Правда, бревна короткие и в основном береза, она слишком ломкая и легко загнивает. Подвернулась парусина – взял и ее; небось пригодится. Тут еще на борт попросилась семья одного малого, который приходится кузеном Еритиллу. Он оплатил проезд золотом, к тому же сам искусный бочар. У нас таких ремесленников нет, но я честно предупредил его, что с древесиной на острове негусто. Но он сказал, что ежели потребуется, сможет плести корзины из тростника или даже морских водорослей. Его дочка начала проявлять способности Черной, и Белые уже взяли ее на заметку.
Креслин благодарит Фрейгра, но понимает, что хотя капитан сделал больше, чем можно было от него требовать, привезенного явно недостаточно. Прежде всего это относится к муке.
Уже по пути к гостинице, где они оставили лошадей, Мегера откидывает волосы назад и говорит:
– Могло быть и хуже.
– Могло, но ненамного.
– Ну почему ты всегда видишь происходящее только с Белой стороны? Ведь что ни говори, а сорок с лишним бочек маисовой муки – это не пустяк. На некоторое время их хватит.
– Но ненадолго. Из одной бочки муки можно выпечь примерно четыреста караваев, а у нас под началом уже больше пятисот человек. Это... что тут получается? Ага, если по полбарреля в день, то все про все на три-четыре восьмидневки.
– Повторю: могло быть хуже. И бывало.
– Знаю. Но это слова, а они не приносят ни денег, ни еды. Если все откажутся торговать с нами, куда мы денемся? Как раз сейчас нам позарез нужна помощь, обещанная твоей дорогой сестрой.
– Ты всегда паникуешь, – заявляет Мегера, – вот и насчет домов боялся, но мы же их построили.
– Нехватка еды куда серьезней. Наших припасов по-прежнему недостаточно, чтобы пережить зиму. А прикупить сколько нужно не на что, да и негде.
– Может, перестанешь, а? – говорит Мегера, указывая на ясный небосклон и ласковое солнышко. – День выдался на диво, а проблемы будут всегда. Чем сокрушаться, давай лучше порадуемся хоть краткой передышке. Некоторое время никому не придется беспокоиться о том, как разжиться хоть какой-то едой помимо рыбы. А этот новый ремесленник, кстати, сварганит тебе несколько бочонков для твоего зеленого бренди.
– Ну...
– Суженый, я не хуже тебя знаю, что у нас множество нерешенных вопросов. Но их можно обсудить и попозже, а пока самое время порадоваться погожему деньку. Ты очарователен, но только когда перестаешь брюзжать.
Креслин смеется, а после того как в конюшне Мегера еще и обнимает его, прижавшись всем телом, ему хочется петь. Они садятся верхом и едут в цитадель. Возле дороги между двумя рыбацкими хижинами, из числа самых старых и обветшалых, Креслин замечает вырытую в песке и обложенную камнями яму, над которой мужчина и женщина с трудом пытаются натянуть кусок латаной парусины, призванной служить кровлей. Рядом играет с палками босоногий, одетый в лохмотья мальчик. Проезжающих мимо регентов никто из этих бедняг даже не замечает.
Жара стоит прямо-таки летняя, и Креслин утирает лоб, чтобы пот не попал в глаза. У обочины стоит с протянутой рукой девчушка.
– Подай монетку, благородный господин... всего одну монетку... медяк, – каштановые волосы девочки сбились в колтуны, лицо запылилось, ноги босы, а на теле нет ничего кроме выцветшей сорочки. – Всего один медяк...
У Креслина с собой лишь несколько золотых, и он оборачивается к Мегере.
– Хорошо, – она пожимает плечами, выуживает монетку и кидает попрошайке.
– Спасибо, милостивая госпожа.
– Ты откуда? – спрашивает Креслин.
– Не знаю.
Ему остается лишь гадать, прибыла ли она в числе переселенцев на «Звезде Рассвета» или же на последнем каботажном судне, доставившем только людей и никаких припасов.
Остаток пути до цитадели регенты проделывают молча. Креслин не в силах отогнать образы почти голого мальчугана и девочки-попрошайки. Снова и снова он пересчитывает в уме, на какое время можно растянуть сорок бочек муки.
CXXXII
– Чтобы вести здесь торговлю, мне приходится идти на очень большой риск, а, стало быть, и команде надо платить больше обычного... – мускулистый капитан «Ночного Ветра» подчеркивает свои слова энергичным движением плеч, но рука его при этом не выпускает рукоять меча, а взгляд сосредоточен не на Госселе, а на Креслине. Однако разговаривает с ним, мягко и спокойно, именно Госсел:
– Я прекрасно понимаю твою озабоченность, капитан, однако мы не можем позволить себе отдавать товары задарма, особенно учитывая, что плавание в Бристу принесет нам прибыль даже при условии уплаты особого вознаграждения за повышенный риск. А иметь с нами дело не так уж опасно. Известно ведь, что милостивый господин в делах честен и справедлив, но тем, кто выступает против него и навлекает на себя его гнев, приходится худо.
Креслин тем временем переводит взгляд с передней палубы «Ночного Ветра» на мачты качающегося у дальнего конца причала «Грифона». «Звезда Рассвета» в настоящий момент стоит на якоре близ устья реки Фейн, в добрых ста кай к югу. Группа стражей под руководством Лидии собирает там травы и дикорастущие съедобные плоды и коренья, которые, в силу гористого рельефа и отсутствия дорог, доставить к Краю Земли морем много легче, чем на лошадях.
Юноша подумывает о том, не стоит ли ему, дабы придать весу словам Госсела, малость пошевелить ветра, но желудок протестует против этой затеи. В конце концов Креслин решает не прибегать к магии без крайней необходимости, тем паче что северо-западный морской бриз и без всякого его вмешательства несет к берегу дождевые тучи.
Контрабандист с Госселом отчаянно торгуются. Креслин стоит с недовольным видом, но не встревает. Наконец капитаны ударяют по рукам, после чего Госсел с Креслином покидают борт «Ночного Ветра».
– Думаешь, лучших условий мы добиться не могли? – спрашивает Креслин, наблюдая за тем, как матросы с «Грифона» начинают разгрузку купленных у контрабандиста припасов, одновременно затаскивая на палубу «Ночного Ветра» те немногие товары, которые удалось продать. В их числе – несколько ящиков стеклянной утвари, фляги с полученной из моллюсков пурпурной краской, пряности Лидии и с дюжину бочек соленой рыбы. Рыбы можно было бы засолить больше, но если соли на острове достаточно, то насчет бочек этого не скажешь.
– Я сделал, что смог, – отзывается, пожимая плечами, Госсел. – Вот разве что за бокалы мы, пожалуй, могли бы выручить побольше. Когда этот малый их увидел, у него аж глазенки сузились. Но ведь в чем-то надо и уступить, а мы взяли хорошую цену за специи и краску. Рыбу продали куда дороже, чем я мог надеяться. Это, наверное, благодаря недороду и падежу овец в начале лета.
– Спасибо, Госсел. В торговле ты смыслишь куда больше всех нас.
– Премного благодарен за доверие, милостивый господин.
– У тебя есть ко мне какие-нибудь вопросы?
– Думаю, сейчас нет.
– Еще раз спасибо. Попозже зайду, но сейчас у меня кое-какие дела в цитадели.
Рассеянно заглянув в окно гостиницы – внутри две служанки намывали столы, готовясь к приходу посетителей, – Креслин седлает Волу, но стоит ему тронуть лошадь с места, как он слышит детский голосок:
– Медяк, милостивый господин. Наша мама чахнет, мы голодаем.
Голос принадлежит чумазому мальчишке в рваной рубашонке и штанах с дырками на коленях.
Обследовав чувствами ближнее пространство и убедившись в отсутствии признаков белизны или какой-либо иной силы, юноша спрашивает:
– Ты где живешь?
Ребенок смотрит в сторону.
– Где ты живешь? – повторяет регент.
– В пещере.
Возможно, мальчик и лжет, но с ходу этого не обнаружить, а докапываться до истины у Креслина нет времени. А вот медяк на сей раз есть.
– Держи.
– Спасибо, милостивый господин.
Юноша едет дальше, гадая: то ли он сам плодит попрошаек, раздавая милостыню, то ли люди и вправду дошли до крайности.
– В каждом городе встречаются нищие, – бормочет он себе под нос. Но без особой уверенности в том, что это хорошее оправдание. Однако нищие нищими, а сейчас надобно подумать о рыбе. Как лучше употребить бочки, освободившиеся из-под овсяных лепешек – пустить под рыбу или разлить в них для выдержки полученный из зеленого сока бренди? Надо будет потолковать с Гидманом, хотя тот наверняка попытается заполучить все бочки, какие только сможет...
Размышления Креслина прерывает глухой раскат грома, и едва он успевает взяться за поводья, чтобы ускорить шаг Волы, как на лицо падают первые капли.
В конюшне цитадели его встречает Мегера.
– Я собиралась в Чертог, но передумала, решила подождать тебя, – говорит она, вскакивая на Касму. – Поедем вместе. Как прошли переговоры?
– Госсел сделал все от него зависящее, – отвечает Креслин, стряхивая влагу с туники. – А я помалкивал, изображая справедливого, но не слишком милосердного Мага-Буреносца. Правда, это не помешало контрабандисту вытянуть из нас кучу денег, но куда денешься? Он привез пятьдесят бочек муки, причем половину из них рисовой, пять бочек сухих фруктов, твердый желтый сыр, маслины, оливковое масло... и это не говоря уж о кайстике и доброй сотне стоунов железной руды. Все по высоким ценам, но этого и следовало ожидать.
– Вот видишь, дела не так уж плохи. Напрасно ты все время переживаешь.
– Не скажи. Даже после того как этот малый рассчитался за краску, пряности, стекло и рыбу, у нас осталось всего пятьдесят золотых. Еще чуть-чуть такой торговли, и казна Западного Оплота будет истрачена без остатка.
– Тогда почему же ты заплатил ему так много?
– Да потому, что сейчас это все равно обойдется дешевле, чем потом. Вспомни... в Монтгрене, Кертисе и Кифриене – недород, и следует ждать взлета цен на провизию. А нам и при нынешних впору протягивать ноги.
– А может быть, стоило просто захватить груз этого контрабандиста вместе с кораблем?
– Я хочу выжить, но не любой ценой. Да и много ли было бы в том проку? Его посудина меньше «Грифона».
– Ага, значит, дело в целесообразности! А будь его судно со «Звезду Рассвета», ты подумал бы о захвате?
– Подумать, может быть, и подумал... Только, поступив так, я все равно не решу всех проблем, а вдобавок еще и отважу от нас всех прочих контрабандистов.
– Ты уже не такой невинный и простодушный, каким бежал из Западного Оплота! Если вообще когда-нибудь был таким.
– Это несправедливо!
Креслин щелкает поводьями, порываясь направить Волу подальше от Мегеры, к дому Клерриса и Лидии. Внутри у него все горит, глаза щиплет. Он и сам не знает, чья боль и досада сказывается сильнее – его собственная или жены.
Но отъехав всего на несколько шагов, юноша осаживает лошадь. О чем ему говорить сейчас с двумя Черными, еще более ограниченными в возможностях, чем он сам?
– От себя не убежишь, суженый, – говорит, подъехав к нему, Мегера.
Хорошо хоть то, что ее слова относятся к ним обоим.
CXXXIII
– Я рассмотрел все возможности, – утверждает Креслин. – Лидьяр практически лишен охраны, а в его водах нередко находится по полдюжины океанских судов за раз. Воспользовавшись подходящей погодой, мы можем захватить три, а то и четыре корабля.
– Сначала ты возлагал надежды хотя бы на один корабль. Теперь у нас их два, но, оказывается, тебе требуется больше. Когда это прекратится? – устало говорит Клеррис.
– Не знаю, но сейчас у нас нет выбора.
– Ход твоей мысли не совсем ясен. Может быть, не сочтешь за труд растолковать?
– Настоящий океанский корабль у нас всего один, – говорит юноша, отпивая из зеленого хрустального бокала, произведенного в мастерской Мегеры и Авлари, – и совершенно очевидно, что мы не можем позволить себе им рисковать. Но это еще не все. При наличии нескольких больших судов мы сможем существенно расширить торговлю, а в случае необходимости – использовать флот для оказания давления.
– Это каким образом?
– Самым прямым. Располагая флотом, мы можем заявить Нолдре, Остре и всем прочим, что либо они станут торговать честно, либо их суда будут захватываться или топиться.
– И как ты собираешься воплощать в жизнь эту угрозу?
– Как раз воплощать ее в жизнь мне бы и не хотелось. Но в сложившихся обстоятельствах – если уж мы решим заняться пиратством – я мог бы, подняв ветра, выведать, где находятся их корабли, а потом устроить шторм и выбросить их на сушу... по крайней мере, в восточном Кандаре.
– Он и вправду может? – вопрос Шиеры обращен к Лидии, которая молча кивает.
– Это не слишком удачная идея, – нейтральным тоном произносит Мегера.
«...идиотская затея, вредная и опасная...»
– У нас нет выбора, – повторяет Креслин. – Либо мы делаем свой ход до того, как наше положение становится очевидным, и тогда у нас остается надежда застать всех врасплох, либо потом нам придется делать то же самое, но куда с большими потерями в людях.
– Не знаю, что и сказать... – бормочет Клеррис.
– Вот именно, ты не знаешь. А я знаю, что рыбаки жалуются на нехватку муки. Мы с трудом дотянули до урожая на припасах, доставленных «Звездой Рассвета» и купленных у контрабандистов, но собранного урожая нам хватит в лучшем случае до середины зимы. Уже полгода люди не получают жалованья. Фрейгр вернулся с полупустыми трюмами, а ведь тогда еще не все знали об изданном Белыми указе. Наши запасы провизии иссякнут задолго до весны, а как их пополнить? Никто не продаст нам продовольствия, кроме горстки контрабандистов, но мы не можем позволить себе покупать еду по их ценам. Так что нам остается только грабеж.
– Но это ужасно! – восклицает Мегера.
– Полностью с тобой согласен. Предложи что-нибудь получше.
Выдержав паузу, Креслин встает, ставит на стол бокал и выходит.
Пятеро оставшихся за столом рассеянно переглядываются.
– Неужто... неужто мы вправду опустимся до грабежа и пиратства? – качает головой Лидия. – Да мыслимое ли это дело?
– Совершенно немыслимое, – отзывается Клеррис, – но выбор и вправду небогат. Можно ничего не делать и умереть с голоду или позволить Креслину погубить себя, чтобы спасти всех нас.
– Это жестоко.
– Он предложил свое решение, но согласится с чужим, если оно окажется лучше. Есть у кого-либо предложения насчет того, как остаться не замешанными ни во что дурное и при этом выжить?
Собеседники снова переглядываются, но за столом царит тишина, нарушаемая лишь доносящимся с дороги перестуком копыт.
Добравшись до Черного Чертога и расседлав Волу, Креслин садится на затененный участок ограды и прислушивается к плеску прибоя. Удлиняясь, тени постепенно покрывают всю террасу, а молодой регент по-прежнему сидит неподвижно, устремив невидящий взгляд в Восточный Океан, в сторону далекой Нолдры и еще более далекой Остры. Юноша не оборачивается, даже когда появившаяся на террасе Мегера подходит и садится рядом.
– Ты встал и ушел, а чего добился? Как всегда решил, что могучий Креслин прав, и упаси Тьма в этом усомниться.
– Неправда. Я спросил, может ли кто-нибудь из вас предложить что-либо, кроме ожидания голодной смерти. Или надежды на помощь, вроде той, которую обещала когда-то твоя сестра. Кстати, ты все еще веришь, что она нам поможет?
– Может быть.
– Да ну? Женщина, заключившая в оковы родную сестру, станет тратить средства на то, чтобы помочь выжить и укрепиться народу, который, не исключено, станет угрожать Сарроннину?
– То, что ты задумал, – скверно! – твердо и с расстановкой произносит Мегера. – Ты хочешь использовать магию гармонии для извращения самой ее сути.
– А что, по-твоему, я должен делать? – спрашивает Креслин, глядя на белые вблизи и почти розовые у закатного горизонта пенные барашки волн.
– Мне кажется, что пиратство – не самый почтенный промысел.
– Это бесчестный промысел, но я спросил, что мне делать. Какая тут честь, когда нечего есть! И потом, Черных в Кандаре изводят год за годом не тем способом, так этим. Корвейл мертв, Западный Оплот пал. Риесса и Фэрхэвен процветают, а мы боремся за выживание. Помощи нам ждать неоткуда, даже наше золото возьмет далеко не каждый, а коли кто и возьмет, так его все равно не хватит даже на самое необходимое. Корабли приходят и вместо припасов привозят голодные рты. Что, что мне делать? Сидеть и смотреть, как все умирают с голоду?
– Но ты ведь не еду собрался захватывать!
Креслин делает глубокий вздох и, не глядя ей в глаза (ибо понимает, что и в ее словах есть доля правды) продолжает:
– Я же не собираюсь сделать пиратство нашим постоянным промыслом! Речь идет об одном налете, одном-единственном, но таком, чтобы он избавил нас от необходимости попрошайничать и красть. Со временем, встав на ноги, я даже возмещу потерпевшим убытки...
– Как можно возместить потерянные жизни?
«...как... как мы можем даже обсуждать это?..»
Креслин качает головой, проникаясь ее болью, но голос его звучит решительно:
– Так что, спрашиваю, делать? Мою мать, моего отца, мою сестру – всех убили Белые. Они захватили Монтгрен, а твоя сестра не пришлет нам и сухой корки. По-твоему, мой план плох. По-моему, тоже. Но где лучший? Где? За последний год остров принял более пятисот переселенцев. Дожди спасли урожай, и голод пока не начался, но как строить город голыми руками? У нас не хватает даже молотков и лопат! Люди живут в землянках, в пещерах, уже появились нищие! Разве нам самим под силу построить флот, достаточный для того, чтобы при торговле нас не обдирали как липку? Что делать? Что?
Обхватив голову руками, Мегера в отчаянии, произносит:
– Нечего, разве что...
– Ну уж нет, умирать с честью я отказываюсь! Это было бы несправедливо по отношению к Хайелу, Шиере... или Фиере.
Он умолкает, а потом, когда солнце уже скрывается за западными холмами и сумерки заставляют потускнеть белизну морской пены, тихо, как что его голос едва перекрывает шелест прибоя, произносит:
– Ты думаешь, мне легко? Чем бы это ни обернулось...
«...суженый...»
Их руки соприкасаются, как и их слезы.
CXXXIV
– Ты же Маг-Буреносец! Зачем было дожидаться тумана, когда ты запросто мог его напустить?
К западу от «Звезды Рассвета» на небосклоне неясно вырисовываются тяжелые облака, а висящий над водой легкий туман заставляет оба плывущих на юг судна – и «Звезду», и «Грифона» – казаться призрачными. Креслин стоит на палубе «Звезды Рассвета», но его сознание присутствует там разве что наполовину.
– А так нам пришлось ждать, пока поблизости не останется никаких судов, чтобы нас, неровен час, не заметили раньше времени.
Фрейгр переводит взгляд с рулевого на Креслина, и тот, утерев влажный лоб, отвечает:
– Навести туман или наслать бурю несложно, но это все равно, что написать свое имя на небосводе письменами, внятными любому магу. Белые всегда настороже, но если я буду просто следить за ветрами, то, уловив нужный поток в нужное время, смогу изменить его силу и направление в последний момент, прежде чем кто-то успеет хоть что-нибудь заметить.
– Но ведь ты очень быстро создал те водяные смерчи, которые спасли нас от погони.
– Верно, – кивает Креслин. – Но какой ценой? Вспомни, мне едва удалось удерживать их необходимое время, и при этом я вымотался так, что долго не мог даже встать.
Капитан «Звезды Рассвета» смотрит то на мутные волны перед бушпритом, то на молодого мага:
– Вроде понятно. Но коли эти Белые, как ты говоришь, настороже, то не поджарят ли они нас, едва мы высадимся?
– Попытаются, это уж точно. Однако не так просто управляться с огнем в сердце настоящей бури, не говоря уж о том, чтобы делать это с большого расстояния. По-настоящему нам следует остерегаться только тех магов, которые находятся сейчас в Лидьяре, – Креслин хмурится и добавляет: – Будем надеяться, что их там немного.
– Долго нам еще? – шепчет Торкейл.
– Держи прямо... – бормочет Фрейгр рулевому «Звезды Рассвета».
«...ни пса не видно...»
Эти слова доносятся с полубака, где позади вооруженных воинов дожидается своего часа резервная команда. Креслин скручивает ветра и тянет их на себя.
– Так держать... прямо...
С треском вспарывая небосклон, молоты бешеных молний обрушиваются на стены над гаванью. Яростные сполохи высвечивают сбегающий к бухте пологий склон. В то время как в Лидьяре все взгляды прикованы к нежданно грянувшей грозе, корабли Отшельничьего под завесой тумана скользят к причалу.
Креслин еще раз пересчитывает пришвартованные там суда и качает головой. Пять. У него едва хватит матросов, чтобы вывести их в море.
– Что-то не так? – спрашивает, заметив его движение, Торкейл. Он явно разочарован тем, что его определили в резерв.
– Все в порядке, – отвечает Креслин, тут же осознавая, как парадоксально это звучит: ведь он занят не чем иным, как извращением самой сути порядка, лежащего в основе Черной магии. – Просто... просто у нас впереди нелегкая работа.
– Мы ее сделаем, господин.
Креслин снова скручивает ветра, и снова неистовые молнии обрушиваются на башни недавно возведенной крепости.
«...спаси их Тьма!..»
– Тревога! – крики раздаются на торговом причале, лишь когда матросы со «Звезды Рассвета» уже прыгают с борта на пристань с канатами в руках. И на шхуне, и на шлюпе у сходен собрались готовые к высадке отряды.
– Пираты! – истошно орут вахтенные на пришвартованных торговых судах. – К оружию! Перебить ублюдков!
Но крики моряков и береговой охраны почти тонут в раскатах грома и яростном завывании ветра.
Полностью сосредоточившегося на ветрах Креслина возвращает к действительности резкий свист и удар: совсем рядом с ним дрожит вонзившаяся в поручень стрела.
– Там Буреносец! Цельте в него! – звучит с ближнего судна.
– За дело! – приказывает Креслин Торкейлу и резерву, а сам опускается на колени, прячась за кормовой надстройкой от летящих с хаморианского корабля стрел. Затем он проскальзывает дальше к корме, стараясь сосредоточить основной напор бури на удерживаемой Белыми башне. Фрейгр и рулевой пригибаются за невысоким деревянным щитом, прикрывающим штурвал.
По пристани прокатывается новая волна яростных криков: высадившийся на берег отряд атакует хаморианское судно, подавляя сопротивление немногочисленных стрелков.
На норландском корабле сопротивляться почти некому, и присланная захватчиками команда уже готовит его к отплытию. А на обоих лидьярских кораблях, похоже, нашлись матросы, которые работают вместе с новыми командами.
Град стрел заставляет Креслина съежиться. Потом он замечает озабоченное лицо Торкейла, вздыхает и снова собирается с силами.
– Ты бы поосторожней, господин, – говорит Торкейл. Трудно быть острожным, когда приходится посылать мысли одновременно в разных направлениях, но Креслин все же следует предостережению и, скручивая в очередной раз ветра, прячется за надстройкой. Дождь хлещет его по лицу, а по пристани несется настоящий поток.
Наконец стрелы перестают падать на палубу «Звезды Рассвета», а «Грифон» уже пришвартован борт к борту с норландцем. Два высадившихся взвода мчатся к обозначенным на их картах складам, еще один спешит к зернохранилищу.
Глубоко вздохнув, Креслин отпускает теплые ветра, принесшие туман, но тут же улавливает ползущую к гавани белизну.
– Торкейл, тебе бы лучше...
Огненная стрела ударяет в нижний, не свернутый парус «Звезды Рассвета».
Проверив, на месте ли меч, Креслин подходит к борту и видит спешащий к пристани небольшой отряд Белых воинов. Позади солдат два сгустка белизны, которые он способен лишь ощутить, но не увидеть.
– Вперед!
Уже сбегая по сходням, Креслин направляет ближайший грозовой шквал к началу пристани. Торкейл – непонятно, как это получилось, – бежит впереди него. А мимо них с шипением пролетают огненные стрелы.
Креслин усиливает напор бури. Его волосы встают дыбом на холодном ветру. Юноша спотыкается, но удерживается на ногах и успевает выхватить меч. Белые уже совсем близко. Однако несколько бойцов Торкейла ухитрились опередить Креслина, и теперь они находятся между ним и противником. Один из них, сраженный огненной стрелой, вспыхивает живым факелом и валится на пристань, мгновенно превратившись в головешку.
Креслин закручивает ветра в воронку и обрушивает на Белых неистовой силы град.
«...вон тот... с серебряной головой...»
«...убить ублюдка!..»
Направляя на Белых магов град, Креслин одновременно, почти неосознанно, действует клинком. Ближайший Белый страж шатается, и Торкейл отшвыривает его в сторону.
Теперь огненные стрелы бьют вверх. Видимо, скрывающиеся за спинами солдат чародеи пытаются растопить на лету разящие их ледяные комья.
– Получили... – хрипит Торкейл, когда кучка уцелевших Белых стражей обращается в бегство, прочь от пристани и ледяной бури.
Креслин снова полностью сосредоточивается на крепости. Молнии лупят по башням с удвоенной яростью.
Вокруг валяются мертвые тела – кажется, что бы он ни делал, это всегда оборачивается горой трупов. Тяжело вздохнув, юноша командует черноволосому взводному:
– Назад, на пристань! Не преследовать!
– Ко въезду на пристань! – приказывает Торкейл, повернувшись к своим. – Закрепиться там!
Неожиданно юноша видит груженую телегу, которая, громыхая, катится к причалу. Возница с Отшельничьего лихо погоняет лошадь.
– Груз на норландца! – рявкает Креслин. – Он крайний слева.
– Кто это тут раскомандовался?! – начинает было возчик, но узнает серебряную шевелюру регента. – Да, господин.
Держась позади людей Торкейла, Креслин перемещает внимание со штурмующей крепость бури на стоящие у причала суда. Все пять кораблей захвачены и готовятся к отплытию. К пирсу тянется вереница подвод. Их тут же разгружают на суда, хотя Креслину кажется, что дело еле движется. Туман почти рассеялся, но по пристани все еще хлещет дождь.
Белая вспышка заставляет юношу прощупать склон холма. Мерцающий сгусток белизны говорит о присутствии мага – то ли одному из двоих, участвовавших в схватке у пристани, удалось уйти, то ли это кто-то третий. Глубоко вздохнув, Креслин формирует к западу от башни могучую грозовую тучу, а когда она сгущается до черноты и внутри начинают биться свирепые разряды, высвобождает эту мощь, направив ее прямо на башню.
На миг даже он сам замирает, когда белокаменная твердыня – с оглушительным грохотом рассыпается в бесформенную гору оплавленных булыжников. Они продолжают дымиться даже под проливным дождем.
Юноша тут же отворачивается и успевает добежать до кромки воды. Он боится, чтобы его не стошнило прямо на камни пристани. Глаза застит черная пелена, он ничего не видит, но пытается найти путь к «Звезде Рассвета» вслепую.
– Шевелись, скотина! – приказывает Креслин себе. – Двигайся!
– С тобой все в порядке, господин? – осведомляется Торкейл.
– Да, не считая того, что некоторое время от меня не будет никакой пользы. Удерживай пристань, и все будет в порядке.
– Не думаю, чтоб к нам еще кто-нибудь сунулся.
– Ты только посмотри на это! – слышится чей-то потрясенный голос.
Для того чтобы осознать, какие разрушения он вызвал, Креслину не нужно прибегать к помощи зрения. Знает он и то, что Мегере сейчас так же плохо, как и ему. Но сокрушаться некогда. Он шатаясь бредет по пристани, попутно оценивая размер добычи. Лошадей уже ставят в судовые стойла, захваченные товары надежно закрепляют в трюмах.
– Как ты, милостивый господин? – спрашивает Фрейгр, встретивший его у трапа «Звезды Рассвета».
– Бывало и лучше. А как наши дела?
– Норландское судно уже отчаливает, да и Байрем на хаморианском вот-вот будет готов.
– А что лидьярские?
– За ними дело не станет.
Потирая раскалывающийся лоб, Креслин бессильно опускается на ступени трапа, ведущего на мостик.
– Можешь ли ты приказать поторопиться? Нам желательно уйти поскорее.
– Поднять паруса! – командует Фрейгр. – Готовимся к отплытию! А ты уверен, что никто из наших не остался на берегу?
– Уверен. Однако помни, что нам нужно не только отчалить, но и добраться до Края Земли.
– Так-то оно так, но кто рискнет преследовать нас в открытом море?
– Надеюсь, никто. Потому что сейчас я мало на что способен.
Семь кораблей уходят на север, подгоняемые постепенно стихающими ветрами, а Креслин так и сидит на трапе, даже когда мыс Френталия почти растворяется в вечернем сумраке, превратившись в темное пятно.
Но команда «Звезды Рассвета» слишком занята, чтобы обращать внимание на обессилевшего юношу.
CXXXV
Мегера ничего не говорит, но в этом нет необходимости: ее клокочущее негодование Креслин ощутил задолго до того, как его маленький флот встал на якорь у Края Земли. А сейчас они сидят друг против друга на разных концах стола.
Взгляд Лидии мечется между напряженным лицом Мегеры и нарочито бесстрастным – Креслина. Входит и садится Хайел, за ним Шиера. Креслин окидывает их обоих многозначиельным взглядом. Покраснев, Шиера кладет на стол богато изукрашенный свиток.
– Прибывший вчера сутианский бриг доставил ультиматум, подписанный и императором Хамора, и Советом Нолдры, и Советом магов. Либо мы вернем захваченные суда и товары, либо нам грозит война с ними всеми. Фэрхэвен, кроме того, требует возмещения нанесенного ущерба.
– Что за ущерб? – озабоченно спрашивает Лидия.
– Вызванная Креслином гроза раскатала по камушкам только что возведенную башню, – поясняет Шиера.
– Но нельзя же вызывать бури такой мощи! – восклицает Хайел. – Если ты не прекратишь...
– Он не прекратит, пока не ослепнет, – сердито заявляет Мегера.
– Я уже оправился.
– На сей раз – да. Но сколько еще ты сможешь перенапрягаться, переходя все мыслимые пределы? Другой на твоем месте был бы уже мертв...
«...а я не хочу умирать из-за того, что...»
– Все это, конечно, весьма важно, – вступает Шиера, – но мы собрались, чтобы обсудить ультиматум.
Хайел хмурится, прокашливается и, дождавшись полной тишины, спрашивает:
– А есть ли у нас выбор?
– Конечно, – отвечает Лидия, поерзав на стуле. – Выбор есть всегда.