CVI

Найлан, Отшельничий остров

– Его Всемогущество Стестен, император Хамора, регент Врат Океана, едва ли рад тому, что треть его хваленого флота пошла на дно. Равно как и потере более чем шести тысяч солдат, – говорит Хелдра, ткнув пальцем в лежащую на старинном дубовом столе карту.

– Можно сказать и так. – Марис прокашливается. – А можно иначе: император весьма рад тому, что под его знаменами собираются примерно четыре сотни военных кораблей со стальными корпусами и более пятидесяти тысяч бойцов. Не считая артиллерии. Одно непонятно, как можно снабдить такую армаду веем необходимым и прокормить.

– Об этом позаботился Саммел, – поясняет Тэлрин. – Он познакомил хаморианцев со способом безопасного хранения продуктов. Они сохраняются в гармоническом состоянии после обработки хаосом, в виде пара.

– Предатель! – цедит сквозь зубы Хелдра.

– Хорошо еще, он не сообщил им, как выращивать чародеев, – замечает Марис. – Счастье, что у них нет большого количества магов.

– Откуда им взяться? – говорит Хелдра. – Никто из древних волшебников вообще не посещал Хамора.

– Одно то, что Саммел научил их обрабатывать кипятком или паром металлические и стеклянные банки и запасать пищу, сулит много неприятностей. Это позволяет им перевозить на кораблях любые армии на любые расстояния. Правда, Саммел продал этот секрет не Хамору, а Коларису…

Тэлрин сворачивает карту и убирает в шкаф.

– А Коларис, надо думать, обменял эту тайну на имперские ружья и пушки?

Тэлрин кивает.

– Знаете, Джастин ведь уже доказал, что избыток гармонии влечет за собой возрастание хаоса, – говорит Марис, нервно глядя себе под ноги.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Хелдра.

– Может быть… возможно, Совет напитал Кандар избыточной гармонией… отправив туда и Лерриса, и Саммела, и Тамру…

– Марис, почему ты сказал «Совет», а не «мы»?

– Потому что когда принимались эти решения, я в Совете не состоял. Торговцев тогда представлял Хундрил.

– Хорошо, но он умер от старости, и теперь торговцев представляешь ты. Что, по-твоему, нам следует делать?

Марис снова смотрит себе под ноги.

– Обвинения не помогают найти решение проблемы.

– А нам нужно найти решение?

– Кончай иронизировать. Лучше бы предложил что-нибудь дельное, – ворчит Хелдра.

– С моей точки зрения, – Марис позволяет себе говорить с нажимом, – решения порой бывают опаснее самих проблем. Мы забываем об этом по той простой причине, что действительно серьезные проблемы возникают не так уж часто. Два столетия тому назад Джастин нашел решение проблемы Фэрхэвена. Ладно. Обратимся к самому началу: Креслин решил проблему Отшельничьего. Великий Доррин, мы все это знаем, решил проблему того, как сделать Отшельничий независимым и могучим. Но поскольку все это происходило очень давно, мы забыли, что за решения важных проблем надо платить высокую цену.

– Ты предпочел бы, чтобы мы не существовали вовсе? – уточняет Тэлрин. – Если бы хоть одно из этих решений не было найдено… нас бы здесь тоже не было.

– Просто надо вспомнить, что эти решения дорого обходились людям, жившим в те времена. Вместе со Фрвеном Джастин разрушил половину Найлана, и при этом погибло две тысячи человек. Это только здешних жителей, а сколько народу умерло всего, никто не подсчитывал. Никому не известно и точное число погубленных бурями Креелина. Доррин изменил мир, и за его открытия мы расплачиваемся до сих пор. Не будь их, не было бы и этого хаморианского флота.

– Что это доказывает, Марис? Возможно, не сумей Джастин уничтожить Фрвен, погибло бы все население Найлана.

– Ну что ж… – Марис улыбается. – Нужно удостовериться, что Гуннар, Леррис, Джастин, Тамра и Кристал знают о хаморианском флоте.

– А это поможет?

– Точно не знаю. – Марис пожимает плечами. – Однако готов держать пари, что они не отойдут в сторону и не оставят Отшельничий на произвол судьбы. Впрочем, не пришлось бы вам всем пожалеть о том, что они этого не сделали.

– Кончай говорить загадками, Марис. Почему это мы можем пожалеть?

– Точно не знаю. Но если вы соедините молодость и отвагу Лерриса с познаниями Гуннара и Джастина, да еще с решимостью тех двух женщин, я не позавидую Хамору. Но, должен признаться, и нам не позавидую тоже.

Хелдра и Тэлрин переглядываются.

– А есть у нас выбор?

– Видимо, уже нет. Слишком поздно.

– Как мы их оповестим?

– Напишем Гуннару в Расор и отошлем письмо последним кораблем из Трио. И пусть корабль вернется.

Тэлрин и Хелдра переглядываются снова.

Марис поднимает брови.

– Это затем, чтобы доставить их сюда. Но если у вас есть предложения получше…

– Лишняя работа для черных отрядов, – говорит Хелдра, но Тэлрин обрывает ее:

– Не дури! Если ты попытаешься перехитрить их, от тебя останется меньше, чем хватит на прикорм мелкой рыбешки. А коли они не захотят с тобой разобраться, я сделаю это сам.

– Сурово сказано…

Тэлрин ловит ее взгляд, и Хелдра опускает глаза.

– Так что, писать письмо? – спрашивает, сглотнув, Марис.

Тэлрин кивает. Не сводя глаз с Хелдры.

CVII

Когда мы, выехав из-за последнего поворота горной дороги, увидели раскинувшийся внизу Расор, никто не проронил ни слова.

Портовая цитадель обратилась в развалины: от всего форта уцелела лишь одна башня. Причал тоже сохранился только один, да и тот изрядно пострадал. Десятки домов в городе были разрушены, еще большее число получили повреждения, а ближе чем в двухстах локтях от воды и вовсе не осталось ничего. Разве что груды мусора.

Часть утеса на южном берегу реки Фроан обвалилась, и даже в стене резиденции самодержицы зияло несколько пробоин.

Однако над городом по-прежнему реяло знамя самодержицы. Потери явно понес не только город: у мола и на отмели можно было увидеть несколько деформированных стальных корпусов. Корабли, коль скоро мы разглядели их с такого расстояния, были огромными, но, разбросанные по мелководью, они казались сломанными игрушками.

– Сдается мне, Гуннар пересмотрел свои взгляды насчет использования силы и стал не таким сдержанным, – сухо заметил Джастин, и я, до сих пор отмечавший в первую очередь ущерб, нанесенный корабельными пушками, осознал, какую действительно чудовищную силу противопоставил им мой отец. А осознав это, невольно поежился. Ведь он казался мне человеком, едва ли вообще способным прибегнуть к насилию. Впрочем, Джастин раньше тоже стремился избегать насилия.

– У тебя задумчивый вид, – заметил, подъехав, Валдейн.

– Задумаешься тут, – отозвался я, указывая на разрушенный город. – Надеюсь, хоть люди не пострадали.

Еще не закончив фразу, я понял, что спорол чушь: как мог такой катаклизм не затронуть людей?

– Как думаешь, столкновение магии с машинами обязательно влечет за собой такое? – спросил Валдейн.

Я задумался: до сих пор мне не приходило в голову взглянуть на проблему под таким углом. Мне виделось в этом столкновение народов, людей, желавших настоять на исполнении своих желаний.

– Мне кажется, и магия, и машины – лишь орудия, действующие по воле людей. Что ужасает, так это их готовность пустить эти орудия в ход.

– Ужасные орудия, – заметил он.

– Что правда, то правда.

Орудия были действительно ужасны, но еще хуже было то, что без них обойтись было невозможно, а также то, что происходящему не предвиделось конца. Как остановить войну, не уничтожив Хамор, я представлял себе не лучше, чем как можно вообще уничтожить Хамор.

В городе кипела работа. Люди разбирали развалины, пытались восстановить то, что поддавалось восстановлению, и на лицах многих светились улыбки.

А вот мне было не улыбок. Особенно когда я проезжал мимо развалин и домов, отмеченных знаками траура.

Наконец, петляя по улочкам, кое-где заваленным мусором, мы добрались до казарм. Во внутреннем дворе нас встретили мой отец, Кристал, Тамра и самодержица.

На лице Кристал появилась улыбка, которая, впрочем, тут же исчезла. Я машинально погладил Гэрлока.

Каси взглянула на Джастина. Тот взглянул на меня.

– Армии Хамора нет. Никто не уцелел.

– Те, кто явились сюда сеять разрушение, сами вкусили его в полной мере, – промолвила самодержица.

– Как и должно быть, – заметила друида.

– Я ощущал это, – промолвил мой отец, выглядевший совсем старым. Волосы его стали серебряными, как у Джастина или Дайалы.

– А какие у вас потери, Леррис? – спросила Каси.

– Два человека. Они отделились от отряда и, боюсь, побежали не в ту сторону. Нам не удалось найти ни их самих, ни их следов.

– Их поглотил хаос, – сказала, поежившись, Дайала.

– Всем нам пришлось платить за победу, – почти невозмутимо проговорила Каси. – Примите мою благодарность.

Вытерев лоб тыльной стороной ладони, я медленно спешился. Ноги мои болели, зад саднило, – в отличие от Наилучших я не был привычен проводить дни напролет в седле, – и вдобавок мне хотелось помыться и переодеться.

Кристал, Каси, Джастин и Дайала собрались в кружок, но меня никто не звал, и я повел Гэрлока на конюшню, где напоил, почистил и от всей души сказал ему «Спасибо». Глупо, но он казался единственным существом, которое меня любит.

Когда я вернулся во двор, самодержица и Тамра уже ушли, а лица и осанка оставшихся особой бодрости и радости не выражали. Все мы мало походили на торжествующих победителей.

Когда я отправился в умывальню, Кристал пошла со мной.

– Как тут было у вас? – спросил я, стянув пропотевшую рубаху.

– Могло быть и хуже. Твой отец настоял, чтобы мы покинули форт в гавани, и остался там только с Тамрой и горсткой стражников. Он был прав: большую часть форта пушки разнесли по камушкам. Их чуть не смыло в воду, а потом Тамре пришлось выносить Гуннара на руках: он так вымотался, что лишился чувств.

– Похоже, здесь бушевал сильный шторм.

– Такой бури никто из местных не помнит. Разрушения очень велики; правда, стоимость металла, который мы можем получить, разобрав корабельные корпуса, тоже велика. Один торговец из Спидлара уже предложил свои услуги. А мертвые тела все еще выносит на берег.

– Людские потери велики?

– Сорок Наилучших и около тысячи ополченцев. Но потом волны нанесли в город грязь, да тут еще эти трупы. Думаю, многие еще умрут от заразных болезней. Хорошо, если только десятки.

Ополоснувшись сам, я принялся стирать рубаху. Вода в тазу мигом почернела, и ее пришлось сменить.

– Как чувствует себя самодержица?

– Устала. Мы тут все устали. Она переживает, но предпочитает на сей счет не распространяться.

В комнату Кристал мы поднялись молча. Херрельд открыл дверь, а Кристал затворила ее, пока я раскладывал на каменном наружном подоконнике мокрую рубаху. Натянув вместо нее чистую, я стал раскладывать вещи из торбы.

– Ну а ты? – спросила наконец она. – Ты что делал?

– Нашел для Джастина хаос. А потом наблюдал за ним.

– То есть все делал Джастин. А ты не вмешивался?

– Все делали Джастин с Дайалой. Меня они просили не вмешиваться, и я помогал им лишь тогда, когда они находили это нужным. Им пришлось нелегко.

Кристал ждала чего-то еще.

– Да, еще у нас пропали двое солдат. Мы их не нашли: видимо, они поддались панике, рванули не туда и погибли.

– Дайала об этом говорила.

– Прости. Я устал и плохо соображаю. Что еще произошло здесь?

– Ты же видел. Их снаряды убили больше тысячи солдат, главным образом – новобранцев, а мирных жителей погибло в два раза больше. Сколько разрушено построек, еще не подсчитали, но ясно, что не одна сотня. Нескольким хаморианским морякам удалось доплыть до берега, но, когда мы подоспели к побережью, было уже поздно.

– Шторм?

– Горожане.

Я промолчал: ненависть порождала ненависть, убийства порождали убийства.

Кристал села, и я увидел под ее глазами темные круги.

– Устала?

– Да, Леррис, я устала. Этому не видно конца. За каждой нашей победой следует другая битва, еще более кровопролитная. Город разрушен, тысячи людей погибли, раненых вообще без счета… и чего ради?

– И это еще не конец, – сказал я.

– Не конец? Тебе нужен еще один повод, чтобы показать, какой ты герой?

Я покачал головой.

– Посмотри на моего отца, Джастина и Дайалу. Они что, ликуют по поводу произошедшего? Помнишь, отец говорил, что истинной целью Хамора является Отшельничий.

– Значит, ты будешь не просто героем, а великим героем.

– Перестань. Ты сама сказала, что этому конца-края не видно, и я с этим согласился. Так оно и есть, но что тут можно поделать, мне неизвестно.

– И ты выполняешь свой долг! Ты, ты и снова ты. С твоим отцом, с Тамрой и с Джастином! Почему бы вам не оставить Кандар в покое?

– Ты тоже с Отшельничьего.

– Меня это не радует. Тем паче что от меня тут нет проку. Ты уничтожаешь армии, твой отец топит флоты, мои солдаты гибнут, а что бы я ни делала, это ничего не меняет.

– Ты отстояла целостность Кифроса задолго до того, как я здесь объявился. И прогнала хидленцев, когда я валялся в повозке.

– Это все в прошлом.

– Ты ведь все время твердишь, что я должен прекратить совершать подвиги. Но все, что мы делаем, не ограничено во времени. Это касается и меня, и тебя.

– Что-то не верится.

Я вздохнул.

– Не понимаю я тебя, – сказала Кристал, помолчав. – Ты делаешь прекрасные вещи и беспокоишься о том, чтобы у кур был курятник, а у бездомных детишек – крыша над головой. А потом запросто уничтожаешь тысячи людей и как ни в чем не бывало заявляешь, что дальше будет еще хуже.

– Ты тоже убиваешь людей.

– Мечом. Я не устраиваю бойню и не забиваю их сотнями и тысячами, как скот. Для меня и враги – люди.

– Для меня тоже. Мне тоже больно, когда они погибают. И больно видеть груды камней там, где стояли дома.

– Но тебя это, похоже, не останавливает.

– Тебя тоже кровь никогда не смущала.

– Мне нужно встретиться с Субреллой и Каси, – холодно сказала она и ушла.

Я подошел к окну и принялся разглядывать уже начавшие покрываться ржавчиной корабельные корпуса. В чем дело, почему Кристал наскакивает на меня с такой яростью? Смерть есть смерть, мертвец есть мертвец, и не все ли равно, кто как умер?

Гораздо важнее понять, что я могу сделать.

CVIII

Похоже, с этим я решительно ничего не мог поделать. Каждый наш разговор заканчивался спором, так что мне даже стало боязно открывать в присутствии Кристал рот. Видел я ее теперь только по ночам, но и в постели между нами сохранялась стена.

Это, разумеется, не могло не злить.

– А знаешь, у тебя стало получаться лучше, – сказал мне как-то Валдейн, наблюдавший за моим учебным поединком с Тамрой.

– Правда?

– Точно, – подтвердила и сама Тамра. – У тебя появилась злость: я едва отбивалась.

– Мне бы не хотелось оказаться поблизости от него, когда он злится, – сказал Валдейн.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал я Тамре.

– Ладно. – Она взглянула на Валдейна, и тот, улыбнувшись, удалился на другую сторону внутреннего двора.

– В чем дело?

– В Кристал.

– Это и так понятно. От вас обоих веет холодом, как от Крыши Мира.

– А когда мы пытаемся объясниться, становится еще хуже.

– Проблема проста, – пожала плечами Тамра. – Другое дело, что мне неизвестно, как ее решать.

– Мне она не кажется простой.

– И тем не менее все дело в том, что ты полюбил Кристал, когда она уже повзрослела, а ты еще нет.

Я хмыкнул.

– Конечно, ты был и остаешься героем и стараешься повзрослеть, да только попусту. А Кристал не понимает, что тебе никак не удается повзрослеть, при всех твоих успехах. Сам подумай, она командующая самодержицы, но ты уже сделал для Кифроса больше нее. Ты искусный мастер, которого все уважают и который зарабатывает хорошие деньги. И бойцом ты становишься превосходным, хотя и отказываешься это признавать. И ты, как все юнцы, нуждаешься в похвале, которую, впрочем, вполне заслуживаешь.

– Но не могу же я, как она, делать изо дня в день одно и то же?

– Она была бы рада услышать, что ты всю рутину оставляешь на ее долю.

– Я не это имел в виду.

– Что сказал, то и имел в виду. Но даже это неправда. В работе столяра полно нудной рутины, но и в этом ты ее превосходишь. Так что… понимаешь, что у меня нет ответа?

– Да, не очень-то ты мне помогла.

– Я и не могла. Никто тебе не поможет, кроме тебя самого.

Мне, однако, пришло в голову поговорить на эту тему и с Дайалой, однако прежде чем я нашел ее, меня перехватил Джастин: оказалось, что самодержица хотела услышать мой доклад. Кристал на совещании не было, но Джастин пояснил, что я слишком часто переадресовываю свои ответы ей. А Каси захотелось услышать именно мое мнение.

Все это было слишком сложно и не очень понятно. После совещания я снова попытался найти Дайалу, но они с Джастином куда-то запропастились, и мне не осталось ничего другого, как перекусить и взяться за «Начала Гармонии». А потом пришло в голову принести из конюшни инструменты: мог же я помочь в восстановлении города.

В результате к Дайале я постучался лишь ближе к вечеру.

На лице друиды еще оставались морщинки, но древней она уже не казалась.

– Неплохо выглядишь.

– Рада, что уже не гожусь на корм червям.

Я покраснел.

– Чем могу помочь?

– Ну… вы с Джастином всегда понимаете друг друга, а мы с Кристал слова не скажем, чтобы не поспорить. И чем дальше, тем все у нас хуже.

– Думаешь, я могу помочь?

– А кто еще?

– Ты покинул Отшельничий, потому что не желал принимать чужие слова на веру. А чем мои лучше?

Я вздохнул, чуть ли не жалея, что сюда пришел.

– Ладно, садись.

Я плюхнулся на табурет, а она села прямо на пол.

– Тебе кажется, Кристал тебя не понимает?

– Понимала бы, так знала бы, как я ее люблю.

Дайала рассмеялась.

– В основе любви лежит не понимание, а приятие.

Вид у меня, надо думать, был дурацкий.

– Ну, – зашла она с другого конца, – Джастин во всем этом понимает больше моего. Но ты ведь не пришел к нему.

Я подумал.

– Ты хочешь сказать, что Кристал понимает меня, но не может принять того, что я делаю?

– Может быть. Понимание полезно, но лишь если ведет к приятию. Ибо иначе оно ведет к хаосу.

– Как мы можем принять друг друга, когда почти не разговариваем?

– Мне надо потолковать с Джастином, – вдруг сказала друида и, как была босая, выскользнула из комнаты.

Отсутствовала она недолго. А когда вернулась, сказала:

– Может, я ошибаюсь, но… Джастин так не думает…

Она взглянула мне в глаза, и я провалился в глубины ада демонов. Конечно, там мне бывать не приходилось, но именно таким я его себе представлял: боль, мука и долгие, долгие века…

Мне пришлось встать, но глаз я не закрыл.

Наконец Дайала вздохнула:

– Джастин был прав. Садись.

Я сел, заранее чувствуя: то, что услышу, мне совсем не понравится.

– Леррис, Джастин говорит, что ты можешь умереть молодым, моложе, чем положено от природы, и оставить по себе добрую память. Или превратиться в величайшего мага всех времен, но сделать мир хуже, чем он сейчас. Поведав тебе это, мы надеемся избавить мир от мучений. И тебя тоже.

– Меня?

– Единственное, что нужно тебе, дабы стать величайшим магом, это покинуть и Кифрос, и Отшельничий. Остальное произойдет само собой.

– А если меня не устраивает ни то ни другое? Почему не стать великим, сохранив к себе доброе отношение?

– Это нарушит Равновесие. Во всяком случае сейчас.

– Дерьмо это, а не Равновесие. Ты не лучше моего отца или Джастина, которые говорят только то, что может побудить меня выполнять их волю.

Я шагнул к двери, но оглянулся и увидел Дайалу, заключенную в кокон темноты, уходящей глубоко в землю. И понял: она друида, а друиды не лгут. И я вернулся на табурет.

– Ты великодушен в душе и ждешь от Кристал признания этого. И готов жертвовать собой, но не только из великодушия, но и ради похвалы.

Я поежился.

– Истинное же добро выше похвал. Его надо творить, даже когда тебя проклинают. А это тем труднее, чем могущественнее ты становишься.

Я поежился снова.

– Чем ты сильнее, тем труднее быть честным по отношению к себе. А лишившись честности, ты проиграешь. Как Антонин или некогда смиренный Саммел.

– Но как сохранить честность?

– А готов ты принять чужое суждение? Целиком и полностью так, что его не избежать. Готов заплатить такую цену?

– Твое суждение?

– Нет. Я давно связана с чужим суждением. Как и Джастин.

– Ты хочешь связать нас с Кристал теми же узами, какие есть между тобой и Джастином?

– Ничего я не хочу. И связать тебя нельзя, ты слишком могуч, чтобы слушать любого, кого не захочешь слушать сам. Вот если захочешь… другое дело. Но имей в виду: мы с Джастином – одно целое. Если умрет один из нас, умрет и другой. Боль одного – это боль другого.

Я поежился.

– Это ты готов принять? Поразмысли, а если согласишься, я поговорю с Кристал. Она ведь тоже может отказаться, а такое возможно лишь при взаимном согласии.

– Но возможно?

– Такое уже бывало. Подобные узы связывали Креслина и Мегеру, творивших и величайшее в истории добро, и зло, расплачиваться за которое приходится по сю пору. Добро нельзя навязывать силой. Только зло.

– Я не знаю, – других слов у меня не нашлось.

– Честный ответ. Для начала лучшего и не надо.

Выйдя из ее комнаты, я направился в гавань, к развалинам старого форта. Мысли вихрем вертелись в моей голове. Ни одна из предложенных перспектив не радовала; с Антонином, Сефией, Герлисом и Саммелом я соприкасался достаточно близко, чтобы понять: стать таким у меня желания нет. Но я едва осознавал, кем являюсь, Дайала же требовала отречения от себя во имя сохранения честности, ибо могущество могло уничтожить меня через самообман. А Кристал – не возмутит ли ее предложенная перспектива? Не возненавидит ли она меня еще сильнее? Ведь что бы я ни делал, ей казалось, будто это действие направлено на то, чтобы возвеличить меня и принизить ее. И как объяснить ей, что это не так, что таким образом она отвергает мои попытки быть честным? Почему она не может понять меня? Понять, что рано или поздно я не смогу добиваться большего, если захочу жить?

Ведь чтобы уразуметь это, достаточно взглянуть на моего отца или Джастина. Неужто она считает меня глупцом, у которого не хватит ума даже на это?

Я терзался в раздумьях, а у моих ног плескались и шелестели темные воды гавани.

CIX

Деллаш, Делапра (Кандар)

Откинувшись в кресле, Дирсс смотрит на кряжистого офицера в желто-коричневом мундире. Тот, ступив на освещенную солнцем террасу, видит внизу залив, где ряд за рядом стоят на якоре черные корабли. Над их трубами поднимаются струйки дыма.

Лицо морского офицера трогает легкая улыбка. На миг скользнув взглядом по низким, лесистым холмам на западе, он пересекает крытую веранду, направляясь к столу, за которым его ждет Дирсс.

Моряк, чья дубленая кожа имеет тот же каштановый оттенок, что и его волосы, останавливается и едва заметно кивает.

– Командующий флотом Стапеллтри. К твоим услугам, маршал Дирсс.

– Раз приветствовать тебя и твой флот, командующий, – отвечает Дирсс с любезной улыбкой. – Присаживайся.

Учтивым жестом он указывает на другое деревянное кресло.

Стапеллтри садится.

– Я здесь, чтобы служить императору и тебе, по воле Его Величества…

– Это так. Ты здесь, поскольку император Стестен принял решение уничтожить Отшельничий; мы же являемся орудиями, исполняющими его волю. Таков наш долг.

– Ты близок к трону, маршал, и император хорошо осведомлен о твоей преданности, исполнительности и рвении, каковые позволили тебе, используя относительно малые ресурсы, установить его власть над третью всего Кандара.

– Да, возможности мои были относительно невелики, – соглашается Дирсс и указывает на кувшин. – Делапранское вино. Не могу назвать себя знатоком, но оно считается неплохим. Не угодно ли отведать?

– Нет. Премного благодарен.

Дирсс озирает ряды кораблей и снова улыбается.

– Понимаю. Ты человек практичный и хочешь сразу расставить все по своим местам. Каковы твои пожелания?

– Я покривил бы душой, сказав, будто мне радостно видеть императорский флот в таком отдалении от Африна. Больше всего мне хотелось бы выполнить поскорее нашу задачу на Отшельничьем и в Кандаре, после чего благополучно вернуться в Хамор.

Голос Стапеллтри звучит ровно, и глаз он, встретившись с маршалом взглядом, не отводит. Дирсс смеется.

– Кандар и впрямь далековато от Африта. Я полностью разделяю твое желание поскорее покорить весь Кандар, разделаться с Отшельничьим и вернуться домой. Но готов ли ты ввести в дело весь флот, как требует того стоящая перед нами задача?

– Я уверен, что третьей части тех сил, которые уже прибыли…

Дирсс снова смеется.

– Эти корабли могут с таким же успехом вернуться домой.

Стапеллтри багровеет.

– Забудь о Кандаре, – доверительным тоном говорит ему маршал. – Истинной препоной на пути императора является Отшельничий. Когда с Черным островом будет покончено, мы сможем завершить захват Кандара с помощью сорока кораблей. Но пока могущество Отшельничьего не сокрушено, для установления нашего господства над материком не хватит и всех твоих сил.

– Ты требуешь…

– Слишком многого? Да я вообще ничего не требую. Просто собираюсь использовать весь твой флот для уничтожения горстки невидимых кораблей и города Найлана. После чего…

– Ты собираешься провести столь трудную операцию, не выработав разумной тактики. Если уж ты настолько уверен в своих полномочиях…

Дирсс, подавшись вперед, обрывает флотоводца со словами:

– Император является владыкой Африта, регентом Врат Океана и государем Хамора, могущественнейшей империи в истории человечества. Однако, при всем нашем могуществе, мы уже дважды были унижены в Кандаре и в водах Отшельничьего. Наши купцы и по сю пору вынуждены придерживаться правил, навязанных Отшельничьим. Из корпусов торговых судов, потопленных невидимыми кораблями Отшельничьего за нарушение им же установленных порядков, можно было бы сложить небольшой остров. А в чьих интересах придуманы эти правила? Само собой, в интересах Черного острова!

Кандар погряз в распрях, раздираем магией хаоса и насилием. Люди здесь, в отличие от Африта, не ведающего, что такое вторжения и войны, живут в постоянном ужасе. А кто сеет этот ужас? Разумеется, Черный остров!

Дирсс снова смеется.

– Ты уверен, что не хочешь вина?

– Спасибо за предложение. Я действительно не хочу.

– Как угодно. – Маршал снова подается вперед. – Ты поминал о мудрой тактике, так вот: мудрая тактика здесь не сработает. Всякого рода тактические увертки нам заменят тысячи железных снарядов, которые обрушатся на Найлан и сотрут его с лица земли. Наша задача, как видишь, не сложна, но очень трудна. По плечу ли она тебе, командующий флотом Стапеллтри? Сможешь ли ты провести свой флот к острову сквозь шторма, с какими тебе еще не приходилось сталкиваться, и превратить Черный Город в груду дробленого камня и щебенки? – Маршал делает паузу. – Именно этого желает император. Таков наш долг, таков приказ, отданный Его Всемогуществом Сетстеном мне лично. Превратить Найлан в груду обломков!

– Я командующий флотом, а не сокрушитель камней.

– Нет… и ты, и я, оба мы, – сокрушители камней на службе у императора. А если нам не удастся выполнить его повеление, сокрушены будем мы сами.

CX

В тот же вечер, по прошествии не столь уж долгого времени, я вернулся к Дайале и снова уселся на табурет.

– У меня нет выбора, – сказал я в ответ на ее вопросительный взгляд. Походило на то, что выбора, позволяющего жить в ладу с собой, у меня действительно не было.

Она посмотрела на меня, и глаза ее были столь глубоки, что мой язык словно опух.

– Ну вообще-то, даже у пони есть выбор. Но я не хочу прийти к тому, к чему пришел Саммел. Это не настоящий выбор.

Друида молчала.

– Что мне делать? Я видел, на что способна сила, и знаю, что силы у меня уйма! Мне что, необходимо умолять вас всех – тебя, Кристал, Джастина, – чтобы вы меня спасли? От меня самого? Ручаюсь, Джастин никого ни о чем не умолял!