной скучала.
       Констанс. Наоборот, ты всегда смешил меня до коликов в животе. Все дело в моей скромности: я боялась, что мое общество тебе приелось. И подумала, что несколько недель разлуки только пойдут тебе на пользу.
       Джон. Ты все шутишь.
       Констанс. Так или иначе, уже поздно что-либо менять. Чемоданы упакованы, я со всеми попрощалась, а у людей, знаешь ли, остается неприятный осадок, если они увидят тебя на следующий день, тогда как рассчитывали не встречаться с тобой полтора месяца.
       Джон. Да… пожалуй… Послушай, Констанс, я хочу тебя кое о чем попросить.
       Констанс. Да?
       Джон. Ты знаешь, что Мари-Луиза вернулась?
       Констанс. Да. Она пообещала забежать ко мне до моего отъезда. Я с удовольствием повидаюсь с ней.
       Джон. Тогда у меня к тебе просьба.
       Констанс. Какая?
       Джон. Ты меня крепко выручила, прикрыла, я не могу бесконечно пользоваться твоей добротой, поэтому хочу отплатить тебе тем же.
       Констанс. Что-то я тебя не понимаю.
       Джон. Я не видел Мари-Луизу с того дня, как Мортимер приходил сюда и, как говорится, сел в лужу. Она отсутствовала почти год и, учитывая сложившиеся обстоятельства, я убежден, что нам не следует возобновлять прежние отношения.
       Констанс. А с чего ты взял, что у нее может возникнуть такое желание?
       Джон. Ее звонок тебе по приезде представляется мне зловещим.
       Констанс. Зловещим? Некоторые женщины, увидев телефонный аппарат, просто не могут не схватить трубку, а услышав голос телефонистки: «Номер, пожалуйста», должны что-то ответить. Смею предположить, наш номер Мари-Луиза вспомнила первым.
       Джон. Нет смысла отрицать, что Мари-Луиза была безумно в меня влюблена.
       Констанс. Наверное, ни один из нас не может ее за это винить.
       Джон. Я не хочу показаться бессердечным, но, так уж случилось, что обстоятельства оборвали наши отношения, и я бы хотел думать, что навсегда.
       Констанс. Ты волен действовать в полном соответствии со своими желаниями.
       Джон. Я думаю не о себе, Констанс. Я думаю, в какой-то мере, о благе Мари-Луизы, но главным образом, признаюсь, о тебе. Я никогда не смогу взглянуть тебе в глаза, если в наших отношениям с Мари-Луизой не будет поставлена жирная точка.
       Констанс. Мне больно думать, что ты лишишься такого невинного и недорогого удовольствия.
       Джон. Разумеется, это болезненное решение, но, раз оно принято, я полагаю, что действовать надо быстро.
       Констанс. Полностью с тобой согласна. И вот что я сделаю. Как только Мари-Луиза появится здесь, я под каким-то предлогом уйду и оставлю вас наедине.
       Джон. Я-то думал как раз о другом.
       Констанс. О чем же?
       Джон. Женщина справится с этим делом гораздо лучше мужчины. Вот я и подумал, а почему бы тебе не объяснить ей, что к чему?
       Констанс. Мне?
       Джон. Мне это будет несколько неловко, а вот тебе — вполне естественно. Речь, мол, идет о самоуважении, а потому, ты ставишь вопрос ребром: или она близко не подходит ко мне, или ты устраиваешь грандиозный скандал.
       Констанс. Но ты же знаешь, какое у меня мягкое сердце. Если она разрыдается, если скажет, что жить без тебя не может, во мне, конечно же, проснется жалость и я скажу: «Черт с тобой, оставь его себе».
       Джон. Ты не подложишь мне такую свинью, Констанс.
       Констанс. Ты же знаешь, что твое счастье для меня превыше всего.
       Джон(после короткой паузы). Констанс, я буду с тобой предельно откровенен. Мари-Луизой я сыт по горло.
       Констанс. Дорогой, почему сразу этого не сказать?
       Джон. Ты же понимаешь, Констанс, как-то не принято говорить такое женщине.
       Констанс. Признаю, ей, безусловно, не понравится.
       Джон. Женщины — забавные существа. Если ты им надоел, они говорят об этом сразу, без малейшего колебания, и твоя реакция их нисколько не волнует. А вот если мужчина устает от женщины, он в мгновение ока превращается в негодяя и чудовище, и купание в чане кипящего масла для него слишком легкое наказание.
       Констанс. Хорошо, оставь это на меня. Я все сделаю.
       Джон. Ты прелесть. Но ты постараешься обойтись с ней мягче, не так ли? Я бы не хотел обидеть ее. Она такая милая, Констанс.
       Констанс. Полностью с тобой согласна.
       Джон. Для нее это будет жестокий удар.
       Констанс. Боюсь, она нескоро придет в себя.
       Джон. Дай ей понять, что мне тоже придется нелегко. Я не хочу, чтобы она плохо обо мне думала.
       Констанс. Разумеется.
       Джон. Но стой на том, что разрыв окончательный.
       Констанс. Все будет, как ты хочешь.
       Джон. Что бы я без тебя делал, Констанс. Клянусь Богом, мужчина не может мечтать о лучшей жене.
 
       (Дворецкий объявляет о приходе Мари-Луизы.)
 
       Бентли. Миссис Дархэм.
 
       (Женщины тепло обнимаются, целуются.)
 
       Мари-Луиза. Дорогая, как я рада вновь тебя видеть. Это чудесно, чудесно.
       Констанс. Дорогая, ты прекрасно выглядишь. Это твое новое жемчужное ожерелье?
       Мари-Луиза. Прелесть, не правда ли? Но в Индии Мортимер купил мне совершенно божественные изумруды. О, Джон, как поживаешь?
       Джон. Все в порядке, благодарю.
       Мари-Луиза. Уж не поправился ли ты с нашей последней встречи?
       Джон. Ни в коем разе.
       Мари-Луиза. А я вот похудела (Констанс). Я страшно рада, что застала тебя. И очень горевала бы, если б опоздала (Джону). Куда вы едете?
       Джон. Никуда. Констанс едет одна.
       Мари-Луиза. Ну, разумеется. Ты же всегда занят, не так ли?
       Джон. До свидания.
       Мари-Луиза. Надеюсь, мы как-нибудь повидаемся, пока Констанс будет в отъезде.
       Джон. Большое тебе спасибо.
       Мари-Луиза. Мортимер теперь играет в гольф куда как лучше. Он с удовольствием сразится с тобой.
       Джон. Да, конечно. Я тоже.
 
       (Он уходит.)
 
       Мари-Луиза. Я так надеялась застать тебя одну. Констанс, мне надо столько тебе сказать. Джон такой тактичный. Сразу ушел. Начну с того, что все устроилось наилучшим образом. Ты оказалась совершенно права. Я так рада, что последовала твоему совету и заставила Мортимера увезти меня чуть ли не на год.
       Констанс. Мортимер же не дурак.
       Мари-Луиза. Да, для мужчины он достаточно умен. Я, конечно, устроила ему ад на земле, за то, что он заподозрил меня, знаешь ли, и в конце концов он стал просто шелковым. Но я видела, что полной уверенности во мне у него нет. Ты знаешь, какие они, эти мужчины. Если вобьют себе в голову какую-то идею, чертовски трудно заставить их выкинуть ее из головы. Но путешествие сработало. Я вела себя, как ангел, он заработал кучу денег. Так что теперь смотрит и на меня, и на мир сквозь розовые очки.
       Констанс. Я очень рада.
       Мари-Луиза. Я перед тобой в огромном долгу, Констанс. Я заставила Мортимера купить тебе на Цейлоне просто божественный сапфир. Сказала ему, что он должен хоть как-то искупить нанесенное тебе оскорбление. Он стоил сто двадцать фунтов, дорогая, и мы отвезем его в «Картье», чтобы ему сделали достойную оправу.
       Констанс. Потрясающе.
       Мари-Луиза. Не думай, что я неблагодарна. И еще, Констанс, я хочу сразу сказать тебе, что обо мне и Джоне ты можешь не тревожиться.
       Констанс. Я никогда не тревожилась.
       Мари-Луиза. Я знаю, что вела себя, как маленькая дрянь, но никогда не думала, что ты все узнаешь. Если б могла такое предложить, то никогда бы, ты же меня достаточно хорошо знаешь, и близко к нему не подошла.
       Констанс. Как ты добра.
       Мари-Луиза. Я хочу, чтобы ты оказала мне еще одну услугу, Констанс. Не откажешь?
       Констанс. Всегда рада выручить подругу.
       Мари-Луиза. Ты же знаешь, какой у нас Джон. Он — душка и все такое, но раз все кончено, он должен сразу это понять.
       Констанс. Кончено?
       Мари-Луиза. Разумеется, я знаю, что он по-прежнему по уши влюблен в меня. Я увидела это, едва вошла в комнату. Но его вины в этом нет, не так ли?
       Констанс. Ты завораживаешь мужчин.
       Мари-Луиза. В этом мире иногда надо подумать и о себе. Должен же он понимать, что наши отношения не могут быть прежними после того, как ты все узнала.
       Констанс. Я старалась не выдать себя, как только могла.
       Мари-Луиза. А в итоге получилось, что ты все время хихикала над нами. Так что от романтики не осталось и следа. Ты понимаешь.
       Констанс. Смутно.
       Мари-Луиза. Знаешь, мне очень не хочется обижать Джона, но и тянуть кота за хвост нет никакого желания, вот я и хочу, чтобы все закончилось раз и навсегда до твоего отъезда.
       Констанс. Это так неожиданно. Боюсь, Джон будет в шоке.
       Мари-Луиза. Я приняла окончательное решение.
       Констанс. Времени для долгой и трогательной сцены, конечно же, нет, но я все-таки посмотрю, дома ли Джон. Ты уложишься в десять минут?
       Мари-Луиза. Но я не могу! Я хочу, чтобы ты сказала ему.
       Констанс. Я?!
       Мари-Луиза. Ты так хорошо его знаешь, ты сможешь найти правильные слова. Как-то нехорошо, знаешь ли, говорить мужчине, который тебя обожает, что он тебе совершенно безразличен. Ему будет гораздо легче, если он узнает об этом от третьей стороны.
       Констанс. Ты действительно так думаешь?
       Мари-Луиза. Я в этом уверена. Можешь сказать ему, что отныне мы с ним можем быть только друзьями. Ты так благородно поступила с нами, и будет ужасно, если мы вновь злоупотребим твоим доверием. Скажи ему, что я всегда буду с нежностью вспоминать его, что он — единственный мужчина, которого я искренне любила, но теперь мы должны расстаться.
       Констанс. А если он будет настаивать на встрече с тобой?
       Мари-Луиза. Нет смысла, Констанс, я не хочу его видеть. Я расплачусь, у меня опухнут глаза. Сделай это за меня, дорогая. Пожалуйста.
       Констанс. Хорошо.
       Мари-Луиза. В Париже я купила потрясающее вечернее платье из светло-зеленого атласа, которое тебе очень пойдет. Не будешь возражать, если я его тебе отдам? Я надевала его только раз.
       Констанс. А теперь назови мне истинную причину, по которой ты решила сразу же порвать с Джоном.
 
       (Глаза Мари-Луизы широко раскрываются, она хихикает.)
 
       Мари-Луиза. Поклянись, что никому не скажешь.
       Констанс. Клянусь честью.
       Мари-Луиза. Видишь ли, дорогая, в Индии мы встретили потрясающего молодого человека. Адъютанта одного из губернаторов. Он вернулся домой на одном с нами пароходе. И просто обожает меня.
       Констанс. А ты, естественно, обожаешь его.
       Мари-Луиза. Я от него без ума. Даже не знаю, что будет.
       Констанс. Думаю, мы обе можем догадаться.
       Мари-Луиза. Такой темперамент, как у меня, это кошмар. Разумеется, тебе не понять, ты холодная.
       Констанс(очень спокойно). А ты — бесстыжая маленькая сучка, Мари-Луиза.
       Мари-Луиза. О, нет. Романы у меня случаются, но я не сплю со всеми подряд.
       Констанс. Я бы уважала тебя больше, будь ты честной проституткой. Она, по крайней мере занимается этим, чтобы заработать на хлеб и масло. Ты же получаешь все от своего мужа, но не даешь ему того, за что он платит. И по моему разумению, ты — вульгарная воровка.
       Мари-Луиза(удивленно, с обидой). Констанс, как ты можешь так говорить со мной? Это жестоко. Я думала, что ты меня любишь.
       Мари-Луиза. Люблю. Я полагаю тебя лгуньей, пустышкой и паразитом, но люблю.
       Мари-Луиза. Неужели ты действительно видишь меня такой?
       Констанс. Да. При этом у тебя легкий характер, ты щедра, а иногда забавна. И плюсы скорее перевешивают минусы, поэтому ты мне и не противна.
       Мари-Луиза(улыбаясь). Я не верю, что ты говоришь серьезно. Ты же знаешь, у меня нет более близкой подруги.
       Констанс. Я принимаю людей, какими они есть и, готова спорить, что через двадцать лет ты станешь образцом добродетельности.
       Мари-Луиза. Дорогая, я сразу поняла, что ты решила подшутить надо мной.
       Констанс. А теперь беги, дорогая, а я сообщу Джону эту ужасную весть.
       Мари-Луиза. До свидания, и будь с ним по-мягче. Мы должны щадить его чувства. (Она поворачивается, чтобы уйти, у двери останавливается, смотрит на Констанс.)Разумеется, я часто думала, а почем с твоей внешностью ты не пользуешься успехом у мужчин. Теперь я знаю.
       Констанс. Скажи мне.
       Мари-Луиза. Видишь ли… ты юмористка, а мужчин это останавливает.
 
       (Она уходит. Мгновение спустя осторожно открывается дверь и Джон всовывается в комнату.)
 
       Джон. Она ушла?
       Констанс. Заходи. Путь свободен и все в полном ажуре.
       Джон(входит в гостиную). Я слышал, как хлопнула дверь. Ты ей сказала?
       Констанс. Да.
       Джон. Она расстроилась?
       Констанс. Разумеется, для нее это был шок, но она выдержала удар.
       Джон. Она расплакалась?
       Констанс. Нет. Не совсем. По правде говоря, я думаю, мои слова просто оглушили ее. Но я не сомневаюсь, что она разрыдается, когда придет домой и осознает всю глубину потери.
       Джон. Плачущая женщина — это ужасно.
       Констанс. Смотреть на нее — одно расстройство. Но слезы приносят облегчение, знаешь ли.
       Джон. Мне кажется, ты слишком уж хладнокровна, Констанс. Вот мне как-то не по себе. Не хочется думать, что я причинил ей боль.
       Констанс. Я уверена, она поймет, что ты сделал это ради меня. Она знает, что ты по-прежнему питаешь к ней самые теплые чувства.
       Джон. Но ты оставила ей даже искорки надежды, не так ли?
       Констанс. Можешь не сомневаться.
       Джон. В любом случае, а рад, что ты едешь в отпуск с легкой душой. Между прочим, деньги тебе не нужны? Я тотчас же выпишу чек.
       Констанс. Нет, благодарю. Денег у меня предостаточно. За год я заработала тысячу четыреста фунтов.
       Джон. Однако! Это внушительная сумма.
       Констанс. Двести я беру с собой. Еще двести потратила на одежду и всякие мелочи, а оставшуюся тысячу этим утром перевела на твой счет, оплатив стол и кров за последние двенадцать месяцев.
       Джон. Вот это ты зря, дорогая. Я не хочу об этом слышать. Не хочу, чтобы ты платила за стол и кров.
       Констанс. Я настаиваю.
       Джон. Ты больше меня не любишь?
       Констанс. Причем тут это? А, ты думаешь, женщина может любить мужчину лишь при условии, что он ее содержит. Не слишком ли низко ты ценишь собственную привлекательность? А как же твое обаяние и чувство юмора?
       Джон. Это же абсурд, Констанс. Я могу обеспечивать тебя всем необходимым. Предлагать мне тысячу фунтов за стол и кров оскорбительно.
       Констанс. Ты не думаешь, что это оскорбление ты как раз можешь и проглотить? Тысяча фунтов может много чего купить.
       Джон. Я не собираюсь их брать. Твое желание идти работать мне никогда не нравилось. Я думал, тебе хватает дел с домашним хозяйством.
       Констанс. С тех пор, как я пошла работать, ты начал испытывать какие-то неудобства?
       Джон. Скорее нет, чем да.
       Констанс. Поверь мне, только те женщины, которые ничего не имеют, жалуются, что домашнее хозяйство отнимает у них все время и силы. Если ты знаешь, чего хочешь, и имеешь опытных слуг, все можно сделать ровно за десять минут.
       Джон. Так или иначе, ты хотела работать и я уступил. Я думал, что ты нашла себя приятное времяпрепровождение, но уж конечно не собирался извлекать из этого прибыль.
       Констанс. Знаю, не собирался.
       Джон. Констанс, меня не покидает мысль, что твоя решимость в отношении работы как-то связана с Мари-Луизой.
 
       (Пауза. Потом голос Констанс становится очень серьезным.)
 
       Констанс. Тебя не удивляло, почему я не упрекала тебя романом с Мари-Луизой?
       Джон. Удивляло. Причину я мог найти только в твоей ни с кем ни сравнимой доброте.
       Констанс. Ты ошибался. Я не считала себя в праве упрекать тебя.
       Джон. Но почему, Констанс? Ты имела полное право. Мы вели себя, как две свиньи. Я, возможно, грязный пес, но, слава Богу, знаю, что я — грязный пес.
       Констанс. Твое желание ко мне остыло. Как я могла тебя в этом винить? Если ты меня не желал, какая тебе от меня была польза? Ты же видишь, как мало внимания я уделяю хорошо налаженному домашнему хозяйству.
       Джон. Но ты же мать моего ребенка.
       Констанс. Давай не преувеличивать важность этого аспекта, Джон. Я выполнила естественную функцию моего пола. А после его рождения присматривали за ним другие, лучше знающие это утомительное дело люди. Давай уж честно признаем, в твоем доме я была паразитом. Чтобы не потерять меня, ты официально согласился взять на себя определенные обязательства, и я испытывала к тебе безмерную благодарность, ибо ты ни словом, ни делом не показывал, что я не более чем дорогой, а иногда и мешающий элемент интерьера.
       Джон. Я никогда не считал, что ты мне мешала. И я не понимаю, почему ты называешь себя паразитом. Разве я когда-нибудь ворчал по поводу хоть одного потраченного на тебя пенса?
       Констанс(насмешливо). То есть я считала, что у тебя прекрасные манеры, а на поверку выходит, что ты глуповат? Неужели ты такой же дурак, как среднестатистический мужчина, который мгновенно клюет на блеф среднестатистической женщины? Мол, раз уж ты женился на ней, то должен выполнять все ее желания и обеспечивать все нужды, жертвуя собственными удовольствиями, интересами, удобствами? И при этом почитать за счастье право быть ее рабом и кредитором? Да перестань, Джон, быть такого не может. Теперь, когда женщины проломили стены гаремов, у них нет выхода, кроме как жить по законам улицы.
       Джон. Ты слишком многое оставляешь за скобками. Неужто ты не думаешь, что мужчина может испытывать чувство благодарности к к женщине, которую любил в прошлом?
       Констанс. Я думаю, чувство благодарности особенно сильно у мужчин, пока не требует от них жертв.
       Джон. Что ж, у тебя, конечно, своеобразный взгляд на отношения мужчины и женщины, но, полагаю, мне это только на руку. В конце концов, ты узнала о том, что происходило, задолго до того, как все выплыло наружу. Но мне по-прежнему неясно, что заставило тебя начать работать.
       Констанс. Я, как и положено женщине, ленива. Пока соблюдались внешние приличия, я соглашалась брать все, что мне дают, ничего не давая взамен. Была паразитом, и это знала. Но когда дело обернулось так, что только твоя вежливость или недостаток ума мешали сказать мне об этом в глаза, я решила переменить свою жизнь. Подумала, что пора занять позицию, с которой, будь на то мое желание, я могла бы вежливо и спокойно, но со всей решительностью, предложить тебе катиться ко всем чертям.
       Джон. И теперь ты занимаешь эту позицию?
       Констанс. Именно так. Я ничего тебе не должна. Я могу содержать себя. Я оплатила все свои расходы за последний год. Из всех свобод в действительности важна только одна, и свобода эта — экономическая. Как ни крути, кто платит, тот и заказывает музыку. Что ж, теперь я обладаю этой свободой, и безмерная радость переполняет мою душу. Насколько я помню, те же чувства я испытывала, лишь когда ела первое в жизни клубничное мороженное.
       Джон. Знаешь, я бы предпочел, чтобы ты месяц устраивала мне сцены и смешивала с грязью, как любая среднестатистическая женщина, чем целый год копила холодную злобу, чтобы сейчас вылить ее на меня.
       Констанс. Милый, о чем ты говоришь? Ты знаешь меня пятнадцать лет. Неужели ты меня можно упрекнуть в неискренности? Не копила я никакой злобы. Как можно, дорогой, я очень тебя люблю.
       Джон. Уж не хочешь же ты сказать, что проделала все это не для того, чтобы я чувствовал себя отъявленным негодяем?
       Констанс. Да нет же. Клянусь честью. Заглядывая в свое сердце, я нахожу в тем только любовь и самые нежные, теплые чувства к тебе. Или ты мне не веришь?
 
       (Джон какое-то время смотрит на нее, на его лице написано недоумение.)
 
       Джон. Как это ни странно, верю. Ты — удивительная женщина, Констанс.
       Констанс. Я знаю, но ты никому об этом не говори. Негоже давать близкому человеку отрицательную характеристику.
       Джон(с обаятельной улыбкой). Чертовски жаль, что я не смог вырваться. Не нравится мне, что ты едешь одна.
       Констанс. Но я еду не одна. Разве я тебе не говорила?
       Джон. Нет.
       Констанс. Значит, только собиралась. Я еду с Бернардом.
       Джон. Да? Ты ничего не говорила. А с кем еще?
       Констанс. Ни с кем.
       Джон. Однако! (Он безусловно потрясен новостью.)Как-то это странно.
       Констанс. Да нет же. А почему?
       Джон(не зная, как ему реагировать). Ну, знаешь ли, как-то не принято, что молодая женщина едет в шестинедельный отпуск с мужчиной, которого едва ли можно принять за ее отца.
       Констанс. Действительно, Бернард чуть старше тебя.
       Джон. А ты не думаешь, что начнутся сплетни?
       Констанс. Дорогой, я же не собираюсь объявлять об этом по всеуслышание. Более того, я никому об этом не говорила, тебе первому, и, естественно, могу рассчитывать на то, что ты ни с кем не будешь делиться этой новостью.
 
       (Джон вдруг чувствует, что ему жмет воротник рубашки, пальцами пытается растянуть его.)
 
       Джон. Тебя наверняка кто-нибудь увидит, пойдут разговоры.
       Констанс. Я в этом сильно сомневаюсь. Видишь ли, мы поедем на автомобиле и не собираемся бывать там, куда ездят все. С нашими милыми друзьями хлопот не будет. Чтобы их встретить, надо ехать на модный курорт в пик сезона.
       Джон. Разумеется я не так глуп, чтобы подозревать самое худшее, если женщина и мужчина путешествуют вместе, но я не могу отрицать, что все это довольно необычно. У меня и в мыслях нет, что между вами что-то может быть, но обычный человек именно об этом и подумает.
       Констанс(предельно холодно). Я всегда думала, что у обычных людей больше здравого смысла, чем представляется умникам.
       Джон(нахмурившись). Что ты хочешь этим сказать?
       Констанс. Разумеется, мы едем как муж и жена.
       Джон. Не дури мне голову, Констанс. Ты не понимаешь, что говоришь. Это не смешно.
       Констанс. Но, бедный мой Джон, за кого ты нас принимаешь? Или я так безобразна, что ты не веришь моим словам? По какой другой причине я могу ехать с Бернардом? Если б мне требовался компаньон, я бы взяла с собой женщину. Мы бы жаловались друг другу на головную боль, мыли головы в одном салоне и обменивались выкройками вечерних платьев. С женщиной путешествовать куда приятнее.
       Джон. Я, возможно, очень глуп, но никак не могу взять в толк, что ты мне говоришь. Ты действительно хочешь, чтобы я поверил, что Бернард Керсал — твой любовник?
       Констанс. Конечно же, нет.
       Джон. Тогда о чем мы сейчас говорим?
       Констанс. Дорогой мой, по-моему все ясно и понятно. Я еду в отпуск на шесть недель, и Бернард великодушно предложил сопровождать меня.
       Джон. А как же я?
       Констанс. Никак. Ты остаешься дома и приглядываешь за своими пациентами.
       Джон(стараясь держать себя в руках). Я всегда полагал себя благоразумным человеком, я не собираюсь давать волю эмоциям. Многие мужчины начали бы топать ногами или крушить мебель. У меня нет намерения устраивать сцену, но ты должна признать, что твои слова — большой сюрприз.