Виталик показался почти родным. Они засели там же в Академии в кафе под названием "Хохлома" и хорошо попили пива. Виталик работал хирургом в медицинской академии, был кандидатом наук, занимался косметической хирургией и очень неплохо зарабатывал. Академия последние годы по "скорой" вообще не дежурила, главным образом, наверное, из чувства брезгливости: там очень не любили подобранных с улицы бомжей и буйной пьяни, для которых в приемных отделениях обычных городских больниц обычно строят специальную клетку. Такой пьяный или наркоман запросто может носиться по отделению с матом, брызгая во все стороны кровью и размахивая сломанной конечностью как кистенем. В своей больнице Борисков такие безобразные сцены наблюдал неоднократно. Кстати, на алкоголиков и наркоманов, обычно плохо действовал наркоз.
      Так сложилось, что месяцем позже Борисков снова на два дня оказался в Москве уже на другой конференции. Эта другая конференция проходила уже в Доме ученых на Пречистенке – совсем недалеко от храма Христа-спасителя. Гостиница "Белград", где Борискова поселили в Москве, была довольно паршивая, хотя и очень дорогая, но зато располагалась удобно – в конце Арбата, сразу напротив МИДа, и на заседания конгресса оттуда можно было ходить пешком через переулки.
      По ходу дела он тогда еще успел сходить в находящийся рядом музей изобразительных искусств имени Пушкина, где не был, наверное, лет десять. Там было довольно много картин, изображавших старую Москву.
      К его изумлению оказалось, что стены Кремля в 1806 году были белые, вроде как оштукатуренные, а перед собором Василия Блаженного были понастроены какие-то торговые лавки.
      На другой запомнившейся из того посещения музея картине была представлена история из древности, которая Борискова очень заинтриговала. Там был изображен царь какого-то древнего племени, который помогал Риму в войне против Карфагена. И они победили в решающей битве, и там еще была жена побежденного царя, которую царь-победитель, не желая обращать ее в рабство, взял себе в жены.
      Однако римскому военачальнику это почему-то очень не понравилось, и он стал ее то ли отнимать, чтобы все-таки продать в рабство, или, что более вероятно, просто хотел забрать ее себе в наложницы. И тогда царь племени дал ей выпить чашу с ядом и тем спас ее от унижения. Все это было нарисовано на одной картине типа комикса.
      История эта чем-то тронула Борискова.
      Выйдя из музея, он позвонил одним московским знакомым – семейной паре. Вечером они встретились и втроем хорошо посидели в ресторане
      "На мельнице", где прямо в зале тек ручей и стояли клетки с живыми курами. Эти знакомые Борискова были богатые, собирались купить дом под Москвой и рассматривали разные варианты. Ездила главным образом неработающая жена Рита, чтобы сначала подобрать то, что ей понравится, а потом уже показать мужу и тогда принять окончательное решение. Моталась вместе с теткой-риэлтером на такси, смотрели.
      Очень понравился Рите один дом за четыре миллиона долларов, но не устраивала маленькая площадь (всего 400 квадратных метров). Другой дом тоже очень понравился и по площади подходил (правда стоил уже почти пять миллионов "зеленых"), жалко только территория вокруг дома была почти голая, начисто лишенная растительности. Уставшая и уже несколько раздраженная тетка-риэлтер на это резонно сказала Рите: "В чем проблема? Заплатите озеленительной фирме триста тысяч долларов и вам тут хоть корабельные сосны посадят, да еще и возьмут на абонентское обслуживание!" От резких слов тетку-риэлтера удерживала только сладкая мысль об очень-преочень больших комиссионных, потому что покупка, скорее всего, если не сегодня-завтра, то послезавтра уж точно состоится. К полуночи пьяненького Борискова доставили в гостиницу, где он тут же блаженно заснул.
      Та поездка в Москву вообще складывалась очень удачно. На следующий день прямо на конференции в том же Доме Ученых Борисков встретил другого своего знакомого. Этот знакомый работал в фирме, продающей в
      России итальянские лекарства. Тут же пообедали уже в итальянском ресторане. Опять фирма угощала. Борисков ел молочный суп с морепродуктами и нахваливал. В этой фармацевтической компании начальником работал самый настоящий итальянец из Рима. Он считал, что, хотя в Москве жизнь и дороже, чем в Риме, однако ему здесь очень нравилось. Конечно, прежде всего, у него тут была красивая русская жена, ребенок и к тому же никто из его многочисленных итальянских родственников здесь не лез в его личную жизнь и не доставал по всяким другим поводам.
      Назад Борисков ехал ночным поездом. С соседями ему тоже повезло: пьяных и маленьких детей в купе не было. Еще в том же купе ехал отпуск в Петербург к подруге только недавно окончивший военное училище молодой офицер. Служить его направили под Москву – в
      Пушкино. Этот подмосковный городок ему очень не нравился. У него там однажды бандиты сняли золотую цепочку, а печатку с пальца снять не смогли, и с тех пор он ее сам стал оставлять дома, чтобы следующий раз не отрезали вместе с пальцем.
      Он рассказывал о своей службе:
      – У нас в части никакой дедовщины нет, потому что сейчас каждый молодой, если его чуть задели, тут же пишет бумагу с жалобой!
      Ехал он к своей девчонке, поскольку по месту службы еще ни с кем не познакомился. В Пушкино девушка при знакомстве всегда спрашивала: есть ли у парня машина и какая у него зарплата, а если не было машины, то говорила, что вот когда заработаешь, тогда и приходи.
      Короче, не нравился ему этот городок.
      С вокзала Борисков на часик заскочил домой, помылся и сразу же поехал на работу. И тут же окунулся с головой в эти самые проблемы.
      Все его больные еще лежали. И опять понеслось каждый день одно и то же: поступление и выписка. Нет, точно, надо ехать на конгресс.
      С этой мыслью Борисков вышел из ординаторской и чуть не был сбит с ног. Куда-то промчалась мимо него по коридору анестезиолог Любовь
      Павловна Андросова, даже воздухом обдала, вышибла из рук Борискова папку. Хороший была анестезиолог. Кстати, сын ее тоже собирался стать врачом, учился на первом курсе медицинского университета. В прошлые выходные пошел в гости к девушке, а потом его нашли ночью лежащим без сознания там же в подъезде. Приехавшая по вызову прохожих "Скорая" констатировала классический "передоз" и отвезла мальчишку в наркологию, где действительно в его моче обнаружили следы героина. Парень, как только очнулся, стал просить, чтобы позвонили матери. Позвонили. Мать сразу же приехала и хотела тут же сына забрать домой, но ей объяснили, что по действующим правилам раньше десяти утра его никак не выпишут. Ровно в десять оба родителя уже его ждали у дверей. Самое поразительное, что никаких следов инъекции нигде обнаружено не было, и парень божился, что ничего себе не колол, и вообще никогда героин в глаза-то не видел. Значит, каким-то другим образом, то ли с напитками, то ли как-то по-другому, ему "герыча" накачали. Любу до сих пор трясло:
      – Теперь после института я или папа тебя сразу будем забирать домой! – сказала она тогда сыну.
      Тащивший какой-то прибор медтехник Лурье, который тоже был в курсе этих страшных дел и у которого тоже были дети-подростки, посмотрев
      Андросовой вслед, запричитал Борискову:
      – Всех этих наркотов надо просто уничтожать, давить как крыс! Они заражают все вокруг себя! Всегда, конечно, жалко человеческую жизнь, но ведь это как опухоль – ее надо безжалостно удалять в пределах здоровых тканей!
      Впрочем, дети у него, обе девочки, были очень благополучные.
      Ходили в школу, слушались родителей. Конечно, всегда был риск, что они выйдут замуж за какого-нибудь идиота, который испортит им жизнь.
      Что ж, женитьба и замужество всегда есть дело рискованное. Это ведь как лотерея. Тут уж кому как повезет. Одна хорошая симпатичная медсестра с хирургии, Оля Варапаева, пару лет назад, можно сказать от отчаянья, вышла замуж за разведенного мужика, да еще имевшего двух детей от первого брака, и как теперь оказалось, довольно удачно. И ко всему тому поддерживает, что уж крайне редко бывает, хорошие отношения с его прежней женой, у которой тоже теперь новая семья. Все они дружат этими семьями, вместе пьют чай, воспитывают детей, обсуждают все новости. Смеются общим шуткам. Настоящая идиллия. И муж ей очень нравится. А ведь поначалу там все было без страсти – ей тогда просто надо было срочно выйти замуж, и главное, чтобы с жильем. У Ольги так сложились обстоятельства – просто жить было негде. Брат ее как раз тогда освободился, вышел из тюрьмы, начал пить, приглашать друзей, а родительская квартира формально считалась его собственностью. Ольга же была прописана у тетки в однокомнатной, и там тоже невозможно было жить вместе с теткой, поскольку та тяжело болела и была не вполне в уме. Поэтому Ольге неотложно нужен был мужчина с жильем. Другие варианты ею не рассматривались. И она такого мужчину нашла и вскоре поселилась у него. И до сих пор считала, что ей очень повезло. А теперь она уже и сама была беременная. Надо сказать, что это была реально красивая женщина, и Борискову странно было слышать, что у нее вообще существовали какие-либо проблемы с личной жизнью. Борисков однажды на дежурстве просто к слову спросил ее, как складывается ее семейная жизнь. Она ответила: "Вы знаете, у меня оказался нормальный муж! Я его не люблю, и он меня не любит! Но мы как близкие родственники".
      Борисков тогда подумал, что из этого, из привычки, потом вполне может возникнуть что-то вроде любви. А почему и нет? Ведь у любви разные лики и проявления. У мужчин и женщин любовь тоже разная.
      Например, у некоторых женщин вопли-сопли с цветами вызывают только раздражение. В юности при первой любви такая захватывающая новизна чувств, конечно, потрясает и кажется, что такого просто не может быть у кого-то еще, и только ты один в мире способен так чувствовать. Любовь имеет разные лица, у нее и определения-то четкого нет. Никто не может сказать про другого: "Это у них не любовь, а только животный секс, а вот у меня любовь". Лики любви настолько своеобразны и многосторонни, что никогда не поймешь, что в ней истинно, а что не ложно – всегда кажется, что только твоя любовь
      – самая настоящая, а у твоего соперника – не настоящая, поскольку он просто не способен так чувствовать, как ты. А ведь это может быть вовсе и не так.
      Рассказывали, у одной молодой женщины был муж-пьяница, да к тому же отъявленный бездельник и гуляка, и ругала она его за это часто, а все равно – любила. Да ведь и привыкла к нему за пять лет совместной жизни. Привычка – это тоже вариант любви. Она предохранялась, детей у них не было, ничего ее там не держало, и в какой-то момент она от него ушла и переехала жить к другому – состоятельному и положительному мужчине. Некоторое время жила уже с ним: и дом там был хороший, и шуба, и большая кухня со всеми необходимыми прибамбасами, и (это уже потом пытались разобраться) сексуальных проблем вроде бы и не было никаких (дело-то, по сути, нехитрое), вот только что детей еще не успели завести, а лишь планировали, а она думала, думала, все беспокоилась о своем пьянице и однажды взяла и вернулась к нему. Недоумевающей своей подруге сказала: "Даже не спрашивай, я и сама не знаю, почему!" – и конечно слезы, рыдания. А что тут поделаешь – любовь! Необъяснимое чувство. Борисков не знал, чем там дело кончилось окончательно, но ситуация была вовсе не такая редкая, ему известны были и другие схожие случаи.
      Одна хорошая женщина с Виктошиной работы уже давно жила в незарегистрированном "гражданском" браке и в целом к этому привыкла.
      Ее почти все устраивало, разве что хотелось денег поболее, ну и, конечно же, зарегистрироваться. И вот однажды к ней пришел прежний ее мужчина, старая любовь, к тому же состоятельный, и предложил ей выйти за него замуж. Она долго колебалась: и так жила вроде как неплохо. Шаг был очень серьезный, и мог привести в никуда. Раньше она его вроде даже любила, хотя теперь забыла напрочь, как это было
      – его любить. Даже вспомнить не могла, как это с ним было спать вместе. Для нее теперь все прошлые мужчины были одинаковые – как бы на одно лицо. А тут то ли настроение такое вышло, но все-таки решила выйти замуж по-настоящему, раз уж предложили. И вышла. Пожили они вместе какое-то время. И все вроде было неплохо, и денег тут было поболее, но прежняя любовь ну никак не возвращалась. Этот ныне законный муж так и оставался для нее чужим, и она решила вернуться назад к прежнему сожителю. Тут подвернулся подходящий повод, скандал, и она, хлопнув дверью и прихватив своих трех кошек, ушла из дома. В тот же вечер повинилась перед первым, так называемым
      "гражданским", мужем, поплакала, влезла к нему в постель, всего его облизала, и он, размякнув после бурного секса, благосклонно разрешил вернуться. Она тут же и вернулась со всеми своими кошками, но буквально на следующий день вдруг почувствовала, что ей не нравится там абсолютно все: запах, обстановка, да и квартира стала какая-то уж больно маленькая и тесная, и бывший сожитель стал уже какой-то не такой – как будто его подменили. Он спал с открытым ртом, храпел и вонял. Она так и смогла заснуть, отвернулась к стене, закрыла глаза, изо всей силы стиснула зубами край одеяла и разрыдалась. Прежняя гармония была нарушена, и уже не возвращалась. Оказалось, что возвращаться уже было некуда. Она оказалась вроде бы абсолютно в том же самом положении, где и была до этого, только за этот небольшой период время сдвинулось, и это место стало совсем другим. Того прошлого уже не было. Правильно говорят: в одну реку дважды не войдешь. Кошки и те ходили по квартире кислые. Вдруг до жути захотелось снова туда – к законному мужу, с которым она пока не развелась. Она, выплюнув одеяло, даже села на постели – вот он выход! Но это уже напоминало паноптикум. Она очутилась на какое-то время вне любви – в безветренном пространстве, как яхта, попавшая в штиль. Она не любила ни того мужчину, ни другого. И тут вдруг оказалось, – и это ее саму очень удивило, – что и материальная сторона дела не слишком-то ее и волнует. Она и сама теперь не знала, чего хочет. Ее грызло изнутри все то же необъяснимое чувство. Ученые всегда мечтали разъять любовь на химические составляющие. Например, брать кровь на гормоны, если любят или не любят и узнать, в чем разница. Когда-нибудь наверно и узнают всю правду. Тогда может быть будет так: заплатил денег, сделали тебе специальный укол или проглотил таблетку – и ты сразу же полюбил. Такое средство вполне может выпускаться в комбинации с виагрой.
      Клинический ординатор-всезнайка Жильцов как-то рассказал, что якобы где-то читал, будто бы исследователи действительно выделили некое химическое вещество, которое появляется в крови, когда человек влюбляется. И будто бы это вещество никогда дольше года после первой встречи не выделяется, то есть, по этим полученным данным, любовь всегда проходит за год.
      – Только жене моей это не говори! Она воспитана на женских романах! – сказал на это Жизляй с огромной скоростью строчивший что-то в истории болезни.
      – Какая чушь! – констатировал Борисков. – Журналисты где-то что-то услышали и тут же все остальное додумали, сделали глобальные выводы и вылепили из говна целую концепцию. И ведь чем она звучит гаже, тем для них кайфовее. Чтобы только люди читали и покупали их поганую газету, отплевываясь потом.
      – Я думаю, тут есть истина: во всем имеется биологическая основа!
      – настаивал румяный клинорд Никулин. – Типа, например, поцелуй…
      – И какова же биологическая суть поцелуя? – спросил Борисков.
      – Считают, что при поцелуе передается некая биологическая информация, происходит идентификация людей и распознавание его на подсознательном уровне. Это что-то типа как у собак обнюхивание.
      Обычно люди любящие целуются с большим удовольствием. Когда люди не хотят целоваться – это может означать, что ты женщине противен, и ей не подходишь. С проститутками, заметь, обычно не целуются. Как-то не принято.
      Жизляй не удержался:
      – А может быть, у тебя просто изо рта воняет, либо человек боится от тебя заразу подцепить: говорят, геликобактерии, которые гастрит и язву вызывают, как раз передаются через поцелуи, или там, если из одной бутылки из горлышка пить. Я думаю, что много чего передается через поцелуи. С точки зрения гигиены лучше, конечно, с непроверенным человеком не целоваться. С другой стороны, не исключено, что это вариант вакцинации, и человек от этого становится здоровее…Говорят, что женщина, когда выходит замуж, обычно начинает болеть. Мне не раз это при опросе женщины говорили. Часто говорят, что как только вышла замуж, сразу и стала болеть. Тут не поймешь, надо у гинекологов спросить. С одной стороны вроде бы идет гормональная подпитка, положительные эмоции, а с другой: роды, кормление, противозачаточные средства, стрессы, страх за ребенка, мужа.
      С другой стороны, подумал, Борисков, мужчина постоянно озабочен тем, что ему надо кормить семью. Борисков слышал, как одна семейная женщина говорила: "Слава Бог, добывать деньги не моя забота, а проблема мужа!" И тут тоже на первое место выходят деньги. Причем деньги влияют на все, даже на то, как человек ощущает себя в окружающем пространстве. Тому был недавний свежий пример с Витей
      Ширяевым. Он был хорошим программистом, работал по контракту, как-то очень долго делал по заказу одной крупной иностранной компании
      "софт" и все это время откровенно бедствовал. Аванса они ему не дали вовсе, приходилось как-то выкручиваться. Борисков нередко Витю подкармливал, впрочем, сам получая от этого странное удовольствие, поскольку его чувство собственной значительности в этой ситуации существенно возрастало. Обычно он накупал в "О"кее" разной еды: мясной нарезки, сыра, приносил с работы какого-нибудь хорошего алкоголя, вваливался к нему на квартиру и с удовольствием они там сидели, выпивали, закусывали и обсуждали разные жизненные проблемы.
      Витя работал, работал и однажды, наконец, получил деньги. И сразу очень много денег. Он их даже еще и в руках-то не держал, и даже выписки со счета еще не видел, а просто ему написали по
      "электронке", что работа его принята и деньги на счет ему переведены в таком-то количестве. И что самое поразительное, в тот же миг Витя изменился, точнее что-то в нем мгновенно стало другим, а что – он и сам не смог бы сказать. Он ощутил это даже не по себе, а по изменившемуся к нему отношению окружающих людей. Он тогда наконец выключил компьютер и вышел из квартиры на улицу в той же самой одежде, что и всегда, – самой что ни на есть простой и дешевой – джинсы и хлопчатобумажный свитер, купленный в "секонд-хэнде" на
      Удельной. Но что-то в нем появилось такое, что разнообразные халдеи, лакеи, продавцы и прочие типы тут же почувствовали и кинулись к нему со всех ног. В нем возникла уверенность, или что-то вроде того.
      Только что этого не было, а тут вдруг появилось. Даже старые джинсы стали сидеть на нем по-другому. А произошло всего-то: утром был бедный, а вечером стал богатый. Борисков видел его в тот самый день и сам был изумлен этой переменой. Значит, главное находится внутри нас. Однако, едва разбогатев, Витя, сам недавно реально голодавший, тут же и перестал понимать бедных. Ведь богатые не то, что не понимают бедных, они просто физиологически не могут понять, как это у человека вообще нет денег, и почему это он не может купить себе нормальную машину. Точно так же и здоровые не могут понять больных, а сытые – голодных.
      Впрочем, Борисков не раз убеждался, что самые лучшие клиенты не всегда самые богатые. Да и богатые бывают разные. Господин Г., например. Это был довольно любопытный тип, явный клептоман. Он еще с раннего детства любил что-нибудь по-тихому стырить, где было только возможно и безопасно. Из бумажника, оставленного без присмотра, мог взять только одну бумажку покрупнее; владелец потом думал, скребя себе затылок: "А была ли она вообще?" Потом, уже став богатым человеком, не исключено, что именно благодаря такому своему таланту, все равно имел в запасе целый ряд трюков, которые позволяли ему и украсть и сэкономить. Например, в супермаркете (был у него один для таких целей специально приработан, где в системе контроля было слабое звено, которое он тут же вычислил и использовал) всегда покупал за раз много продуктов – полную тележку – тысячи на три.
      Целую гору товаров он выкладывал на транспортер, а низом провозил саму тележку, где оставлял, специально замаскировав, пару хороших рыбин, типа форели или семги, и на этом обычно экономил сотни три-четыре, то есть получал эту себе рыбу совершенно бесплатно. Это была у него как бы постоянная скидка в 15-20 процентов. И еще: если только где-то была возможность не платить – он не платил никогда.
      Однажды спьяну на каком-то вечере дал деньги на благотворительность, так потом по дороге домой, протрезвев, долго считал, что бы он мог такого купить на них полезного. С тех пор он брал с собой ограниченную сумму денег: пятьсот рублей – и все. Еще в тайном кармашке пиджака на экстренный случай лежало триста долларов.
      Студенческий приятель на какой-то годовщине вспомнил про него:
      "Помню его: он всегда, когда мы шли вместе, брал у меня пять копеек на метро – никогда у него будто бы не было денег!" Всегда хотел получить на халяву – в самолетах и поездах обязательно все съедал и выпивал, что полагалось, шариковые ручки на выставках, а в гостиницах непременно брал – вообще тащил все, что плохо лежит. У него еще такая привычка была: если сидели в дорогом кабаке, обязательно спереть бокал или кружку или хоть что-нибудь. Не брезговал также вилками и пепельницами. Дома у него постепенно образовалось целое собрание разномастных бокалов и пивных кружек – что-то вроде коллекции. Как-то даже обсуждали, как можно объяснить такие склонности у очень богатого человека; тут было две версии: трудное голодное детство (говорят, рос без отца, мать с утра до вечера вкалывала на нескольких работах, пыталась дать детям образование) или же подмешанной цыганской кровью. Действительно был он чернявый, кудрявый и белозубый. Женщинам очень нравился, знакомился с ними и всегда норовил трахнуть бесплатно, чтобы даже в ресторан не водить. Были случаи, что они за него платили в ресторане. Его обычная версия была: забыл деньги дома, осталась последняя "пятихатка" на такси, потом, конечно, отдам. И все ему верили, потому что видели, что денег у него – куры не клюют, что это мелочь для него. Но никогда ничего никому не отдавал.
 
      Закончив дела в отделении, Борисков рысью помчался в частный медицинский центр семейной медицины "Парацельс", где подрабатывал уже два года. Несмотря на внешнее благополучие, у Борискова и в том центре были некоторые проблемы. Там основной задачей врача было не только осмотреть больного, но и назначить максимально много дорогих анализов, а после второго приема – как можно больше дорогих лекарств, которые пациент должен был там же у них и купить в их же аптеке. Плановый расчет был такой: на один рубль приема чтобы приходилось пять рублей обследования. Надо отдать должное, реклама у фирмы была неплохая, грамотная, богатые клиенты шли, а на этом как раз и строился весь бизнес. Борисков работал вроде бы нормально, но претензии к нему были: "все ничего, но что-то мало вы анализов и лекарств назначаете, Сергей Николаевич! У нас же правило: каждый врач на приеме кормит еще трех человек! А если не знаешь, что назначать – назначай, например, "вобэнзим" – он дорогой, а особого вреда не будет…" Давно бы его, наверно, выгнали, но у него была своя VIP-клиентура, которая регулярно к Борискову ездила семьями. Он сам ее за собой и перетащил. Такую клиентуру терять в "Парацельсе" совершенно не хотели, поскольку те в свою очередь тянули за собой и своих знакомых. Но сколько так Борисков мог еще продержаться, он сам и не знал. Здесь тоже, как и везде, не было стабильности. С другими поступали вообще жестко. Например, постоянно делали такой нехороший трюк: например, обещая очень высокую зарплату, набирали врачей-лаборантов якобы на испытательный срок – на три месяца, а потом их увольняли, заплатив по минимуму, будто бы они не подошли, а работа-то в этот период делалась ими в полном объеме и очень усердно. Впрочем, это была обычная для подобных практика фирм и на этом они очень хорошо зарабатывали. В основной же штат обычно брали амбициозных молодых людей, часто своих или чьих-то родственников или детей влиятельных знакомых – те без колебаний раскручивали клиентов на полную катушку на обследование, а потом назначали, что в голову взбредет – у Борискова иногда волосы дыбом вставали, когда он смотрел карточки. Это был медицинский вариант лохотрона.
      До начала приема оставалось некоторое время, в это время в кабинет к Борискову заглянул, чтобы поздороваться, Костя Ситкин. Как и
      Борисков он подрабатывал тут по совместительству аллергологом, главным образом пытаясь продать, то есть уговорить пациентов сделать какой-то безумно дорогой анализ крови, по которому якобы можно было узнать, что можно употреблять в пищу, а что нельзя, и утверждал, что будто бы многие заболевания возникают исключительно от
      "неправильной" пищи. С каждого проданного анализа он получал неплохой процент. И надо сказать, в целом в месяц у него выходило очень даже неплохо. Он уже начал всерьез считать себя человеком среднего класса, даже с женой съездили зимой на недельку в Египет и в ближайшей перспективе собирались менять свою отечественную машину-развалюху на подержанную иномарку. Один из пациентов
      Борискова однажды такой анализ тоже сделал. Анализ определял антитела IgG аж почти что к сотне разнообразных продуктов питания.
      Повышение уровня антител у данного пациента было установлено только к двум из ста (их как бы теперь нельзя было есть): к устрицам и к фасоли. Пациент утверждал, что устриц он вообще никогда в жизни не ел и есть не собирается, поскольку брезгует, а фасоль и так всегда ненавидит, как и горох – еще с армии. Борисков не знал, как и выкрутиться с этими анализами: кафедра, например, считала, что этот анализ вообще ничего не значит и делать его просто бесполезно, но и сказать пациенту, что он зря потратил кучу денег, Борисков тоже не мог.
      Борисков, когда думал об этом, вспоминал золотые слова хирурга-травматолога Вани Орлова, который брать-то деньги брал за операции (и хорошо брал!), но только у тех, у кого деньги были, а нищим бабкам каким-нибудь, и у кого не было – делал бесплатно или по-минимому. А говорил Орлов так: "Профессионал не может делать свое дело плохо в любом случае. Это уже принцип. Мы, может быть, и сволочи, своего рода сверхпаразиты общества, потому что даже с бандитов деньги берем, но все-таки мы с тобой, Сережа, иногда делаем и добрые дела: бесплатно помогаем старикам, инвалидам, и я очень надеюсь, что когда мы в райские кущи попытаемся войти, то апостол
      Петр нам последние зубы ключами своими не вышибет!" Впрочем, сюда в
      "Парацельс" шли такие люди, у которых деньги были и которые должны были представлять, что их будут раскручивать, поскольку и сами каждодневно людей раскручивали.
      Первыми на прием пришли очень хорошие постоянные клиенты. Точнее клиент с сопровождающим: Семена Михайловича Крупина, поддерживая за локоток, привела его жена Наталья Петровна, очень бодрая женщина лет сорока пяти. Он, хотя и не очень старый человек, был тяжело болен, перенес инсульт, плохо ходил, ежедневно принимал кучу лекарств, но при всем том оставался очень богатым, поскольку сохранял членство в совете директоров и являлся совладельцем крупной компании, а по сути приватизированного (бывшего советского) завода. Возможно, там крутились деньги куда большие, чем он себе представлял, и провертывались разные темные махинации, о которых он и не ведал, но все равно ему доставалось очень даже немало. Они с женой не только не голодали, но и могли позволить себе очень многое. По сути, они могли купить сходу все, что хотели. Исключением была бы разве что фешенебельная квартира в Петербурге. Для ее покупки, то есть, чтобы накопить на квартиру, даже им потребовалось бы довольно значительное время, – примерно с год или два при относительно жесткой экономии
      (не покупать новой машины и не ездить четыре раза в год на дорогие курорты). Всю жизнь он был очень даже здоровым, даже женился на молодой, но потом у него оказался диабет и давление, о чем узнали только после того, как в бане его вдребезги пьяного хватил удар.
      Теперь им полностью управляла его вторая молодая жена, которая когда-то была его любовницей. Надо отдать ей должное, она содержала и дом и своего мужа в полном порядке. Она сама звонила Борискову на мобильный по поводу каких-либо проблем со здоровьем мужа. Своих детей у нее не было, поэтому она занималась детьми и внуками Семена
      Михайловича от первого брака. Маленькая шестилетняя внучка, которую
      Крупин обожал, часто оставалась у них ночевать в квартире. В выходные Наталья Петровна вместе с девочкой ходили в зоопарк или на аттракционы. Крупины Борискову нравились. Очень приятная была пара.
      Позвонил на мобильный Виктор Сергеевич Коробов, сообщил, что сегодня приехать на прием никак не сможет, поскольку его машина стоит в ремонте, а в метро он лет пятнадцать не ездил принципиально, поскольку "в метро, говорят, страшно". В этом был некий резон, поскольку появились сообщения, что появились ВИЧ-террористы, которые в общественном транспорте колют граждан зараженными шприцами.
      Буквально два дня назад молодую девчонку у "Чернышевской" укололи со словами: "Теперь и ты с нами!" Родители подростков были в ужасе. А в прошлые выходные, когда проходили концерты какого-то очередного
      "Колбасного цеха" и группы "Жесть" или что-то там в этом роде – людей кололи уже массово – в первый день было зарегистрировано 54 обращения, а на второй – 86. А прошлым летом двое детей заразились гепатитом С, доставая из почтового ящика газеты – оказалось там лежали шприцы иголками вверх. Были случаи, когда иглы укрепляли на лестничных перилах – их приклеивали на жевательную резинку, чтобы воткнулась в руку. Говорят, за границей такого безобразия не встречалось. Один врач-слушатель из Калининграда рассказывал, что когда они входят в свою инфекционную больницу на работу, то открывают зонты, потому что им на голову больные скидывают использованные шприцы иглами вниз.