73

Джастин с усилием переставлял ноги. Еще не наступил полдень, а собственные ступни уже казались ему свинцовыми. Однако, оглядевшись по сторонам, он приметил, что склоны холмов вроде бы стали менее крутыми и кое-где появились пятна бурой травы. Неужто они все же выбираются из проклятых Каменных Бугров?

Но пока путь пролегал по очередному изогнутому ущелью, где самым громким звуком, разносившимся в неподвижном знойном воздухе, был глухой стук копыт неподкованных лошадей. Маячивший впереди холм выглядел так же, как прочие, если не еще круче, а воздух над ним дрожал от жары.

– Надо взобраться на бугор, – сказала Дайала. – Ущелье петляет, путь по нему слишком долог.

Джастин не сумел удержаться от стона.

– Хочешь передохнуть?

– Нет. Пока нет.

Во время каждого перехода в середине дня они делали привал и ставили палатку, причем делать это приходилось не ради Дайалы, а ради него. Босая, она с легкостью вышагивала по камням. Казалось, что ей ничего не стоит идти безостановочно с быстротой, недостижимой для Джастина, даже будь он бодр и полон сил.

Дайала повернулась, и длинные ноги понесли ее вверх по склону. Джастин, чьи сапоги вязли в глубоком песке, уныло последовал за ней.

Жеребец рысцой пробежал мимо Джастина и встряхнул гривой, словно укоряя его за медлительность.

– Между прочим, у меня только две ноги, – пробормотал инженер.

Подъем продолжался.

Дайала с двумя лошадьми поджидала Джастина на гребне. Когда он поднялся, она указала рукой на юг, на зеленеющую за серыми волнами холмов черту:

– Идти осталось недолго. Мы доберемся до лугов сегодня вечером или завтра утром.

– Скорее уж завтра вечером, – возразил Джастин.

– Может быть и так. Ты все еще чувствуешь себя плохо?

– Со мной... все в порядке, – ответил инженер, переводя дух после подъема. Откупорив флягу, он сделал глоток и, испытав некоторое облегчение, стал обмахивать лицо шляпой.

– Дальше мы пойдем чуточку отклоняясь на запад. Там, за лугами, находится источник, – сообщила Дайала.

Ничего не сказав в ответ, Джастин зашагал вниз по склону, по направлению к далекому зеленеющему горизонту. Он едва переставлял налитые свинцом ноги, не переставая дивиться легкой поступи не знавшей усталости Дайалы.

74

При ближайшем рассмотрении луга оказались не столь зелеными, какими виделись с гребня холма. По сути, они представляли собой не более чем разрозненные пятна жесткой травы всего в несколько спанов высотой.

Джастин поддел ногой один из пучков, но заметив выражение лица Дайалы, спросил:

– Тебе это не нравится, да?

Она кивнула.

– А почему? Потому что не служит никакой цели?

Дайала промолчала, и он принял ее молчание как знак согласия. Что, впрочем, едва ли могло по-настоящему объяснить ее беспокойство.

Чем дальше они шли, тем легче было идти, поскольку холмы становились все более пологими. К середине того дня, когда они достигли лугов, Каменные Бугры пропали из виду, растворившись позади, за северным горизонтом. Джастин время от времени посматривал в ту сторону с вершин пологих холмов, а Дайала шла вперед не оглядываясь.

На гребне очередной возвышенности Джастин остановился, отпил воды и отправил в рот кусок нечерствеющего хлеба, запасы которого казались нескончаемыми.

– Сколько хлеба ты взяла с собой? – полюбопытствовал Джастин.

– Три раза по двадцать караваев. Мы вполне могли протянуть на одном хлебе, но сыр добавляет разнообразия, – ответила женщина, смахнув с лица серебряную прядь, и обыденным тоном, как нечто само собой разумеющееся, добавила: – Мужчины по большей части любят разнообразие.

Джастин закупорил флягу и задал другой вопрос:

– Здесь кто-нибудь живет?

– Некоторым людям нравятся луга. Они живут в кибитках и переезжают с места на место, туда, где трава сочнее. Но по пути к тебе я никого из них не встретила.

Джастин поджал губы:

– Кстати, о пути ко мне... Ты так и не объяснила – как нашла меня? Почему искала? По существу ты вообще ничего мне не сказала... кроме разве что того, что тебе помогли какие-то Древние.

– Ты тоже помог, – с улыбкой отозвалась она. – Твое... присутствие ощущается очень сильно, даже когда сам ты слаб.

– Должно быть, вы, друиды, очень восприимчивы.

– С Древними нам не сравниться.

– С Древними... ты все время поминаешь Древних. Кто они такие? Тоже друиды?

– Друиды? Ты говоришь о друидах, я же о них и не поминала, ибо в Наклосе приняты иные слова. Но... – она пожала плечами, продолжая шагать по пологому склону, и Джастин отстранение отметил, что чем дальше они идут, тем гуще становится травяной ковер.

– Друидами называют людей, состоящих в особой связи с деревьями. Предполагается, что все они привлекательные женщины, и у каждой есть... особое дерево.

– А что в нем особого?

– Если умирает дерево... – начала Дайала, и Джастину вдруг захотелось, чтобы она не закончила фразу, – ...то умирает и друида.

Дайала остановилась и оглянулась в сторону Каменных Бугров, выискивая взглядом жеребца и кобыл. Лошади двигались теперь сами по себе, в отдалении от людей.

– В Наклосе, – продолжила женщина, – ты встретишь и Древних, и иных людей, но все они признают ценность деревьев, особенно представляющих собой часть Великого Леса. Рощи, остатки Великого Леса, встречаются и вне наших пределов, например в Сарроннине, но мало кто способен это почувствовать. Кроме того, есть немало мужчин, которых ты назвал бы друидами, – она усмехнулась и добавила: – Со временем кое-кто будет считать друидом и тебя... Есть среди нас и связанные не только с деревьями. В первую очередь это относится к Древним.

– Опять Древние! Ты так и не объяснила...

– Тебе предстоит с ними встретиться. Они представляют собой часть Предания, но какую именно – ты решишь для себя сам. Но ты определенно ничего не решишь и не выяснишь, если мы будем стоять на месте.

Три лошади, щипавшие в отдалении травку, как по команде сорвались с места и галопом понеслись к ним. Дайала повернулась и зашагала вдоль низкого кряжа.

Джастин вздохнул, чувствуя себя виноватым. Он ощущал, что задел ее, хотя не вполне понимал, чем именно. Поравнявшись с ней, – для этого ему пришлось чуть ли не побежать – он смущенно пробормотал:

– Прости. Я не хотел... но ты знаешь все, а я ничего... кроме того, что меня спасла прекрасная женщина, желавшая, чтобы я пересек весь Кандар.

– Вовсе не весь Кандар, и даже не весь Наклос. Нам идти только до Рибатты, – возразила она, встряхнув головой, и в голосе ее вновь зазвенели серебряные колокольчики.

«Что бы это значило? – подумал Джастин. – Наверное, какие-нибудь чары».

– Нет, – промолвила, слово прочитав его мысли, Дайала и смущенно улыбнулась. – Здесь мы не занимаемся магией. Вблизи Великого Леса это опасно.

Лошади танцующим шагом взбежали вверх по склону, и инженер невольно залюбовался непринужденной грацией их движений.

– Ты друид в душе, – сказала Дайала, проследив его взгляд. – При виде лошадей у тебя возникают те же чувства, что у меня. Я этому рада.

– А почему нам не встречались другие лошади?

– Они живут не здесь, а в Запустелых Землях. Там трава сочнее и выше.

– Насколько выше?

– Ну... примерно вот такая, – ответила женщина, наклонившись и проведя воображаемую линию на уровне колен. – Конечно, сочная травка даром не дается – там приходится опасаться степных кошек, а порой и травяных змей.

– Что за Запустелые Земли? – спросил Джастин.

– Этот край похож на Высокие Степи Джиранса, но там почти никто не живет. Только вольные кони... ну и заходят порой редкие бродяги. Там почти нет рек и вообще открытой воды.

Джастин вздохнул:

– Растолкуй, пожалуйста, как на безводной местности может расти сочная и высокая трава?

– Там выпадают обильные дожди, а степные травы имеют глубокие корни. Но тамошняя почва по большей части песчаная, и на поверхности вода не задерживается. Некогда там был лес, но пришли... Старые, вырубили его и превратили весь край в пустыню. Потом Древние стали исцелять землю и вернули на нее траву. Их стараниями деревья продвигаются все дальше на запад, так что когда-нибудь... когда-нибудь лес вернется.

Джастин приноровился к ее шагам, что на спуске оказалось легче, благодаря тому, что ноги его были чуть подлиннее, чем у нее, и продолжил свои расспросы.

– А травяные змеи, они какие?

– Змеи как змеи. Питаются главным образом грызунами, но некоторые могут убить жеребенка... или ребенка.

Инженер невольно посмотрел себе под ноги, на мягкую, доходившую сейчас до лодыжек траву и поинтересовался:

– Они очень большие?

– Да уж какие вырастут. Тамошние бродяги уверяют, что король змей достигает почти двадцати локтей в длину и локтя в обхвате.

При мысли о возможной встрече с этаким чудищем Джастин поежился.

– Однако подтвердить это я не возьмусь, поскольку змеиного короля в жизни не видела, – невозмутимо продолжила Дайала. – Случилось мне правда, видеть змеиную шкуру, очень длинную... – Женщина выжидающе умолкла.

– Какой длины? – полюбопытствовал Джастин.

– О, в пару локтей, если не больше.

Джастин расхохотался, а отсмеявшись, покачал головой. Надо же, а ведь ему казалось, что она напрочь лишена чувства юмора.

Местность постепенно выравнивалась, а солнце, по-прежнему светившее с ясного, безоблачного неба, уже не жгло, как огненный шар Белых. По мере удаления от Каменных Бугров идти становилось все легче. Лошади опережали людей, галопом носились по окрестностям, описывали круги, гарцевали, но всегда возвращались. Несколько раз Дайала и Джастин присаживались на траву, перекусывали и отдыхали.

Когда солнце уже приближалось к юго-западному горизонту, Дайала указала с очередного склона вниз, на долину между двумя холмами, где поблескивало зеркало небольшого пруда.

– Я так надеялась, что мы доберемся туда до ночи. Очень хочется искупаться.

– У вас в Рибатте любят купание?

– Да. Мы все любим деревья и воду, – ответила женщина и посмотрела на восток, в сторону щипавших травку лошадей. Гнедая кобыла тут же вскинула голову и потрусила к ним.

Джастин успел ощутить краткий гармонический импульс и задумался о том, сможет ли, в случае чего, повторить подобное действо.

На травянистом склоне над озерцом лошади остановились, и Дайала принялась снимать поклажу с жеребца. Джастин подошел к чалой.

Инженер отстегнул и опустил на траву последний тюк. Пока он развьючивал чалую, Дайала успела разгрузить и гнедую кобылу, и каурого жеребца.

Освобожденные от поклажи лошади рысцой направились к заросшему камышом краю пруда. Джастин проводил их взглядом.

– Наша одежда нуждается в стирке, да и самим нам не помешает помыться, – заявила Дайала и прямо на глазах у Джастина выскользнула из своей блузы.

Он тихо ахнул.

– А ты разве не хочешь искупаться? – спросила она, бросив на него лукавый взгляд.

– Я это... да... конечно.

Глядя себе под ноги, Джастин стянул тунику, снял, балансируя на одной ноге, сапог и повторил ту же процедуру стоя на другой ноге.

Дайала хихикнула.

Не решаясь поднять глаза, Джастин снял рубаху, штаны и подштанники и, скомкав все это, бросил на траву.

– Стоя на одной ноге ты был похож на старого, ворчливого журавля, – со смехом промолвила Дайала.

Джастин робко поднял на нее глаза. При виде покрытого бронзовым загаром обнаженного тела, маленькой груди, серебристых волос и изумрудных, словно подсвеченных изнутри глаз у него перехватило дыхание. Он растерянно опустил взгляд. Собственная кожа, светлая, с темными волосками, показалась ему слишком бледной, а тело, несмотря на ширину плеч, – угловатым и тощим. Снова покосившись на Дайалу, он приметил один-единственный недостаток – тонкий, едва заметный шрам на внутренней стороне ее левого запястья. Точно такой же, как у него.

Дыхание к нему вернулось, но оставалось прерывистым и учащенным.

– Вижу, я тебе нравлюсь, – с улыбкой промолвила она.

– Да... – только и смог выдавить Джастин.

– Ты тоже мне нравишься. Это хорошо... но давай все же войдем в воду.

Джастин покраснел, а потом понял, что покраснела и Дайала.

На дальнем конце пруда жеребец забил по траве копытом.

Джастин ухмыльнулся и сиганул в воду. Дайала прыгнула следом. Сделав несколько гребков, инженер встал на дно – воды ему в этом месте было по грудь – и пробормотал:

– Вода-то холодная.

– Уж больно ты много ворчишь, – рассмеялась стоявшая рядом Дайала. Вода покрывала ее плечи, и волосы плавали по поверхности. – Все не по тебе – в Буграх жарко, в пруду холодно.

Джастин поплыл к тому дальнему краю, где рос камыш. Вода была прозрачной: он видел зеленоватый донный песок и приметил метнувшуюся в сторону рыбешку, размером не больше его ступни.

– Тот болотистый край представляет собой сердцевину пруда, – промолвила Дайала, вынырнувшая из воды, словно выдра, и оказавшаяся рядом с ним. – Если попробуешь, ты сможешь это ощутить.

Хотя Джастин и сомневался в своей способности одновременно и плыть, и зондировать что-либо чувствами, он кивнул и, стараясь отвлечься от того источника черноты, который представляла собой она сама, потянулся к камышовым зарослям.

Как оказалось, они представляли собой сложнейшую мозаику, переплетение нитей белого и черного, хаоса и гармонии. В этом калейдоскопическом мире сновали какие-то мелкие существа. Одно пятно хаоса – не иначе как труп какого-то животного или рыбы – растаскивали на части его живые сородичи, но все это, живое и мертвое, подвижное и неподвижное, Черное и Белое, оставалось связанным воедино в зеленой паутине.

Забывшись, Джастин перестал грести и, прежде чем его ноги коснулись песчаного дна, изрядно нахлебался воды.

Дайала рассмеялась, в результате чего тоже наглоталась воды.

– Ты... так смешно выглядел... – сбивчиво говорила она. – Забыл, что надо грести и... буль-буль...

– Я не очень хорошо держусь на воде, – отозвался Джастин, выплюнув воду.

– А по-моему, совсем неплохо, – возразила она с теплой улыбкой, нырнула и исчезла под водой.

Наслаждаясь прохладой, словно стремившейся возместить то, что ему пришлось перенести в знойных Буграх, Джастин не спеша поплыл к отмели, где мог встать на ноги. Потом он отдышался, вышел на берег и собрал всю свою одежду, оставив лишь пояс, сапоги и кошель. Дайала, с которой еще стекала вода, вручила ему какой-то зеленый комок.

– Мыльный корень.

Постирав, они поставили палатку и развесили одежду сушиться на растянутых между кольями веревках. Джастин старался не смотреть на Дайалу, хотя сам порой чувствовал на себе ее взгляд.

Лошади оставались возле пруда, ближе к заболоченному краю. Время от времени оттуда доносилось фырканье или прокатывалось над водой ржание.

С наступлением сумерек со стороны болота стали слышаться и другие звуки. Особенно усердствовали лягушки.

Наслаждаясь вечерней прохладой, Дайала и Джастин уселись на траву, завернулись в шелковые одеяла и принялись есть дорожный хлеб, запивая его свежей прудовой водой.

– Ты красивая... – тихо вымолвил он.

– Ничего подобного, – с лукавым видом откликнулась она. – Тебе просто понравилось мое тело.

Покрасневший как рак Джастин порадовался тому, что при слабом свете звезд румянец наверняка не виден.

– Мне твое тело тоже очень понравилось, – продолжила Дайала, – и это очень хорошо. Потому что сулит надежду.

Усилием воли Джастин отогнал от себя ее образ – образ резвящейся в воде, гибкой, как выдра, обнаженной женщины – и, отпив глоток воды, поднял глаза, разглядывая яркий пурпур и точки света над головой.

– Интересно, где находятся Небеса?

– Говорят, мы не можем их увидеть, ибо они потеряны навсегда.

– Любую потерю можно вернуть. Может быть, со временем мы обретем их снова.

– Едва ли. Согласно поверью, демоны Света их уничтожили.

– В таком случае нам придется построить новые.

– Построить? Ну конечно, ты ведь инженер. А все инженеры умеют строить?

– Большинство. Но я не такой уж хороший инженер и... – он замялся, но все же закончил фразу. – И к тому же больше поднаторел в создании средств разрушения. Подспудно это меня беспокоило, но я просто не понимал, в чем дело.

Ее пальцы на миг коснулись его ладони, и вверх по руке пробежала теплая волна. Некоторое время Джастин молча смотрел на темное зеркало пруда и прислушивался к звукам ночи. Потом нахмурился – над водой гудели тучи комаров, но к ним кровососы не приближались.

– Они чувствуют, что ты в состоянии оградить себя защитным барьером, – пояснила Дайала, которая поняла его недоумение.

– Ты о чем?

– Комары. Они ощущают твою силу.

– Должно быть, это необычные комары... Или Наклос совершенно необычный край.

– Да, Наклос отличается от других земель.

С этим Джастин не мог не согласиться.

Некоторое время они сидели молча. Потом веки Джастина стали наливаться свинцом. Он встал, направился в палатку и, завернувшись в стеганое одеяло, заснул.

Дайала спала на расстоянии протянутой руки, но Джастин ощущал ее присутствие так, словно она лежала совсем рядом. Во сне он даже потянулся к ней... но пальцы его так ничего и не коснулись.

75

Джастину казалось, что нависающие над ним холмы изгибаются, словно он стоит на краю гигантской окружности.

Путники поднялись по склону и добрались до узенькой, едва заметной в траве петляющей тропки.

– Завтра этот путь поведет нас в Рибатту, – Дайала кивком указала на тропу.

Джастин промолчал и лишь посмотрел на запад, где солнце уже почти коснулось волнистой линии горизонта. Близилась середина зимы, однако деревья вокруг оставались зелеными. Что было тому причиной – теплый климат или близость пресловутого Великого Леса, – он не знал.

– В первый день идти быстро не удастся. Придется нести палатку и кувшины. Но мы оставим их в Мерте и дальше пойдем налегке.

– А как же лошади?

– Лошади останутся на лугах. Не можем же мы тащить их в Великий Лес, а он уже совсем рядом! Разве ты не ощущаешь его?

Потянув его за руку, Дайала чуть ли не вприпрыжку одолела последние несколько локтей, остававшиеся до вершины холма, ловко уворачиваясь на бегу от ветвей.

Остановилась она возле двух плоских валунов, таких гладких, словно на них из века в век сиживали люди, наблюдая за лесом. Обведя взглядом гребень, Джастин приметил уходящую вниз, под углом к опушке Великого Леса, узенькую, почти теряющуюся в траве тропку.

– Вот ведь тропа, – заметил он. – Почему бы нам не пойти по ней?

– Это тропа будущего. Сейчас она нас никуда не приведет.

– Надо же! А мне казалось, что она ведет прямиком в Мерту.

Дайала пожала плечами:

– Если хочешь, завтра мы можем по ней пройтись. Но она обрывается недалеко от леса. И с каждым поколением тянется все дальше.

– О! – только и смог сказать Джастин, вновь присмотревшись к неприметной тропинке.

Сев на камень, Дайала обратила взор в сторону Великого Леса – безбрежного зеленого моря, вызолоченного садящимся солнцем. Джастин последовал ее примеру. С вершины холма лес представлялся сплошным зеленым покровом, простиравшимся сколько мог видеть глаз.

– Порой я прихожу сюда и целыми днями созерцаю Великий Лес, – промолвила женщина.

– Целыми днями? – вырвалось у удивленного Джастина. До сих пор ему казалось, что Дайала не склонна к преувеличениям.

– Ну не целыми... может быть, и одного дня целиком не просидела, – рассмеялась она. – Но знаешь, лес действительно заставляет забыть о времени. Это одно из испытаний, но взирать на него можно совершенно безопасно.

– Что за испытание? – спросил Джастин, на какой-то миг ощутивший себя стоящим на краю невидимой пропасти.

– Мы можем немного передохнуть здесь, а палатку поставим ниже, на лугу, – уклонилась от ответа его спутница. – Лошадей с нами некоторое время не будет, – она улыбнулась, переступила с ноги на ногу и добавила: – Возвращаться всегда приятно, хотя и в странствиях есть немало интересного. Каменные Бугры – забавное место, а луга и того лучше. Здешнее равновесие, оно такое простенькое... безыскусное.

Джастин вздохнул. Всякий раз, когда он, казалось, готов был понять Дайалу, она опять начинала говорить загадками.

Равновесие, оно вроде равновесие и есть! Так почему же таковое в лугах «проще», чем в Великом Лесу? Задумавшись об этом, Джастин направил свои чувства к зеленому кружеву. Дайала сидела на соседнем камне и беззаботно болтала босыми ногами. А у Джастина ноги так и болели. Он направил чувства дальше, к золотистой тени Великого Леса, но едва коснулся ее, как оказался затянутым в сложнейшее переплетение взаимопроникающих и накладывающихся один на другой гармонических и хаотических элементов. Черное соседствовало с Белым, Белое проникало в Черное, и обе эти магические первоосновы воспринимались как имеющие зеленый оттенок. До сих пор инженер просто не представлял себе возможности столь тесного сосуществования противоположных магических структур. Обнаружив глубинный черный фонтан гармонии, бивший глубоко под скальной подошвой Наклоса, Джастин потянулся к нему и с изумлением ощутил вскипавший вокруг его основания белый поток. И то и другое было подернуто манящими зелеными искорками. Инженер напрягся, силясь вычленить структурные элементы, и... неизвестно откуда взметнулся тонкий, как нить, белый луч. Он почувствовал, как его насквозь прожигают огненные иглы. Другая, тоже вылетевшая ниоткуда белая нить стала обвиваться вокруг него, тогда как третья хлестала подобно плети. Черный луч ударил в грудь, а когда Джастин увернулся, белый, тронутые кровавым налетом кнут ударил его по лицу и по душе. В то же самое время зеленая петля захлестнула его, увлекая в манящую прохладу.

– Дайала!

– Джастин...

Мысли тонули и растворялись в зелени, однако чередующиеся удары, черные и белые, черные и белые, прекратились, лишь когда он и Дайала вырвали свои чувства из плена Великого Леса.

– Оказывается, райские цветы бывают с шипами, – выдохнул он, выпуская руку спутницы. В следующий миг глаза его расширились: он увидел, что рукава и брюки женщины вспороты, а лицо покрывают волдыри и ожоги. Взгляд его метнулся к лесу, но зеленое море было молчаливым и неподвижным.

– Что... что с тобой случилось?

– Тс-сс... – прошептала она и протянула ему флягу с водой.

Голова Джастина трещала, словно побывала в кузнечных тисках, на глаза выступили слезы, но их причиною была не его, а ее боль. С усилием приподнявшись, он положил руки на ее не затронутые ожогами плечи и хрипло выдохнул:

– Сначала ты...

– Ты слишком силен, – сказала она, отпив глоток. – Слишком большое искушение для леса.

Взяв флягу в руки и поднеся к губам, Джастин увидел, что и его рукава порваны в клочья, а плоть под ними покрыта ожогами и рубцами. Щеки и лоб горели еще пуще, чем под солнцем Каменных Бугров.

– Нам нужно спуститься.

Не задавая вопросов, Джастин последовал за ней вниз к прогалине, где паслись лошади. Завидя их, жеребец ударил копытом. Дайала отвернулась и на миг привалилась к боку жеребца.

Джастин глубоко вздохнул.

Когда лошади были развьючены, Дайала подошла к нему с промасленным пакетом, извлеченным из узла, и с густой мазью на кончиках пальцев.

– Это поможет, – сказала она и стала осторожно втирать снадобье в лоб и щеки. Джастин стоял неподвижно. Бальзам почти сразу же смягчил жгучую боль, сделав ее по меньшей мере терпимой. Когда Дайала закончила, он взял у нее снадобье и так же осторожно смазал волдыри на ее лице.

– Спасибо, – сказала Дайала.

Как может она благодарить его, если все эти волдыри и ожоги получены ей исключительно из-за его глупости? Из-за его неспособности услышать и понять предостережение?

– Я не сумела тебе как следует объяснить, – промолвила она, поняв его смущение.

– Нет, – покачал головой Джастин. – Объясняла ты хорошо, а вот слушал я плохо.

Усевшись на циновку перед палаткой, она жестом предложила инженеру сесть на соседнюю. Между ними стояли две пустые чашки.

Когда он сел, Дайала протянула ему полкаравая дорожного хлеба, а Джастин налил в чашки воды, обратив при этом внимание, что волдыри на ее лице уже начали терять первоначальный яростно-красный цвет.

– Тебе надо поесть, – с улыбкой промолвила Дайала. – По прохождении испытания человек всегда чувствует себя проголодавшимся.

– Неужто всем друидам приходится проходить такие испытания? И неужто наш путь через лес будет сопряжен с подобными «радостями»?

– Нет, конечно же нет, – пробормотала Дайала. – Если ты не станешь тянуться к гармонии или к хаосу, не станешь прибегать ни к той ни к другой магии, ничего не случится. За поисками неизбежно следует приглашение, но если ты пребудешь внутри себя...

Джастин кивнул, понимая, что использование магии гармонии или хаоса, являющееся подспорьем в обычном путешествии, здесь сопряжено с серьезной опасностью.

– Это ясно. Но если нам, скажем, встретится лесной кот...

– Его нападение представляет собой форму хаоса, и ты, соответственно, можешь прибегнуть в ответ к магии гармонии. Но если нападешь ты, лес воспримет как носителя хаоса тебя.

– Похоже, здесь особо не поохотишься.

– Это точно.

Джастин разжевал кусок хлеба, проглотил его, запил водой и спросил:

– Но ведь те же коты должны охотиться! Они ведь не станут есть траву?

– Они и охотятся – на всех животных, которые меньше их или не могут от них убежать. На зайцев, лесных поросят, молодых оленей.

– Но разве это не форма хаоса? Насилие и убийство не есть форма гармонизации.

Дайала облизала губы и отпила из чаши прозрачной воды.

– Я все-таки не понимаю, – продолжал Джастин. – Ты вроде бы сказала, что любое первое действие, вне зависимости от того, гармония или хаос лежат в его основе, вызывает соответствующую реакцию, однако тому, кто достаточно силен, это может сойти с рук.

Дайала кивнула.

– Но почему лес не реагирует на нападение кота?

– Он не использует ни чистую гармонию, ни чистый хаос.

– Вот оно что! Но если я отвечу на физическое нападение, скажем на нападение хищника, – будет это воспринято лесом как действие, сопряженное с гармонией или хаосом?

– Ты... да и любой друид преобразует всякое физическое действие в сопряженное с равновесием гармонии и хаоса. Великий Лес наносит удар тогда, – продолжила она, – когда происходит резкое нарушение равновесия. Природа не терпит попыток разделить неразделимое, расчленить единое, расслоить присущее ей равновесие на два уровня существования. На то, что ты видишь и слышишь, и то, что воспринимаешь сверхчувственно.

– Так, значит, – промолвил он наконец, – вычленение гармонии из мира, эту гармонию создающего, представляет собой форму насилия?

Дайала кивнула:

– Верно. И вычленение хаоса, хотя осуществляется оно с большей легкостью, тоже являет собой насилие и зло.

– Погоди, погоди... Ты хочешь сказать, что всякое отделение любого магического начала, что гармонического, что хаотического, от повседневности бытия есть зло? Но в таком случае злом можно назвать любое соприкосновение с магией!

– Это трудно объяснить, – со вздохом сказала Дайала, отпив еще воды. – Например, усиливая внутреннюю гармонию дерева, ты прибегаешь к магии, но не творишь зла, ибо роль дерева в равновесии и заключается в укреплении гармонии. Для этого оно и растет. Допуская существование хаоса, ты тоже не совершаешь никакого зла, но отделяя гармонию от дерева или творя хаос там, где его наличие не предусмотрено равновесием...

Джастин обхватил руками голову, а потом осторожно коснулся пальцами покрытого волдырями лица.

– Но в таком случае... зачем нужны такие испытания?

– Все не так просто, – промолвила Дайала, отводя глаза и глядя на запад, где еще таяли серые вечерние сумерки. – Вот смотри: мы выкопали в пустыне яму, чтобы добраться до воды. При этом мы нарушили природное равновесие почвы, привнеся хаос. Однако загвоздка в том, что наша смерть от жажды в непосредственной близости от источника привнесла бы хаос несравненно больший. Равновесие не есть нечто застывшее, оно неустойчиво и в той или иной мере, нарушается ежеминутно. Поэтому...