Потом хирургической циркулярной пилой вырезал из бедра имплантированный самострел, метавший короткие ядовитые шипы-«труны» (Би-Джей по старинке назвал это устройство «подтрунилом»; я заметил, что сие есть генератор нервно-дестабилизирующих импульсов). Пришлось отказаться от тяжеловесного бузинного посоха (усилитель харизматического поля); я также отверг высушенную лапку белого грифона (генератор лиха или, на хакерском жаргоне, «дизизер») – лапка обладала слишком экзотическим магиполем и мгновенно отображала семаргла на всех враждебных радарах.
Из прежней амуниции по-настоящему мне понравилось только базовое оружие Огненного вука: лазерный аннигилятор или, по-местному, «полызмейка». У Берубоя было аж две полызмейки – по одной в каждой турели. Смертоносный агрегат не давал осечек или промахов; он был снабжен архаическим, но дико эффективным устройством предварительного наведения на цель: из прицельного устройства выстреливал маленький, почти невидимый путеводный клубочек. Стремительно разматываясь, он вмиг долетал до цели – и по тончайшей ниточке сразу отсылался мощный лазерный луч.
К сожалению, полызмейка тоже была довольно громоздкой: пришлось оставить только одну из двух лазерных пушек. Левая турель семаргла осталась совершенно свободной и отныне выглядела как обычная человеческая рука. А вот на правую турель Берубою придется, видимо, накинуть плащ или дорожный мешок – дабы скрыть недобро торчащее дуло.
Слой мелоцементной брони существенно увеличил массу семаргла, посему пришлось избавить его карманы от всякой ерунды вроде магических снадобий, бронебойных кинжалов и проч. Я оставил только складную медвежью рогатину (зажим «Охотничий»), потайной засапожный нож (вспомогательный прободатор), накладные железа (наручники) и мешочек с сон-травой (аэрозоль «Греза»).
Из доброй дюжины волшебных колец выбрал одно. Маленькое, изящное – с темно-желтым иероглифом (золотая крылатая собака на антрацитово-черном фоне). Би-Джей объяснил, что это т.н. «Чуткий перстень» – своего рода изотопный маяк. Весьма дорогостоящий прибор. Позволяет не только определять точное местонахождение владельца, но и чувствовать его настроение. Каждую секунду перстень отсылает мне, великому вебмастеру Траяну, энергетический импульс, по насыщенности которого можно было судить о состоянии человека, носившего кольцо на пальце.
– Этим маячком нужно снабдить моего друга Бисера, – улыбнулся я. – Мы должны знать, что на уме у будущего супергероя.
– Но как мы это сделаем? – Водянистые глаза Би-Джея выразили недоумение. – Как передадим перстень? Если просто подарить оборванцу драгоценный волший предмет – это немедля вызовет подозрения у Сварога! Сварог проймет тотчас, что мы почему-то заинтересованы во Мстиславке – и разничтожит его.
– Мы не будем ничего передавать. – Я похлопал жреца по плечу. – Бисер заберет все сам. Нормальная человеческая реакция на блестящие феньки. Шутка ли: золотой перстак, небось от Версаче!
Посмеиваясь, я стянул резиновые перчатки. Операция по перевооружению Берубоя успешно завершена. Теперь огненный вук похож на простого смертного: благодаря мелоцементу выглядит как симпатичный молодой почтальон. Как бодрый Лохматый мессенджер (есть такой клан велосипедистов на цивилизованном Западе – за деньги срочные пакеты развозят по офисам). Темный дорожный костюм, белый пояс стожарича на накачанных бедрах, тяжелая торба в правой руке… А в торбе – берестяное послание от алыберского купца Саула с известием о скором прибытии каравана с секретным грузом.
Берубой, медленно отходя от наркоза, зевнул и вяло мотнул головой – присел на край операционного стола, разглядывая новый костюм. Я подошел и, быстро протянув руки, собрал его светлые волосы в толстый хвостик. Завязал на затылке обрывком бинта. Вот так, мой мальчик. Семаргл должен хоть немного походить на своего великого хозяина. Гордись, парень! У тебя отныне тоже будет понитэйл. А еще – я щелкнул пальцами, высекая из пахучего воздуха горячую искорку мягкого золота – еще у тебя будет серьга в ухе! Просто так, для красоты. Подарок от нового хозяина.
Семаргл поморщился, вытирая кровь, выступившую на мочке левого уха. Потянулся, хрустнув ремнями невидимого бронежилета, осторожно подвигал прозрачными крыльями.
– Все в порядке, новый хозяин. Чувствую себя получше прежнего.
– В таком случае – желаю успеха, полковник! Ваши позывные: «Стелc-1». Передайте моему другу Мстиславу послание и Чуткий перстень – а затем немедля возвращайтесь на базу. – Я предусмотрительно отступил на несколько шагов, зажмурился и скомандовал: – Dismissed.
Огненный вук стартовал практически бесшумно. Не выбивал окон, не подпаливал ковровое покрытие. «Стелс-1» просто растворился в воздухе. И сразу – зудящей, звенящей тяжестью налилось плазменное кольцо у меня на пальце. Ух, отяжелело! Рука едва поднимается… Оранжевый камень стал желтым и мягким, как солнечное желе, – теперь он светился изнутри, неровными кольцами разбрасывая вокруг мелкие брызги золотистых бликов.
– Повелитель! Тревога! – Из грохота распахнувшихся дверей вывалился железный и громокипящий Акундин. – Там!.. вила Ром!.. сообщает из Вышградского княжества…
Задыхаясь, скользя по кафелю монтажного цеха, он бросился ко мне через весь зал – длинные ножны путаются в ногах, зеленый шарф с эмблемою «Торпедо» яростно болтается на шлеме. Я раздраженно шагнул навстречу:
– Что стряслось? Как вы входите, Акундин? Вы забыли об этикете!
– Прости, о, повелитель. – Витязь поспешно кивнул шлемом (поклонился). – Вила Ром сообщает из Вышградского княжества… Там такое творится! Повсюду кресты! Капища рушатся!
Не снимая белого халата, я прыгнул в железный трон – референт Ракия вцепилась в спинку кресла и, рывком оторвав от пола, потащила к лифту. Через минуту я уже был в кабинете: вытаращив глаза, уставился на экраны мониторов, ожидая увидеть нечто ужасное. Ух ты… сие незабываемо. На экране вздымались, упруго волнуясь и покачиваясь… влажные негритянские титьки. Они выпирали прямо в объектив из-под намокшей белой маечки. Я восхищенно покачал головой. Видимо, камера была неверно сфокусирована…
– Выше камеру, – неохотно скомандовал я. Изображение сдвинулось: выяснилось, что белая маечка облегала тело встревоженной вилы Ром. Темнокожая вила сидела по пояс в речной воде, затаившись в прибрежной осоке. В руке поблескивал широкий клинок мачете. Сквозь курчавую завесу мокрых волос блеснул перепуганный черный взгляд.
– Масса Стив! Масса Стив! – затараторила Ром (мои глаза сразу заболели от слепящего сверкания зубов). – Это вила Ром из команды «Торпедо»! У меня тут такое! Всяко разно непонятно, масса Стив!
– Спокойно, рейнджер Ром! – сухо оборвал я. – Докладывайте по порядку.
– Нахожусь возле деревни Санда, масса Стив! – зашептала Ром, бешено вращая глазами. – Здесь катастрофа! Кто-то уничтожил все серверы в округе! Целый район выбит из Вязи! Вы просили установить наблюдение за князем Лисеем Вышградским – ответ отрицательный! Я не могу, масса! К деревне подойти невозможно – там кресты!
Я понимающе кивнул. Неудивительно… Помнится, новоприбывший властитель этого княжества родом из Базилики. Видимо, князь Лисей – крещеный.
– Это еще не все, масса Стив! – выпалила мокрая мулатка, нервно помахивая мачете. – Кто-то разрушил чтище Мокоши! Насмерть зарубил старую жрицу! Распугал всех русалок на реке Санде!
– Видимо, дела рук нового князя… – задумчиво прогудел из-под забрала глубокомысленный жрец Акундин.
– Не думаю, – усмехнулся я. – Едва ли князь Лисей настолько глуп, чтобы заваривать кашу в собственной вотчине. Скорее всего… здесь снова замешан Сварог. Ему нужно нейтрализовать князя Лисея. Выбить его из игры – хотя бы на пару дней. И знаешь зачем?
Акундин попытался пожать плечами, закованными в ржавую броню.
– Затем, что через земли этого княжества скоро будет проходить Чурила! Сварог делает все, чтобы его внучек двигался без задержек. А иноземный князь Лисей может сдуру выступить против Чурилы – вот Сварог и принимает превентивные меры… Вносит хаос и энтропию.
– Масса Стив! Масса Стив! А что мне делать? – Вила Ром нетерпеливо тряхнула влажной прической; в ушах колыхнулись тяжелые неравновеликие серьги.
– Что делать? – Я поднял брови. – Сидите в воде и продолжайте вести мониторинг. Если покажется князь Лисей…
– Броситься и зарубить насмерть? Правильно, масса Стив?
– Не совсем. Просто сообщите мне, как только он выйдет за пределы деревни. Да, и еще… – Я строго покачал головой. – Снимите эту майку и наденьте нормальный купальный костюм. Иначе через пять минут здесь будут все окрестные рыбаки мужского пола в возрасте от 15 до 75 лет…
Она быстро кивнула, зажала мачете в зубах, и вдруг…
– Да не сейчас… не сейчас снимайте! Подождите хоть, пока я отключусь! – взревел я, из последних сил вырубая монитор. Безобразие! Тяжело все-таки с ними, с молоденькими рейнджерами. В этом смысле старухи, бесспорно, менее разнузданны.
Проклятая Ром! Когда она задрала свою маечку, я успел заметить… да-да. Опять стоклятый пирсинг на пупке! Как странно смотрится он на лиловатой коже – совсем не так, как на нежно-розовом, чуть золотистом от искусственного загара, впалом животике Ники… Что такое… опять?! Это болезнь мозга. Я что же, не могу не думать о ней? А?
Лихорадка по имени Ника. Вы думаете… я здесь развлекаюсь, в игрушки играю? Нет, друзья мои: я лечусь. Только Древнерусская Игра помогает хоть на время позабыть об этой крылатой твари с пирсингом в маленьком пупке. И никто. Никто из моих очаровательных вил, никто из тупых жрецов не поймет, чем болен великий вебмастер… Даже ты, Ракета. Эге, парень… ты что, по-прежнему сидишь в джакузи?
Я и не заметил, как спустился на третий этаж, в оздоровительный комплекс. Здесь светло и уютно: тихо мурлыкает из-под потолка разблюзованная чужими ремиксами пани Богушевич. Да автоматический полотер, успокоительно попискивая зелеными лампочками, ползет по искрящейся плитке. Да торчит из бурливой воды бритая башка сребрского юнака Ракеты – и слышно, как голый головорез напевает себе под нос:
– Славей птичка мала. Сваком щасте дала…
– Привет, дружище Ракета. – Я похлопал его по наждачно-сизому темени. – Как дела? О чем грустишь?
– Стефане! – обрадовался юнак, блеснул крупными зубами. – Ты очнулся? Слава Богу.
– Я то очнулся. А тебе, как и прежде, мерещится вокруг холодная гулкая пещера? Или все-таки угостить стаканом мартини?
Ракета поморщился.
– Я расскажу тебе, Стефане. Нет никакого дворца! Поверь мне. Два часа ты лежал в позабытьи, улыбался и бредил. Я будил тебя, но ты не отзывался.
– Опять старый глюк… Послушай, добрый юнак! – Я присел на мраморный бортик и взял его за крепкое предплечье. – Хватит тебе сидеть в ванне. Пойдем наверх: покажу тебе библиотеку и кинозал. Или хочешь: забьем на все болты и – айда гонять по озеру на джет-ски! А? Как идея? Развеемся!
– Я бы рад, да не могу, – угрюмо буркнул юнак. – Стены каменны вкруг. А в твои мечты мне попасть неможно.
Он вдруг быстро протянул руку перед собой – и будто уперся ладонью в невидимую преграду:
– Вот… Не веришь? Ощути: здесь хладен каменный свод. Я увидел, как он давит ладонью в невидимую воздушную стену, изо всех сил напрягая вздувшиеся трицепсы – будто первоклассный мим. Я нахмурился и осторожно вытянул руку… Господи… кончики пальцев больно ткнулись о прохладную невидимую грань. Закрыл глаза – на ощупь как холодный камень. Снова открыл – воздух под пальцами! Нажал сильнее – нет! не могу продавить! Мистика…
– Ну каково? – В карих глазах Ракеты блеснула надежда. – Ты понял?
– Ерунда все это, – злобно прошептал я… вдохнул любекса и – резким толчком вогнал пальцы в незримую препону. – Нет никаких стен.
– Стефане! Нет! Не засыпай… Очнись! – Ракета вдруг метнулся ко мне, обдавая брызгами, – я вырвался и отскочил от края джакузи:
– Нет никаких стен, Ракета! – с размаху вогнал руку почти по локоть – туда, где только что были твердокаменные своды. – Ха-ха! Смотри на меня, юнак. Преград больше не будет?
Я рывком обернулся и выбежал из зеркального зала. Бритый идиот. Ну и кисни в своем джакузи, если хочешь. А я… а мне бы виски. Хоть полета грамм! Эх, жаль: не хватает вдохновения! Придется опять водку с мартини тянуть.
Раздраженно обрывая листья с искусственных пальм, дергая пластиковые лианы и пиная треноги с курительницами, я прошагал по длинному коридору – от лифта к приемной. Там, развалясь в замшевом кресле, сидел человек в черном, сильно испачканном дорожном костюме с широким белым поясом на бедрах. Огненный вук Берубой. Завидев меня, поднялся, мгновенно уплывая головой под потолок – бледное злое лицо резко, до зелени высветилось в электрической ауре неоновой лампы.
– Вы уже вернулись, полковник? – удивленно заметил я, морщась от неприятного deja vu. Протянул руку, ощутил мягкое, будто жидкое, рукопожатие, скользнул взглядом по долгоносому профилю семаргла: он отвернулся, пряча глаза.
– Задание выполнено, новый хозяин.
– Заходите! – Я толкнул дверь в кабинет, попутно принимая у Ракии бокал с пылающим авокадовым ликером. – Докладывайте. Вы передали берестяное письмо и перстень?
– Прикинувшись пословным человечком [49], попался я на пути у Мстиславки с двумя дружинниками его. Позволил себя споймать и запутать в узы. Мстиславка нашел при мне бересту и Чуткий перстень. Все отобрал и немедля присвоил. Меня приказал в Глыбозеро везти, к тамошнему князю – в темнище сажать. Приставил ко мне ярыжку своего – Травеня, дабы охранял. Ну, я от Травеня того освободился и прилетел.
– Травеня похоронил? – поинтересовался я.
– Да не… – Семаргл пожал плечами. – Всего-то один раз ударил. В глаз. Очухается еще – парень-то крепкий, недаром дружинник.
– Чужие наблюдатели были?
– Нарочных соглядатев, навроде вранов, дивов или лошедев – не почуял, – ответил Берубой, подсаживаясь ближе к камину (он любил близость открытого пламени). – Местный леший подглядывал, это было. Ну да что он увидел? Ничего вопиющего: воришка Мстислав пословного человечка поймал и ограбил. Сие никому не любопытно.
– Отлично сработано, полковник. Ну, и как вам показалось – Мстиславка купился на идею? Решился он отбивать купецкий караван у конкурирующего бандита Рогволода?
– Сие легко проведать, хозяин. У Мстиславки теперь Чуткий перстень на пальце. Давайте поглядим…
Я кивнул и обернулся к «Витябьску». Запустил программу сканирования: на огромной настенной карте где-то на окраине Непроходим-леса вспыхнула и нервно замигала красная точка – мой приятель не спеша передвигался по лесной дороге к деревне Стожарова Хата. На вспомогательный монитор в нижнем ряду экранов удаленного наблюдения я вывел информацию, переданную через Вязь чутким датчиком, надетым на палец М.Бисерова:
ПРОГРАММА «ЧУТКИЙ ПЕРСТЕНЬ».
ОБЪЕКТ СКАНИРОВАНИЯ: Мстислав Лыкович.
Температура тела: +36,5. Кровяное давление: 110/70. Пульс: 90
Разъяренность: – 0,05 Ко-вар/сек
Либидо: + 2,3 Рыж-сонь/сек
НАСТРОЕНИЕ: энтузиазм.
ПСИХ. ФОН: растущая агрессивность
ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО НА УМЕ: коварный агрессивный замысел в фазе проработки плана действий с участием других людей в подчиненной роли.
Кажется, парень уже позабыл о заветах князя Всеволода насчет тесемки. На всякий случай я задал программе прямой вопрос:
– «Есть ли заинтересованность в поиске, в разыскивании людей?»
– МОТИВАЦИЯ ПОИСКА НЕ ОБНАРУЖЕНА, —
мгновенно отозвался Чуткий перстень.
– Йес, – тихо молвил я. – Он купился. Теперь конец Рогволоду.
С тихой радостью я наблюдал, как красная точка приближается к околице Стожаровой Хаты.
– Соедините меня с вилой Шнапс, – попросил я и нажал кнопку F1. Сразу на нескольких экранах просияло цветное изображение: высокие фронтоны расписных избушек, густые вишневые заросли – и на переднем плане внимательное личико ефрейтора Шнапс.
– Яволь, мой фюрер.
– Докладывайте.
– Объект в сопровождении двух дружинников проследовал на двор местной бобылихи Клухи, – звонко отрапортовала рыцарь Шнапс. – Оттуда через огороды направился к берегу реки Рдянки. По пути выкрикивал имена неких «Гнедана» и «Лито».
– Покажите объект.
Гигантский экран разделился на две части: слева по-прежнему моргали арийские глазки ефрейтора, а справа я разглядел – ха-ха! мой старый приятель и будущий супермен! Широкими шагами прыгает через грядки, попутно пиная какие-то патиссоны, вышибая мозги чучелам и насвистывая «1812 год» Чайковского.
– «Куда подевались мои подчиненные панки Гнедан и Лито?» – отчетливо пробухтело в динамиках недовольное бормотание Бисера. – «И где, йошкин кот, эта треклятая сауна с массажистками ?!»
– Он идет в местную баню, – пояснил серебристый голосок ефрейтора. – По приказу ответственного жреца-координатора, группенфюрера фон Кульбитца за баней уже установлено наблюдение силами вилы Зубровки. В бане в настоящий момент находится четырнадцать поселян, в частности – пастух Гнедан и слепец Лито.
– «Им пора купца мочить, а они, понимаешь, с массажистками парятся!» – вновь донесся глухой ропот Бисера.
– Видимо, в этой бане он и расскажет сообщникам о приближении алыберского купца. А также обсудит детали предстоящего нападения на княжича Рогволода, – пробормотал я. И вдруг – схватился за голову. – Шнапс! В этой сауне действует банник?
– Я полагаю, мой фюрер.
– Он… функционирует?
– У меня нет данных, мой фюрер. За баней следит вила Зубровка.
– Зубровку мне! На центральный экран! – взревел я, вдавливая кнопку F5. Монитор заволокло помехами – и вдруг вместо фарфорового личика Шнапс на полстены разверзлась жаркая медвежья пасть!
Я даже чуток отпрянул: к счастью, медведь быстро закрыл зубастую варежку. Откуда-то из груди зверя высунулась округлая женская рука… дернула застежку зиппера: взвизгнула стальная молния! Через миг из маскировочной медвежьей шкуры выглянуло серьезное, очень круглое и очень румяное лицо боевой троллицы.
– Це Зубровка. Слухаю, пан Штефан.
– Вы следите за баней? Как обстановка?
– Ну цо… у меня все добже. В бане два пана, дюжина дивчин и банник.
– Банник действует?
– Со страшной силой качает порнуху, пан Штефан. Там же девки голые, вот он и подглядывает. Все записывает – и тут же в Вязь передает.
Кошмар. Эта банная нечисть обгадит нам весь гаолян. Порушит все задумки. Сейчас в сауну припрется Бисер и начнет обсуждать с бандитами план грядущей операции – а банный сервер исправно все зарегистрирует и выставит видеозапись в свободный доступ для всех пользователей Всемирной Волшебной Вязи! Я даже знаю, кто из божков особенно заинтересуется этой информацией. Милый такой джентльмен в черном парике. Имя на букву «сэ» начинается. Нет, не Сильвестр Сталлоне. И не Стивен Сигал. Другой.
– Надо уничтожить сервер, – в отчаянии прошептал я и глотнул адской авокадовой гадости из бокала. Бр-р-р…
– До тысянца дьяблов, пан Штефан! – готовно рявкнула Зубровка, перекидывая на грудь сшестеренный ракетомет. – Ща я его урою.
– Стоять! – рявкнул я. – Даже не сомневаюсь, что ты, подруга, справишься. Однако действовать нужно тихо. Любой шум мгновенно привлечет внимание дяди Сварога. Твои ракеты вынесут баньку вместе с деревней. Шайссен! Даже вилу Шнапс нельзя привлекать – трескучий «шмайссер» не работает с глушителем. Как назло, в команде «Динамо» нет ни одного рейнджера, умеющего кончать банников без лишнего эха.
– Банники – очень пугливые твари, – заметил Берубой, задумчиво вертя в пальцах каминную кочергу. – Если банник заподозрит нападение, то немедля пошлет в Вязь визг переполоха. Нападать на домовых и прочих, как вы говорите, «серверов» общего пользования запрещено. Будет скандал. Все колдуны обидятся на нас, новый хозяин.
Я вздохнул. Все ясно: сервер надо мочить тихо. Был у меня один приятель-хакер по прозвищу «дядя BOFH» [50]: он работал в крупном столичном банке; изредка ему приходилось ненадолго вырубать тамошние серверы. Так вот: он учил именно мочить серверы – потихоньку выливать на них чашечку кофе. В результате неисправность можно списать на короткое замыкание.
Кажется, знаю, что делать. Нужно создать новую вилу – специально для заданий подобного рода. Маленькую, миленькую, не вызывающую подозрений. Вежливую, хрупкую, ранимую на вид. Немножко как бы больную. Немножко как бы недоразвитую. Почти прозрачную, но – жесткую внутри. Девочку-ниндзя.
И хмельной напиток вдохновения должен быть некрепким.
– Ракия, милочка! – Я нажал кнопку F4; в дверь просунулась изящная головка темноволосой секретарши в веночке из белоснежных горных ромашек. – Ракия, мне нужна моя индустриальная соковыжималка.
Черногорская козочка послушно кивнула – через мгновение посреди кабинета медленно раздвинулся пол – снизу, закрепленная на розовом гранитном постаменте, выползла огромная соковыжималка для производства боевых летучих вил. Берубой следил за моими действиями с напускным безразличием – но я видел, как нервно тискает он в пальцах кочергу. Видимо, семаргл впервые присутствовал при акте творчества.
Я подошел к раковине, тщательно вымыл руки. Осторожно подступил к блендеру, выдвинул разделочный столик. Вдох – и музыка началась.
Сначала в ушах невнятно и почти угрожающе рокотнули титанические басы барабанов-титибусятю. Дрогнул воздух, и покорно задрожали нежные язычки в бронзовых колокольчиках. Ласкаемые изнутри, колокольчики сладострастно вызвенели первую протяжную ноту «Танца падающих бумажных листьев» великого мастера Очибы Ноодори. Я схватил за ускользающий хвост невидимую восемнадцатую струну семнадцатиструнного кото и – жестко крутанув в розовеющем воздухе, будто юного угря метнул на разделочный столик… Невесть откуда в руку блеснул нож с широким лезвием: ча-ча-чах! серия кратких ударов превратила еще живого угря в заготовку для небывалого суши… Надо спешить: в соковыжималку, кружась и танцуя, полетели обрывки порнографической манги, созданной незабвенным Хокусаи на излете 86-го года его творческой жизни. Под стонущий аккомпанемент шакугачи, бешено стуча ножом и возбужденно всхлипывая, я превратил в пахучее крошево 360-страничный сборник детских комиксов о ласковой лунной девочке Луми, изнасилованной учителем гимнастики в чистеньком школьном подвале. Смахнул с разделочной доски в жерло комбайна-соковыжималки. Потом, осторожно разбив скорлупу розового новогоднего фонарика, вылил туда же холодный светящийся желток. Всыпал горсть белого риса, похожего на мелкий мраморный гравий. Уронил вялую веточку Aspergillus oryzae. Нажал кнопку.
Мягко, густо взревели ножи блендера. В стеклянном резервуаре, будто в лототроне, завертелись, брызгая в стекло прозрачным соком, розоватые кусочки месива. А над кратером соковыжималки заблестела, собираясь в легкий ураганчик, цветочная пыльца. Как туча золотистой мошкары…
Из крана в фарфоровую бутылочку-токкури звонко упало несколько прозрачных капель. Я сделал глоток. Не-ет. Это всего лишь койи: полуфабрикат, продукт начальной фазы ферментации риса. Не более девяти градусов. Поглядел на танцующий в воздухе пыльный смерчонок: так и есть. Это существо пока слишком похоже на ребенка.
Надо выждать. Выдержать четыре секунды. К исходу четвертой секунды у пыльцового облачка просветлело лицо, порозовели пальцы. Темные волосы начали завиваться в тощие косички. Уже не койи, но еще не конечный продукт. Уже не Дебюсси, но еще не хогаку. Уже не ребенок. Одиннадцать градусов – мото, вторая фаза ферментации риса.
Сдавив пальцами, выжал в жерло блендера каплю соевого соуса. Поймал в воздухе пару вертлявых бемолей, увивавшихся по воздушным волнам этого зыбкотекучего мира подобно перышкам пролетевшего юзуру – сумеречного журавля. Смешал со скользкими, бледно-пурпурными лепестками маринованного имбиря. Последние ингредиенты вдохновения – если они не сработают, не поможет уже ничто: новорожденная вила так и останется недоразвитой Мото-сан. Молчаливой бесполой карлицей – вроде шестилетней старушки Реико, завернувшейся в шерстяную шаль на известной картине Кишиды Рюсея.
Выждать еще секунду. Все.
Я привстал на цыпочки и снял ее с крышки соковыжималки. Осторожно поставил на пол, пригладил косички. Хм. На первый взгляд никак не дашь ей восемнадцать градусов. Максимум 15. Тем не менее это уже не мото. И не бледное, сладенькое винцо мирин – настоящая вила Саке.
Нежная узкобедрая ками, робкая богиня в чистенькой школьной униформе. Белые носочки до колен, намеренно подчеркивающие едва заметную кривизну ножек. Не девочка, а воздушный образ с последней, недописанной картины из знаменитого календарного сборника Иитсу Мандзи «37 обнаженных поэтесс» издания 1936 года. Щечки бледно-розовые, как снег на картинах из сборника того же автора под названием «52 вида на бомбостроительный завод в Токайдо». Она почти готова… остался последний штрих. Поспешно (пока форма еще горячая, пока не успела застыть пыльца) я протянул запачканные руки к личику Саке и – осторожно надавив мизинцами, пошире раздвинул темные щелочки глаз. Вот так совсем хорошо. Было уж больно экзотично.
– Ваша задача, Саке-сан, не просто замочить банного сервера по адресу ввв.залесье.властов.кня/стожхата/бани/парнуха.бан . Важно сделать это тихо, не возбуждая подозрений у мирового магического сообщества. Никто в целом мире не должен обратить на вас внимания. Это понятно?
Девочка потупилась, как бы разглаживая складочки на подоле юбки. Потом быстро поклонилась, и я услышал:
Тасогарэ
ниндзя о эндзитэ
хомэрарэну.[51]
– Вот и чудненько, – похвалил я. – Однако в следующий раз лучше по-русски. У вас имеется какое-нибудь оружие?
Вместо ответа маленькая вила повернулась боком, демонстрируя плотно набитый школьный ранец, висевший за спиной.
– В таком случае – dismissed! – жестко скомандовал я. Шлепая подошвами тупоносых туфелек, девочка послушно вышла из кабинета. Я посмотрел ей вослед и едва не прослезился. Все-таки я изверг: собственноручно отправляю на войну детишек. Но – великий вебмастер не показал своих чувств и сохранил внешнюю холодность. Кто-то любит саке подогретым. Я предпочитаю потреблять этот напиток льдисто-холодным – on the rocks. Такой уж у меня стиль общения с несовершеннолетними ниндзя.
– Пани Зубровка. – Я обернулся к центральному экрану, на котором по-прежнему виднелось щекастое лицо троллицы в медвежьем камуфляже. – Дайте нам, пожалуйста, вид на сауну.
Зубровка навела свою камеру на ветхое помывочное сооружение, торчавшее над рекой на подгнивших сваях. Из трубы валил дым; изо всех щелей наружу ломился пахучий парок. Внутри парились граждане.
И вдруг – на берегу показалась щуплая славянская девочка в бледно-голубеньком сарафане. Она вышла из кустов, волоча по песку неподъемную корзину с бельем. Во внешности забитого, неграмотного сельского ребенка, казалось, не было ничего примечательного. Темная косичка выбилась из-под платочка; босые ножки перемазаны засохшим илом. Блестяще. И все же… я нашел в новом имидже вилы Саке один вопиющий недостаток. Согласитесь, что наблюдательный человек может, в принципе, обратить внимание на ярко-желтый школьный ранец, болтавшийся на худенькой спине.
– Внимание! – прогудел в динамиках голос Зубровки. – Вижу объект «Мстислав». Он приближается к баньке, пан Штефан.
Сбоку в кадр вломился полуголый обормот в грязных штанах, оборванных практически по колено. Он ритмично двигал ногами, бодро матерился себе под нос и вздымал целые тучи песка, целеустремленно спеша к сауне. Чтобы не вызывать подозрений своей невежливостью, вила Саке поспешила поздороваться. Поправила платочек и поклонилась объекту:
– Полуденное солнце
согревает каждого…
Здравствуйте, дяденька.
– «Угу, девочка», – на бегу бросил Мстислав и, едва не сбив ребенка с ног, пронесся мимо – он спешил в баню. Видимо, мой друг уже услышал звонкий женский смех, доносившийся из маленького домика на сваях. Держу пари: в такую минуту он просто физически не мог обратить внимание на крошечное дитя в застиранном сарафанчике.
Простонали мостки и лесенки, ведущие над водой к порогу. Хрястнула дверь, неумышленно сорванная с петель. Загорелая спина Бисера скрылась в полутемных сенях. Ну вот и прибыл крестный отец местной мафии. Сейчас начнется заседание теневого бандитского кабинета.
– Вила Саке, вперед, – тихо скомандовал я. Девочка уронила корзину. Неторопливо нагнулась и, дернув зиппер, легким движением отстегнула неловкий подол сарафана – осталась в симпатичной голубенькой мини. Потом стащила со спины ранец, засунула в него руку… на песок посыпались цветные мелки, вкладыши от жвачек и плюшевые тамагоччи. Наконец дитя нашло то, что искало. Свою любимую игрушку. Тяжелые черные нунчаки.
Засунула за пазуху и неторопливо двинулась к домику» Я думал, она направляется к двери. Зачем? У девочки были сюрекены и небольшие титановые кастеты, при помощи коих она легко передвигалась по бревенчатым стенам. Вскоре маленькая попка, сверкнув белоснежными трусиками, исчезла в узеньком окошке под самой крышей.
Я нервничал ровно пять минут. За это время в сауне, казалось, ничего не изменилось: по-прежнему визжали девки, хлестали веники и содрогались от топота деревянные мосты. Но я-то знал, что внутри работает вила. И волновался.
Напрасно волновался. Вскоре в чердачном окошке появилось спокойное детское лицо в платочке. Потом вывалился, разматываясь по стене, моток черной капроновой веревки. Ребенок полез наружу: я заметил, что хладнокровное дитя тащит за собой какое-то драное, пыльное и бурое одеяло, сплошь истыканное искристыми звездочками сюрекенов. Впрочем, это не одеяло – это мохнатый бесчувственный банник. Он волочился следом за Саке, оставляя по дощатым мосткам белесый след колючего инея. Маленькая вила подтащила его к краю помоста и, тяжело перекинув через перила, уронила в воду.