– То есть вы просто выталкиваете бедных животных на поле и, если они погибают, то ждете дальше? – возмутился я.

– Да. Другого выхода у нас нет.

– Ты так считаешь? – хмуро произнес я (очень люблю животных, особенно лошадей). – Что ж, еще посмотрим, есть другой выход или нет.

Кронд внимательно посмотрел на мое хмурое лицо и, предостерегающе подняв руку, сказал:

– Прежде чем начнешь пробовать хоть что-нибудь, посмотри на лошадь Солины.

Кинув взгляд туда, куда показывал Кронд, я в первую секунду даже не понял, что именно увидел. Солина осознала раньше меня: она вскрикнула и всхлипнула одновременно и, отвернувшись, спрятала лицо у меня на груди. Ее лошадь – скорее, то, что от нее осталось, – лежала чуть в стороне от дороги (непонятно, как я ее не заметил), но выглядела она, мягко сказать, «неаппетитно». Целыми остались только ее ноги, остальная же часть представляла собой сплошное месиво из мяса, костей, органов, кожи и прочей хрени нормального здорового организма кобылы. После того как я увидел такое зрелище, мой желудок решил воспользоваться моментом и избавиться от сегодняшнего обеда. Закрыв глаза, я сделал пару глубоких вдохов, заставляя желудок успокоиться. Солина тихо плакала, зарывшись лицом в мою рубашку. Я погладил ее по плечам и опять внимательно посмотрел на останки лошади, весьма похожие на свежий фарш. И тут заметил деталь, которая сразу не бросалась в глаза. «Фарш» медленно поглощался землей. Кровь, например, впиталась уже почти вся, остальное начало как бы проседать, будто кто-то снизу старательно тянул все съедобное на себя. Причем столь старательно, что минут через десять вряд ли хоть что-нибудь останется на поверхности. Не зная, чем это объяснить, я спросил у Кронда.

– Поле забирает свою добычу, – пожав плечами, ответил тот и посмотрел на меня взглядом, говорящим: это же элементарно, как ты сам-то не понял?

Взгляд его настолько меня задел, что я со злости рявкнул:

– Что такое синхрофазотрон?!!

Кронд откровенно обалдел, но потом пробормотал:

– Не знаю.

После этого я посмотрел на него точно таким же взглядом, которым одарил он меня. Кронд к дуракам не относился никаким боком, так что мгновенно понял, зачем был задан вопрос, и, вздохнув, пояснил:

– Об этом поле практически ничего не известно, кроме, как я уже говорил, того, что раз в тридцать дней, ночью, его можно безбоязненно пересечь в любом месте. Также все знают, что поле утягивает свою добычу под землю. Вот и все, что о нем можно сказать. Больше я ничего не знаю… да и никто не знает.

– Ладно, понятно, остался последний вопрос. Какого хрена мы поперлись через это поле и попросту не объехали его?

Кронд, прежде чем ответить, спрыгнул на землю и, начав расседлывать своего коня, пояснил:

– Поле тянется на многие лиги в обе стороны и пересекает чуть ли не половину Светлой Империи, так что объезжать его довольно долго, но большинство так и делают. Края поля легко увидеть, они будто отрублены. Если же мы пересечем поле, то почти наверняка оторвемся от любых преследователей, все-таки ехать через поле рискуют очень немногие. Если же мы поехали бы в обход поля, то гарантированно нарвались бы на такую засаду, что и армию смогла бы остановить. Хоть мы и очень сильно рискуем, переходя поле, но в случае чего выигрыш будет намного больше.

– Раз так, то больше у меня вопросов к тебе нет, пока нет.

Спрыгнув на землю, я легко выдернул немного успокоившуюся эльфийку из седла и, опустив ее на землю, начал расседлывать Снежка. В принципе, ему на это седло (по моему скромному мнению) было полностью наплевать, есть оно на нем или нет, главное, чтобы травку пожевать не мешали, но все равно я всегда старался снять с него лишний груз, только в этот раз еще и привязал его к дереву, оставив значительный запас веревки для его передвижения. Да и под голову было что подложить во время сна. Сняв седло, я пристроил его между двух деревьев, что стояли особняком от сплошной стены леса. Места там как раз было на меня да Ушастую, которая в последнее время спала рядом со мной. Страх перед тем, что с ней могут что-нибудь сделать, у нее прошел окончательно, даже более того, ее саму опасались. Все-таки она положила чуть ли не полсотни человек своими стрелами, так что народ мудро рассудил, что с ней лишний раз лучше не ссориться, да и мое покровительство заставляло изрядно подумать, прежде чем хоть чем-нибудь обидеть эльфийку. Правда, это не затронуло моих учеников. Кронд попросту не видел причины, из-за которой можно было ее бояться, а близнецы… а близнецы нашли в ней новую мамку. Слушались они ее даже больше, чем меня. Их даже не смущало то, что эльфийка была старше их всего на чуть-чуть, да и сама она, не скажу, чтобы возражала против такого отношения к ней. Наоборот, пока я что-нибудь читал, спал, ел или еще занимался какой-нибудь хренью, вроде болтовни, она им что-то рассказывала, объясняла, а те слушали ее, открыв рты. Видя, что Ушастая за каких-то пару дней стала для них подобием матери или старшей сестры, я попросил ее обучить этих оболтусов грамоте. Солина к этой просьбе отнеслась со всей возможной ответственностью, так что на привалах я теперь имел удовольствие лицезреть, как близнецы с покрасневшими от усердия лицами что-то рисовали на земле вслед за Солиной. Вот и сейчас, пока я устраивал наши вещи, она уже что-то объясняла близнецам, сидя невдалеке от меня.

По словам Кронда, мы здесь могли задержаться дня на три. С учетом этой вполне достоверной информации, я основательно потрудился над нашим спальным местом. Устроив под голову седло, постелил на землю три теплых одеяла и еще два притащил от купца. После чего срубил пару небольших деревьев с густой кроной и пристроил их так, чтобы они хорошо закрывали нас от любого ветра. Получился своеобразный шалаш, гарантировавший хороший сон (будто он у меня раньше был плохим). Правда, со стороны можно было решить, что я старался как можно лучше прикрыть наше место от посторонних глаз, чтобы никто не увидел, чем мы занимаемся с Солиной. Я, честно говоря, даже не придал этому значения, но расхрабрившийся Дол указал мне на столь досадный промах, причем такими словами, что от моего оглушительного хохота из леса выпорхнула испуганная стая птиц. Отсмеявшись, я, все еще всхлипывая, похлопал опешившего Дола по плечу и срубил еще парочку деревьев, чтобы прикрыть наше спальное место еще лучше. Знал бы я, чем все это обернется, то… вообще бы отгрохал мини-дом. Но тогда я этого не знал и поэтому ограничился тем, что уже сделал.

Когда я, наконец, закончил устройство нашего своеобразного лежбища, до ужина еще было далеко, поэтому я решил, что, пока есть свободное время, не мешало бы поближе познакомиться с полем. Полчаса я буквально лазил вдоль поля, тыкал палкой, кидал камни, даже забросил на проходящую через поле дорогу пойманную белку (вернее, здешнюю ее разновидность), в общем, вел себя как дикарь, нашедший пистолет. Пистолет, который для дикаря громко бахает, но вот чем, как и почему, совершенно непонятно. Точно так же и я вел себя с этим полем, втайне надеясь окончательно не уподобиться дикарю и не нажать на курок, глядя при этом в дуло пистолета. Из-за этой мысли я был очень осторожен, по крайней мере, это я считал, что осторожен, но, видимо, остальные думали как раз наоборот. Я увлекся "разглядыванием дула", в результате чего совершенно забыл, что, помимо меня, в этом мире и именно в этом же самом месте есть кто-то еще. Впрочем, Солина, схватившая меня за руку, об этом живо напомнила. Видимо, она уже давно наблюдала за мной, даже отвлеклась от близнецов ради этого дела.

– Хисп, пожалуйста, не надо ничего пробовать, – обеспокоенно говорила Ушастая, пытаясь оттащить меня подальше от поля. – Даже из моего народа погибли очень многие, пытаясь разгадать загадку этого поля.

Я уж, было, хотел, как обычно, отшутиться и продолжить свои эксперименты на грани самоубийства, но она так искренне за меня волновалась, что я проглотил очередную свою плоскую шуточку и произнес совершенно другое:

– Ушастая, не надо за меня волноваться.

Видя, что такие сухие слова на нее совершенно не возымели действия, я вернулся к своей обычной манере общения:

– Ушастая, я тебе совершенно искренне говорю: волноваться за меня не надо – это вредно! Причем не для меня, а для тебя. Нервы – штука интересная, но, к сожалению, очень слабая, так что только зря их потратишь. Причем совершенно бесполезно. Чувство самосохранения у меня ниже плинтуса, но, пока ты рядом со мной, помирать я не собираюсь. – Увидев, что ее глаза как-то странно блеснули при этих словах, я тут же поспешил добавить: – Иначе то, от чего я тебя спас, обязательно с тобой случится. Причем, если люди Варда тебя не тронут, то другие с превеликим удовольствием. Так что, ты лучше иди и продолжай учить близнецов, тем более что помирать на пустой желудок – просто кощунственно, и до ужина я точно буду живой.

Эльфийка в ответ на мое ерничество лишь тяжело вздохнула и, отпустив мою руку, вернулась к близнецам. Обратившись снова к полю, я принялся опять изучать то место, где погибла лошадь Солины. От нее уже ничего не осталось. Не было даже малейшего признака, что пару часов назад именно на этом месте был свеженько нарезанный труп. Ни примятой и поломанной травы, ни самих останков, даже следов от копыт – и тех не было. Хотя, если смотреть на землю рядом с полем, эти самые следы виднелись ясно, но только до края поля, после – не было ни одного. Создавалось ощущение, что лошадь просто исчезла. Как бы улетела. Поняв, что так я ничего путного не узнаю, я пошел искать еще какую-нибудь живность, тем более что белка с поля выбралась совершенно живой.

Подопытная зверушка была поймана менее чем за десять минут, она представляла собой дикую смесь ежа, лисы и ящерицы. Размером она была с лису, сверху покрыта густой щетиной иголок, как у ежа (хвоста, правда, не было совершенно), а брюхо представляло собой совершенную природную броню из роговых пластинок, причем очень крепких. Ко всему прочему, у этого «лисо-еже-ящера» были мелкие зубы в три ряда, а на концах иголок явственно виднелись бесцветные капельки, которые я сходу охарактеризовал как яд. Хорошо хоть эта зверюга не стрелялась своими иголками, а то бы я даже не рискнул ее ловить (скорее всего, все равно бы попробовал), но, так как она такую подлянку не устраивала, я словил ее очень легко. Тихонько подкравшись, я просто накинул на нее свою рубашку, и, пока она дергалась в панике, резко перевернул ее на спину и связал рубаху в импровизированный мешок.

Когда я притащился в лагерь с дико визжащей рубахой, с которой к тому же беспрестанно капал яд, на меня уставились даже лошади. От такого чрезмерного внимания я слегка растерялся, но все же задал вопрос:

– Что?

Ответом мне было молчание, но через пару секунд Вард поднялся от костра и, подойдя ко мне, хрипловатым голосом поинтересовался:

– Хисп, а скажи, кого ты поймал?

Посмотрев на свою брыкающуюся и визжащую рубашку, я неуверенно ответил:

– Так это… хрен бы его знал.

Гротен некоторое время неотрывно смотрел на рубашку, от которой уже рядом со мной натекла небольшая лужица яда, потом, медленно переведя взгляд на меня, произнес:

– А это, случаем, не лазиль?

– Да не знаю я! – рявкнул я. – Но то, что он там лазил, могу заявить со всей ответственностью. Так что, если лазить может только лазиль, то это, наверное, он.

Купец некоторое время удивленно на меня смотрел, но потом опять заговорил:

– Лазиль покрыт иголками с ядом, имеет острые зубы в три ряда, невосприимчив к магии (чую, тут большая часть животных такая), а поймать его практически невозможно.

– Значит, все же возможно, – вставил я.

– Значит, это все же лазиль? – вопросил Вард, пальцем показывая на успокоившуюся рубаху.

– Да лазил он, лазил!

– А не мог бы ты его мне отдать? – как-то нарочито беззаботно поинтересовался Гротен.

Я сначала удивленно на него воззрился, но потом ответил:

– Это мой подопытный кролик!

– А не мог бы ты себе поймать настоящего кролика, а лазиля оставить нам?

– Если бы тут был хоть один кролик, то я бы лучше поймал его, а не эту жалкую пародию на ежика. И вообще, на хрена тебе эта тварь?

– Для питомника Его Величества, – невозмутимо ответил Гротен.

– А не пошел бы этот Его…

– Не пойдет! – перебил Вард.

– Ладно, тогда с тебя рубаха.

Вард на некоторое время потерял дар речи, но потом со скрипом и скрежетом все же до него дошло, зачем я так сказал, поэтому развернулся и сходил за своей рубахой.

– Вот и гуд, – произнес я, протягивая ему лазиля. – А я пошел за новым подопытным.

За все время этого непродолжительного диалога все неотрывно следили за нами. Что они нашли в нем (диалоге) интересного, я даже не понял. Вард приказал притащить свободную клетку (вот уж не знал, что у него вообще есть клетки, на хрена они ему были нужны?). Как только это было выполнено, Гротен опустил мою рубашку внутрь, развязал узлы, дернул вверх и резко захлопнул клетку. К тому времени возле него сгрудились абсолютно все, так что по полю прокатился изумленный вздох, когда все разглядели, кто находился в клетке. Вот уж не знаю, что они такого нашли в этой жутко злобной зверушке. Пожав плечами в ответ на свои мысли, я пошел вылавливать себе другого "подопытного кролика".

По странной прихоти бытия сего мира, моим новым подопытным стал другой лазиль, который, по-моему, искал первого. Поймав его по аналогии с первым, я вернулся к лагерю опять с дико вопящей рубашкой, разве только яда было поменьше. Увидев меня опять с пойманным лисо-еже-ящером, слегка обалдевший Вард оторвался от созерцания лазиля в клетке и двинулся в мою сторону, я взглядом дал понять, что если он предложит мне и этого подопытного оставить ему, то… я оставлю! Но еще одного ловить не буду, для этих целей использую самого купца. Он по моему взгляду все это очень отчетливо понял, в результате чего резко передумал что-либо спрашивать у меня (а главное просить) и ограничился лишь тоскливым взглядом, которым окинул визжащую и брыкающуюся рубашку. Я же, в свою очередь, удостоверившись, что меня ни о чем просить больше не собираются, подошел к краю поля. Окинув его придирчивым взглядом, я сместился немного влево, чтобы оказаться как раз в начале дороги, по которой мы, собственно, и собираемся пересекать это поле. Еще раз осмотрев выбранное место, я принялся развязывать узлы на рубашке, после чего примерился и кинул лазиля метров на десять от себя. После чего поспешно отошел. Может, мне и показалось, но над полям едва заметно что-то загудело… да и трава закачалась, будто от ветра. Лазиль же выглядел вполне живым, даже более чем. Выбравшись из рубашки и разодрав ее в клочья, он повертелся на месте, после чего заметил меня и, вперив свой взгляд кроваво-красных глаз, попер на меня с неумолимостью атомного ледокола. Быстро смекнув, что он выбрал меня не случайно, я со спринтерской скоростью рванул в лес, не забыв по пути схватить свою сумку с запасными вещами. Нашарив на бегу очередную рубашку, я откинул сумку в сторону и побежал еще быстрее, так как возмущенный рев стремительно приближался (вот уж не подумал бы, что это животное может так реветь, впрочем, визжало оно не менее впечатляюще). Слегка оторвавшись от этого живого глюка заядлого травокура, я, не снижая скорости, взлетел вверх по дереву и моментально затаился. Как оказалось, я сильно недооценил своего преследователя. Этот психованный лазиль, не снижая скорости, которая едва уступала моей собственной, на бегу выпустил когти и с еще большим проворством, чем я, рванул вверх по дереву. Поняв, что в древолазании мне с ним не тягаться, я просто спрыгнул вниз, так что мы с этой зверюгой разминулись на полпути. Слава Дженусу, эта зверушка не прыгнула вслед за мной. Она сначала добралась до ближайшей ветки, где резво развернулась и драпанула вниз по стволу с еще большей скоростью. Я же к тому времени успел тоже развить порядочную скорость, в результате чего имел некоторую фору, чтобы пораскинуть мозгами. Правда, я чуть не сделал это в прямом смысле этого слова, едва не снеся себе башку о ветку, но в последний момент все же увернулся.

Что мы имеем? А имеем мы хрень какую-то, вот что! Я победил двух эхербиусов, но сейчас бегу от какого ежа-мутанта, который меня находит явно еще и по запаху! Вопрос: почему я его не убью? Ответ: а действительно, почему? Хотя сам виноват, надо было найти более подходящую зверушку для экспериментов, а не эту мутацию.

Сзади послышалось отчетливое рычание, после чего я мельком оглянулся и… едва не врезался в дерево, настолько офигел от увиденной картины. Если раньше этот лазиль походил больше всего на здоровенного ежа, то теперь… теперь вообще хрен бы знал, на что он стал походить! Вместо четырех лап стало шесть, иглы же прижались к спине, после чего сверху их покрыла блестящая чешуя (хотя на сто процентов я не был уверен), причем, по-видимому, она образовалась из беспрестанно сочившегося яда (откуда в нем его столько?). Глаза же стали просто двумя красными багровыми точками, а изо рта срывались капли яда, который до этого сочился из игл. Ничего не скажешь, милая зверушка. Но убивать ее я по-прежнему не хотел, хотя от ее внешнего вида ноги сами собой побежали быстрее. Хотя насчет убийства это был спорный вопрос. Под рукой у меня были только палки, но не факт, что они смогли бы помочь.

После двадцати минут спринтерского бега с препятствиями я уже был готов послать куда подальше весь свой гуманизм и грохнуть эту назойливую тварь. Но, к ее счастью (или моему?), я пробежал мимо какого-то дерева, от которого шел странный запах. Причем, если мне он даже понравился, то зверюге как раз наоборот. Вдохнув этот запах, она пронзительно завизжала и явно сбилась с моего следа, однако спустя пару секунд опять встала на верный курс. Поняв, что в этом дереве заключается мой шанс спастись от надоедливой зверушки, я сделал крюк и вернулся обратно к дереву, причем не пробежал мимо, а взлетел на него.

Лазиль, когда добежал до дерева, тонко завизжал, но все равно упорно пытался отыскать мой след. С ним же самим стали происходить странные метаморфозы. Сначала у него потрескалась чешуя на спине, после чего она просто лопнула и ее место тут же заняли иголки, но без сочащегося яда. Лишние лапы одна за другой просто втянулись в брюхо зверюги, так что через минуту лазиль стал походить на себя прежнего. Но вот состояние его явно ухудшилось: его шатало как пьяного, пока он с тупым упорством пытался отыскать мой след. Еще через минуту он тонко взвизгнул и, повалившись набок, замер.

Выждав на всякий случай, я аккуратно слез с дерева, готовый в любой момент вскарабкаться обратно. Но лазиль признаков разумной деятельности не подавал, хотя однозначно был жив, судя по приподнимающемуся боку. Решив лишний раз не рисковать, я постелил рядом с ним прихваченную рубаху и, перекатив его на нее, поспешил хорошенько связать эту зверюгу, после чего забросил себе этот груз на плечо, естественно, иголками вверх.

Побегали мы со зверушкой знатно, до лагеря я добирался около часа. Хорошо, что у меня было врожденное чувство направления, да и родился я в местах, где, проехав часок на электричке, окажешься в таких чащобах, что можно медведей с малинников отгонять. Так что я не заблудился.

Пришел я, надо сказать, как раз вовремя. Ужин только приготовили, а поисково-спасательная экспедиция еще не была отправлена. На мой ехидный вопрос, кто бы потом спасал саму экспедицию, никто не ответил; впрочем, я и не ожидал ответа. Всучив счастливому Варду еще одного лазиля, я сходил за новой рубахой (последней!), оделся, после чего принялся за мясную похлебку, услужливо поданную эльфийкой. Когда же заморил червячка, то вместо того чтобы попросить добавки, отставил миску и принялся выискивать камни, какие побольше, и стаскивать их в одно место. Спустя полчаса у меня был готов импровизированный мангал, в котором уже потрескивала первая порция дров.

Дело было в том, что вчера я попросил эльфийку подстрелить какую-нибудь живность, желательно не птицу. Она блестяще выполнила просьбу, попав стрелой точно в глаз местному кабанчику, и я сразу же запряг Дола разделывать подстреленную дичь. Ради свежего мяса даже сделали привал, во время которого я, отобрав бутылку вина у Варда и несколько луковиц у повара, замочил мяса на шашлыки. Теперь же предстояло их приготовить. В качестве шампуров пришлось использовать придирчиво отобранные ветки жароустойчивого дерева. Но на качестве шашлыков это ничуть не отразилось. Скорее, наоборот! Когда я попробовав первый кусочек, то… о-о-о, я такого шашлыка в жизни не ел! От одуряющего запаха рот стремительно наполняется слюной, а когда мясо оказывается во рту, то скулы сводит от потрясающего вкуса, хочется жевать, жевать, жевать… Когда же первый кусок был съеден, трясущимися от вожделения руками я сдернул с шампура следующий и, блаженно прикрыв глаза, просто наслаждался вкусом. Никогда бы не подумал, что хорошее вино может так переменить вкус мяса.

К тому времени, когда была готова первая порция, по лагерю уже вовсю гулял аромат шашлыков. Так что нет ничего удивительного, что, когда я спросил: "Кто хочет попробовать?", – ко мне устремился едва ли не весь лагерь. На такую ораву шампуров, естественно, не хватило, пришлось распределить один на три исходивших слюной рта. Правда, это не коснулось меня и Солины, себе и ей я взял по целому.

И после этого кто-то еще будет говорить, что женщина равнодушно относится к мясу? Впрочем, в этом мире, может быть, так вопрос никогда и не стоял. Потому что, когда Ушастая ела шашлык, то даже глаза жмурила от удовольствия, а когда он кончился, испустился такой жалобный вздох, что я не выдержал и отдал ей остатки своего.

Вторая порция была раза в два меньше первой, так что ее съели еще быстрее. После чего, жутко недовольные нехваткой деликатеса, разошлись по своим спальным местам (не считая, конечно, часовых). Я же еще раз сходил к дороге через поле. За день я узнал не столь уж и многое, но все же весьма существенное. Например: на поле погибают только большие животные, именно поэтому от лошади Солины остались одни лишь ноги. Не удержавшись, я решил проверить, так ли это? Присев, уперся руками в землю, вытянул ноги и согнул руки в локтях, в результате чего оказался чуть выше лазиля. Сделав пару глубоких вдохов, я задержал дыхание, как перед прыжком в воду, после чего на манер ящерицы рванул к полю. На предостерегающий крик (скорее, даже вопль) эльфийки я уже не обратил внимания.

Вот и граница поля… вот и пересек… Хм… как я и думал, мне-то ничего, но над полем опять что-то загудело, а трава вновь закачалась без видимых на то причин. Немного проползя вперед, я быстренько развернулся и так же ползком устремился обратно.

Выбравшись, я встал и, повернувшись к этой загадке, задумчиво на нее уставился. Вывод напрашивался сам собой и был довольно простой. Что бы ни убивало, оно находилось НАД полем. По этой причине даже мошкара не летала над ним. Вот только что именно убивало, по-прежнему непонятно. Все так же задумчиво я развернулся и зашагал к своему месту, намереваясь завалиться спать, на ходу снимая и отряхивая рубашку. Отряхнул и… замер. Вот дурак! Я внимательно оглядел рубашку и… полностью подтвердил внезапно пришедшую мысль. Теперь понятно, отчего трава начинала раскачиваться, как от ветра, и почему она была строго одной высоты. Моя мысль насчет одной большой газонокосилки была практически верна, что-то действительно «подстригало» поле, так как на рубашке была отчетливо видна мелкая трава, оставшаяся после стрижки. Видимо, тут срабатывало что-то подобное минной «растяжке», только «проволока» была натянута где-то под землей и, чтобы привести ее в действие, надо было ступить на поле. Но оставалось неясно, что же приводилось в действие, когда задевали «проволоку». Так ничего и не надумав по этому поводу, я завалился спать, а спустя пару минут почувствовал едва заметное шевеление сбоку от меня, означавшее, что Ушастая тоже легла. Вздохнув полной грудью, я постарался очистить голову от каких-либо мыслей и через некоторое время почувствовал, что засыпаю.

Ольга появилась неожиданно и прямо передо мной. Вот ее не было, а вот она есть.

– Привет, – радостно поздоровался я.

– Здравствуй, – спокойно ответила Ольга. Сегодня на ней было надето легкое облегающее вечернее платье черного цвета, с небольшим вырезом на груди и очень большим на спине. Волосы же у нее были, как и в прошлый раз, распущены, что делало ее только красивее.

– Классное платье, да и сама ты в нем выглядишь просто обалденно. – Делать девушкам комплименты я люблю, особенно красивым.

– Спасибо, жаль только, я не могу использовать его по назначению, – с грустной улыбкой произнесла она.

– Да, – согласился я. – Его надо надевать перед походом в какой-нибудь особо дорогущий ресторан, а не в поле на встречу со мной.

– Но, к сожалению, я могу надеть его только на встречу с тобой. Кстати, сегодня мы будем заниматься несколько быстрее, чем обычно.

– В смысле? Зачем?

– Просто ночью тебя ждет небольшая встреча, так что нам надо к тому времени уже закончить урок.

– Встреча? Нападение?! – к встречам в этом мире я относился несколько настороженно.

– Нет. Если ты, конечно, сам ее таковой не сделаешь, – весело произнесла эльфийка, подходя ближе.

– Не-е, мы, пацифисты, народ простой. Предупредительный выстрел в голову и шесть контрольных в затылок.

– Ладно, пожалуй, начнем. Кстати, если проснешься и будет побаливать голова, то это значит – я виновата. Вместо положенных пяти часов мы с тобой будем заниматься только два; вернее, для нас пройдет пять часов, но в настоящем мире только два. Из-за того, что информация поступит в том же объеме, но в значительно меньший промежуток времени, у тебя может побаливать голова.

– Тогда прессуй урок до часа. Знал бы раньше, что так можно, то сразу бы читал по десять глав и спрессовывал их всего в пару часов.

– Что?!

– Я говорю: чтобы прошел только час, а не два.

– А я говорю: у тебя может сильно разболеться голова или вообще не сможешь проснуться, пока мозг не усвоит информацию.

– Тебе, кажется, уже известно, что в моем мире информации в мозг поступает с избытком, так что все будет нормально.

– Ну… хорошо, раз ты так хочешь, – неуверенно отозвалась эльфийка.

– Хочу! – упрямо тряхнул я башкой.

– Тогда начнем…

Урок прошел, по-моему, точно так же, как и предыдущей. Так что, когда я вновь уснул, то, к моему удивлению, тут же проснулся от чего-то непонятного. Нет, голова у меня совершенно не болела, просто было какое-то странное ощущение. Точно такое же, какое бывает у человека, которому неотрывно смотрят в спину. Человек даже не понимает, почему он постоянно оглядывается. Точно так было сейчас со мной: мне казалось, что во мне кто-то хочет дырку просверлить. Правда, не сзади, а спереди. Я медленно открыл глаза… опять их закрыл и снова открыл. Проделав эту процедуру еще раз пять, тяжко вздохнул, так как рожи злобных эльфов почему-то упорно не хотели исчезать…