Приступом брали машины наш знакомый хлопец и тот Костя, что все время торчал на опалубке, - осатанело трясли, скребли, грохали шуфлями...
      Ревели моторы самосвалов, все гуще становилась синяя, удушающая мгла выхлопных газов, посвистывал кран, завывали то на высоких, то на низких нотах внутри опалубки вибраторы. Дядька Антон на некоторые контейнеры чуть не верхом садился: бетон застревал в узкой горловине - не пробить. Одному ему "выедать кашу" из контейнеров и руководить всей этой заварушкой было нелегко.
      - Лови! - Антон Петрович бросил Вите рукавицы. Наш знакомый краснощекий хлопец и Костя отдали свои. Но уже было поздно: на ладонях и у меня, и у Вити, и у Гриши вспухли кроваво-водяные мозоли.
      И сил больше нет... Отказываются служить руки, ноги, в поясницу будто вогнали кол... И кислорода не хватает, голова ходуном ходит...
      И вдруг:
      - Ура!!! Мы ломим, гнутся шведы!
      Это наш знакомый хлопец не выдержал. За ним и мы закричали... Да и как было не радоваться: из всего скопления самосвалов осталось только три, и те только что подъехали.
      - Молодцы, ребята! - хитровато улыбнулся нам сверху Антон Петрович. Без вас бы мы пропали... Сынку, лови деньги, сходите в столовую. А я здесь еще часика два побуду. Заработали вы свой обед, ничего не скажешь!
      Улыбался нам и машинист крана, угощал горячим чаем, достав из-за спины обшитый брезентом термос. И нам казалось, что на всем белом свете нет ничего вкуснее, чем этот чай в пластмассовой крышке-стаканчике. Улыбались нам, хлопали по плечам, спрашивали, как зовут, и тот парень, и Костя.
      И неловко, и приятно от такого внимания. Забывается боль в искалеченных руках, ломота во всем теле.
      - Кончай перекур! - приказывает Антон Петрович, хотя прошло каких-нибудь пять минут.
      И опять все пришло в движение...
      Мы зашли с другой стороны фундамента, чтоб не мешать, и вскарабкались по лесам наверх, заглянули за опалубку. Внутри было бы просторно, как в комнате, если б в той комнате не было лабиринтов-поворотов, если б не решетка из гофрированных железных палок. "Арматура!" - прокричал мне Витя в ухо. А рабочие как-то умудрялись пролезать среди этой железной паутины, они то медленно вытаскивали вибраторы за шланги из бетонной гущи, то вновь бросали их на кучи бетона, и неровные возвышенности сразу оседали, расплывались, делались жидкими, заполняли все закоулки в опалубке...
      - Через два!.. Сюда... - поднял Антон Петрович два пальца.
      ...Столовую нельзя было даже и сравнивать с нашей, школьной. У нас небольшая комнатка, с полкласса. А здесь просторнейший зал, колонны, никель, море света. Это на втором этаже, где мы облюбовали себе место. Такой же зал и внизу. В обоих - самообслуживание...
      Витя сидел с касками, заняв столик у окна, а мы с Гришей были за официантов.
      Вилки и ложки казались нам после шуфлей просто невесомыми...
      Но пальцы дрожали, не слушались - суп проливался на стол.
      И все-таки управились мы с едой быстро. Иногда спохватывались неприлично есть с такой жадностью и скоростью - и начинали жевать неторопливо, степенно, как взрослые рабочие, знающие себе цену... И опять забывались - хвать-хвать-хвать...
      Возвращались из города вечером, как и в тот раз с Витей.
      Наш мотоцикл двигался медленно, как будто и он смертельно устал. А может, и быстро, просто мне не терпелось.
      Одной рукой я держался за Антона Петровича, другой - за правый карман штанов. Там лежала драгоценная бумажка из музея, дали сотрудники.
      Министерство обороны... Музей истории авиации... Архив Министерства авиационной промышленности... По этим адресам сегодня же я напишу письма, расскажу о летчике. Номер двигателя я помню: две восьмерки и три тройки. Ведь должно же где-то значиться, на каком самолете стоял этот двигатель, кто на самолете летал...
      - Антон Петрович! А мы и забыли посмотреть место в цеху, где самолет выкопали! - спохватился я.
      Это ж надо - ни я, ни Витя, ни Гриша не вспомнили!
      - Вы смотрели... Даже помогали фундамент ставить на том месте... сказал Антон Петрович.
      Он задумчиво смотрел вперед.
      Глава третья
      НА ПАРТИЗАНСКИЙ ОСТРОВ!
      Не рыбаком был тот человек, который основывал нашу Грабовку. Ну что ему стоило поставить себе дом километра на три ближе к Неману? Тогда бы и у нас, как в Студенце, качались на волнах под берегом лодки. И, наверное, был бы паром, как в Студенце, и рыболовецкая бригада...
      Мы лежим под развесистой яблоней в саду у Хмурца. Разговариваем обо всем об этом и наблюдаем, как бродит по двору Антон Петрович, не находит, чем заняться.
      - О химкомбинате, наверное, думает, о бригаде... Как они без него там... - объясняет Витя.
      Наконец из-под навеса слышатся удары молотка - нашел себе занятие Хмурец-старший.
      Опять мы говорим о Немане, о Партизанском острове.
      Как добираться к реке? Можно было бы вдоль Мелянки. Она хоть и извивается, как уж, но все-таки впадает в Неман. Можно идти иначе. Сначала по улице, только не по той, по которой ехать в город, а по старой, на север. Из нее выбегает полевая дорога и через какой-нибудь километр раздваивается. Левая через поля и посевы идет к Неману, к тому летнему лагерю, где ночует дед Стахей с телятами. Правая - в лес. Если идти по правой, то она в конце концов теряется среди деревьев, во мху. Если еще пройти по лесу километра два, без дороги, можно тоже добраться до Немана - как раз где-то напротив Партизанского острова.
      Эх, если б нам лодку!..
      - Можно обойтись и без лодки... - Витя чертит на клочке земли, свободном от травы, схему. - Дошли до Немана - так? По берегу потом до самого Партизанского... А там разденемся, привяжем одежду к голове и... бултых!
      Мне его план не нравится, разбиваю его вдребезги:
      - Одеяла тоже на голову? Минимум надо иметь два одеяла на троих, мы ж ночевать собираемся. И котелок прихватить для ухи! И удочки... А кто же уху из одной воды и рыбы варит? Надо картошки, приправы, хлеб надо, сахар. Чаю захотим напиться...
      - Ну и распанели! - насмехается Гриша. - На сутки собираются - и подавай им чай! На блюдечке, с золотой каемочкой... Воды полный Неман, пей, сколько влезет!
      Витя тут же подает новый проект:
      - А можно дикарями, без ничего. Возьмем лески с крючками и спички. Поймал рыбу - в огонь! Выгреб - съел... Зола вместо соли будет... Не помрем за сутки!
      Хмурец морщится, дует на ладонь, на мозоли.
      Гриша не уловил насмешки в его словах.
      - А что? Еще как интересно было бы! По-робинзоновски.
      - По-робинзоновски! Ты не читал разве? Сколько всего натаскал Робинзон с корабля! Небось, если б вылез на берег гол, как сокол, то не прожил бы двадцать пять лет... - сказал я.
      - А можно плотик сделать возле острова, - не сдавался Витя. - Погрузим вещи и будем толкать перед собой.
      - Оглянешься назад - здравствуй, Балтийское море! - подколол Гриша. - И без плота против течения не поплывешь - снесет.
      - У деда Адама, кажется, есть лодка, - вспомнил я. - Пусть дед Стахей попросит ее на два дня - будто для себя. А мы телят попасем, пока он лодку пригонит...
      - Вот-вот! И чтоб ее по нашей Мелянке пригнать к самой купальне... загорелся Витя. - Погрузились бы, как в порту, и айда!
      Гриша на это ничего не ответил. Машинально сорвал яблоко - малюсенькое еще, с орех, - стал мужественно жевать кислятину. Хвостик щелчком перебросил через забор во двор.
      Антон Петрович перестал стучать, опять ходит по двору из конца в конец. Вышел за ворота, на улицу, постоял, - направился в сторону колхозной конторы.
      Гриша сдвинул около забора большой камень, подхватил несколько червяков, побросал их в кучу. Из кармана достал две намотанные на картонки лески с крючками и грузилами, только без поплавков. Нацепил на каждый крючок по червяку.
      - Как дикари - это было бы здорово... - бормотал он про себя. Поставили бы донки, вот так... А сами бы загорали, купались... - Чаратун привязал лески к штакетинам, забросил червяков во двор.
      Витя лежал кверху лицом, рассматривал свои ладони с мозолями и хмурился.
      Вот чего мы не учли... Попробуй возьмись за весла такими руками!
      - А ну - покажи! - подошел я к Грише, схватил его за руки, повернул ладонями кверху.
      - Ты чего? Ты чего?
      - Ничего...
      У него с мозолями было еще хуже, чем у меня.
      Значит, на веслах придется мне... У меня хоть и раздавлены некоторые мозоли, но кожа осталась на месте, присохла. А у него... Бр-р!
      Работнички... Правду мой отец говорит: "Лентяй за дело, а мозоль за тело".
      - Кхек! Те-тех! - послышался во дворе страшный крик, захлопали крылья. С перепугу мы вскочили на ноги: на Гришиных лесках трепыхались две курицы.
      - Не тащи, хуже будет! - крикнул Витя Чаратуну.
      Поздно! Гриша уже подтянул к себе упирающихся хохлаток и ножичком шах! шах! Куры побежали, встряхивая головами, - старались заглотнуть торчащие из клювов хвостики капрона. Чаратун растерянно смотрел вслед, моргал глазами. На губах - дурацкая улыбка.
      - Доигрался, герой! - разозлился Витя. - Давай деру отсюда, а то всем попадет.
      Мы помчались к реке.
      Интересно все-таки, пройдет по Мелянке лодка или нет?
      Брели по берегу, перелезали мелиоративные канавы, пробирались между зарослей аира и тростника, проползала под кустами калины, ольхи, смородины. Набили смородиной такую оскомину - неделю хлеба не откусишь.
      Нет, везде лодка не пройдет. Есть места - воды воробью по колено, иногда Мелянка сужалась так, что можно было перепрыгнуть, кое-где русло заросло аиром.
      Мы шли у самой воды, а берег поднимался все выше и выше, водяная дорожка делалась все шире и светлее. Временами на дне была уже не грязь или торф, а песок и разноцветные камешки: и серые с синими полосками, и коричнево-слюдяные, и красные с черными крапинками, и зеленые с коричневыми пятнами, как яйца у кулика... Над ними играли в воде хороводы солнечных блесток, серебристых вихрей...
      Красота какая!
      Выбрались на высокий берег и ахнули: до Немана не дошли каких-нибудь метров двести...
      Ну, разве будешь рассматривать какой-то шалаш из веток, сухого аира и тростника, дворик-загон у самого устья Мелянки (с двух сторон жерди, с третьей и четвертой вода)? Летим к Неману во всю прыть... С обрыва вниз прыг! Проехались на штанах, еще ниже прыгнули, в горячий песок, не устояли на ногах, носом вниз - ш-ш-ш-ших!
      Как интересно на Немане! Оттолкнешься от берега на метр-два, и течение сразу подхватывает тебя, как перышко, только слегка пошевеливай руками и ногами. Подгребешь к берегу - а до одежки бежать да бежать...
      И мы бежим, мимо одежды, мчимся аж вон до того лобастого валуна, что наполовину вошел в воду, как вол, и пьет не напьется. Опять входим в реку, опять она несет нас...
      А против течения даже не пробуй: смех и горе. Немана не осилишь!..
      Прыгаем на одной ноге, выливаем из ушей воду. Хватаем одежду и карабкаемся наверх - надо же искать Стахея с телятами. Одеваться не хочется - такое здесь яркое солнце, ласковый ветерок! Весело гоняются друг за дружкой белогрудые чайки - то припадают к самой воде, то стремительно взмывают ввысь...
      Ну разве можно представить себе, чтобы вдруг что-то произошло и на свете не стало Немана, ни этого ясного неба, ни этой изумрудной зелени с разбросанными там и сям крапинами цветов?
      - Вон, смотрите! У самого леса они, за горкой! - первым заметил телят Чаратун. - От винта!
      - Есть от винта!
      - Контакт!
      - Есть контакт!
      Мы вращаем правыми руками все быстрее и быстрее, как будто заводятся самолеты - и внезапно срываемся с места, мчимся к опушке леса.
      Дед Стахей медленно подходил вслед за телятами и строгал зубья для грабель. Выстрогает - и за ремень, жик-жик ножиком - и за ремень... Он похож сейчас на партизана, опоясанного пулеметной лентой...
      Когда начинается косовица, куда люди бегут за граблями? К нему. Он и корзинками снабжает чуть ли не полсела. А нужна метла или веник - опять к деду Стахею. Он и рыболов отменный, вьюнов заготавливает впрок, сушит их на заостренных, как веретена, палках. Эти палки с вьюнами называются метками. Захочется кому-либо среди зимы приготовить квасной суп из этих вьюнов, идут к деду. Дед ни с кого платы не берет, но люди не слушают его - то сыр клинковый на стол положат, то масла, то свежины.
      - Ну что - помогать пришли? - всматривается в нас дед какими-то сивыми, словно поблекшими от солнца глазами. Веки у него покраснели, сморщились. Уже нагулялись телятки, наелись... Пойдут сейчас водицы попьют, отдохнут... Скоро должны подвезти зеленую подкормку...
      Стахей Иванович в хорошем настроении, каждое слово выговаривает медленно, ласково. Мы обрадовались: лодка, считай, в наших руках!
      - Деду, а вам не хочется сходить в гости к Адаму? Вы же вместе в партизанах воевали, фрицев по-геройски ловили... - "подъезжает" к нему Хмурец.
      - Еще как хочется, внучек!..
      - Так сходите! А мы сами за телятами посмотрим! - говорим, перебивая друг друга.
      - Хм... Хм... - дед смотрит на нас подозрительно. - А сумеете ли вы и напоить, и загнать телят в загон, и подкормку раздать? - спрашивает он для формы, а сам быстренько достает из одного кармана палочки-заготовки, из другого - две горсти готовых зубьев, выдергивает и те, из-за пояса, связывает все вместе в толстый пучок лыковой веревочкой. - А-я-яй, а у меня и гостинца, кажись, никакого нет. А при нем же внуки живут...
      - А правда, что у Адама есть лодка? - забрасывает удочку Чаратун.
      - О, у него когда-то была лодка, на весь Студенец славилась. Теперь, наверно, сгнила, в печке пожег...
      Этого еще не хватало!
      - Стахей Иванович, нам знаете, как лодка нужна? Вот! - провел Гриша ладонью по горлу. - Мы задумали на ваш остров съездить, посмотреть на то место, где вы партизан спасали.
      - Ну, хорошо, хорошо. Выручу... Коли у Адама есть лодка, то считайте, что и у вас есть. Но - смотрите тут у меня! - пригрозил нам дед пальцем и пошел, прихрамывая, к шалашу.
      - Физкульт-ура! Физкульт-ура! Физкульт-ура! - трижды сделал стоику на руках Витя, трижды дрыгнул в воздухе ногами. А я ка-а-к раскручу узел с одеждой над головой, ка-а-ак швырну на телят!
      Штаны, рубаха, майка - все разлетелось в разные стороны. Рубашка засела на макушке невысокой сосны. Весь живот исколол, пока достал. Штаны угодили Лысику на спину, он пробежал с ними несколько метров, а потом сбросил, да еще и копытами истоптал...
      Гриша грозит мне кулаком, деловито сгоняет телят в гурт. Я забежал вперед, чтобы попридержать стадо: несколько бычков совсем расшалились, задрали хвосты и давай бегать кругами, баламутить телячий народ. Им, наверное, тоже скучно целый день с дедом: ни побегать, ни порезвиться. А тут такой случай!
      Все ближе и ближе стоянка...
      Дед пропадал где-то у воды, потом взобрался на кручу, и мы увидели в его руках большой кукан рыбы. И где он ее набрал так быстро? Волшебник, да и только! Мы же в этих местах купались, бегали по берегу, а удочек нигде не видели...
      Зеленую подкормку привезли на грузовике голосистые девчата. Загорелые, в белых косынках... И сюда ехали - пели, сбрасывали вико-овсяную смесь пели, и назад поехали с песней.
      Витю отправили вместе с ними. Пусть сам пообедает и нам чего-либо прихватит.
      Мы сделали все так, как и приказывал Стахей Иванович: и напоили телят в Мелянке, и разложили всю зелень вдоль жердей.
      Пробовали опять купаться. Но так хотелось есть, что было не до купанья. Полежали немного на солнышке, позагорали.
      Хмурец, казалось, пропадал целую вечность.
      Прикатил он на велосипеде. Вытер рукавом мокрый лоб и сунул нам в руки черную клеенчатую сумку. В ней было полбуханки хлеба, кусок сала и бутылка молока.
      Витя сыпал новостями, как из мешка:
      - Гриша, твоя мама и к нам приходила... Называла тебя Змеем Маргаринычем, грозилась в милицию позвонить... А мой папа не выдержал, опять на химический уехал... Зимой, говорит, буду отдыхать... А председатель, Фома Изотович, с твоим батькой, Леня, чего-то у хаты деда Стахея похаживали, разглядывали... А Горохов Петя, письмо, говорят, прислал...
      Гриша, положив сумку на бок и застлав ее газетой, резал хлеб и сало на куски и не очень прислушивался, о чем тараторил Хмурец.
      - А может, тебе и вправду уже надо вернуться домой? - осторожно посоветовал я Чаратуну.
      Гриша сверкнул на меня глазом.
      - Жри да помалкивай... И нечего меня милицией пугать, я не преступник.
      Мы все подчистили за пять минут. Кусок хлеба, грамм двести, Гриша спрятал в карман.
      - Пришел ответ из "Пионерской правды"... - Витя достал из кармана сложенный пополам конверт.
      - И молчит! - выхватил я письмо.
      - А нечего было говорить.
      - Читай! - сказал Гриша.
      А читать в той красивой, блестящей бумажке, действительно, было нечего. Сообщали, что наше письмо переслали в Министерство обороны.
      Вот так... Не скоро сказка сказывается!
      Я проехал на Витином "Орленке" пять раз к лесу и назад. Хорошо было стремглав лететь под гору. Гриша тоже проехал несколько раз. Потом стал кататься Хмурец...
      Скучно...
      Солнце уже склонилось к закату, жара спала, и мы выгнали телят из загона. И хоть бы один теленок нагнул голову! Некоторые опять улеглись и блаженно щурились, пережевывали пищу, другие терлись боками о можжевеловые кусты. А двое самых мордастых сошлись и давай бодаться - кто кого? Мы узнали одного из них - Лысик!
      Задир все больше разбирал азарт. Вокруг них собрались телята-болельщики. Смотрят, крутят головами, фыркают презрительно...
      Вите хотелось, чтобы победил Лысик.
      - Покажи... ему... где раки зимуют... - начал он подталкивать бычка сзади.
      - Это несправедливо! - возмутился Гриша. - Отойди, пусть сами! Чаратун уперся, как рыбак на какой-то картине, руками в коленки и начал судить борцов: - Ага: три - ноль!
      - Давай мы свою пару организуем! - предложил Хмурец.
      Сказано - сделано. Взяли двух за шеи, подтащили одного к другому. Наклонили им головы, постучали рожками о рожки. Понравилось бычкам!
      - Пять - два! - надрывался тем временем Гриша.
      Солнце повисло над самым Неманом. Вода задымилась розовым паром-туманом...
      Баталия была в самом разгаре, как вдруг послышался голос Стахея:
      - Что это тут за шпиктакли?! Ах, бусурманы... Если напасли хорошо, то им лежать надо, килограммов набираться...
      - А-а, дедушка... Как мы вас ждали! Пригнали лодку? - бросились мы к нему.
      - Пригнал, пригнал... Положите телятам на ночь остальную подкормку, и можете идти домой. Спасибо!
      Мы поглядывали друг на друга, как воришки. "Напасли... Еще как напасли! Ни один даже головы не нагнул... "Положите подкормку..." Было бы что ложить!"
      - А мы все на обед отдали! - ляпнул Витя.
      Кто же мог знать, что эту подкормку надо было разделить на две порции! Кажется, дед об этом и слова не сказал...
      - Вот жулики!.. - Стахей Иванович пошел посмотреть, что делается за изгородью.
      Мы - за ним следом чуть ли не на цыпочках.
      Много зелени было втоптано в грязь, попорчено. Дед поохал, повздыхал, открыл жердяные ворота. Мы загнали телят.
      - Идите и вы по домам... Пора! - сказал нам дед и заковылял, прихрамывая, в сторону шалаша.
      Мы все еще медлили - идти или нет? Кажется, Стахей Иванович опять навеселе, угощались, наверное, с Адамом...
      Из шалаша тем временем послышался громкий, прерывистый храп. Уснул!
      - Знаете что? - сказал Чаратун. - Останусь я тут ночевать - буду и за лодкой присматривать, и за телятами. А вы привезите сюда все утречком, погрузимся и поплывем...
      - Но ведь ты не ужинал! - запротестовал я. - И замерзнешь - на тебе только майка да штаны, а у нас хоть рубашки есть. Лучше мне остаться или Вите.
      - Тебе дай только поспорить... Домой я все равно не пойду, а ночевать где-нибудь надо.
      - Ладно, Лаврушка... Я привезу ему поесть и ватник захвачу... Поехали! - Хмурец поднял с земли "Орленка" и нетерпеливо посмотрел на меня.
      Я нехотя уселся на раму...
      БУРЛАКИ НА НЕМАНЕ
      Около хаты деда Стахея лежал большой штабель бревен - плоских, обрезанных с двух сторон на пилораме. Откуда они взялись?
      Соскочили с велосипеда, походили вокруг. Витя с видом знатока постучал пяткой по одному:
      - Хороший лес...
      Быстро захожу к себе во двор. Отец мастерит новую бригадирскую мерку "козу". На старую кто-то наехал с возом сена, поломал.
      - Папа, а что это за бревна около дедовой хаты? - спросил я.
      - Привезли сегодня, две машины... Начнем ему новый дом ставить...
      Вон оно что... Молодцы эти взрослые! И председатель Фома Изотович чудесный человек. Строгий, конечно, но справедливый. Как обрадуется завтра дед Стахей! Или нет, завтра мы ему еще ничего не скажем, пусть будет сюрприз...
      - А-а, появился... - вышла на крыльцо мать. - Совсем отбился от рук. Надо что-то делать, Алексей: целыми днями где-то пропадает. Или он утопился, или удавился - что хочешь, то и думай. И теленка не перевязал на другое место...
      - Не надо было оставлять... Мало тебе без теленка забот?
      - Все выращивают, а почему нам нельзя? Скоро колхоз будет закупать их на откорм, продадим... Да я тебе не про теленка хотела, а про Леню. Ждала-ждала, чтобы покормить, плюнула и пошла...
      - А ты не жди... Захочет есть, сам прибежит, - попыхивает папиросой отец.
      - Ой, мамочка, как хорошо на Немане! Мы телят помогали деду Стахею пасти, а поесть нам Витя привозил. А завтра на Партизанский остров поплывем. И будем ночевать там! Нам Стахей Иванович уже лодку из Студенца пригнал...
      - Эт-того еще нам не хватало! - всплеснула руками мать. - А если утонешь?! Тогда и домой не приходи!
      - Ну что его - за пазухой держать или на привязи? Если будут делать все осторожно, то ничего не случится.
      - Потакай, потакай на свою голову! Вырастет неслухом!
      Отец становится рядом со мной.
      - Видишь, какой вымахал? Уже по плечо мне... А ты все охаешь да ахаешь... А к работе, конечно, надо его привлекать больше...
      - Привлечешь его! Лоботряс, даже за теленком присмотреть лепится... мать идет в сени, чем-то гремит.
      Испортил я ей настроение...
      У отца с матерью, наверное, еще и ночью разговор был обо мне. Потому что просыпаюсь, а на табуретке лежит солдатский вещевой мешок. Самый настоящий!.. На лямках какая-то поперечинка с пряжкой. Для чего она - не понятно...
      От радости я бросился маме на шею. А она отворачивается, хмурит лицо, хотя на губах лукавая улыбка.
      Отца, как обычно, дома уже нет.
      Завтракаю на скорую руку и смотрю, как мать хлопочет около вещмешка. Кладет туда буханку хлеба, большой кусок сала, три ложки...
      - А зачем сало? Мы там уху будем варить! - говорю я.
      - Едешь на день, продуктов бери на неделю.
      Что пословица не врет, я только потом убедился...
      Я бросил в мешок еще несколько картофелин, завернул в бумажку соли, перца, лаврового листа, вырвал с грядки пару кустов лука. Одеяло в мешок уже еле-еле запихнул.
      - Ну, как тут у тебя? - заглянул к нам Хмурец. - Я вот как одеяло свернул... И через плечо, как солдаты скатку носят. Удочку взял, еду в карманы...
      У Вити на ремне болтается сбоку котелок. Вид у хлопца бравый.
      Я отдал ему и свою удочку. Только у комика этого, у Гриши, не будет удочки. И зачем он носил лески в кармане? А потом скормил курам крючки!
      - Все? - торопит Витя.
      - Куртку надень! - мать набросила на меня пиджак, потом помогла и вещмешок пристроить. Поперечную лямку она подвинула чуть ли не к подбородку, стянула потуже и застегнула. Груз за спиной сразу как будто потерял свой вес. Хитрая поперечина! А еще хитрее солдаты, что ее придумали.
      Мы гордо идем по улице. У меня на спине горб мешка, у Витя оттопыриваются карманы. Мальчишки с завистью смотрят вслед, лаем провожают нас собаки. В одном окне отдает нам лапкой салют пластмассовый зайчик. Какая-то малявка-первоклашка показала нам язык, но Витя грозно шагнул в ее сторону, и та шмыгнула за ворота. Попробовала показать язык из-за ворот, просунув голову между досок. И застряла, заверещала, как поросенок. Пришлось оказать скорую помощь, прижать к голове ее уши, чтобы голова пролезла назад.
      Жаль, что нет у нас какого-нибудь Рекса или Каштана! С собакой было бы, конечно, интереснее...
      Еще утро, а уже парит. День ожидается жаркий.
      Лениво и глухо тирленькают над головой жаворонки. Камнем падают вниз, и мы видим, как бегают они по земле с раскрытыми клювиками...
      Мокреет под мешком спина...
      Мы спустились в ложбину, перешли мостик через ручеек. Начались плантации картофеля, свеклы, льна. Дорога раздвоилась. И мы свернули на левую.
      На припыленной траве у дороги - ни росинки. Но ожила трава за ночь, не выпрямилась...
      - Доброе утро! - еще издали кричим мы деду Стахею, машем руками.
      Старик похаживает, внимательно следит, чтобы телята не лезли на посевы. Стадо уже далеко от шалаша.
      - А Гриша где? - кричу я.
      Дед указывает на шалаш, прикладывает ладонь к щеке, наклоняет к плечу голову - спит, значит...
      Аг-га! Ну, пусть спит... Сейчас мы ему устроим штуку: спрячем лодку в кусты. Вот смеху будет! Сторож называется...
      У шалаша догорает костер, с почерневших головешек струятся тонюсенькие ниточки дыма. У костра набросало крапивы, немного в сторонке - куча ольховых палок: коротких и длинных, метра по два, суковатых и гладких, толстых и тонких. Кому была нужна крапива? Что с ней делали?
      Зачем нарезали столько ольхи? Сырой...
      Заглянули в шалаш: Гриша лежит, свернувшись калачиком, из-под ватника видны желтые пятки.
      К шалашу приставлены весла. Мы взяли их тихонько, ни один листик не зашуршал...
      Через минуту были уже у лодки...
      Нам бы только стянуть с отмели, оттолкнуться, и метров через двадцать уже будет устье Мелянки. Нырнем с лодкой под кусты...
      На корме лодки отгорожен ящик-багажник, помост из досок сверху снимается, как крышка. Витя стал на багажник, раскачивает, перевешивает на свою сторону лодку - так легче столкнуть в воду. Я толкаю и руками, и плечом...
      - Ну - и что дальше? - послышалось над нами.
      Мы подняли головы: на самой кромке берега, почесывая нога об ногу, сидел Чаратун. Зевал - во весь рот! Лицо опухшее, измятое...
      Мы бросились к нему.
      - Кто тебя размалевал? Может, дикий мед доставал? - сгорал я от любопытства.
      - Какой там мед!.. Крапива... Крапива и комары... - Гриша встал, потянулся до хруста в костях. Наброшенный на плечи ватник упал на траву. Чаратун осторожно спустился к Неману. Долго там кидал пригоршнями воду в лицо...
      Что-то стал объясняться Чаратун загадками. Зачем было лезть лицом в крапиву?
      - Жрать, братцы, хочется - бычка проглотил бы! - поднялся наверх Чаратун.
      - Бычки уже пасутся, а вот курица жареная - есть! - Витя опустошил один карман, второй. - Вот тебе хлеба кусок, вот крылышко, шейка...
      - Ух ты!
      Гриша набросился на еду.
      - Вкусно?
      - Умгу...
      - Еще бы! Знал, какую курицу на уду ловить. Самую жирную!
      Чаратун вдруг посинел, сипло втянул в себя воздух, глаза закатились. Я подскочил к нему, стукнул кулаком по спине.
      - А кхы!.. Кгы!! Чтоб ты пропал со своей курицей!.. - вытер Гриша слезы.
      Витя катался на спине, дрыгал от хохота ногами и стонал:
      - Ой, мамочка! Ой, умру!
      Отсмеявшись, я спросил:
      - Дорезали?
      - Да-а! Одну вчера вечером, а другую утром. А кто тебя крапивой отстегал?
      - До этого не дошло... Вы только уехали вчера, а дед и проснулся. Выспался уже, говорит... И до самого утра не уснул - ревматизм донимал... Особенно та нога ныла, хромая. Я ему ношу крапиву из кустов, он хлещет себя по ногам, кряхтит: "Ей-богу, помогает!" И что, спрашиваю, каждую ночь так? Нет, говорит, только к перемене погоды... "Сидели бы, деду, на печи, грели ноги да поплевывали в потолок... - говорю. - Пенсию ведь колхоз платит". А он дураком меня обозвал... Подрастешь, говорит, поймешь, что к чему...
      - Ну и дед!
      - Да-а-а... Днем с телятами воюет, а ночью с ревматизмом... А когда спит - неизвестно... И знаете, почему он хромает? - Гриша вытер жирные пальцы бумажкой. - Родной брат косой по ногам шарахнул! Показалось ему, что Стахей залез на полступни в его сеножать. Косой по ногам, а? Жуть просто... "Капитализм!" - говорит Стахей. Одним словом объяснил - "Капитализм!" Это еще до тридцать девятого года было, когда польские паны здесь хозяйничали.
      Чаратун встал, подошел к куче нарезанных ольховых палок, начал набирать их в охапку.
      - Давайте грузиться, а то время не ждет...
      - Ты что - не проснулся еще? Зачем тебе это? - Витя заворачивал остатки еды в газету и наблюдал за ним.
      - Умник! А из чего ты на острове построишь шалаш? Там только лоза да песок... Хорошо бы еще дров прихватить, раз лодка есть.
      Гриша спустился к воде.
      Услышав о дровах, Витя начал шарить по карманам:
      - Леня, ты спички взял?
      Захлопал глазами и я - забыл! Киваю на Гришу: у него должны быть. Он спички всегда носит, я видел даже, как он тайком покуривает.
      - Чаратун! Мы спички не брали - у тебя же есть! - крикнул Витя.
      - Ну вот... Я так и знал... Будете, как дикари, трением добывать. Я свои вчера в кустах пожег.
      Гриша взобрался опять на обрыв и, не посмотрев в нашу сторону, пошел к Мелянке, спрыгнул там вниз.
      - Побегу к деду, попрошу... А ты, Хмурец, привезешь потом ему, отдашь! - рванул я с места в карьер.
      - Эй, давай назад! Есть у меня еще четыре спички... Нарочно оставил, крапиву наощупь рвал. - Гриша нес с Мелянки ржавую консервную банку. - Знаю вас, вы и червяков не накопали... Я тут утром насобирал немного ручейников. Хлебных жучков наловил на кустах... Тут они, вместе со спичками... - прижал он к уху коробку. - Шевелятся...
      Стыдно... Спали, как буржуи, в мягких постелях, а он здесь всю ночь и утро работал. Интересно, что бы мы делали на острове с одними хлебными наживками, без шалаша, без огня?