Ковалёв не мог поверить услышанному. Только что ему на мобильный позвонили из больницы и сообщили, что его жена находится в реанимации.

Он записал адрес больницы и тут же выехал. Что случилось с Галиной? Каким образом она оказалась в реанимации, если ещё вчера была абсолютно здорова? Жена вообще всегда поражала его своим здоровьем.

Она пила, как мужик, курила, как лошадь, трахалась направо и налево, однако же всегда выглядела превосходно. Годы шли, а ей хоть бы хны. Кожа оставалась гладкой и чистой, глаза не теряли блеска, фигура не расплывалась независимо от количества и характера пищи, которую Галка могла есть даже ночью. Словом, она не прикладывала никакого труда для того, чтобы так ослепительно выглядеть. Сколько он себя помнит, она ни разу не жаловалась даже на головную боль, разве что изредка, с похмелья. Так что же с ней случилось?

Когда Ковалёв прибыл в больницу, было уже поздно.

Жена умерла.

Как во сне, он заполнял какие-то бланки, и не мог поверить, что Галины больше нет. Ему не было ни больно, ни тяжело, потому что любовь уже давно прошла, мало того, эта его любовь к жене приносила ему одни страдания. И всё-же он не верил в то, что этой красивой жизнерадостной женщины больше нет.

Вскоре в больницу прибыла Мила. По обыкновению, она была одета в розовые тона. Её крашеные волосы были красиво уложены, и она благоухала дорогущими духами на весь вестибюль.

— Что случилось? — встревожено спрашивала она.

— Она выпала из окна, — сочувственно ответил молодой врач, с любопытством оглядывая посетительницу, угадывая в ней известную личность. — Мыла окна, и сорвалась.

— Она? Мыла окна? — фыркнула Мила. — Мать никогда и близко не подходила к тряпке!

— Всё когда-нибудь бывает в первый раз, — пожал он плечами. — Милиция осмотрела квартиру и обнаружила тазик, порошок, тряпки, сваленные у окна… Ваша мама до последнего цеплялась за подоконник со стороны улицы, на нём остались следы от её ногтей, но он не выдержал её веса, и оторвался вместе с ней.

Когда Ковалёв вышел с Милой из больницы, он молчал. Так же, как и дочь, он ни на секунду не поверил, что Галка хотела вымыть окна. Хотя…

Он тут же вспомнил последние месяцы их совместной жизни, когда она пыталась стать хорошей хозяйкой, готовила ему завтраки, и даже пыталась вытирать пыль. Хотя у него была домработница, Галина намеренно делала вид, будто трудится по дому, не покладая рук. Но, зная свою жену, он понимал, что это всё — актёрский акт специально для него. Как только он выходит за дверь, жена моментально прекращает эту дешёвую показуху. Так что же её подвигло на мытьё окон, если никого в квартире не было? Не надо было никому показывать своё трудолюбие, и заниматься этим нудным делом! Так почему же?

Ответа не было.

— Чёрт, как всё не вовремя, — заныла вдруг Мила. — Сегодня у меня день рождения, теперь придётся отменять!

Ковалёв повернулся и брезгливо, но внимательно посмотрел на дочь. Как ему удалось вырастить такое чудовище? Конечно, Галка оказалась плохой матерью, они не были близки с дочерью, и всё же, как — никак, умерла родная мать Милы, и второй уже не будет. Она могла бы скорбеть хотя бы для приличия! Но на приличия этому монстру было начхать! Она заботилась прежде всего лишь о собственной выгоде и удобствах.

Ковалёв решительно зашагал к своей машине. Ему больше не хотелось видеть дочь, и желательно — никогда.

Жанна огорчилась, узнав, что в дом Резников в этот раз ей попасть не удастся. С матерью Милы произошла трагедия, и празднество отменили.

— Я, конечно, в бешенстве, — рассказывала по телефону Мила, — но что делать? Резники меня не поймут, если я буду настаивать на банкете! Как-никак, она была моей матерью! Так что, Ирочка, давай в следующий раз, договорились? Ну пока, целую. Мне пора бежать!

Жанна положила трубку. Она молила аллаха, чтобы он не позволил Миле вспомнить, по какому поводу она приглашала Жанну — Ирину в дом. Жанна сама напросилась, под трухлявым предлогом, обещая Миле углядеть в Антоне нрав и характер. Но Мила рассказала, что они уже вовсю занимаются любовью, а, следовательно, появление в доме Жанны стало абсолютно лишним. Однако же, кажется, в памяти Милы осталось лишь приглашение, которое она уже отменила. И, следовательно, приглашение, согласно правилам хорошего тона, надлежит повторить. Впрочем, у Милы день рождения, и он испорчен смертью её матери. Вряд ли женщина перенесёт праздник на другое число!

И всё-же Мила — гадкая особа. У неё умерла мать, а она даже не выслушала соболезнования Жанны, отмахнулась от них. Вот если бы у Жанны была мать… Отец рассказывал, что она была очень красивая, гречанка…

Но та умерла при родах. Получается, что Жанна, даже будучи ребёнком, сделав первый вздох, убила собственную мать. Ребёнок — убийца…

Жанна закуталась в шаль и подошла к окну. Вид из него был замечательным. Лес — густой, тёмный, вдалеке блестит озеро, а во дворе — изящные цветочные клумбы, на которых, правда, пока что ещё ничего не цветёт. Отец сам строил этот огромный каменный дом. Даже, скорее, особняк. Здесь живёт столько народа! Шахид с семьёй, Жанна с дочерью, нянечка Полины, прислуга из числа азербайджанцев, охрана, в доме ещё есть комната Камиллы Аскеровны, и ещё четыре свободные комнаты — для родственников из Ленкорани, которые часто навещали Малика. Жанна задумалась над тем, что при жизни отца родственники приезжали в гости очень часто, а сейчас, когда общиной заправляет Шахид, никто не рвётся в Москву.

Дядя не одобрил план Жанны по полной легализации бизнеса Семьи. Оборвал её на полуслове, посоветовал не лезть в его дела. А ведь Жанна была правой рукой Малика, она знает всю схему построения бизнеса Семьи досконально. Шахид за несколько месяцев умудрился упустить из рук общины добрую четверть добра, которое кропотливо наживал мудрый Малик. И Жанна не сомневалась, что скоро от Семьи останутся одни воспоминания. Ей было обидно и горько, но теперь у неё была своя семья — дочь. И ей надо жить во имя и ради Полины. Она уже не та напористая и вспыльчивая максималистка, которой была ещё совсем недавно. Она не будет с пеной у рта доказывать свою правоту Шахиду. Пусть он поступает так, как хочет. У неё остаётся этот дом, квартира, возле которой был убит Малик, ещё недвижимость.

Ещё — драгоценности. Правда, непонятно, куда делись деньги, которые отец хранил в сейфе. Там была большая сумма, даже очень большая. Она тоже должна была достаться Жанне, однако же деньги исчезли.

Жанна была уверена, что их взял Шахид, но он отказался от её притязаний.

Подумав, она решила, что деньги у Мальчика. В самом деле, на что он жил? Он совершенно не был стеснён в средствах, давал ей деньги, они часто меняли мебель, покупали дорогую одежду и дорогие продукты. Может быть, у него и в самом деле бизнес шёл хорошо, но ведь начальный капитал на этот бизнес он где-то взял?

Жанна отмахнулась от воспоминаний. Она твёрдо для себя решила жить настоящим, а не прошлым. К тому же и её настоящее, и будущее — в её руках. Чем скорее она претворит в жизнь план Шахида, тем быстрее получит свободу. Иначе оставаться и ей, и Полине в заложницах у него всю жизнь.

Жаль, что план откладывается до лучших времён, потому что мать Милы трагически погибла сегодня утром, и в дом Резника попасть сегодня ей не удастся. А ведь она уже и платье купила, и продумала, какие драгоценности надеть, и даже Шахиду сообщила, что его план начинает действовать.

Она в сердцах сплюнула в пепельницу, и вышла из кабинета в свою спальню. Она знала, что будет сейчас делать.

Жанна сообщила нянечке, что уходит, переоделась и вышла из дома. Села в машину и поехала в знакомом направлении. Она собиралась на конюшню, расположенную на юго-востоке столицы — ту, которую ей подарил Павел. Конечно, ей не хочется обнаруживать себя, однако же эта конюшня принадлежит ей. И та подаренная Павлом кобыла — арабская чистокровная — тоже. Жанна с тоской вспомнила великолепную, гнедой масти, с тонко выраженной породностью, арабку. Вот уж где красавица!

Конечно, у Жанны было ещё две лошади. Она оплачивала их стойло и содержание на конезаводе. Но, выпав из собственной жизни на много месяцев, Жанна боялась, что уже не обнаружит ни золотистого ахалтекинца Пейкама, ни старичка Макса, орловского рысака, который четыре года назад подвернул ногу и сбросил наездницу. Жанна тогда получила серьёзную травму головы, но от конного спорта не отказалась, несмотря на запреты отца.

Она встряхнула волосами, и запретила себе вспоминать прошлое.

На всякий случай, если на подаренной ей конюшне работает всё та же девица — Лиза, кажется, Жанна натянула на голову парик — тот самый, который надевала для Милы. Ей абсолютно не надо было, чтобы Лиза узнала её, или чтобы кто-то другой узнал, и сообщил Павлу, что она жива.

Иначе ей не удастся выполнить то, что она должна выполнить по требованию Шахида.

Хотя, с одной стороны, если вдруг Павел узнает о том, что она жива, выполнить это, возможно, будет легче. Но это — только с одной стороны. Потому что если Павлик узнает, что она растит его дочь, он, во-первых, может потребовать свидания с ней, а Жанна хочет, чтобы дочь принадлежала только ей. Она не простила Павла, женившегося меньше чем через год после её исчезновения. К тому же жена Павлика — Мила, и Жанне не хочется, чтобы у Полинки был такой враг. А то, что Мила будет врагом для её дочери, это факт. Как враг она очень опасна.

Во-вторых, неизвестно, как поведёт себя Павел и его семья. А вдруг они захотят отсудить дочь у Жанны? С их возможностями и средствами это вполне решаемо.

И в-третьих, может статься, что Павел её забыл, и не захочет видеть ни её, ни дочь. И тогда плакал план Шахида, потому что секрет Жанны будет раскрыт. Ей нельзя так рисковать.

Шахид велел ей любыми средствами помочь ему изъять у Резника эту нефтяную скважину на Каспии. Ту, за которую он так долго боролся и из-за которой выдержал такие потери. Шахид довольно справедливо считает, что, если у него в руках окажется эта скважина, Семья сплотится вокруг него и станет ценить нового лидера, сумевшего обойти русского олигарха.

И она, Жанна, должна это сделать. И сделает. Потому что такова цена её свободы.

— Павел, как ты можешь такое говорить? — ледяным тоном спросила Любовь Андреевна. — И как только у тебя язык повернулся?

— Так же, как обычно, — буркнул Павел, без аппетита ковыряясь в своей тарелке.

Он только что предложил перенести праздник по случаю появления или, как выразилась Любовь Андреевна, возвращения Антона в семью, на другой день, потому что случилась трагедия с матерью Милы. Естественно, что и день рождения Милы отмечать не стали.

Галину знали все Резники уже много лет, ведь Анатолий Максимович и Владимир Ильич дружили с детства. Конечно, никто к ней не питал особой любви, семьи уже давным-давно перестали проводить вместе время, однако же надо было отдать дань памяти жены Ковалёва, по совместительству матери жены младшего Резника.

Никто не страдал по Галине и не бросался на стенку от горя, её было по-человечески жаль, как, впрочем, и любого другого знакомого человека, попавшего в беду.

Любовь Андреевна, правда, сказала Миле, что, пожалуй, гостей, приглашённых на день рождения, надо обзвонить и отменить приглашение.

Но Мила уже сама это сделала. Несмотря на заверения, что на праздник приглашена только одна её подруга, Миле пришлось мучительно вспоминать всех, кого она уже успела пригласить, и в спешном порядке их обзванивать. На это у неё ушло не менее трёх часов.

Было решено отменить приём, но всё-же поужинать в семейном кругу — скромно, без тостов.

Но, когда вечером все уселись за стол, и прислуга внесла шампанское, Павел предложил не открывать его.

— Вообще-то день рождения у меня сегодня, — недовольно добавила сама виновница торжества. — И я не собираюсь переносить его на другой день, потому что в другой день с таким же успехом можно отметить четверг, пятницу или вторник. А у меня праздник — сегодня. Я и так отказалась от гостей, вечеринки и репортёров. Поэтому не усугубляй ситуацию.

К тому же это первый семейный праздник, который Антон отмечает с мамой, и поэтому, давайте хотя бы выпьем. В тесном семейном кругу.

Павел неодобрительно заметил вслух, что уж Мила — то должна была поддержать собственного мужа, ведь умерла — то её мать. И никто не должен страдать так, как дочь, потерявшая близкого человека.

Мила пожала плечами и сказала, что по статистике в мире кто-то умирает каждую минуту. Так что же, всю жизнь только и делать, что скорбеть по погибшим?

Павел покачал головой и встал из-за стола.

— Ты куда? — удивилась Любовь Андреевна. — У твоей жены день рождения. Будь добр, останься!

Павел нехотя вернулся на своё место. Ему было глубоко противно это сборище.

Антон открыл шампанское и разлил всем по хрустальным фужерам.

— За тебя, звезда наша, — Антон поднял фужер и улыбнулся Миле.

Ей исполнялся тридцать один год, но она предпочла об этом умолчать, и всякий раз, когда речь заходила о дате её рождения, она умело переводила разговор на другую тему. Мила не случайно предложила соединить оба торжественных повода в один. Впервые в жизни ей было приятно, что её торжество разделит с ней кто-то другой. Кроме того, ей очень хотелось праздника, связанного не столько с воссоединением Антона и семьи, сколько с воссоединением Антона и её, Милы. Конечно, они спокойно могли выпить шампанское в постели в его комнате либо в бассейне, но Мила желала, чтобы за столом была вся семья. Это придавало пикантности ситуации. Своеобразная свадьба, так сказать, только неофициальная, и никто из гостей не знает истинного повода торжества. Кроме неё и Антона.

Антон улыбнулся, отхлебнул шампанское и… выплюнул его прямо на накрахмаленную скатерть.

— О боже, нельзя было охладить, что ли? — заорал он. — Это же не шампанское, это моча молодого поросёнка!

— Так ты знаком с продуктами жизнедеятельности данного животного? — не утерпел Павел.

— Ой, Антоша, прости меня, — засюсюкала мать, одарив младшего сына убийственным взглядом, — это я не пью холодного, у меня тут же начинается ангина, и прислуга привыкла… Извини меня, пожалуйста!

— Ничего, — тут же улыбнулся парень, — просто надо было поставить две бутылки, одну для тебя, одну для всех остальных!

Он сделал вид, будто не заметил вопроса братца.

Когда Галина, кухарка, внесла в столовую торт, Антон скривился.

— Не могла сама испечь, что ли? Я терпеть не могу покупные торты!

— Я готовила целый день, — отчеканила кухарка, не в силах больше терпеть выпады этого человека. — Сегодня должны были прийти гости, и я со вчерашнего дня готовила, а до десерта руки не дошли. Этот торт очень вкусный, я часто его покупаю на праздники.

— У тебя что, всегда руки не доходят? — зло поинтересовался Антон. — Ну-ну, дорогуша. Смотри, а то у мамы дойдут руки до твоего увольнения!

Анатолий Максимович переглянулся с Павлом. Он решил, что пора ему вставить словечко. Антон уже чувствует себя полноправным хозяином в этом доме, даже не стыдится делать замечания прислуге. И ещё добро бы заслуженные замечания!

— Спасибо за торт, Галя, — тепло обратился Резник к готовой заплакать кухарке. — Ты изумительно готовишь, всё очень вкусно. И правильно сделала, что купила торт, а не стала печь, иначе не успела бы приготовить кучу других вкусностей. Не слушай Антона, он недоволен, что ему испортили праздник. Это эгоистично, но он ещё молодой. Прости его за это тщеславие. Хотя Миле досталось больше: если праздник для Антона мы можем организовать в любое удобное время, то день рождения бывает только раз в году!

Прислуга расцвела и победно взглянула на Антона. Он молча уставился в тарелку. В этом доме полный бардак. Прислуга делает всё, что ей захочется, шампанское на стол подают тёплым, гостям отказали в приглашении, хотя Мила совершенно не расстроилась из-за ужасной гибели матери. Почему нужно потакать капризам Резника? Подумаешь, смерть… Она со всеми случается, как справедливо заметила Мила. Но это же не значит, что теперь необходимо отменять праздники?

Ничего, со временем он всё тут изменит и сделает по-своему. И прислугу поставит на место, и ветеринара заменит. Этот придурочный Джонни смотрит на него теперь, как на преступника. Он вообще много чего изменит в этом доме. Старым традициям придёт конец. Остаётся лишь немного подождать!

Антон взял себя в руки и обвёл присутствующих взглядом, подняв бокал с тёплым шампанским. За Милу уже выпили.

— Тост, — провозгласил он, — за здоровье мамочки, ведь если бы не она, не было бы меня здесь с вами сегодня!

— Ну что ты так переживаешь, — пожимала плечами Марина, — ты же сам говорил, что уже давно не любишь свою жену!

Ковалёв вздыхал и отвечал:

— Одно дело — не любить, а другое — смотреть, как её хоронят…

Он не понимал, как его нежная, ласковая Мариша может быть такой чёрствой, и списывал это на свойственную юности беспечность, эгоизм и легкомыслие.

— Но зато теперь мы сможем пожениться, верно? — девушка подошла к нему ближе и обвила его тонкими загорелыми руками.

— Да-да, конечно, — рассеянно поддакнул Ковалёв, мечтая только об одном: остаться в одиночестве.

Было ошибкой поехать после похорон к Марине. Он думал, что она его утешит, что рядом с ней он успокоится и почувствует тепло её души. Однако ему стало ещё хуже. Марина искренне удивлялась его скорби, по её мнению, он должен был обрадоваться, что так удачно освободился от семейных уз. Но Ковалёв отчего-то не чувствовал никакой радости, а только искреннее горе. Пусть Галина не была идеальной женой, пусть издевалась над ним много лет подряд, и ни во что не ставила, но всё-же они были женаты, они зачали и вырастили дочь, и каковы бы ни были их отношения, всё равно их связывала незримая нить.

Владимир Ильич не мог представить себе, что по вечерам будет возвращаться в пустую квартиру, в которой нет Галины. Правда, Марина выказала желание переехать к нему.

— И не надо будет платить деньги за аренду этой квартиры, — говорила она, глядя ему в глаза и прижимаясь к нему своим тонким телом. — Хочешь, я прямо сейчас и поеду вместе с тобой?

Её нахрапистость смущала Ковалёва, он чувствовал себя как судак на удочке, а, может, даже на сковородке. Ему не хотелось, чтобы Марина поехала вместе с ним, по крайней мере, сейчас.

— Нет, детка, — мягко ответил он, — давай в другой раз, хорошо? Мне нужно прийти в себя, да и убрать все вещи Галины в коробки. Они же будут смущать тебя!

— Ничего страшного, — улыбнулась Мариночка, — я сама могу помочь тебе избавиться от всех вещей твоей жены. Может быть, всё-таки поеду вместе с тобой?

— Нет — нет, — он поспешно посмотрел на часы и выдавил из себя, что ему уже пора ехать.

— Куда ты так спешишь? — с подозрением глядя на него, спросила девушка.

Она была в короткой маечке и шортах, подчёркивающих египетский загар и красоту её тела.

— Дела, детка, — отговорился Ковалёв. — У меня нет ни одной свободной минутки, понимаешь? Ты должна быть к этому готова, как будущая супруга депутата!

Нахмурившееся было, лицо девушки разгладилось.

— О да, я буду женой депутата, — воскликнула она, — обещаю, что буду самой лучшей женой на свете!

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — Ковалёв чмокнул её в маленький носик и быстро вышел из квартиры.

Ему тут же стало легче. Подумать только, что с ним происходит? Почему он спешил освободиться от своей маленькой Мариночки, ведь он её так любит?

Ковалёв спустился вниз и уселся в машину, приказав водителю ехать домой.

В голове у него крутились события сегодняшнего дня: похороны.

Мила была в своём репертуаре. Она нацепила на себя чёрный кожаный короткий пиджак, кружевную чёрную косынку с логотипом какого-то модного кутюрье, тёмные очки, и чёрные же ботфорты на шпильках. Но отчего — то выглядела не как убитая горем дочь, а как кинозвезда на отдыхе.

Всё семейство Резников тоже присутствовало на похоронах. Они то и дело подходили к Ковалёву и выражали своё соболезнование. Любовь Андреевна всплакнула, Анатолию Максимовичу тоже было не по себе. Павел хмуро стоял в стороне, а Мила, поддерживаемая отчего-то Антоном, о чём-то шепталась с ним и чуть ли не хихикала. Она всем своим видом давала понять, что ей совсем не жаль погибшей матери, и что она с удовольствием отсюда уйдёт, как только гроб окажется засыпанным землёй.

Несмотря на то, что она была его дочерью, Ковалёв вдруг подумал, что ему стыдно за её поведение. Могла бы хотя бы для приличия помолчать!

Да, всё-же этот брак был мезальянсом. Милка не заслуживает такого мужа, как Павел. Ему должно быть неприятно, и, наверное, он жалеет, что женился на ней. Хотя, если вспомнить ту историю, женитьба была единственным выходом из сложившейся ситуации. По крайней мере, Павлик стал похож на человека, а не на привидение, истосковавшееся по своей погибшей возлюбленной. Но для чего он выбрал Милу? Разве мало на свете девушек, готовых выйти замуж за красивого, умного, обеспеченного парня? Девушек, которые искренне будут любить его и составят ему отличную партию?

Ковалёву, стоявшему у могилы жены, было ясно, что он никого не выбирал, просто Мила была всё время рядом, поддерживала его, и поэтому он решился на женитьбу, чтобы отблагодарить её. И всё-же любому ясно, что их брак не удался. Они даже рядом стоять не хотят!

Он с ужасом смотрел, как гроб опускают в могилу. То, что лежало внутри, ещё недавно было прелестной женщиной, его женой. Но хоронили её в закрытом гробу — пролететь с такой высоты и удариться об асфальт лицом означало, что этого лица больше нет.

Ковалёв постарался сбросить с себя воспоминания. Ему срочно надо было выпить.

На поминках в ресторане он почти ничего не ел, и почему-то даже не пил, отрешённо сидел и молчал. Присутствующие, которых было совсем немного, очень быстро разошлись, и вот тогда он и поехал к Марине за утешением.

А теперь он хочет заехать домой, и выпить, вернее, напиться, чтобы забыть сегодняшний день — хотя бы на время.

Его мысли всё время возвращались к Галине. Ну с чего это вдруг она стала мыть окна? Она, которая притрагивалась к тряпке лишь в его присутствии, чтобы доказать, что она заботливая жена и хозяйка?

Перед кем она хотела показать свою домовитость, если его в тот день не было дома?

Ему стало не по себе. Он вспомнил, как Марина, выслушав от него эту новость, произнесла:

— О, как это ужасно! Прими мои соболезнования, дорогой! Однако в любой ситуации надо искать положительные моменты!

— Что же здесь положительного? — он посмотрел на девушку, высказавшую такую неприятную мысль.

— Ну, зато она не будет больше тебя шантажировать! И ещё мы сможем пожениться!

Теперь, сидя в машине, он с усмешкой подумал, что смерть Галки оказалась на руку Марине. Причём не только на руку, но ещё и по руке: в виде обручального кольца!

Мила была неприятна Жанне. Она с отвращением слушала подробности интимных сцен Милы с Антоном, которые та со смаком вываливала на новую подругу, но заставляла себя улыбаться.

Бедный, бедный Павел! Его жёнушка наставляет ему рога прямо в его же доме, нисколько не заботясь о своей безопасности! Неужели он ничего не замечает? Или ему всё равно?

Она вспомнила его — красивого, нежного, мягкого, так сказать, потомственного интеллигента. Да, с его безвольностью далеко не уедешь. Мила пользуется его спокойным, неконфликтным характером вовсю. Жанна не сдержалась и задала вопрос:

— Неужели ты не боишься, что вас застанут?

— Боюсь, конечно, — откровенно выдохнула Мила и затянулась тонкой сигаретой. — Но этот страх придаёт та-акую остроту и пикантность нашим отношениям, — она подмигнула Жанне и снова затянулась.

Женщины сидели на лавочке возле павильонов ВВЦ. Мила попросила, чтобы Жанна помогла ей выбрать украшения к очередному наряду, и Жанна согласилась.

Она смотрела на браслет, подаренный ею Миле, и думала, что Мила совершенно напрасно носит его. Жемчуг, к тому же розовый, да ещё и на руке разрушает узы брака, портит отношения между супругами. Впрочем, у Милы и Павла и так всё испорчено, дальше некуда!

— А как у тебя с мужем? — затаив дыхание, спросила Жанна.

— Никак, — отмахнулась Мила, — он такой скучный, однообразный, не то что яркий и весёлый Антошка! Да мы почти и не видимся, даром, что спим в одной комнате. Да и спим — понятие довольно номинальное.

У Жанны отчего-то отлегло от сердца. Она очень боялась услышать, что Павел любит Милу, страдает по ней, звонит, делает подарки и совершает подобные поступки, свойственные любящим мужчинам. Оказалось, их брак был совершён по некоему расчёту.

«Однако Павел просчитался», — с усмешкой думала Жанна, глядя, как безобразно ведёт себя Мила. Она улыбалась каждому мало — мальски симпатичному парню и строила глазки.

К лавочке подскочила молоденькая девчонка.

— Ой, это вы — Мила Илиади? — воскликнула она.

— Я, — с довольным видом кивнула Мила, победно глядя на Жанну.

Мол, радуйся, что я выбрала тебя для роли наперсницы, ведь такой чести удостоены немногие. Жанна усмехнулась, ведь это именно она заставила Милу подружиться с ней, но переубеждать «подругу» не стала.

Девчонка продолжала что-то восторженно щебетать, и Мила расписалась на каком-то клочке бумаги, подсунутом поклонницей.

Привлечённые шумом, другие прохожие подошли ближе, и скоро возле Милы и Жанны образовалось плотное кольцо зевак.

Жанна хотела было подняться и уйти вместе с певицей, однако же, та продолжала сидеть на лавочке и общаться с поклонниками. Мила просто сияла. Она находилась в своей стихии, и была счастлива. Не так уж и часто её узнавали обычные люди! Наверное, это передача повлияла, в которой Мила высказывалась насчёт свёкра!

Жанна от нечего делать покрутила головой в разные стороны, и вдруг наткнулась на чей-то пристальный взгляд.

Она всмотрелась в девушку, не отрывающую от неё глаз, и вдруг воспоминание ярко вспыхнуло в ней. Вот она несёт Миле эскиз кольца в свадебный салон. И видит Милу в свадебном платье. Платье кажется ей безумно знакомым, ведь Павел показывал ей этот фасон, когда его отец нарисовал его, и Жанну вдруг посещают видения — одно за другим.

Она начинает вспоминать, кто она на самом деле, выходит из салона, и видит Тофика.

Возле Тофика стоит девушка, его невеста. Тофик всматривается в лицо Жанны, не веря собственным глазам, а девушка, проследив за взглядом Тофика, тоже уставилась на Жанну, которую тогда звали Ириной.

Тофик потом рассказал Жанне историю их отношений, и также о том, что он порвал с Настей.

Настя — а это была именно она, не отрываясь, смотрела на Жанну. Та почувствовала себя неуютно. Конечно, она в парике, да и подкрашена, и, несмотря на то, что определённое сходство просматривается, даже Мила не определила в ней Жанны. Мало ли похожих людей на свете!

Но Настя — как она поняла, что погибшая Жанна и нынешняя Ирина — это один и тот же человек? А она поняла, это однозначно, потому что и изумлённый взгляд её, и даже приоткрытый от удивления рот, совершенно откровенно говорили об этом. О, аллах, что будет, если она сейчас пробьётся сюда и назовёт её по имени? А, может быть, Тофик разболтал ей обо всём?

Жанна оглянулась на Милу. Та увлечённо ставила автографы на газетах и обрывках бумаг. А Настя уже протискивалась поближе к лавочке. Жанна стремительно бросилась вперёд, пробивая себе дорогу. Ей непременно надо было остановить вопросы, которые вот-вот сорвутся с губ бывшей подруги Тофика. Надо же, Жанна столько времени потратила, чтобы добиться своего, и сейчас всё может быть разрушено всего лишь одним словом этой девчонки! Добравшись до Насти, она схватила её за руку и выдернула из толпы.

— Иди за мной, — бросила она изумлённой девушке, зашагав вперёд. Та послушно подалась за ней, не в силах противиться этому, в общем-то, приятному голосу с командными нотками.

Резник был в бешенстве. Ему только что принесли кассету с передачей, показанной по одному из центральных каналов.

Ведущая самой рейтинговой политической передачи « С петлёй на шее» была ослепительна. Но Мила затмевала её. Она разоделась, как павлин, но была похожа на тупую напыщенную курицу.

Она отвечала на вопросы невпопад, всячески пропагандировала собственное творчество, и о Резнике отзывалась как о таком же тупом напыщенном баране.

Слушая её, у каждого зрителя мог сформироваться свой образ олигарха, отнюдь не самый приятный. Получалось, что Резник занят только покупкой недвижимости, отдыхом на самых фешенебельных курортах и прогулками на яхтах. Хорошо ещё, Мила ничего не сказала насчёт девочек, а то ведь запросто могла приплести их к неприятному, но собирательному образу богатея.

Он постарался успокоиться. Ему было понятно, для чего она это говорила. Возможно, у неё была договорённость с Илоной: Мила очерняет Анатолия Максимовича, а та взамен даёт ей несколько минут для рассказа о своём творчестве. Ведь популярность артист приобретает, лишь став известным для народных масс. Как сказал один из героев фильма «Ландыш серебристый», если певца слушают на рынках, это победа. Значит, он действительно стал популярен.

А для этого нужно часто тусоваться «в ящике» и мелькать на страницах журналов.

Мила платила за то, чтобы её фото частенько бывали в популярных женских журналах, а вот денег на телевидение у неё не хватало. И Резник не собирался их ей ссуживать. Он и так достаточно плотно вложился в раскрутку её как певицы, хотя ему было понятно, что из Милы не выйдет ничего путного.

Когда-то, когда ещё её отец был её продюсером, она пошла на взлёт, а сейчас это уже не та Людмила Ковалёва, то бишь Мила Илиади.

Чтобы стать популярным, певец должен иметь ещё что-то, кроме голоса.