Она почувствовала приятное возбуждение и поднялась с кресла. Вот оно — то, что не даёт ей жить. Возмездие! Она непременно должна закончить начатое, она должна наказать Мальчика, и за предательство Семьи, и за смерть отца, который вырастил его, и за его убийственную ложь, обман, с помощью которого он завладел Жанной.

Она вздохнула, сосчитала до десяти, и поправила саму себя. Он завладел не Жанной, нет. Ириной. И то только на время. Ирина смогла раскусить его, смогла всё вспомнить и вернуться в своё прежнее обличье. Но — вот незадача — часть Ирины осталась в существе Жанны. Она и сейчас в ней сидит, и неизвестно, покинет ли её когда-нибудь. Когда-то Жанна нервничала, дёргалась, пыталась полностью изгнать Ирину из себя, ей было омерзительно чувствовать в себе характер той женщины, которая жила с предателем и убийцей, и она думала, что преуспела в этом. Но хитрая Ирина просто затаилась, и теперь показывалась наружу в самых неожиданных местах. Жанна тоже решила схитрить, и делать вид, будто ей наплевать на то, что в ней живут две разные женщины. А потом и вовсе привыкла, и даже стала думать, что Ирина не так уж и плоха. Жанна ненавидела её в основном за то, что та жила вместе с Мальчиком. Но теперь, когда она знает, что не Мальчик — отец Полинки, ей уже не так неприятно чувствовать Ирину, когда та вылезает из очередного закоулка её души.

И ещё: Жанна пожалела Мальчика, обездвиженного, бледного, находящегося на грани жизни и смерти. Она хотела его убить, но не смогла. Не смогла, потому что думала, что он — отец её дочери. И к тому же убивать беззащитного не в её правилах. Но теперь — то её ничто не ограничивает! У Полинки другой отец. Значит, Мальчика можно наказать.

И вдруг ей в голову закралась страшная мысль. А что, если он уже сам умер? Значит, она не сможет совершить возмездие за отца? Это было бы несправедливо.

Её мысли вновь вернулись к тому дню, когда она нашла мужа (тогда она ещё думала, что он — её настоящий муж) лежащим на полу, с дыркой в голове. Вокруг были разбросаны вещи, и она нашла несколько фотографий, которые и послужили основным толчком к тому, что память к ней всё-же вернулась. Но оставался другой вопрос: кто же пытался убить Мальчика? Кто-то из новой жизни или всё-же из старой? Иногда Жанна думала, что это сделал жених её клиентки Верочки, которую убил Мальчик, в свою бытность Сашей. А иногда ей приходило в голову, что это сделал Шахид, её дядя. Ведь она просила его покарать преступника, убившего отца, Малика. Но кто это был на самом деле — об этом может сказать только сам Мальчик.

Жанна остановилась. Ну конечно, это так просто! Ей надо вернуться в тот городок, в котором она прожила семь месяцев с этим ничтожеством, и поквитаться с ним. А перед его смертью она поинтересуется, кто же всё-таки пытался убить его. Только бы он не умер сам, без её участия!

Ковалёв Владимир Ильич, депутат Московской городской Думы, был доволен жизнью. Теперь всё вокруг его радовало, наполняло жизнью. Подумать только, столько лет он страдал, переживал, просто существовал, как червяк, а теперь всё изменилось! Теперь он — на коне. У него есть деньги, престиж, известность, какая-никакая, пусть и в узких кругах, зачаток власти, и, совестно говорить об этом вслух, потенция. Потенция тоже есть!

Хотя много — много лет он не смел и глаз поднять на понравившуюся женщину! Он считал себя ничтожеством, потому что не мог провести ночь с собственной женой. Она платила ему за это своими постоянными изменами, издёвками, насмешками, и словно забыла, что они женаты. А теперь…

Теперь Галка опомнилась, вернулась домой, хотя до этого могла несколько ночей подряд ночевать вне дома, стала по-другому относиться к мужу, с неким налётом подобострастного уважения. При всём при этом он не спал с ней, и не собирался, попросту брезгуя женщиной, которая ложилась в постель чуть ли не к каждому желающему. Просто Галина решила вернуться, узнав о том, что муж из ничтожества вдруг стал депутатом. И было бы крайне глупо продолжать вести беспорядочную жизнь, зная, что он в любой момент может развестись с ней. Куда выгоднее ночевать дома, зато пользоваться теми благами, которые свалились на них вместе с новым статусом мужа.

Надо же, словно мир вокруг изменился! На самом деле, конечно, изменился не мир, а он, Владимир Ильич. И всё это не потребовало много времени, всего лишь несколько месяцев. И вот он уже — обновлённый, активный, пышущий здоровьем, изображающий кипучую деятельность, страшно занятой человек. У него даже появилась любовница! Хорошенькая, как куколка, юная Маринка. Он никогда не думал, что уподобится другим мужчинам, которые заводят совсем юных любовниц, годившихся им в дочери, и вот — на тебе — сам стал одним из них! Маринка была гораздо младше его собственной дочери, вот так вот. Ей исполнился двадцать один год, что ровно на десять лет меньше, чем Миле. Она с нетерпением ждёт его по вечерам в квартире, которую он снял для них, готовит ему всякие вкусности, и не требует подарков.

Он самодовольно усмехнулся. Пускай все вокруг твердят, что молоденькие девушки встречаются со зрелыми мужчинами только ради денег. Он — то знает, что его Маришка — не такая. Она не канючит насчёт норковой шубы, не упрашивает его о бриллиантовом колье, и даже не просит сводить её в ресторан! Её вполне устраивает и то, что он рядом с ней, и они ужинают на уютной кухне, а потом занимаются любовью не на средиземноморском курорте, а в небольшой спаленке.

И за всю эту райскую новую жизнь Ковалёв вечно будет благодарен своему другу детства, Толику Резнику. Это именно он протянул ему руку помощи, когда та была нужна ему, как спасательная соломинка. Это именно Резник вложил в него больше миллиона долларов, чтобы Ковалёв пробил себе место в Думе. Конечно, у Резника свои мысли по этому поводу, он ведь не просто сделал такой царский подарок другу. Естественно, с его деньгами один — два миллиона не играют большой роли, и всё-же Резник не стал бы богатым человеком, если бы так разбрасывался баксами! Но Ковалёв старается изо всех сил, чтобы помочь другу. Он и так проделал огромную работу за очень небольшой промежуток времени. Он уже собрал независимых депутатов, сплотил их вокруг себя. Очень скоро они образуют фракцию, которая в дальнейшем ляжет под Резника. И тогда всё будет в порядке. Тогда Ковалёв будет считать, что он полностью выполнил задачу, поставленную перед ним другом. Но для этого нужны деньги. Большие деньги. За ними снова придётся идти к Толику. Но зато, Ковалёв уверен, это будут последние деньги, которые Резник вложит в него. Вернее, даже не в него, а в собственную фракцию, в собственную мощь, которая поможет ему оставаться на плаву в это нелёгкое время. Время, которое нынешний президент посвящает уничтожению олигархической верхушки, устранению их как опасной для государства и его, президента, силы.

— Володя, давай заедем вон в тот ювелирный, — благодушно настроенный Ковалёв указал своему водителю на крупный магазин со сверкающими витринами.

Маринка ничего не просит, и этим вызывает у него умиление. Но он же не такой жлоб, чтобы ничего не дарить своей девочке! Она у него самая лучшая, и заслуживает всего самого лучшего!

— Аспирин, аспирин, — верещал Джонни, безумный рыжик, ветеринар, которого Резник привёз из Ганеды вместе с коалами некоторое время назад. В зимнем саду были посажены эвкалипты, правда, этот вид деревьев не имел питательных свойств для медвежат. Поэтому раз или два раза в неделю в Австралию снаряжался личный самолёт Резника за свежими листьями эвкалиптов, необходимых медвежатам для еды.

Джонни был абсолютным прототипом сумасшедших докторов, но зато он очень любил коал, и в этом и заключалась главная страсть его жизни. Ему самому ничего не было надо, зато своих питомцев он всячески ублажал, баловал и сходил с ума, если у кого-либо из них находил симптомы заболевания, по большей части мнимые или придуманные самим ветеринаром. В такие моменты Джонни бился головой о ствол эвкалипта и, не обращая внимания на летящие во все стороны брызги крови, повторял что-то типа: «Кал, кал, кал» — если, к примеру, обнаружил, что экскременты одного из коал отличаются по цвету от обычных, или если у медвежат поднималась температура, то он приговаривал: « Жар, жар, жар» и так далее. Джонни любил слова из трёх букв. Хорошо ещё, что он не общался ни с кем, кроме семьи Резников, иначе немедленно расширил бы свой запас, пополнив ещё одним кратким, но ёмким ругательством.

А после полученных травм Любовь Андреевна, по образованию — терапевт, перевязывала ему голову. Иногда это делал и сам Анатолий Максимович Резник.

Валентина Назиповна, врач, не опускалась до подобных действий, она вообще игнорировала и самого Джонни, и его бедную, разбитую неоднократно голову. Валентина Назиповна считалась очень квалифицированным врачом — универсалом, которому не пристало обращать внимания на бестолкового ветеринара.

В этот раз Джонни понадобился аспирин, и Резник, сидевший в своём кабинете и слышавший, как ветеринар с криком промчался мимо, удивился. В зимнем саду на столике всегда стояла аптечка, и горничная Светочка следила, чтобы лекарства в ней всегда присутствовали в полном ассортименте. А теперь, выходит, в аптечке нет простейшего аспирина?

Резник понял, что он уже не сможет сосредоточиться на документах, и вышел в коридор. Он услышал разбирательства ветеринара с горничной.

— Ты что, горстями его жрёшь? — грубо поинтересовалась Светочка, которая терпеть не могла это рыжее чудовище, как она его называла.

— Я не жру, я кушать, — обиделся Джонни.

За последние несколько месяцев у него произошёл большой прогресс в плане знаний русского языка. Конечно, он говорил с акцентом, и неправильно ставил ударения, а о падежности и речи не было, однако же домочадцы стали его понимать гораздо лучше.

— С ума сойти, — проворчала горничная, — я всего лишь неделю назад положила в аптечку четыре упаковки аспирина! Джонни, это не витаминки, их нельзя есть горстями!

— Я не есть, — обиделся он снова. — Я делать раствор эвкалипта…

— О господи, — вздохнула горничная, быстро сообразив, что к чему. — Если ты будешь делать раствор из аспирина для этих громадных эвкалиптов, мы скоро разоримся!

Резник, которого не видно было за колонной, улыбнулся. Светочка была максималисткой, и хозяйское добро жалела, берегла, и не позволяла обращаться с ним непотребно кому бы то ни было.

— Я давать деньги, ты — давать аспирин, — заявил Джонни.

— Ладно, — проворчала горничная, — попозже принесу тебе твой аспирин!

Резник вышел из-за колонны, когда рыжая вихрастая голова Джонни исчезла в лифте. Светочка продолжала натирать бронзовые перила лестницы. Именно лестница была её идеей фикс, и она постоянно натирала её до блеска.

Резник как-то пошутил, что этак она протрёт слой бронзы, и он с ужасом обнаружит, что вместо чистой бронзы ему преподнесли просто металл, покрытый бронзой.

— Рассоришь меня с Андреем, — смеялся он.

Андрей работал архитектором — дизайнером, который не без участия Любови Андреевны строил этот дом для Резников.

Анатолий Максимович подошёл к Свете и пожурил её:

— Ну, зачем ты обижаешь Джонни? Он же как ребёнок! Вздумалось ему опрыскивать раствором аспирина листья эвкалипта, пусть опрыскивает!

— Лишь бы коал не потравил, — пробурчала горничная. — Просто этот аспирин исчезает прямо на глазах, я уже замучалась покупать его! Вчера даже Любовь Андреевну просила, когда она ехала с работы!

Резник пожал плечами. На его взгляд, ничего страшного в количестве аспирина не было, и, если Джонни знает, что делать, значит, всё в порядке. Он читал зоожурналы, которые ему стабильно привозили из Австралии, и, возможно, откуда-то почерпнул эту идею с аспирином.

Анатолий Максимович решил спуститься в столовую и выпить кофе, как вдруг насторожился.

— Ты сказала, что Любовь Андреевна вчера покупала аспирин?

— Нет, — улыбнулась Света. — Любовь Андреевна забыла его купить! Я сказала, что просила её об этом!

— Наверное, ты спутала, — улыбнулся Резник. — Люба плохо себя чувствует, и пока что на работу не ездит. У неё болело сердце, и доктор ей посоветовал отлежаться дома.

— Но вчера она выезжала, — упорно гнула свою линию Светочка. — Примерно часа в три, а вернулась около восьми, как раз к ужину. И забыла про аспирин совершенно!

Резник что-то пробормотал и машинально спустился в столовую по лестнице. Он начинал толстеть, поэтому старался как можно реже пользоваться лифтом. Тут что-то было не так. Прошло несколько дней с того момента, как у Любы прихватило сердце. Он свозил её к Борщову, тот не нашёл никаких патологий, но посоветовал ей повременить с работой и не ездить в свой благотворительный фонд хотя бы недельку. Она согласилась, и Резник был уверен, что Люба целыми днями находится дома. По крайней мере, она уверяла его, что с утра до вечера читает и смотрит телевизор, и оживает только к вечеру, когда со службы подтягиваются все домашние.

Значит, она вчера куда-то уезжала и отсутствовала около пяти часов. Где она была? Парикмахер, косметолог, тренер — все жили в гостевом домике на территории, принадлежащей Резнику. Никаких важных дел у неё не планировалось, иначе он бы об этом знал. К тому же её благотворительный фонд совершенно спокойно мог обойтись и без неё. Где же была жена?

Он потёр переносицу и некстати вспомнил этот медицинский центр «Радуга», в котором, как она уверяет, ей делали ЭКГ. Как оказалось, центра с таким названием в Москве нет. Но Резник не стал настаивать на этом, усугубляя ситуацию. Он понимал, что, в принципе, «Радуга» может существовать, но в обход налогов, без лицензии, соответственно, без номера телефона в справочной службе. И всё-таки ему не понравилось, что жена нервничала, когда говорила об этой дурацкой «Радуге», и не могла вспомнить район, в котором находится медицинский центр. Равно как и Валентина Назиповна внезапно теряла память, когда речь шла о «Радуге».

Резник постарался забыть об этом странном инциденте, и вот тебе на: оказывается, Люба уезжала вчера из дома и вернулась только перед его приездом, а он ничего и не знал. А она и словом не обмолвилась. Ну разве так можно — совсем не щадить себя! И ладно бы, благотворительный фонд требовал её постоянного внимания и присутствия, так ведь нет! Он отлично функционировал и без Любы! Может быть, всё-таки Светочка напутала?

Резник заглянул в гостиную и увидел жену, сидящую перед домашним кинотеатром. Она пила коньяк из пузатого бокала и смеялась, глядя на экран. Мила сидела рядом с ней и тоже пила янтарную тягучую жидкость. Они любили по вечерам посмотреть какую-нибудь дурацкую комедию на DVD.

— Можно тебя на минуту? — тихо попросил Резник жену.

Она, с сожалением отрываясь от экрана, поднялась и вышла из гостиной.

— Что-то случилось?

— Да нет, пустяки, — уклончиво ответил он. — Я просто хотел узнать, почему ты не выполняешь предписания доктора. Гена же советовал тебе отлёживаться дома! А ты вчера отлучалась…

— Я и так постоянно дома, — немедленно взвилась жена, — так ты хочешь вообще сделать меня домохозяйкой? Меня уже тошнит от твоих допросов! С каких пор я обязана докладывать тебе обо всём, что происходит со мной в течение дня?

Она рассерженно фыркнула, повернулась на своих каблучках и вернулась в гостиную, к телевизору.

Резник, которого словно окатили ледяной водой, остался стоять на месте. Подумать только, что сейчас было? Что случилось с мягкой, нежной, заботливой женой? Почему она позволила себе повысить на него голос, и вообще смотрела на него почти с ненавистью?

Что происходит в этом доме, доме, который долгое время был для Анатолия Максимовича солнечным пятном в тёмном мире? В этот дом, где бы ни был Резник, ему всегда хотелось вернуться, в его волшебную, тёплую и дружелюбную, семейную обстановку, всегда пахнущую чем-то вкусным и домашним. Все приятели и знакомые отмечали этот факт, и завидовали этой семье. Даже Павлик, сын, который должен был ехать учиться в Англию после школы, наотрез отказался от Кембриджа, предпочёл МГУ. Впрочем, в Кембридж ему всё же пришлось поехать — на годичные языковые курсы.

Он не захотел на несколько лет исчезнуть из жизни этого дома, выпасть из доброй и любящей атмосферы. И вот теперь, Резник с огорчением вынужден констатировать, что этот дом уже некоторое время как лишился этой волшебной атмосферы покоя и любви. Когда это случилось, в какой момент? Когда Павел познакомился со своей азербайджанкой, принёсшей семье столько неприятностей и переживаний? Когда он решил покончить с собственной жизнью, узнав о смерти своей девушки, и полез в петлю?

Когда он женился на Миле? Или сейчас, когда что-то происходит с женой, что-то непонятное, странное? Резник чувствовал, что это неправильно, что такого быть не должно. Но это было. И теперь ему придётся с этим жить? Или попытаться разобраться, что происходит?

И вдруг в его голову пришла совершенно иная мысль: а надо ли ему знать, что происходит? Будет ли ему от этого легче? И, главное, хочет ли этого он сам?

Жанна с трудом понимала, что ей говорит главврач. Её так называемый муж исчез? Вот так вот запросто исчез с больничной койки? Пролежав на ней несколько месяцев в коме?

В это было трудно поверить. Хотя она тут же вспомнила свою последнюю встречу с Мальчиком. Он лежал в больничной палате, бледный, с заострённым лицом, словно у покойника, к нему был подключён аппарат искусственной вентиляции лёгких и ещё какие-то проводки. Жанна на тот момент уже перестала быть Ириной, она вспомнила, кто она на самом деле. И ненавидела Мальчика за то, что он сделал с её жизнью. Но она тогда только родила, и не способна была совершить то, за чем пришла в палату ко мнимому мужу. Она хотела отключить от электропитания все эти его аппараты. Всего лишь щёлкнуть тумблером, и всё. Дело было бы сделано. Она честно пыталась это сделать, но не смогла. Не хватило силы духа. Во-первых, она в большей мере была Ириной на тот момент, а Ирина — мягкая, нежная и робкая, была не способна лишить жизни кого бы то ни было. А во-вторых, Жанна была уверена, что Полина — дочь Мальчика. И она не могла решиться оставить своего ребёнка без отца. Она пообещала себе вернуться, когда будет в силах выполнить свой план. И вот теперь, после той сокрушительной новости, которую она узнала, вернулась сюда, чтобы закончить начатое неведомым союзником, и оказалось, что Мальчик исчез. Человек, находящийся в глубокой коме, сам поднялся с постели, отцепил от себя все проводки и капельницы, и спокойно покинул больницу.

Это было непостижимо. Но Мальчик — хитрый, коварный, сообразительный. Умный, наконец. И очень сильный, очень живучий. Никто бы не выжил с простреленной головой, а он выжил. И даже выкарабкался из своей комы. Хотя, когда Жанна видела его, она успела заметить, что он открыл глаза и наблюдает за ней. Она даже сказала ему что-то, но, если честно, была уверена, что это просто рефлексы, и на самом деле он ничего не слышит. В конце концов, несмотря на все свои достоинства и поистине кошачью живучесть, Мальчик всего лишь человек, обычный смертный.

Врач сказал, что Мальчик не скоро очнётся, если вообще очнётся когда-нибудь, несмотря на положительную динамику. Значит, этот подонок сумел обмануть не только Жанну, но и врачей! Он улизнул прямо у неё из-под носа, буквально несколько дней назад. Неужели почувствовал её приближение своим звериным чутьём?

И что ей делать дальше, где его искать? А найти его она должна, просто обязана. За ним числится должок, который он будет вынужден непременно вернуть.

Жанна задумчиво вышла из больницы и направилась к дому, в котором они жили вместе с Мальчиком.

Вопреки ожиданиям, сердце у неё защемило, когда она смотрела на солидный белый дом с колоннами, ухоженным двором и дорожками, посыпанными гравием. Всё-же, несмотря на свой двадцать один год, Жанна набралась опыта, и уже понимала, что нельзя просто так взять и вышвырнуть из жизни несколько месяцев. Это всё равно было, хотела она того или нет. И не надо лгать самой себе, ведь даже будучи Ириной, она была счастлива. И в какие-то моменты ощущала это счастье, хотя и чувствовала, как давит на неё то, что её память оказалась неспособна воспроизвести все события её настоящей жизни.

Жанна решительно вошла в калитку, подошла к дому и позвонила. Звонок не изменился, такая же заливистая трель огласила появление гостя. Дверь открыл мужчина средних лет. Жанна видела его мельком, на подписании договора о покупке дома.

Он сразу же её узнал и пригласил войти.

— Я насчёт… мужа, — с трудом выговорила она.

Ведь этот мужчина не знает историю её жизни, и она вовсе не намерена открывать ему душу и сердце. Поэтому пускай он считает Мальчика её супругом, тем более что он его ни разу не видел.

— Он приходил к вам некоторое время назад? — добавила она.

— Если ваш муж — высокий молодой блондин, то да, был примерно неделю назад, — согласился мужчина.

Жанна старалась припомнить, как его зовут, но не могла.

— А чего он хотел? — постаралась она спросить как можно небрежнее. — Он вам угрожал?

— Угрожал? — удивился мужчина и улыбнулся. — Да бог с вами, Ирочка! С чего это вдруг он будет угрожать? Нет, конечно! Правда, он был удивлён, увидев меня в доме, так что пришлось показать ему документы о покупке жилья. Он спрашивал меня о вас. Но я сказал ему, что видел вас всего лишь два раза — когда смотрел дом, и во время подписания договора.

Жанна вздрогнула, когда он назвал её Ирочкой. Надо же, оказывается, они виделись дважды, а она запомнила только момент подписания.

Она попрощалась с человеком, который купил у неё этот дом, и вышла за ворота.

Закурила, отворачиваясь от ветра, и поняла, что вряд ли когда-нибудь сумеет найти Мальчика. Если он сбежал, не поставив в известность лечащего врача, и не получив свои документы, значит, он не знает, что Жанна подобрала ему маленькую квартирку на окраине города и прописала его туда. Ей нужны были деньги, и она продала этот дом. Конечно, это было не совсем законно, но с помощью хрустящих зелёных бумажек, а также влиятельных знакомых, все дела улаживаются весьма просто. Надежда, бывшая нанимательница Жанны — Ирины, владелица ювелирной мастерской, помогла ей оформить продажу — покупку без подписи мужа, то есть Мальчика, находившегося в то время в коме.

На данный момент Жанна восстановила свою московскую прописку, доказав служащим паспортного стола, что является живой и здоровой.

Это было странно и неприятно — оказалось, что все считали её погибшей. Её машина была найдена на стройке, и в ней нашли обгоревший труп девушки. Никто не сомневался, что это Жанна.

Она вспомнила лицо Тофика, когда он увидел её возле свадебного салона, куда Жанна относила заказ — эскиз обручальных колец для Милы.

Она тогда ещё не знала, что он — Тофик, её двоюродный брат. Вернее, не помнила. А он, будучи уверен в том, что Жанна мертва, не поверил собственным глазам. Так и стоял, выпучившись на неё, как деревенский простачок, увидевший летающую тарелку.

Помимо воли, Жанна хихикнула, и направилась к дороге. Она не поехала на машине. Сама водить не любила, хотя и умела делать это мастерски. А брать на роль водителя кого-то из Семьи просто не захотела. Поэтому в этот город она приехала на поезде. В одиннадцать часов вечера будет обратный поезд, и она вернётся в Москву рано утром или поздно ночью — кому как больше нравится.

Сейчас же она поймает машину и доедет до той квартиры, в которую прописала Мальчика. Чем чёрт не шутит, может быть, он узнал, что теперь ему принадлежит однокомнатная клетушка вместо роскошного большого дома?

Надежды на это было мало, но всё-же проверить следовало. Жанна махнула рукой, затянутой в лайковую перчатку перед носом водителя, сидевшего в стареньких «Жигулях».

Как и следовало ожидать, в квартире никого не оказалось. Жанна сунула ключ в замок, вошла в пыльное пространство и поняла, что Мальчик сюда даже не заходил. На всякий случай она поинтересовалась посещением данной квартиры красивым блондином у соседей, и получила отрицательный ответ. Значит, Мальчик не знает о своей новой прописке. Что же он теперь делает? Где он?

Жанна почувствовала разочарование. Как она сможет найти его, если он, скорее всего, уехал за границу? Где она будет его искать? А найти Мальчика надо обязательно! Она не сможет спокойно жить, пока не отомстит за то, что он сделал с её отцом и с ней самой.

— Ух ты, ну и штучка, — выдохнул Саша Кравчук, известный стилист, и указал мизинцем с длинным, украшенным стразами ногтём, в сторону. Он был очень симпатичный, и, если бы не выставлял напоказ свою нетрадиционную сексуальность, то никто бы и не заподозрил в этом крашеном блондине с нежной чёлочкой обычного педика. Впрочем, об этом трудно судить, потому что Саша, много лет пользующийся интимными услугами молодых людей, не отдавал себе отчёта в том, как он выглядит, и не стремился скрыть свою сущность.

Он уставился на красивого манекенщика, гордо дефилирующего по подиуму. Парень был черноволос, с кудрями почти до плеч, мускулист и сексуален. Мила тоже обратила на него внимание, и теперь с неудовольствием думала, что она и её дядя — соперники в борьбе за тело этого манекенщика.

Куда же катится мир, если девушка перед знакомством с мужчиной должна думать, к какой лиге он принадлежит — к гетеросексуалам, гомосексуалам или вообще работает на два фронта?

Впору было заключать пари с Сашей, но Миле стало скучно. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, она принялась вместо подиума смотреть вокруг себя, и обнаружила, что персонажи в небольшом зале гораздо интереснее, чем персонажи на подиуме. В конце концов, это рядовой показ модельеров Даши Пигаль и Валерии Андрейкиной. И модели тоже не представляют собой ничего особенного, не Линда Евангелиста и даже не Наташа Семанова. Так, обычные плоские девчонки, некоторым из которых нет и шестнадцати. Многие были откровенно некрасивы, и Мила удивлялась, как таких страшилок могут выпускать на люди. И всё-же показы мод традиционно собирали вокруг себя некий бомонд, элиту, поэтому Мила, получившая новый статус жены сына олигарха, неизменно приглашалась на подобные светские мероприятия.

Она заметила невдалеке Анну Щедрину, певичку с писклявым голосом. Та была худой, но обладала довольно внушительным бюстом. «Не иначе как силиконовый» — решила Мила, радуясь, что она пока что ещё не вставляла имплантанты в собственное тело, а, наоборот, избавлялась с помощью липоксации от некоторых его излишков.

Она вспомнила случай годовой давности, когда охранник Щедриной практически изнасиловал пьяную Милу в её же машине. Правда, потом это снова повторилось — теперь уже с подачи самой Милы Илиади. Машина на тот момент была другая… Но вот тот, первый случай…

Миле почему-то казалось, что он произошёл не без участия, правда, гипотетического, Анны Щедриной. Она смутно помнила, что когда-то давно они то ли сцепились на людях, то ли поспорили, и Щедрина оказалась выставленной в неприглядном свете перед широкой публикой. Наверняка она с тех пор затаила на Милу злость, и долго ждала момента, чтобы отомстить. И в конце концов использовала собственного телохранителя для этой цели. А чего она ждала? Что Мила побежит в милицию и заявит на него? И что все узнают о её позоре? Или это телохранитель должен был всем рассвистеть, что трахал Милу в машине? Ничего такого не произошло. Мало того — телохранитель переметнулся к Борзаковскому, оставив Щедрину в растерянности и поисках нового телохранителя. После этого Мила ещё раз с ним встретилась, и снова в машине…

Она мечтательно улыбнулась и поймала неприязненный взгляд Щедриной. Послав ей ослепительную улыбку, Мила отвернулась и нахмурилась. Точно! Что-то между ними было! Ну, теперь настал её черёд отомстить этой гадине.

После показа Мила должна была исполнить свою новую песню. Позвали именно её, а не Щедрину! Значит, надо это как-то обыграть, показать всем, что Щедрина — уже полный отстой. Только как это сделать? Певица отгоняла от себя назойливые мысли о том, что теперь она пользуется бешеным спросом только потому, что стала женой младшего Резника. Лучше бы вместо этих мыслей им на смену пришли другие, подсказавшие ей, как можно проучить эту гадину с фальшивым голосом!

Мила задумалась и чуть не пропустила момент, когда ей надо было выходить на сцену.

Анатолий Максимович Резник, чтобы сбросить напряжение последней рабочей недели, решил встретиться со своим другом, а теперь и в каком-то роде напарником, наперсником, соратником, Ковалёвым Владимиром Ильичом.

Он вошёл в уютный небольшой бар, где уже сидел Ковалёв. Бар располагался на краю Москвы, и друзья рассчитывали, что в нём не придётся опасаться неприятностей. Кроме того, охрана Резника быстро осмотрела помещение и проводила Резника к столику. Для Анатолия Максимовича стало сюрпризом то, что Ковалёв оказался не один. Рядом с ним сидела хорошенькая блондинка с глупым кукольным личиком. Она жеманно протянула Резнику руку для поцелуя, оцарапав его ладонь острыми коготочками сумасшедшей длины, покрытыми ярко — красным лаком.

Он сделал вид, что не понял, просто пожал руку девушки и вернул её хозяйке. Та распахнула голубые глаза и обиделась. Резник усмехнулся. Ох уж эти подростки —переростки!

Выждав момент, пока Марина удалилась в дамскую комнату, он наклонился к другу, светящемуся жаждой жизни, и тихо спросил:

— А ты знаешь, что в нашей стране общение с несовершеннолетними может носить уголовно наказуемый характер?

— Ну что ты, — рассмеялся Ковалёв, — ей уже двадцать один! Просто она так выглядит. Здорово, правда?

Резник пожал плечами. На его взгляд, ничего хорошего в том, чтобы встречаться с девушкой, которая намного младше собственной дочери, не было. Но Ковалёв аж светился от счастья и переполнявшей его любви, и к тому же он уже давно не видел друга таким бодрым и деятельным. Если эта глупая кукла Марина сделала такое — то Резник ей бесконечно благодарен!

Жаль, что им не удалось в этот вечер поговорить о делах, но, впрочем, Ковалёв это сделал намеренно.

— Тебе надо отдохнуть и отвлечься, — сообщил он, потягивая кампари, — ты на себя перестал быть похож. Весь какой — то загруженный, напряжённый! Расслабься, дружище! Тебе надо хорошо потусоваться, поколбаситься под музыку, оттянуться на полную катушку!