Но однажды следом за ним в таком же голубом одеянии, только расшитом золотыми узорами, вошла бледнолицая девушка. Серые волосы ее были собраны в семь пучков, которые торчали на голове веером. Несмотря на бледность, угловатые черты лица казались привлекательными. «Ну и прическа!» — невольно удивился Дубравин. Несколько минут старик и девушка, изредка поглядывая на больного космонавта, о чем—то переговаривались между собой на певучем наречии. Потом они, не тревожа Дубравина, удалились.
Отныне за ним начала ухаживать фаэтянка. Старик больше не появлялся. Дубравин стал поправляться, быстро набираться сил. Фаэтянка регулярно навещала космонавта. Не раз он пытался заговорить с лей, но она останавливала его предостерегающим жестом. Однажды, словно поняв намерение Дубравина, фаэтянка показала на себя и полуспела:
— Ни—лия! — и, переждав немного, снова повторила: — Ни—лия!
— Понял! Ясно! — обрадовался Дубравин. — Тебя зовут Ни—лия, — и, повторяя движения девушки, ткнул пальцем себя в грудь. — Вася! Вася!
— Ва—си—я! — по—своему пропела фаэтянка и плавно закивала головой.
С этого дня они пытались разговаривать между собой.
Дубравин узнавал от Ни—лии новые для себя названия предметов и старался уловить тончайшие оттенки в незнакомых мелодичных словах. Он поставил своей целью овладеть секретом языка фаэтов, что еще можно было делать в его положении!
А беспокойство не проходило. Часто показывая наверх, космонавт приводил Ни—лию в большое смятение. Он пытался спросить фаэтянку о своих товарищах, возможности связи с ними, выхода на поверхность. Но она только в ужасе махала руками и закрывала глаза.
В одно из занятий языком фаэтов, которые Ни—лия охотно проводила с Дубравиным, они дошли до понятия «время». Узнав, сколько дней он пролежал в постели, космонавт был поражен.
— Ни—лия! Что ты говоришь! — с горечью воскликнул он. — Три месяца! О — о! Все пропало! Ты пойми, наш космический корабль, наверно, уже улетел на Землю.
Добрую половину того, что сказал Дубравин, Ни—лия не поняла, а со своими слабыми познаниями языка фаэтов он не смог выяснить, как на Церере счисляют время. Да и до этого ему сейчас было. Схватившись руками за голову Дубравин в отчаянии упал на подушку.
На следующий день Ни—лия принесла странный прибор, похожий на корону, и шкатулку, увитую множеством нитевидных проволочек.
— Ва—си—я! Я хочу помочь тебе хорошо запомнить наши слова.
— С помощью вот этого прибора?
— Да, да!
— Интересно!
— Надень корону на голову, — Ни—лия подала космонавту прибор и присоединила к нему несколько тонких проводников от шкатулки. — А теперь нажми любую кнопку. Фаэтянка показала, как это нужно сделать.
Дубравин надавил на одну из кнопок и чуточку опешил.
— Так… Вижу — море, темные волны, белую пену прибоя, камни, гальку, животных, похожих на тюленей, — приговаривал он восторженно. Одновременно слышу их названия! Что это такое? Звуковой фильмоскоп?
Ни—лия объяснила космонавту, что прибор правильно было бы назвать электропамятью, хотя токи, которыми он действует на мозг, не превышают и миллионной доли энергии, зажигающей самую маленькую лампочку.
— Примечательно то, что все предметы, которые покажет прибор, навсегда останутся в твоей памяти.
— Похоже на то, — не переставал удивляться Дубравин. — Море, волны, камни — на Церере? Ты почему—то никогда не говорила мне об этом.
Фаэтянка не ответила, будто не расслышала, о чем спросил космонавт.
— Только не переутомляй себя короной.
Миновала еще неделя. Дубравин мог уже подолгу сидеть в кресле и даже иногда двигался по каземату, как он называл комнату за ее низкие своды.
Занятия языком фаэтов не прекращались. В свою очередь Ни—лия заучила несколько русских слов. Между космонавтом и юной жительницей Цереры завязалась настоящая дружба.
— Вникай, а чего не поймешь — спрашивай, — объяснял Дубравин. — Мы прилетели с далекой Земли. Из цветущей страны. Называется она — Союзными Республиками. Наши люди построили самое справедливое общество, пользуются всеми благами природы и цивилизации. Они свободны, равноправны, их труд идет на общество, для народа, и в этом для них высшее счастье. В часы отдыха и молодые, и старые занимаются спортом, гуляют, посещают театры, музеи, читают книги.
В другие дни он рассказывал ей про межпланетную станцию и космический корабль «К. Э. Циолковский».
Ни—лия, постигая сказанное Дубравиным, покачивала головой. Изредка ее лицо омрачала печаль.
— А тебе разве нечего сказать о своей планете? — пытался вызвать фаэтянку на разговор Дубравин. — Отчего она такая мрачная, неприветливая? Где остальные фаэты? Почему на поверхности планеты все города разрушены?
Видно было, что Ни—лия хранит какую—то большую тайну и не решается посвятить в нее прилетевшего из космоса человека.
В одну из таких бесед Дубравин узнал от девушки такое, что буквально ошеломило его. Оказывается, в живых осталось только семнадцать фаэтов. Двое из них, самых старых и дряхлых, уже не в состоянии были ходить и покорно ожидали смерти. Старец, которого видел Дубравин, — это дед Ни—лии — Ми—дион, мудрый и добрый фаэт. У фаэтянки есть еще старший брат по крови. У него маленькие фаэты. Одна подруга погибшего фаэта тоже имеет малышей.
— История наша безрадостна и печальна, — заключила свой короткий рассказ Ни—лия. — Ми—дион как—нибудь все тебе объяснит. Он ждет твоего выздоровления.
— Почему осталось в живых так мало фаэтов? — спросил Дубравин у Ми—диона, когда тот опять появился в комнате и начал с ним беседовать.
— Несколько лет назад у нас возник мор. Страшная болезнь! За короткий срок она унесла в царство смерти более двухсот фаэтов. Против нее даже элексир жизни оказался бессильным. Последнюю тяжелую потерю мы испытали, когда большой метеорит разбил нашу подзорную башню с увеличительной трубой, а вместе с ними и станцию беспроволочной эфиросвязи. — Старец замолк, полузакрыв глаза. Тонкие пальцы его заметно дрожали. — Она была разрушена задолго до вашего появления. В подзорной башне, выходившей на поверхность планеты, погибли четыре моих внука по крови самые сильные, самые талантливые. Это несчастье отняло у нас все: радость жизни, надежду на будущее. Злосчастный случай! Он оборвал наши эфиропередачи, которые мы посылали в звездное пространство.
— Фа! Фа! Фа! — пропел Дубравин начало мелодии, которую он принял из космоса на «Комсомолии».
Ми—дион сразу изменился в лице, затряс длинными руками.
— Так вы… вы уловили наши позывные, — бессвязно, в сильном волнении лепетал он. — У — у — у! Прилетели по зову!
— Да, да! — обрадовано повторял Дубравин. — Теперь расскажите, что же все—таки случилось?
Глаза старца потухли, опять стали безжизненными.
— Потом, не сейчас, — отмахнулся он и расслабленными, неуверенными шагами пошел к дверям, беспрестанно покачивая головой.
Так росло число однообразных часов, проведенных Дубравиным в каземате. Вскоре он в сопровождении Ни—лии начал совершать прогулки по подземельям Цереры. Он открывал все новое и новое для себя. С изумлением осматривал космонавт сложнейшие технические сооружения, воздвигнутые в недрах планеты чуть ли не два тысячелетия тому назад.
Чтобы построить здесь, в глубине, все это, нужно многое знать. Фаэты, оказывается, далеко ушли в своем развитии. «Нет, это не дикари, а способные существа, — думал Дубравин. — Странно, из чего сделаны толстые стены подземелья? Как сказала Ни—лия, они — из особого сплава, очень прочные, твердые и гибкие. По—видимому, они способны выдерживать огромное давление. А энергетическое хозяйство! Это целый комплекс атомных и электрохимических установок с разными двигателями и механизмами».
Дубравин постепенно разбирался в принципе действия сложных установок. Работа их в большинстве своем была основана на знакомых физических законах, общих для всей Вселенной.
— Как вы управляетесь со всем этим? — поинтересовался Дубравин у Ни—лии, показывая на машины.
— Нас выручают саморегуляторы, крохотные, механические помощники. Они заменяют труд многих фаэтов, являются бдительными сторожами. Саморегуляторы поддерживают нужное тепло в помещениях, подают воду, очищают воздух, сигнализируют обо всем здесь происходящем. И не только тут. Это они известили о твоем приходе и о том, что ты пострадал от разряда, сорвавшегося с эфироантенны. Мы услышали твои сигналы по эфиру, хотели связаться с тобой, но неудачно: чуть не убили тебя.
Теперь Дубравин все вспомнил и понял.
— За все саморегуляторы, — продолжала Ни—лия, — мы благодарим предков. Они снабдили нас: умными машинами и запасами ядерного топлива.
— Как же вы рискнули спасать меня, не зная, кто я и зачем пришел к вам?
— Если бы ты не пострадай, мы, может, поколебались открыть тебе вход. А сам бы ты к нам не проник. Наши стены настолько крепки, что даже выдержали ужасную катастрофу, постигшую нашу планету.
— Какую катастрофу?! — встрепенулся Дубравин. — Ты не говорила о ней, я что—то не помню. Почему же ты не отвечаешь?
Космонавт сгорал от нетерпения узнать разгадку таинственной истории Цереры.
— Не могу, — тихо пропела фаэтянка. — Это слишком долгий рассказ, да многого я и не знаю. Ми—дион все скажет тебе, — и Ни—лия, тронув Дубравина за руку, повела его дальше.
— Вот наша плантация. Здесь мы получаем пищу.
Фаэтянка открыла дверь в узкое помещение, залитое теплым красноватым светом. Кусты, отливающие синевой, длинными рядами произрастали вдоль стен. На ветвях висело множество плодов, величиной с кулак, и цвели большие синие цветы.
— Это кусты жизни. Маленькие плоды едим сырыми. Со спелых снимаем кожуру, потом запекаем их. Получается то, что ты назвал хлебом. Тебе нравится наш хлеб, Ва—си—я?
— Очень! — похвалил Дубравин.
— Говорят, раньше эти кусты были небольшие, но после катастрофы они увеличились. Вероятно, на их рост повлияло уменьшение силы тяжести.
«Значит, и у нас на „Комсомолии“ это тоже является одной из причин усиленного роста растений», — подумал Дубравин.
Они вышли с плантации и направились дальше.
— Ни—лия! А мы не заплутаемся среди этих лабиринтов? Как ты находишь дорогу? Здесь столько всяких помещений, коридоров, переходов, этажей…
— О, нет! Обрати внимание на световые обозначения. А что находится за закрытыми дверями, легко узнать по висящим над ними таблицам.
— Интересно, куда ведет вот эта дверь с крестом и без таблицы?
— Там ужасные места! — с испугом произнесла фаэтянка. — Это соединительный тоннель с другим убежищем. Вскоре после катастрофы, неизвестно почему, в том убежище погибли все жившие в нем фаэты. Ми—дион говорит, что там до сих пор лежат горы трупов.
С минуту Дубравин и фаэтянка шли безмолвно по полутемному коридору.
Ни—лия привела его в машинное отделение. В нем тесно расположились сложные установки, напоминавшие небольшие синхрофазотроны.
— Установка для разгона атомов? — высказал предположение космонавт.
— Не угадал, — покачала головой Ни—лия. — Эти машины превращают одни минералы в другие.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что тут можно переделывать железо в золото? — пошутил Дубравин.
— Не совсем так. С помощью этой машины мы превращаем камни в кислород, а вон той — в легкий водород. Соединяя кислород с водородом, получаем воду.
— И ее можно пить?
Фаэтянка нажала на одну из кнопок. Тут же с потолка начала быстро опускаться большая плита.
— Ай!.. — вскрикнула Ни—лия.
В одно мгновение Дубравин схватил ее за руку и рванул к себе. На то место, где только что стояла фаэтянка, грохнулась тяжелая плита.
Ни—лия, дрожа всем телом, благодарно взглянула на космонавта.
— Не та кнопка. Хотела напоить тебя. Ошиблась, — начала оправдываться она. — Ты спас меня, Ва—си—я. Никогда этого не забуду. Зу—лей! — протянула нежно фаэтянка.
Дубравин растерянно улыбался.
— Ну, что ты. Я просто… — он не находил слов, чтобы выразить свою мысль. — А как я должен благодарить вас, Ми—диона, тебя за то, что спасли меня, вылечили, — нашелся он наконец.
— Об этом не надо, — умоляюще протянула Ни—лия, взяв руку Дубравина в свои, благодарно пожала ее. Руки Ни—лии были холодны.
— Объясни, почему у тебя руки иногда бывают как ледышки?
— Фаэты принадлежат к числу полухладнокровных живых существ. Температура моего тела без вреда для здоровья может понижаться или повышаться в зависимости от теплоты окружающей среды.
— Вот такой холодной была у нас на Урале малахитница — Хозяйка Медной горы, — пошутил Дубравин и, улыбаясь, рассказал Ни—лии уральский сказ. Потом начал с увлечением описывать чудесную русскую природу с ее холодной снежной зимой, буйную в цветах весну, жаркое лето и золотую осень, полную замечательных даров щедрой земли.
Он рассказал о величии Уральских гор и красоте сибирской тайги, о морях и полноводных реках и о том, как люди подчиняют себе природу, преобразуют ее.
Фаэтянка внимательно слушала космонавта.
— Ты тоскуешь по Земле, — поняла она его. — Тебе очень хочется туда?
— Очень, Ни—лия!..
Глава восьмая
ИСТОРИЯ КАТАСТРОФЫ
В один из вечеров, если так можно назвать искусственные сумерки, вызываемые голубым неоновым — светом, в небольшом зале, задрапированном темным бархатом, собрались последние фаэты и их гость — пришелец с далекой Земли.
Все удобно расположились в глубоких мягких сидениях, похожих на раковины. Никто не решался нарушить торжественно — печальную тишину. Что скажет Ми—дион? Первое слово за ним, за самым мудрейшим. А он не спешил Откинувшись на спинку круглой раковины, Ми—дион как будто дремал. Лишь печальные тени изредка пробегали по его высохшему лицу.
Но вот он медленно покачал головой и, как бы угадывая желание Дубравина, проговорил:
— Далеко уносит ручей свои воды, но сегодня мне хочется вернуться к его истокам, в далекое прошлое, — так неторопливо, вполголоса повел рассказ Ми—дион, звучавший в его устах словно песня, тихая и скорбная. — Запаситесь, друзья, терпением. Мое повествование будет не только длинным, но и печальным.
Дубравин ловил каждое слово старца, старался перевести его точнее и мысленно представить все, о чем поведет он речь. Ведь открывается одна из величайших тайн Вселенной!
— В предалекие от нас времена, — продолжал Ми—дион, — пятой от Солнца планетой была обращавшаяся вокруг него Фаэтия. Правда, она слабее других обогревалась солнечными лучами, и все—таки Фаэтия из—за внутреннего тепла, выделявшегося ее горячим ядром, обладала довольно мягким климатом. Надо заметить, что горячее ядро являлось не только источником тепла, ускорившие развитие жизни на планете, но и оказалось очагом огромнейшей энергии, которую надо было кому—то обуздать или использовать. С другой стороны, ядро планеты в своей активной деятельности никогда не было устойчивым, а временами его энергия искала себе выхода, вырываясь на поверхность живым лучистым пламенем. Напоминая по форме эллипсоид, Фаэтия имела два огромных материка, из которых один был теплым, а другой огнедышащим. Вот, взгляните, — и Ми—дион показал рисунок, похожий на географическую — карту. — Тысячелетиями материки разделялись водами омывавших их океанов. На Айяватти, так назывался материк теплых широт, жизнь появилась раньше. Постепенно из простейших форм живых существ возникали более сложные. В борьбе с окружающей природой живые организмы приобретали полезные для них свойства, развивались и совершенствовались. Пришло такое время, когда на Айяватти среди животных выдвинулся тип сильных и разумных существ. Этому способствовал труд. То были наши далекие предки. Гладкокожие, они обладали нежным синеватым покровом, ходили на задних конечностях, имели длинные руки.
Шли века. Вначале на плотах, а позже на самоплавах фаэты начали переплывать океаны и пытаться проникнуть на другой — огненный материк, который они прозвали страшным именем Улейяма. Многие погибли, прежде чем достигли его. И немногие сумели вернуться обратно. Рассказы возвратившихся были разноречивы и ужасны. Но все это только еще больше распаляло любопытство и желание проникнуть в тайны второго полушария. Все новые и новые смельчаки пускались в путь к таинственному материку, покрытому огнедышащими горами. Озаряемый многоцветным сиянием, с голыми берегами, он походил на неприступную крепость. Из глубин материка иногда вырывался лучистый огонь, сжигавший кругом все живое.
Подавшись немного вперед, Дубравин слушал с напряженным вниманием.
— В отличие от Улейямы на Айяватти развился разнообразный животный и растительный мир. Среди низкорослых деревьев и кустарников, покрытых синими иглами и местами образовавших огромные заросли, обитали многочисленные животные. Рыбой изобиловали моря и реки. Обильны были урожаи плодоносящих растений. Хлебные плоды, масляные орехи, винные ягоды, голубое волокно — не перечислить всего, что произрастало на почве Фаэтии. Но еще богаче были ее недра. Легкие газы, жидкое топливо, горючие камни, благородные металлы, драгоценные самоцветы и редкие земли добывались в рудниках и шахтах предгорий. Фаэты беззаботно пользовались благами природы. Как все счастливые существа, они не задумывались над будущим. Ничто не сулило им несчастий. Войн на Фаэтии не было никогда. Правда, дух соперничества вызывал иногда споры и тяжбы, но и они были непродолжительны. Век за веком шло время. Двигалась вперед жизнь. Развивались живопись, скульптура, совершенствовались наука и техника. Росли поселения и города, увеличивалось население Айяватти.
Ми—дион сделал небольшую паузу.
— На Айяватти сложился культ подруги, так называют у нас женщин. Наши предки издревле поклонялись прекрасной богине Ай—е, олицетворявшей для них плодородие и любовь. Выше всего превозносилась красота подруг. Глубокой любовью и уважением окружались матери. С ранних лет в юных фаэтах воспитывались не только ловкость и отвага, но и нежная заботливость к подругам и матерям, готовность в любых обстоятельствах оберегать их и защищать. Ежегодно богине Ай—е посвящались два праздника — Весенних цветов и Осеннего плодородия. Праздновались они с большой торжественностью и великолепием. Во всех храмах в дни праздников чествовали подруг, ставших совершеннолетними и сочетавших в себе вместе с внешней прелестью и внутреннюю духовную чистоту.
Ми—дион встал, подошел к стене и потянул за толстый витой шпур.
Бесшумно раздвинулись складки тяжелой материи. И взору Дубравина открылась большая картина, написанная необычайно яркими красками странных расцветок и поражающая своей пестротой.
Изумрудно—зеленое небо светлело у горизонта и делалось совсем прозрачным над склонами гор. Приморская растительность была подобна россыпи драгоценных камней: то образовывала причудливые узоры, как у зеленого малахита, то синела лазуритом в аллеях деревьев, либо краснела агатами в зарослях кустарников. На равнине возвышался круглый храм, увенчанный множеством остроконечных башен. На широкой площади перед храмом, господствуя над всем окружающим, стояла величественная статуя богини, высеченной из красного александрита.
Но что такое? Дубравин от неожиданности вздрогнул.
Картина вдруг осветилась лучами восходящего янтарного солнца и ожила. Все, на ней начало менять свои цвета. На короне богини загорелись алые рубины и засверкали алмазы, а статуя, теряя свою малиновую окраску, сделалась сначала зеленоватой, а потом нежно—фиолетовой. От этого показалось, что растаяли все ее одежды, и богиня осталась стоять гордая, обнаженная, дивно красивая. Вся площадь заполнилась множеством танцующих фаэтов. Они образовали вокруг статуи огромный хоровод и в своих голубоватых одеждах походили на бурлящий поток воды.
— Ни—лия! Что происходит здесь? — шепотом, спросил ошеломленный Дубравин.
— Это праздник цветов. Видишь, как фаэты поклонялись богине Ай—е. В ее образе они обожествляли все прекрасное: весну, цветы, счастье.
— Отчего картина меняет цвета и на ней все движется?
— Она нарисована в три слоя оживающими красками, — объяснила фаэтянка. — Под действием света они поочередно открывают вид за видом. Верхний рисунок обесцвечивается и открывает второй, а он в свою очередь сменяется третьим. Когда обесцветится третий рисунок, картину нужно погрузить в темноту, чтобы краски химически восстановились.
Тяжелые складки материи сдвинулись, скрыв побледневшую картину. Отдохнувший Ми—дион продолжал свое повествование.
— Особенно счастливый день для фаэтов настал, когда, построив шахты — котлы, ученые заставили тепло горячего ядра планеты служить на благо ее населения. Это была неисчерпаемая сила, которая облегчила труд фаэтов и снабжала их всем необходимым. Но однажды некоторые прибрежные селения были потревожены падением многочисленных камней. Вначале подумали, что камни прилетели из бездны Вселенной. Но позже выяснилось, что они выброшены мощными извержениями огнедышащих гор Улейямы.
Снова были снаряжены несколько экспедиций для исследования огненного материка. Но, как правило, все быстро затевается и не скоро делается. Много времени прошло, пока из экспедиции на обгоревшем мореплаве возвратились несколько полуживых фаэтов. Вскоре вернувшиеся путешественники умерли, успев лишь коротко описать то, что случилось с ними. Едва они вступили на берег Улейямы, как почувствовали, что почва под их ногами колеблется. Пересилив страх, они захотели проникнуть в глубь материка, но на каждом шагу встречались препятствия: то путь им преграждали горячие фонтаны, то из многочисленных расселин начинал крутиться удушливый газ, ядовитый дым. Но фаэты не отступили.
И, словно разгневавшись на них, ближайшая из гор грозно загрохотала. Из ее усеченной вершины высоко поднялся черный столб дыма, полетели вверх камни, а вырвавшееся пламя заплясало по склонам горы, как живое. Медленно вниз покатился огненный поток и, как дракон, тысячами красных языков потянулся к путникам. Объятые ужасом, фаэты бежали, пытались добраться до своих мореплавов, но их настигал и засыпал горячий пепел. Немногим удалось спастись.
А тысячи спавших веками огнедышащих гор продолжали гневно грохотать. Скатываясь с берегов, огненный поток заставил закипеть воду. Потрясенные пережитым, обожженные пеплом и паром, путешественники уже считали себя спасенными, когда далеко в море их настигло лучистое пламя. Восемь мореплавов запылали, как факелы, и лишь на одном удалось погасить пожар.
С тех пор на Улейяме не прекращались извержения огнедышащих гор. Случалось, мелкие и большие камни долетали до Айяватти, убивая фаэтов и разрушая их жилища. Наши предки, обожествляя огненные силы Улейямы, пытались умилостивить их. Они посылали мореплавы с подарками, а однажды снарядили даже большой мореплав, на который посадили сто своих красивейших подруг, чтобы принести их в жертву всепожирающему огню. Но все было напрасно.
Ми—дион подал рукой знак Ни—лии. Девушка подошла к стене и, откинув занавес, нажала на блестящую кнопку. Зашуршав стальными створками, открылось хранилище папок, похожих на толстые книги. Фаэтянка достала одну из них и подала старцу.
— В этих фолиантах, — пояснил Ми—дион, — история страшных событий. Коротко, скучными словами, а больше рисунками летописцы записывали то, что они видели. Вот, послушайте, что пишет один из них, — и Ми—дион стал читать:
«Через год от бомбардировок камнями цветущее побережье Айяватти оказалось опустошенным. Чтобы спастись от разгневанной стихии, фаэты начали зарываться в недра планеты. Там, в металло—пластмассовых убежищах, они укрывали заводы, склады и научные лаборатории. В глубинных лабораториях ученые продолжали свой труд. Отныне все их изыскания были направлены только на изобретения средств защиты. Еще до начала извержений на Улейяме наши ученые сумели открыть ядерную энергию мельчайших частиц материи. Чудесной, неисчерпаемой казалась эта энергия. Огромные блага сулила она всем обитателям планеты». — Ми—дион бросил взгляд на Дубравина. — Знают ли о ней у вас на Земле?
— Да. Ее у нас называют атомной энергией.
— И стали ученые искать в ней средство защиты, мощное оружие против огненной стихии, разбушевавшейся на Улейяме. Они верили, что лучистое пламя там можно погасить так же, как иногда действуют на пожаре, отрывая силой взрыва огонь от почвы, и этим самым ликвидируют его. Это была колоссальная ошибка, вытекавшая из грубых просчетов и незнания подлинной природы огненного ядра планеты и вырывавшегося из него лучистого пламени. Может, на это толкнула и усиливающаяся активность огнедышащего материка, который теперь, кроме каменных бомб, бросал через океан и огненные стрелы.
Ми—дион закрыл фолиант.
— Посмотрите! Вот картина, нарисованная художником того времени. — Ми—дион простер руку к стене, и Дубравину открылась панорама красивого портового города.
Утопая в синеве деревьев и вонзаясь в небо острыми башнями, на берегу залива раскинулся город. В причудливый узор сплетались бульвары, улицы и площади. Жемчужными гранями сверкали крыши храмов. Среди улиц голубели каналы, по которым скользили плоские лодки. По берегам двигались вереницы трехколесных экипажей, а над ними по длинным террасам сновали пешеходы. Город жил кипучей жизнью. Многоярусные здания, связанные террасами улиц, придавали городу прозрачность и вид огромного воздушного замка.
Вдруг вдали, высоко в небе, показалась быстродвижущаяся огненная точка. Стремительно падая, она росла в размерах… И вот ослепительно яркая вспышка затмила солнечный свет. Над центром города возник огромный шар пламени. Жгучим огнем он брызнул во все стороны и, быстро разрастаясь, поглотил весь город. Мигом огонь превратился в гигантский столб оранжевого дыма. Увенчанный вверху алой шапкой, он с невероятной быстротой устремился ввысь. Словно чудовищный гриб, черный у основания и с огненно—желтой верхушкой, стоял этот зловещий дым, клубясь над городом, охваченным бушующим пожаром. Дым, постепенно расплываясь в серое смертоносное облако, долго еще висел над городом, обращенным в прах и пепел. Последнее, что можно было заметить на картине, — это дымившиеся руины, среди которых не было ничего уцелевшего, живого.
Медленно сдвигался тяжелый занавес, скрывая поблекшую картину. Дубравин не верил своим глазам.
— Невероятно!.. — бормотал он. — Ведь подобную картину я видел на Земле. Художник точно так же рисовал гибель японского города Хиросимы от атомной бомбы. Неужели…
Снова полилась певучая речь Ми—диона.
— После этих разрушений и огромных жертв было окончательно решено применить ядерный взрыв против разбушевавшегося огня Улейямы. На большой воздухолет поместили снаряд с ядерным горючим, который должны были сбросить на другом полушарии на огненный материк. Воздухолет назад не вернулся, но ядерное горючее он сбросил на огнедышащие горы. Что там произошло, никто не знал, но извержения огня прекратились — и на довольно длительное время.
В это время совет старейшин Айяватти собрал в своей глубинной резиденции всех выдающихся ученых. «Мы отдаем вам пластмассы и весь наш металл, — заявил им глава совета. — Вы должны построить несколько опытных убежищ, которые длительное время смогут, оставаться изолированными от внешнего мира. Создайте на глубине пятисот локтей поселения со своей атмосферой и искусственным солнцем, с автоматически действующими заводами. Пусть в этих убежищах фаэты будут столетиями обеспечены всем необходимым».
Еще не было закончено строительство глубинных поселений, как на Улейяме снова запылало лучистое пламя. Стало ясно, что если оно будет продолжаться, то из воздуха планеты выгорит все ценное, и он станет непригодным для дыхания живых существ. Тогда снова по решению совета старейшин была применена ядерная бомба против огнедышащих гор. Она погасила лучистое пламя, но на этот раз ненадолго. Вновь вспыхнувший огонь обладал теперь такой силой, что его уже не удалось погасить ядерным зарядом обычной силы. Тогда ученые изобрели еще более мощный термоядерный снаряд. Его сила была чудовищно велика и оказывалась равной двадцати миллионам дозов взрывчатого вещества.
— Да ведь это водородная бомба! — прошептал Дубравин. Ми—дион устало закрыл глаза. Снова собравшись с силами, он продолжал:
— Тем временем странные явления в атмосфере все чаще и чаще стали принимать формы стихийных бедствий. Посерело небо над планетой. Участились ураганы. Усилились грозы. Продолжительные дожди и ливни сменялись жестокими засухами. В пору тепла неожиданно наступали резкие похолодания, а в пору холодов разыгрывались бурные оттепели. Все говорило о том, что вековая циркуляция воздушных масс оказалась нарушенной.
Несчастным фаэтам ничего не оставалось, как покориться судьбе и испытать последний термоядерный эксперимент. Но, услышав про огромнейшую мощь нового термоядерного снаряда, все жители поспешили укрыться под массивными сводами подвалов и убежищ. На экранах эфировизоров они видели, что творилось на поверхности планеты.
У подножия одного из холмов открылся выход из скрытого в нем хранилища машин. Натяжная катапульта выбросила большой воздухолет. Он нес сверхмощный термоядерный снаряд. Набирая высоту, воздухолет полетел через океан к Улейяме. Внизу под ним бушевали темные волны, и даже пена на их гребнях отливала свинцовой синевой. Временами черные грозовые тучи наваливались на океан и вонзали в его воды яркие копья молний. Но впереди еще ослепительней пылало багровое пламя огнедышащих гор. Огибая их на большой высоте и борясь с горячими воздушными потоками, воздухолет сбросил свой страшный груз. Ни секунды не медля, он повернул назад и, увеличивая скорость, спешил удалиться. Внезапно все исчезло в чудовищно яркой вспышке. Огненные протуберанцы всплеснулись вверх, а фиолетовое пламя с молниеносной быстротой настигло удалявшийся воздухолет и сожгло его, как маленькую мушку. В этот же миг против всех законов природы запылали воды океана, и пламя грандиозного взрыва перекинулось на оба материка, превращая все в разверзшийся вулкан. Взрыв разломил планету пополам и охватил ее недра бушующим морем огня. И тут—то огромное притяжение массивного Юпитера сыграло свою зловещую роль. Оно разорвало Фаэтию на части… Что было дальше, никто не видел… Лишь один экран эфировизора бесстрастно зарегистрировал, как планета разлетелась на куски…
