Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Владычица Рима

ModernLib.Net / Исторические приключения / Мизина Тамара / Владычица Рима - Чтение (стр. 9)
Автор: Мизина Тамара
Жанр: Исторические приключения

 

 


– Благородный Гай Лициний Октавиан, прошу выслушать нас, – опять заговорил Хрис. – Подумай сам, откуда у нас такие деньги? Земли здесь небогатые, то золото, что мы взяли с собой, – давно стало твоим. Им мы заплатили за пленников, продать которых, увы, не смогли. Варвары освободили их по праву силы. У нас сплошные убытки. Жить нечем. А ты взял всю царскую казну.

– Хрис, когда ты видел полную царскую казну? Она была пуста. Две-три монетки, и те запылились. Но даже и эти крохи придется вернуть.

– В таком случае выслушай нас, благородный Гай Лициний Октавиан. Тридцать тысяч воинов не стоят пятидесяти миллионов сестерций. За такие деньги можно без труда навербовать и вооружить новые легионы. Не лучше ли будет, если Гай Лициний Октавиан покинет город?

– Бежать? Мне?! Бросить воинов и бежать?! Да если бы я и имел безумие решиться на такое, через два дня я бы стоял перед старухой и ее Советом нагой и со связанными руками. И поделом. Нет, я заплачу варварам все, что они запросят, иначе они возьмут это сами. Вы хоть знаете, какие у них силы?

– Мы слышали только, что у Зефара более пяти тысяч воинов, а есть еще Урл и Авес.

– И Овазий.

– Это охрана госпожи. Их чуть больше тысячи.

– Около пятнадцати тысяч против одного легиона…

– Но этот легион укрыт за неприступными стенами города.

– Молчать! Я буду воевать, а вы погоните на рынок пленных римлян? Я бы и с одним легионом вышел против всей их армии, не будь старухи с дочерью. Тот, кто с девятью тысячами сброда бьет десять тысяч опытных воинов, с пятнадцатью раздавит шесть, как муху! Впрочем, к чему я говорю все это подлым грекам? Мне нужны деньги, и я их получу. Пишите заемные письма, записки, но пока денег не будет, вы отсюда никуда не выйдете. Рубелий! – громко позвал он и, когда телохранитель вышел из-за ковра, приказал: – Вызови охрану. Пусть этих скупцов запрут в подвале. Подстилкой им будет солома, хлеба – один круг на всех в день, пьют пусть воду, зато чернил, перьев и папирусов дай им вдосталь. И свечей дай. Пусть подумают. Вдруг жить захотят?

* * *

Весть о том, что Октавиан вымогает деньги у купцов, быстро достигла лагеря варваров. Отнеслись здесь к ней по-разному.

– Пусть потрясет их немного, – высказал свое мнение Урл.

– А честь страны? – возразила ему женщина. – Это наша земля и властвовать над ней должны наши законы, а не произвол Октавиана. Он должен быть благодарен уже за то, что мы ждем.

– Нужно ударить по римлянам! Что мы с ними тянем?! – Авес своего мнения о римлянах все так же не менял, что бы ни случилось, но, высказавшись столь решительно, он вдруг пожелал выказать уважение и к другим членам Совета и спросил: – А что думает осторожный Зефар?

– Пошлем письмо, а если он греков не отпустит – ударим. Повод подходящий.

– А если отпустит?

– Заставим греков поделиться. Чтобы и они нас уважали. Но может быть, госпожа опять не согласна со мной?

– Согласна, Зефар. Почему мне не согласиться с разумными речами?

– Бить их надо!

– Да, Авес, я тоже начинаю думать, что без боя не обойтись, но, прошу, потерпи еще немного. Совсем немного. Пусть Октавиан уверится в своей безнаказанности. Я думаю, что письмо не должно угрожать.

– Секретарь госпожи хорошо составляет такие послания…

Пропустив обычное начало, Октавиан внимательно прочел:

– «…Мы милостиво дали благородному Гаю Лицинию Октавиану время на раздумья, но Гай Лициний Октавиан употребляет нашу доброту во зло и, вопреки обычаям и законам нашим, захватил и держит под стражей трех купцов: Дардана, Меропа и Хриса, вымогая у них деньги и драгоценности. Избегая пролития крови, мы, однако, желаем…».

Октавиан бросил на стол недочитанное послание, громко позвал:

– Рубелий, Марц! – затем спросил у слуги: – Где посланцы?

– Ждут ответа, мой господин.

– Сколько их?

– Двое, мой господин.

В письме варваров нет ни одной угрозы и, даже требуя освободить купцов, дикари ссылаются только на обычаи и законы. Похоже, они боятся чего-то. Может, поняли, что перехватить всех гонцов не удалось и скоро Рим пришлет подкрепление? Или услышали нечто такое, что заставило их сбавить спесь? Но в любом случае они явно боятся и страх этот надо использовать.

– Рубелий, пусть одному гонцу вручат голову другого. Это мой ответ.

– Да, господин.

– Передай приказ: готовиться к осаде. Завтра варвары будут под стенами.

– Да, господин.

– Исполняй.

* * *

Солнце еще не поднялось над пологими вершинами гор и не разогнало скопившийся за ночь в долине осенний туман, а Рубелий уже разбудил своего начальника:

– Они в городе!

– Что?! – Октавиан вскочил так быстро, что едва не задохнулся.

– В темноте они взобрались на стены, порезали дозорных и открыли ворота.

– Как они успели?!

– Не знаю, господин.

– Боги, будьте свидетелями! Это невозможно! Они не могли появиться у стен до рассвета! Они не могли успеть! Но почему так тихо? Почему не было шума ночью? Где они сейчас?

– Взять вторую стену им не удалось. Горожане заметили чужих воинов и всполошились. Если бы не это… Можно предположить, что на настоящий штурм у них просто нет сил. Пока. Наверное, это была просто разведка боем…

– Ты слишком много говоришь! – перебил подчиненного Октавиан. – Сколько воинов у нас здесь, во дворце?

– Около тысячи. Остальные несли охрану на внешней стене и были в казармах. Скоро они проснутся. Если проснутся… Они должны проснуться!

Часть пятая

Слава первым!

За неожиданно быстрым появлением варваров не крылось ничего сверхъестественного. Колдунья, отправляя гонцов, велела Авесу и его отряду сопровождать их до тех пор, пока это можно будет делать незаметно для римлян, дождаться ответа и далее поступать в зависимости от того, каков будет этот ответ. Если римляне выпустят купцов – уйти так же незаметно, если откажутся – слать гонцов к Урлу и нападать.

«Ответ» Октавиана был ясен как весенний рассвет, и Авес не стал долго раздумывать. Он отослал гонцов, дождался темноты и без лишнего шума, попросту взял и открыл восточные ворота, к которым уже примеривался накануне. Его воины по приставным лестницам в полной темноте поднялись на стену, сняли часовых и, спустившись со стены с внутренней стороны, неожиданным броском смяли стражу у ворот и открыли их, впустив остальную часть отряда.

На штурм дворца Авес людей не повел, а занялся казармами и теми римлянами, что стояли на внешней стене. Воинов у него было все-таки немного, и юный военачальник разумно рассудил, что будет лучше, если он, воспользовавшись неожиданностью, постарается сравнять силы и закрепит за собой уже захваченное…

Пришедший в себя после ошеломляющей вести Октавиан приказал остававшимся во внутренней, дворцовой крепости легионерам открыть ворота и пробиваться на помощь товарищам, отбивающимся от варваров в казармах.

Авес метался по узким улочкам, забыв все на свете. Бой захватил его, мир сжался в перекрестье коротких римских мечей.

Сбоку!

Отбил!

Прямо, сбоку!

Вниз!

Следующий!

И опять скрестятся железные мечи с острыми стальными полосками по краю.

Сейчас он – как все. Железные пластинчатые латы, простой плоский шлем, широкий прямоугольный щит. Золото и серебро хороши лишь для любителей парадов. Ему эти побрякушки ни к чему. Его и в простых доспехах узнают все, как и он сам знает и узнает всех своих товарищей.

А римляне? Э-э-э, да им не нравится такая драка? Уличный бой не по ним? Это не сомкнутым строем давить слабовооруженного противника!

Кстати, римский строй – штука нехитрая. Сдвинь четыре щита, и вся улица перегорожена. Теперь дави и гони противника, пока он сам не опомнился и не сомкнул строй.

Разбивай!

Мешай!

Вперед!

И только вперед!

Дробный топот отдается от склонов гор, разносится со звонким эхом далеко вокруг – отряды Урла торопятся к месту боя. Как черное пятно перед воспалившимися глазами – окровавленная голова в свете факела, в ушах бьется гневный голос полководца: «Вот голова нашего товарища! Римляне нарушили перемирие! Римляне нарушили клятву! Смерть римлянам!!!»

«Смерть им! – гремит кровь в ушах. – Смерть!»

Дробятся в пыль камни под ногами, тысячи лиц пылают и взмокли от пота, дыхание смешивается с осенним туманом.

Вперед!

Все ворота в городе настежь!

Это Авес!

Слава Авесу!

Вперед!

Уже не камни трещат под ногами, – это брошенные щиты и копья. Римляне, сбившиеся в небольшие плотные отряды и уже начавшие теснить и выдавливать варваров из городских улочек, сметены человеческим потоком. Чьи там кости хрустят под ногами?

Вперед!

За ними!

В крепость!

На плечах римлян!

Победа!

Обрубив канаты, римляне обрушили вниз двойную решетку ворот, отсекая передовой отряд варваров. Ворота закрыть они уже не могли. Около двадцати варваров оказались запертыми между двойными решетками, а еще четверо и того хуже —внутри. Римляне, только что спасавшиеся бегством, теперь, словно устыдившись своей трусости, повернули копья.

У четверки были только щиты да короткие римские мечи, удобные в узких городских улочках. Они сперва попятились к стене, но потом сдвинули прямоугольники щитов и с бесстрашием обреченных бросились вперед, на копья. Наконечники гулко ударили о железо. Римляне, еще не забывшие силу варваров, шарахнулись назад.

Четверо тут же отступили под защиту стены, напружинились, готовые к повторному броску.

Ощетинившись копьями, римляне медленно двинулись на них.

«Взять живыми!» – окрик центуриона подстегнул легионеров. Два десятка копий уперлись в четыре щита. Гортанный окрик варвара, одновременный взмах четырех щитов, и копья отброшены, отбиты, царапают землю и камень стен. Одно из них, соскользнув со щита, вонзилось в бок крайнему варвару, другое – оцарапало колено его товарищу, но враги уже сошлись лицом к лицу.

Раненный в колено варвар с размаху всадил меч в тело ближайшего римлянина, но выдернуть его не успел. Его ударили одновременно с двух сторон: сбоку и по голове, сбив шлем. Одновременно с этим два других меча вспороли воловью кожу между железными пластинами римских доспехов. То были смертельные удары: снизу вверх и сбоку.

«Взять живыми!» – подчиняясь окрику, римляне опять отступили.

Теперь у стены стояли двое. Подняв копья и выставив щиты, римляне двинулись на них, придавили-таки к стене. Варвары упирались, хрипели, дергались, потом замолчали и, когда легионеры отстранили щиты, мягко съехали наземь. Пальцы их мертвой хваткой сжимали оружие.

– Надо быть сумасшедшими, чтобы драться с такими, – пробормотал кто-то из римлян.

– Молчать! – заорал центурион. – Что встали? Ждете, когда они очнутся?

Выдирая оружие, кто-то выругался: «Легче пальцы обрезать!»

Пленники зашевелились, застонали. Римляне поспешно стащили с них шлемы, поставили на ноги. Оба пленника были молоды и чем-то похожи друг на друга. Возможно, сходство им придавала одинаковая одежда, сходное выражение лиц с острыми скулами и жесткий блеск черных глаз.

– Шагайте, – подтолкнул их один из легионеров и, обращаясь к центуриону, спросил: – Куда их?

Центурион задумался. После такого боя трудно было сразу определить, кому из военачальников следует передать пленных.

– Веди к самому Октавиану.

– Уж кто-кто, а он-то жив-здоров.

– Молчать!

– Вперед! – опять толкнул пленников легионер, не без резона полагаясь более на тычки, нежели на слова. – Быстрее! Быстрее!

Но как только центурион перестал следить за ним, легионер замедлил шаг. Чем скорее он отведет пленных, тем скорее вернется, чем скорее вернется, тем скорее центурион загонит его на стену. А на стену воин не хотел. У варваров хорошие луки и не худшие лучники. Возле часовых он остановился.

Один из стражей спросил, подозрительно поглядывая на пленников:

– Варвары?

Воин усмехнулся:

– Да. Посмотри на них, посмотри. Скоро они на нас так же смотреть будут.

– А что в городе? Говорят, к ним подошла подмога… – он не договорил. Рядом блеснул золотом доспех какого-то начальника.

Прикрикнул:

– Проходи!

За дверью легионер столкнулся с каким-то слугой, спросил его, презрительно кривя губы:

– Где я могу увидеть благородного Октавиана?

Слуга опасливо покосился на пленников:

– Варвары?

– Да.

– Ступай за мной, благородный воин, я покажу дорогу.

Заведя всех троих в приемную, раб тихонечко постучался, нет, даже не постучался, а поскребся в дверь.

– Кто там? – прозвучал вопрос.

– Мой господин, – раб приоткрыл дверь. – Привели пленных и спрашивают, что с ними делать.

– Пленные? – за дверью послышались гулко отдающиеся шаги. Распахнув дверь, Октавиан остановился на пороге, рассматривая пришельцев. – Кто ты? – спросил у легионера.

– Тит Прокул. Шестая центурия второй когорты.

– Хорошо, ступай. Рубелий!

Бормоча про себя ругательства, Тит ушел, а Октавиан приказал Рубелию:

– Ко мне их, – после чего велел Марцу: – Разыщи кого-нибудь, кто умеет говорить на языке варваров, и узнай, наконец, куда запропастился Эвфорион. Что за проклятый день сегодня! Никого нет на месте!

Оставшись наедине с пленниками (Рубелий, как обычно, скрылся за ковром), Октавиан некоторое время внимательно разглядывал их простые одежды, доспехи, надетые поверх, стянутые жесткой маской бесстрастные лица, спросил:

– Сколько воинов штурмуют стены и чьи они?

Пленники молчали. Ничто в их поведении не указывало – поняли они вопрос или нет.

– Чьи отряды штурмуют стены?

В ответ – то же тяжелое молчание. В комнату заглянул Марц:

– Господин, я нашел Гальбу.

Услышав это имя, один из пленников чуть повернул голову, но Октавиан не заметил этого, приказал: – Зови.

На Валерии были хорошие доспехи из кованой бронзы – металла более твердого, нежели простое железо. Бронзовый, золоченый шлем с белыми перышками прикрывал его голову. А густая пыль на доспехах, на закинутом на спину щите, на шлеме, взмокшие пряди волос, выбившиеся налицо, плащ, из-за пыли кажущийся почти коричневым, указывали, что хозяин их время проводит не в тени дворца. Юноша вскинул руку:

– Приветствую… – от удивления глаза его округлились. Справившись с собой, он докончил, – благородного Гая Лициния Октавиана.

– Приветствую, – отозвался полководец. – Ты знаешь их?

– Да, – Валерий наконец-то оторвался от холодных, презрительных глаз пленника. – Это Авес.

Теперь пришла очередь удивляться Октавиану:

– Авес? Вождь и член Совета?

– Да.

– Ты не ошибся?

– Я слишком часто видел его лицом к лицу.

– Значит, Авес! Это твои воины захватили городскую стену?!

Юноша молчал, равнодушно глядя в пространство.

– Ты не желаешь отвечать?!

– Он не понимает.

Октавиан посмотрел на Валерия. Лицо того осунулось, обострилось.

– Пусть так. А кто второй?

Валерий встал напротив второго пленника, пытливо вглядываясь ему в лицо:

– Его я не знаю. Наверно, простой воин.

Октавиан кивнул, велел:

– Спроси у Авеса: чьи отряды осаждают стены?

Валерий перевел вопрос. Подумав, пленник ответил:

– Урл, Зефар.

– А Овазий?

– Овазий? – пленник узнал имя, ответил, тщательно обдумывая свои слова.

Валерий перевел:

– Он говорит, что Овазий сторожит легионы в ущелье.

– Вся армия здесь. Но почему на нем простые доспехи?

Валерий перевел вопрос, потом ответ:

– В простых доспехах безопаснее.

Щеки юноши пылали, и Октавиан начал подозревать, что перевод не слишком точен, но так как пока вопросы были неважные, решил не спешить с разоблачением, спросил:

– Они будут брать стены сегодня?

– Они уже лезут на них, – ответил за пленника Гальба. – Я только что оттуда. Большие ворота держатся только благодаря решетке, но тарана она не выдержит. Там сейчас заваливают ворота землей, но успеют ли?

– Тогда спроси его, как он попал в плен.

Ответ Авеса прозвучал коротко:

– Был первым.

– Хорошо сказано, – одобрил Октавиан. – Переведи ему, что смерть его будет быстрой.

Ответ пленника оказался неожиданно длинным, а перевод – несоответственно коротким:

– Он не обещает нам того же.

Октавиан подозрительно посмотрел на переводчика:

– Это все?

– Он ругается.

– Как именно? Я слышу слово «раб», – он произнес его на латыни, и еще он дважды упомянул меня, причем полным именем.

– Он говорит обо мне, – Валерий отвел глаза.

– Переводи!

– Он говорит, что Гаю Лицинию Октавиану стоит получше присматривать за беглым рабом юной Лиины, то есть за мной. Иначе юная госпожа может перенести на Гая Лициния Октавиана кару, предназначенную мне, Валерию Гальбе.

– Какую кару?

– Он не ясно сказал, какую именно…

– Какую кару?

Щека Валерия задергалась. Он усилием воли удержал ее и ответил:

– Девчонка собиралась посадить меня на кол за то, что я не слишком лестно отозвался о ее роде. Только ничего у нее не выйдет. Больше я в плен не сдамся. Кол меня не дождется! Не дождется! – зашелся в крике Валерий.

– Что ты, Гальба, – лицо Октавиана выражало недоумение. – Как можно принимать всерьез бахвальство варвара-неудачника? Ты ступай, ступай… – проводив юношу до двери и закрыв ее поплотнее, Октавиан позвал: – Рубелий! – а когда телохранитель встал перед ним, спросил: – Кроме Гальбы язык варваров знает еще кто-нибудь? – и, не дожидаясь ответа, приказал: – Забери пленных. За них отвечаешь головой, а когда найдешь переводчика, его и их ко мне. И не забывай: я велел с Гальбы глаз не спускать. И разрази вас гром! Куда делся Эвфорион?!

Проломив одну решетку, варвары освободили своих, но ворваться за стену им не удалось. Земляная насыпь, сделанная римлянами, принимала удары. Таран уродовал решетку, глубоко вонзаясь в рыхлую землю, но ни вышибить железный заслон, ни разворошить свежую насыпь не мог.

Наступившая темнота заставила варваров прекратить штурм.

Разыскивая Авеса, Урл заглянул чуть ни во все лица. Юноши не было ни среди живых, ни среди мертвых. Урл ломал голову над тем, куда мог пропасть его друг. Поиски эти не мешали ему заниматься другими, не менее важными делами. Он распределил воинов по домам горожан на ночлег, назначил время и место утреннего сбора, подсчитал потери в своем отряде, отряде Авеса, прикинул, сколько римлян скрылось за внутренней стеной. Подсчет получился невеселый, но тем не менее обнадеживающий.

Потери Авеса были велики. Он потерял более тысячи человек, в основном в уличных боях. У самого Урла потери составили меньше полутысячи, а вот у римлян осталось менее двух тысяч воинов. За этими заботами прошла ночь.

Лег Урл под утро, но даже задремать не успел, помощник разбудил его:

– Урл, тут тебя какой-то римлянин ищет.

Усевшись на деревянном ложе, Урл распорядился:

– Зови!

Римлянин, не по римскому обычаю, склонился в низком поклоне:

– Гай Лициний Октавиан поручил мне говорить со знатными воинами: Урлом, сыном Диомеда и Зефаром, сыном Миена.

– Я Урл. Зефар сейчас со своими воинами. Говори, кто ты и что тебе от нас надо.

– Я человек ничтожный. Мое имя Эвфорион. Я отпущенник благородного Октавиана, – говорил пришелец на местном наречии, но не слишком чисто. – Благородный Гай Лициний Октавиан покорно просит знатных воинов…

– Короче, – перебил его Урл. Он безумно устал, и изысканные обороты пришельца выводили его из себя.

– Покорно просит не повторять штурма, так как он безоговорочно принимает все ваши условия, клянется чтить все законы и обычаи Земли Камней и, кроме того, клянется вернуть невредимыми взятых вчера в плен Авеса, сына…

Урл вскочил:

– Авеса? Опять лез впереди всех?!

– Да, знатный воин, он был первым.

Урл обернулся на голос, не веря своим ушам:

– Госпожа?

Эвфорион, мгновенно понявший, что к чему, бросился к ногам женщины:

– О, великая вещунья, сестра Богов…

– Передай Октавиану, – перебила его женщина, – пусть открывает ворота. В случае полной покорности я не буду карать ни его, ни его воинов.

– Госпожа, – выдохнул Урл, – вероломство римлян потрясло всех! Я не смогу остановить воинов!

– Людей остановлю я. Как ни велико вероломство, но штурм унесет немало жизней наших людей. Ради себя, ради своих собратьев воины, я думаю, уступят разуму и откажутся от мести. Впрочем, если Октавиан опять задумал какую-нибудь подлость… – она повернулась к Эвфориону. – Передай своему хозяину, что даже за ничтожную царапину на теле Авеса и воина, взятого вместе с ним, отвечать будет он. Отвечать перед своим войском и перед своим Римом. Ступай.

Утром насыпь от ворот была убрана. Победители вошли в сдавшуюся крепость. Разоружив легионеров, они согнали их в плотную толпу, окружили столь же плотным кольцом и только после этого несколько трубачей с силой задули в длинные, медные трубы, извещая этим нестройным, жутким, режущим слух воем, что великая вещунья приближается к дворцу. Носилки старшей Лиины несли восемь вооруженных воинов и еще шестнадцать окружали их.

Молодой воин, выделявшийся среди товарищей белыми перышками на шлеме (на шлемах других воинов перьев не было вообще) и снежно-белым плащом с дорогой застежкой, шел впереди, словно проверяя: все ли сделано так, как надо? Присутствующие тут знатные римляне сразу узнали в нем начальника охраны великой вещуньи, члена Совета, Овазия, сына Деифоба.

Вот он поднял руку. Трижды взревели вразнобой медные жерла, и воины бережно поставили носилки на землю. Двое воинов раздернули полог, Овазий, склонив голову, подал женщине руку, помогая встать и выйти из носилок.

Когда нога женщины ступила на мостовую, трубы взревели в третий раз.

Римляне подались вперед, и только обнаженное оружие стражей удержало их на месте. Всем хотелось взглянуть на таинственную старуху – предводительницу восставших.

Октавиан успел рассмотреть немного: сухой овал лица, красиво очерченные губы, прямой нос, глаза необыкновенной синевы, окруженные, как озеро лесом, густыми, длинными ресницами. Толчок в спину заставил его поспешно опуститься на колени, склонить голову до земли. Спасибо варварам – хоть руки свободными оставили. Чуть позади него, в той же позе, выражающей полную покорность, стояли его приближенные: квесторы, префекты, войсковые трибуны, старшие центурионы. Не так уж много знатных римлян осталось в городе.

Освобожденные купцы хотели выразить свою благодарность великой вещунье, но не успели. Женщина махнула рукой, велела: «Ступайте», – и их оттеснили. Хрис попытался было пробиться к ней, но наткнулся на широкую грудь воина охраны, на его прозрачный взгляд и отступил.

Авеса и его товарища по плену встречали иначе. Крик: «Слава первым!» – долго перекатывался по дворцовой площади. Приблизившись к женщине, юноши хотели преклонить колени, но та своей рукой удержала их. Сказать она, правда, ничего не сказала (за ревом воинов ее не услышал бы никто), но взгляд и улыбка на ее лице лучше всяких слов объяснили освобожденным, насколько она рада видеть их живыми и здоровыми.

Когда радостные крики начали стихать, вперед выступил Урл. Взмах руки – и из дверей дворца потек людской поток. То были пленники, которых Гай Лициний Октавиан оставил для своего триумфа в Риме: царь с семьей и родственниками, приближенные царя, военачальники, слуги, царедворцы, простые воины, поселяне, ремесленники.

Мужчины, женщины, дети проходили мимо зажатых в железное кольцо легионеров, мимо женщины и ее приближенных, мимо римских военачальников, склонивших свои головы не только перед победителями, но и перед ними, жалкими пленниками, почти что рабами.

Воины восставших встретили их торжествующими криками, славя великую вещунью, сестру Богов за ее мудрость, своих военачальников за ум и храбрость, друг друга за бесстрашие и дерзость.

Не молчали и освобожденные. Они кричали, славя освободителей, напирали на воинов охраны, желая видеть всех: и госпожу, и Овазия, посмевшего привезти римлянам дерзкое письмо, и бесстрашного Авеса, взявшего каменные стены города и бившегося впереди своих воинов, и Урла, которого сама госпожа называет «мудрым», и легионеров, и Октавиана, стоявшего на коленях… Их благодарность была безмерной.

Откуда и какими путями все эти вести просочились через стены тюрьмы, не сказала бы, наверно, и сама великая вещунья. Воинам приходилось нелегко, и когда город наконец-то принял всех освобожденных, они вздохнули с облегчением.

У дворца остались только знатные люди и царь со своей семьей. Царя приветствовали громко и долго. Даже госпожа склонила перед ним свою гордую голову и коснулась коленом земли. По обычаю перед царем полагалось падать ниц, но об этом и заикнуться никто не посмел. На коленях стояли только римляне.

Когда царь поднял руку, требуя тишины, все замолчали.

Речь царя была не длинной, но очень путанной и потому малопонятной. Он благодарил Богов за победу, за возвращение ему власти, за поражение римлян, обещал какие-то бесчисленные, невероятные и столь же неопределенные блага бесстрашным воинам и их вождям, а под конец воскликнул:

– …Да пусть будут повержены все враги нашего царства, как повергаю я ныне в прах сего гордого римлянина! – и наступил на склоненную шею Октавиана, но тут же поспешно убрал ногу, увидев, что женщина, презрительно отвернувшись от него, громко и внятно обращается к Урлу и Авесу:

– Не велика храбрость топтать поверженного.

– Он наш повелитель, – поспешно возразил ей Урл, на что женщина столь же холодно ответила:

– Разве с этим кто-то спорит?

Церемония была смята.

Справившись с растерянностью, царь поспешил заговорить о предстоящем пире. Эту речь воины слушали с большим интересом, и когда повелитель объявил, что желает угостить всех победителей, воины искренне прокричали: «Слава!!!».

Ободрившись, царь обратился к женщине со словами:

– Мы будем счастливы, если сестра Великих Богов почтит присутствием своим наше роскошное пиршество, – а когда женщина склонила голову в знак согласия, продолжил: – Мы слышали, что юная дочь мудрейшей совершенна и лицом и разумом. Не позволит ли великая вещунья присутствовать и ей на нашем пиру?

Женщина опять склонила голову:

– По обычаю нашего народа, дети не должны мешаться в дела взрослых, но я свято чту повелителя земли и народа, давшего мне приют, и не смею отказать великому правителю в исполнении этого желания. Сегодня вечером дочь моя будет на пиру великого царя Эвхинора, сына Хрошия.

Обрадованный ответом, Эвхинор обратился к воинам, находившимся рядом с женщиной:

– Храбрейшие среди храбрых. Бесстрашнейшие среди бесстрашных, мы, царь и владыка Земли Камней, милостиво просим вас почтить присутствием своим пир в вашу честь.

– Кто смеет отказать великому царю Эвхинору?! – ответил за всех Урл.

– Великий царь, – обратился к Эвхинору Авес, поблескивая глазами, – показывая мудрость и щедрость свои, покажи и великодушие свое. Дозволь пленникам нашим, – он указал на коленопреклоненных римлян, – также быть гостями на пиру твоем.

Октавиан поднял голову, перехватил насмешливый взгляд своего недавнего пленника, обреченно вздохнул. Этот обмен взглядами заметили многие, но Эвхинор, довольный тем, что воин дает ему возможность загладить неловкий случай, милостиво кивнул и торжественно ответил:

– Дозволяю!

Покончив с церемонией, женщина велела первым делом вывести из города легионеров. Даже разоруженные, они внушали ей опасение.

– В Мертвом ущелье места хватит всем, – решила она.

– Госпожа, – не согласился с ней Урл. – Стоит ли так гнать их? Здесь поблизости есть подходящая долина и две сотни моих воинов без труда уследят за двумя тысячами безоружных римлян.

Женщина не стала возражать, а когда купцы, наконец, пробились к ней и попробовали заговорить о цене на рабов, она, с хитрецой взглянув на Урла, словно намекая на нечто, известное только им двоим, ответила:

– После переговорим.

Главный спор разгорелся вокруг захваченных сокровищ. Похищенное римлянами из царской казны было единодушно решено вернуть, но при этом Урл и Авес потребовали, а госпожа их требование поддержала, выплатить награду воинам, бравшим город. Когда же казначей заикнулся о том, что казна не богата, и надо бы пополнить ее, собрав налоги, женщина перебила его, заявив, что собирать налоги в такой год – дело неблагодарное, и она не даст для подобной нелепости ни одного воина.

– С чего людям платить налог? – спросила она. – Римляне потоптали нивы, порубили виноградники, угнали стада. Жатва только-только кончилась, а многие не знают, как пережить зиму и чем засеять поля весной. Побойся Богов. Наоборот, помочь надо!

– Но военная добыча…

– Она незначительна. За счет ее поселяне еле-еле залатают бреши в хозяйстве. Я за разорение ни в чем не повинных людей не возьмусь и другим взяться не позволю.

– Но казна пуста…

– Говорите это кому-нибудь другому. В ней достаточно золота, чтобы безбедно дожить до следующей осени. Кроме того, можно закупить хлеб в соседних землях и весной с выгодой продать его.

– Но ты не понимаешь, женщина, двор – это блеск, необходимый царственной власти, пиршества, свита, слуги, парады… Все это требует…


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12