– Поэтому испытание имеет своей целью показать...
– Что ты достаточно силен, дабы разумно использовать гармонию, – закончила за него Дайала. – Если же ты не сможешь противостоять лесу, тогда... – она пожала плечами, отчего Джастин почему-то ощутил беспокойство и печаль.
– Разве можно противостоять такому лесу? – пробормотал он, вглядываясь в сумерки. – Вот ты – как тебе удалось справиться с испытанием?
– С большим трудом. Я связала хаос в гармонии и прошла сквозь фонтаны и того и другого, но этот способ не годится для всех. Каждый... из тех, кто возвращается, находит свой собственный путь, – она опустила глаза, зевнула и сказала: – Давай ложиться. Я устала, а завтра нам предстоит тащить на себе поклажу до самой Мерты.
Позднее, уже растянувшись на циновке, накрывшись стеганым шелковым одеялом и уставясь на тент над головой, Джастин уточнил:
– Значит, говоря, что прибегать в Великом Лесу к магии опасно, ты имела в виду именно это?
– Неуравновешенное использование гармонии или Белой силы вообще опасно, но в Великом Лесу опаснее, чем где бы то ни было.
Дайала повернулась на своей циновке, и Джастин чуть ли не физически ощутил боль в ее руках.
– Но вот я еще чего не пойму: отчего у тебя все эти волдыри и ожоги? Ты ведь вроде бы уже прошла испытание.
Дайала молчала – молчала так, что Джастин приподнялся, скривившись от боли в руках. Она поморщилась, словно ощутив его боль, но не шелохнулась. Он присмотрелся к ней и увидел струящиеся по ее лицу слезы, казавшиеся ему в слабом звездном свете капельками жидкого серебра.
– О Тьма! – Джастин воззрился на шрам на своем запястье, точно такой же, как и у нее, и ему показалось, что оба они пламенеют черным огнем. – Тьма!
Он нежно прикоснулся пальцами к ее пальцам.
Потом Джастин пододвинул свою циновку и лег рядом с ней. Пальцы их оставались сплетенными, а в глазах продолжали стоять слезы, в то время как над ними мягким эхом прокатывались ночные шорохи и шумы Великого Леса.
76
Элдирен сосредоточился на магическом зеркале, однако, хотя на лбу его от напряжения выступил пот, так и не смог разогнать затянувший поверхность клубящийся белесый туман.
– Одно из этих проклятых мест, – пробормотал маг, отступившись от тут же ставшего пустым зеркала.
– Думаю, все дело вон в тех деревьях, – промолвил Белтар, указывая на древний, зеленевший в долине ниже лагеря Белых лес. – Не из-за них ли никому никогда не удавалось заглянуть в Наклос?
– Да, такое предположение высказывалось, – ворчливо отозвался Элдирен, утирая лоб квадратиком сложенного платка. – Так когда мы должны связаться с Зиркасом?
– После того как займем Берлитос.
– А как мы его, во имя Света, займем? – спросил Элдирен. – Из-за этих деревьев с их распроклятой гармонией мне не удается увидеть даже расположение их войска! А попытка атаковать вслепую может стоить нам всех оставшихся сил. Ты бы хоть тряханул их как следует.
– Не могу, – покачал головой Белтар. – Не могу по той же причине, по какой ты их не видишь. Эти деревья не только скрепляют землю корнями, но и наполняют ее гармонией. Здесь все проникнуто ею, древней и устоявшейся. Легкое колебание почвы – это все, что я способен устроить.
– А ведь до сих пор у тебя все шло как по маслу! Мы прибрали к рукам и Клинию, и Борнт, только вот тот захудалый городишко на правом притоке Сарронна, как там бишь его...
– Рорн, – подсказал Белтар. – Забудь об этой дыре. Рано или поздно настанет и ее черед. А сейчас мы не можем позволить себе еще большие потери. Хватит и того, что Клиния далась нам нелегко. Если бы ты не зашел в обход через холмы и не разжег тот пожар... – он осекся, поскольку в белый шатер вошел герольд.
– Ну? – спросил его Белтар, подняв глаза.
– Высокочтимый маг, они отвергают любые условия.
– Вот как?
– Именно так. И держатся вызывающе, я бы сказал нагло.
По лицу герольда струился пот. Темной от пота была и синяя шапка, которую он снял при входе в шатер.
– Они заявили, что Берлитос не сдался даже величайшему тирану в истории, а уж нам – и подавно.
– Идиоты! – рявкнул Белтар. Герольд, стоя навытяжку, ждал.
– Нет, они не сдадутся! Ведь и вправду не сдадутся, кретины! Готовы умереть ради чести, славы и прочего вздора! – гневно говорил маг, меряя шагами шатер.
Герольд бросил вопросительный взгляд на Элдирена.
– И что теперь? – спросил Белтар. Элдирен жестом указал на герольда.
– Ах да... – Белтар кивнул. – Можешь идти.
– Слушаюсь! – отчеканил герольд и исчез за пологом.
– Ох Белтар, похоже ты на всех нагнал страху, – заметил Элдирен.
– Нагнать-то нагнал, да не на тех, на кого надо. Лучше бы меня боялись не собственные солдаты, а эти одержимые гармонией сарроннинцы. Но ведь нет, они заставляют, просто вынуждают меня использовать против них всю мою силу!
– Ты вроде бы только что сказал, что здесь у тебя это не получится.
– Я только сказал, что не в состоянии разрушить этот проклятый городишко землетрясением, и они, похоже, это понимают, – отозвался Белый маг, потирая подбородок. – Но, по-моему, как раз перед возвращением герольда кто-то из нас – то ли ты, то ли я – говорил о пожарах. Интересно, из чего построен Берлитос? Не думаю, чтобы здесь было много строительного камня...
– Хочешь его поджечь?
– А почему бы и нет? Это всяко лучше, чем положить под его стенами армию. Джира – вот единственный город, который мне велено сохранить в целости и неприкосновенности. А потом... – Белтар улыбнулся. – Они смогут вырубить эти проклятые деревья, чтобы отстроить его заново. Если, конечно, останется кому строить.
– Значит, поджечь? – снова спросил Элдирен.
– А ты видишь лучшее решение? Мне кажется, я просто обречен на использование силы, и у меня нет причин для колебаний. Зиркас требует результатов, ну так он их получит!
Белтар подошел к выходу из шатра, бросил взгляд вниз, на лесной город Берлитос, и повторил:
– Он получит эти свои трижды проклятые гармонией результаты!
77
Ширина дороги позволила бы проехать одному фургону, только вот никаких фургонов Джастин не видел с тех пор, как сразу после рассвета они с Дайалой вступили в Великий Лес. Он примечал мужчин и женщин, кативших ручные тачки, и навьюченных мешками или бочками гладкокожих буйволов, следовавших за ними. На тропе, вившейся под зелеными сводами, среди колонн возносящихся к небу стволов, им повстречалось не менее двух десятков людей, которые спешили по своим делам.
Под кронами лесных исполинов росли деревья пониже; подлесок же образовывал густой кустарник. Однако растения не душили одно другое в борьбе за солнечный свет – создавалось впечатление, что каждое из них растет на строго отведенном ему месте, не только не мешая, но способствуя росту своих соседей. Пробивавшиеся сквозь густые кроны солнечные лучи наполняли лес зеленоватым свечением, делая его похожим на величественный храм, внушающий восхищение и почтение.
В тени деревьев не припекало, и плетеную шляпу Джастин сунул за пояс.
– Далеко ли еще до Мерты? – спросил Джастин, поймав себя на том, что непроизвольно заговорил шепотом.
– Не очень. Но уж больно ты нетерпелив – сейчас ведь еще утро!
Поправив лямки тяжеленного мешка, Джастин присмотрелся к лежащему впереди участку дороги, где в этот момент никого не было.
В ста локтях впереди тропу перебежала огромная, ростом по пояс Джастину, пятнистая лесная кошка. Она бесшумно исчезла в зарослях, прежде чем он успел схватиться за рукоять ножа, хотя было ясно, что против такой зверюги нож не поможет.
– Ты уверена, что мы в безопасности?
– Пока ты не станешь зондировать лес гармонией.
– Но вздумай эта киска на нас...
– Ты же со мной.
Джастин ощутил себя на миг несмышленышем, которому хочется сказать: «Да, мамочка». Ничего подобного он, однако, не произнес, а попытался воспринять образы гармонической эманации леса. Правда, сам при этом никаких импульсов не посылал – еще не зажившие ожоги были достаточным напоминанием о полученном уроке.
Дорога шла под уклон, а близ реки стала постепенно расширяться, становясь одновременно все более оживленной. По обеим ее сторонам росли зеленые кусты, а порою и яркие цветы. Джастин даже остановился, чтобы присмотреться к незнакомому ему цветку, имевшему форму пурпурного колокольчика с золотистыми тычинками, поднимавшимися, как взлетающие над музыкальным инструментом золотые нотки. Пурпурный цветок, как и всякое здешнее растение, тоже имел собственное, пусть ограниченное, но отведенное только ему пространство.
Повернувшись к остановившейся и ждавшей, пока он налюбуется цветком, Дайале, Джастин, изумленный мастерством поддерживавшего столь неброский, но совершенный порядок невидимого садовника, спросил:
– Кто ухаживает за всеми этими растениями?
– Великий Лес заботится о себе сам. Как и должно быть.
Как, собственно говоря, должно быть, Джастин уточнять не стал и молча последовал дальше, стараясь не отстать от спутницы. У реки им повстречались еще несколько человек. Все путники были взрослыми, а их легкая, упругая поступь напоминала ему походку Дайалы.
– Я гляжу, у вас тут все ходят пешком, – заметил он, стараясь ослабить давление врезавшихся в плечо лямок тяжеленной котомки.
– По дорогам пешком, по воде на лодках. А как может быть иначе?
И то сказать. Как может быть иначе, если в Наклосе животные не знают ни седла, ни тележной упряжи?
Ближе к полудню дорога сделала поворот, и перед ними открылся переброшенный через реку каменный мост. Вступив на горбатый пролет, Джастин приметил на том берегу маленький, почти затененный деревьями домик с гладкими, темными стенами. Вокруг росли кусты и трава – трава, которой он не видел с момента вступления в Великий Лес.
Мерта оказалась деревушкой, расположенной в круглой, поперечником в кай, долине. Здесь не было лесных исполинов, но деревьев пониже, так же как кустов и цветов, хватало с избытком. На извилистых и узких, однако вымощенных улочках стояло около четырех десятков приземистых строений.
Мужчина с серебряными волосами, несший большую, закрытую крышкой корзину, приветливо кивнул Дайале и Джастину, когда те сошли с моста и ступили на залитую солнцем дорогу, ведущую к деревеньке.
– Приятное местечко. Впрочем, почему бы и нет?
Легкий, потянувший с Великого Леса ветерок взъерошил сзади волосы Джастина. Он откинул упавшие на лоб пряди. Возле дома дети играли в попрыгушки. Когда путники поравнялись с ними, девочка постарше кивнула серьезно, а младшая весело помахала рукой.
Позади дома находился сад с аккуратными рядами зеленых деревьев.
– Неужели здесь никогда не бывает морозов? – спросил Джастин.
– Бывают, но очень редко.
– Значит, растения зеленеют круглый год?
– По большей части.
Потом ему на глаза попались две коровы, жевавшие траву рядом с очередным домишкой. Животные не находились за изгородью и паслись без привязи. Наконец, Дайала остановилась возле приземистого строения, с трех сторон которого – с каждой, кроме фасада, – росло три раскидистых дуба.
– Здесь мы оставим нашу поклажу, – заявила она.
Входом в дом служил арочный проем без какого-либо намека на дверные створки. Джастин даже заглянул за раздвинутые в стороны занавески, но ничего за ними не обнаружил. Дверей действительно не было, и это не могло не вызвать изумления. Неужто здесь вовсе нет воровства? Даже на Отшельничьем, где кражи случались исключительно редко, двери в домах и лавках имелись.
– Дайала! Ты нашла его! Как я за тебя рада!
Невысокая пухленькая молодая женщина выбежала из-за маленького ткацкого станка, стоявшего в глубине помещения.
– Джастин, это Линта. Линта, нашего гостя зовут Джастин, – представила их друг другу Дайала.
– Весьма рад знакомству, – с легким поклоном промолвил инженер.
– Кто рад, так это я! – с энтузиазмом откликнулась Линта. – Не так часто доводится встретить гостя, добравшегося через Бугры до северных рубежей Великого Леса.
Дайала выскользнула из лямок своего мешка с восхитившим Джастина изяществом. Он поспешил последовать ее примеру, что и сделал, если и не с такой грацией, то с ничуть не меньшим облегчением.
– Вот палатка – она гармонизирована... вот кувшины.
Потирая плечи, инженер наблюдал за тем, как Дайала вынимает из двух мешков дорожную утварь. Одни предметы выкладывались на плоский деревянный стол, другие – например, большущие кувшины – Линта сразу же уносила в кладовку.
– Да мы сами положим все куда надо, – попыталась возразить Дайала. – И так тебя отвлекли, ты ведь ткала.
– Моя сестра ждет ребенка, и ей потребуется детское одеяльце.
– Она долго ждала.
– Не так долго, как ты, – рассмеялась Линта.
На миг, так что Джастин едва успел это заметить, Дайала вспыхнула.
– Не всем нам везет одинаково, – произнесла наконец она и принялась раскладывать содержимое мешков по полкам, а Линта вернулась к ткацкому станку.
Джастин спросил:
– А что будет с оставшимся дорожным хлебом?
– Пойдет на корм коровам и курам, – ответила Дайала, направляясь в кладовку с охапкой навощенных пакетов. Инженер подхватил остальные и последовал за ней.
– Мне кажется, было бы разумным оставить здесь и твою флягу, – сказала ему Дайала, когда мешки опустели, а все их содержимое было разложено по местам.
Джастин отстегнул флягу от ремня.
– Надо же, там вода осталась.
– Линта, – окликнула Дайала пухленькую женщину, – Джастин забыл вылить остатки воды. Не могла бы ты об этом позаботиться?
– Просто оставьте флягу на краю полки и ни о чем не тревожьтесь. Не он первый, не он последний. На той восьмидневке Фитрем оставила здесь полную торбу пахучего мха. Ну и запашок был, скажу я вам. Она потом извинилась и занесла мне сушеных ябрушей. А немного воды – это ерунда.
Поставив флягу на край полки, инженер бросил взгляд на Дайалу. Та кивнула и подошла к Линте, работавшей за ручным ткацким станком.
– Мы должны идти.
– Надеюсь, скоро вернетесь.
– Само собой, это как заведено.
Джастин поклонился Линте. Та слегка покраснела и ответила на поклон кивком. Выйдя на залитую солнцем центральную площадь, Джастин ослабил ремень, сделав тунику посвободнее, и последовал за Дайалой к другому строению, тоже не имевшему ни дверей, ни каких-либо вывесок.
Они остановились в помещении, где имелось несколько столов и около полудюжины стульев. Спустя мгновение туда вошел юноша с серебристыми волосами, ростом едва доходивший Джастину до плеча.
– О, Дайала! Матушка сказала, что... – заметив Джастина, он осекся и, не закончив фразы, отвесил ему поклон.
Инженер ответил тем же.
– Ох Юнкин, все-то ты торопишься, все горячишься! – покачала головой Дайала.
– Ничего, когда-нибудь я стану таким же серьезным и рассудительным, как ты.
– Надеюсь, этого не случится, – рассмеялась она, обводя взглядом комнату.
– Садитесь за угловой столик, там прохладнее, – предложил Юнкин.
Как только они присели, юноша пристроился на соседнем стуле.
– Что будете пить? – осведомился он, переводя взгляд с Дайалы на Джастина и тут же, видимо не имея сил совладать с любопытством, задал другой вопрос: – Так это и есть тот маг гармонии из-за Каменных Бугров? Не так ли, юная Древняя?
– Да, – ответила Дайала, залившись румянцем. – Его зовут Джастин. Он с Отшельничьего.
– Добро пожаловать в Мерту, почтеннейший.
– Что ты можешь предложить выпить?
– Есть соки, красный и зеленый, светлый эль и темное пиво.
– Мне темного пива, – попросил Джастин.
– А тебе, почтеннейшая? – обратился юноша к Дайале с нарочитой церемонностью.
– Мне светлого эля.
– Матушка сказала... То есть я хочу сказать... – паренек чуть не покатился со смеху, но заставил себя сдержаться. – Короче говоря, из закусок могу предложить сыр и бреган.
– Это просто замечательно, – откликнулся Джастин. – Лично я готов есть что угодно, кроме дорожного хлеба. Все, что угодно.
Дайала согласно кивнула, а когда юноша ушел, подняла глаза на Джастина:
– Ты хочешь что-то спросить?
Некоторое время инженер смотрел на гладкую столешницу, тщетно пытаясь углядеть стыки досок, а потом полюбопытствовал:
– Почему он назвал тебя юной Древней?
– Просто из учтивости. Я... мне еще далеко до настоящей Древней.
Юноша быстрым шагом вернулся к столику, неся два высоких бокала. Сквозь тонкое стекло просвечивали темно-коричневое пиво и золотистый эль.
Подождав, когда отопьет Дайала, Джастин пригубил пива. Оно оказалось забористым и крепким, и он порадовался тому, что решился лишь на маленький глоток. За время скитаний он, оказывается, совершенно отвык от хмельных напитков.
– Хорошее у вас пиво.
– Если я не ошибаюсь, у вас на Отшельничьем лишь немногие пьют пиво.
– Пьют, но только не маги и не инженеры. Кажется, я единственный инженер, которому по вкусу этот напиток.
– Вот и хорошо.
– Многие думают иначе, особенно мой брат.
Помянув Гуннара, Джастин задумался о том, где он и удалось ли ему вместе с уцелевшими инженерами вернуться на Отшельничий. Конечно, случись с братом беда, Джастин бы это ощутил, хотя... Ни в чем нельзя быть уверенным полностью.
– Они воспринимают равновесие поверхностно, не заглядывая вглубь, – промолвила Дайала, потягивая свой эль еще неспешнее Джастина.
Прежде чем он успел хоть что-то ответить, Юнкин поставил перед ним и Дайалой два плоских широких блюда с ароматной фруктово-ореховой выпечкой и пахучим сыром. Инженер уже успел забыть о том, что сыр вовсе не обязательно должен быть высохшим и безвкусным.
– Ты выглядишь проголодавшимся.
– Я такой и есть, – отозвался Джастин, после чего принялся за еду. Как только его бокал опустел, к столику подошел Юнкин и, не говоря ни слова, долил его наполовину. Джастин нахмурился.
– Что-то не так? – спросила его Дайала.
– Все прекрасно, но я не могу понять, откуда он узнал, что мне хочется еще пива?
– Он не узнал, а просто ощутил равновесие. Хочешь чего-нибудь еще?
– Нет, – ответил Джастин, медленно потягивая темное, прохладное пиво.
Он продолжал хмуриться, поскольку не мог отделаться от ощущения, что упустил нечто важное. Вопросов оставалось немало, но задавать их Джастин стеснялся, опасаясь выставить себя наивным глупцом.
– Пора в путь, – сказала Дайала, покончив с элем. – До Рибатты еще идти и идти.
Джастину показалось странным, что не раз помянутая матушка Юнкина так и не показалась, но куда больше удивило другое:
– Разве мы им ничего не должны?
– Конечно, должны. Я пошлю Дувалле ягод или варенья. А ты... Ты ведь знаешь кузнечное дело, не так ли? Надо будет познакомить тебя с Юалом. Он позволит тебе поработать у своего горна, а поскольку мастера по металлу у нас редки, любое изделие будет принято с благодарностью, – отозвалась Дайала, откинувшись на спинку стула и вытянув ноги.
– Не понимаю... как это у вас получается?
– Джастин, припомни свои ощущения при соприкосновении с Великим Лесом. Как это может не получится?
– Может быть, в некоторых отношениях я действительно как дитя, но прошу тебя, не надо говорить со мной загадками и снисходительным тоном, словно с самым невежественным и бестолковым ребенком на свете! – взмолился Джастин.
На самом деле он именно таким себе и казался – невежественным и бестолковым.
– Джастин, это вопрос равновесия. Если ты не отблагодаришь тех, перед кем в долгу, другие отреагируют на это соответствующим образом.
– Каким именно? Скажем, если я их никак не отблагодарю, кто-то из соседей мне об этом напомнит?
– Такое тоже случается, но только по отношению к недозрелым.
– К кому?
– К тем, кто не прошел испытание.
Джастин глубоко вздохнул:
– А можешь ты объяснить, что оно собой представляет, это ваше испытание? В чем оно состоит? Только растолкуй попроще, чтобы было понятно.
– Испытание делает недозрелого человека взрослым, настоящим друидом, – ответила Дайала, подняв на собеседника свои удивительные изумрудные глаза. – А состоит оно в том, что ты должен один, без чьей-либо помощи, пройти по Великому Лесу и пронести свое сознание.
– Это вроде того, что я попробовал тогда вечером? – спросил, поежившись, Джастин.
Дайала кивнула.
– И что, все друиды... – начал было Джастин. Дайала ответила:
– Из Наклоса можно уйти – и некоторые люди так и поступают. Но желающие остаться должны пройти испытание.
Джастин утер неожиданно взмокший лоб и продолжил расспросы:
– Ладно. Ну а если я пройду испытание и не расплачусь за услугу? Что тогда будет?
– Такого почти не случается, – пожала плечами Дайала. – Есть, конечно, забывчивые люди, но всегда существует способ напомнить.
– А если я не...
– Точно не знаю. Тебе может повстречаться лесной кот или змея с белой пастью. У Великого Леса свои способы поддержания равновесия.
– Значит, возможностей поживиться за чужой счет, на дармовщину, у вас маловато, – заметил Джастин, неожиданно ощутив себя балансирующим на краю бездонной пропасти.
– А почему должно быть иначе? Разве лучше, когда одни люди имеют возможность обманывать других или накапливают совершенно ненужные им для жизни богатства?
– Но не всякий человек имеет возможность...
– Разумеется. Но это понятно и Великому Лесу, и всем нам. Никто не станет требовать немедленной отдачи долгов у хворого или у кормящей матери. Но ведь на самом деле, в душе ты всегда знаешь, что правильно, а что нет. Чувствуешь. Разве не так?
– По-моему, это чувствуют не все.
– В Наклосе – все. Другие здесь не живут.
От рассудительной уверенности Дайалы на Джастина повеяло холодом. Молча разглядывая красивые обводы высокого бокала, он размышлял о пугающей системе всеобъемлющей и беспощадной справедливости. Надо же было ему так влипнуть!
– Ты обеспокоен, – промолвила Дайала, коснувшись пальцами его руки. – Это хороший знак, свидетельство того, что у тебя доброе сердце. Лес защищает добрых людей.
– Неплохо бы мне узнать побольше.
– Узнаешь. Но я не сомневаюсь в том, что ты будешь должным образом следовать равновесию и таким, каков ты сейчас.
Джастин молча вертел пивной бокал. У него такой уверенности отнюдь не было.
79
Сидя на гладком камне, Джастин болтал босыми ногами в прохладной воде, пока его внимание не привлекло надоедливое жужжание. Лениво отмахнувшись от тигрового слепня, он выставил едва уловимый магический заслон, отгоняющий кровососов.
– Ты, похоже, осваиваешься, – промолвила Дайала, коснувшись пальцами его запястья.
– Хочешь сказать, становлюсь более деликатным? – уточнил Джастин.
– Заявлять насчет деликатности я бы не торопилась. Ты действуешь намного мягче, но пройдут годы, прежде чем твое прикосновение сделается... как бы это лучше сказать...
– Отточенным, – закончил за нее Джастин. – Ладно, ты мне вот что объясни: почему на лугах насекомые меня сторонились, а здешние кусаются за милую душу?
– Потому что в лугах слишком спокойно.
– Вот оно что! А здесь, значит, слишком много жизни?
– Что-то вроде этого.
– Я проголодался, – заявил он. И зевнул для убедительности.
– Нет, ты не голоден, – возразила Дайала, одарив его широкой улыбкой. – Прислушайся к своему телу: действительно ли оно нуждается в еде?
Почувствовав, как к лицу приливает кровь, Джастин уставился на противоположный берег реки, где пенилась, обтекая камни, быстрая вода. Потом он снова посмотрел на Дайалу, и на сей раз опустила взгляд она.
– Ты краснеешь, – ухмыльнулся инженер. – Краснеешь!
Соскочив с камня на ковер из опавшей хвои, он протянул руку. Пальцы Дайалы сомкнулись вокруг его пальцев, и она, спрыгнув с валуна, оказалась рядом с ним.
– Неплохо для древней друиды.
– Я очень молодая друида. Очень молодая. Иначе...
Она отняла руку и пригладила волосы.
– Что иначе?
– Иначе меня бы здесь не было.
Джастин нахмурился. Он понимал, что получил правдивый ответ, однако слишком многое, стоявшее за ее словами, оставалось сокрытым.
– Верно ли я понимаю, что только молодые друиды отправляются за путниками в Каменные Бугры?
– Верно.
– Но... почему именно ты? Этого я так и не узнал.
– Давай вернемся, – пробормотала Дайала, глядя на траву под ногами.
Джастин без возражений последовал за ней через лес, своей ухоженностью походивший на парк. Когда они вышли на лесную дорогу, он наклонился и настойчиво напомнил:
– Так ты хотела рассказать мне...
– То, что тебе хочется узнать, ты расскажешь себе сам, но со временем, когда лучше узнаешь Наклос и тех, кто здесь обитает. Но я поведаю тебе другую историю.
Джастин сдвинул брови, набрал воздуха и приготовился слушать.
– Однажды юная девушка спросила у своей матери, какова будет ее судьба. Суждено ли ей иметь многих воздыхателей, или же она свяжет судьбу с единственным возлюбленным? А может, она станет служить Ангелам, внимая исполинским деревьям, подземным голосам и ветрам, что блуждают по всему Кандару и нашептывают свои тайны тем, кто умеет слушать? И когда, наконец, она сможет все это узнать?
Мать улыбнулась, но промолчала. Как девушка ни настаивала, ей не удавалось добиться никакого ответа. Отчаявшись, девушка расплакалась. Она всхлипывала и терла глаза, как дитя, но мать оставалась неколебимой, и лишь когда девушка немного успокоилась, принесла ей незрелый орех Джураба. Пока эти орехи остаются зелеными, их скорлупа настолько тверда, что добраться до ядра можно лишь с помощью меча, молотка или кузнечных тисков. И мать сказала, что жизнь подобна ореху Джураба и всякое знание приходит в свое время.
Дайала умолкла. Она кивнула худощавому пожилому мужчине, проходившему мимо с корзиной зеленых ябрушей. Тот кивнул в ответ и улыбнулся.
– И что дальше? – спросил Джастин.
– Это вся история.
Джастин поджал губы, призадумался, а потом сказал:
– Похоже, из твоей истории можно сделать тот вывод, что нельзя получить нужные ответы, пока не приспело время, а попытка добиться их силой может разрушить жизнь, которая треснет, как скорлупа зеленого ореха в железных щипцах.