IX

Магистр Кассиус был черным. Не в том смысле, что носил черное одеяния, а в том, что имел иссиня-черную кожу, блестевшую не только на солнце, но даже в тени. А также черные курчавые волосы и черные глаза. При росте в четыре локтя он был почти квадратным и походил на вырезанную из черного дуба статую. Если в его облике и просматривалось нечто светлое, то разве только белки глаз. При этом он обладал своеобразным чувством юмора.

– Леррис, ты отдаешь предпочтение убийству или самоубийству? – гулко громыхал его голос.

– Что?.. – ну надо же, опять он подловил меня, когда я отвлекся. Задумался о том, какая сила могла создать те отвесные черные утесы, которые я видел в окно. Да и как было не отвлечься, коли он, на манер магистра Кервина, без конца долдонил о важности гармонии.

– Я спросил, чему ты благоволишь – убийству или самоубийству?

Кристал, сидевшая на подушке скрестив обутые в сандалии ноги, подавила очередной смешок. Ее блекло-голубая одежда казалась запыленной, хотя в действительности просто вылиняла из-за слишком частой стирки.

Тамра смотрела на Кассиуса с таким видом, словно изучала диковинное насекомое. На сей раз поверх ее серой туники красовался зеленый шарф. Шарф менялся каждый день, тогда как одежда оставалась одной и той же. Если только у нее не было целого комплекта серых туник с такими же штанами.

Саммел переводил взгляд с магистра на меня и горестно вздыхал.

Чуток призадумавшись, как бы мне выкрутиться на сей раз, я помолчал, а потом пробормотал:

– Ни тому, ни другому... И то и другое есть нарушение порядка.

Тамра – я приметил это уголком глаза – покачала головой.

Чуть было не вздохнув (это, пожалуй, являлось самым ярким проявлением чувств, какое позволяли себе члены Братства), Кассиус продолжал:

– Итак, мы вели речь о гармонии, а эта тема знакома вам чуть ли не с рождения. К сожалению, по различным причинам – таким, как скука Лерриса, неприятие Тамрой существующего распределения ролей между полами, сочувствие Саммела к неспособным воспринять гармонию, нежелание Кристал на чем-либо сосредотачиваться или презрение Ринн к слабости – никто из вас не в состоянии полноценно принять гармонию как основу нашего общества.

Я ухмыльнулся. Беззлобные подколы Кассиуса помогали расшевелить группу, и мне не виделось особой беды в том, что на сей раз он выбрал своей мишенью меня. Но и призадумался: с чего это магистр и словом не помянул Миртена?

– Вот ты, Леррис, – сказал Кассиус, повернувшись и ткнув в меня короткой черной указкой, – находишь гармонию скучной. Расскажи нам, почему? Встань. Ты можешь ходить по классу и отвечать сколь угодно пространно.

Поднимаясь с коричневой кожаной подушки и потягиваясь, я старался не думать о том, что сейчас все – даже Тамра! – таращатся на меня. Терпеть не могу, когда меня рассматривают, точно жука под увеличительным стеклом.

– Гармония лежит в основе порядка, который скучен. Всюду у нас происходит одно и то же. Изо дня в день люди на Отшельничьем встают и делают то же самое, что делали вчера и будут делать завтра. Они стараются делать это настолько близко к совершенству, насколько возможно... А потом они умирают. Как это можно назвать, если не бессмыслицей и скукотищей?

Ринн, как и Миртен, кивнула; Тамра прикрыла свои ледяные глаза, а Кристал подавила смешок и намотала на палец кончик длинной черной пряди. Сейчас, когда она сидела со скрещенными ногами, ее волосы доставали до пола.

Говорить «пространно» я не собирался, поскольку мне нечего было добавить к сказанному, представлявшемуся очевидным. Никто из группы тоже не пожелал высказаться.

– Леррис, – снова заговорил магистр, – предположим в порядке обсуждения, что где-то в нашей вселенной существует некое государство...

– Вселенной?

– Прости, это к делу не относится. Просто вообрази себе мир, где люди, не сообразуясь ни с какими правилами и установлениями, заводят столько детей, сколько им вздумается. Мир, где при жизни каждого поколения без видимой причины затевается по меньшей мере одна война. Где молодые люди приучаются к оружию, причем пятая часть каждого поколения умирает в результате помянутых выше войн. Где одни государства терпят поражения, другие одерживают победы, но единственным подлинным результатом всех этих воин становится то, что люди без конца совершенствуют оружие и умение убивать.

Итак, все больше рождается детей, все большему числу людей приходится терпеть голод и все большее число ставших взрослыми гибнет в войнах.

Это относится не только к Леррису... – Кассиус обвел взглядом комнату. – Все вы попробуйте представить себе такой мир.

Я ничего особенно воображать не стал. Умирают – значит, умирают. В конце концов, все люди смертны.

– Леррис, тебе известно, что в прошлом году в южном Хаморе умерли пять тысяч человек?

Я покачал головой, не понимая, какое отношение пять тысяч хаморианских покойников могут иметь к воображаемому миру? Или к скуке? Или к гармонии?

– А знаешь ты, что послужило причиной их смерти? – прогромыхал Кассиус.

– Нет, конечно. Откуда?

– Голод. Они умерли, потому что у них не было пищи.

Ринн, сидевшая прислонясь к стенной панели, поджала губы.

Я молча кивнул. А что тут скажешь? Без пищи кто угодно помрет.

– А ты знаешь, почему у них не было еды?

– Нет.

– Кто-нибудь знает?

– Может быть, из-за восстания? – подала голос Тамра. Вид у нее был лукавый, словно она догадывалась, к чему клонит Кассиус.

Интересно, она-то как прознала про это восстание? И какое ей дело до южного Хамора?

– А в западном Хаморе еды было сколько угодно, – медленно произнес Кассиус. – Более того, цены на хлеб там упали ниже, чем за многие годы.

На физиономии Миртена обозначилось явное недоумение.

– Да, Миртен? – обратился магистр к этому малому с лицом хорька и космами наподобие бизоньей шкуры.

– Неужто контрабандисты не могли переправить туда немного зерна?

– Императорская армия намертво блокировала дороги. Конечно, контрабандисты все равно доставляли зерно, и немало, но даже этого оказалось недостаточно, чтобы скомпенсировать потерю урожая, сожженного императорскими войсками.

Воцарилось молчание.

– Скажи, Леррис, – продолжил спустя минуту магистр, – бывало у нас на Отшельничьем такое, чтобы хоть один человек умер от голода?

– Не знаю, – буркнул я, не желая признавать... Чего именно мне так не хотелось признавать, было не совсем понятно.

– Итак, ты утверждаешь, что отсутствие голода – это скукотища. Сытая, спокойная и счастливая жизнь, по-твоему, скучна? Надо полагать, ты предпочел бы жить в Хаморе, где отсутствие гармонии порождает такие проявления хаоса, как угнетение, восстания, кровопролитие и массовый голод? Ты и вправду считаешь, будто смерть предпочтительнее скуки?

– Конечно, нет, – произнес я несколько громче, чем следовало. – Но ты говоришь, будто скука необходима, чтобы избежать смерти и всяких других напастей. Вот с этим мне трудно согласиться.

– Леррис, но ведь я ничего подобного не говорил. Это ты сказал.

Я открыл было рот, вознамерившись возразить, но тут Тамра хмыкнула:

– Леррис, ты бы хоть раз подумал, прежде чем говорить.

Кристал хихикнула. Я взглянул на нее с ненавистью, но она на меня не смотрела. Зато Ринн посмотрела. Вытянула длинные стройные ноги и покачала головой.

Все промолчали.

Магистр Кассиус вздохнул – по-настоящему, глубоко вздохнул.

– Ладно, – проворчал я, – может, кто-нибудь из вас объяснит тупому Леррису...

– Ты не тупой, а упрямый, – перебила меня Тамра. – Никак не хочешь понять...

– Что я должен такого понять?

– Леррис, – прогромыхал Кассиус, – ты согласен с тем, что для предотвращения таких зол, как голод и кровопролитие, необходим порядок?

– Да.

– Но при этом утверждаешь, что совершенный порядок для тебя скучен.

Я вынужден был кивнуть.

– Ты видишь разницу между этими утверждениями.

Все качали головами. Должно быть, вид у меня был весьма озадаченный.

Кассиус – уже в который раз – вздохнул:

– Гармония предотвращает зло – такова правда жизни и правда магии. Но на этой... на НАШЕЙ земле эта правда приближается к факту, – он остановился.

– Наверное... – неопределенно пробормотал я, не шибко понимая, в чем разница между правдой и фактом.

– Ты считаешь гармонию скучной. Это твое личное суждение, вынесенное в рамках твоей шкалы ценностей. И, примеряя эту шкалу к гармонии, ты утверждаешь, будто скука неизбежна при избавлении от зла. Однако скука не представляет собой проявление гармонии или какую-либо форму порядка. Скука – всего лишь твоя личная реакция. Она не является необходимым условием предотвращения голодных смертей, а вот гармония – является. Ты же отождествляешь одно с другим.

Говорил магистр, конечно, ловко, но, по-моему, на самом деле он просто играл словами. По мне, так избыток гармонии все одно скучен.

– Проблема каждого из вас схожа с проблемой Лерриса, – продолжал чернокожий человек в черном одеянии. – Ты, Тамра, считаешь, будто гармония дает некие преимущества мужчинам перед женщинами, и отказываешься принимать наш жизненный уклад, ибо он предполагает признание того факта, что между мужчинами и женщинами все-таки имеются существенные различия. По-твоему, женщины могут делать все, что угодно, ничуть не хуже мужчин, а то и лучше.

– А вот и могут... – рыжеволосая произнесла это так тихо, что расслышал, похоже, только я. Хотя и сидел в противоположном конце комнаты. То ли слух мой невесть отчего сделался тоньше, то ли я просто держался настороже и был внимательнее прочих. А Тамра прямо-таки тлела, хотя ей удавалось это скрывать.

Воспользовавшись тем, что магистр переключился на других, я уселся на свою подушку.

– А вот ты, Ринн, – добродушно промолвил Кассиус, повернувшись к блондинке, – полагаешь, будто сила заключает в себе ответы на все вопросы, а сделаться сильным может каждый, кто приложит к тому достаточно старания. При таком подходе младенцев или больных следует оставлять на произвол судьбы, чтобы они умирали или выживали – это уж как у них получится.

– Вовсе не так... – Ринн напряглась, ее зеленые, с карими крапинками глаза сделались холодными.

– В таком случае, – улыбнулся магистр, – может быть, ты разъяснишь нам свою позицию?

Я исподтишка поглядывал на Тамру, грациозную, но твердую, как гибкая сталь. Ее обрамленное рыжими волосами веснушчатое лицо выглядело чуть ли не добродушным– пока она не начинала говорить. Неожиданно девушка повернулась, поймала мой взгляд и как будто окатила меня ушатом ледяной воды. Поспешно отвернувшись, я уставился на Ринн.

– Каждый обязан быть сильным – насколько это для него возможно, – говорила та. – И несправедливо требовать от сильных заботы о тех, кто не хочет делаться сильнее и заботиться о себе самостоятельно.

Ринн поднялась с подушки, а руки ее непроизвольно сжались в кулаки.

– Что ты вкладываешь в понятие «сильный»? – громыхающим голосом уточнил Кассиус.

Ринн уставилась на черную стенную панель, потом на Кристал, потом на съежившегося в своем углу Миртена. Этот малый вечно старался забиться в уголок и сделаться незаметным, зато сам, кажется, примечал все.

Молчание затягивалось.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – ответила наконец Ринн. – Просто играешь словами.

С этим я был полностью согласен: и насчет Кассиуса, и насчет всей его братии – Мастеров, да и магистров – тоже. Они только и делали, что играли словами, переиначивая их значения.

– Ладно, – голос Кассиуса смягчился. – По-твоему, сила очень важна. Но какая сила? Бык силен, но заслуживает ли он восхищения? И заслуживает ли презрения слабая женщина, обратившаяся за помощью... ну, скажем, чтобы задержать грабителя?

– Я не восхищаюсь быками и весьма невысокого мнения о людях, неспособных постоять за себя. А воров – терпеть не могу, – каждое слово Ринн процеживала сквозь сжатые зубы, а на Миртена бросила такой злобный взгляд, что он почему-то отвернулся.

– Стало быть ты полагаешь, что порядок должен опираться только на силу и самодисциплину?

– Что полагаю, то полагаю! – Ринн наградила магистра таким же взглядом, что и Миртена.

– Очень честный ответ! – Кассиус усмехнулся, но тут же, уже без намека на улыбку, повернулся к Кристал. – Ну а ты, хохотушка? Можешь сказать, почему ты считаешь гармонию не заслуживающей внимания? Равно как и все остальное?

Кристал даже не подняла глаз, а лишь хихикнула, продолжая крутить пряди длинных волос.

– Кристал! – в рокочущем голосе послышался холод.

Даже я поежился.

– А что толку... Обращай внимание, не обращай... – тихонько пробормотала она, не отрывая взгляда от пола. – Все одно, чему быть, того не миновать. Ломай голову, не ломай, от этого ничего не зависит.

Ринн громко засопела.

– Выходит, ты согласна с Ринн? В том смысле, что зло, например, можно остановить только силой?

– Иногда, – сказала она, почему-то посмотрев на меня.

– А как по-твоему, Леррис?

Ну вот, опять нарвался! Я закашлялся, пытаясь сообразить, что это она на меня уставилась и с запинкой проговорил:

– Так ведь... Иногда, как мне кажется, очень хорошие люди – все из себя очень даже гармоничные – оказываются совершенно бессильными против зла и невзгод. А порой, – тут мне вспомнился булочник, – людей наказывают или высылают с Отшельничьего только потому, что они не соответствуют каким-то меркам, писаным или неписаным правилам. По-моему, несправедливо, когда человека карают за то, что он недостаточно силен или чего-то не понимает.

– А ты считаешь, что жизнь в целом устроена справедливо? Или что Братство может взять на себя обязательства проявлять справедливость по отношению к отдельным людям, даже если это будет угрожать безопасности всего Отшельничьего?

– Мне никогда не доводилось видеть людей, которые могли бы угрожать безопасности Отшельничьего. И вообще, трудно представить себе, чтобы отдельный человек мог быть опасен для всего нашего сообщества. А вот как совсем неплохих людей отправляли в изгнание – это я видел.

Переводя взгляд с меня на так и не поднявшую глаз Кристал, с нее – на все еще сердитую Ринн, а с той – снова на меня, Кассиус печально улыбнулся и спросил:

– Жить на Отшльничьем – это право или привилегия.

Вопрос его повис в воздухе. Миртен в своем углу нервно облизывал губы.

– Если считать это привилегией, – сказал наконец я, – то, наверное, чтобы заслужить ее, мы и вправду должны соответствовать некоторым условиям. Беда не в этом, а в том, что решительно никто не желает нам объяснить, почему, в силу каких причин, эти условия именно таковы. Нам просто велено поддерживать гармонию и противиться хаосу, выполняя все предписания и не задавая вопросов, ответов на которые все равно не будет.

– Так уж и не будет? Как я понимаю, ответы ты получаешь, но они тебя не удовлетворяют.

– Не удовлетворяют. Ни меня, ни, сдается мне, большинство находящихся в этой комнате.

– Значит... Император-то голый, – голос Кассиуса прозвучал тише и мягче, чем обычно.

– Что? Какой император? Почему голый?

– Вся эта философия весьма... поучительна. Непонятно только, как она подготавливает нас к гармонизации, – резко произнесла Тамра и встала.

– Сядь, я сейчас отвечу. Скорее всего, никто из вас мне не поверит, но я все же отвечу.

Я пожал плечами. Ринн тоже. Тамра одарила магистра злобным взглядом, но все же села.

– Все довольно просто, – промолвил Кассиус, дождавшись, когда стихнут перешептывания. – Победа над идеальной гармонией для магии хаоса почти недостижима. Основу жизни на Отшельничьем составляет поддержание состояния, близкого к ней. Настолько близкого, настолько это возможно. Люди же по природе своей различны: одни упорядочивают существование, другие вносят в него хаос, а третьи способны и на то и на другое.

Пройти гармонизацию предлагается людям, являющимся источниками неконтролируемой силы, либо же способным бессознательно генерировать как гармонию, так и хаос. Первый шаг в гармонизации – дать вам понять, что вы наделены способностью либо позволить хаосу обрести на Отшельничьем опору, либо помогать нам не допускать его на остров. Что из этого предпочесть – дело каждого, но делать свой выбор вы будете под присмотром Братства. Именно оно и решит, можно ли вам оставаться на острове.

Но Отшельничий – не полицейское государство, и наше общество считает, что определиться по-настоящему и сделать по-настоящему свободный выбор вы можете, лишь получив необходимые знания и познакомившись, хотя бы отчасти, со внешним миром.

Лично меня удивило выражение «полицейское государство». Насколько мне было известно, полиция существовала только в Хаморе.

Некоторое время в комнате царило молчание, а потом Ринн раздраженно сказала:

– Выходит... Вы просто набьете наши головы всякой словесной шелухой и спровадите в Хамор или Кандар на верную смертью

– Я бы так не сказал. Нынешний император Хамора – внук человека, который был отправлен на гармонизацию, но предпочел остаться на юге и сумел захватить власть в провинции Меровей. Наиглавнейший убийца в одной из виднейших держав – родом из Сигила, это совсем недалеко отсюда. Поверьте, во внешнем мире есть чем вознаградить многие таланты. Но вы окажетесь в величайшей опасности, если, поверив в гармонию, отвергнете Братство. Потому что, – тут его взгляд обратился ко мне, – тем самым вы станете ходячими источниками гармонии в царстве хаоса и угрозой для Мастеров хаоса.

– Ты хочешь сказать, что, поскольку у нас имеются некие таланты, каждый из нас должен оставаться за пределами Отшельничьего, пока мы не приведем эти таланты в соответствие с вашими нормами совершенства?

– Именно. На это могут уйти многие годы. На то, чтобы каждый из вас внутренне определился и избрал свой истинный путь.

Я едва не прикусил язык, потому как все услышанное отнюдь меня не вдохновляло. Выходило, что ежели я не приму жесткий порядок, навязываемый Братством, то меня бросят на съедение волкам. На погибель, потому как в Мастера хаоса я явно не гожусь. И почему нормальный, нравственный человек не может сочетать в жизни гармоническое и хаотическое начала? Ведь в основе мироздания лежит и то и другое!

Вопросы так посыпались горохом, но я к ним особо не прислушивался – все спрашивали хоть и в разных словах, но одно и то же: «Стало быть я – источник неконтролируемой силы? Или хуже того? И опять таки: нам сказали, будто такой „источник“ заключает в себе опасность для Отшельничьего, но что он собой представляет – так и не объяснили...»

У меня заурчало в животе, но никто этого не услышал, поскольку все наперебой терзали расспросами Кассиуса. Только мы с Кристал не принимали в этом участия. Она уставилась в пол, а я смотрел сам не знаю куда. Поскольку все равно ничего не видел.

Х

Подобное золоченому блюдцу солнце висело над черной каменной стеной, отделявшей анклав Братства от морского порта. Той самой стеной, которая сверху казалась такой низенькой, а снизу – такой высокой.

Даже сейчас, всего лишь через несколько дней после летнего солнцестояния, трава в Найлане оставалась свежей и зеленой, воздух чистым, а ночи прохладными. Как говорил Саммел – сказывалось воздействие восточного течения.

Я совершенно не задумывался о подобных вещах, пока магистра Трегонна не начала учить нас основам географии, показывая на картах, каким образом расположение гор и морские течения влияют на погоду. Потом она объяснила, как рельеф местности определяет места возникновения крупных и мелких населенных пунктов. Например, Фенард, столица Галлоса, расположен на взгорье у Закатных Отрогов, потому что это дает преимущества при обороне, а две сбегающие с гор речушки вращают колеса множества водяных мельниц. Что в ее лекциях было по-настоящему интересно, так это рассказ о так называемых узловых пунктах, где взаимное наложение гармонических и хаотических факторов может определять характер погоды и создавать долговременные климатические модели. Отчасти это объясняло постоянное присутствие кораблей Братства в некоторых зонах северных морей. Однако в целом она строила уроки так же, как и другие магистры: максимум нудных поучений и минимум конкретных сведений.

Сейчас я сидел, прислоняясь спиной к маленькому красивому дубку, и наблюдал за тем, как на восточном небосклоне темнеют, превращаясь из белых в розовато-серые, клочковатые облака. Наблюдал, может быть, неосознанно пытаясь разглядеть формирующую их структуру.

А увидел тепловые волны, подобные тем, какие окружали корабли Братства. Правда, возле облаков они имели естественное происхождение, а там – искусственное. Понятия не имею, как мне удалось установить разницу и в чем она заключалась, но в правильности этого вывода сомнений не было. Таращился я столь пристально, что заболели глаза. Пришлось закрыть их, и вместо того, чтобы присматриваться, я начал прислушиваться.

Неподалеку были такие же, как мы, бедолаги, проходившие обучение гармонизацию в других группах. Мы встречались с ними в коридорах жилого корпуса и порой болтали в столовой. Эти ребята не слишком отличались от нас, хотя, как мне казалось, находились в несколько лучшей форме и держались чуточку отстраненно. Вполне дружелюбно, с пониманием, но все же отстраненно.

Мне удалось разобрать голоса двоих из них, сидевших на скамье по ту сторону ограды:

«...Бриста, вот что они говорят...»

«...ладно хоть не Хамор...»

«...Хамор предпочтительнее Кандара. В империи какой – никакой, а порядок...»

Кассиус тоже как-то назвал Кандар наиболее хаотичным из всех континентов. Помнится, Тамра высказалось по этому поводу в том смысле, что, поскольку он ближе всех к Отшельничьему, то дело тут, наверное, в равновесии. Кассиус нахмурился, но поправлять ее не стал. Стало быть, она попала в точку.

Еще из услышанного совершенно новой для меня оказалась история о том, что, оказывается, маги хаоса правили из города Фэрхэвена в Кандаре большей частью мира. Пока не сотворили на небе новое солнце, расплавившее, как воск, большую часть зданий их столицы вместе с жителями. И хотя с тех пор сменилось не одно поколение, люди там, надо думать, остались такими же.

– Можно присесть рядом.

Чуть не подпрыгнув от неожиданности, я открыл глаза. Музыкальный голос принадлежал Кристал.

– Конечно... Правда, я не уверен, что составлю хорошую компанию.

– Я тоже. Мы с тобой два сапога пара.

Поджав ноги, она уселась примерно в локте от меня. Честно говоря, когда она не хихикала и не теребила свои длинные волосы (сейчас они были убраны наверх и перевязаны серебристыми шнурами), на нее было приятно смотреть. Грациозная, как Тамра, но без раздражающего высокомерия. И я подозревал, что, несмотря на дурацкое хихиканье, в ней кроется сила, о которой, возможно, она и сама не догадывается.

Раскатистый удар храмового колокола призвал желающих принять участие в вечерней медитации. Я этого делать не собирался и, к слову сказать, за магистром Кассиусом такой привычки тоже не замечал.

Кристал не двинулась, а вот двое мужчин со скамьи за оградой поднялись и ушли.

– Небось, пошли благодарить судьбу за то, что их посылают в Бристу, а не в Кандар, – вырвалось у меня.

– А куда зашлют нас, как думаешь?

– Нас? Нас-то точно в Кандар спровадят.

– Обычно ты бываешь прав... Не в рассуждениях, а когда дело касается фактов.

Я выпрямился, ощущая спиной твердый ствол дуба. Облака на востоке посерели, а набравший силу западный ветер взъерошил мне волосы. Он принес с собой легкий запах горьковато-сладкого апельсина.

– И что же с нами будет?

Я пожал плечами:

– Вот уж не знаю. Компания у нас подобралась странная, но таковы, наверное, все, предназначенные к гармонизации. Вон Миртен, он вор и совершенно непонятно, как ему удалась протянуть так долго... Ринн по своей натуре воин, и ей самое место в пограничной страже. Саммелу впору сделаться миссионером в стране, где уже есть вера, не ставящая сострадание выше гармонии. Тамра на дух не переносит мужчин, а они – хорошо это или плохо – составляют примерно половину человечества. Дорте... Ну, не знаю...

– А ты?

Я снова пожал плечами – распространяться о себе охоты не было.

– Кассиус говорит, что на меня все нагоняет скуку. Скажи-ка лучше, как насчет тебя?

– А мне кажется, тебе скучно оттого, что ты хочешь все знать, но не желаешь в этом признаваться. Даже себе.

Второй удар колокола известил, что медитация началась.

– А как насчет тебя? – снова спросил я.

– Меня? – Кристал хихикнула, но совсем тихонько.

Я нахмурился.

– Что, противно хихикаю?

– Нет, почему... – Глянув через ее плечо в сторону маленького сада перед самой оградой, я приметил Миртена с Дорте, сидевших на скамье и игравших в карты. Надо думать, Миртену просто необходимо хоть изредка кого-нибудь облапошивать. Без этого он не может.

– Знаешь, у меня ведь был заключен брачный контракт. Один мужчина ничего не имел против моего хихиканья.

– Прости!

О таком, по молодости лет, я просто не подумал, а сейчас представил себе, что Братство предписало пройти гармонизацию Колдару или Корсо. Значит, Кристал оторвали от мужа!..

– Прости, я не знал.

– Ничего. По правде сказать, это стало прекрасным предлогом, чтобы со всем покончить. Ему будет только лучше, а мне... Мне уже лучше.

– Ты вот так взяла и ушла?

Я просто не мог представить, как бы моя матушка взяла и покинула отца.

– Вот ты смотришь на мои волосы, на грудь. Как все мужчины. Некоторые притворяются, будто этого не делают, а ты, похоже, не лицемер, – промолвила она чуть ли не шепотом.

– Верно, – согласился я.

Поерзав, она сменила позу, в которой сидела, оказавшись каким-то образом совсем рядом со мной. И спросила:

– О чем ты думаешь? О том, что я чувствую?

Вообще-то я думал о том, что будет, если ее обнять. Но, хоть и не был «лицемером», в этом не сознался.

– Ну... Вообще-то...

– О, Леррис... – голос ее замер.

Оказывается, в Найлане уже стемнело.

– Обними меня, – попросила она совсем по-детски.

Я обнял ее. Обнял – и только. Правда, уже ночью, лежа один в постели, я воображал себе нечто гораздо большее.

XI

Как-то утром, правда, уже после занятий, Тэлрин привел нас в просторную залу, пол которой находился ниже уровня земли. Впрочем, и в этом полуподвальном помещении света было достаточно: его обеспечивали окна и стеклянная крыша. В отличие от учебных классов, каменные стены здесь покрывала белая, с оттенком миндаля, штукатурка, а пол, вместо плитки или досок, покрывал какой-то странный, пружинивший под ногами материал зеленоватого цвета.

Точно такой же, как и в зале для физических упражнений, с помощью которых Дилтон пытался развить нашу ловкость и силу. Мне удавалось зажать между пальцами складку этого напольного покрытия, но сколько я ни тужился, оторвать даже крохотного кусочка так и не смог. А ведь мои привычные к работе по дереву пальцы были довольно крепки. А вот мускулы моих бедных ног, измученных нескончаемыми пробежками и растяжками, все время ныли.

Вот что и вправду способствовало улучшению моего физического состояния, так это созерцание Кристал и Тамры. Жаль только, что созерцанием все и ограничивалось. Правда, порой мы с Кристал сиживали в обнимку где-нибудь на лужайке, но она явно хотела от меня только братских объятий. Каковыми я и обходился.

Обходился, даже не пытаясь зайти хоть чуточку подальше, поскольку угадывал присутствие в этой особе чего-то... чего-то такого, что мне совсем не хотелось разворошить. Чего именно – так и оставалось непонятным. Просто, как это порой со мной бывало, я нутром чуял опасность. Как чуял ее, глядя на Тамру или на карты Кандара. Что до последних, так один их вид едва не ввергал меня в дрожь.

За дверью примыкавшего помещения вдоль всей стены тянулись стеллажи с разложенными там предметами – вроде как мечами, ножами и тому подобным. Пять длинных стеллажей, на каждом лежит по полдюжины образцов различного оружия.

– Обучаемые, – Тэлрин прочистил горло, как делал всегда когда хотел привлечь к себе внимание, – представляю вам Гильберто.

Я немного выше среднего роста, не дотягиваю до четырех локтей, но Гильберто оказался на голову ниже меня – почти как Тамра. В черных штанах, черных сапогах и черной кожаной безрукавке поверх черной рубахи, он походил на палача.

– Это Гильберто, – повторил Тэлрин. – За пределами Отшельничьего, во Внешнем Мире, в ходу разнообразнейшее оружие. Гильберто попытается ознакомить вас с самыми распространенными его видами и дать вам минимальные навыки обращения с одним-двумя из них... Если вы, конечно, согласитесь учиться.

Гильберто изобразил кривую, словно извиняющуюся ухмылку, превратившую его из мрачного палача в печального клоуна.

Тамра вперила в него внимательный взгляд, я же улыбнулся ему в ответ. Выглядел он, спору нет, забавно. Хотя некоторые из Братства могли быть чудаками или занудами, у меня никогда не было оснований сомневаться в их способностях. А вот Кристал при виде этого малого поджала губы, явно чтобы не расхихикаться. Ринн нахмурилась, Миртен облизнулся, Дорте перевела взгляд с Тэлрина на Гильберто без всякого выражения.