«ЭРПИДЫ НА ПЛАНЕТЕ ЗЕМЛЯ»

Мы опять у Левона Ивановича.

– Ну, вы уже видели, какие бывают куклы, на что они способны… Сами куклы ничего не умеют делать. Это мы должны их оживить, научить садиться, ходить, брать вещи, говорить, слушать и тому подобное. Но всё это, друзья мои, потом, потом, потом… Нам сначала надо знать, что мы будем ставить, какие куклы нам нужны.

Левон Иванович расхаживал по комнате взад-вперед. Голову слегка наклонял при наиболее значительных и важных словах, как будто раскланивался со знакомыми. А мы сидим рядышком на диване и круть-верть – поворачиваем головы вслед ему. Слушаем…

Левон Иванович велел на этот раз прийти ещё без пластилина, и мы рады: ни у кого пока нет столько, сколько он просил.

Пришли мы без Васи и Генки. Вася известно где – в больнице. А Генки потому нет, что ещё не суббота и его не забрали из круглосуточного садика. И хорошо – хоть Павлуше легче дышится, не ходят, как связанные верёвочкой.

– Значит, прежде всего нам надо знать пьесу, знать, какие для неё нужны куклы… Пьесу я выбрал, мы сейчас её и послушаем… – Левон Иванович раскрыл книжный шкаф и взял стопочку отпечатанных на машинке листков бумаги.

Он торжественно сел в кресло, разложил перед собой листки, медленно надел очки…

– «Эрпиды на планете Земля», комедия-сказка в двух действиях для кукольного театра… Ну, мы ещё не кукольный театр, но с самого начала будем работать всерьёз. Согласны? Вот и хорошо… Эрпиды – сокращённо. А полностью так: «Электронные роботы прямостоящие и думающие». Это смешные, наивные человечки из металла… Какой-то межпланетный корабль остался летать на орбите вокруг Земли, как спутник. На Землю он отправил на разведку двух Эрпидов. Они должны всё разузнать и вернуться обратно, доложить, что и как, можно ли садиться. Эрпид-один знает все языки землян: покрутит головой, настроится на нужную волну – и готово. Эрпид-два понимает язык животных и птиц, может его разъяснить. Вот о приключениях Эрпидов на Земле и рассказывается в пьесе…

Читал Левон Иванович на разные голоса. Слушаешь – и узнаёшь, кто это, видишь, каков он… Кудесник дядя Левон!

Мальчик Ваня возвращался из школы через лес, собирал по дороге грибы. Собирал-собирал – и присел отдохнуть. А камень под ним как шевельнётся! «Черепаха!» – подпрыгнул он.

А камень тресь пополам! Вылез Эрпид-один, машет ручками, «хау ду ю ду» на разных иностранных языках лопочет. Ванька в школе ещё не проходил никаких иностранных языков, пожимает плечами. А с ним собачонка была, Жучок. Хвать этот Жучок Эрпида за ногу! «Ай! Ай-яй!» – визжит. «Пошёл вон!» – Ванька на собачку. Она чуть зубы не искрошила о железо.

«Посёл вон… Посёл вон… – повторил Эрпид и ручками себе голову – круть, круть. – Приветствую вас, жителя Земли!» – по-нашему заговорил. И тут они начали друг у дружки выспрашивать – кто, да что, да зачем. А Эрпид потешный такой – ни деревьев не знает, ни зверей, ни птиц, ни грибов. «Что это за зверь хотел меня укусить? Что он сказал?» – «Собаки не разговаривают…» – Ванька ему на это. «Все звери по-своему говорят. Эрпид-два, мой брат, переводит с их языка. Надо его разыскать».

Ванька надумал сначала поучить Эрпида кое-чему – читать, писать, считать. Не умеет робот ничего этого делать. «Какой же ты разведчик!» – насмехается Ванька. «А это видел? – показывает Эрпид глазок окуляра на животе. – Всё фотографирует и записывает на плёнку. И ты записан… На космическом корабле посмотрят, расшифруют».

А Ваня всё-таки настоял на своём, начал его учить. Вертится этот Эрпидик, в зал смотрит. «Зачем их столько сюда собралось?» – «А это они в театр пришли, на нас с тобой посмотреть…» – «Ой, давай лучше мы на них будем смотреть, их вон сколько. Пока всех не пересмотрим… Ой, Ваньки с длинными волосами сидят!..» – «Если с косичками и бантиками, так это девочки: Светы, Аленки, Таньки… Мальчишки пока с косичками и бантиками не ходят…»

Потом они пошли искать Эрпида-два. Договорились, что Ванька их вместе поучит. Всякие приключения у них были в дороге, и Мишку-медведя встретили. Несколько дней искали Эрпида-два. А мама и папа Вани не волновались. Эрпид так сделал, что родителям эти дни показались минутами…

А Эрпида-два, знаете, где нашли? В большом городе!

Его девочка Таня водила на верёвочке, как собачку. Он нечаянно тявкнул при ней, а Таня подумала, что это такая железная собачка, и сдавила ему шею ошейником, таскала за собой везде. Эрпид-два не мог даже головой повернуть, чтоб настроиться на что-нибудь другое, не на тявканье. И в городе у всех вместе было ещё много приключений.

В конце Эрпиды сделались сонные и вялые, начали покрываться панцирями – такими же, в каких вначале были. И вдруг – пах! пах! – попрыгали в воздух. И улетели на свой корабль межпланетный…

Долго, наверно, дядя Левон читал. Но если бы ещё в два раза длиннее пьеса была, и то слушали б. А может, и с нами Эрпиды что-то такое сделали и мы перестали замечать, как время летит? Казалось, минуты прошли, не больше…

– Сейчас я вам раздам по листку бумаги, карандаши, – сказал Левон Иванович. – Посмотрим, какими вы представляете себе Эрпидов. Только рисовать самостоятельно, каждый по-своему.

Мы примостились, кто за столиком, кто на подоконнике, кто просто на полу и старательно засопели. Черкали, стирали, и вдруг – динь-динь! Я даже подпрыгнул… Показалось, тот межпланетный корабль садится.

Дядя Левон пошёл открывать дверь.

– Нет ли у вас моего сына? Он сказал, что сюда пойдёт.

Павлуша лежал возле меня на полу и сразу нахмурился: мать за ним пришла, её голос!

– А вы заходите к нам… Заходите, заходите, пожалуйста! Минут через десять Павел будет свободен… – говорил дядя Левон очень вежливо и гостеприимно. – Вот сюда проходите, я хочу с вами посоветоваться… Вы же, насколько я знаю, на швейной фабрике работаете?

И я знал, что Павлушина мать работает на швейной фабрике. Она и дома много шьёт, берёт заказы. Павлуша как-то говорил.

Левон Иванович провёл её на кухню, начал рассказывать – под большим секретом пока! – чем мы здесь занимаемся. Павлушина мама обрадовалась:

– Как хорошо, что вы им занятие нашли! Оставляешь одного дома – и душа не на месте: как бы чего не случилось! Он-то спокойный мальчик, но другие могут подбить на дурное дело… Вася из нашего дома (вы, наверное, знаете уже) в больницу попал.

– Простите, я не спросил, как вас звать… Любовь Васильевна? Очень приятно… Я с вами, Любовь Васильевна, хочу посоветоваться, во что нам одеть куклы. Мальчик и девочка у нас – школьники… Я сейчас вам эскизы покажу, минуточку!..

Дядя Левон вышел из кухни, и я быстренько склонился над рисунком. Но всё равно видел краешком глаза, как на цыпочках прошёл он к шкафу, но к другому, не книжному. Вынул оттуда пиджак и поспешно надел на себя. А из книжного шкафа взял листки с рисунками и так же смешно прокрался назад. Как будто мы заняты бог знает какой важной работой и он боялся нам помешать.

– Вот, посмотрите… У девочки школьная форма, фартучек. У мальчика костюмчик. Подобрать бы где-нибудь такие лоскутки, скроить, то было бы и неплохо.

– У меня полный мешок тряпок, обрезков… Можно поискать.

– Любовь Васильевна, так это же замечательно! Найти б ещё кого-нибудь да пошить все это…

– А зачем искать? Давайте размеры, я и сошью.

– Чудесно! Нет, вы – золотая женщина!

– Что вы! – Любовь Васильевна, наверно, печально улыбнулась. – Я такая, как все.

– Ну нет!.. Ведь вы меня с полуслова поняли.

И я знал, что она не такая, как все. Она высокая, худощавая. Чуть повыше дяди Левона.

– Что вы!.. – продолжала Любовь Васильевна совсем тихо, наверно, чтоб мы не слышали. – Если б я была золотая, то муж не бросил бы с детьми…

Как нехорошо подслушивать разговоры взрослых… Зачем мне всё это знать? Совсем, совсем ненужно… Но ведь и ушей не заткнёшь! И все слышали, не только я…

– Простите, Любовь Васильевна… Я, кажется, к старости лет того… Извините.

– Да ничего, Левон Иванович. Просто… из песни слова не выкинешь.

– Вот здесь у меня выкройки нарисованы, – заговорил Левон Иванович о другом. – Если б какого шёлка розового или жёлтого…

– И это, покопаюсь, найду… Ой, какие смешные у вас получились собачка и медведь! В нашем доме есть такая лохматая собачка, Снежок называется.

– То Снежок, а наша – Жучок. Чёрная…

Я не выдержал больше, вскочил на ноги и бросился на кухню. Интересно на Жучка посмотреть! И все похватали свои рисунки, бросились за мной.

– Покажите! Покажите!

– Нарисовали уже? Тогда бегом на диван: мы идём к вам.

Левон Иванович вежливо пропустил из кухни Павлушину маму, вышел сам.

– Медведь, говорите, хорош… А на него не менее метра плюша надо. Вы не знаете, продаётся плюш в магазине?

– Не замечала, Левон Иванович… Раньше много было. А разве обязательно новый надо? У меня где-то кусок зелёной шторы валяется…

– Зелёный медведь? Ха-ха…

– Ничего страшного. Его можно в коричневый перекрасить или в чёрный цвет. В какой скажете, в такой и перекрашу…

– Нет, вы и в самом деле фея, а не женщина… Простите, я опять комплименты говорю… – Дядя Левон снял очки, протёр стёкла, хотя они были совершенно чистые. – Словом, вы нас здорово выручили. А то я растерялся: нарисовать просто, а где всё это взять?

– Только моя машина не возьмёт плюш… – слабо улыбнулась Любовь Васильевна. – Вручную придётся шить.

– Зверюшек я сам сошью, сам! Осталось только на Жучка что-нибудь лохматое найти… Короче – ура! Трижды ура! Не забудьте только, чтоб штанишки лишь по виду были на штаны похожи, без штанин. Нам надо будет руку засовывать в куклу.

– Как скажете, так и сделаю… Недосплю немного, но сделаю.

– Ну, мастера-художники, что у вас получилось? Я на ваши рисунки буду смотреть, а вы на мои: на Ваньку, Таньку, Жучку, Мишу-медведя.

Дядя Левон поднёс наши рисунки поближе к окну. Любовь Васильевна тоже приблизилась к нему, и они начали рассматривать их вдвоём.

– Ну, этот микроб-сороконожка не подойдёт… – отложил он один рисунок, и Серёжа смущённо опустил голову. Его, значит, микроб. Это же надо такое придумать!

– Та-ак… А этот похож на водолаза-глубинника… Неплохо нарисовано, молодой человек. Но наши Эрпиды не страшилища… – от таких слов Павлуша сморщил одну щёку, как будто у него болел зуб.

– Антенны-локаторы? Как усики у майских жуков… А что? Локаторы мы можем ему приделать. Это ты хорошо придумал. А туловище как огурец… Нет, огурец, видимо, не то…

О моём!..

– Ну, а здесь просто человечек и просто собачка… – От этих слов Жора зашмыгал носом. – Эрпид-один и Эрпид-два – братья. Они как две капли воды похожи… Ничего, что одного на четвереньках водила Таня. Мы их сделаем одинаковыми, только раскрасим по-разному: одного в серебристую алюминиевую краску, другого – в золотистую, бронзовую.

Левон Иванович в третий раз подошёл к шкафу и вынул оттуда один-единственный листок.

– Вот какими вижу Эрпидов я.

Мы столпились вокруг Левона Ивановича. Ну и здорово придумал он! Ну и художник! Конечно же такими они и должны быть…

Вместо головы у Эрпида кубик, вставленный углом в туловище. А туловище уже не кубик, а «шестиугольная призма» – так назвал Левон Иванович. И мы зашептали, стараясь запомнить: «Шестиугольная призма… Шестиугольная призма…»

– Гайка! – воскликнул я.

Очень уж на гайку было похоже туловище, только вытянутую сверху вниз. А там, где у гайки дырка с резьбой, – наоборот, выступ-животик, как будто сложенный из кусочков-клинышков. На самом выпуклом месте – отметинка, как пупок. Наверно, здесь будет тот окуляр, через который Эрпид всё фотографирует и записывает на плёнку.

– Сейчас дорисуем антенны… – Левон Иванович взял у Серёжи коричневый карандаш и добавил усики-антенны. – Мы их сделаем из медной проволоки, подвижными, ниточками будем управлять, поворачивать. А может, и без ниток обойдёмся… Ну как, нравится?

Ещё бы не нравилось! Мы выкрикивали что-то несуразное, не разбери-поймёшь, прищёлкивали языками…

– Значит, понятно. Следующий сбор – через день, в воскресенье, в семнадцать часов. Приходите с пластилином и дневниками. У кого будут двойки-тройки, вместе решим: допускать такого к работе или нет. Если нет – буду набирать ребят в театр из других домов.

Вот тебе и на!.. Как ведро холодной воды на голову вылил. Я думал, он уже забыл об отметках, а тут… Подразнил, завлёк в театр, а теперь подавай ему дневник… Пятёрки подавай, четвёрки!..

У меня хоть двоек нет, а у Жоры – хи-хи! – двоечка за стихотворение.

Один Павлуша спокоен. И мать его светится от радости… У этого тихони одни пятёрки – показывал дневник, я своими глазами видел.

Эх-ха… Ну – ничего. Повоюем! Учебный год только начинается. Мы ещё тоже можем показать себя!

Павлушина мама выходит вместе с нами. Она бережно несёт перед собой свёрнутый в трубку лист бумаги. На нём рисунки Ваньки и Таньки.

Тётя Люба задумчиво улыбается…

«ПРОВАЛИТЬСЯ НА ЭТОМ МЕСТЕ!»

Наконец привезли деревья и кусты.

Сразу на двух машинах: на одной – деревья, на другой – кусты. Что были две машины, нам потом сказали. Когда они разгружались, никто из нас не видел – сидели в школе. А шли из школы, так сразу и увидели: деревьев навалено и кустов, кустов!

Дядя Левон один расхаживал по будущему скверу и прочищал ямки. Вырыли их неделю назад, и они почти все засыпались, кромки обвалились. Мы сразу направились к Левону Ивановичу.

– Салют, салют, «артековцы»! – обрадованно поднял руку он в ответ на наше приветствие. – Хорошо, что вы не задержались. Быстренько ранцы и портфели по домам и бегом сюда. Прикинем, что у нас есть и чего нет.

Рассыпались по квартирам мигом, собрались тоже быстро. И сразу ухватились за самое большое дерево, которое показал дядя Левон. Это был американский клен – ствол толстый, кривой. Корней почти нет, вместо них – какая-то закорючка. Хоть бы один тонкий корешок!

– В сторону, в сторону его… Дрова нам не нужны, верно? У нас ведь в квартирах батареи… – шутил Левон Иванович.

И ещё два дерева выбраковали. У одного была содрана кора, а у другого росло из подножия ствола, может, сто пасынков. «Засохнут тоже…» – сказал о них Левон Иванович. Остальные деревья – одни американские клёны! – мы разложили рядком по росту.

– Эх-ха-ха… Мы же не просили: «Дайте нам целый ботанический сад!» Но ведь можно было хоть несколько каштанов, берёз, лип привезти… О груше или вишне я уж не говорю!.. – вздыхал Левон Иванович. – Что попало подсовывают домоуправлению, а оно берёт. Так что – поддадимся стихии? – И ответил сам себе: – Не поддадимся! Айда, «артековцы», на промысел!

Дядя вскинул лопату на плечо, как солдат винтовку.

– Времени мало, а работы много. В восемнадцать часов субботник. Вперёд! – скомандовал он.

Мы построились за ним и зашагали.

Шли сначала по нашей улице Мира к школе. А когда дошли до места, где вниз по склону спускается деревянная лестница, повернули не на неё, а наоборот – влево. От улицы Мира туда вела, перед самой школой, поперечная улочка.

Шли по ней, шли, пока асфальт не кончился. Здесь конец микрорайону. Так далеко в эту сторону мы ещё ни разу не заглядывали. Тут шла настоящая война. Воевали большие дома с деревянными хатками. Прорвутся клиньями-рядами в огороды, что около хаток, начинают окружать. Посылают в наступление, словно танки, машины, трактора-бульдозеры, экскаваторы… Грузовики вывозят брёвна, бульдозеры сгребают в кучи всякий хлам и мусор, экскаваторы роют котлованы под фундаменты, собирают всё негодное и грузят на машины.

Только дошли, дядя Левон закачал головой: «Ну и варвары!» – и начал пререкаться с бульдозеристом, пожилым дядькой с блестящим, как будто навели на него глянец, лицом.

– Куда же вы?! Разве не видите: эти кусты ещё можно пересадить!

– Самое лучшее уже выкопали! – крикнул из окошка бульдозерист.

– А чем это хуже? Ведь это смородина! А вы её под откос, срезаете!

– Снявши голову, по волосам не плачут! – опять крикнул бульдозерист. Но повернул трактор немного в сторону, послушался.

– Волосы… Голову! – бормотал недовольно дядя Левон.

И мы начали выкапывать эти кусты. Здесь не только смородина была, дядя узнал и крыжовник. А потом мы попали на заросли малинника, вишни, сирени. Левон Иванович так старался, так спешил их быстрее вырыть, что даже вспотел. Совсем забыл, что сердце больное! И мы старались: только обкопает деревце – вырываем, отряхиваем слегка землю с корней, относим в кучу. Наконец столько набралось всего – хоть на машину грузи!

– Ф-фу! Аппетит приходит во время еды… – разогнул спину дядя Левон, болезненно поморщился и погладил ладонью поясницу. – Надо отправить это добро…

Левон Иванович умел говорить так, что его всегда все слушались. И шофёр-самосвальщик поддался на уговоры, согласился, чтобы мы погрузили поверх земли в кузове свои «полезные ископаемые», согласился повернуть в сторону от своего маршрута.

– Покажешь ему наш дом, – посадил дядя Левон Жору в кабину самосвала. – И овраг покажешь – туда можно ещё ссыпать землю. Кустарник осторожненько скинешь и будешь ожидать нас, сторожить.

Уехал Жора, а у нас находка за находкой: груша, дикий виноград, белая акация, боярышник с крупными, как у шиповника, плодами!.. А около одного бывшего дома (остался один фундамент и мусор) дядя Левон прямо обмер: плакучая ива! Веточки тоненькие, золотистые, листочки серебряные. Свесила волосы к самой земле, пригорюнилась…

– Ах ты, моя красавица! Ах, ненаглядная! – пошёл Левон Иванович кругами вокруг ивы. – Представляете, ребята: тёмная ель, светлая берёзка и серебристая ива… Умри – лучше не придумаешь! А можно её и солитером сделать…

Что-что?

Я смотрю на дядю – что он говорит? Разве Левон Иванович не знает, что солитёр – это такой гадкий, страшный червяк. Он внутри человека поселяется. Поселится – и сосет, сосет, пока от человека одна кожура не останется. Жора так говорил, а он врать не будет.

– За что вы… на неё так? Хвалили, хвалили – и вдруг… – не выдерживаю я.

Левон Иванович смотрит мне в лицо и ничего не понимает: о чём я?

– Ах ты, ветеринар! – вдруг восклицает он и вбивает лопату в землю. Одной рукой упёрся в бок, а указательным пальцем другой постукивает мне в лоб, чтоб понял и запомнил: – Солитер – отдельно стоящее декоративное дерево. Красивое дерево… Так в книге «Садово-парковое искусство» сказано. А он о какой-то гадости вспоминает!

С очередными самосвалами уехали Серёжа и Павлуша. А я с дядей Левоном на четвёртом, еле вместились в кабину. Везли мы большую яблоню – ветви свисали с кузова до самой земли. Чтоб не потерять дерево, шофёр обтянул его сверху тросом.

Опоздали… У нашего дома уже много людей: моя бабушка с мамой, тётя Клава с тётей Климой, профессоршей, Серёжина мать, папы Жоры, Васи, Жени-большого, Галки, сам Женя с Галкой. Только Снежка у Галки не было. Все ожидали Левона Ивановича. Павлуша и Жора, зажав под мышками по лопате, учились ходить на них, как на ходулях…

Остановились мы, и мужчины начали стаскивать яблоню на землю, приговаривая:

– Не приживётся… Больно старая…

– Напрасно трудились, Левон Иванович… Дали вы маху!

А тот хитро улыбался:

– Виноват! Жадность одолела… Вижу: такое дерево пропадает! А на нем уже через два года яблоки будут… Ну и упросил бульдозериста аккуратненько подковырнуть…

– Так ведь засыхают такие старые! – настаивал кто-то на своем.

– А я один секрет знаю: надо все ветки срезать, одни культи оставить. Расход влаги уменьшится… Так, кстати, и омолаживают сад. Отрастают молоденькие побеги – и через два года яблоки… Стой! Стой! – закричал дядя Левон шофёру самосвала. – Высыпь, друг, эту землю нам. Больно хороша, с перегноем.

И все заулыбались, закачали головами: ну и Левон Иванович, ну и организатор!

– Вам бы должность инженера в тресте зелёного строительства, – похвалил дядю Левона Жорин папа.

– У каждого свой талант. И не один! Басталанных людей нет… Вот вы, я слышал, рыбак хороший. А я не умею и не люблю рыбачить, мне лучше по лесу побродить… Внимание, товарищи! – уже ко всем обратился Левон Иванович. – Слушайте, чтоб не суетились без толку, – времени у нас в обрез. Сажать будут женщины, а что и где – я скажу. Мужчинам копать… Вы и вы – канавку вдоль бордюра для декоративного кустарника. А вы, Олег Максимович, и вы, Василь Сигизмундович, – ямки под плодовые кусты и деревья под окнами. Вы, Николай Николаевич, и вы, простите, не знаю ещё, как вас величать… Зенон Остапович? Чудесно! Вам рыть канавки под сирень по обе стороны прохода к крыльцу…

И все начали делать то, что говорил Левон Иванович. И никто не спорил, не просил работы полегче.

Я, Серёжа и Павлуша отнесли все кусты и деревья к тем ямкам, на которые указал дядя Левон. Потом – кто на листе фанеры, кто на куске жести – носили чёрную землю, сыпали на дно ямок. Я работал и сам себе повторял: Николай Николаевич – дядя Коля, Олег Максимович – Жорин папа, Зенон Остапович – Галкин папа, Василь Сигизмундович – Васин… Вася, значит, будет Василий Васильевич…

«А куда Жора подевался? Увильнул от работы…»

И только я так подумал, как вылезают из нашего подъезда Жора и… Вася! Оба держат в руках по несколько длинных лучинок.

– Ура! Вася приехал!

Мы вмиг забыли о работе, бросились к нему.

– Отойдите! Тише! – отмахивался от нас Вася. – Мы кошку морскую видели! В подвале!

А мы не слушали Рыжика – Васю, мы тормошили его, вертели, дёргали. Соскучились без него! Я стукнул Васю по плечу – и он пошатнулся! Стукнул Павлуша – Вася устоял на месте, треснул Серёжа – Вася размахнулся и – трах! – дал сдачи.

Тогда Жора бросил свои лучины, наклонился – хвать Васю ниже коленок, бросил его животом себе на плечо.

– Го-о! Гэ-э! – завертелся с ним, зашлёпал ладонью по тому месту, откуда ноги растут.

Вася болтался у него за спиной и бил лучинами по такому же месту. Весело стало!

Запыхался Жора, поставил Васю на землю. А Вася – вжик! – выдернул лучину из своего пучка, как шпагу из ножен, и прыг к Жоре. Мушкетёр!

– Ах, так? – увернулся Жора от Васиного удара и тоже выхватил лучину. – Защищайся, несчастный!

Трик! Трак! – скрестились «шпаги». Ничего, что не было металлического лязга, – мы слышали его. И ещё скрестились, и ещё…

Жорина шпага хрустнула пополам, в руке остался короткий, как кинжал, обломок. Вася не ждал, пока Жора выберет себе новое оружие, ткнул Жоре в бок – раз! В грудь – два! Нет, не в грудь, отбил Жора удар рукой, и обломок царапнул ему ухо.

– Ах, ты так?! – ринулся Жора на Васю с новой «шпагой».

– Эй, мы остальные возьмём! – крикнул я Жоре. И мы схватили оставленные лучины. Как раз по одной!

В воздухе засверкали «шпаги». На меня наседали Павлуша и Серёжа. Хрясь! – сломалась Серёжина. А потом – Павлушина… Слабенькие были лучины. Не лучины даже, а вырезанные пилами из брусьев пластины. Я поднял вверх свою «шпагу»-победительницу: «Ура!»

Смотрим, а Вася и Жора уже бегают по крышам гаражей, как гангстеры в каком-нибудь кино. Вася дразнит Жору, увёртывается от его ударов и хохочет-заливается.

Наши два гаража пристроены к чужим. Чужие почти все металлические, у них крыши или домиком, или плоские, с наклоном. У нас с плоской крышей только гараж Дервоеда. Из старых досок…

Прыгают Вася и Жора по гаражам, и никто на них не кричит, не ругается. Только один раз Василь Сигизмундович крикнул:

– Вася, слезай сейчас же! Мало тебе оврага?

Вася не слез, а прыгнул на жестяную крышу гаража дяди Коли. Перебрался через конёк, съехал к тому краю, где электрическая будка, – и круть к чужим гаражам. Пока так сманеврировал и Жора, Вася танцевал уже на чужом высоком гараже и показывал ему «нос».

– Кончай! – крикнул Жоре отец, Олег Максимович. Чтоб лазить кончал.

А Жора захотел, видимо, Васю прикончить и как ринется к нему! Пока вскарабкался на тот высокий, как скала, гараж, Вася перескочил на гараж Ивана Ивановича. Оттуда по наклону вниз, юркнул в щель между рядами наших и не наших гаражей. И тут Жора взвился над гаражом профессора – гоп!!!

Треск…

– А-а-а! – крикнул Жора и исчез.

Что произошло, никто не заметил, а если заметил, то не понял. Уже смеркалось, и всем хотелось поскорее закончить работу.

Вася выбрался из-за гаражей.

– Хи-хи… Хи-хи… – оглядывается, где Жора, в какую сторону лучше удирать.

И я, и Серёжа, и Павлуша подбежали к Васе…

– Спрятался где-то… – сказал Серёжа.

Дошли до конца гаража Дервоеда, осторожно заглянули в щель. Темнота… Никто не шевелится в этой темноте, не сопит.

– Ыэй!.. – послышался откуда-то Жорин голос. Глухой, как будто сам себе рот рукавом заткнул. Только откуда голос? Может, с крыши?

– А мы в прятки не играем, никто тебя искать не собирается! – крикнул Вася.

Отбежали, чтоб лучше видно было. Нет его на крыше!

В груди у меня тревожно заныло, как тогда, когда засыпало Васю. И Жору, оказывается, я уже любил. Выдумщика Жору, толстяка…

– Ыэй! В гараже я!..

– Ты живой? – кричу я, хотя и так понятно, что живой: голос подаёт!

– Что ты там делаешь? – кричит Вася.

– Не вижу! Висю… Вишу-у-у… Никак не могу упасть!

Мы забегали, засуетились, как муравьи на потревоженном муравейнике. Серёжа подскочил к замку-пудовику на гараже Дервоеда, кряхтя, перевернул на другую сторону. Ну да, разве с таким справишься!.. Вася юркнул в щель и вскарабкался на гараж. Павлуша забегал от гаража к людям, от людей к гаражу… Я – за ним…

– Жора повесился!.. В гараже!

И все забегали, закричали, заойкали. Женя-большой подскочил к дверям гаража, упал на колени, посветил фонариком в щель. Ничего не видать!

– Обождите!.. Я сейчас!.. Я ключ принесу!.. – побежала домой тётя Клима.

А Жорин папа не ждал, подсунул кирку под щеколду с замком – р-раз! Пробой взвизгнул, как поросёнок, и упал вместе с замком-пудовиком и выломанными из двери щепками. Одну половинку двери рванул на себя дядя Левон, другую – дядя Коля. В лицо нам дохнуло вонючим, настоенным на бензине и мазуте, воздухом.