Жертвы выбирались из числа подпольных миллионеров, работников торговли, собирателей антиквариата и богатых цеховиков. Монгол хорошо понимал, что потерпевшие после налета в милицию не побегут. Потому что объяснять в прокуратуре, откуда у рядового советского гражданина появились ювелирные украшения или картины стоимостью сотни тысяч рублей (по тем временам это были астрономические суммы), никто не захочет. Причем, чтобы конвейер действовал безостановочно, кроме откупного бандиты требовали дать им очередную наводку. Трудилась бригада Монгола и на ниве улаживания взаимных претензий цеховиков и антикварщиков, предлагала услуги по возвращению долгов с условием отчисления процента за беспокойство и хлопоты.
      В группе Монгола были настоящие мастера своего дела, умевшие найти "взаимопонимание" с любым самым несговорчивым человеком. Бандиты вывозили жертвы и членов их семей в лес, подвешивали женщин за ноги к веткам деревьев, заставляли вырывать себе могилы. Особо строптивых отдавали в руки некоего Быкова, имевшего кличку Балда, наркомана, регулярно попадавшего в психбольницу с диагнозом "шизофрения". Балда расправлялся с людьми просто: запихивал живыми в гроб, заколачивал гвоздями крышку и начинал пилить доски двуручной пилой. Тут уж у любых клиентов развязывался язык и они вспоминали все. Даже то, чего раньше не знали...
      Банду Монгола московский уголовный розыск разгромил в 1972 году. Каждый, в соответствии со способностями, получил достойное наказание. Балда был осужден на 13 лет и отправился в психиатрическую больницу специального типа. Монгол "заслужил" на год больше. Кстати, после освобождения он держался в тени, громко о себе не заявлял. Уже в постперестроечное время собрал команду из крутых спортсменов - борцов, боксеров, штангистов. С их помощью старый вор легко добывал средства к существованию - обложил данью кооператоров, автосервис, лоточников и владельцев частных магазинов в районе Тушина. На рестораны и наркотики Монголу хватало с лихвой до самой его кончины летом 1994 года.
      В мир иной, в отличие от большинства своих собратьев-мафиози, Монгол отошел в шестьдесят четыре года тихо и без посторонней помощи. Но безмятежной и благостной его кончину не назовешь. Патриарх отечественного рэкета на излете жизни тяжело болел - сказались годы, проведенные в тюрьмах, изоляторах и лагерях. Последние дни Корьков провел в отдельной престижной палате под наблюдением специалистов Московского онкологического центра на Каширском шоссе, куда он попал вскоре после гибели хорошо ему знакомого Отари Квантришвили. Похороны Монгола проходили скромно, без обычного в таких случаях скопления "аристократии" преступного мира, братвы и не меньшего числа милиции и переодетых в штатское оперативников. В конце жизни законник несколько растерял свой авторитет. По некоторым данным в период очередной отсидки Монгол проштрафился - чересчур глубоко запустил руку в воровской общак и на очередной сходке был с позором развенчан. Так что провожать в последний путь "прошляка", Так на блатном жаргоне называют разжалованного вора в законе, явились лишь самые близкие и несколько особо сентиментальных авторитетов...
      Но вернемся в семидесятые, к периоду становления героя. Хотя практически все члены банды Монгола получили максимальные сроки, Япончик, снабжавший Корькова и его дружков оружием и принимавший непосредственное участие в преступлениях, сумел избежать наказания. Он скрылся от следствия и суда, а материалы в отношении него в отдельное производство выделены не были. Случившееся заставило Иванькова сделать соответствующие выводы. Из самых проверенных и опытных бандитов он создал собственную группу, сократив ее численность до нескольких человек.
      Прошло всего два года, и Япончик снова оказался объектом внимания милиции. В марте 1974 года около трех часов ночи в ресторане "Русь" Иваньков и его знакомый Асаф сцепились с сидевшими за соседним столиком грузинами. Во время драки Асаф выхватил пистолет, застрелил некоего Дгебуадзе и скрылся. Япончик был задержан за хулиганство и подделку документов (после изъятия фальшивого водительского удостоверения). В Бутырской тюрьме, где оказался Иваньков, его встретили с подобающим уважением - молва уже шла по Москве. Там же в 1974 году сидевшие в Бутырке воры "короновали" Япончика, еще больше укрепив его авторитет в уголовном мире. Оставшиеся на свободе друзья Иванькова времени тоже не теряли, и, когда начался суд, основные свидетели ночной перестрелки в ресторане "Русь" стали вдруг давать совсем иные показания, а часть потерпевших начала жаловаться на частичные провалы в памяти. В результате Иваньков отделался смехотворным наказанием за подделку документов.
      Сыщики получали достоверную информацию о давлении на следствие и подкупе свидетелей. Причем, как следовало из агентурных источников, дирижером угроз и "наездов" был не кто иной, как сам Япончик. Ему не мешали толстые стены Бутырки, на волю с верными людьми он отправлял малявы, где подробно инструктировал подельников, давал советы, кто и что должен говорить на суде. Одновременно шла обработка следователя, который за развал дела, по оперативным данным, получил крупную взятку. Правда, доказать ее не удалось, и здесь Иваньков оказался хитрее...
      К началу восьмидесятых Япончик уже имел три судимости (первую в 1966 году за карманную кражу, вторую - за перестрелку в ресторане "Русь", третью в 1978 году за ношение холодного оружия), каждый раз получал минимальные сроки и быстро выходил на свободу. Он четырежды подвергался стационарному обследованию в институте Сербского, дважды признавался невменяемым и дважды полноценным - в зависимости от тяжести грозившего ему наказания. Вор использовал и свои мужские чары. Одна из его сожительниц была ведущим врачом Центральной клинической больницы - знаменитой "кремлевки" - и охотно консультировала Япончика по всем медицинским вопросам. Милиция безуспешно пыталась поймать Иванькова на чем-нибудь серьезном. Досье на него распухало, похождения обрастали все новыми невероятными деталями, но он был слишком изворотлив и каждый раз ускользал из ловушек.
      Маленькие штрих к образу Япончика. Как рассказывают оперативники, он пользовался успехом у женского пола. Когда его поместили в больницу на обследование, Иваньков сумел так очаровать врачей и медсестер, что позже получил все нужные бумаги и соответствующие рекомендации для убедительности медицинского диагноза. Вероятно, на барышень производили впечатления обеды в ресторане "Русь", куда Слава Япончик возил их развеяться. Очевидцы утверждают, что, как только Иваньков входил в зал, ресторанный оркестр прерывал исполняемый номер и гремел на всю округу "Славься!".
      Впрочем, лучшей характеристикой будет рапорт, написанный в 1979 году со слов одного из негласных сотрудников МВД: "Источник рассказал, что недавно побывал на свадьбе у цеховика Вити. Там же был недавно освободившийся из спецбольницы Слава Япончик, с ним пришли вор Рафик Багдасарян и Асаф. Слава выглядел плохо, был худ, но весел. Интересовался новыми "работами" и новостями преступного мир. Нужно подчеркнуть, что Япончик действительно болен воровской идеей. Он с 14 лет воровал, никогда нигде не работал и, даже имея на кармане 100-200 тысяч наличными, всегда шел на любую работу. Даже в том случае, если был большой риск, а навар оказывался минимальным. Делает это он ради своего воровского авторитета.
      Япончик сидел мало, но сумел у окружающих создать впечатление, что полжизни провел "на принудке". Он ненавидит и враждует с московскими и украинскими ворами - Черкасом, Гиви Резаным, Антибиотиком, Гиви называет "бензоколонщиком". Ругает их "цеховиками" и "комсюками"" за то, что те давно не сидели и не любят "ставить шею", получая "дармовые доли". Япончик очень дружен с теми, кто отбыл по 20-30 лет в колониях и тюрьмах, в особенности с ворами Закавказья. У них он пользуется огромным авторитетом, и поддержкой. Его считают ничем не запятнавшим себя в воровской жизни и причисляют к "терпигорцам". Япончик близок с окружением Монгола Ильей-татарином и Васькой (они освободились недавно). Источник уверен, что первым делом Япончик возьмет "жигуль", затем найдет себе квартиру и будет совершать преступления, используя форму сотрудников милиции или удостоверения КГБ..."
      Дерзость, с которой Действовал Иваньков, ошеломляла даже опытных сыщиков Петровки, 38. Вместе с освободившимся к тому времени Балдой, рецидивистом Сливой и имевшим четыре класса образования отпетым уголовником Асафом Иваньков, под видом сотрудника правоохранительных органов, производил обыски у теневиков-миллионеров. Он гастролировал по стране. Ставил под нож антикваров в Риге, совершал разбои в Казани, только на один день появился в Свердловске, где дочь известнейшего уральского цеховика Тарланова сама вручила ему всю имевшуюся в доме "ювелирку". (Япончик представился сотрудником милиции и предложил добровольно, для облегчения участи, выдать компетентным органам незаконно нажитые ценности.) В каждом регионе, по оперативным, а следовательно, нереализуемым официально данным, он оставлял трупы.
      В Казани расправился с утаившим часть барыша налетчиком по кличке Чарлик, в Риге отправил на тот свет богатого спекулянта Яшу...
      В начале 1980 года похождения Япончика получили такой резонанс, что ими заинтересовался КГБ СССР. Для разработки банды были выделены дополнительные силы, подключились службы, которыми располагал комитет и милиция. Оперативники установили нелегальные квартиры и дачи, где жили преступники, более тридцати легковых автомашин, которыми они пользовались. Любопытно, что в Москве Балда и Япончик некоторое время жили на квартире одной из ведущих популярнейшей детской телепередачи "Спокойной ночи, малыши!".
      Иваньков и его приятели, хорошо знакомые с методами оперативных служб, даже по телефону говорили условными фразами, выставляли контрнаблюдателей в местах встреч, устраивали на машинах "карусель", чтобы проверить и отсечь хвост. В мае 1981 года стало известно, что бандиты собираются на отдых к Черному морю. И хотя документирование преступлений было далеко до завершения, руководители спецслужб откладывать арест не решились. Япончика с его маскарадами и вооруженными налетами терпеть дольше было невозможно. Накануне отъезда 14 мая заранее спланированная акция по задержанию членов банды удачно проведена сыщиками Петровки, 38 и их старшими братьями из Комитета госбезопасности.
      Из пикантных деталей ареста. Япончик, которого в "шестерке" блокировало сразу несколько автомобилей, сдаваться без боя не хотел. Он даже таранил машину оперативников, а те вынуждены были дважды стрелять по колесам. После задержания у вора в законе, официально являвшегося шизофреником инвалидом II группы, изъяли три поддельных водительских удостоверения и четыре паспорта на разные имена, но с его, Иваньковской, фотографией. Это не считая множества бланков, трудовых книжек и прочих документов строгой отчетности. Примерно при таких же обстоятельствах проходило задержание дружков.
      Как и следовало ожидать, следствие и суд оказались серьезнейшими испытаниями для правоохранительных органов. Как рассказал участвовавший в процессе начальник отдела МУРа Владимир Пронь, имелась информация готовящемся нападении на конвой во время этапирования Иванькова из "Матросской Тишины" в зал судебного заседания. Япончика собирался освободить его давний друг рецидивист Бец, который находился в розыске за убийство двенадцати человек. (Позже Беца застрелили в багажнике машины его бывшие подельники.) Нападения не последовало, но меры предосторожности конвой применял серьезные. Каждый раз меняли маршрут движения, впервые был задействован ОМОН. Специальную круглосуточную охрану, такое было тоже первый раз, выделили судье.
      Тем не менее сложностей избежать не удалось. Свидетели вдруг начали жаловаться на забывчивость, доказательная база затрещала по швам, и, если бы не особое внимание, которое уделялось делу Иванькова, приговор, вероятно, оказался бы мягче (в окончательном варианте обвинения фигурировал лишь один эпизод вымогательства под угрозой оружия). Подельники получили солидные сроки, а сам главарь, приговоренный к 14 годам лишения свободы, в ореоле "правильного вора" отправился за решетку.
      6 марта 1983 года Япончик этапом прибыл в Магадан. Продержался он там совсем недолго - уже 30 июля за злостное несоблюдение режима московского вора направляют в знаменитую зону тюремного режима СТ-2 города Тулуна Иркутской области. Там Иваньков и пробыл весь оставшийся срок. Причем с первых же дней повел себя как "отрицала"-заключенный, отказывающийся идти на какой-либо контакт с администрацией. Вот лишь некоторые из подвигов Япончика в Тулуне.
      10 января 1984 года он наносит тяжкое телесное повреждение осужденному Гребенцу, за что получает еще один год "довеска". Затем новая выходка, добавившая к сроку очередной год Япончик бросает стул и травмирует сотрудника СТ-2. Без последствий осталась драка с заключенным Лыткиным, выдававшим газеты и журналы. Иваньков потребовал чужой номер еженедельника "За рубежом". Услышав справедливый отказ, Япончик схватил палку для прочистки унитаза и до потери сознания избил Лыткина. Выходка осталась без наказания, потому что свидетелей избиения не оказалось...
      За время заключения Иваньков 58 раз нарушал лагерный режим, 35 раз водворялся в штрафной изолятор и карцер, на два месяца переводился в помещение камерного типа. При этом Япончик сохранил лицо, не просил пощады, а заваливал начальство жалобами на произвол И беззакония. Он не опускался до примитивных обвинений, типичных матерщины и оскорблений. Заявления так же, как и письма домой, грамотны, рассудительны и говорят сами за себя: "...из ста суток моего нахождения здесь - около восьмидесяти суток (в общей сложности) меня содержат в штрафных изоляторах под различными вымышленными предлогами. Фактически водворяют туда не за нарушений, а беспричинно, из-за какой-то жандармской перестраховки, и в конечном итоге дополняют недуг, который и сам по себе приносит мне физические страдания и крайне ограничивает передвижение".
      Имея статус вора в законе, не позволяющего ему по принятым в уголовном мире правилам трудиться, Иваньков тем не менее обращается к администрации с заявлением: "Прошу предоставить мне физическую работу во вверенном Вам учреждении, так как у меня нет денег на лицевом счете и по состоянию здоровья работа мне необходима".
      Положение Япончика кажется особенно печальным, поскольку, как выяснили командированные для проверки в Республику Коми сотрудники Петровки, 38, его подельник вор Асаф жил на зоне припеваючи. За время нахождения в ИТК Коми Асаф не работал ни единого дня, зато по нарядам перевыполнял нормы и получал деньги. Ни разу он не был и в общей столовой колонии. В его распоряжении всегда имелась черная и красная икра, осетрина, шоколад, французский коньяк и американские сигареты. Асаф неоднократно получал разрешения на длительные свидания с женой. В сравнении со своим дружком Япончик выглядит несгибаемым бойцом, предпочитающим умереть, но не склонить голову перед ментами. О нем говорят как о подвижнике воровской идеи, систематически вступающем в конфликт с тюремным и лагерным начальством. Правда ли это?
      В 1988 году в Москве за грабеж был задержан некий Варламов, долгое время сидевший в тюрьме города Тулупа под Иркутском вместе с Иваньковым. Его рассказ соседям по камере о житье-бытье "правильного вора" выглядит иначе. С Япончиком Варламов прожил два с лишним года. С его слов Иваньков "в тюрьме взял верх", координировал любые действия осужденных, был полным хозяином. Япончик мог зайти в любую камеру днем или ночью, так как с начальником Тюрьмы был на короткой ноге. В камере они ни в чем не нуждались, из продуктов ели то, что на свободе простой смертный даже не видел. Отмечая какое-либо событие, пили только коньяк. Когда Варламов освобождался, всю ночь не спали, отмечали проводы. Япончик дал ему инструкции, одел с барского плеча в спортивный костюм и лайковую куртку. По словам Варламова, на праздники Иваньков получал поздравления и посылки от известных певцов и поэтов, которых знала вся страна.
      Между тем многочисленные друзья Япончика, используя все возможные средства и связи, активно эксплуатируют версию об угасании в советских казематах несправедливо осужденного законопослушного гражданина Иванькова. Его жена направляет соответствующие прошения депутатам, правительственным чиновникам, судебным органам. Настойчивость родных и знакомых возымела действие. 11 и 13 сентября 1990 года в Президиум Верховного Совета РФ и Председателю Верховного Совета РСФСР Б. Ельцину отправляются два депутатских запроса.
      13 сентября оба запроса были переданы в отдел помилований Верховного Совета РФ. А 15 октября в Тулунскую СТ-2 УВД Иркутской области был отправлен запрос секретариата ВС РСФСР за N 3/676 с просьбой выслать характеристику и прочие документы для рассмотрения вопроса об изменении срока наказания осужденного Иванькова. Даже учитывая, что администрация тюрьмы прислала сфальсифицированные документы, где Япончик представлялся вставшим на путь исправления, осознавшим и раскаявшимся, вряд ли можно было рассчитывать на чудо. Досрочное освобождение Япончику не светило. Кривая преступность с 1990 года резко шла вверх, а в феврале 1991 года, вопреки эйфории, вызванной перестройкой и горбачевскими реформами, выходит в свет Указ "О мерах по усилению борьбы с наиболее опасными преступлениями и их организованными формами". Серьезность проблемы возрождения массового бандитизма в стране становится настолько очевидной, что в МВД СССР создается специальный главк по организованной преступности и наркобизнесу. Тем не менее сенсация состоялась. Рассмотрев очередное прошение о снижении срока Иванькову, заместитель председателя Верховного Суда РФ А. Меркушев ходатайствует о смягчении приговора. И в конце 1991 года пятидесятилетний вор в законе на пять лет раньше срока возвращается в Москву.
      Пока в коридорах Петровки обсуждались последствия возвращения Япончика в столицу, пока газеты наперебой возмущались коррупционерами, позволившими крупнейшему мафиози выйти на свободу, уголовный мир чествовал своего "рыцаря". Иваньков быстро освоился в новых перестроечных условиях и предстал прежним лидером. К нему на поклон поспешили "сливки" криминалитета: воры Дато Ташкентский, Паша Цируль, Гиви Резаный, Гога Ереванский, Малина, авторитеты нового призыва Роспись, Сильвестр, Марик и, конечно, друзья, столько сделавшие для него в период заточения - братья Отари и Амиран Квантришвили, Слива, Балда. Все ждали развития событий, Помня нелюбовь Япончика к "лаврушникам", чеченцам и его обещания очистить столицу от черных. Но войны мафий не последовало. А дальнейшее превзошло самые смелые предположения.
      Оперативное сообщение: "Отарик Квантришвили готовит для Япончика служебные паспорта, чтобы тот вместе с женой смог поехать на отдых в ФРГ. Там Иваньков должен объехать русских эмигрантов и бизнесменов, чтобы они платили дань не чеченцам, а ему. При выходе из тюрьмы Япончику дали несколько миллионов, чтобы он встал на ноги. С помощью своих подельников Амирана Квантришвили, Быкова и Максимова он быстро вникает в расстановку сил в столице, выступает судьей в спорах. В декабре 1991 года он ездил с Амираном Квантришвили на разборку к солнцевским..."
      Хотя после освобождения Иваньков должен был находиться под административным надзором и регулярно общаться с участковым, он даже близко не подходил к "родному" 117-му отделению милиции. Более того, Япончик неожиданно для всех пересекает границу и выезжает в ФРГ, а позже обосновывается в Нью-Йорке...
      После ареста вора агентами ФБР все без исключения газеты вспоминали об отъезде Япончика за рубеж с прямо-таки мистическим страхом перед могуществом мафии. Однако такой поворот в судьбе Иванькова кажется вполне объяснимым, а разговоры о неведении компетентных органов, их растерянности в связи с английским прощанием русского вора со своей исторической родиной и вовсе не убедительны. Милиция, не говоря уже о КГБ, была прекрасно осведомлена не только о месте пребывания Япончика в Москве, но и о его планах. Было известно, что Квантришвили готовит Для Иванькова и его жены заграничные паспорта, причем тайные переговоры между заинтересованными лицами, где назывались конкретные имена и цифры, фиксировались и оформлялись соответствующим образом. Уход Япончика с российской сцены был запрограммирован, причем именно его уход, а не кого-либо другого.
      Вспомним время, когда происходили события. 1992 год, легальный бизнес прочно переплелся с криминальным. Вчерашние теневики, молодые миллионеры, тех, кого называют новые русские, банкиры и вовремя сориентировавшиеся номенклатурные аппаратчики расширяли деловые контакты с зарубежьем, проводили грандиозные валютные операции. Эмиссары уголовного мира разъезжали по Европе и США, связывая российский бизнес с западными партнерами и бывшими выходцами из СССР. В этих условиях в интересах некоторых российских кругов было появление за границей людей, умеющих и знающих, как держать в руках ниточки многочисленных контактов. Причем людей, которые уважаемы и знакомы не только с законопослушными гражданами.
      В уголовном мире есть такой термин - "смотрящий". Это человек, контролирующий ситуацию, не прибегая к помощи официальных государственных институтов. Нельзя утверждать, что Иваньков согласился выполнять "деликатное" поручение. Скорее всего люди из его окружения являлись агентами спецслужб, что большой разницы не имело. Нужная фигура вошла в игру, поставлена на доску. А расстановка сил в России и за ее пределами, подвижки и перспектив развития событий, одним словом, вся картина изменений в преступной среде и зонах ее влияния попадала в оперативные досье соответствующих служб. Сам Япончик, даже если и подозревал о роли, которую выполняет, сделать ничего не мог. Кому как не ему, названному "крестным отцом" русской мафии, хорошо известно, что есть предложения; от которых нельзя отказаться.
      Иваньков занял на Западе подобающее его положению место. В Нью-Йорке поначалу поселился у продюсера известного певца-эстрадника, выходца из России, а позже купил дом и разъезжал по стране, налаживая деловые контакты с русскими преступными группировками, итальянскими мафиозными семьями и Латиноамериканскими наркосиндикатами. По некоторым данным, одна из итальянских структур, опекавшая игорную индустрию Далласа, признала его авторитет и определила долю отчислений от дохода. Сумму, понятно, назвать трудно, но, очевидно, размер дани уважения оценивался цифрой со многими пулями. Есть сведения, что и наркодельцы не обидели русского коллегу. Говорить о соотечественниках не приходится. На счета Япончика в Вене и Нью-Йорке регулярно поступали суммы от большинства российских группировок. В США постоянно ездили представители отечественной уголовной элиты. За два года у Иванькова перебывали практически все известные лидеры и воры в законе. Япончик общался с Сильвестром, Аверой, Михасем, Макинтошем, Петриком и другими. Не теряли связи с "патриархом" и грузинские воры. Самый авторитетный из них кутаисский законник Ониани бывал в США несколько раз.
      Ждали Япончика и в Москве. Насколько реальны были эти ожидания, судить не берусь. Но в агентурных сообщениях встречалась такая фраза: "Из общака долгопрудненской группировки Иванькову передавали 350 тысяч долларов. Но он остался недоволен такой суммой, ждал больше. Он сказал, что, если долгопрудненские не "подогреют" его в ближайшие 10-20 дней, с ними будет разбираться. Япончик обещает приехать в Россию и поставить некоторых людей на место. Поедет скорее всего под чужими данными".
      Акция, после которой Иваньков и пятеро его боевиков были задержаны агентами ФБР, вряд ли объясняется банальным рэкетом в отношении руководителей нью-йоркской фирмы "Саммит интернэшнл" Волошина и Волкова, у которых, по официальной версии, подозреваемые вымогали 3,5 миллиона долларов. Сумма так себе - даже для бандитов средней руки. Что уж говорить о Япончике, имеющем по оперативным данным десятки миллионов в год. Теперь известно, что Иваньков организовал в Бруклине на Нептун-авеню, 6А собственную фирму "Prayslt". Только за первое полугодие 1993 года одно из московских акционерных обществ закрытого типа перечисляло на Япончика 1 миллион 300 тысяч долларов. Другая столичная корпорация за три последних года перевела на счета лондонских фирм, находящихся под патронажем Иванькова, 17 миллионов долларов. "Крестный отец" русский мафии владел 80 процентами капитала приморской судовой компании, активно внедрялся в золотодобывающую промышленность Хабаровского края. Очевидна связь Япончика не только с печально известным банком "Чара", но и со счетами других, вполне респектабельных и имеющих как будто бы безупречную репутацию банков Нью-Йорка и нескольких европейских столиц. Иваньков постоянно держал связь со своими эмиссарами во всем мире (в изъятых записных книжках вора указаны телефоны авторитетных мафиози в десятках стран); тем не менее 68 аудиокассет радиоперехвата, приобщенных сотрудниками ФБР к делу, лишь подтверждают хитрость и осторожность опытного гангстера. Об этом же говорит наличие четырех паспортов, найденных у Япончика: двух российских, одного польского и одного британского. Причем последний на имя уроженца Ливерпуля Рэймонда Эустейса, но с фотокарточкой Иванькова.
      Поводов для близкого знакомства с Иваньковым у сотрудников ФБР и раньше было достаточно, а информации наверняка хватало. Скорее всего и в планы американских спецслужб входило использование связей и авторитета русского мафиози, например, для "разгрузки" внутреннего наркорынка США за счет смещения интересов, колумбийских наркосиндикатов в сторону России. Именно этими вопросами, по мнению некоторых оперативников, занимался по поручению Япончика московский гангстер Сергей Борода. Не исключено, что загадочное убийство Бороды помешало реализации планов. Возможно, в устранении Иванькова оказался заинтересован кто-то из боссов местной "коза ностры" Не сбросить со счетов и отечественные спецслужбы, для которых по ряду причин Япончик мог стать неудобной фигурой, и они нашли способ скомпрометировать его перед федеральными властями США. Как бы то ни было, известнейший русский мафиози отправился за решетку.
      Было бы слишком просто завершить легенду о великом Славе Япончике банальным выводом, что-де воры в законе не нужны нынче как прошлогодний снег, как ум, честь и совесть безвозвратно ушедшей криминальной эпохи. Фигура вора Иванькова глубже и богаче - не сочтите за попытку ее вознести. Нельзя забывать, что этот незаурядный криминальный талант стал великим только с благословения кадровой кузницы советского лагеря, был востребован перестройкой и поставлен на международную доску. С его помощью некие структуры наладили прямой контакт, после чего, как водится, кинули посредника Тогда этот финал, хотя и не трагический для снятого с доски ферзя. Если, конечно, спецслужбы обеих стран, вынашивая проект совместного предприятия, не готовят Япончика в американской тюрьме к новому предложению, от которого ему будет трудно отказаться.
      О.КВАНТРИШВИЛИ, ВЕЛИКИЙ И УЖАСНЫЙ
      В табели о рангах столичного истэблишмента Отари Квантришвили занимал совершенно уникальное место. Он был постоянным участником всех значительных светских раутов, запросто общался, с людьми из окружения Бориса Ельцина, водил дружбу с мэром Москвы Юрием Лужковым и другими представителями власти, в частности с генералитетом МВД и спецслужб. Последнее обстоятельство не мешало Квантришвилм иметь огромное влияние в среде откровенных уголовников. И он охотно подтверждал это в многочисленных выступлениях на телевидении и в печати.
      Его искренне считали добрым меценатом, жертвующим деньги на сирот и обездоленных, энергичным и сильным лидером, объединившим для благих целей ветеранов спорта и афганцев, мудрым и справедливым товарищем. В глазах других Квантришвили выглядел циничным и расчетливым дельцом, классическим "крестным отцом" российского смутного времени, нужного и удобного всем представителям легального бизнесами политики с одной стороны и теневикам с криминальным капиталом с другой. Его личность мало кого оставляла равнодушным, вызывая диаметрально противоположные чувства уважительного поклонения или откровенного презрения. Не признавал полутонов и сам Квантришвили. К цели он шел напролом, никого не боясь и ни о чем не заботясь. Отсутствие гибкости, а порой демонстративная, вызывающая прямолинейность действий, вероятно, и стала причиной его гибели.
      Из оперативной сводки ГУВД Москвы: "5 апреля 1994 года в 18.00 в дежурную часть по телефону поступило сообщение от граждан о выстрелах у дома N 7 по Столярному переулку. Прибывшей на место происшествия группой немедленного реагирования установлено, что на автостоянке у Краснопресненских бань неизвестному причинены три огнестрельных ранения в голову, шею и грудь. Для оказания медицинской помощи потерпевший на частной машине был доставлен в больницу имени Боткина, где от полученных ранений скончался.
      В больнице была установлена личность потерпевшего. О.В. Квантришвили, 1948 года рождения, президент фонда социальной защищенности спортсменов имени Л.И. Яшина..."
      Около 18.00 администратор бань Зимин по просьбе Квантришвили положил в багажник "Жигулей" минеральную воду, мясо и другие продукты. В этот момент рядом с потерпевшим находились А. Залуский, В. Князев и В. Меланин. Никто не успел заметить, с какой стороны звучали выстрелы. Тем более двор окружен зданиями. Да и времени ни у кого не было. Раненого положили в джип и через двадцать минут доставили в отделение неотложной хирургии. Помощь медиков уже не понадобилась. Дежурный врач Н. Галкина констатировала смерть О. Квантришвили от двух слепых ранений в правую височную область головы и огнестрельного ранения левого грудно-ключевого сочленения.
      Как следует из протокола осмотра тела, потерпевший был одет в светлый шерстяной свитер, темные брюки и лежал на удлиненном кашемировом зеленом пальто. В его карманах обнаружено: удостоверение на имя президента фонда имени Л. Яшина, три тысячи долларов США, 1,5 миллиона рублей и паспорт на имя Л. Ардиябы, признанный впоследствии поддельным экспертами ГУВД Москвы.
      Убийство у Краснопресненских бань стало темой N 1 выпусков теленовостей и детально обсуждалось всеми без исключения газетами и журналами. В стороне не осталось ни одно издание, высказывались разнообразные версии, подробно описывалась жизнь Квантришвили. Вот как выглядит его портрет, если обобщить многочисленные публикации и выступления.