— Нет, со старыми бандитами еще дружить можно. У них хоть какой, но кодекс чести был. А у этих — ничего святого. А деньги... Деньги возьмешь, а некролог испортишь.

Отказался.

Согласился только потому, что Кардашов попросил. И дело с Барончиком довести, и с Исой Назимовым. Нужно было сблизиться с ними и выйти на прямой контакт.

Барончик становился опасен не только в макроэкономическом плане, но и с точки зрения национальной безопасности.

Пока Командир лечил сердце у Татьяны Викторовны Цыбульской в Кардиоцентре, удивляясь, как в одной молодой женщине может так гармонично сочетаться внешняя красота и высокий профессионализм, Иса доказал в Париже, что красота и профессионализм — это просто родные брат и сестра.

В Париже проходили осенние испытания и показ российской военной техники. После реорганизации «Росвооружения», когда Иса потерял контракт на миллионы долларов, ему нужно было искать иные формы участия в мировом рынке оружия.

На окраине Парижа, на огромном испытательном поле шел показ нового изобретения российских оборонщиков — прибора разведки под легкомысленным названием «Пчела». Вертикальный взлет, невозможность определения этого прибора наземными службами, передача информации с летящего прибора в наземные разведслужбы делали «Пчелу» лакомым насекомым для всех, особенно для ряда стран, чье снабжение оружием ограничено рядом международных постановлений. Электронщики Исы придумали, как с земли вмешаться в управление «Пчелой». Посадили ее на поле для гольфа в 50 км от военного полигона. Другие сотрудники «НазОЙЛ» создали систему отвлекающих взрывов и дымовых завес, так что поднятые по тревоге вертолеты французской военной авиации не рискнули сесть на вздыбившееся взрывами и дымовыми шашками поле для гольфа, принадлежавшее частному гольф-клубу. А тем временем «Пчелу» уже вкатили в трейлер, и, прикрытый дымовыми завесами, он с ценнейшим прибором разведки уже ушел на юг, в то время как наземные войска окружали опустевшее поле для гольфа, а вертолеты пытались там сесть.

В ГРУ действия Исы встретили полное невзаимопонимание, разозлились мужики. И, наверное, кранты бы Исе, если бы грушники не были вынуждены согласовывать свои действия с Генпрокуратурой в рамках единой операции.

В Москве знали, что «Пчелу» взял Иса Назимов. Доказать, чтобы потребовать его экстрадиции из Франции в Россию, — не было достаточного пакета аргументов. Знали и то, что «Пчела» все еще у Назимова. Разведка доносила, что он отказался продать прибор и талибам, и Ирану, и чеченцам.

— Нужно поговорить с ним, Командир. Пусть отдаст «Пчелу». Пусть перестанет наконец жировать на российской нефти, пусть уймется. Иначе. Сегодня нет аргументов, завтра нет. А послезавтра...

— Я понял. Попробую.

— Вреда от него много. А плюс один, по нашим данным, он мешает Барончику строить козни против «Спартака». У них там свои счеты, своя мышиная возня. Попробуй тонко во всем разобраться и сыграй на опережение.

— Я попробую, — монотонно отвечал Командир.

Просьба Кардашова ему не сильно нравилась. Но умом он понимал: в Париж, один хрен, лететь придется.

Последний аргумент Кардашова перевесил несколько предыдущих:

— Кстати, в «НазОЙЛ» внедрен твой бывший лейтенант, из твоего отряда, Бич его зовут. Помнишь? Нужно завершать операцию в Париже под названием «Последнее танго». И ему и внедренному к Барончику твоему второму любимому ученику из спецназа войск ПВО в Заполярье Князю.

Командир молчал...

— Кстати, с тобой в Париж поедет бывший лучший медвежатник Батя и бывший лучший карманник Москвы Пижон. Знакомы тебе такие кликухи?

— Знакомы. Работали со мной в 1994 году.

— А кого кроме тебя они послушают?

— Никого.

— Тo-то и оно.

— А зачем они вам нужны в Париже?

— Там у Бича специфическая ситуация сложилась. Князь, кажется, вышел на решение поставленной перед ним задачи. А Бич столкнулся с непреодолимыми препятствиями. Вот Батя и Пижон и помогут тебе.

...Все трое оказались в одном салоне самолета, летевшего из Москвы в Париж. Однако знакомились как случайные пассажиры-соседи.

Представились, чин по чину, своими новыми фамилиями, на которые были выписаны паспорта.

В аэропорту «Генерал де Голль» каждого встречал свой «туристический агент».

Встретились в библиотеке Центра Жоржа Помпиду. Комнату им предоставил тоже ученик Командира, знавший его, правда, только как профессора Милованова-Миловидова, чьи лекции о европейском искусстве ювелирного дела эпохи Просвещения он слушал в Сорбонне.

Перед Пижоном была поставлена задача — «взять» у Исы ключи от кабинета. Дело в том, что Батя специализировался на сейфах старых конструкций немецких и английских фирм, — как раз такие, по данным Бича, и стояли в кабинете Исы в его офисе. Дверь же открывалась ключом-"картой", а этих новомодных «штучек» Батя, проведший последние десять лет в местах, далеких от компьютерных игр, не признавал.

— Значит, так: есть четыре способа взять «ключ»:

1) выбив дверь в спальню, забрать его из пижамы;

2) сделать точную копию, для чего, опять же, вначале похитить «ключ»;

3) проникнуть в помещение через дверь;

4) проникнуть в помещение через форточку.

Бич с удивлением посмотрел на Пижона.

«Ну и напарника мне друзья из уголовного розыска подсунули», — подумал он. Вслух же коротко бросил:

— Все это не годится.

— Можно еще «взять сонник», — предложил Пижон.

— Это еще что такое?

— У нас эта процедура еще называется «доброе утро». Это когда находишь плохо закрытые двери, как правило, с утра, — ведро пошли помойное выносить, собачку на выпис... И снимаешь верхнюю одежду с вешалки — и делаешь ноги.

— С тобой все ясно, — бросил Бич. — Слушай меня внимательно. Сейчас ты поедешь на улицу Риволи и возьмешь в ателье месье Парколя на прокат смокинг.

— Это можно. Никто из «щипачей» не умеет так носить смокинг, как я.

— Потом ты на той же машине, которую я тебе выделю на время «командировки», поедешь на рю Колонель Пино. Там в особняке графа де Фаризи сегодня большой прием по случаю награждения графа и еще пары придурков из «русской мафии» международным орденом Святого Владислава. Там будет и Иca Назимов. Твоя задача — «взять» у него пластиковую карту, которую он всегда носит с собой во внутреннем кармане на этот раз смокинга и которой единственно можно открыть в его отсутствие его кабинет. Все остальное обеспечу я: тебя привезут в офис Исы, я открою тебе по звонку «мобиля» входные двери и двери на лифт, так же сработает охранная система, за пультом которой буду находиться я, когда ты выйдешь из лифта, далее — твоя задача открыть двери в кабинет. После этого в дело вступит Батя.

— Мы везде будем вместе? — кокетливо спросил Пижон.

— Нет, только в офисе «НазОЙЛ», на приеме ты будешь один. Но наш человек тебе покажет Ису.

— "А что потом, а что потом, — ты спрашивала шепотом..."

— А потом Батя выполняет свое задание, и на следующий день вы оба вылетаете домой — на свободу с чистой совестью.

— Значит, успеем посмотреть финальный матч «ЕвроТОТО» — между «Спартаком» и «Барселоной»?

— А что, для тебя это важно?

— Так все ж нормальные «щипачи» болеют за «Спартак».

— Почему?

— Потому что и у них и у нас работа тонкая, филигранная, нервная.

— Посмотрите вы матч.

— А заплатят нам где?

— Это не мой вопрос. Следующее. «Карточкой», которой обзаведется Пижон, вы открываете дверь в кабинет Исы.

— Мы будем там одни?

— Я останусь на пульте внизу. Так надежнее. Справитесь. В кабинете Исы — это относится к Пижону — ничего не трогать. Это ясно?

— Обижаете, начальничек.

— Хорошо. Сейф там старый. Мы пробовали самые сложные компьютерные системы, пытались разгадать шифры. Но когда я принимал пост начальника службы безопасности холдинга «НазОЙЛ», Иса мне объяснил: во всех сейфах его кабинета старые, так называемые шаговые замки. Во Франции специалистов по ним не нашлось. Нашли в России. Вы, Батя, сами-то откуда будете? Пижона, взятого с поличным на краже во время презентации альбома Станислава Подлесских «Эрмитаж» прямо в ГМИ имени Пушкина, выпустили под честное слово полковника Патрикеева прямо из «Бутырок»...

— Не дали досмотреть матч между ветеранами «Спартака» и командой «сидельцев»...

— Зато обещали за сотрудничество с «органами» свободу и даже гонорар.

— А меня из «Матросской тишины» в Генпрокуратуру привезли. Я действительно единственный, наверное, остался специалист по «шаговым» замкам.

— За что сидели? — с интересом спросил Пижон.

— За пустяк. Я действительно по специальности «медвежатник», сейфы брал, работал редко и аккуратно. В основном по старым сейфам, значит — в скромных «конторах» и с небольшим приварком. Поэтому приходилось прирабатывать — открывал сейфы, от которых были потеряны ключи. Это уже официально. Так и познакомился с полковником Патрикеевым. У них в ОСО один старичок ключ потерял. А дубликат оказался потерян еще во времена прокуратуры Союза. Вот когда приспичило, он и стал меня искать. Нашел в «психушке».

— А сидел-то за что? — напористо встрепенулся Пижон.

— Я ж говорю — за пустяк. У меня с юности была мечта стать морским офицером. Синяя форма очень нравилась. Потом, когда стал влюбляться в женщин, всегда находил, выслеживал квартиру морского офицера, «брал» ее, уносил форму, одевал и с коробкой конфет, с шампанским и цветами шел к любимой. Особенно на душе было хорошо, когда брал парадную форму с кортиком. Но, увы, каждый раз потом садился. Менты как-то находили.

— И сейчас нашли?

— Нет, на этот раз мне долго морские офицеры не попадали, так, чтоб удобно было взять «хату». Попал прокурор — у него тоже синяя форма, но без кортика. Я взял его мундир, пока он на работе был. И пошел к очередной женщине с цветами и вином. В форме. Взяли сразу. Оказалось, у меня лицо к форме не подходило. Но поскольку я «за прокуратурой» сидел, они меня и взяли «на понт». Сделаю «ходку» в Париж — и освободят меня из «Матросской тишины». Я не буйный. Просто форма нравится.

— Вы действительно единственный специалист по «шаговым» замкам?

— Дело-то нехитрое. Просто забыли его. Там в чем фокус, — надо быть художником и музыкантом одновременно, чтоб такой замок раскрыть.

— Поясни, — вытянул шею Пижон.

— Механизм такой, строится на совпадении косых надрезов на самом ригеле замка с надрезами на ключе-штыре. И отпирание идет на счет — в зависимости от числа надрезов, тут слышать надо музыку металла.

— Мы с ключа сделали слепок, а открыть не смогли.

— Я ж говорю. Слышать надо. Ухи такие иметь.

— Ладно, «специалисты», рабочая планерка закончена. Вопросы?

— Если ключ есть, вопросов не имею, — сурово выдавил Батя.

— А на приеме во дворце пить-есть можно?

— После того как «возьмешь» «пластик», можешь выпить пару бокалов красного вина и съесть чего-нибудь, что глянется. Но на все тебе — 15 минут. Пока Иса будет на приеме, мы должны снять копии со всех его досье, что хранятся в сейфе. Хватит 15 минут?

— Зa глаза. Минуту на «объятия», во время которых то, что было, как говорится, ваше, станет наше, и 12 минут на выпивон-закусон.

— Но ты понял? 15 минут, ни секундой больше.

— Что я, дешевый фраер? У меня есть уши, я слышу.

— У тебя их не будет, если выйдешь из графика.

Прием начался очень торжественно. Купленные на деньги ордена трубачи из оркестра «Люли Бержер» торжественно протрубили о начале церемонии.

На импровизированную сцену в бальном зале дворца графа де Фаризи на рю Колонель Пино вышел высокий дородный господин с явно азиатскими чертами лица. Весь увешанный, как рождественская елка, орденами и медалями, — казалось, что на нем не смокинг, а рыцарская кольчуга.

— Как может быть орен Святого Владислава, если не было такого святого в русской истории? — с недоумением в голосе старинным московским говорком прошамкал кто-то за спиной Пижона.

— Видите ли, любезный Михал Василич, если при других награждениях принято награжденным давать какие-то суммы денег — нобелевским и иным лауреатам, например, то при награждении орденом Святого Владислава наоборот — принято награжденному предоставлять сумму от 50 до 100 тысяч долларов в распоряжение капитула ордена — на так сказать благотворительные цели.

— И что? Действительно...

— Избави Бог... Это своего рода скрытая взятка. Орден, — за спиной которого стоит весьма солидная группировка «госмафии», получает денежный взнос, за который новому кавалеру предоставляется, как бы это поделикатнее, доступ к телу влиятельных в России персон.

— Но вы-то, друг мой, откуда это знаете?

— Я ведь тоже кавалер ордена.

— Но откуда вы нашли такие безумные деньги?

— Хе-хе, напротив, мне еще и заплатили некоторую сумму в франках. Дело в том, что ордену для антуража нужны реальные, а не мнимые рыцари и аристократы. А я как-никак по материнской линии — из Апраксиных, по отцовской линии аж Скопиных-Шуйских... Ну и, бывая на весьма, должен заметить, вкусных обедах и ужинах ордена во Франции, Италии, Германии — поездка, естественно, за счет ордена, — я надуваю щеки, демонстрируя непоколебимый рыцарский дух. И посвященные в рыцари ордена начинают ощущать себя особами, приближенными к аристократическому миру.

— Ах, друг мой. Стыдно как-то это все... Вот дали вам билет на два лица, пригласили вы меня, тут все прелестно, струнный ансамбль чудно играл Вивальди до начала церемонии, сухое шампанское превосходно, закуски просто изумительные. А если, как Вы говорите, еще и обед будет...

— Будет, будет...

— То с материальной точки зрения нет возражений. Но с духовной, мой друг, с духовной... Стыдно, право...

— Ах, бросьте, голубчик. Кому мы с вами, два осколка русской эмиграции, еще и нужны в этом мире, как не этим выскочкам, нуворишам. Накормят, зиму переживем, и слава Богу...

— А кого сегодня награждают?

— Барона де Понсе и графа де Фаризи.

— Они настоящие — граф и барон?

— Граф точно настоящий, но в долгу как в шелку, у него того гляди опишут этот роскошный особняк.

— Но как же...

—...а вот барон — тот не настоящий. Купил себе право называться бароном де Понсе, хотя его происхождение из этого бедного и захудалого даже в начале XIX века рода весьма проблематично.

— Но тогда...

—... Вот почему барон платит, а граф надувает щеки. Сияние графской короны — подлинное, не позволяет видеть темноту происхождения барона, зато блеск бриллиантов, которыми поторговывает барон де Понсе, не позволяет увидеть унизительную бедность графа...

— Но почему здесь Иса Назимов? Насколько я слышал, президент «НазОЙЛ» человек весьма богатый, но не может же он претендовать на рыцарское звание...

— Может, может... Как для Господа нет эллина и иудея, так для ордена нет ограничений. На обед по случаю его награждения орденом мы с вами придем в следующем месяце. Так и зима пройдет... Да и господину Кербабаеву лишний раз в Париж в командировку приятно слетать.

— А это еще кто?

— А это, как бы обозначить, вице-приор Российского капитула международного ордена Святого Владислава, — Владислав Кербабаев.

— В честь него и орден назван?

— Нет, конечно. Совпадение. Хотя... Святого такого точно не было, а вот Владислав — налицо. Он был помощником одного очень видного советского чиновника, после развала Союза чиновник тот вписался в крутой поворот и снова занял весьма высокое положение — уже в обновленной России. А Владислав Кербабаев, бывший инструктор ЦК комсомола Казахстана, стал вице-приором... международного христианского ордена.

— Он, надеюсь, не мусульманин?

— Хуже, атеист. Но какая разница? Ну да об этом — потом. Сейчас, обратите внимание, Владислав Кербабаев приколет ордена графу и барону, а в это время — не упустите — официанты будут обносить гостей рюмочками со старым «Арманьяком». Не пропустите.

В этот момент к Пижону подошел русоволосый, с плоским невыразительным лицом официант с подносом и, дождавшись, когда тот возьмет рюмку «Арманьяка», шепотком просипел:

— Иса вон тот, высокий, чернявый, у него вместо «бабочки» — золотые шпаги с бриллиантами, видишь?

Пижон согласно кивнул головой.

— И мне позвольте, — между официантом и Пижоном вклинился дородный седой господин, с ухоженной седой бородкой «а-ля Николай II». По голосу Пижон узнал в нем одного из тех, кто только что поведал столь много полезной информации у него за спиной.

В это время Владислав Кербабаев провозгласил тост за новых рыцарей ордена Святого Владислава. Гости расступились, и по странному сценарию этого праздника в центре зала ритмично задергались профессиональные танцовщики из «Мулен де ла галлет» — под мелодию аргентинского танго.

Даже Пижону, который не был самым крупным специалистом по церемониям вручения христианских международных орденов, это показалось перебором. Но толчея, возникшая во время перегруппировки гостей, вынужденных на время разбить сложившиеся беседующие пары и группы и освободить центр зала, была на руку Пижону. Он вплотную приблизился к Исе Назимову, сделав вид, что чертовски рад его видеть, полуобнял его, приветственно кивнул и тут же растворился в толпе гостей, одетых в одинаковые внешне черные смокинги.

Оставив эту причудливую публику веселиться по поводу вручения барону и графу этого мифического ордена, Пижон «как лезвие сквозь вальс» — как «мачо» сквозь танго, выскользнул в фойе. Как только он вышел на крыльцо, у подъезда появилась машина, дверцы ее открылись, — там его уже ждал Батя, одетый в более подходящий погоде костюм — брюки и теплую куртку.

...У здания офиса «НазОЙЛ» вышедших из машины Пижона и Батю встретила охрана. Они уже были предупреждены Бичом и быстро ввели «сладкую парочку» в вестибюль.

Бич вышел из своего кабинета, отделенного от вестибюля прозрачным пуленепробиваемым стеклом, — он мог видеть всех входящих в здание и постоянно контролировал ситуацию.

Один из сопровождавших охранников подошел к лифту, вызвал его и открыл специальным ключом дверь.

— Я снял сигнализацию, работайте, — бросил Бич.

В лифт кроме Пижона и Бати вошел еще молодой человек в очках.

— А этот — зачем? — привередливо спросил Пижон у охранника, дюжего неразговорчивого парня.

— Надо, — скупо ответил тот.

— Раз надо, значит надо, — вяло согласился Пижон. — Лишь бы гонораром не пришлось делиться.

— Не боись, — успокоил охранник. — Все твое — будет с тобой.

Дверь в кабинет Исы Пижон легко открыл пластиком, в кабинете, не тратя времени на рассматривание роскошной мебели и весьма занимательных по сюжету картин на стенах, Батя сразу спросил:

— Какой?

Юноша показал рукой на высокий, выше человеческого роста, зеленый, с латунными прибамбасами сейф.

Батя вставил ключ в украшенное латунью отверстие и, приложив ухо к живому, зеленому, холодному боку сейфа, стал что-то пришепетывать и поворачивать ключ так, как единственно он мог двигаться в этом замочном отверстии. При этом он напевал мелодию «Аргентинского танго», так разительно по исполнению отличаясь при этом от оркестра из «Мулен де ла галлет»...

— Оба-на, — сообщил Батя, вытерев со лба крупные капли пота.

Сейф бесстыдно раскрыл свое чрево.

На полках стояли в пазах лазерные диски и компьютерные дискеты.

Юноша прошелся по номерам, стоявшим под каждым диском или дискетой, сверил номера с приклеенным на внутренней стенке дверцы списком, выбрал два нужных диска, вставил их в ноутбук, принесенный с собой в черном кейсе, и сбросил информации. После чего взял две дискеты под номерами 45 и 78 и повторил операцию по переброске информации в память своего ноутбука. На все про все ушло минут пять.

— Закрывайте, — предложил он Бате.

Почему-то операция закрытия дверцы потребовала даже больших усилий и слухового напряжения от Бати, чем процедура открытия. Он несколько раз делал перерывы, тяжело вздыхал, но снова брался за дело, пока не услышал долгожданного щелчка, возвестившего об окончании операции «Танго в Париже».

— Оба-на, — устало провозгласил Батя.

Вся далеко не святая «троица» вышла из кабинета. При этом юноша, зорко следивший за пластичными движениями Пижона, сказал ему:

— Не надо.

Это когда неуловимым, как ему казалось, движением руки Пижон прибрал, проходя мимо письменного стола, золотую зажигалку. Пижон с удивлением рассмотрел взятую им вещицу, которая оказалась всего-навсего машинкой для очинки карандашей.

— Извини, братан, я думал — зажигалка.

И он брезгливо бросил предмет на зеленое сукно стола, не забыв перед этим протереть вещицу чистым носовым платком.

В вестибюле охранник завел Пижона и Батю в комнату Бича.

— На посошок и за удачу? — предложил Бич, наливая холодную водку во вместительные хрустальные стопки и кивая на тарелку с сандвичами с красной рыбой, солеными огурцами, толстым розовым украинским салом и шпротами.

— Угадал вкус. Уважаю, — устало сказал Батя. Выпил рюмку, но закусить не успел.

— Эх, опоздал чуток. Надо было ране выпить, а до работы я не пью. Вот и спазм какой-то в груди. Он пару раз жадно хватил ртом воздух, прошептал:

— Етить твою... Больно-то как... И медленно осел на пол.

— Отравили, волки позорные? — просипел Пижон, хватая тупой фруктовый короткий нож.

— Молчи, дурак. Сердце прихватило у мужика, — остановил его, не боясь сверкающего лезвия, Бич. Он пощупал пульс, не так, как в России, на запястье, а почему-то на оголившейся лодыжке старого медвежатника.

— Помер. Никто его травить не хотел. С ним мертвым больше мне хлопот, чем с живым. Но не грусти, Пижон, — твой гонорар не уменьшится. И самолет тебя ждет. Если на рейс не опоздаешь, успеешь посмотреть по телеку матч века «Спартак» — «Барселона». Завтра.

— В камере, что ли?

— Полковник Патрикеев слов на ветер не бросает. Сказал, что добьется, чтобы отпустили, значит — отпустят. Дома будешь смотреть. А работай с этой поры аккуратнее, не попадайся. Все ж мы с тобой теперь как-никак коллеги. Попадешься — мне стыдно будет. Ну, мужики, за покойного, по стопарю.

— За тех, кто там, не дай Бог нам, — важно сказал Пижон.

Пижона отвезли в аэропорт «Генерал де Голль» и оставили под присмотром одного из бойцов Бича до посадки в самолет.

А Батю — в Сент-Женевьев дю Буа. На этом кладбище хоронят хороших русских людей, князей и казаков, писателей и артистов. Теперь здесь, на самом его краю, появилась еще одна крохотная надгробная плита: на ней были выбиты крест, что означало, что покойный оправдался перед Богом, колода карт, чтоб мог на том свете сыграть с чертом на бабки и откупиться от ада, и немного денег, — несколько купюр, — для начала игры.

Свою земную игру он закончил. Операция «Танго в Париже» была завершена.