– Ты – настоящая профессионалка! – сказал я, удивляясь жуткой силе ведьминых чар.

– Ха! Исто ведь загубила княжича, навья дочка! – радостно подхватил Лито. Он слегка поддел княжича топорищем – и все услышали, как мертвяк слабо простонал.

– Мяукает, – ужаснулся я и зачем-то отступил на шаг.

– Ясное кино, мяукает! – огрызнулась девчонка. – Твое счастье, что не рычит! Крепкая у парня психика – долго не отключался. Измучилась с ним – на месяц вперед наколдовалась. Меду хочу!

– Га! – икнул Гнедан и склонился над туловищем. – Живый! Живый, гад, – беспамятен, однако. Ну то ничего: наш будет княжич! – добавил он, обнажая долгое лезво меча.

– А мой – поясок! – Метанка как-то медленно соскользнула с ветки и приземлилась в траву. – Меду хочу, – донеслось из травы. – Серьезно.

– Мед будет в пятницу, – озабоченно пообещал я и, отодвинув Гнедана, бросил взгляд на оживающего Рогволода. Моя рука сама собой углубилась в складки плаща, наполовину скрывавшего тело. У левого бедра нащупалось что-то узкое и тяжелое. Секунда – и я выпрямился, держа в руках неожиданно длинный и тяжелый меч в замшелых ножнах…

– Стоп-стоп! Не вздумай вынимать его из ножен! – Метанка вдруг вскочила и повисла у меня на руке. – Ты что, озверел? Это же алыберский меч! Рогволод его на ладье взял, у купца отобрал!

– Ну и что теперь? – Я ласково стряхнул Метанку с плеча. Пальцы легли на холодную витую рукоять…

– А-а!!! – взвизгнула Метанка и прыгнула на шею – с необъяснимой силой отдирая кольчужные рукавицы от меча. – Брось! Брось его, говорю! – заорала она, пытаясь укусить меня в щеку. К счастью, Гнедан и Лито подоспели вовремя – оторвали ведьму и усадили обратно в травку.

– Это ж меч алыберских царей, кретины! – не унималась из травы разъяренная полуденица, отбиваясь от Гнедановых рук. – Он же страшный, жуткий! Он огнем жжет! Любое волшебство на корню выжигает! Пучинный меч, от страшного Неделимого бога! Не трожь его, идиот, – хуже будет!

Я замер, разглядывая потемневшую рукоять – такую толстую, что мои пальцы не охватывали ее полностью. По перекладине вилась серебряная проволока – какие-то кактусовые листья… А прямо по центру мягко блестел золотой крест с троичными концами, похожими на венчики лилий.

– Слышь, Славко! – Я почувствовал, как Лито дергает за локоть. – И верно, брось ты этот меч! Похоже, Метанка не врет… Больно опасное оружье – наши божки не любят такое… Алыберский-то Бог сильнее наших истуканов – а потому и меч подобный много непорядка натворить может… Не пойму даже, откуда он у купца завзялся? Страшная вещь, сильная…

– Ой, мне уже тошно! – захныкала девчонка в траве. – От него жар идет, у меня голова раскалывается! Отдавайте поясок – и пустите меня домой! Я тут больше не могу…

Ведьме, и верно, приходилось туго – много сил потратила на княжича, а теперь еще этот меч! Гнедан поставил ее на ноги – пошатываясь, Метанка молча пошла куда-то прочь. Даже про поясок позабыла.

– Меда хочу… – донеслось из-за дуба. А потом все: только легкое фырканье, словно ночная птица порхнула. Подождав, пока птица улетит, Гнедан решительно шагнул к распростертому княжичу.

– Поспешать надо! – глухо сказал он, берясь обеими руками за рукоять меча. – Ненарок Рогволодовы холопи сюда забредут.

Словно подтверждая правильность этого предположения, откуда-то с реки донесся слабый переливчатый звон – голос боевого рога. Гнедан мимолетно прислушался – и кивнул шевелюрной головой:

– Уже рог слышно – уж не ищут ли Посвиста? Живей покончим княжича, а меч алыберский в болотной мочваре схороним.

– Только поглубже зарыть, дабы Стожар не проведал, – встревожился Лито. – А то гневать будет! Страх какой: пучинный меч алыберский близу самого святилища Стожарова схоронен! Коли проведает Стожар, смертью нас покарает!

– Минутку! – Я вдруг задумался. – Стожар, стало быть, готов убить всякого, кто завалится к нему в гости с этим мечом?

– Заразит на месте, насмерть! – выдохнул Лито.

Зачем тогда нам тратить силы и нервы? Зачем убивать Рогволода, если это с успехом проделает Стожар – едва узнает, что именно Рогволод затащил на его, Стожарову, территорию страшный иноземный инструмент!

– Отбой! – сказал я Гнедану, который сосредоточенно примерялся, как бы ловчее отрубить вражью голову. – Побоись греха, рыжий нехристь!

Гнедан тупо заморгал ресницами, будто не знал, что такое грех. Я объяснил: не стоит марать руки княжьей кровью. Если божки пронюхают, у нас возникнут проблемы… Начнется следствие, возбудят дело по факту убийства… Кому это нужно?

– А… далеко ли до Стожарова чтища? – спросил я и почувствовал, как в голове жирными гроздьями вызревает хитрость. Узнав, что до капища не более получаса гребли по реке, я решил, наконец, проявить себя как начальник:

– Короче, так: слушай мою команду. Гнедан! Бери княжича на плечи и начинай медленно двигаться в направлении Стожарова святилища. Приказов не обсуждать! Лито!

– Ну?

– Не «ну», а «слушаюсь, товарищ прапорщик». Пойдешь последним и будешь прикрывать с воздуха.

Уверенно размахивая алыберским мечом (в ножнах, разумеется), я повернул обратно – туда, где осталась лодка. "Я назову нашу лодку «Стремительный». Или нет – «Незримый», – подумал я. И вздохнул: а меда, и правда, хочется.

– А вот, братки, меду бы сейчас, а? – обернулся я к Гнедану, тащившему на плечах сонного пленника.

– Угу, – ответил Гнедан слегка озадаченно. Мне показалось, что на самом деле Гнедан не хотел меда – ему и без меда было чем заняться. Он тащил княжича. Это упражнение очень полезно для накачивания правильных мышц на груди, на бедрах и в области поясницы. Я бы и сам понакачивал, но у меня уже была тяжелая кольчуга, которая, между прочим, ничуть не облегчала движений. Я понял это на пятнадцатой минуте продирания через лесной бурелом – тело начинало постанывать. К счастью, «Незримый» уже маячил в прибрежных кустиках, и, доверив весла рядовому Лито, я растянулся на мокром дне лодочки, глядя на проплывавшие вверху древесные верхушки, склоненные к воде.

«Незримый» все-таки развалился. Он долго потрескивал, намекая на то, что четверым экипированным бандитам должно быть тесно в двухместном челноке, но бандиты надеялись на лучшее. Ничего страшного не произошло: лодка перевернулась возле самого берега и никто не утонул. Даже княжич Рогволод, хотя он и был без памяти и в этом состоянии никак не хотел плыть самостоятельно. (В скобках замечу, что в качестве спасательного жилета пятикилограммовая кольчуга не работает и даже немного потягивает ко дну.) По счастью, мы уже радикально приблизились к Стожаровому святилищу – от воды поднимался крутой холм, вершина которого была симметрично замаскирована соснами. Среди этих-то сосен и фигурировало божественное жилище.

Говорят, днем над лесом маячили столбы – разные тотемы и сторожевые вышки. К сожалению, я выбрал для посещения чтища темное время суток и не мог насладиться панорамой. Луна выжидательно косилась поверх облачных завихрений, а птички то и дело дурными голосами выкрикивали из темноты что-то неприветливое. Одним словом. Стожар выбрал для загородного дома весьма романтичный уголок страны.

Мои подчиненные уже успели постигнуть всю низменную глубину моего плана – Гнедан с явным восхищением глянул на меня и, довольный, потащил тело княжича туда, где начиналась запретная зона Стожарова святилища. При этом он возбужденно насвистывал нечто удивительно похожее на Гимн Советского Союза.

– Вон зришь ли ручей, где кобылы? Эво Стожарова межа. Како ручей перейти, будя уже к нему в гости, – объяснял Лито. Будучи по натуре трусоват, слепой эльф тоже радовался, что Рогволода не придется убивать саморучно.

Я обернулся к ручью и увидел двух лошадей – они были белые и толстые. Где-то уже видел таких животных… Я вспомнил обнаженную кавалеристочку, приглашавшую к себе на вечеринку. Ее звали Стозванкой… Надо зайти к девочке в гости – после разборки с княжичем. Я вгляделся в темневшие на вершине холма лесные массивы – два-три неловких голубых огонька прогуливались там, вдалеке, между деревьями… На душе стало как-то тихо и… покойно. Даже слишком. Расслабив ноги, чтоб не содрогались колени, я горячо понадеялся, что Стожар в случае чего будет со мной не так строг. Все-таки мы – стожаричи, его фамильное племя, родные избиратели, так сказать.

Пока я размышлял, мы успели перешагнуть ручей и вторглись на территорию чтища. Гнедан аккуратно положил тело Рогволода на землю – и, переводя дыхание, залюбовался могучей красотой поверженного воина.

– Ну и мерзкий козлище! – сказал он удовлетворенно и закинул голову к ночному небу, изучая расположение светил. – Погода уже к полуночи пошла! Скоро и Стожар сюда поспеет – он завсегда к полуночи домой ворочается.

– На этот раз дома его ожидает сюрприз, – улыбнулся я. – В гости к нему завалился пьяный княжич Рогволод собственной персоной, да еще и с лазерно-радиоактивным алыберским мечом в руках! Что за неожиданность! Какой пассаж!

По-прежнему улыбаясь, я приблизился к Рогволоду и склонился над ним, дабы пристегнуть к поясу княжича пресловутый меч. Разогнуться я не успел.

Что-то неумолимо жесткое ударило снизу вверх в живот! – я удивился, что не чувствую боли – но уже понял, что княжич Рогволод смотрит на меня сквозь полуприкрытые веки! А тут и боль, как поток раскаленного стекла, вспорола брюхо… Княжич ударил снизу тяжелым сапогом, вырывая у меня из рук алыберский меч в ножнах, – сквозь болезненный сполох в мозгу я осознал, что медленно перелетаю через тело Рогволода и приземляюсь на собственную голову.

На какое-то время я уснул. А вот княжич Рогволод не спал – он уже все увидел, все понял. Да, это они – подлые ободранцы, тусующиеся вокруг гниющего в изгнании князя Всеволода. Литка, слепой наркоман с улыбкой дегенерата, рыжий громила Гнедан – и сам сероглазый прелестник Мстиславушка, амбициозный рабич, отбивающий у меня купецкие караваны… Как легко и приятно я поддел его сапогом!

В тот миг Рогволод был по-своему красив. Я бы немедленно писал с него врубелевского демона – или нет, ангела мести. Р-раз – скрипнув дорогим доспехом, княжич пружинисто вскочил на ноги… Гнедан успел дернуться в сторону, но тяжелая рукавица настигла его – удар пришелся в скулу – и рыжий панк, закидывая голову, обрушился в траву.

Не отвлекаясь более на Гнедана, фигура в доспехах с кратким взвизгом стали развернулась в сторону Лито. Теперь Рогволод перемещался довольно медленно – наклонив голову и медвежно покачивая руками. Он надвигался как советский танк на Бельгию – сквозь легкую желтизну в глазах я видел все это и трепетно пожалел молодого и красивого Лито.

Ха! – вжжжжих! Голубовато прогудел по воздуху эльфийский топор, и бронированный медведь удивленно отпрянул. Золотистый высвет желтой луны плеснул по зеленой тоге слепого воителя – вжжжих!, вжжжих! – свирепо наяривал топор из стороны в сторону, и шаг за шагом тонкая фигура эльфа теснила советский танк – Бельгия с честью встретила бронированную угрозу с Востока.

Я так обрадовался за Лито, чти отыскал в организме силы приподняться над землей. Увы: радость была недолгой. С непостижимой скоростью, никак не вязавшейся с имиджем медведя, Рогволод припал к земле и скользнул под зарвавшегося эльфа – Лито кратко вздохнул и согнулся пополам, необратимо теряя любимый топор. Мне стало любопытно. Впрочем, я уже примирился с фактом, что каждый встречный в этой варварской стране носил под доспехами черный пояс мастера айкидо. Это замечательно. Это высокий уровень физического воспитания масс. Жаль только, что лично у меня такого пояса не было.

Когда переломанные конечности Лито исчезли в высокой траве, я невольно напрягся и тяжело поднялся на ноги. Оставалось надеяться на превосходство боевых искусств будущего. Грамотно распределив вес тела и акцентированно заблокировав корпус в одну линию с бедрами, я приготовился к битве по канонам уличного карате. Напрасно. Презрительно перешагнув через попискивавшего эльфа и на ходу пристегивая к поясу алыберский меч, Рогволод отвернулся и накренился прочь – вон из святилища! Кажется, он понял, что со Стожаром ему лучше не встречаться.

Рогволод просто уходил. Никто не нападал на него – и он отправился домой. Зачем ему глупые ребята с топорами в привычных руках, когда дома есть теплое кресло и чашечка ячменного кофе? Я почувствовал, что не в силах бежать за ним следом. Оставался один способ задержать княжича в святилище – вызвать огонь на себя!

– Ты куда, прохожий? – торопливо спросил я, предусмотрительно сохраняя боевую позу. – Э-эй, прохожий! Закурить не найдется?

Рогволод приостановился, слегка сдвинул голову в профиль – но тут же снова двинулся прочь.

– А в глаз? – поинтересовался я. – Слышь, ты, интеллигент плоскостопый! Куда побежал? А ну – стоять!

Тихо в ночном лесу – только хрипы избитых товарищей да шорох удаляющихся шагов. Очевидно, на такого рода оскорбления парень не реагировал. Пришлось напрячь словарный запас архаизмов.

– Эй, угнетатель! Барчук! Контра буржуйная! Поди сюда, я тебе покажу, за что Рылеев в сибирских рудах сидел! Я тебе припомню товарища Баумана! Гнида помещичья!

Бесполезно. Погружение в историю продолжалось.

– Ах ты, подлый враг, собака ты. Турецкий царь! Змей подколодный, поганое разбоищще! – Рогволод существенно замедлил шаг – заклинания начинали действовать, и я повысил тон. – Пнуть тебя в висок, чтоб посыпался песок! Выходи на честный бой!

И тут меня осенило: я вспомнил волшебное слово. Скрестив руки на груди, я прищурился – и спокойно добавил:

– Мерин непарнокопытный. Вот ты кто.

Через секунду расстояние между нами сократилось вдвое. Мелко перебирая полусогнутыми, стальной советский медведь ужасающе приближался. Я ощутил себя маленькой скромной Японией, которая, конечно, хотела бы заполучить Курильские острова – но в принципе не настаивает. Японский менталитет нарастал в сознании по мере приближения княжича. «Банзай! Камикадзе! Хиросима… – бормотал я про себя. – Харакири…».

Я встретил Рогволода прямым ударом правой ноги в корпус. К сожалению, позабыл про тяжелую кольчугу, облегавшую мои бедра чуть не до колен. Поднять мощную конечность оказалось сложнее, чем я думал. Ловкой подсечкой Рогволод помог мне поскользнуться, и Япония познала горечь поражения.

Я успел увернуться от добивающего удара сапогом – и взял низкий старт. Отрываясь от железного преследователя, в три прыжка преодолел череду поваленных бревен, прогнивший пенек и невысокий частокол из заостренных прутьев (я взял барьер мастерски, как учили в школе на уроке физкультуры). Сосны расступились, и я на пятой скорости влетел в настоящий город: черные силуэты высоких столбов с грубо вырезанными мордами идолов, какие-то колышки, понатыканные вокруг и обвязанные тряпками…

– Ну, здравствуй, извращенец, – сказал я вполголоса и обернулся. Я почувствовал, как босые подошвы моих ног греет земля языческого чтища – я был стожарич, и я был у себя дома.

Княжич этого не понял. Не принял во внимание. Просто с лету неловко двинул правым плечом, после чего так же неловко разогнулся металлический сустав локтя – и тяжкий кулак водвинулся мне в живот (уже знакомый читателю). Рыжая кипучая боль брызнула из горла к глазам, и мне стало обидно. Досадно стало, насколько я помню.

Впрочем, я плохо помню. Рогволод так смешно дергался, размахивая кулаками, что у меня даже в боку заболело. Потом заболело в левом плече, заныло бедро и вскоре – коленка. От смеха перехватило дыхание – когда один из ударов пришелся в грудь в том месте, где на кольчуге имелась дырка.

Надо заметить, мои восточные навыки сразу отошли на второй план. Я быстро понял, что удар железной рукавицы не наносит особенного вреда, если встречать его корпусом немного вскользь, по касательной. С другой стороны, на каждое атакующее движение тратилось ужасно много энергии – пятикилограммовыми рукавицами много не помахаешь. Вобрав голову в плечи и закрывая лицо от мелькавшего мимо железа, я позволил Рогволоду погреметь о мое тело кулачищами. Когда княжич немного устал, я просто быстро обнял его за плечи и в ту же секунду ударил головой в аристократическое лицо (по счастью, Рогволод, как и я, не носил шлема). Это подлый удар, тут я согласен. Так дерутся грязные кавказцы на московских рынках.

Медвежья туша слегка обмякла, а черты Рогволодова лица заметно исказились – не столько от гнева, сколько от постороннего воздействия. Мотанув ушибленным лицом, княжич дернулся и разорвал мои объятия. Осознав, что пора пускать в дело последние доводы королей, тяжелую артиллерию и установки залпового огня, он нетвердо отшагнул назад и… нащупал на поясе рукоять алыберского меча. Я не успел даже вскрикнуть – Рогволод тихо рыкнул, облизал окровавленные усы и… грациозно вытянул из ножен страшное лезвие.

Да. Вот где начался цирк. Мне это лезвие показалось пучком ярко-оранжевых электродов – вместо оружия в ножнах был настоящий факел, который вспыхнул так ярко, что ослепленный Рогволод выронил пламенеющий клинок на землю. Словно кто-то с размаху плеснул оземь тяжелый и жирный комок возгоревшейся нефти – и плазма тут же расплескалась вокруг, желтым и жидким оловом забрызгивая наши штаны, кольчуги и древесные стволы поблизости… Электрическое облако колких искр зрелищно колыхнулось к небу, наполняя мрак миллионом алых разрядов, и я уже не видел княжича, а он – меня. Я никогда не видел, как взрываются бензоколонки – но Стожарово святилище рвануло, наверное, ничуть не хуже.

Отцы родные, сколько там было пламени! Забавное множество. Сосновые деревца с готовностью занялись, и сверху посыпалась черная проволока обугленной хвои. На какое-то мгновение я вновь обнаружил княжича – он валялся на коленях в желто-дымной луже горящей травы и обеими руками сбивал огонь со своих распущенных темных волос. Вот почему умные люди всегда носят каску! Или на худой конец фуражку.

Прикрывая глаза рукавицей, я нырнул поближе к Рогволоду – ив самый раз: огромная прогоревшая ветка приземлилась сверху туда, где я находился накануне. Мимо приземлилась – а это хорошая примета: могла бы и по черепу.

Рогволод, разумеется, попытался бежать – выпрыгнув из вихреватого огневого марева, темной обугленной тенью мелькнул мимо меня – но вдруг поскользнулся и покатился по тлеющей траве. Я увидел Гнедана, который навалился на него сверху, заламывая руки за спину… Гнеданова рубаха конкретно курчавилась по подолу суетливыми язычками пламени…

– Тщетно бежать тебе, Рогволод! – долетел до меня голос Лито. – Или ты позабыл, что из святилища Стожарова нет выхода никому, кроме кровного стожарича! Отпусти его. Гнедка! Все равно никуда не сбежит теперь! Он – сребрянин, а не стожарич! Откуда ему знать Стожаровы потайные выходы?

– Ах ты, поджигатель! – Осторожно прыгая по горящей траве, я приблизился. – Ну погоди: сейчас Стожар вернется с работы, он тебе оторвет выступающие части тела… Смирись с тяжкой участью, меринок ты мой непарнокопытный! Это – конец твоей карьеры! (Рядом рухнул еще один обугленный ствол, словно подчеркивая значимость моих слов.) А нам с ребятами пора бежать. У нас срочные дела – ты уж извини.

Святилище разгоралось не на шутку, и я торопился.

– Бери мое злато, Мстислав! Девок бери! Забирай воев моих! – внезапно прохрипел княжич, пытаясь молебно вцепиться в мою рубаху. – Изведи меня отсель! Ты – стожарич! Ты пути знаешь! Я все прощу!

Вот нахал, а? Он мне все простит! Это я, стало быть, перед ним виноват! Это я отбивал купеческие караваны и резал девушкам косы, это я его бил, живого человека, сапогами в живот? Я так расчувствовался, что влепил княжичу отеческий подзатыльник. Что-то жгуче укусило меня за ногу, и я убрал босую подошву с горящей головешки. Рядом с треском развалился выгоревший пень, и я вдруг вздрогнул: а ведь княжич-то дело говорит! Зачем губить его, когда можно…

– Ладно, так и быть: я тебя прощаю, – поспешно сказал я, кашляя от дыма и поминутно теряя княжича из виду за волнами едкой гари. – Я выведу тебя при одном условии… Ты теперь будешь мой раб, а я – волен!

К счастью, я успел отпрыгнуть – детское личико княжича вдруг перекосилось: тонкие усики задрожали, черные глаза глянули озверело – и стальные пальцы, умоляюще стискивавшие подол моей рваной рубахи, жестко метнулись от подола к моему горлу.

– А, ну тогда прощай! – весело сказал я, отбегая в сторону и стряхивая с волос пепел. – Я пошел: меня девушка ждет.

Из-за огненной завесы раздалось подземное рычание – это плакал малолетний княжич. Наконец, рычание превратилось в стон, и я услышал сквозь гул пожара:

– Добро же, Мстиславе! Твоя теперь удаль… Бери меня в рабы!..

С зубовным скрежетом переломился в основании выгоревший изнутри пламенеющий тотем с одноруким идолом на верхушке – и, разделяя небо багровой чертой, рухнул в стонущую траву между нами. Тут же, словно по команде, выступили, прихрамывая, из-за огненных сосен две мощные фигуры свидетелей – Лито и Гнедан. Я улыбнулся, но княжич не видел моего триумфа: искры от низвергнутого кумира потонули в красно-коричневом дыме, и улыбки уже не было на моем закопченном лице. Я был серьезен:

– Клянись Стожаровым именем, что будешь мне рабом до гроба! Клянись своими профессиональными божками, что исполнишь всякую мою волю! И еще – клянись своими гениталиями, что никому не расскажешь про то, что я – твой повелитель, никогда не раскроешь тайны нашего уговора!

И трижды поклялся рыдающий княжич.

И я приступил к исполнению служебных обязанностей в новой должности. Стащив через голову бомжовую рубаху, которая уже тихо горела в двух или трех местах, я бросил дымящийся комок ткани в огонь. Желтые искорки зажглись на кольцах рваной кольчуги, и я властно скрестил руки на груди – не столько из самомнения, сколько из желания прикрыть прореху.

– Лито и Гнедан! Берите Рогволода под белы ручки и тащите вон из чтища. Парню нужно прийти в себя на свежем воздухе. Вы проводите его до самого Уступья и останетесь временно там, при дворе. Господина Лито я назначаю госсекретарем. – Увернувшись от очередной головни, выстрелившей из полыхавшего пня, я продолжил свою мысль: – Ты, Рогволод, в мое отсутствие будешь подчиняться его приказам. Понял?

Мой начальственный взгляд наткнулся вдруг на важную деталь – всеми забытый, на выгоревшей дотла полянке лежал… алыберский меч. Пламя уже отползло к вершине холма – а он лежал теперь как ни в чем не бывало… Только лезвие тихо лучилось белым и золотым. Кажется, оно уже остыло – стараясь не оценивать собственные действия, я нагнулся и с третьей попытки вонзил его обратно в ножны. Минута – и я уже протягивал тяжелый инструмент Гнедану.

– Надо убрать эту жуткую феньку отсюда подальше! – сказал я. – Ты хотел зарыть его в болоте – сделай такое одолжение. Только… место запомни. На всякий случай. Все – трогайтесь к выходу.

– А ты не ступаешь ли с нами? – удивился Лито, вцепляясь в плечо шатающегося княжича. – Почто тебе здесь? Часом вращается Стожар – а в чтище-то разгонь, полымя пучинное! Гневу прибудет! Под жаркую руку подвернешься!

– Я задержусь буквально на минутку. У меня важная встреча, – доверительно сообщил я госсекретарю, поворачиваясь в ту сторону, куда убежали от огня и шума толстые белые лошади. До полуночи еще минут десять… Узнать бы только, где тут прячется милая амазоночка с сиреневыми глазами – и сразу домой.

– Поспешай же, Славко! – прикрикнул мне вслед Гнедан. – Не попадись Стожару! Добро, ждем тебя в Опорье!

– Чао! – улыбнулся я и, перепрыгнув через очередной частокол, поспешил меж гудящих от пламени сосен в глубь святилища, к вершине холма.

Стожар устроил тут себе что-то вроде детской игровой площадки. Повсюду имелись забавные заборчики и арки, срубленные из толстых бревен, смолисто тронутых гарью – а между арок пугливо толпились белые лошади с дымящимися хвостами и гривами. Десятки грязных перетрусивших животных: их вытаращенные глаза уже не фиксировали ничего, кроме зарева ползущего снизу пожара, опоясавшего холм. Копытные хрипели, кусали соседей за раздувшиеся шеи и потные крупы, абсолютно не замечая самого главного – то есть меня, разумеется.

К сожалению, звери были без седоков. Напрягая хрусталики, я выискивал, не мелькнет ли поверх вздрагивающих спин легкий контур амазонки. Тщетно. Обнаженная кавалеристка пряталась, очевидно, где-то среди арок. Хищно улыбнувшись, я нырнул в темные проулки лабиринта – и тут же встретил ее.

То есть, конечно, не девушку. Ее – это собачонку. Мерзкая плешивая шавка мотнулась ко мне и, погано тявкнув раза три, вцепилась игольчатой челюстью в икру… Весила она килограмма два и существенно затрудняла передвижение ног. А потом, согласитесь, неприятно, когда вас кусает незнакомая собака, да притом еще висит на ноге, как печеночный сосальщик. Я не поручусь, что она чистит зубы по утрам. Омерзительно сморщившись, я стряхнул ее и легким движением ноги отослал в дальний конец коридора – туда, где уже приветливо гудело пламя, пожиравшее перекрытия арок.

Этот эпизод ничуть не укрепил во мне супермена. Бегло размазав по ноге кровь, выступившую из крошечных ранок на икре, я тряхнул мозгами, разгоняя всякие мысли. К счастью, впереди проявился сквозь дым ломкий фасад какого-то сарайчика – и я ожил. Моя обнаженная любовь ждала меня в уютном шалаше, и я спешил.

Ну вот я и дома. Сорвав тряпки, прикрывавшие вход в шатер, я перешагнул знакомый порог – и огромные белые крылья любви., донесшие меня к тебе, звезда моя, сквозь пожар и мордобой, трепетно сложились на могучей спине. Подниму ли тяжкий свой взгляд, чтобы увидеть утро твоего очарования, моя прелестная валькирия? Просияют ли радостью глаза воина, пришедшего за данью ласки и сладости?

Уже готовые просиять, глаза воина вперились в морщинистое и волосатое, как теннисный мяч, лицо одноглазой старухи, по-новогоднему подсвеченное снизу пламенем лучины. Бабулька мило ощерилась и, продолжая неподвижно улыбаться, на четвереньках поползла ко мне из темного угла. Она просто хотела поприветствовать молодого гостя – а коричневатые зубы оскалились как бы сами собой, от радости, то есть неумышленно.

– Пардон! Э-э… Не туда попал! – выдохнул я, отшатнувшись, – и, поспешно загородив вход каким-то бревном, разжал зубы и расслабил мышцы на лице. – Пожалуй, я пойду. Да-да: мне пора.

Как назло, в десяти метрах возник второй шалашик – чуть поболе старушкиного. И обогнуть его было попросту невозможно.

– Тук-тук, – вежливо постучал я, морально готовясь к наихудшему. – Откройте, бабушка, я вам пенсию принес.

Внутри сидела, сложив ноги по-турецки, совершенно голенькая девочка лет десяти и прижимала к груди пухлый тряпичный сверток. Мне понравилось, что девчонка была чернокожей – и это понятно: копоть от лучины, защепленной в свисавшую из-под купола цепь, лезла в глаза и мешала рассудочно мыслить.

– Могу я видеть скульптора Петрушевского? – спросил я первое, что попалось на язык. Честно говоря, мысли в голове слегка замерли от радости: не каждый день увидишь голую негритяночку – в сосновом лесу, да в ясный подмосковный вечер. Не дожидаясь ответа, я нетактично выскочил из хижины.

Пульс заметно участился: ночное небо совсем рассвело из-за пламени, и полночь явно была уже где-то поблизости – а любимой девушки все не виднелось. Я решился на последнее усилие ради торжества нашей любви.

– Скажите, а тут не пробегала моя двоюродная кузина: на лошади, полненькая такая и с косой? – бодро поинтересовался я, с лету засовывая голову обратно в шалаш. Лучинка уже погасла, и вместо девочки посреди шатра белесо светлел во мраке маленький молочный жеребенок. Он весело блеснул на меня человечьими глазами и общительно фыркнул что-то в ответ.

Я не понял, но переспрашивать не стал. Единственно из врожденной вежливости. Да ну ее, эту кузину! Удовлетворенно кивнув и, кажется, заверив жеребенка, что вернусь через минутку, я целеустремленно сдвинул брови и решительно двинулся прочь из святилища, пока крышка на черепе не обвалилась окончательно. Я в своем роде бизнесмен и не могу ждать, если девушка опаздывает на деловое свидание.

Любопытный феномен: повернувшись к шатрам спиной, я деловито спускался по узкой ступенчатой тропке меж двух прогнивших заборов, перепрыгивал через кучу холодных валунов, сложенных на манер каменной скамейки, поворачивал направо-и… опять выходил к шалашику с негритянками и жеребцами. Абзац.

Ничуть не поссорившись с самим собой по этому поводу, я вторично поворачивался спиной, терпеливо спускался вдоль забора к камням, сворачивал налево – и через минуту проклятый сарай вновь появлялся прямо по курсу.

Тихо порицая себя за то, что дал жеребенку клятву вернуться через минутку, я стал размышлять. Одно из двух: либо все шатры в святилище строились по типовому проекту, либо… либо я заблудился, как Алиса в Стране Дураков. Куда бы я ни двигался, непременно возникал в итоге у палаточного городка – наконец, опустившись возле шалашика на траву и устало прикрыв глаза, я все понял.

Я не мог выйти из чтища. Я не был стожаричем. Я был москвич, жаба меня уешь.

Тут как раз наступила полночь. И началось настоящее шоу. Представьте себе такую предельно голливудскую тучу – сине-багровую, с прожилками молний – она, разумеется, движется на зрителя. Представили? Гут. А теперь вообразите не одну такую тучку, а целый грозовой фронт, трепетно-лиловый на черном небесном фоне, оранжево распухающий изнутри – совсем как в мультфильмах Диснея. Получилось? Нет-нет, погуще краски! Вот так. Давайте подсветим всю эту громаду божественного гнева алыми сполохами – чуть-чуть снизу, о'кей? Итак – разбухшие тучные груды задавливают небо – и… обрываются вниз ливнем! Чувствуете, как это нравится зрителю! Зритель просто тащится лицом по мокрой травке, загребая руками мусор и задыхаясь от восторга. Не останавливайте камеру! Ничего, что герою плохо и даже как будто дурно – зато какая сцена удалась!

Тучки врезали по пожару тугим и плотным дождем, пахнувшим электричеством. Дистиллированная вода гремуче упала с небес, ударила по ломким спичкам горящих сосен, расшвыряла по скользкой глине лошадей и расплющила в песок шатры и сарайчики. Вот. А потом кино закончилось. Стало по-ночному черно и сыро; притихло жалобное ржание, и герой, оторвав гудящий затылок от бетонного основания каменной лавочки, философски улыбнулся.