Капище

Подбегаю, хватаю его за ворот, бью головой о ближайший стеллаж. Обоими руками сжимаю ворот куртки, иду на удушающий прием.

— Где бабки, сука? — яростно шепчу ему в лицо. — Где деньги?! Валюта, золото, клише, номера счетов и коды доступа? Где? Тварь, я тебя убью! Говори!

— Их здесь нет, Леха! Нет! Отпусти! — хрипит Андрей.

— Где? — я отпускаю ворот.

— Не было их здесь никогда, — он потирает горло и крутит головой.

— А зачем я сюда пришел? — злость клокочет в горле.

— Здесь личный архив Дудаева.

— Чего? Не понял, повтори.

— Здесь личный архив Дудаева, он стоит гораздо больше его состояния.

— А на хрена он мне нужен?

— Он мне нужен. Сейчас я найду каталог, и буду снимать те документы, которые мне нужны. Связь и переписку Дудаева с арабскими государствами, США, Англией, Францией, Афганистаном, террористическими государствами. Вот для этого мне был нужен фотоаппарат и много пленок.

— Нагребал? Гад! — я бросился на Андрея, выставив руки вперед. — Убью!

Андрей сделал полшага влево, резко нагнулся и, выпрямляясь, нанес мне удар кулаком в солнечное сплетение. Я согнулся пополам и по инерции полетел вперед. Ударился головой о металлическую стойку стеллажа. Вырубился. Через несколько секунд очнулся. Дыхание еще не восстановилось, голова болела, потрогал, крови нет. Проиграл. Вчистую проиграл.

— Ты знал это с самого начала? — прохрипел я, поднимаясь с пола.

— Знал, Алексей, конечно, знал, извини, что использовал тебя. Один я бы не прошел все это. И то, что ты мне спас два раза жизнь я не забуду никогда.

— С тебя миллион долларов, — горько усмехнулся я, поднимаясь с пола.

— Миллион не миллион, но тысяч пятьдесят буду для тебя просить. Плюс вывезу тебя в Израиль.

— Что я там не видел?

— Будешь жить как человек.

— Поживем-увидим. Что делать будешь?

— Сейчас найдем каталог. Их должно быть два. Первый — по хронологии, второй — тематический. Я буду снимать документы, поможешь мне? Без твоей помощи мне не обойтись. Можешь и себе что-нибудь снять на память, пленки и батарей хватит.

— Зачем, чтобы потом за мной охотились как за зайцем всю оставшуюся жизнь? Меня и так по России сейчас ищут с фонарями, вычислят махом, что в Чечне, и после этого я буду такой лакомый кусочек, что меня надо будет держать всю жизнь в бронированном сейфе. А если я еще что-нибудь отсниму, то это будет вообще финиш.

— Пойдем, поможешь искать каталоги.

— Что они из себя представляют?

— Либо стеллаж с карточками, либо толстенные амбарные книги.

Мы активно искали, попутно я мельком читал документы. М-да! Это было капище, самое настоящие капище, только не «Золотого тельца», а всех разведок мира. Тут компромата было столько, что можно было взорвать весь мировой порядок к чертовой матери! Только мне это было ни к чему.

Через полчаса усиленных поисков мы нашли и предметный каталог и хронологический. Рабиновича интересовал только предметный. Он начал снимать документы о связях дудаевского режима с арабскими государствами. Особенно много было документов по Иордании, Саудовской Аравии, ОАЭ, Турции, Ирану, Пакистану и Афганистану. Многие документы были написаны на арабском, английском, французском языках, тут же прилагался перевод на русский. Многие поля были помечены рукой Дудаева. Здесь же были пояснительные записки. Ответы на иностранных и русском языках.

Андрей снимал только оригиналы. Я быстро пробегал глазами перевод. М-да уж! Целая международная сеть экстремизма и терроризма! Все очень радовались, что в ненавистной России есть оплот настоящего ислама, и предлагали свою поддержку. Судя по переводам, суммы были от десяти до ста миллионов долларов! И почему их сюда не привезли!

Поначалу было интересно читать, потом надоело. Я лишь помогал фотографировать, поддерживая листы. Андрей менял пленку за пленкой. Потом нам захотелось спать. Пошли в ту комнату, где стояли нары с одеялами и матрасами. Забылись коротким сном. Проснулись, жутко хотелось есть, но мы ничего с собой не взяли, поэтому продолжили фотосъемку документов. Не знаю, сколько извел пленки Рабинович, но работал он как автомат, только успевая менять кассеты с пленкой и батарейки. Я же обдумывал свою дальнейшую судьбу. Пока что возвращаться домой расковано, может стоит уйти «за бугор»? Попробовать можно, а там посмотрим.

К двенадцати часам ночи у нас закончились пленка. Все отснятые кассеты Рабинович забрал к себе, потом подумал и половину отдал мне. Попросил, чтобы в случае чего, я передал их любому раввину, а тот уже определится, что именно с ними делать.

Мне понравилось, что Рабинович не стал снимать документы, которые могли повредить России.

Потом мы подтащили ящики, сделали пирамиду из всякого подручного хлама и стали уходить через ту же трубу вентиляции, по которой пришли. Около трех часов ночи я высунул нос из трубы. Долго прислушивался. Тихо. На улице по-прежнему идет моросящий дождь, как будто и не было нас на поверхности целые сутки. И пошли мы, поползли. Вот она, колючая проволока, перелезаем тихо. Вот и наш склон, ползем, рвем одежду. Не важно! Попутно мелькают мысли, что вся эта операция для меня не имела никакого прока. Почти никакого.

Через четыре дня мы оказались в Краснодаре. Машину бросили и подожгли на чеченской территории, снова став мирными журналистами. Вышли без проблем через блок-посты. Вот и Россия. Здесь и дышится легче, и голова кружится от свободы. Все-таки «территория зла» она и есть «территория зла». Андрей связался с раввином. Тот обеспечил нас транспортом. Два молодца бандитской наружности, но милые внутри, добродушно беседовали с Андреем и раввином на иврите, а может, на идише, лишь искоса поглядывали на меня. Не еврей же! Потом мы погрузились в огромный «Ленд-Крузер» и двинулись в сторону Баку.

Ребята установили в багажнике еще одно большое сиденье-диван, на котором разместился я. Андрей — на среднем.

Дороги на юге ровные, хорошие, машина мчалась быстро. На постах ГАИ «мальчики», не показывая документы, отдавали гаишникам по пятьдесят долларов, нам отдавали честь, мило улыбались, и машина рвала дорогу, вновь мчась вперед. На границе тоже не было никаких проблем. Проехали вне очереди, нам еще долго махали вслед. Сумма немалая была, да и груз они везли очень уж важный. Я отсыпался на заднем сиденье. Мы редко останавливались, чтобы сходить в туалет и покушать. А так все вперед, вперед. Эх! Хорошая же машина «Ленд-Крузер»! Был бы миллион — обязательно купил бы себе такой же!

Вот и оно: то ли посольство, то ли консульство Израиля. Андрей и с ним один из «хлопцев» скрылись за дверью. Через час приглашают — меня одного, второй «мальчонка» остается в машине. Иду. Хорошо укрепленная металлическая дверь, отделанная деревом. Охранник, холл, меня ждут. Показывают куда следовать. Комната. Большой стол, кресла, стулья, показывают куда присесть. Бутылки с минеральной водой, стаканы. Открывашка рядом, наливаю, пью.

Через пятнадцать минут заходят двое. Началась беседа. Обычная вербовочная беседа, только классом повыше, я такие тоже проводил. Пилотаж высокий, можно обычного обывателя обвести вокруг пальца, но я калач тертый, вернее битый.

А нужно ли мне становится шпионом великого Израиля? На фиг! Наелся.

Прозрачные намеки, что, мол, много интересного для них я знаю. Нервы не выдерживают. Вскакиваю, они тоже.

— Вот вам, шпионы хреновы, пятьдесят процентов, а вот так — сто! — ору я, показывая с помощью ребра ладони международные жесты.

Шпионы переглянулись и, не говоря ни слова, вышли из комнаты. Дураку ясно: вокруг видеокамер, что у той собаки блох, показываю поочередно всем углам средний палец.

Я устал, я очень устал. Пью халявную минералку прямо из горлышка, закидываю ноги на чистый стол, закуриваю сигарету, качаюсь на задних ножках стула. Час прошел, никто не пришел за мной. Второй — тишина, я положил руки на стол — сверху голову. Задремал. Устал я, устал, отстаньте от меня. Все, наигрался в казаков-разбойников.

Открылась дверь. На пороге Рабинович. Переоделся, умылся с дороги.

— Пойдем, Алексей! — он улыбается.

— На расстрел?

— Нет, сейчас тебя сфотографируют на паспорт. Мы сегодня же летим во Франкфурт, там пересадка, и — в Израиль. Но ты отказался от сотрудничества, поэтому останешься в Германии.

— В Германии? — я был выжат как лимон. — И что я там буду делать?

— Не знаю, — Рабинович-Коэн пожал плечами. — Можешь вернуться в Россию. Да, кстати, ты получишь в Германии деньги.

— Миллион?

— Нет, чуть меньше, но тебе хватит. Так в Россию? — пауза. — Или в Германии останешься?

— Пока в Россию мне ехать не следует. В Германию... Благо, что когда-то изучал немецкий.

— Что помнишь?

— Хенде хох и Гитлер капут! Хватит?

— Хватит, только бритоголовым не говори.

— Членоголовым?

— Именно. Пошли фотографироваться. На фото нужно улыбаться.

— Могу только скалиться.

— Делай что хочешь! -Рабинович махнул рукой.

Потом меня сняли на паспорт. Снова отвели в опостылевшую комнату, хоть бы пожрать принесли, уроды! На столе стояли новые бутылки с минералкой. «Пальчики» что ли побежали снимать? Так я бы и сам дал.

Зашел Рабинович, теперь он был одет в костюм, белоснежную рубашку, галстук безупречно, без единой морщинки повязан двойным узлом, побрит, дорогой парфюм, лакированные туфли, и не подумаешь, что израильский спецназовец.

Я на его фоне смотрелся босяком. Нас сопровождало три человека, у обоих были опечатанные портфели, красный сургуч, оттиск Звезды Давида. Дипломатическая почта. Не смей подходить. Те самые фотопленки, ради которых я рисковал жизнью, плюс мои отпечатки пальцев. Это уже как пить дать.

У ворот стоял микроавтобус с красными дипломатическими номерами, спереди и сзади по машине. Понимают, что именно везут в опечатанных портфелях.

Все молчали, я смотрел в окно. Как все изменилось! Всего шесть лет назад, в далеком 1990 году мы вывозили из этого города армянские семьи. Самолеты на Москву уходили и с этого, гражданского аэропорта, и с военного аэродрома на Насосной. Эх, были времена, были! А что сейчас? А что впереди? Эмиграция. Горькое слово, тем паче, когда тебя обвели вокруг пальца, посулив миллион, а взамен? Шиш, да еще, скорее всего, без масла.

Вот и аэропорт.

— Алексей, вот твой паспорт. Ничего говорить не надо, просто отдашь паспорт для регистрации, — Рабинович протянул паспорт.

Я посмотрел, полистал. Израильские загогулины и по-английски: «Винер Алексей», ладно хоть имя оставили, а не сделали Мойшей.

Регистрация, посадка, все сопровождающие меня лица, включая и моего закадычного товарища, которому я минимум дважды спас жизнь, уселись в салоне первого класса, я — в экономическом.

Принесли напитки, выпивку. Давай, подруга! Я так давно не выпивал! А еще можно, красавица? Эх, и с женщинами у меня было в прошлом веке, я уже все забыл! Налей еще! Не жадничай, плескани малёхо! Придерживаю пальцем горлышко бутылки, пусть нальется побольше бесплатного самолетного пойла. Откинулся в кресле. Потягиваю дешевый коньяк. В девяностом в Баку мы пили хорошие, дорогие коньяки, а сейчас рад и этим ополоскам. Эх, были времена, были!

Выпил и не заметил, как задремал. Очнулся от того, что заложило уши, пошли на посадку. Во рту сушь. Все пристегнутые сидят, пялятся в иллюминаторы. Не стал выделяться из толпы, тоже смотрю. Ну, и какая же ты Германия, которую наши деды освобождали?

Домики какие-то чересчур аккуратные, и все здесь как-то не так. Еще не прилетел в Германию, а уже так домой тянет! Как там по-немецки это будет? О, точно: «Нах хаус».

Приземлились, все захлопали в ладоши. Тоже похлопаем. Теперь будем жить по-новому. Теперь все по-новому.

Господи, а аэропорт-то какой огромный! А самолетов сколько на летном поле! И большинство импортных. Таких я не видел. Не знаю, как называются, но красивые. Смотрим дальше.

Подрулили к терминалу, подали... не знаю, как эта штука называется, про себя я ее окрестил «кишкой». Сначала первый класс идет на выход, потом — бизнес, а потом уже мы — босота. Пехота она и за границей — пехота.

На выходе из терминала стоят двое в зеленой форме, наверное, пограничники. Не обращают внимания на пассажиров, в полуоткрытых кобурах — пистолеты. Беспечность полнейшая. Бей в репу, забирай пистолет, начинай захватывать аэропорт.

Леха, Леха! Останавливаю бег своих мыслей. Спокойнее! Все, забудь, навыки свои прежние забудь. Теперь здесь мир. И все. Мир и не более того.

Таможенный досмотр — формальность. Мне шлепнули в паспорт печать, и даже не смотрели на меня. Напротив выхода стоит секс-шоп. Яркие картинки и резиновые бабы различных размеров стоят в витринах. Такого я еще не видел. А коридор-то какой длиннющий! Окон нет. И выходы, входы, много-много. Народу несколько тысяч бегают, вытаращив глаза.

Так, и что же дальше, Алексей? Где твои еврейские друзья? Неужели вот так бросили? Ан нет. Вот и Рабинович идет. Посмотрим.

— Как долетел?

— Думаю, что в первом классе было бы удобнее.

— Не обижайся, не я здесь командую. Идем, выпьем кофе.

— Идем.

Он уверенно лавирует среди пассажиров, некоторые бегут с выпученными глазами, мечутся между огромного количества стоек регистрации, коридор, наверное, километра два, а может и того больше. Видно, что Андрей здесь не в первый раз.

Спускаемся на этаж ниже. Тут много всевозможных кафе. Заходим в ближайшее. Садимся за свободный столик. Подходит официантка, Андрей по-немецки заказывает кофе. Это даже я могу. Но они-то обсуждают еще что-то, видимо, сорт кофе.

— Ну, что, Андрей, что дальше?

— Все. Здесь наши дороги расходятся... Леха, ну, поехали со мной в Израиль?! Я помогу тебе работу найти.

— Не хочу. И вы меня всегда будете обманывать. Если ты — мой друг — меня обманул, использовал и поимел во все щели, то что мне ждать от остальных?

— Вот телефон. Можешь позвонить с любого таксофона — в Западной Европе, конечно, — Андрей протягивает кусочек белого мелованного картона, где типографским способом набран длинный ряд цифр. — Пригласи меня, назовись. И где бы ты ни был, тебя заберут и привезут ко мне.

— Спасибо, — я прячу визитку в карман. — А деньги, Рабинович?

— Вот, -он достает конверт, протягивает мне.

— Сколько? — я взвешиваю конверт на ладони.

Подходит официантка, расставляет две крошечные чашки кофе, Андрей расплачивается.

— Вифиль? Так по-немецки звучит «сколько»?

— Так, — он вздохнул. — Пять тысяч.

— Сколько?!

— Пять тысяч немецких марок.

— Дешево же тебя ценят твои начальники, Андрюха, дешево. Я два раза тебе жизнь спас...

— А я тебе — один раз, — тихо говорит он.

— Это где же? Напомни, — я начинаю психовать.

— В посольстве... Ты много знаешь, сам понимаешь, правила есть правила. Не маленький.

— М-да, — я молчал.

— Извини, Алексей, мне нужно идти. Здесь очень запутанная автостоянка, многоуровневая, не найдешь машину.

— Ничего, как-нибудь найдете!

— Да, Алексей, еще одна формальность.

— Чего еще? Подписку о неразглашении дать?

— Нет. Отдай паспорт. Понимаешь, служба есть служба.

— Не понимаю. На, — я вытащил паспорт и отдал ему.

— До свиданья! — он встал и протянул мне руку.

Я молча, снизу вверх смотрел на него тяжелым взглядом. Пауза затягивалась. Он покраснел, пожал плечами. Развернулся и пошел. Я сидел и смотрел ему вслед. Он обернулся. Остановился, заулыбался и помахал мне. Я сидел как каменный. Мне хотелось его убить. За предательство нашей дружбы, за то, что он обманул меня. За все.

Так я сидел над наперсточной кружкой кофе больше часа, потом понял, что надо уходить. Куда? С моим советским паспортом надо уходить на нелегальное положение. Сначала ночлег, еда, потом подумаем.

Ориентируясь по указателям, побрел на выход. Увидел газетный киоск. Подошел. Ничего на русском! Вот уроды, а мы ведь их победили когда-то!

Путеводитель по городу. Полистал. Есть перечень гостиниц, мотелей, то, что мне нужно. Вытащил из конверта купюру достоинством в пятьдесят дойчемарок. Продавец долго отсчитывал сдачу. Не считая, бросил все в карман. Даже если он меня обманул, я что, буду скандалить? Никогда! Я теперь «никто» и звать меня «никак», и номер мой шестнадцатый.

На стоянке перед аэропортом снуют такси. Я закурил. Первая сигарета после перелета. Изучаю путеводитель. Недалеко есть мотель, там указаны цены. Вроде пойдет. Встал в очередь на такси. Через пять минут сажусь на заднее сиденье машины, тыкаю пальцем в нужную страницу. Водитель кивает головой, понял. Поехали.

У них даже такси «Мерседесы». Смотрю по сторонам. Красиво, как на картинках. Как в кино. Кажется, что проснусь, и все пропадет. Мотель, приехали. Мотаю головой, сколько, вифиль?

Таксист стучит по счетчику. Расплачиваюсь и две марки «на чай». Так здесь положено, Рабинович еще в посольстве проинструктировал.

Захожу. Стойка. Фрау.

— Битте, нумер! Айн мен, — тычу пальцем в грудь.

— Битте, — она понимает, что в немецком я чуть лучше, чем в английском, и рисует на бумажке сумму за день.

— Гут, — отвечаю я.

Затем она тычет в календарь, типа, спрашивает, сколько дней я буду жить.

— Гут, — мол, понял я. — Фир. Четыре. — Для верности показываю ей четыре пальца.

Она кивает головой, поняла. Потом рисует цифру за четыре дня. Расплачиваюсь. Хорошо, думал, что будет дороже.

Надо записаться в регистрационной книге. Ничего умнее не придумал, написал латинскими буквами «Джон Иванов».

Меня проводили в номер. Вход с улицы. Нормально. Кровать, стол, два стула, телевизор, жалюзи на окнах, туалет, ванна, душ. Сначала под душ. Поскреб себя ногтями, потом вытерся, сигарету, надо купить что-нибудь выпить и поесть.

Иду к стойке регистрации.

— Фрау, а где здесь супермаркет или просто маркет унд гаштет? Э-э-э-э, бир, — щелкаю себя по горлу.

Добрая женщина показывает мне направление движения. Сначала на пути попадается пивнушка. Неплохо, очень даже неплохо, всего в десяти минутах ходьбы. Попробуем немецкого пива!

— Э-э-э! Цвай уайт, — как же светлое-то будет, блин! Хрен с ним, цвай вайс бир!

Бармен, пожилой мужик, понятливо кивает головой, мол, и не таких идиотов видел за свой век, наливает мне два бокала светлого пива. Рассчитался. Сел за столик, пью. Хорошее пиво, запашистое, забористое! Первый бокал осушил залпом, второй растягиваю. Выпил. Хорошо! Надо в туалет сходить. Вижу, что посетители заходят в дверь с мужиком. Понятно. Мне туда.

После туалета — в магазин. Нашел тоже быстро, взял готовой еды, запечатанной в целлофан. Колбасы и прочей снеди. И пива упаковку.

После ужина улегся на кровать, стал смотреть телевизор, а так как я все равно ничего не понимал, включил музыкальный канал и смотрел. Завтра будет завтра, и надо просто жить.

Эпилог

Я смотрел на экран, на кривляющихся певцов, потягивал немецкое пиво и думал о своем.

В пивнушке в туалете я оставил маленькое сообщение. Мол, я здесь. Остановился в том мотеле, который мне рекомендовали. Был и запасной вариант, конечно.

Когда я подал рапорт на увольнение, стало известно, что Рабинович попал в плен, и ищет выход на меня. Со мной переговорили и перевели в другое подразделение Службы. В Отдел отправили липовую выписку из Приказа о моем увольнении. И всю дорогу меня сопровождали ангелы-хранители, пока я не ушел в Чечню. А так бы мне не удалось выйти из Ставропольского Управления. И еще много чего не удалось бы.

Теперь я знаю, где находится архив Дудаева. Думаю, что найдут способ его вывезти или уничтожить на месте.

А то, что к евреям попали интересующие их документы — черт с ним! Они теперь наши соратники по борьбе с исламским терроризмом. Чем больше они положат там фанатиков, тем нам в России будет меньше работы.

В течение трех дней мне надо заходить в эту пивнушку и пить пиво с восемнадцати до двадцати. Ко мне подойдет товарищ, которого я лично знаю по новому месту службы. И я поеду на Родину! Я поеду Домой! В гробу я видел эту заграницу! Завтра будет завтра, и это будет мое завтра!