CXXXIX

– Никто никогда не видывал подобного шторма, – бормочет Райдел, почти не шевеля толстыми губами.

– Не то слово! – бросает Хартор. – В Тирхэвене, в сотнях кай от сердца бури, снесло волнолом и раскатало пристань. От половины портовых построек не осталось и следа. Даже в Лидьяре – а это внутри Большого Северного Залива! – некоторые портовые склады попросту вмяло в землю.

– Но на Отшельничьем не сорвало и ветки.

– Конечно, бурю-то вызвал Креслин. А этот идиот Гайретис уверял, будто этому Буреносцу такое не по силам.

Глядя в глаза Высшему Магу, Райдел разводит руками:

– Но Гайретис поплатился за свою самоуверенность, не так ли?

– Мне следовало послать его на Отшельничий. Он хотел, чтобы Креслин победил.

Райдел предпочитает промолчать.

– И как теперь, после всего случившегося, хоть кто-то сможет отказаться торговать с Креслином? Или попытаться его обмануть?

Райдел по-прежнему отмалчивается, отвернувшись к окну.

– Можешь ли ты, не кривя душой, сказать, что мы по-прежнему сильны?

– Это как посмотреть, – решается заговорить молодой советник. – Хидлен почти полностью лишился флота, Кертис и Остра – тоже. Мы в лучшем положении, чем кто-либо, не считая Сарроннина.

– Итак, – качает головой Хартор, – теперь все будут следить за каждым нашим шагом.

– Нашим и Риессы, – напоминает Райдел.

– Прекрасно. Одним ударом Креслин превратил Кандар в континент, где на западе господствует Предание, а на востоке правят Белые, но обе державы вынуждены склоняться перед проклятым островом, на котором едва-едва наберется полторы тысячи жителей. Только и остается надеяться, что он умрет молодым.

– Прок от этого будет лишь в том случае, если он умрет вместе со своей Белой ведьмой, причем не оставив ребенка. И даже тогда, как полагал Гайретис... Хочу сказать, что даже в таком случае я не был бы уверен...

– Ты о чем? Что имел в виду наш дорогой безвременно ушедший брат?

– Ну... Даже после этой немыслимой бури дожди идут там, куда их направил Креслин.

– О...

– То, что он сделал, сделано всерьез и надолго.

Неожиданно Высший Маг разражается хриплым смехом.

– И все-таки, – говорит он, теребя амулет, – дела могли обернуться куда хуже. Во всяком случае, для меня. Думаю, при нынешних обстоятельствах никто не позарится на мой пост.

Райдел смотрит в окно, потом опускает глаза на каменный пол.

Хартор медленно качает головой. На западе светит холодное солнце, но засуха миновала. Через некоторое время маг выпускает из пальцев амулет, но от окна так и не отворачивается.

CXL

Силясь пробудиться, Креслин открывает глаза, но ничего не видит. Тьма окутывает его, обволакивает, окружает, как воздух, которым он дышит, не выпуская из своей хватки.

Креслин открывает рот, и с сухих потрескавшихся губ срывается невнятный хрип. Креслин пробует еще раз, и ему все же удается выдавить:

– Мегера...

Крепкие руки усаживают его, обкладывают подушками.

– Выпей это.

К губам подносят чашку, и в ноздри проникает запах теплого бульона.

– Что с Мегерой?

– Пей, кому сказано! Тебе нужно поправляться, и поскорее.

Креслин машинально глотает жидкость, только сейчас полностью осознавая, что ощущает пульсирующую боль не в своих ранах, а значит, из них двоих Мегера пострадала больше. Он делает очередной глоток, судорожно размышляя о том, как ей помочь.

– Нет! – рявкает Лидия.

Вздрогнув от неожиданности, юноша проливает бульон себе на грудь.

– Может быть, потом, когда ты окрепнешь, – говорит целительница уже не так резко, – но сейчас твое вмешательство может убить вас обоих.

– Но, – сбивчиво бормочет он, – если она...

– Креслин, – мягко, но настойчиво прерывает его Лидия, – должна признаться, что она в очень тяжелом положении, но самое лучшее, что ты можешь сделать сейчас, – это постараться не усугублять его. Ей достаточно собственной боли, избавь ее еще и от твоей. Вспомни, что ее связь с тобой существует дольше, чем твоя с ней. Хотя ты сделал связь двусторонней, противоположные потоки еще не уравнялись по силе. Прошу тебя, не тяни из нее энергию. Ты достаточно силен, чтобы с этим справиться.

– А как ты прочла мои мысли? – спрашивает он.

– Я просто догадалась, и это было вовсе не сложно. Особенно когда в стремлении помочь ей ты так исказил равновесие хаоса и гармонии, что разодрал в клочья полнеба и едва не убил себя. Потом, лишившись чувств, ты в бреду беспрестанно винился перед ней, а как только пришел в себя, первым делом произнес ее имя.

– Так глупо... снова...

– Нет. На сей раз это моя вина. Я переживала за Клерриса, а ты просто хотел мне помочь. И поспешил на помощь, не раздумывая. Ты никогда не раздумываешь, если твои близкие попадают в беду. Как, впрочем, и все мы. Я тоже не заботилась тогда о последствиях. А сейчас – пей и отдыхай. Обещаю, если твоя помощь действительно понадобится, я скажу.

– Правда?

– Не сомневайся.

Допив бульон, Креслин откидывается на подушки, но сон не идет. Время, судя по всему, дневное, но молодого мага окружает непроглядная тьма, и лишь по плеску прибоя да благодаря неким чувствам, которые трудно определить, он догадывается, что находится в собственной комнате, но лежит не на привычном топчане, а на какой-то большой кровати.

Юноша пытается нащупать переднюю спинку кровати, но дрожащие руки почти не повинуются, и вдобавок малейшее усилие ощутить окружающее пространство приводит тьму в движение. По-прежнему незрячий, он воспринимает невидимые черные волны.

Ногу и обе руки юноши вновь пронзает боль – боль Мегеры, столь сильная, что собственная рана в плече кажется чуть ли не комариным укусом. Креслин закрывает глаза, но жжение в них от этого не проходит.

Сон подкрадывается незаметно, точно так же приходит и пробуждение. Стоит ему проснуться, как к губам тотчас подносят чашку.

– Выпей!

– Погоди...

Он облизывает губы, пьет и прислушивается к своим чувствам. Боль в руках кажется уже не столь сильной... хотя, может быть, он просто с ней свыкся?

– Как Мегера?

– Кажется, ей получше, – говорит Клеррис.

– Но не особо, да?

– Не настолько, как бы хотелось. Выпей еще.

Осушив чашку с теплой жидкостью, Креслин прокашливается.

– Тебе нужно пить как можно больше. Обезвоживание очень опасно.

– Обезвоживание?

– Нехватка жидкости. Я же тебе рассказывал, что человеческое тело состоит в основном из воды.

– А почему я ничего не вижу?

– Не знаю. Раньше я с таким не сталкивался. Могу только строить догадки.

– Какие? – требовательно спрашивает Креслин.

– Ну, если милостивому господину угодно...

– Оставь ты эти титулы.

– Тогда оставь такой тон.

– Прости.

– Выпей еще немного.

На сей раз руки Креслина не дрожат; он принимает чашку и выпивает, не расплескав.

– Имей в виду, – начинает, прокашлявшись, Клеррис, – это сугубо теоретическое рассуждение. По-моему, ты сделал то, чего никогда раньше не делалось. Каким-то образом нарушил дихотомию «Хаос-гармония».

– Дихо... чего?

– Ты использовал магию гармонии для сотворения хаоса, причем в невиданных масштабах, – продолжает Клеррис, словно не услышав вопроса. – Возможно, ты помнишь: как-то я говорил тебе, что для большинства Черных с возрастом становится все труднее осуществлять любое разрушение, даже если при этом не используется магия. А ты не только творил немыслимый хаос с помощью сил гармонии, но и – в то же самое время! – еще и убивал людей своим клинком.

Клеррис умолкает, и в наступившей тишине отчетливо слышен шелест прибоя.

– И... что? – напряженно выдавливает Креслин.

– В тебе, в самых твоих костях слишком много основополагающей гармонии, и твое сознание просто отключило то, что могло помешать тебе выжить. Но никакое перенапряжение не проходит даром, и те же фундаментальные силы гармонии, высвободившись, рикошетом ударили по тебе – и по Мегере, – разметав в клочья твою защиту.

– Сознание? По-твоему, выходит, что мои мысли уже вроде как и не мои?

– Нет у меня ответа, – вздыхает Клеррис. – Говорю же, я могу только гадать.

– А моя слепота – она надолго?

– Да кто ж ее знает? Окажись на твоем месте обычный мастер гармонии, он давно был бы мертв. А слепота... не знаю. Может остаться на всю жизнь, но, возможно, ты и прозреешь... через год... или через десять лет. Когда – не скажет никто, но то, что вы с Мегерой живы, – уже чудо. А раз случилось одно, почему бы не случиться и другому?

– Ладно. А что с вражьими солдатами?

– Шиера оказалась поумнее нас с Хайелом, к тому же остальные корабли были выброшены не так кучно. Она перехватывала спасшихся по отдельности, и они или падали под стрелами, или сдавались. Переловили, правда, не всех: в холмах еще укрываются беглецы, но не думаю, что они доставят нам много хлопот. Норландцы и остранцы захотели выкупить своих, и Шиера с Хайелом запросили за пленных самую высокую цену... – Клеррис снова прокашливается. – Похоже теперь, особенно с учетом того, что нам достались и выброшенные суда, все денежные проблемы решены. Вы с Мегерой теперь довольно богаты.

– Мы богаты?

– Как регентам вам причитается одна пятая, кроме того, Шиера с Хайелом настояли на возмещении тебе всех затрат на припасы, которые ты покупал на свои средства. Вообще-то, после того как Шиера рассказала об этом бойцам и выплатила им всю задолженность по жалованию, они хотели выделить вам с Мегерой треть, но Шиера и Хайел заявили, что вы столько не возьмете.

– Да нам и пятой-то части много.

– Кончай молоть чушь! Ты не можешь позволить себе быть бедным! Разве не бедность вынудила тебя к пиратству и всему прочему? А вдруг случится новая засуха или возникнут другие затруднения?

Веки Креслина опускаются, и он вновь проваливается в сон.

CXLI

Ступая медленно, но довольно уверенно, Креслин, даже не видя, находит дверь в комнату Мегеры и входит внутрь.

Она лежит неподвижно и дышит очень тихо. Спит или просто отдыхает? Затем Креслин слышит шорох хлопковых простыней.

– Как ты? – начинает он.

– Лучше, – отвечает она слабым шепотом, и руки юноши пронизывает ее боль. Он садится на табурет рядом с постелью, накрывает правой ладонью ее ладонь, а левую, пригладив влажные волосы, которых не видит, оставляет на все еще слишком горячем лбу.

– Твоя рука... так приятно ее чувствовать...

Креслин ощущает влагу на ее щеках, а потом, сосредоточившись, передает ей часть своей внутренней силы, жалея, что недостаточно крепок, чтобы отдать больше. Однако радует и малая возможность подкрепить жену и будущую дочь хотя бы малой толикой Черной гармонии. Почувствовав, что слишком сильно сжал ее руку, юноша спохватывается и разжимает пальцы.

– Не уходи.

– И не думаю... – он снова берет ее ладонь, а левой рукой поглаживает волосы и проводит по щеке, пытаясь представить себе ее лицо – ее веснушки, пламя ее волос. Образ формируется, но, появившись перед его внутренним взором на миг, тут же тает.

– Что... что нового? – спрашивает Мегера.

– Шиера настояла на отправке в Фэрхэвен, Хамор и Нолдру посланий с предложением заключить соглашение. Если они признают Отшельничий и не станут препятствовать торговле, мы не будем топить их корабли.

– А как они? – шорох. Мегера пошевелилась, хотя по-прежнему лежит на спине, обложенная подушками.

– Нолдра не заставила себя ждать: они даже прислали свой проект договора. Хамор и Фэрхэвен пока ничего не ответили, но и Шиера, и Хайел, и Лидия считают, что они тоже согласятся. Байрем уже спустил на воду четыре новых корабля, а хайдлинские и аналерианские пленники заняты увеличением волнолома. Норландцы достраивают новую пристань, но они через несколько дней отправятся на родину на своем корабле: мы решили вернуть им один из участвовавших в нападении.

Креслин облизывает пересыхающие губы и слегка сжимает запястье жены.

– Благоразумно ли это?

– Мы можем сделать годными к мореплаванию более дюжины судов, но пока негде взять столько моряков. К тому же, наш настоящий недруг – вовсе не Нолдра.

Заслышав шаги, Креслин поднимает голову, тянется чувствами навстречу звуку и узнает целительницу.

– Привет, Лидия.

– Так и знала, что найду тебя здесь. Дай-ка мне ее осмотреть.

Удержав руку Мегеры еще на миг, пальцы Креслина разжимаются. Он встает, подходит к полуоткрытому окну и подставляет лицо легкому ветерку. Целительница, склонившись над Мегерой, осматривает ее руки и глубокую рану на бедре.

– Так, вижу, тут не обошлось без дополнительной помощи, – произносит она, повернувшись к Креслину. – Хочется верить, что ты и вправду мог себе это позволить.

– Я отдал ей ровно столько, сколько ты разрешила.

– Точно? Не больше?

– Ну... Если только чуточку. Я знаю пределы своих возможностей.

Над этими словами смеется даже Мегера, но ее слабый, болезненный смех заставляет сжиматься его сердце и наполняет глаза слезами.

– Хватит. Ты отдал слишком много. Есть такая вещь, как эмоциональная стабильность, – говорит Лидия, крепко взяв его за руку повыше локтя. – Тебе нужно отдохнуть, причем в своей комнате. Подчеркиваю – в своей, иначе вы оба совершенно лишитесь сил.

Мягко, но решительно целительница увлекает Креслина в коридор, заводит в комнату и чуть ли не швыряет на кровать.

– Ты невозможен! – сердито заявляет она. – Пойми наконец, что тебе нельзя перевозбуждаться, потому что стоит тебе ослабнуть, и Мегеру захлестнут твои чувства. А переживать по поводу того, как переживаешь за нее ты, – это последнее, что ей сейчас нужно.

– Но...

– Никаких «но». Я знаю, что физических сил у тебя более чем достаточно. Но эмоционально ты истощен, тем паче что чувствуешь себя виноватым. Мегера сдюжит, но только в том случае, если не будет отягощена твоей виной и печалью. И сознанием того, что ты лишился зрения, пытаясь ее спасти.

Креслин открывает рот, но Лидия, не дав ему вымолвить и слова, продолжает:

– Да, я знаю, что ты спасал не ее одну, но и Клерриса, и Хайела... Да и себя самого. Но она чувствует это иначе. Я вот тоже не могу не думать о том, что ты спасал Клерриса. Понимаешь?

Он кивает.

– Мне нужно вернуться к Мегере, – продолжает Лидия. – А к тебе у меня просьба: постарайся и при встречах с ней, и даже оставаясь в одиночестве, быть – не притворяться, а по-настоящему ЧУВСТВОВАТЬ себя – веселым, бодрым и уверенным в будущем. Ты понимаешь? – снова спрашивает Лидия.

– Да, достойнейшая целительница.

– Очень хорошо.

Оставив дверь открытой, она быстрыми шагами удаляется в спальню Мегеры, не преминув пробормотать по пути «Мужчины!» и фыркнуть.

Сняв сапоги, Креслин растягивается на постели, и глаза его закрываются куда быстрее, чем он мог ожидать. И это при том, что лишь недавно миновал полдень.

CXLII

Осторожно опустившись на колени, Креслин трогает влажную почву вокруг саженца, а потом касается черенка, которому предстоит стать стволом могучего черного дуба. Спокойствие гармонии перетекает с его пальцев к маленькому деревцу, нуждающемуся в защите в преддверии надвигающейся зимы.

Юноша встает и, ощущая на щеках влажное дуновение морского бриза, направляется к террасе. На ходу он прислушивается к шелесту прибоя, надеясь услышать перестук копыт Касмы, а потом и твердые шаги Мегеры. Сам он в цитадель не спешит. Все, что он сейчас может, это размышлять и принимать решения, а этим можно заниматься и в Чертоге.

Некоторое время до его слуха доносятся лишь плеск волн да стук посуды – Алдония возится на кухне. Он садится на ограду террасы, хотя уже не надеется погреться на солнышке: небо затянуто облаками, несущими осенние дожди.

С дороги и впрямь слышится топот копыт, но это не Касма, да и приближение Мегеры юноша ощутил бы издалека. Тем не менее Креслин поднимается и спешит к коновязи, где должен спешиться всадник.

– Регент Креслин.

Попытавшись опознать по вроде бы знакомому голосу человека, которого не видит, он в конце концов вздыхает и обволакивает гостя ближними к Чертогу воздушными потоками. Это удается – оставаясь лишенным зрения, Креслин восстановил способность внутреннего видения, во всяком случае, по отношению к ближним объектам. Но пока любое подобное усилие стоит ему головной боли.

«...ты не должен...»

Торкейл молча ждет, когда Креслин заговорит. Юноша отпускает воздушные струи, и боль тут же прекращается. Мегера находится в цитадели, но ему немедленно передается ее облегчение.

– Я тебя слушаю, Торкейл.

– Военачальники велели передать тебе, что у Края Земли пришвартовались два корабля из Сарроннина.

– Что им нужно?

– Они покорнейше просят кого-либо из соправителей удостоить их аудиенции. Ими доставлены – надо же, как скоро! – припасы, обещанные тираном весной прошлого года. И более того... сундук с монетами – в качестве запоздалого свадебного подарка.

Креслин хмыкает:

– Я так полагаю, суб-тиран не слишком удивилась.

– Она рассмеялась, милостивый господин. И сказала: «Для того, чтобы Риес... тиран заплатила все свои долги, потребовалось всего-навсего вывернуть мир наизнанку».

– Я встречусь с ними, но не здесь. Мы с Мегерой примем их в цитадели.

– Но...

– Милостивая госпожа, несомненно, примет щедрый дар и выскажет благодарность тирану, – с этими словами Креслин поворачивается, уверенно шагает к конюшне и, несмотря на слепоту, седлает Волу гораздо быстрее, чем еще совсем недавно, хотя это требующее особой сосредоточенности занятие оборачивается легкой пульсацией боли в висках.

Торкейл дожидается регента в седле, на дороге у Черного Чертога. Ниже по склону недавно попавшие в плен хаморианцы мостят камнем дорогу между Краем Земли и Чертогом.

Слышен и стук молотов каменотесов, но источник этого звука не на дороге, а южнее, где хаморианцы из числа участников первого налета – более не пленники, а свободные ремесленники, – возводят просторный дом, предназначенный для Хайела с Шиерой. При мысли о них Креслин улыбается: вот уж кто прямо-таки создан друг для друга. На свой лад они связаны между собой чуть ли не так же, как он с Мегерой.

– Сарроннинские гости давно пожаловали?

– Совсем недавно; когда я уходил, они еще не начали разгрузку. Милостивая госпожа потребовала, чтобы я немедленно нашел тебя.

– А теперь нам нужно будет найти ее.

Впрочем, последнее удается быстро: Мегера дожидается его в дверях цитадели.

– Быстро ты появился, – замечает она.

– Слепой – еще не значит медлительный. Во всяком случае, очень медлительный. Я вполне в состоянии воспринимать окружающее, правда, только вблизи. Если тянусь дальше, чем на несколько локтей, мне становится больно.

– Знаю.

– Прости. Как решим – взойдем на сарроннинский корабль или примем послов здесь? – он поворачивается к жене, как будто может ее видеть.

– Я подумала: пусть они сначала предстанут перед нами в цитадели, а потом мы сможем и посетить их корабль.

– Тебе ясно? Передашь наше приглашение? – говорит Креслин Торкейлу.

– Да, милостивый господин. Когда прикажешь?

– Почему бы и не сейчас?

Откланявшись, Торкейл удаляется.

– А там, на корабле... ты как, справишься? Я имею в виду... – нерешительно бормочет Мегера.

– Не бойся, все будет хорошо. Ближнее пространство я ощущаю, да и ты можешь находиться рядом. Льнуть ко мне, как подобает покорной восточной жене.

– Рядом буду, а чтоб льнула... не дождешься!

Креслин смеется.

– Ты... ты нарочно это сказал... чтобы... чтобы... ты по-прежнему невозможен.

– Так ведь это слепотой не излечивается, – слышится голос поднимающейся по ступеням крыльца Лидии. – Я тут подслушала конец вашего разговора и хочу спросить: где будете принимать послов?

– Думаю, принимать будем все вшестером, в нашей совещательной комнате, – говорит Креслин.

– А она... подходит?

– Честно говоря, не знаю, и уж не меня об этом спрашивать.

– Да ладно изображать слепенького бедняжку, – откликается Лидия с едва заметной улыбкой.

– Я не в том смысле. Но мне и вправду не приходило в голову к ней особо присматриваться, а теперь, ослепнув, я попросту не помню, как она выглядит.

– О-о-о-о!

– Удивляться нечему, – в голосе Креслина слышится легкая усмешка, – то, что воспринимается как само собой разумеющееся, не очень-то привлекает внимание.

– Я велю дежурным стражам принести туда несколько стульев и закуски, – говорит Мегера.

– Мы лишь недавно покончили с торговой войной, поэтому, уверен, они не поставят нам в вину то, что стол у нас не столь богат, как у твоей сестры. Хотя, по правде сказать, мне не больно-то хотелось бы снова угоститься вашим сарроннинским жарким...

– Суженый... – Мегера не договаривает и только вздыхает. – Ладно, через минуточку я вернусь.

Креслин прислушивается к ее удаляющимся шагам.

– И почему, хотелось бы знать, вы всегда друг друга подначиваете? – говорит Лидия.

– Да потому, – отвечает Креслин, – что ни я, ни она не хотим признаваться в том, насколько друг от друга зависим.

Наступает молчание. Спустя секунду целительница виновато бормочет:

– Прости. Я кивнула, а у тебя был такой внимательный вид, что я совсем позабыла о твоей слепоте.

– Спасибо. К этому нужно привыкнуть, но я сомневаюсь, что мне удастся. У меня часто бывает такой вид, потому что раньше я мог видеть в полной темноте и порой непроизвольно пытаюсь... – он облизывает губы, когда перед его мысленным взором мелькает образ Мегеры. – Только потери заставляют по-настоящему понять, что ты имел.

– Ты и сейчас имеешь куда больше, чем подавляющее большинство людей, – указывает Лидия без особого сочувствия в голосе.

– Думаю, нам пора наверх, – пробежав пальцами по каменной стене, Креслин начинает подниматься по ступеням и на середине лестничного пролета слышит голос Мегеры.

– ...Нет, не те... несите другие стулья, получше. В конце концов, они же послы.

Усмехнувшись, Креслин направляется к комнате для совещаний.

Сарроннинцы не заставляют себя ждать.

– Позвольте представить почетного советника тирана и посла Сарроннина на Отшельничьем острове Фревию Арминц, а также второго посла Лексу Валхелба, – звонко провозглашает паж.

Шестеро представителей Отшельничьего встают; Креслин лишь на долю секунды позже остальных.

– Мы рады приветствовать вас, – звучат в наступившей тишине его слова, – и хотя, как сами можете видеть, – он обводит жестом комнату, – оказать вам достойный прием, сопоставимый с великолепием Сарроннина, Отшельничий пока не может, позвольте заверить достойнейшее посольство в нашем неизменном стремлении к миру и дружбе. И поскольку, – тут Креслин изображает ухмылку, – на этом мой скудный запас торжественных слов иссякает – во имя Тьмы, сядем.