В особняке на корсо Маттеотти Анна не застала никого из своих детей. Она прошла длинную анфиладу гостиных, как в старинных сицилийских домах, и вышла на террасу. Мадонна на самом высоком шпиле собора сверкала в бледных лучах январского солнца, точно паря над суетой города. Ее вновь охватила гнетущая тоска по острову своей мечты, по своему Момпрачему.
      Ей говорили, что с тех пор, как остров Сале перестал быть местом обязательной посадки на южноамериканских рейсах, отель «Атлантика» приходит в упадок. Бог знает, случалось ли хоть раз еще, чтобы за одну ночь после дождя весь остров покрывался травой. И в самом ли деле она пережила там лучшие дни своей жизни, и куда все это девалось потом? Бог знает, любит ли ее еще Арриго, подумала она.
      У них за эти годы было много других путешествий, жизнь приносила им другие радости, и выросли уже их дети, но ни разу не повторялось больше чудо той ночи – такого подарка жизнь не делала им уже никогда. С течением времени драгоценный хрусталь страсти помутнел, влюбленность прошла, точно растворилась в повседневной банальности будней. Заниматься любовью стало скучной обязанностью – не было страсти, не было трепета и новизны. «Ты меня разлюбила, женушка, – шутя сказал ей как-то Арриго, – а я вот по-прежнему в тебя влюблен. Быть влюбленным – прекрасно, Анна, но, когда свет гаснет для одного, другой чувствует себя, словно обломок, плывущий по воле волн». Тогда эта фраза показалась ей неуместной и глупой, но теперь слова мужа заставили задуматься.
      Отворив дверь бассейна со стеклянным потолком Анна вошла и быстро разделась у бортика. Она не оставила на себе ничего, надела лишь резиновую шапочку и тут же нырнула в прозрачную воду, температура которой поддерживалась всегда на уровне двадцати восьми градусов. Ее гибкое и загорелое под солнцем Рио тело долго нежилось над разноцветной мозаикой дна, прежде чем снова показаться на поверхности гладкой воды у противоположного бортика.
      – Вот такой всегда и оставайся, – прозвучал вдруг мужской голос у нее за спиной.
      Анна резко обернулась, смешавшись, как это бывает во сне, когда снится, что ты голый среди людей. Но разница была в том, что все это происходило не во сне, а наяву, и она действительно оказалась голой перед незнакомцем.
      – Кто вы? – воскликнула она, сжавшись.
      – Восторженный зритель, как видишь.
      Это был парень лет двадцати четырех с круглой вульгарной физиономией, одетый в грубый свитер и джинсы. Нагло уставившись на нее в упор, он рассматривал ее с бортика бассейна.
      – Уходи! – крикнула она пронзительным голосом, выдав свою растерянность.
      – Прекрасная сорокалетняя и сексуальная, – продекламировал он, перефразируя идиотское название одного из бульварных журнальчиков, популярных среди второсортной богемы. – А ты неплохо выглядишь в свои годы.
      Против этой циничной обезьяны помогло бы только тяжелое охотничье ружье, но у Анны в руках не было даже легкого хлыстика.
      – Ты что, решил ночевать здесь? – спросила она холодным тоном, безуспешно пытаясь спрятаться в прозрачной воде. Ситуация была абсурдная и неизвестно, чем могла завершиться.
      – Я бы не прочь, – сказал он, – но предрассудки Марии…
      Это и в самом деле был тип, с которым Мария, ее дочь, водилась некоторое время.
      – Так что мы будем делать? – спросила Анна. – Ты будешь строить из себя лихого донжуана или уйдешь, позволив мне выйти?
      – Если хочешь, я притворюсь, что отвернулся и зажмурил глаза, как в американских фильмах твоих времен.
      – Я желаю остаться одна. – У нее было два телохранителя, мажордом и несколько слуг, а она должна была терпеть выходки мерзкого наглеца, который наслаждается тем, что поставил женщину в неловкое положение.
      – Хочешь, я тебе помогу? – насмешливо спросил он, протягивая руку.
      – Давай, – неожиданно согласилась Анна.
      – Видишь, порядочные люди всегда могут договориться друг с другом, – заметил тот.
      Анна взяла руку, которую он протянул ей, оперлась ногами о бортик бассейна и резко рванула парня на себя, заставив кубарем плюхнуться в воду. В мгновение ока она выскочила из бассейна, в то время как парень в своей намокшей одежде, неуклюже барахтался там, как обезумевший гусь. Накинув мягкий махровый халат, она тут же позвала в микрофон.
      – Курт, немедленно поднимайся сюда! – Аппарат был соединен с салоном ее машины. Нажала на кнопку звонка, и тут же явился мажордом. Тем временем парень, пыхтя и ругаясь, с трудом влезал на бортик бассейна.
      – А ты обманщица, – глупо сказал он.
      – С легким паром, – мрачно пошутила она. – Сейчас тебя хорошенько разотрут.
      Вошел Курт: взгляд холодный и бесцветный, как у профессионального киллера, но опущенные руки готовы к рывку.
      – Что сделать? – спросил он по-немецки.
      – Высади этого типа в центре города на соборной площади в том виде, в каком он сейчас, – приказала Анна на том же языке.
      – А если он будет сопротивляться?
      – Действуй по своему усмотрению, – ответила Анна с улыбкой. – Лишь бы потом его можно было собрать. И чтоб следов не осталось.
      – Дочь шлюхи! – пробормотал парень, который не понял самого диалога, но вполне угадал его смысл.
      Курт вопросительно поднял бровь, и хозяйка сделала ему разрешающий знак. Парень осознал, что его ударили ребром ладони чуть ниже челюсти лишь в тот момент, когда вновь оказался в бассейне и вода привела его в чувство. Помутившимся взглядом он увидел склонившегося над бортиком Курта, который дружески протягивал ему руку, и в ужасе отпрянул в сторону, хотя спасения все равно не было.
      – Прощай, скотина, – бросила ему Анна. И, обращаясь к мажордому, сказала: – Вели сменить воду, но сначала пусть продезинфицируют бассейн. – Повернулась и босиком, в своем длинном халате величественно, как античная матрона, отправилась в свою комнату.
      В отличие от многих, даже менее богатых, чем она, людей, Анна не имела собственной камеристки. У нее всегда оставалось чувство меры, с детства привитое ей стариком. Была лишь гардеробщица, которая следила за ее туалетами и выполняла некоторые другие обязанности.
      – Позови мою дочь, – сказала Анна, увидев ее. – И немедленно.
      – Синьорины Марии нет дома, – ответила та.
      – Тогда пришли мне Джакомо, – нетерпеливо воскликнула она.
      Надев темно-красный твидовый свитер и серую юбку, она приводила в порядок прическу, когда появился встревоженный мажордом.
      – Что делал этот тип в моем доме? – накинулась Анна на него.
      – Ждал, когда вернется синьорина Мария. Знаете, этот молодой человек… – Джакомо был воспитан на старинных правилах, которые заключаются в том, чтобы не только не проливать соус на скатерть, но не заметить, если пролили другие.
      Анна же, напротив, не нуждалась сейчас в тонкостях – она была буквально вне себя. У нее было такое чувство, будто ее изнасиловали.
      – Граф платит телохранителям и содержит целый штат прислуги, чтобы обеспечить мне хоть немного спокойствия, а я нахожу в своем бассейне черт знает кого! Вы что, с ума сошли? Я выкину вас всех! – пригрозила она.
      Но мажордом привык к подобным бурям и сохранял спокойствие.
      – Если синьора позволит, я бы хотел напомнить, что этот юноша…
      – Мне неинтересно знать, кто он, – прервала Анна резко. – Я не желаю видеть подобных типов в своем доме. Это ясно?
      – Ясней ясного.
      В этот момент вошла Мария, она была с хлыстиком в руках и в костюме для верховой езды. Было приятно смотреть на нее, такую стройную и грациозную, с румянцем на нежных щеках, еще не остывшую от манежа.
      – Чао, мамочка, – поздоровалась она. – Что случилось? Я слышу, ты кричишь.
      Джакомо удалился с достоинством старой охотничьей собаки, поскольку гнев Анны нашел наконец достойную мишень.
      – Что это за тип с физиономией дегенерата ждал здесь твоего возвращения? – спросила она, требуя немедленного ответа.
      Мария засмеялась.
      – Мама, ты великолепна, – сказала она. – Иногда ты даже превосходишь дедушку в крепких выражениях, если тебя рассердить. Ты его достаточно наказала, беднягу. Искупать в бассейне и даже не предложить переодеться.
      – Это он тебе сказал?
      – Нет, ему было не до того. Мне Курт сказал, когда вел его к машине. Его отделали так, что жалко смотреть. Ты можешь мне объяснить, за что ты столкнула его в воду?
      – Он за мной подглядывал, когда я купалась. – Анна нервно передернулась от мучительного чувства стыда.
      – Мне очень неприятно, – пробормотала Мария, нахмурившись.
      – Ладно уж, черт с ним, – сказала Анна, махнув рукой. – Объясни-ка мне лучше, кто он такой.
      – Франко.
      – Какой Франко?
      – Младший сын министра, – сообщила она тоном заговорщика.
      Анна упала в кресло, раскинула руки и разразилась громким смехом.
      – Сын министра! – воскликнула она. – Ну конечно же! Франко. Я видела его еще ребенком. Папины друзья прозвали его Бесенком. Он и в самом деле был порядочным проказником. А я-то думала, что это за тип, с которым… Ну, в общем, тот, с которым ты водишься последнее время.
      – Это он и есть, мама, – призналась девушка с непринужденным видом.
      Развлечение кончилось, Анна вновь стала серьезной.
      – А сколько времени длится эта история? – усталым голосом спросила она.
      – Несколько месяцев, – сообщила Мария. – Да что за важность?
      Вместо ответа Анна перешла в свой кабинет, небольшую комнату, обставленную в стиле Луи-Филиппа, с обивкой в розовых тонах. На стене в золоченой раме висела картина кисти Лонги, представляющая «Отдых дамы». Это полотно, похищенное перед Первой мировой войной из коллекции графов Спада, было найдено полицией в Париже, а позднее продавалось на аукционе Сотби в Лондоне. Поверенный Больдрани купил его за триста тысяч фунтов. Анна получила эту картину в подарок, когда была еще девочкой, и особенно ее любила. В ней была какая-то нежная, успокаивающая тональность.
      Мария села рядом на диван, немного надутая из-за предстоящих расспросов.
      – Среди всех проказников ты выбрала худшего, – сказала мать, неодобрительно покачав головой.
      Мария попыталась все обратить в шутку.
      – Ты же знаешь, мама, в нашей семье ничего не делается наполовину, – сказала она. – Мы всегда выбираем самое-самое. Он мне и понравился своей дуростью.
      – В этом он превзошел своего отца, – заметила Анна с усмешкой. – Я слышала, этот парень не живет в семье.
      – Нет, не живет.
      – И если память мне не изменяет, он примкнул к какому-то экстремистскому движению. Или я ошибаюсь?
      – Когда мы вместе, мы не говорим о политике, – сказала Мария, смягчив улыбкой непочтительность ответа.
      – Избавь меня от подробностей, – сухо сказала Анна.
      – А ты избавь меня от расспросов в стиле чиновника из налогового ведомства, – отпарировала дочь.
      – Тогда конец допросу, – объявила Анна. – Иди переоденься. А у меня сейчас дела.
      Едва дочь вышла, она бросилась к телефону и набрала номер Джанфранко Маши.
      – Как дела? – спросил он.
      – Плохо, – ответила Анна.
      – Я нужен? – с готовностью сказал журналист, знавший ее характер.
      – Пошли двух своих ищеек по следу Франко Р.
      – Сына того самого?
      – Вот именно. Похоже, он имеет отношение к одной террористической организации.
      – Есть информация?
      – Свяжись с Пациенцей. Мы поговорим через час. Я его предупрежу. Если дело нечисто, он сумеет поймать рыбку в мутной воде.
      – А если всплывут факты? Или хотя бы косвенные улики?
      – Ударь в большой барабан. Мне нужно подмочить репутацию этого ублюдка.
      Она бросила трубку, даже не попрощавшись. Удовлетворенно откинулась на спинку дивана. Сорвалась с тетивы и полетела в цель еще одна стрела: дни министра в правительственном кабинете были сочтены.
      «А теперь, если хочешь меня шантажировать этими чертовыми письмами, начинай, – подумала она. – Это проще сказать, дорогой мой, чем сделать». После разговора с Пациенцей желание раскрыть тайну своего происхождения не давало ей покоя.
 
      – Итак, какие у тебя планы на сегодняшний вечер? Что ты собиралась делать, когда я появилась и испортила тебе музыку? – Анна снова была настроена благожелательно по отношению к дочери, немного сумасшедшей, как считала она, но все равно любимой.
      – Я бы пошла гулять с Франко и друзьями, – ответила Мария с набитым ртом. Они уже кончали обедать.
      – Тебе придется удовольствоваться только «друзьями», – заметила Анна.
      Они обедали в «трапезной». Так архитектор Мауро Сабелли Контини назвал свой обеденный зал, спроектированный для Анны Больдрани: ослепительно белое помещение с длинным столом из ореха и стульями с высокой прямой спинкой. Единственным украшением девственно-белых стен был Христос умбрийской школы. Общий тон был строгий и в то же время радостный. Многие пытались скопировать эту идею, но никому не удалось достичь подобной гармонии форм и объемов, так удачно воплотившейся в этом интерьере.
      – А Липпи тоже с нами, – объявила Мария, подчеркнув своим тоном чрезвычайность этого сообщения.
      – Что за чудо? – сказала Анна. В те редкие его наезды, когда сын бывал в Милане, он жил обычно отдельно и не общался с сестрой, которую ни во что не ставил.
      – Думаю, что он влюблен, – заметила Мария.
      – Он сам тебе это сказал?
      – Ну да, – начала рассказывать она, наклонившись вперед с лукавым видом. – Пришел сегодня утром ко мне в комнату и показал чудеснейшего скарабея, золотого с эмалью: «Как по-твоему, понравится эта брошка одной девушке?» Он откопал ее у Буччеллати. Штучка красивая, а стоит не так уж и дорого.
      – А что за девушка? – спросила Анна, побуждая дочь продолжить рассказ.
      – Я похвалила эту брошку, он и растаял. Видно было, что он умирает от желания все рассказать. Тут он и рассказал об этой девушке, с которой познакомился в колледже, а я ему о себе и Франко. В первый раз мы так откровенничали. Я и предложила ему поехать вместе с нами к Примадонне.
      – Что это такое?
      – Одно местечко, довольно веселое.
      – Я так и думала, – разочарованно заметила Анна.
      – То же самое сказал и твой сын.
      Тем временем слуга поставил на стол десерт из фруктов: вишен, абрикосов, груш и белого винограда с крупными ягодами размером с орех. Рядом стояла корзиночка с клубникой. Мария тут же разрушила это мудреное сооружение.
      – Несезонные фрукты всегда приводили дедушку в ярость, – сказала она.
      – Да, – подтвердила Анна, думая о своем. – Но Филипп, он все-таки решил поехать с вами к этой Примадонне.
      – Ни за что, хоть режь его на куски. Он весь в маму, – сказала Мария, продолжая поглощать фрукты. – Вместо этого он предложил нам отправиться с ним на цыганский праздник.
      – К цыганам? Я правильно поняла? – спросила Анна, нахмурившись.
      – Вот именно, на цыганский праздник. А точнее, праздник Мануш. Это цыгане из Богемии, они циркачи.
      – Это он тебе рассказывал?
      – Да, – ответила Мария, принимаясь за корзинку с клубникой. – Каждые десять лет они устраивают этот праздник, и всегда в разных местах. В этом году в Фино Морнаско недалеко от озера Комо. В начале праздника молодая цыганка исполняет танец с медведем. И твой мудрый сын утверждает, что это старинная традиция.
      – С чего это Липпи стал интересоваться такими вещами?
      – Под влиянием своей американской подружки. Она изучает этнографию или что-то в этом роде и готовит диплом по цыганским обрядам и обычаям.
      – Это интересно, – сказала Анна.
      – А почему бы тебе не поехать с нами?
      – А что, хорошая идея, – загорелась она. – Хоть раз да побудем все вместе.