Военная операция. Она, как правило, приносит трупы, а не информацию.
Подъехали к очередному дому. Из темноты помахали фонариком. Свои.
Боец четко доложил, что, как только началась стрельба, вышел человек, и направился к заброшенному неподалеку дому. Бойцы собственными силами задержали и стреножили неизвестного. Задержанный попытался оказать сопротивление. Попытки сопротивления были пресечены. Также задержанный пытался подать сигнал, но и это было пресечено. Допросов не вели. При задержанном был обнаружен пистолет Стечкина, который они в темноте обронили, две гранаты Ф-1.
Я похлопал бойца по оттопыренному бронежилету. Там явно что-то лежало. Майор запустил руку и вытащил «пропавший» «Стечкина».
— У! — он замахнулся на бойца. Тот вжал голову в плечи.
— На, тебе это надо? — майор протянул мне пистолет.
— Пусть номер на бумажку и будет под рукой. А сам ствол — его трофей. Не имею привычку отбирать плоды чужого труда.
Стоящие рядом удивленно и с уважением посмотрели на меня.
Да, ребята, слухи про ЧК сильно преувеличены.
— Мне нужна информация, документы, живые свидетели. Понятно? Есть оружие — хорошо. Нет — нужны бумаги. Поэтому выслуживаться и подбрасывать свои патроны, гранаты — не стоит. Всем все понятно?
— Понятно, — кивнул майор. — Тащите этого чижа сюда, отдайте товарищу подполковнику. Ты и ты, — он ткнул пальцем в бойцов, которые задержали неизвестного, — остаетесь с товарищем подполковником. Поможете. А остальные — за мной. Брать живьем! «Контроль» — отставить! Пальцы прикладом поломаю, чтобы неповадно было!
— Время! Время! — я постучал пальцем по циферблату.
— Все! Работаем! — он махнул рукой.
На этот раз обошлось без стрельбы.
Ко мне привели задержанного. Чеченец. Лет тридцати. Одет в пуховик, на голове вязаная спортивная шапочка.
— Ты кто? — я пытался рассматривал его в темноте.
Молчание.
— Ладно, мужики, — обратился я к солдатам, которые его задержали, — пойду посмотрю, что в доме. Буду через пять минут. И чтобы никаких «попыток к бегству». Понятно? Я не майор Иванов, миндальничать не буду. Понятно?
— Так точно, — почти хором ответили бойцы.
За спиной я услышал «беседу» бойцов с задержанным.
— Ну, что, сука, в «молчанку» играем?
— Твое счастье, что подполковник сказал, чтоб ты жил. Говорить будешь?
Я ушел, посмотрим, как удастся разговорить чеченца. У меня не было времени его убеждать.
А в доме полным ходом шел досмотр. Я вошел во двор. Иванов стоял на крыльце, курил и покрикивал на подчиненных.
— Живее, время! Нам еще в несколько адресов ехать! Работать, ногами шевелить. Думай, где чего может быть спрятано!
— Есть что? — я подошел майору.
— Несколько гранат. Миноискатель что-то в коровнике показывает. Сейчас копают.
— Глядишь, клад с золотыми червонцами окопают, — я смотрел на часы.
— Тоннель выкопают.
— Времени нет.
— Знаю. В прошлую командировку зачистили мы деревню. Ничего. Тихо. Даже ни одного патрона. Представляешь? А нападения продолжаются. Поставили засаду на тропе. Бой был. Наши все целы. А чехи нас достали! Ну, мы их в «капусту» из миномета. Один выжил, правда, ненадолго. Негр. — Иванов показал руками размеры негра.
По его получалось, что негр был больших размеров.
— Да ну? Негр? — я усмехнулся.
— Натуральный дух! Бородища, зеленая повязка, «разгрузка», стрелял, пока патроны не кончились, взяли его раненным. Здоровый был. Знал всего две фразы по-русски. Не угадаешь!
— Ну, и? — мне уже интересно.
— «Все карашо!» и «Я — местный!»
— «Местный»? — я засмеялся.
— Местный!
— И чего с ним?
— Да, ничего — помер он.
— Спасти пытались?
— А зачем? — удивился Иванов. — Он приехал умирать за веру, так кто же ему будет мешать! Не успели дотащить до медроты. — Он последнюю фразу придумал на ходу, это было видно, интонация голоса изменилась.
— А сами не хотели оказать помощь?
— У него на шее пять наших жетонов было, — он плюнул далеко в сторону.
— Понятно. Время, Саша, время, — я снова постучал по циферблату.
— Сейчас узнаю, что у них там! — он пошел в коровник и оттуда раздался трехэтажный мат, призывающий ускорить поиски оружия.
Жетоны, которые упомянул Иванов, представляют собой металлическую пластину овальной формы, на ней выбит личный номер военнослужащего. По этому номеру можно опознать погибшего. Здесь, на войне, их носят, как правило, на шее. Снять их можно лишь с погибшего или пленного. А этот негр, значит, был любитель сувениров. Ну что же, такого гада и не жалко. Полагаю, что когда у него обнаружили жетоны, то ни у кого не проснулось милосердие.
В темноте раздался крик Иванова:
— Ну, подполковник, везучий ты!
— Чего нашли?
— Пять «граников» (подствольный гранатомет) и гранаты к ним, автоматов с десяток. И мины направленного действия. Тут темно, кажется — «сотки», сейчас вынесу.
Он вынес одну мину.
— Точно, МОН-100. Хорошо мы зашли, удачно. Такой арсенал под самым носом. Точно гады что-то замышляли. Вовремя мы их накрыли.
— Превентивный удар. На опережение. Поехали?
— А этот черт? — он кивнул в сторону, где оставили задержанного.
— С собой. Побеседуем. Надеюсь, что твои бойцы его не грохнут.
— Я их сам… Грохну, — он снова помахал в воздухе кулаком, — так и будем таскать за собой все это дерьмо, что откопали, и этого?
— Отправь к нам в отдел один БТР, пусть там разгрузятся, и сами подъезжают.
— Тихо! Слышишь, перестрелка началась? — он поднял палец и прислушался.
— Может, помощь нужна? — предположил я.
— Сейчас запросим. Радист! Ко мне!
— Я! — подбежал боец с огромной радиостанцией за плечами.
Р-159, вспомнилось мне. Масса более 10 килограмм. Боец не хрупкий. Тощий бы сломался под весом.
— Запроси, может, помощь кому-то нужна, бой идет. Быстро! — майор нервничает. Бой идет, а он не видит и не знает, что там.
— Все нормально. Духи пытаются из деревни вырваться. Наткнулись на засаду на тропе среди минных полей. Наши говорят, сами справятся. Подмога уже подошла, сзади подперли, — радист докладывал без эмоций.
— Понятно. Главное, чтобы наши в темноте не начали бить по своим. А эти гады и ускользнут под шумок. Ладно, время!
Через пять минут закинули все найденное оружие и боеприпасы в брюхо БТРа, туда же и задержанного. По словам бойцов, он начал говорить. Я посмотрел на него. Крови не видно, левое ухо опухло. Кости целы. Поговорим.
Пока грузились, я спросил у Иванова:
— А что у тебя радист как робот, без эмоций?
— Он контрактник. Воевал в первую. Из отделения остался один. Дали медаль «За отвагу». Духов ненавидит печенью. Спокоен внешне как индеец, а внутри — огонь. Я его в бою видел — ртуть. Не смотри, что он такой, он сейчас кипит весь, ему в бой хочется.
— Понятно.
Один БТР уехал к нам в отдел. Мы двинулись по двум оставшимся адресам.
Но там уже никого не было. Теплые печи, теплые постели. На одном из чердаков много окровавленных бинтов. И место, где было устроено лежбище. Нельзя было понять, сколько было там человек, но похоже, что двое. А ведь это дом одного из местных милиционеров. Нормально, поговорим, он, кажется, у нас сидит. Оружия, кроме охотничьих ружей, мы не нашли. Брать их не стали.
Иванов протянул фляжку.
— На, хлебни немного. Мы-то спать пойдем, а тебе чую, брат, придется еще ой как долго «кувыркаться».
Я понюхал. Спирт? Водка? Непонятно. Аккуратно сделал глоток. Спирт! Рот, глотку обожгло, дыхание перебило. Медленно, стараясь не обжечься парами еще сильнее, выдохнул.
— Ну, как военный штатный напиток? — Иванов хохотнул.
— Нормально, — я оттер рот, усы, — ты ко мне приезжай, я тебя таким «стеклорезом» угощу — волосы дыбом встанут. Подбрось до дома, до хаты.
Мы снова вытянулись в колонну. Рядом с нами сидел радист, он приложил руку к головному телефону.
— Все, сделали духов, — доложил он.
— Как?
— На «глушняк», консервы можно делать, фарш уже готов. У нас потерь нет. Все целы, — радист по-прежнему говорил без эмоций.
Ни малейшей радости. Мол, работа есть работа.
— Ну и хорошо! — от переизбытка чувств майор хлопнул по броне.
Я сокрушенно покачал головой.
— А ты что, жалеешь их? — он подозрительно покосился на меня.
— Мне они на хрен, Саня, не нужны, а вот та информация, которой они обладают — это важно, эти сведения, которые уже в фарше, могли многие жизни спасти. Понятно?
— Разумею. Ничего, мы тебе еще много духов наловим! Деревенька-то мятежная! Ничего, разберемся.
— Крови бы лишней в этих разборках не пустить, — я протер глаза.
— Устал? — Иванов сочувственно взглянул в глаза.
— Если бы был шанс сдохнуть, а потом воскреснуть — непременно воспользовался этой возможностью, — в голове вертелась пара фраз из «12 стульев», но они были не к месту.
Действительно устал. «Гибен зи мир битте цвай марк».
— Может, еще хлебнешь? — майор сочувственно протянул мне фляжку со спиртом.
— Спасибо, Саша. Не надо. Я кофе попью и начну работать.
Посмотрел на часы.
— Ёлы-палы! Семь тридцать! Все! Я пошел! Часов в одиннадцать проверяющие навалятся. Успеть бы!
Мы попрощались. Я уже пошел в здание, когда Иванов окликнул меня:
— Слышь, Саня, давай я тебе своих бойцов человек пять оставлю? Помогут…
— Спасибо, у нас разведчики есть, да и свое отделение охраны…
— Удачи!
— Счастливо! — я помахал.
Вот так бывает, второй раз вижу человека, а кажется, что знакомы всю жизнь.
Я зашел к начальнику. Там уже сидели командир, начальник РОВД, Гаушкин, Молодцов, Разин, Калина. Ну, вроде все в сборе.
Я доложил о том, что сделали.
Начальник довел, что удалось сделать остальным группам. Всего, вместе с моим, было задержано восемь, в перестрелках уничтожено тринадцать человек. С нашей стороны убитых нет. Двое легко ранены, от эвакуации отказались.
Среди убитых опознали Алима-Налима. Жаль, большая рыбина ушла.
Лояльные милиционеры взяли одного бывшего коллегу. При нем была обнаружена карта с проходом в минных полях, это нам было уже известно, и автоматический гранатомет АГС-17. Серьезный аппарат.
Милиционер сиял. Он принимал участие в обезвреживании мощной банды. Он реабилитирован. Эх, мужик, если бы ты работал как чеченский ОМОН — цены бы тебе не было, и не было «пятой колонны» здесь — в Чечен Ауле, и в Старых Атагах не командовал бы Хизир Хачукаев, по прозвищу «Шейх», и арабы не устраивали бы свои пропагандистские акции, и спал бы я сном младенца в Толстом Юрте! Эх, мужик, мужик! Пузо у тебя большое, а вот с мозгами туго. Хотя ученые говорят, что мозг — это просто видоизмененный жир. А у тебя ни совести, ни этого измененного жира.
Я смотрел на него, на всех. Только этот милиционер выглядел живчиком. Все же пили кофе. Кто добавлял водку, кто нет. Командир жевал кофейные зерна. Полученную массу сплевывал в кулек, и запивал все это кофе же. Угробит он себя так.
Через несколько часов приедет комиссия, показать есть что. Сейчас все это надо закрепить информацией по местному селу и Старым Атагам.
Предварительно с помощью «наших» милиционеров допросили моего задержанного. Оказался племянником того старейшины, которого мы первым задержали. Он состоял в банде, в Чечен Ауле находился на отдыхе, сил набирался, ничего, теперь у него будет время набраться. Самый гуманный суд в мире даст срок набраться и сил, и опыта и знаний при заготовке леса.
Он начал давать сведения по Атагам. Наблюдатели на блок-посту сообщили, что при начале стрельбы в Чечен Ауле в нашу сторону было движение. Группа пехоты около пятнадцати человек не дошла около километра до блок-поста и слушала перестрелку.
Связисты с узла связи сумели сделать перехват — бандиты вызывали своих товарищей в Чечен Ауле. Милиционеры перевели. Группа духов простояла около часа, а потом снялась и двинулась в сторону Старых Атагов.
Одну интересную подробность рассказал задержанный разведчиками, тот, который со мной отказывался разговаривать. После общения с разведчиками почему-то стал более сговорчивым. Так вот, он поведал, что руководил сбором дани, средств для «чехов». На территории Чечни, что находится под контролем боевиков, это обычное дело. Духи облагают население «шариатским» налогом. Под этим понимается, что все жители обязаны платить духам за то, что они воюют с федералами. Почти военный коммунизм, мать их так! Деньги, ценности и продукты — все идет в ход.
Так вот и наш пленник тоже занимался сбором дани здесь — в Чечен Ауле, в интересах бандитов, что сидели в Старых Атагах. Можно не сомневаться, что Новые Атаги также вовсю платят рэкетирам.
Собеседник рассказал, что он собирал «оброк» и все передавал Алиму.
— Ой ли? Все отдавал? — я посмотрел на него.
Честно говоря, мне было все равно, все ли он передавал на прокорм бандитов, или оставлял себе «комиссионные». Просто любопытно. Хотя какое к черту любопытство! Через несколько часов приедут «проверяльщики», а меня интересует моральный облик пойманного бандита. Пусть адвокат в суде доказывает, что он воровал лишь с целью подрыва боеспособности бандитов, чтобы те недоедали, и не могли оказывать нам существенного сопротивления.
В глаза как песку насыпали. Поспать бы!
— Я оставлял себе немного. Надо же было на что-то жить. — Он был смущен.
Мы начали его расспрашивать. По Старым Атагам он пояснил, что Шейх дал команду искать радиоактивные материалы. Не доставать, а лишь узнать, где они хранятся. При этом было непонятно — хотел Шейх использовать их на месте, вывезти и устроить теракт, либо продать их.
Хизир был далеко не дурак, не хотел к себе в логово приносить источники радиоактивного заражения, он мог запросто их продать более мелкой банде, страждущей войти в историю как Басаев, Радуев, Гелаев и других бандитов, чьи имена упоминаются в новостийных выпусках. Сначала ты работаешь на бандитское имя, потом имя — на тебя. В итоге арабские шейхы, мусульманские экстремистские центры прямо-таки жаждут найти тебя и всучить пачки долларов, лишь только ты вел эффективную войну с неверными.
Кажется, что только на секунду закрыл глаза, а успел присниться сон, вернее даже не сон, а просто вспомнился мой дед-сосед по даче. Он рассказывал, как после освобождения Норвегии познакомился с местной девушкой. И надо же так было случиться, что завязались между ними отношения. Случилась любовь. И хотел уже мой сосед женится на ней, как порядочный человек. Но не дали ему сотрудники СмерШа сочетаться браком с иностранной гражданкой. Негоже, мол, советскому солдату женится на иностранке, и отправили его в Союз. А она уже была тот момент беременная. И срок приличный. Вот так бывает. Хотел он, как честный мужчина узаконить свои отношения, но спецслужба — предок организации, в которой я служу, приняла решение и отправила на Родину. Еще хорошо, что не зачислили его в шпионы и не расстреляли. Видимо, опер попался толковый. Совестливый. Ну, и хорошо это.
Сам себя поймал на мысли, отчего это я постоянно вспоминаю своего соседа? Зачем? И главное, его рассказы сами приходят на ум. Почему? Может, я сам подсознательно сравниваю ТУ и ЭТУ войну?
Не знаю. Войны — они разные. Нельзя сравнивать Великую Отечественную войну и антитеррористическую кампанию. Господи, как спать-то охота! Сколько я уже на ногах? Двое суток? Трое? Не помню. Кажется, что уже год не спал. Я трясу головой. Надо продолжать допрос. Сравнительный анализ сходства и различия между войной и антитеррористичекой операцией продолжу позже.
Я с ненавистью посмотрел на задержанного. Отоспится в тюрьме! А из-за таких вот уродов нам еще долго придется не спать, очень долго. Все! Хватит жевать сопли и хлопать себя ушами по щекам, он думает, что можно вешать нам хлебобулочные изделия на уши? Хрен! Время!
— Слышь, гаденыш! -начал я. — Довольно я послушал твоих россказней по поводу продразверстки и о том, как ты грабил бандитов, не корчи тут Робин Гуда! Адрес Шейха. Адрес! Где он сидит?! — грохнул раскрытой ладонью по столу.
От неожиданности Гаушкин подскочил и тут же схватился за плечо.
— Я не знаю! — задержанный опустил голову.
— Ты кому в плен сдался? Милиции? — я подошел ближе.
— Не понимаю, — голова опустилась ниже.
— Понимаешь, сученок, понимаешь. Когда в начале второй кампании вас начали долбить во все щели, то вы в горы побежали. Можно было и дожать вас. Масхадов издал приказ: просачиваясь сквозь боевые порядки сдаваться в плен. Ни в коем случае не сдаваться ни военным, ни внутренним войскам. Они несли большие потери, и поэтому порвали бы вас в клочья. А вот менты и гэбэшники — те добрые, им информация нужна, вот им и следует сдаваться. А потом — в том же приказе сказано — проходить «фильтры», кричать, что ты раскаявшийся боевик, в банду вовлечен обманом. На допросах спокойно рассказывать все, что известно…
— Прямо как в армии Израиля, — вставил слово Гаушкин. — При попадании в плен военнослужащий обязан рассказать все, что ему известно.
— А вот потом уже «оседать» с чистыми документами, по возможности поступать в местные органы власти, в первую очередь — в милицию. Так?! И вот ты по всей этой схеме и натурализовался. И по всему выходит, мужик, что ты — вражина. И если тебе удалось просочиться сквозь боевые порядки наступающих войск, то сейчас ты попал по самые уши. И вояки, которые помнят те бои, сидят за этой дверью и мечтают, чтобы мило поговорить с тобой. И вот тогда уже не будет рядом с тобой ни меня, ни особиста, ни милиционера, ни адвоката. Тебя от смерти отделяет лишь дверь и мы. Расскажешь все нам — будешь жить, нет — тоже будешь жить, но недолго и больно. Говори.
Задержанный с тоской посмотрел на дверь, потом обвел комнату взглядом, вздохнул, и начал говорить.
— Дайте карту Старых Атагов, — попросил он.
Мы принесли и расстелили на столе подробную карту села. Карты он читать умел. Без труда сориентировался и начал уверенно отмечать, где, по его данным, находятся окопы, замаскированные позиции. Где расположен штаб, в каких домах базируются основные силы противника. Штаб по старой военной традиции располагался в школе. Где жили арабы, тоже было обозначено. Указана была минометная батарея. Это уже серьезно. А вот где жил «Шейх», он не знал. Показал дом, где тот поначалу базировался, но честно сказал, что потом он оттуда съехал, а новое место неизвестно. Сам был в Сатрых Атагах две недели назад. Обстановка тогда была воинственная, население поддерживало боевиков. Арабы активно и успешно вербовали в свои ряды новобранцев. Старейшины и местный мулла благословили их на войну с неверными. Готовился штурм Чечен аула, но мы опередили их.
Не густо, конечно, но лучше чем ничего. Особенно нам не понравилась минометная батарея. Так как у Гаушкина было военное образование, он начал выспрашивать, какие минометы, в каком количестве, какой калибр.
Минометов шесть штук, калибр он не знал, но сказал, что средние. Хрен его знает, какие это средние минометы в понятии задержанного.
Минометная батарея, спрятанная за холмом, с помощью корректировщика может много бед наделать. А этого уже нельзя допустить. Тем паче, что минометы можно установить на грузовиках — и катайся по рокадам (дороги, идущие параллельно линии фронта), долби наши боевые порядки, а коль с дороги никуда не свернешь, то можно очень даже успешно колонну расхерачить, плюс фланговый кинжальный огонь, радиоуправляемые фугасы и мины. Весело как в аду.
А боевиков в банде уже, по словам задержанного, человек двести, все вооружены стрелковым оружием, ну, и минные поля управляемые есть. Полным ходом ведутся работы по строительству фортификационных сооружений, наподобие тех, что были в Комсомольском. Спасибо, обрадовал.
— Еще пару месяцев потопчемся на месте, они такие силы подтянут, что только тяжелая авиация поможет. — Володя Гаушкин мрачно выпустил струю дыма в потолок. Помню, месяц назад получили информацию, что у духов в горах бункер славный имеется. Все есть — точные координаты. Кинули батальон, прочесали вдоль и поперек — нет ничего. Лес, трава, деревья, кустарник. Топтались три дня. На нас с Молодцовым командование батальона уже как на врагов смотрит, Ханкала материт. Уже собирались сниматься, да у бойца нога в щель смотровую угодила случайно. Ну, тут мы их и прищучили… Около полусотни духов потом нашли.
— Живых? — уточнил задержанный.
— Нет, конечно, — усмехнулся Володя.
— Я буду жить? — с надеждой в голосе спросил задержаный.
— Наверное, будешь! — я пожал плечами. — При условии, что ты рассказал правду, а не нарисовал нам тут свои эротические фантазии.
— Я честно сказал, — он был готов рвать рубаху на груди, но руки были связаны.
— Вот мы и будем проверять. Что твои товарищи скажут, дополнят. Если все совпадет — добро пожаловать в российскую тюрьму, живым. Если нет — извини, условия игры мы тебе подробно обсказали.
— Все? -спросил у меня Володя.
— Все! — я махнул рукой, сгреб карту Старых Атагов. — Отправь его, только чтобы не тронули, я пойду немного посплю.
— Хорошо, я тоже посплю, да повязку поменяю, а то что-то она намокла. -Володя потрогал раненую руку.
— Вали в госпиталь, — посоветовал я уже на выходе.
— Ага, и пропущу самое интересное. Нет уж, дудки, -кисло улыбнулся Володя.
Мне хотелось провести анализ карты, расстановки сил и средств противника, по крайне мере, тех, что удалось узнать от этого «сборщика податей».
Но сил не было. Я лишь скинул бушлат и просто рухнул на свою кровать лицом вниз. Спать!
Упал и уснул. Прошло минут двадцать, а дежурный уже тряс меня за плечо.
— Вставайте! Комиссия приехала.
— Сколько времени? — не открывая глаз спросил я.
— Одиннадцать пятнадцать.
Каргатов
Дежурный поднял меня и сообщил, что "прибыла группа «товарищей» с Ханкалы. Надо идти. Я лежал и тупо смотрел в потолок. Смертельно хотелось спать.
Хорошо бы сейчас заболеть. Заболеть так, чтобы положили тебя в больничную палату, и поспать неделю, просто спать и есть. Маршал Жуков, когда его сняли с поста министра обороны, придя домой, две недели ел снотворное, спал, просыпался, ел снова снотворное, и снова спать.
Две недели сна! Я и без снотворного смог бы столько проспать. Не заметил сам, как уснул, что-то успело присниться. Открыл глаза, глянул на часы. Две минуты прошло, а сон узрел. Бывает же такое.
Встал, быстро умылся. Бриться не стал. Пусть растет борода. Нет времени на нее, потом, когда появится время — побреюсь. Сначала отосплюсь. А потом побреюсь.
Никогда не думал, что сон — это величайшее благо. Дома, на белых простынях, с любимой женой под боком и то, бывало, ворочался. Эх, белые простыни, эх, жена, да, и вообще женщины! Это так далеко и малореально! Было ли это вообще в моей жизни или это вымысел, принятый за реальность?!
А ведь кто-то здесь останется на постоянную службу. Такими темпами можно и свихнуться, элементарно сойти с ума. От недосыпа.
Новые Атаги, Старые Атаги, Чечен Аул, чеченцы, боевики! Как все это достало! Миндальничаем с ними, чего проще — проведи войсковую операцию под названием «Кто не спрятался — я не виноват!» И все. Оставшиеся — восстанавливают деревню.
В кабинете начальника сидели незнакомые мне офицеры. Новый, необмятый камуфляж. Было видно, что его надели вчера-сегодня, сохранились еще складки, как он был уложен. Ни одного я не знал, хотя на Ханкалу мотался регулярно, и проверяющие приезжали к нам часто.
Четверо подполковников и один полковник. У самого молодого, подполковника, был открыт ноутбук, рядом лежал диктофон. Цивилизация! Лучше бы у него был спутниковый телефон, я б домой позвонил.
Лица у всех «городские» — необветренные, свежевыбритые, в спертом воздухе кабинета начальника витал запах отменного французского парфюма. Хорошо пахнут мужики. Лица внимательные. Это хорошо, если они приехали помочь, разобраться, а не крушить нам головы.
Не знаю как, но верхним чутьем, по «мазучим» оценивающим взглядам я понял, что мужики все «конторские». Это уже добрый знак.
Ну, будем знакомиться, а может, и поработаем.
— Это капитан Каргатов, — представил меня Мячиков присутствующим. — Благодаря его способностям был изобличен бандит, находящийся в федеральном розыске, а также он принимал активное участие в ночном рейде. Сейчас Ступников подойдет с особистами, и начнем совещание.
Он представил мне офицеров, но из-за того, что не выспался, я не запомнил их имен. Лишь поинтересовался:
— А где прежние кураторы?
— Мы их сменщики, а они убыли домой, — пояснил мне полковник.
— Понятно. Из Сибири кто-нибудь есть?
— Нет. Мы все из Москвы, — ответил самый молодой, что был с ноутбуком, и после секундной паузы добавил: — Из центрального аппарата.
— Понятно, — я без эмоций кивнул головой. — Добро пожаловать. — Очень хотелось добавить «Добро пожаловать в ад!», но сдержался.
В коридоре раздался зычный голос Ступникова:
— Дежурный! Дежурный, собака серая! Хватит спать! Сделай кофе мне и Каргатову и занеси в кабинет к патрону, — он открыл дверь и с порога, обращаясь к проверяющим: — Кто кофе будет? Здрасьте!
Они опешили немного от такого напора, переглянулись и покачали головами.
— Дежурный! Два кофе. Когда особисты придут, у них спроси, нуждаются ли они в кофеине. И побыстрее, а то спать хочу! — Ступников зашел в кабинет, уселся рядом со мной. — Подполковник Ступников на оперативное совещание прибыл.
Все молчали. Саша был зол, это было видно.
— Где такой камуфляж выдают, а то мой поизносился. — Он демонстративно оттопырил кусок рукава, там грубыми стежками была прихвачена заплатка.
— В Москве выдают, — спокойно ответил прибывший полковник.
— Это далеко, не поеду. — Саша пару раз резко склонил шею вправо, влево, раздался хруст шейных позвонков.
В коридоре раздались шаги. Судя голосам, было ясно, что прибыли Молодцов, Гаушкин, Разин — видимо, его посылали за ними.
Голос дежурного:
— Кофе будете?
— Давай, тащи, если водки нет, — это Молодцов.
— А водки точно нет? — Гаушкин Вова.
— У москвичей спросите, может, они с собой привезли. — Это Разин.
— Они кроме звиздюлей ничего не привезли. — Молодцов.
— Тихо — услышат. — Разин.
— А чего я сказал? Выгребут сейчас за все. — Молодцов.
Дверь открылась.
— Группа военной контрразведки прибыла! — Молодцов вошел первым.
Затем Гаушкин. Рука на перевязи. Рукав они оторвали. Форма с оторванным рукавом смотрелась необычно. Интересно, он не мерзнет? Бушлат наброшен на плечи. Повязка сверкает белизной.
— Проходите. — Шеф махнул рукой.
Молодцов сел рядом со мной. Пока рассаживались остальные, шепнул:
— Толпа военных приехала, ментов — наших и «чеховских», прокуроров штук пять, и два придурка правозащитника, эти кроме как «фашистами» никого не называют. Пес у саперов взбесился, ни с того, ни с сего покусал одного, когда тот его хотел погладить. Его тоже обозвал «фашистской собакой», побежал к прокурорским, требует, чтобы пса пристрелили.
— Гуманист, — ответил я ему шепотом.
— Во-во, и я говорю — педераст. Не лезь к собакам — не покусают, — Вадим усмехнулся, но тут же стер ухмылку.
Совещание с незнакомыми москвичами не предвещало ничего хорошего, но и мы не зря работали.
— Все? — спросил полковник у нашего шефа Мячикова.
— Все.
— Значит начнем. Прежде всего, мы прибыли, чтобы на месте разобраться с обстановкой, а также узнать, что у вас тут творилось сегодняшней ночью…
— Нормальная работа… — не выдержал Саша и подал реплику с места.
— Я предоставлю вам слово, Ступников… — ответил полковник, но был прерван на полуслове.
Отворилась дверь, и вошел дежурный, в руках он держал пять армейских алюминиевых кружек с дымящимся кофе, было видно, что руки ему жгло, поэтому он поставил кружки на край стола и потер обожженные руки.
— Это обязательно? — полковник обвел нас взглядом, мы расхватали кружки, и, дуя, начали прихлебывать черный напиток.
Не знаю, как удалось дежурному раздобыть водки, но он влил по паре ложек в кофе. Молодец!
— Иначе уснем! — Саша Ступников хватанул большой глоток и с наслаждением поставил кружку на стол, он тоже почувствовал живительную влагу в бездонной черноте кофе.
— Больше недели без сна на ногах, — пояснил Юрий Петрович Мячиков — он носом потянул воздух, учуял запах алкоголя и с завистью смотрел на нас.
«Ничего, Петрович, надо было раньше заказывать кофе, сейчас будет уже некрасиво. Сиди и завидуй, как нам повезло!» — подумал я, потягивая кофе. Эх, сейчас бы еще сигаретку выкурить!
— Продолжим. Итак, товарищи офицеры! Попрошу доложить по оперативной обстановке, и о проделанной работе. Не знаю, что и как вы тут работали, мы прибыли только вчера, но уже были звонки из Центрального аппарата, Генеральной прокуратуры и Администрации Президента. В зарубежных средствах массовой информации снова появились статьи о бесчинствах федеральных войск. Мы прибыли сюда не одни. И прокурорские работники, и военные и двое правозащитников. В Ханкале аккредитованные журналисты, как наши, так и зарубежные, просто атаковали пресс-центр, рвутся сюда приехать. Так что неожиданно это дело приобрело политическую окраску и получило международную огласку. Теперь давайте разбираться.
Это уже хорошо, добрый знак, что идет разговор о том, что есть желание разобраться в ситуации, а не махать мечом, снося головы направо и налево.
Первым начал докладывать Мячиков, он заметно волновался. Еще хорошо, что напротив сидят коллеги, а не прокуратура.
Докладывал толково, изредка заглядывая в бумажку, когда шла речь о цифрах. Отметил заслуги мои и Ступникова. С одной стороны — это хорошо, а с другой, если начнут «рубить лес», то нас первыми и «завалят».
Диктофон был включен, красный огонек помаргивал. Диктофон цифровой, на много часов работы рассчитан. Не было у нас с Сашей такой техники на встрече с агентами, а то просто сейчас отдали бы, чтобы они послушали, и не делали умные лица.